Текст книги "Лорд и королева"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
Глава 10
Королева через некоторое время вернула его, но, стоило ему попасться ей на глаза вместе с Летицией, она уже не могла отвести от него бдительного и ревнивого взора.
Она бесилась еще и потому, что их брак казался счастливым. Роберт прекратил поглядывать на других женщин. «Может, это благодаря возрасту? – задавала себе вопрос королева. – Или эта волчица обладает магической властью?» Она не сомневалась, что волки способны на все. Волки – вероломные звери.
У них родился сын – еще один Роберт Дадли, – и королева не знала, смеяться ей или плакать. Он как-то сказал ей, что ей нужно увековечить свою красоту. Она подумала: «Он увековечил свою, может, я и рада этому, хотя мне хотелось бы, чтобы мальчик не был сыном этой женщины».
У Летиции уже был один сын, и королева привязалась к нему, несмотря на его мать, потому что молодой Роберт Деверо, граф Эссекский, казался самым красивым молодым человеком, которого ей когда-либо приходилось видеть с того момента, когда ее очаровал его отчим.
Она часто с грустью взирала на своего Роберта и думала: «Теперь мы становимся старыми – слишком старыми для ревности, слишком старыми для вражды». Она сравнивала его с тем молодым человеком, который прискакал к ней в Хэтфилд на белом коне, чтобы сообщить, что она стала королевой. Бедный Роберт, он слишком располнел, его лицо стало совсем багровым от бурной жизни, его чувственность, которая в молодости являлась признаком мужественности, в старости стала выглядеть проявлением грубости.
А она сама? Она была богиней, ее не пугали стремительно несущиеся года. Вокруг нее находились мужчины, мужчины – ровесники Роберта и мужчины – ровесники молодого Эссекса, которые говорили ей, что она была богиней, которая и без помощи эликсира Корнелиуса Лэноя обрела вечную молодость.
В Нидерландах был разгромлен герцог Анжуйский, но Вильгельм Молчаливый вел там жестокую борьбу за освобождение своего народа. Всеобщее внимание в Англии было приковано к этой стране – исход освободительной войны казался чрезвычайно важным.
А внимание испанцев было приковано к Англии. «Что это за женщина? – такой вопрос задавался на заседаниях испанских кортесов. – Какой страной она правит? Это всего лишь часть острова, а она ведет себя так, как будто правит всем миром. Ее моряки – наглые пираты. Они не дают сокровищам литься в испанские сундуки. Они бесстыдные и опасные, у них нет никакого уважения к его всекатолическому величеству. Они даже оскорбляют саму святую инквизицию».
Были имена, которые на испанских кораблях и в испанских владениях произносились со страхом и ужасом: Дрейк, Хокинс – бесстрашные существа. Как только могут люди быть такими бесстрашными, как они? Как им удается всегда побеждать? Это все потому, что они продались дьяволу. Они не люди, они колдуны.
Яснее ясного, что этим людям и их наглой королеве следует преподать урок. Из Чили и Перу с награбленными в испанских городах Нового Света и на испанских галеонах сокровищами приплыл домой Френсис Дрейк, совершив кругосветное путешествие. И что же сделала королева, когда этот пират явился домой? Может, она его повесила, как он того заслуживал? Может, она отнеслась к нему, как к вору, грабителю и убийце подданных его всекатолического величества?
Нет! Он был красивым мужчиной, поэтому ей нравился, не говоря уже о других причинах. Ей нравились его девонширская картавость, его горящие глаза. Они были одного поля ягоды, потому что он мог подарить галантный комплимент на свой деревенский лад.
Королева сказала Дрейку, что испанцы находятся в страхе, они называют его наглым и испорченным человеком.
– Вы именно такой человек, сэр? – спросила она. – Если это так, я вынуждена отрубить вам голову золотой шпагой.
