Текст книги "Бурбон и секреты (ЛП)"
Автор книги: Виктория Уайлдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)
Внешние края ее роговицы скорее голубые, чем зеленые. Как у мамы. Все говорили, что у нее красивые глаза. Я отмахиваюсь от воспоминаний.
Я не имею права спрашивать подробности, но все равно спрашиваю.
– Во что ты ввязалась?
Мэгги засовывает руки в карманы своей объемной куртки и смотрит на меня всего секунду. Я не могу удержаться и ищу в ее лице хоть какой-то намек на мягкость, который напомнил бы мне о моей сестре.
Более спокойно она спрашивает:
– Почему тебя это волнует?
Если бы я моргнула, то не заметила бы, как остекленели ее глаза. Или как опустились плечи, когда она вздохнула. От меня не ускользает, что о ней некому позаботиться. Это единственное, что нас объединяет. У нас обеих больше никого нет.
Но гудок минивэна возвращает нас обоих в реальность, и это заставляет ее широко распахнуть глаза и взглянуть на часы.
– Подожди, какой сегодня день? – торопливо спрашивает она.
Смена темы кажется слишком резкой, но я отвечаю.
– Понедельник.
– Французский тост с персиками и сливками, – говорит она, секунду глядя на меня через плечо, а в следующую – проскакивая мимо.
Я точно знаю, куда она направляется.
Мы идем до конца квартала, минуя две заправочные станции, и толкаем дверь, над которой звенит колокольчик, когда она открывается. Он звучит так, будто заржавел и злится, что в него все еще звонят. Деревянные панели придают «Hooch» винтажный вид. Это вызывает ностальгию, как рождественская музыка каждый год. Это гостеприимно, знакомо, и на моих губах появляется легкая улыбка. Винил в кабинках обновили, вместо красно-оранжевого, который я помню, теперь глубокий клюквенный. Стены по-прежнему украшают награды и газетные заметки о десятилетиях спонсирования бейсбольных команд и местных фестивалей. Столы обновлены, а планировка изменена, но длинная стойка осталась прежней. Доски дубовых бочек окантовывают горчичного цвета столешницу из искусственного камня, протянувшуюся по всей длине ресторана-заправки Фиаско.
Головы поворачиваются, когда мы подходим к женщине, которая в одной руке держит кувшин с кофе, а другую уперла в бедро. Марлу Хуч трудно назвать гостеприимной. Туристов, иногородних и даже сезонных посетителей не встречают в «Hooch» с распростертыми объятиями. Для этого нужно быть жителем города. Посещение этого места не предвещает ничего хорошего.
– Что будешь, милая? – Марла спрашивает Мэгги.
Не утруждая себя церемониями, она отвечает:
– Кофе и специальное блюдо.
– Привет, Марла, – улыбаюсь я. – Мне то же самое. – Я должна была попытаться.
У Марлы на лице первоклассное выражение расслабленной сучки. Так было всегда. Она бросает на меня косой взгляд, почти не удостаивая вниманием, и это задевает. В детстве я много времени провела у этой стойки, и если кто-то и имел право затаить обиду за то, что я не приезжала, то это Марла Хуч. Она обижалась на дерьмовые чаевые и людей, которые забывали выключить телефон за ужином.
Мэгги хмыкает себе под нос.
– Ты действительно думаешь, что она принесет тебе завтрак?
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на сестру. Она уже не та, с кем я выросла, но что-то еще осталось. Она немного выше и стройнее меня. Ее блонд темнее моего. Видно, что она красит волосы, но прошло уже немало времени, – корни прилично отросли. Бейсболка надвинута достаточно низко, чтобы скрыть лицо, но я удивлена, что даже Марла не спросила в чем дело.
Марла толкает бедром распашные двери кухни, держа поднос с едой в одной руке и кружку в другой. Поставив ее перед Мэгги, она наливает ей горячий кофе с запахом лесного ореха. Вернув кувшин на подогреватель позади себя, она обходит стойку и направляется к столикам. Именно угловая кабинка вызывает у меня тревожное чувство. Обычно здесь играют в покер пожарные и полицейские, вышедшие в отставку, иногда – компания старшеклассников, но сегодня это Уилер Финч и Ваз Кинг.
