Текст книги "Юнона (СИ)"

Автор книги: Виктория Воробьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Юнона, подумала она, и сразу увидела ее – крошечное колесико, забавную конструкцию тягучего цветовкуса – слитые вместе титан, алюминий, молибден и хром, сияние множества разноцветных огней на теневой стороне, привкус льда, привкус железа, привкус цезия… множество оттенков вкуса. Ей казалось, что она видит Юнону со всех сторон и насквозь, чувствует ее изнутри пальцами, миллионами пальцев, слышит наполняющие ее колебания – звуки, вибрацию, игру электромагнитных полей, и этого знания, и этих ощущений было так много, что она переполнилась ими, захлебнулась в них, рванулась прочь – и снова оказалась в темноте и тишине, между двух сомкнутых ладоней.

Нэлл пришла в себя от долгого звяканья в ухе. Кто-то вызывал ее, кто-то очень настойчивый. Она надела виртуальный шлем, скосила глаза в левый нижний угол зрительного поля. Половина десятого утра! Ни фига себе!

– Да, – хриплым со сна голосом ответила она.

– Нэлли? – воскликнул Том. – Ты как – в порядке?

– Мм.. Вроде бы, – она осторожно потрогала пальцами затылок, но углеродной антенны, к большому своему удивлению, не обнаружила.

– Я уже полчаса не могу до тебя дозвониться. Даже визор включал посмотреть, как ты.

– И как я?

– Опять всю ночь работала?

– А черт меня знает, – уклончиво ответила она. – Я не следила за временем. Подождешь немного? Я быстро.

Она выбралась из ложемента и потянулась всем телом, выгнув спину. Туалет, душ, почистить зубы. К Линде на осмотр она опоздала, ну и ладно. Ничего не случится, если она пропустит денек. Она быстро пригладила расческой волосы – и над левым ухом нащупала небольшую, не больше отпечатка пальца, болезненную припухлость.

– Так-так, – пробормотала она, осторожно ощупывая это место пальцами. – Так-так.

Дотрагиваться до припухлости было неприятно – даже несильное нажатие отзывалось головокружением и тошнотой. Нэлл покрутилась перед зеркалом, приподняла волосы – но не увидела ничего похожего на углеродную антенну. Кожа в этом месте казалась нетронутой.

Она услышала звук закрываемой двери, легкие шаги – и, торопливо пригладив руками волосы, выскочила в каюту навстречу Тому.

В кают-компании они сидели втроем – все остальные уже успели позавтракать.

– Макс умирает, – тихо говорила Марика, глядя в угол. – Гемоглобин хуже с каждым днем. Мы сначала думали – от внутривенного кормления его состояние стабилизируется, но ничего подобного. Он постоянно теряет кровь и не успевает ее восстанавливать.

Нэлл вяло ковырялась в тарелке, совершенно не чувствуя голода. На сердце лег кусок льда.

– Ни у кого из пятой контрольной группы таких симптомов не было. Мы просто не знаем, что делать. Линда проводит симптоматическое лечение, но это не выход, как вы понимаете. Ему срочно нужно очищать кишечник от нитевидных и восстанавливать нормальную микрофлору… и то не факт, что это поможет.

– И сколько ему осталось? – через паузу спросил Том.

– Самое большее три недели.

Они замолчали, не глядя друг на друга.

– Что-то у меня появилось желание залить Конамара Чаос тиомицином, – наконец, процедил капитан.

Нэлл глубоко вздохнула, как перед прыжком в ледяную воду.

– А что, если попросить совета у .. э-э.. – осторожно начала она. – Он все-таки сверхразумный, может быть, он увидит решение, которого не видим мы?

Марика с горькой усмешкой посмотрела на Нэлл.

– Думаешь, Алекс его не спрашивал?

Том, нахмурившись, посмотрел на нее.

– И что?

Марика отрицательно покачала головой. У Нэлл снова упало сердце.

– Мы – ничего не можем сделать. На Земле – еще можно было бы попробовать. Но здесь нет соответствующего оборудования. И доставить его не успеют.

Марика помолчала, водя пальцем по краю стакана.

– Теоретически, патрон может сам его вылечить. Но для этого ему надо довольно масштабно залезть в Макса. А того выносит от одной мысли.

– Да кто ж его спрашивать-то будет? – искренне удивилась Нэлл.