Вслед за этими словами она приказала принести шпагу и заставила его стать на колени, чтобы она сию же минуту могла покончить с обыкновенным Френсисом Дрейком.
Она коснулась шпагой его плеч и сказала:
– Встаньте, сэр Френсис.
Он встал, низко поклонился и поцеловал ее руку, потом сказал, что готов обогнуть мир двадцать раз и привезти в двадцать раз больше сокровищ за одну только улыбку ее величества.
Этот год был трагическим для Роберта. Его долгожданный сын, которым он так гордился, внезапно умер. Его похоронили в часовне в Уорвике. «Роберт Дадли, 4 года, дворянин» – эти слова написали на его надгробии.
Роберт обезумел от горя, и королева позабыла свою ревность, стала делать все возможное, чтобы его утешить.
Став перед нею на колени, он сказал:
– Это – возмездие. Женившись, я пошел против воли вашего величества. Это – Божья кара.
– Нет, – мягко перебила она, – это неправда. Невинный не должен страдать. Роберт, мы слишком стары и слишком серьезны, чтобы делать что-то иное, кроме как утешать друг друга.
Она усадила его у своих ног и, перебирая его волосы, воображала, что они все такие же черные и пышные, как были раньше.
Роберт старался забыть свою утрату, взяв под опеку другого Роберта, его сына от Дуглас. Он проклинал свою судьбу, которая отняла у него законного сына и оставила другого, – хотя он любил обоих мальчиков и хотел сохранить и того, и другого.
Он часто болел. Возможно, он прожил слишком бурную жизнь, и теперь, когда ему перевалило за пятьдесят, должен был за это платить.
Он не мог говорить с королевой о своих болезнях, она не переносила любые разговоры о физических немощах.
Вскоре на Роберта обрушились новые неприятности.
В том году иезуит Роберт Парсонс опубликовал в Антверпене свою книгу. Он был католиком, а Лестера во всем мире считали лидером английского протестантизма. Эта книга, которая была напечатана на зеленой бумаге, стала называться «Зеленым пальто отца Парсонса». Она представляла собой непристойное описание жизни графа Лестера, а так как в этом повествовании королеве было отведено значительное место, то там не обошлось и без скандальных подробностей.
Не упуская ни одной детали, иезуит составил список проявлений сладострастия у королевы и ее фаворита. Упоминалось и количество детей, которых, как поговаривали, они произвели на свет. Роберту приписали не только убийство Эми Робсарт, но и мужа Дуглас, и мужа его теперешней жены, Эссекса. Каждую таинственную смерть – и даже происшедшую в результате естественных причин – старались повесить на графа Лестера и его профессиональных отравителей.
Книгу завезли в Англию и стали тайно распространять. Из рук в руки передавались ее копии. В каждой таверне снова принялись смаковать подробности любовных похождений Лестера. Он стал самым страшным злодеем на всем белом свете. Он отравил королеву своими колдовскими чарами. Он был сыном дьявола.
Елизавета рвала и метала и подвергала ужасным наказаниям любого, у кого находили копию этой грязной книги, которая, как она клялась, была вся насквозь фальшивая.
Филипп Сидни, возмущенный за своего дядю, которого любил, как родного отца, написал ответ этому отпетому мошеннику, который осмелился распространять свою ложь о самом видном аристократе Англии. Он заявил, что хотя благодаря своему отцу он принадлежал теперь к другому роду, для него великой честью оставалось сознавать себя Дадли.
Однако, несмотря на то, что писали и что говорили, память об Эми Робсарт была так же свежа, как и почти двадцать лет назад. И тот, кто разбирался в таких вещах, понимал, что это больше, чем просто атака на Лестера и королеву. Это первая ласточка в грядущей войне католиков и протестантов.
И в том же году Вильгельм Оранский умер насильственной смертью. Умер Защитник страны, лидер, который подвигнул своих соотечественников на борьбу против испанской тирании.