«Finch & King» – самый известный бренд в сфере конного спорта. Они имеют отношение к каждому аспекту индустрии – от разведения и тренировок до скачек и азартных игр. Уилер Финч пользуется уважением. Возможно, даже больше. Его почитают. И дело не только в том, что у него неприлично много денег. И не в том, что он не забывает напоминать об этом. А в том, что он помогает другим людям разбогатеть.
Каждая сфера конного бизнеса так или иначе связана с Уилером Финчем. Все началось в тот день, когда братья Кинг приехали в Фиаско. Таллиc и Ваз Кинг были тренерами, которые готовили лошадей-победителей тройной короны – подбирали жокеев и выстраивали стратегию, которая раз за разом приносила результаты. Братья Кинг поставляли лошадей, а Уилер Финч связывал все воедино с помощью спонсоров, онлайн-ставок и любых других схем, способных принести прибыль. Всегда ходили слухи о том, как Уилер ведет бизнес и как Кинги манипулируют другими тренерами. «Finch & King Racing» – это мощная компания.
Но единственное, что в этом всем имело значение для меня – это то, что Таллис Кинг взглянул на мою мать и решил, что она – то, что ему нужно. И наши жизни больше никогда не были прежними.
Я наблюдаю, как Марла без улыбки ставит две тарелки на их стол. Я знаю, что она их не любит, но в Фиаско есть люди, с которыми не стоит связываться. Финч и Кинг – именно такие.
Когда она возвращается, то ставит передо мной маленький пустой стакан, а затем впервые с тех пор, как я переступила порог этого заведения, смотрит мне в глаза, наливая воду из запотевшего кувшина.
Я вздыхаю, прежде чем спросить:
– Как дела, Марла?
– Звучит как вопрос человека, которому что-то нужно, а не того, кто действительно хочет знать ответ. – Она приподнимает бровь.
Ради всего святого.
– Ну ладно. Можно мне кофе?
– У нас есть только вода, – говорит она, поворачиваясь к кухне.
Я фыркаю от смеха. Этот гребаный город.
– Я же говорила, – с довольным видом комментирует Мэгги.
Если бы они знали, почему я была вынуждена уехать, может быть, они не вели бы себя как сучки. Я снова бросаю взгляд на угловую кабинку, а затем наклоняюсь ближе к сестре, почти касаясь ее уха.
– Я здесь на месяц.
Мэгги смотрит на меня без особой реакции.
Я планировала держаться на расстоянии – выступать в «Midnight Proof» и делать то, для чего меня наняли в отношении Блэкстоуна. Но это было раньше. Поэтому я продолжаю.
– У меня были планы остановиться в маленькой квартирке, пока я здесь, но теперь я передумала. Пока не расскажешь мне, во что ты ввязалась, я поживу с тобой.
Мэгги разражается смехом, когда Марла ставит на стол тарелку с дымящимися французскими тостами, политыми персиками, пропитанными бурбоном, и увенчанными шапкой взбитых сливок.
– Я так не думаю, – бурчит она.
У меня во рту скапливается слюна, а желудок предательски урчит от одного только запаха этого завтрака. Проведя ночь в дороге, я съела только пакетик миндаля, и с тех пор больше ничего. Я от природы склонна к полноте, но придерживаюсь диеты и ем каждые три часа, что помогает мне контролировать свои изгибы. Побаловать себя – это одно, а вот забыть поесть – это для меня совершенно не свойственно.
Я не собираюсь спорить с ней здесь.
– Увидимся дома, Мэгги, – говорю я, отталкиваясь от стойки. Я намеренно не встречаюсь глазами ни с кем, особенно с двумя влиятельными мужчинами в угловой кабинке. Когда я ухожу, в моем кармане вибрирует телефон.
– Твоя комната переделана в спортзал, – бросает Мэгги через плечо. Она такая сволочь.
Я не обращаю внимания на головы, поворачивающиеся в мою сторону, игнорирую то, что мне здесь не рады, и достаю телефон.
Блэкстоун: Рози Голд, похоже, я увижу тебя в «Midnight Proof» в эти выходные. Как насчет того, чтобы немного помочь мне продержаться...