– Си-О будет. Он, видишь ли, уважает свободу воли.

– Свободу сдохнуть?

– В том числе.

– Глупость какая-то.

– Глупость? Ты в самом деле так считаешь? Ты предпочла бы, чтобы он обходился с нами, как мы обходимся со своими подопытными животными?

– Ты меня не поняла. Слово «глупость» относилась к позиции Макса, а не к тому, что Си-О учитывает наше мнение.

Марика пожала плечами.

– Это не глупость, это действительно позиция. Макс считает его злом. Не тупым злом, вроде красных нитевидных или вариаций на тему бычьего цепня, а злом разумным, утонченным и коварным. К сожалению, ни я, ни Алекс не можем его убедить. Он нас просто не слышит. Не хочет слышать.

– Я поговорю с ним, – решительно сказал капитан, отодвигая стул и поднимаясь.

– Я тебя умоляю, Том! Его Алекс ни в чем не смог убедить! Алекс! За которого он кому угодно глотку перегрызет!

– Макс не доверяет Алексу, потому что тот был в контакте. Я – не был. Меня он выслушает.

И Том, собрав пустую посуду в контейнер, быстро вышел из кают-компании.

– Бесполезно, – вздохнула Марика, провожая его взглядом. – Я бы лучше патрона уговорила разок изменить своим принципам. Хотя и это тоже бесполезно…

Вернувшись в каюту, Нэлл автоматически открыла статью, но работать не смогла. Ее изводила ледяная тревога. Время снова утекало, как кровь из раны, но теперь это была кровь Макса, и время истекало для него. Она не верила, что Тому удастся его уговорить. Этот русский всегда был слишком упертым.

Прошло чуть больше часа, когда в наушнике звякнул вызов.

– Том? – воскликнула Нэлл.

– Да, это я, – устало ответил тот. – Что ж, Марика была права. Я не справился.

Результат был ожидаемый – и все равно в желудке что-то болезненно сжалось.

– Гринберг тебя послал? – сочувственно спросила Нэлл.

– Они оба меня послали. Один довольно грубо, второй очень вежливо. Но результат один.

– Оба? А кто второй?

– Догадайся, – с невеселой усмешкой ответил Том.

Нэлл вцепилась пальцами в подлокотники.

– Ты говорил с Си-О? Но как?..

– У меня его иконка прямо на зрительном поле, я ее не удалял.

– И?..

– Там оказалась целая папка. Имитация «кейки», имитация рабочего пространства Ио-Орбитера, таблица с четырьмя десятками планетных систем, еще что-то… Я зашел в имитацию «кейки» и отправил ему вызов. Вот, собственно, и все, – Том глубоко вздохнул.

– И что? Он отказался лечить Макса?

– Подожди секунду. Если эта хрень действительно работает как «кейки», я сейчас попробую вытащить лог.

Капитан на некоторое время замолчал – а потом на зрительном поле Нэлл появилась новая ссылка, открывающая звуковой файл.

– Надо же, получилось, – удивленно сказал Том. – Я думал, не получится.

И Нэлл пошла по ссылке.

– Господин посол? – церемонно произнес капитан Юноны.

– Приветствую тебя, Том, – дружелюбно ответил голос Алекса. – Обсудим правила игры?

– Какой игры?

– Зонд Ио-Орбитер в любой звездной системе, где я был. Твой собственный зонд, Том.

– Нет. Я хотел поговорить о Максе.

– Ну что ж, давай поговорим о Максе.

– Он умирает, и мы ничего не можем с этим сделать. Ты можешь его вылечить?

– Могу. Если он согласится на это.

– А если не согласится?

– Множество спонтанных поступков оформляется в игру наличием правил, ты согласен? Например, чтобы осуществилась шахматная партия, действие должно совершаться на квадратной доске, состоящей из 64 клеток, а фигуры должны ходить по очереди определенным образом. Мои правила при игре с вами можно выразить словами – не вредить, не лгать и ничего не навязывать. Ты предлагаешь мне отказаться от одного из них?

– Нет. Но… Если Макс готов умереть, лишь бы не соприкасаться с тобой, не означает ли это, что он заблуждается, считая тебя абсолютным злом? И не является ли потворство этому заблуждению тоже формой лжи?