Голландцы в отчаянии обратили свои взоры к Англии, и Елизавета забеспокоилась. Ей навязывали войну, которой она стремилась избежать. Она хотела остаться в стороне, не разрушать процветания, которое она создала, поддерживая мир на своей земле. Но сейчас она больше не могла закрывать глаза на происходящее. Большая часть рынка шерсти была утеряна, так как эти территории находились под ярмом испанцев, и процветание, которое пришло к Англии через торговлю шерстью, начинало увядать. Нужно найти новые рынки, но разве англичанам позволят их завоевать? Филипп не сводил с Англии своего пристального взгляда, его не покидала навязчивая идея о своей миссии. В своих гаванях он строил самый громадный флот, который когда-либо знал мир, – Непобедимую Армаду, как он ее называл, и все понимали, что его целью было послать этот флот к берегам той земли, чья королева и чьи моряки так долго безнаказанно попирали его мощь.
Елизавета призвала к себе своих министров. Они высказались за высадку в Нидерландах. Они не разделяли ее чувств. Они были мужчинами, которые в войне мечтали стяжать власть и славу. Она же была всего лишь женщиной, мечтающей сохранить свою огромную семью, которой являлся весь ее народ. А еще королева обладала пониманием того, что даже победоносные войны приносили меньше пользы, чем мог бы принести продолжительный мир без потери людей и золота.
Но она не могла больше оставаться в стороне, потому что голландцы просили, чтобы им прислали человека, которого они смогут принять как свсего лидера, за которым смогут последовать, как они следовали за своим Вильгельмом Оранским. Этим человеком был тот, кто поставил себя во главе протестантской партии и был так любим королевой, что она никогда бы не поставила его во главе предприятия, которому не может оказать свою искреннюю поддержку.
Голландцы умоляли о Лестере.
И она даровала свое согласие, и он должен был поехать.
Нежно с ним прощаясь, она подумала о том, как он все-таки красив, как полон энтузиазма и амбиций. Казалось, что он снова стал молодым.
При расставании он не страдал так сильно, как она. Он собирался вновь снискать воинскую честь и славу, такую притягательную для него во все времена.
Королева же должна оставаться в тылу и следить за его подвигами по письмам и депешам, утешаясь только тем, что если он находится вдали от нее, то одновременно и вдали от своей жены.
Роберт шествовал по Голландии через маленькие чистенькие города под гром восторженных приветствий. Казалось, что наконец сбылись надежды всей его жизни. На протяжении долгих лет он мечтал стать королем, а эти люди его приветствовали, становились перед ним на колени, как будто для них он был больше, чем король, он был спаситель.
Вскоре после его прибытия в Гаагу ему была оказана самая большая честь, которой он когда-либо удостаивался на протяжении всей своей жизни.
В то первое утро нового года он одевался в своих покоях, когда к нему прибыла делегация. Не дожидаясь окончания церемонии одевания, он вышел в переднюю комнату. И там глава делегации стал перед ним на колени и сказал, что голландцы, видя в нем своего лидера, хотели бы ему предложить все те титулы, которые принадлежали принцу Оранскому. Он должен стать правителем, штатгальтером [Штатгальтер – губернатор (голл. ист.).].
От радости Роберт потерял голову. Всю свою жизнь он мечтал о чем-то подобном: иметь свое собственное королевство – королевство, которым он будет владеть не благодаря милости королевы, а благодаря своим государственным заслугам и популярности.
Это было самое серьезное испытание всей его жизни. Откуда ему знать, что когда награда дается легко, то руки еще не окрепли настолько, чтобы ее удержать; и сила в них появляется только в результате тяжелого труда и после множества побед? К величию его подвезли прямо в паланкине, заготовленном для него страстно любящей женщиной, но когда он достиг вершины, воздух там оказался настолько разрежен, что он не мог там стоять, оказавшись без своего паланкина, а эти голландцы просили его стоять на своих собственных ногах. Рядом был Филипп Испанский, рядом находился герцог Пармский, а в Англии оставалась королева, которая должна дать свое согласие на принятие этой чести.