Глава 4
Линкольн
– Немногие считают фракции8 и химию сексуальными, но то, что оказывается в этих бочках, не зря называется «сердцем». Это то, что мы получаем дистилляцией вот этого огромного контейнера с суслом и дрожжами. – Я указываю в сторону помещения, из которого мы только что вышли. Черт, я чувствую возбуждение от одного только разговора об этом дерьме.
Фотограф улыбается мне, и по одному взгляду я понимаю, что безраздельно завладел ее вниманием. И это не имеет никакого отношения к изготовлению бурбона. Но когда я снова перевожу взгляд на ее коллегу, кислое выражение лица репортера «The New York Times» заставляет меня насторожиться.
– Мистер Фокс, это все очень увлекательно...
– Линкольн, – перебиваю я и кладу руку на грудь.
Его рот сжимается в тонкую линию, как будто ему не интересны личные истории о том, как мы создаем наш бренд.
– Линкольн. Я наслышан о научных принципах, лежащих в основе производства бурбона. Математика, процентное соотношение кукурузы и пшеницы или чего-то еще, что делает сусло уникальным. Ты не расскажешь мне ничего нового, чего бы я уже не слышал от других мастеров-дистилляторов или не нашел в Интернете. – Выключив телефон, который он использовал в качестве диктофона, он убирает его в карман. – Это материал о винокурнях, появляющихся по всему Восточному побережью, и, если говорить начистоту, моя точка зрения заключается в том, что отличный бурбон не обязательно производить именно в Кентукки.
Я делаю неглубокий вдох, потому что теперь мне хочется ударить этого парня по лицу. Это такой же высокомерный поступок, как и его слова. Я бросаю взгляд на своего старшего брата, который стоит чуть в стороне. Есть много причин, по которым «The New York Times» может что-то разнюхивать в Фиаско – мы, как известно, притягиваем неприятности. Но сегодня речь идет о том, что моя семья делала на протяжении десятилетий – о бурбоне. И в частности, как Фокс Бурбон производит его лучше всех. О той секретной составляющей, которая делает его отличным от других. И эта составляющая – моя семья. Это наше наследие.
Я отвечаю ему:
– Вы правы, отличный бурбон можно сделать в любой точке США, как и отличную пиццу. Или бейглы, если уж на то пошло.
Судя по тому, как он морщит лоб, мне кажется, он прекрасно понимает, к чему я клоню. Но я хочу доказать свою точку зрения, поэтому продолжаю.
– Если вы выросли на Тихоокеанском Северо-Западе или в горах Колорадо, вы наверняка сможете назвать пиццерии, где готовят лучшую пиццу. Вы будете сравнивать те места, где вы ее пробовали. – Я поднимаю палец и покачиваю им. – Но тут есть оговорка. Нью-Йорк и Нью-Хейвен, черт возьми, даже Бостон изменят ваше представление о том, что вы считаете отличной пиццей. Это касается и бейглов, которые чего-то стоят. Нужно попробовать лучшее, чтобы иметь эталон, с которым можно сравнивать. Может быть, вы человек, который хочет похвастаться успехами своего города или ресторана, но если будете честны с собой, то вы знаете, какая пицца, приготовленная на дровах или вручную, является лучшей, – я наклоняю голову к репортеру, затем к фотографу, – та, откуда вы родом.
Я прохожу дальше вдоль ряда бочек для выдержки и беру длинный медный валинч9. Опустив его в открытую бочку, я достаю порцию, чтобы попробовать.
– Прямо как наш бурбон. – Я передаю два бокала, каждый с небольшой пробой, репортеру и фотографу. Поднося свой бокал к свету, я восхищаюсь более глубокими тонами этого специального резерва. Когда они пришли, я заметил, что у него была горсть золотистых карамельных оберток, которые он выбросил в мусорное ведро, и подумал, что, возможно, он предпочтет более легкое сладкое послевкусие двух бочек. Я не буду снисходительным и не скажу ему, чтобы он дал напитку обволочь язык, прежде чем проглотить, но если он это сделает, то вкус будет таким же насыщенным, как у карамели, из которой сделаны его конфеты.
– Дело в воде. И, что еще важнее, химический процесс, происходящий с бурбоном в бочках Кентукки, делает бурбон кентуккийского производства лучшим.