– Зло и добро – очень человеческие понятия, Том, и ты зря считаешь, что они исключают друг друга. Я умею причинять боль и убивать. Я умею делать это не только издалека, закрывшись от жертвы незнанием, как это делаете вы, но и чувствуя все, что с ней происходит. Я зло?

– И ты собираешься сделать это с нами? – ровно спросил Том.

– Нет, не собираюсь. Но у Макса есть основания меня ненавидеть, точно так же, как у тебя есть основания мне не доверять.

– А если мы совершим сделку?

– Сделку?

– Ты вылечишь Макса, не спрашивая его согласия, а взамен сможешь забрать меня.

Си-О рассмеялся безудержным искренним смехом Алекса Зевелева.

– Если мы отказываемся от третьего правила, я и так смогу забрать и тебя, и любого из вас. Как ты думаешь, обрадуются ли Линда и Мелисса такому повороту событий?

– Веселишься, – со сдерживаемой яростью процедил Том.

– Я не знаю, как тебе ответить словами, чтобы это не было ложью, – мягко ответил Си-О. – Мне не все равно, что будет с Максом, но его судьбу может решить только он сам. Если я нарушу третье правило и вылечу его против его воли – как ты думаешь, что будет дальше?

– Что же будет дальше?

– Он перенесет свою ненависть на себя, потому что почувствует себя запачканным. Он перестанет себе доверять. Он решит, что я превратил его в монстра. Он будет страдать и, вероятно, сам себя убьет.

Некоторое время они оба молчали.

– Подумай, Том, почему правила именно таковы? Потому, что вы таковы. Если бы вы были другими, были бы другими и правила.

– Значит, выхода нет?

– Для тебя – нет, ты в этой ситуации ничего не можешь сделать. Для Макса он, конечно, есть. Мое предложение остается в силе.

– Ну что ж, – медленно сказал капитан. – Спасибо за беседу, господин посол.

– Был рад поговорить с тобой, Том.

Нэлл внимательно прослушала весь разговор до конца, потом включила запись еще раз. От мягких интонаций того, кто говорил голосом Алекса, по позвоночнику пробегала дрожь. Он словно опутывал Тома тончайшей невидимой паутиной… или ей так показалось.

– И ты действительно пустил бы его в свой разум? – спросила она через паузу.

– Пустил бы, – ответил Том. – Разве с этим существом можно блефовать? Мы и так висим исключительно на его честном слове. Я расстроил тебя, Нэлли? – спросил он дрогнувшим голосом.

– Нет. Ты… очень хороший, Том.

– Ни хрена я не хороший. Я банально устал смотреть, как мои люди умирают один за другим. Устал чувствовать свое бессилие, – он глубоко вздохнул. – Ладно, все равно ничего не вышло. Макс замкнулся в своей непримиримости, а Си-О… его позицию ты слышала.

– Но ведь он прав. Ты не можешь решать за Макса. В конце концов, если Гринберг решил покончить с собой, он это сделает, так или иначе.

– Гринберг хочет умереть не больше, чем мы с тобой, – проворчал Том. – Он не самоубийца. Просто он считает, что то, что ему предлагают – хуже смерти. И я не знаю, может быть, он и прав.

Если закрыть глаза, перед глазами начинает тихо мельтешить размытый коричневый узор. Если мысленно пробежаться лучом внимания по своему телу, то можно услышать медленный стук сердца, почувствовать, как воздух наполняет легкие, как руки удобно лежат на подлокотниках. Если поймать миг между сном и явью, нащупать зазор между собой и миром, можно почувствовать чужое присутствие – чей-то взгляд, внимательный, мягкий, затягивающий… Если мысленно потянуться к этому взгляду, к этому ощущению – тело исчезает, а сознание соскальзывает в совсем другой мир.

…Она снова летела в потоках вкусного солнечного света, ощущая упругое давление магнитного поля и острое покалывание тяжелых ионов. Все ее существо было полно радости, потому что старый этап почти завершился, а начало нового обещало массу интересного и преисполненного смысла. Ей надо было найти… ученика? Сына? Кого-то, еще не знакомого, но уже любимого, кого-то юного, радостно готового к творчеству, но еще не умеющего правильно сплетать Замыслы и наполнять их жизнью…

Нэлл опомнилась, прежде чем это ощущение смыло ее целиком. С усилием вернулась назад, распахнула глаза. Пару секунд смотрела на светящуюся ленту по периметру потолка, не понимая, что это. Потом глубоко вздохнула и надела виртуальный шлем.