Он медлил. Он хотел принять эти лавры. Он страстно желал проехать по улицам и принять присягу верности народа. Но осмелится ли он на это и как позже уговорит королеву поддержать его? Он пребывал в холодном бешенстве от того, что без этой поддержки не может закрепить свое положение.
Он помедлил и все же поддался искушению.
Сейчас он был губернатором Нидерландов. Ему предстоит стать штатгальтером, а люди назвали его «ваше превосходительство».
Эта весть достигла берегов Англии.
Летиция, видя себя в роли королевы Нидерландов, решила немедленно присоединиться к мужу в его новом королевстве.
Были сделаны обширные приготовления.
Летиция торжественно въедет в Гаагу со всеми королевскими церемониями.
Елизавета, взбесившись от того, что он осмелился занять новое положение, даже не проконсультировавшись с ней, писала ему гневные письма. Ему следует немедленно отказаться от того, что он осмелился принять.
«С каким презрением мы осознали, что вы использовали нас в своих целях, разъяснит вам данное письмо. Мы никогда бы не могли и вообразить, если бы сами не стали тому свидетелями, что человек, которого мы сами возвысили и которому даровали чрезвычайные милости более, чем кому-либо из наших подданных, с таким презрением сбросит нашу власть…»
Пока она писала, пришла Кэт, чтобы поведать ей о приготовлениях, которые делала Летиция, чтобы присоединиться к своему мужу.
Елизавета отложила перо в сторону.
– Она может готовиться себе на здоровье, – усмехнулась королева, – но она никуда не поедет.
– Она планирует поехать с такой королевской помпой, которая затмит даже великолепие вашего величества.
Елизавета сверкнула глазами.
– Пусть эта волчица лелеет свои планы. Вскоре она пожелает, чтобы ей никогда не попадался на пути этот мужчина, которого я заставлю упасть на самый низ, и это произойдет немедленно. Мое терпение в отношении милорда Лестера лопнуло. Этот человек, я тебе обещаю, еще пожалеет, что вообще появился на свет. А что касается этой шлюхи, этой волчицы, то очень скоро мы увидим, как она от него убежит. Он убедится, кто его настоящие друзья. Неужели он считает, что она ему не изменяла, пока он был в отъезде?
– Мне известны, ваше величество, слухи, связанные с этим красавчиком Кристофером Блаунтом.
– Который намного ее моложе! – фыркнула королева. – Приятель ее сына. Какая приятная новость для милорда! Но я заставлю его страдать больше, чем это удастся ей!
Она взяла перо и в письме приказала ему немедленно отказаться от недавно свалившихся на него почестей. Он должен публично отречься от своей должности во всех тех местах, где он принял на себя полномочия верховного правителя без согласия своей королевы. Он должен будет предстать в глазах своего нового народа человеком незначительным, неспособным принять решение без согласия своей госпожи, а она решительно отказывала ему в своем согласии.
«Если вы этого не исполните, – закончила она, – то по своей милости окажетесь в крайне тяжелом положении».
Вслед за этим она отложила перо и дала выход своему гневу, до крайности возмущаясь в то же самое время развратной женщиной, которая осмелилась изменить ему с более молодым мужчиной.
В отчаянии Роберт послал на родину двух верных людей, чтобы они оправдали его поведение в глазах королевы. Он отметил, что дело зашло слишком далеко, чтобы от него можно было открыто отказаться. Если она отречется от него, то народ Нидерландов с ума сойдет от горя, и она должна понимать, что это будет значить для Англии. Он каялся, да, он ее оскорбил, но он скорее умрет, чем снова поступит подобным образом. Однако для блага Англии королева должна дать ему время незаметно выпутаться из этого громадного конфуза, она должна понимать, что публичный отказ сыграет на руку Филиппу Испанскому.