– Не только «Фокс Бурбон»?
Мне нравится отвечать на этот вопрос. Я улыбаюсь ему.
– У всех разные вкусы. Большинство людей, попробовав наш бурбон, захотят еще. Чтобы лучше распробовать и ощутить многогранность. – Я отпиваю глоток из своего бокала и мгновение смакую его. Мы делаем отличный, мать его, бурбон. Я это знаю, и он это знает, но я могу быть прагматиком. – В бурбоне много старой крови – неподалеку отсюда есть множество брендов, которые любят говорить о том, что они были здесь задолго до «Фокс Бурбон». Но они придерживаются традиций и с трудом приспосабливаются к новым потребителям и вкусам. – Я бросаю взгляд на Эйса, потому что он, как и те старые бренды, любит перестраховываться. Но мы настолько хороши, насколько хорош следующий этап развития нашего бренда. Когда я снова смотрю на Мюррея, я убеждаюсь, что он внимательно слушает и сможет запомнить мой ответ, поскольку я отвечаю на его вопрос прямо. – Но мы выросли, эволюционировали, и все равно «Фокс Бурбон» остается лучшим.
Я подмигиваю фотографу, когда она отвлекается от съемки.
– В Кентукки, – уточняет он, снова доставая из кармана телефон и начиная что-то печатать.
– В Кентукки делают лучший бурбон. А «Фокс» – лучший в Кентукки, – многозначительно говорю я как раз в тот момент, когда фотограф снимает меня.
Я снова бросаю взгляд на Эйса. Веселье, которое он пытается сдержать, заставляет меня ухмыльнуться. Он беспокоился о том, как пройдет это интервью, но старший брат иногда забывает, что я могу с этим справиться. Возможно, у меня не такой подход к бизнесу, как у него, но у нас одни и те же цели: защитить семью и развить бренд. Именно в таком порядке.
– Не возражаете, если мы сделаем несколько фотографий этого места? – спрашивает репортер, все еще набирая текст на своем телефоне.
– Вовсе нет. – Мой взгляд устремляется к фотографу, ее длинные темные волосы перекинуты через одно плечо, сумка с фотоаппаратом висит на другом. Я наблюдаю, как она прислоняется к стене, меняя положение, чтобы получить нужный кадр. Она изучает экран фотоаппарата после нескольких щелчков затвора, и я отмечаю, с какой сексуальной уверенностью она перемещается по помещению.
Я достаточно самонадеян, чтобы понимать, что если заговорю с ней и поинтересуюсь деталями ее профессии, то без труда договорюсь выпить сегодня вечером. Привлечь внимание женщины никогда не было для меня проблемой. Обычно проблема в том, чтобы удержать мое. Я провожу бессмысленные моменты с незнакомками в поисках удовольствия, одновременно пытаясь отыскать в себе кого-то, кроме отца. Или мужа. Или вдовца.
– А в окрестностях Фиаско продается какой-нибудь другой бурбон, кроме «Фокс»?
Я улыбаюсь тому, как тихо она задает мне этот вопрос, подходя ближе. Ее камера щелкает, фокусируясь на бочках с бурбоном, сложенных вдоль задней стены помещения.
– На полках магазинов представлено множество марок бурбона. Встречаются даже коллекционные.
Мюррей прочищает горло, пытаясь вернуть мое внимание.
Я думаю, что сейчас самое время завершить это интервью, поэтому направляюсь к нашим самым старым бутылкам.
– Как насчет того, чтобы достать парочку моих любимых блендов10 и устроить настоящую дегустацию?
Два часа спустя я узнал, что Мюррей Экройд проработал в полиции Нью-Йорка в общей сложности двадцать четыре часа, прежде чем прислушался к своей интуиции и решил уволиться. Я бы и не узнал об этом, если бы мой брат, Грант, не задержался сегодня в бондарне допоздна. Он по-прежнему занимается обжигом бочек в конце недели. Может, он и создал один из лучших и самых востребованных бурбонов, которые мы продавали в прошлом году, но мой брат по-прежнему наслаждается своей рутиной. Завершение недели в бондарном цехе вместе с остальными членами команды – часть его работы.