– Том, ты как? – спросила она.

– Нормально. Досверлили до новой водяной линзы, вечером будем вскрывать, – ответил он, и Нэлл почти увидела, как он потянулся всем телом.

– Может, сходим вместе пообедаем?

– Давай. Только давай минут через двадцать, мне тут нужно кое-что закончить.

– Ага. Стучись, когда освободишься.

Нэлл глубоко вздохнула и снова закрыла глаза. Мягкое ощущение чужого присутствия не проходило, мир вокруг казался не вполне реальным. Ее снова смывало неизвестно куда – в темноту и тишину, наполненную тактильными ощущениями – ни на что не похожими тактильными ощущениями – как будто ее тело текло и текло по множеству протоков в ледяной или каменной толще, живо чувствуя прохладное, скользкое, округлое в себе и вокруг, жадно стремясь ощутить что-то колючее и одновременно бесплотное, как… как электрический ток?

Она снова с усилием распахнула глаза. В наушнике звякало.

– Нэлл, ты в порядке? – с тревогой спросил Том.

– Ага, – ответила она. – Кажется, отключилась на минуту.

– По ночам спать надо, а не статьи писать, – укоризненно заметил Том. – Идем?

В кают-компании были почти все. Нэлл увидела угрюмую Линду с постаревшим лицом и темно-красной шевелюрой, Алекса Зевелева, молчаливого, погруженного в себя, Дэна и Марику, что-то негромко обсуждающих за отдельным столиком. Алекс поднял глаза на Тома и пристально посмотрел на него. Дэн сделал рукой приглашающий жест.

– Видел твой лог в отправленных, – сообщил он, когда они сели за столик и открыли свои контейнеры.

– И конечно, сунул туда свой длинный любопытный нос, – хмуро отозвался Том.

– Сунул, – согласился Дэн. – Уж очень название письма было интригующим.

Том не ответил.

– И как впечатления? – спросила Нэлл.

– Разные, – сказал Венфорд. – Хотя, признаюсь честно, собственный межзвездный зонд поразил меня до глубины души.

– Забирай, – равнодушно отозвался Том. – Я дам тебе ссылку.

Дэн покачал головой.

– Том, ты ни хрена не понял. Это был подарок именно тебе.

– Я прекрасно обойдусь и без таких подарков. Забирай, если он тебе нужен.

Дэн и Марика переглянулись.

– Ты тоже считаешь Си-О злом? – спросила Марика.

– Нет, – Том опустил вилку и посмотрел на Марику в упор. – Я не считаю его злом. Я считаю его скучающим типом, который смотрит на нас, как на амеб под микроскопом или как на жуков в стеклянной банке. Его прикалывает тыкать в нас травинкой и смотреть, как мы бегаем по стенкам. Прикалывает находить к каждому свой подход и каждому нажимать на его больное место. Я от него никаких подарков не приму. Пусть подавится своим зондом.

– Мда… Сурово, – отозвался Дэн.

Марика прищурилась.

– Я почти уверен, что с Максом у него своя игра, – продолжал Том, глядя уже на Дэна, и на его щеках постепенно проступал румянец. – Предельно жесткая. Типа, или примешь меня, или сдохнешь. Вот только Макс не играет, для него все всерьез. И умрет он тоже всерьез.

– Он не умрет, – сказал Алекс.

Все резко обернулись на него. Лицо Зевелева стало напряженным и бледным, крепко сжатые кулаки тяжело легли на поверхность стола. Он несколько раз глубоко вздохнул и закрыл глаза. Прошло всего пара десятков секунд – и Алекс поднялся, обвел собравшихся рассеянным взглядом и молча вышел из кают компании.

– И что все это значит? – холодно спросил Том.

– Всем сидеть! – воскликнула Марика.

И в наступившей гробовой тишине шепотом добавила: – И не дышать.

– Ты объяснишь, в чем дело? – нахмурилась Линда.

– Он сошел с ума, он совершенно точно сдвинулся, но, может быть, у него получится… только не мешайте.

Дэн, оцепенев, смотрел на Нэлл, и она знала, что они чувствуют одно и то же – нарастающий электрический жар в груди.

– Охайя, полное слияние, – пробормотал он. – Во время которого личности переплетены и неразделимы… Он что, решил подмять под себя патрона?