– Привет, ковбой, – кричит Лейни, проходя мимо с их собакой Джулеп.
Грант поворачивается к ней с широкой улыбкой.
– Сейчас иду, милая, – он пожимает руку репортеру. – Мой босс готова закругляться, – говорит он, кивая в сторону Лейни.
Мюррей смеется и тоже кивает.
– Было приятно, Грант.
Похлопав меня по плечу, брат говорит:
– Сегодня я собираюсь провести время с моими маленькими цветочками, верно? Они хотели повидать Джулеп, так что, возможно, я возьму ее с собой. Лили сказала Лейни, что ей нужно научиться быть собачьей мамой.
– Я не хочу знать, что, черт возьми, это значит. – Я с улыбкой качаю головой, засовывая руки в задние карманы. Мои девочки любят браться за проекты: строить птичий заповедник, продавать полевые цветы на обочине дороги, а последним было создание описи браслетов дружбы каждого жителя Фиаско. Но если прислушаться к интуиции, скорее всего, они снова заведут разговор о собаке. – Что бы ты не предложил, я не против. Приходи около семи вечера.
У меня нет конкретных планов, просто мне нужен вечер вне дома. Мои родные с удовольствием проводят время с девочками. Это дает мне шанс сделать что-то для себя, что практически невозможно, когда ты единственный родитель.
Я снова бросаю взгляд на фотографа. Она как раз в моем вкусе – красивая, легкая и нетерпеливая. Это единственный тип взаимодействия, который мне нужен – поверхностный. Провести вместе вечер, пофлиртовать, потрахаться, а потом вернуться к своей жизни.
– В большинстве статей и социальных постов, которые я видел, предполагалось, что ваша ковбойская серия – это дань уважения трудолюбивым мужчинам этой страны, но, кажется, я только что выяснил истинную причину, – говорит Мюррей с легкой улыбкой.
Если кто-то и мог очаровать их, то не я, а моя невестке Лейни.
– Разве не женщина обычно стоит за самыми лучшими вещами? У меня дома две девочки, которые пробуждают во мне все самое лучшее.
Он мягко кивает и улыбается в знак согласия.
– Если мне удастся убедить редактора скорректировать тон этой статьи, то незадолго до публикации с ней поработает специалист по проверке фактов. – Он складывает руки на груди. – Обычно убедить меня непросто, Линкольн. Но я ценю историю. Историю, которая объясняет причины. – Наклонив голову в сторону баков с суслом, он добавляет: – Даже больше, чем науку, лежащую в основе того, что вы здесь делаете.
Я догадываюсь о просьбе, которая сейчас последует, по языку его тела.
– Твой брат, Грант, раньше работал в полиции Фиаско, – говорит он, пока я жду вопрос. – У него, случайно, не осталось кого-нибудь в полиции, с кем я мог бы поговорить о хаосе, творящемся на границе Теннесси и Кентукки?
Это не тот разговор, который заводят спонтанно. Ясно, что у Мюррея были скрытые мотивы. Небольшой участок Фиаско проходит вдоль юго-восточной границы Кентукки, прилегая к границе штата Теннесси.
– В последнее время там неспокойно. Поступают сообщения о пропаже лошадей, а потом находят их расчлененные останки, – говорит он, снова убирая телефон в карман. – Очень тревожно. Особенно в стране лошадей.
И хотя я беспокоюсь о безопасности нашего маленького городка, я избегаю того, что не имеет отношения ни ко мне, ни к «Фокс Бурбон». Это одна из таких вещей.
– Я вырос в Фиаско, Мюррей. Тут все всех знают. И ходит множество сплетен о том, кто сбежал от несчастливого брака или пропал без вести. Возможно, тебе стоит поискать информацию в «Teasers». От этой команды ты узнаешь гораздо больше, чем от полиции Фиаско. Особенно от моего брата. – Грант не станет разговаривать с этим парнем, ни за что.
– Справедливо, – говорит он, со смехом поднимая руки.
Фотограф улыбается, подслушав разговор.
– В городе есть неплохой бар, «Midnight Proof». У них лучший бурбон «Фокс». А еще это заведение моей лучшей подруги. Что думаете? – Мое приглашение предназначено для тех, кто захочет присоединиться ко мне.