– Тсс… – сказала Марика, напряженно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

Врач вскочила на ноги.

– Гринберг, – прошептала она и бросилась к выходу.

Дэн одним движением выскользнул из-за стола и встал в дверях, загораживая собой проход.

– Линда, сделай одолжение, посиди еще немного с нами, – мягко сказал он.

Линда яростно посмотрела ему в лицо и вдруг побледнела, как полотно.

– Дэн?

Нэлл почти не видела ничего вокруг. Вселенную наполнил смех, беззвучный, но оглушительный хохот. Тот, кем были сейчас слившиеся вместе Алекс и Си-О, был переполнен грозным весельем. От жара в сердце стало почти больно.

– Что происходит? – спросил Том. – Нэлл?

Он его не подмял, подумала Нэлл. Его невозможно подмять. Он в тысячи раз старше Алекса и в миллионы раз опытнее.

– Нэлл! – Том тряс ее за плечи.

– Оставь ее, – процедила Линда. – Разве ты не видишь? Она тебя не слышит.

Нэлл падала куда-то вниз… или летела вверх? Ее словно затягивал электрический водоворот. Она чувствовала станцию миллионами пальцев, видела ее изнутри тысячей глаз. Она видела Алекса (уже не Алекса), идущего по коридору к медотсеку, и одновременно видела Линду, Марику с пустым лицом, Тома, с ужасом глядящего на них обеих, Макса в открытой капсуле…

Линда опустилась на стул и дрожащей рукой надела виртуальный шлем.

А потом одна реальность окончательно заслонила собой другую.

Максу понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, кто перед ним. Его бледное измученное лицо исказилось от ненависти.

– Отойди от меня, – прошипел он. – Я не буду с тобой разговаривать. Убирайся отсюда!

Он говорил по-русски, но она понимала каждое слово.

Алекс, будто не слыша, наклонился над открытой капсулой, положил руки ему на плечи.

– Я не хочу, чтобы ты умирал, – мягко сказал он. – Мне будет больно, если ты умрешь.

Макс приподнялся и со стоном выбросил вперед кулак, но Алекс легко перехватил его руку за запястье. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, потом у Макса задрожали губы.

– Лешка, ну зачем ты опять согласился… – прошептал он.

– Чтобы ты жил, – ответил тот.

Гринберг откинул назад голову и закрыл глаза, волосы на его висках потемнели от пота.

– Только не такой ценой, – пробормотал он.

Алекс пальцами раскрыл его сжатый кулак, накрыл его ладонь своей.

– Максим, – мягко сказал он.

Тот не ответил. Его дыхание было коротким и хриплым, будто он слегка задыхался.

– Максим, наши разумы не соприкоснутся.

– Я тебе не верю, – прошептал тот.

– Я хоть раз обманул кого-нибудь?

Тот открыл глаза и посмотрел на Зевелева.

– Ты обманул всех, – с горечью сказал он.

Алекс отрицательно покачал головой.

– Нет.

Они снова молча смотрели друг на друга.

– Поверь мне, – тихо сказал Алекс. – Пожалуйста.

Лицо Гринберга исказилось, как от боли.

– Пожалуйста, – повторил Алекс.

Нэлл казалось, что в воздухе между ними вспыхнет электрическая дуга, так высоко было напряжение. И – что-то произошло. Будто заржавленный капкан в душе Макса с усилием и скрежетом разжал зубья.

– Лешка, – прошептал он.

Дикая радость Си-О – или Алекса? – хлестнула ее по нервам, а в следующую секунду крошечное черное жало, выскользнувшее из пальцев Зевелева, аккуратно и точно укололо Макса в сонную артерию.

– Теперь спать, – мягко сказал он.

Тот еще пару секунд пристально смотрел на него, а потом его глаза затуманились и закрылись.

Нэлл возвращалась в реальность как из глубокого обморока. Она слышала звуки… голоса, плач. Кто-то плакал навзрыд, и чей-то голос (Марики?) бормотал успокоительные слова.

– …Смыло в море, – совсем рядом произнес голос Дэна. – Ничего, сейчас вернется.

Нэлл с усилием подняла голову и открыла глаза.

Кают-компания. На столе – пустая посуда, недопитый сок. Дэн и Том сидели рядом с ней, один слева, другой справа. За соседним столиком рыдала Линда, и Марика обнимала ее за плечи.