– У меня крайний срок, – отказывается Мюррей. – Но спасибо, что уделил время, Линкольн. – Он пожимает мне руку и просит фотографа сделать определенные снимки.
Она кивает в ответ на его указание и начинает щелкать затвором. Я наблюдаю за тем, как она улыбается экрану своей камеры, а затем оглядывается в мою сторону. И по ее взгляду я понимаю, что понял все правильно. Красивая, легкая, страстная и, что самое главное, только на одну ночь.
Глава 5
Фэй
– Рози-чертова-Голд, – говорит она с теплым смехом и хлопает в ладоши. Невозможно не улыбнуться Хэдли Финч. Она мне не подруга. В лучшем случае знакомая, которая ходила в ту же школу, жила в том же городе, но на этом все общее заканчивается. Все в Фиаско знают, кто она такая. И каждый, кто хоть раз смотрел скачки, знает ее фамилию – Финч. Две вещи, к которым люди в Кентукки, особенно в Фиаско, относятся серьезно: лошади и бурбон. Хэдли сочетает и то, и другое.
– Хэдли, спасибо, что пригласила меня, – говорю я с яркой улыбкой, спускаясь по черной лестнице «Midnight Proof». По правде говоря, мне не терпится начать работать. Несколько дней обустройства и наблюдения за тем, как моя сестра активно пытается либо избегать меня, либо откровенно игнорировать, перестали развлекать меня после первой ночи здесь.
– Фэй, ты шутишь? – она говорит все громче, когда мы входим внутрь. Звуки трубы и саксофона соединяются с мелодией клавиш фортепиано. – У меня не будет отбоя от клиентов. Я погуглила тебя, когда Кортес попросил об одолжении. И, черт возьми, я запала на тебя моментально.
Я посмеиваюсь над ее энтузиазмом. Я мало что помню о Хэдли, в основном сплетни и какие-то случайные вещи, которые можно знать о незнакомке. Но она кажется забавной и обладает той легкой, доброжелательной энергией, которую всегда так приятно обнаружить в людях. Я бросаю взгляд в сторону переполненного бара в конце коридора. Звон бокалов и приятный гул болтовни подстегивают мое волнение перед выступлением.
– У меня есть место, которое ты можешь использовать в качестве гримерки. – Махнув мне рукой, чтобы я следовала за ней, она идет по длинному коридору, мимо туалетов и помещения, которое, похоже, используется как офис. – Оно небольшое, но единственные таланты, которых мне приходилось принимать – это мой джаз-бэнд и случайные певицы.
Я заглядываю в небольшое помещение, и оно оказывается ненамного меньше, чем моя предыдущая квартира.
– Это идеально. Обычно я прихожу уже в костюме. Просто несколько дополнений, и я готова к выступлению.
– Можешь хранить здесь свои костюмы и любой реквизит. – Она кивает на мои руки, увешанные пакетами с одеждой и гримом. Пока она прислоняется к дверному проему, я развешиваю свои вещи и снимаю куртку. – Кортес заверил меня, что ты просто собираешь для него информацию. Что здесь не может произойти ничего опасного. – Смелое утверждение. Всегда есть вероятность, что что-то пойдет не так. Я знаю, что нужно быть готовой к этому. Но я понимаю, зачем он это сказал – чтобы успокоить ее. Это серьезный вопрос. Она ждет ответа, но, прежде чем я успеваю что-то сказать, добавляет: – Это место важно для меня. Оно не связано с тем, что обычно ассоциируется с моей фамилией. И я бы хотела, чтобы так и оставалось.
Я понимающе киваю. Потянувшись к набедренному ремню, на котором висит один из моих ножей, я проверяю, что разрез на юбке не слишком высокий, чтобы она могла его увидеть. В моей сумке также есть электрошокер размером с ладонь и складной нож, спрятанный в косметичке, которую она только что переставила на туалетный столик. Безопасность требует готовности.
– Я помогаю другу. И единственное, что увидишь ты или кто-то другой – это то, что я здесь, чтобы развлекать публику. – Это не ложь, просто не вся правда. Я не могу ничего обещать, всегда есть вероятность, что что-то пойдет не так. Я знаю это лучше, чем кто-либо другой.