– Ты как, в порядке? – спросил Дэн.

– Макс согласился, – сказала Нэлл.

– Да, я уже сказал об этом, – кивнул Венфорд.

Том смотрел на нее, как ей показалось, с горестным изумлением.

Нэлл глубоко вздохнула и дрожащей рукой опрокинула в себя стакан с остатками сока.

– Представляю, какой отходняк сейчас у Алекса, – пробормотала она.

– Мне кажется, патрон еще не отпустил его. Ну да ладно. Все будет хорошо, – и Дэн, поднявшись, успокаивающе хлопнул Тома по плечу.

Нэлл проводила его взглядом.

– Пойдем, – велел Том и тоже поднялся.

Они вышли в коридор и молча пошли рядом в сторону каюты Нэлл. Молчание было тяжелым и холодным, как ртуть – или ей так казалось. Ртуть лежала на сердце, ртуть скользким комом лежала в желудке. Такой же холодный ком лежал у нее на сердце два года назад, когда Джон Сэджворт объявил ей, что не будет продлевать их брачный контракт.

Они вошли в каюту, и Том кивнул на кровать.

– Садись.

Она села. Он опустился перед ней на пол так, что их глаза оказались почти на одном уровне. Взял ее руки в свои.

– Нэлли.

Ей показалось, или в его голосе не было холода?

– Расскажи мне, как это случилось.

Она глубоко вздохнула. Потом еще раз.

– Я не знаю точно. Я думала, это сон. Мне приснилось, что однажды ночью ложемент стал черным и живым. Ну, ты знаешь, как выглядят углеродные капли.

Том кивнул.

– Я подошла и села в него. И почти сразу же заснула снова. А утром все было как обычно. Ложемент серый, затылок целый, – она нервно усмехнулась. – И я подумала: зачем я буду напрягать Линду, ей и без моих снов хватает работы.

– Но на самом деле ты знала, что это был не сон, – не то спросил, не то заметил Том.

– Нет, я не знала, – ответила она. – Подозревала, но не знала. И еще я не знала, хочу ли я, чтобы это был только сон… Мне было хорошо с ним. Очень.

В глазах Тома мелькнула тень.

– Нэлли, почему ты мне ничего не сказала?

– Не хотела тебе нервы трепать. Из-за того, что могло оказаться просто сном. Я же видела, как ты к этому относишься.

– А ты? Как ты к этому относишься?

Нэлл твердо посмотрела ему в глаза.

– С радостью, Том. Как к величайшей удаче в своей жизни. Как к возможности увидеть мир изнутри чужого разума, гораздо более мощного, чем наш.

Он глубоко вздохнул и отпустил ее руки. Встал, прошелся по комнате. Остановился, глядя на сияющий цветок лотоса на постере. Сказал, не оборачиваясь:

– Я не знаю, что мне делать. Я смотрю, как вы один за другим прыгаете в пропасть, дна которой не видно, и не знаю, как вас остановить. Мне страшно, Нэлл. Ты не представляешь, как мне страшно. Не за себя – за вас.

– Не надо бояться, Том. Я уже плавала в потоке его мыслей и видела его глазами. Там нет ничего злого.

– А между тем он говорил, что умеет причинять боль и убивать. И я почему-то ему верю.

– А мы разве не умеем?

– И мы умеем, – вздохнул Том. – Еще как умеем. Вот поэтому мне и страшно, Нэлли. Я смотрю на Марику и вижу, что можно искренне любить своих зверей и при этом ставить над ними опыты. Ты говоришь, в Си-О нет ничего злого? В ней тоже нет ничего злого. А как умирают ее звери? Хреново умирают. Очень хреново.

Они помолчали. Нэлл искала аргументы, чтобы возразить, но быстро ничего в голову не приходило.

– Если бы мы были нужны ему для опытов, он бы не спрашивал нашего согласия, – не очень уверенно сказала она.

– Опыты могут быть разными. Психологическими в том числе.

– Он обещал не вредить нам.

– Мы не уточняли понятие вреда. А оно может трактоваться очень широко. Имея доступ к каждому нейрону, он может наводить в сознании любые ощущения, не причиняя телу ни малейшего ущерба. В том числе и мучить вас, как ему захочется… заставлять гореть заживо, как в христианском аду. Столько времени, сколько ему покажется интересным.

Нэлл с изумлением посмотрела на Тома.

– Ну, у тебя и фантазии, – пробормотала она.

Том резко обернулся.

– Черт подери, Нэлли! – воскликнул он, и ее снова обожгло яростью, бьющей из его глаз. – Я готов тысячу раз оказаться гребаным извращенцем, пугающимся собственных мыслей! Но меня душит осознание той власти, что он над тобой имеет! Если бы я знал, как это отменить… если бы можно было вернуться в прошлое и быть рядом с тобой, когда все это случилось…

– Том.

Он замолчал на полуслове, как будто ему заткнули рот. Сжал кулаки и снова отвернулся к постеру.

– Том, иди сюда.

Он, помедлив, повернулся, подошел, сел на пол, на прежнее место. Нэлл протянула руки, обняла ладонями его голову, запустила пальцы в волосы.

– Том, выкинь все это из головы, – негромко сказала она, пальцами перебирая короткие шелковые пряди и несильно массируя корни волос. – Ты смотришь в кривое зеркало. Я тоже могу напридумывать ужасов, если возьмусь за это дело всерьез.

Он глубоко вздохнул и закрыл глаза.

– Патрону не нужно завоевывать наше доверие, чтобы обречь нас на боль и страдание. Это можно было сделать гораздо проще, гораздо быстрее. Подобраться ночью, когда ты спишь, спеленать тебя в спальнике щупальцами и воткнуть иглу в затылок. Не дарить нам подарки, не пускать в свои сознание и память, не лечить Макса…

– И зачем он все это делает? – пробормотал Том, не открывая глаз.

– Не знаю. Хочешь – спроси его. Или давай я спрошу.

– Я сам, – быстро ответил Том.

– Хорошо, – легко согласилась Нэлл.

Она чувствовала, что он постепенно расслабляется. Дыхание стало более медленным и ровным, напряженные плечи опустились. Она мягко ввинчивалась кончиками пальцев в кожу головы, и вдруг поймала себя на странном желании – погрузиться глубже, запустить внутрь тонкие чуткие нити, прочитать его изнутри, как Книгу – а потом унести эту Книгу с собой. Желание было неожиданно сильным.

Том ушел к себе – работать, а Нэлл еще долго лежала на кровати, глядя в потолок и расслабленно улыбаясь. Ей было хорошо. Тело переполняла сладкая лень, на душе было легко и радостно, как бывает в детстве ясным зимним утром накануне Рождества. Потом она, наконец, поднялась, приняла душ и, заново причесавшись, забралась в ложемент. Надела шлем – и сразу попала на жаркую дискуссию в «кейки».

– Это можно делать в скафандре, – говорила Марика. – Обработать его снаружи тиомицином – и вперед.

– Ты откроешь дверь его каюты – и споры снова занесет из коридора вместе с потоком воздуха, – возразила Линда.

– Не занесет, – отозвался Дэн. – В коридоре мы понизим давление до семи-восьми десятых атмосферы. Дуть будет только из каюты.

– О чем вообще речь, дорогие коллеги? – спросила Нэлл.

– А, ты еще не знаешь? – хмыкнула Марика. – С Земли, наконец, ответили на запрос Линды. Типа, они соберут комиссию, просчитают все риски и рассмотрят все возможности. В переводе с канцелярского на человеческий – Мишеля эвакуировать не будут.

– Вот дерьмо, – с чувством сказала Нэлл.

– Причем большое и ароматное, – согласилась Марика.

– И что теперь делать?

– Простерилизуем его каюту, – ответил Дэн. – Будет жить в изоляции. Тоже не здорово, но, по крайней мере, он сможет вставать, сидеть, ходить и принимать душ.

– А есть он как будет? – не сдавалась Линда.

– Разве контейнеры не стерильны?

– Изнутри стерильны. А на внешнюю поверхность все равно будут садиться споры из воздуха.

– Снаружи протрем контейнер тиомицином, – предложила Марика. – Чтобы все, что село из воздуха, сдохло на месте.

– Слишком опасно, – проворчала Линда.

– А какие у нас альтернативы? Годами держать его в медкапсуле? Или сразу заразить всем зоопарком?

Врач что-то пробурчала по-немецки.