– Отлично. Джаз-бэнд начнет твой сет примерно через час. Приходи посмотреть, как только устроишься – вода, напитки, все, что тебе может понадобиться. Бармены знают, что ты – часть персонала. Сегодня ожидается полный зал. В городе будет много людей в ближайшие несколько недель; сезонная депрессия особенно сильна в это время года, и люди больше всего на свете хотят сбежать и исследовать страну бурбона, а также ее возможности для отдыха. Она на секунду умолкает. – Я не ожидаю большого количества местных жителей в четверг вечером, но скоро многие пронюхают, что ты выступаешь здесь. – Я понимаю, к чему она клонит, но не прерываю ее. – Жители будут болтать. Они придут посмотреть на тебя.
– В этом наша цель, не так ли? – говорю я с уверенной улыбкой, отбрасывая легкое беспокойство, которое только что вызвали ее слова. – Ты можешь забыть о том, как наняла меня, забыть о просьбе Кортеса и относиться ко мне как к любому наемному работнику. И я сделаю свою работу чертовски хорошо. – Я осматриваю комнату, оценивая ее размеры и то, насколько она идеально подходит для шоу, а затем говорю ей: – Я никому не обязана ничего объяснять, Хэдли. Но если тебе интересно, смогу ли я танцевать, когда сюда придут мистер Дуган из хозяйственного магазина, библиотекарь Прю или даже кто-то из Фоксов...
– Мистер Дуган никогда здесь не появится. – Однако я не могу не заметить, что она ничего не сказала о Фоксах.
Я приподнимаю подбородок всего на долю дюйма.
– Неважно, кто меня увидит, потому что я более чем уверена в том, что делаю, как танцую, и что люди увидят, когда посмотрят на меня. Я уже не та, что была, когда уехала из Фиаско, и меня не беспокоит то, что люди поймут это. И если уж на то пошло, я – всего лишь твое новое шоу.
Она широко улыбается.
– Да, чертовски правильно. – Хлопнув в ладоши, она вылетает из маленькой комнатки и кричит из коридора: – Берегись, Фиаско, Рози Голд готова кружить головы и натягивать штаны!
Я вернулась в город, который когда-то любила, но в нем полно людей, которые до сих пор не знают, почему я уехала, и которые заставили меня почти не оглядываться назад. Я носила это с собой везде, куда бы ни отправилась. Всегда, кроме того времени, когда я была Рози Голд. Я становилась другой, когда танцевала бурлеск. Танцы всегда были лишь увлечением. Взросление означало, что нужно зарабатывать на жизнь, а не тратить время на хобби, поэтому я планировала оставить танцы и поступить на службу в полицию. Начать новую жизнь. Но потом все изменилось, и я перестала надеяться, что выйду замуж или обоснуюсь, чтобы завести детей. Не было необходимости выбирать стабильность вместо постоянных изменений. Мне нужно было получать зарплату, вот и все. И вдруг возможности показались мне безграничными.
Мне было легко вжиться в образ Рози – уверенной в себе женщины, которая не стесняется использовать свое тело, чтобы провоцировать, развлекать и получать желаемое.
Я прислоняюсь к барной стойке, осматривая пространство и пытаясь выстроить свою хореографию. Бармен наливает мне минералку, которую я потягиваю, пока составляю карту «Midnight Proof». Люстры, висящие в центре главного зала, тепло светятся и создают камерную атмосферу. Это идеальное, изысканное сочетание, и бархатные красные шторы усиливают ощущение, что это скорее театр, чем просто подпольный бар. Это именно та атмосфера эпохи Гэтсби, которую вы ожидаете увидеть в таких заведениях. В сочетании с кожаными диванами и коваными металлическими деталями это выглядит брутально, и в то же время чертовски красиво. Зал в стиле лаунж означает, что я могу легко работать с аудиторией и получить больше удовольствия.
– Пьешь на работе? – спрашивает Кортес, наклоняясь ко мне.
Я двигаю стакан с минералкой в его сторону.