– Для передачи еды я бы врезал в его дверь лоток с контуром орошения, – предложил Алекс Зевелев, и на зрительном поле появилась полупрозрачное изображение двери, в которой пунктиром вырезали прямоугольное отверстие. – В форме параллелепипеда, здесь и здесь сетка, сюда ставим контейнер. Когда внешняя дверца закрывается, контейнер обдаем раствором антибиотика, который потом стекает вот сюда. Потом Мишель открывает внутреннюю дверцу и получает стерильный контейнер. Обратная передача еще проще.

– И на каждую дверцу датчики, – подхватил Дэн. – Подключить их по схеме антисовпадений, чтобы дверцы не могли открываться одновременно. И нужно предусмотреть слив и замену раствора…

Полупрозрачная схема на глазах обрастала новыми деталями.

– Ну, все, инженерная мысль заработала, – хмыкнула Марика.

Несколько минут Нэлл рассеянно слушала разговор бортинженеров, становящийся все более техничным и непонятным, потом вышла из общего режима и отправила Марике персональный вызов.

– Как там Макс? – спросила она.

– В полной отключке, – ответила та. – Или ты про что спрашиваешь?

– Про его состояние. У патрона получилось его вылечить?

– Ну ты прямо хочешь все и сразу! – насмешливо отозвалась биолог. – Линда говорила, гемоглобин стабилизировался, и общая интоксикация постепенно уменьшается. Но вообще рано делать какие-то выводы – всего пара часов прошла.

– Ага.

– Кстати, как у тебя со временем? Поможешь нам простерилизовать каюту Мишеля?

– О чем ты спрашиваешь, Марика? Куда мне теперь торопиться?

– Вот и отлично. Я тебе свистну, когда мы соберемся.

К вечеру Нэлл закончила вносить правку в текст пилотной статьи и отправила Майклу Бейкеру последний чистовой вариант. Заглянув в «кейки», она обнаружила там отложенное сообщение от Тома часовой давности. Судя по длинному списку адресатов, его копию получили все, включая Мишеля. Кроме записки, в «кейки» лежал еще и приаттаченный звуковой файл, маркированный как лог.

– Дорогие коллеги, – говорил Том. – Я думаю, вам всем нужно это услышать. Информация слишком серьезна и слишком прямо касается всех нас.

Нэлл поспешно открыла второй файл. Голос Тома и голос Алекса. Впрочем, как и ожидалось.

– Господин посол?

– Приветствую тебя, Том.

– Ты позволишь задать тебе несколько вопросов?

– Конечно. Спрашивай.

Том глубоко вздохнул.

– Сегодня утром ты сказал мне, что спонтанные поступки оформляются в игру наличием правил.

– Верно.

– Однако у всякой игры есть не только правила, но и цель. Например, в шахматах этой целью является мат королю противника.

– Согласен.

– Что является целью в твоей игре с нами? Проще говоря, чего ты добиваешься?

– На этот вопрос довольно сложно ответить словами, – задумчиво выдал тот. – Но я попробую.

На пару десятков секунд наступила тишина.

– Я хочу взять вас с собой, – наконец, сообщил Си-О. – И представить вас координационному центру нашей расы. Чтобы это стало возможно, требуется выполнить несколько действий. Одно из них – это создание ваших Слепков.

– Слепков? – механически переспросил Том.

– Это слово придумала Марика, и означает оно всю совокупность информации о существе или объекте, которая позволяет воссоздать существо или объект без искажения.

– Ты говоришь о волновой функции?

– Иногда Слепком действительно может быть волновая функция объекта, но, как правило, она слишком избыточна. Чтобы адекватно описать кристалл алмаза, состоящий из нескольких триллионов атомов углерода, не нужно описывать и передавать волновую функцию каждого из них. Достаточно задать тип атома – углерод, количество атомов и форму кристалла, чтобы воссоздать его точную копию.

– Я понял, – медленно ответил Том.

– Создание Слепка собственной личности – рутинная операция для всякого разумного существа, путешествующего при помощи «Станций». Я беру слово «Станция» в кавычки, чтобы отличать их от ваших элементов транспортной системы. «Станция» принимает Слепок существа от другой «Станции» и воссоздает по нему существо полностью и без искажений. Тело существа после передачи его Слепка разрушается, атомы, его составляющие, поглощаются передающей «Станцией». Полностью вся процедура выглядит как перемещение существа или объекта со скоростью света от одной «Станции» к другой. Повторюсь – это обычная, давно отлаженная и рутинная операция.