– Подумываю об этом. – Я опускаю глаза, чтобы посмотреть, во что он одет. Джинсы, обтягивающие бедра, коричневые ботинки и белая рубашка под спортивным пиджаком. Даже если ему потребовалось время, чтобы подготовиться, он все равно выглядит как полицейский в штатском. – Не знала, что ты будешь здесь сегодня вечером, – говорю я, с любопытством поднимая бровь.
– Мне нужно присматривать за этим парнем, но, что еще важнее, я должен точно знать, кому он пожимает руки, – объясняет он. Я наблюдаю, как две женщины, проходя мимо, бросают на Кортеса заинтересованные взгляды. – В идеальном случае ты окажешься в списке приглашенных на это частное мероприятие, Фэй.
Я выяснила, что в этом месяце Блэкстоун проводит свой частный аукцион, и это сразу же привлекло внимание ФБР. Поместье, которое он арендовал для проведения этого частного мероприятия, находится на границе округа.
Кортес смотрит в сторону и затем хмыкает, словно только что, что-то понял.
– Что? – спрашиваю я, любопытствуя, не поделится ли он со мной деталями.
– Я не ожидал увидеть Эйса Фокса рядом с ним, – говорит Кортес, выпрямляясь во весь рост. – Не могу сказать, что я сильно удивлен. Это стало еще более интересным. Ты помнишь какие-нибудь звонки или электронные письма между ними?
Рядом с Аттикусом Фоксом стоит еще один мужчина, а за ним – тот, на кого я смотрю слишком пристально и гораздо дольше, чем следовало бы.
Брок Блэкстоун – не более, чем мошенник. Он управляет одним из крупнейших аукционных домов в США. Он куратор, у которого есть талант доставать людям то, что им нужно. Аукционы «Christies» или «Sotheby's» продают антиквариат и бесценные ювелирные изделия, предметы изобразительного искусства и древние артефакты, и «Blackstone Auctions» делает то же самое. Но я быстро выяснила, что именно частные аукционы Blackstone заслуживают чуть большего внимания.
Я качаю головой.
– Я бы обратила внимание.
Если подумать, то Фокс Бурбон – самый популярный бренд бурбона в мире. Нет ничего удивительного в том, что глава этого бренда работает с кем-то вроде Блэкстоуна. Я просто не была к этому готова. Это проблема. Мне следовало предвидеть такое развитие событий. Их бурбон достоин аукциона. Стоимость редкого бурбона варьируется от нескольких сотен долларов за бутылку до десяти, а то и двадцати тысяч. «Blackstone Auctions» проводит торги по всему миру, но именно частные аукционы владельца находятся под прицелом ФБР. Что и для кого он закупает для этих аукционов – вот что мне предстоит выяснить. Кортес не говорит, что именно они ищут, лишь сообщает, что им нужна любая информация.
– Если бы был хоть какой-то признак того, что в деле замешан Фокс, Кортес, я бы в это ни за что не ввязывалась. – Я отталкиваюсь от стойки и отхожу подальше от того места, где расположились Блэкстоун и его небольшая компания. Как бы сильно меня это ни злило, я заключила сделку. Мне нужно держаться подальше от семьи Фоксов, если я решила вернуться в Фиаско хоть на какое-то время. У нас заключено соглашение, и я нарушаю его, находясь здесь.
– Что значит, ты уезжаешь? – недоверчиво спросила Мэгги. Прошло всего несколько недель с тех пор, как я вернулась из полицейской академии во Франкфорте. До этого я училась. Домой я приезжала только на каникулы. Мне было приятно пожить своей жизнью вдали от дома. Но я скучала. Я знала, что она тоже скучала по мне, но она была занята учебой. Университет Кентукки позволял ей жить дома, но в свободное от занятий и учебы время она гуляла с друзьями. Она бы справилась и без меня.
– Я не уверена, чем хочу заниматься дальше, и мне нужно проветрить голову. Я нашла квартиру, и теперь у меня будет немного пространства. – Я складывала одежду в корзину для белья, стараясь контролировать свои дрожащие руки. Мне было невыносимо врать ей. Я не хотела никуда уезжать. Я хотела воплотить в жизнь свои планы, но теперь это было невозможно. Если я хотела, чтобы все осталось похороненным, а Линкольн Фокс выполнил свою часть договора, мне нужно было уехать. Я чертовски ненавидела его за то, что он заставил меня это сделать.