Ее министры согласились с его точкой зрения. Роберту нужно позволить развязаться с этим делом как можно тактичнее.
Она в свою очередь превратилась в оскорбленную повелительницу и мудрую королеву. Обеспокоенная состоянием дел в Нидерландах, она страстно желала, чтобы Англия не была слишком глубоко в них замешана. Она обвинила Роберта в пустой трате английских денег. В ответ на это обвинение он сделал красивый жест и продал свои собственные земли и позаимствовал огромную часть своего состояния на кампанию в Нидерландах.
Но он не годился для своей миссии. Он так долго находился в фаворе, что так и не научился добиваться успеха кропотливым трудом. Его военный опыт был ограниченным. Он уже чувствовал приближение краха на полях сражений, который подразумевался сам собой в отсутствии поддержки со стороны королевы.
Самым его большим утешением стал его племянник Филипп Сидни, который находился рядом. Он нежно любил Филиппа и полностью ему доверял. Филипп настоял на том, чтобы он не посылал за Летицией, и оказался прав, потому что Роберт, зная Елизавету, понял реальную причину ее гнева, имевшего в основе тот факт, что Летиция готовилась присоединиться к нему в качестве королевы.
Филипп послал одного из своих актеров, которые сопровождали их в Голландии, со срочным посланием к Уолсингэму – тестю Филиппа – с просьбой использовать все свое влияние, чтобы предотвратить вояж Летиции.
К сожалению, этот малый витал в облаках, он был актером из Стратфорда-на-Эвоне, и, как сказал Филипп, вспоминая, каким образом тот выполнил возложенную на него миссию, лучше бы он оставался в Стратфорде, потому что он вручил письма самой Летиции, вместо того чтобы вручить их Уолсингэму, и таким образом испортил все дело.
Роберт начал ненавидеть Нидерланды, он страстно мечтал только об одном – поскорее вернуться домой. Он сожалел, что мысль о том, чтобы покинуть Англию, пришла ему в голову.
Его меланхолия переросла в горькую печаль, когда, после битвы при Зютфене, где он сам храбро сражался, принесли убитых и среди них он нашел тело своего племянника.
Он выслушал рассказ о том, как доблестно умер Филипп Сидни. Этот благородный молодой человек отдал часть своих доспехов другому воину, хотя знал, что они понадобятся ему самому. Когда Филипп был близок к обмороку от полученных ран и один из его людей поднес к его губам стакан воды, то Филипп, заметив неподалеку солдата, хрипящего от агонии, послал своего человека к тому страдальцу, чтобы он отдал воду тому, кто нуждался в ней больше, чем он сам. Роберт был горд за своего племянника, но он чувствовал, что отдал бы все, что у него осталось, чтобы вернуть ему жизнь.
Это было самое мрачное время во всей его жизни. В те моменты он чувствовал, что предпочел бы смерть тому ужасному положению, в котором оказался.
Пока Роберт мучился в Нидерландах, по Англии разнеслась весть о заговоре Бабингтона. Группа людей убедила молодого человека по имени Бабингтон, очарованного прелестями шотландской королевы еще в то время, когда он был пажом при ее дворе, связаться с королевой с целью осуществления убийства Елизаветы и водружения на троне Марии.
За эти годы Мария ни на йоту не утратила своих притязаний, поэтому для нее плести заговор являлось восхитительным времяпрепровождением.
Заговорщики позабыли, что система шпионажа, развернутая Уолсингэмом, уже давно приведена в действие.
Уолсингэм понял, что происходит, еще на ранней стадии заговора, потому что в его руки попался священник по имени Гилберт Гиффорд, которого отправили в Англию с секретной миссией подрыва протестантизма при поддержке влиятельных католических семейств. Уолсингэм пообещал сохранить ему жизнь, если тот станет его осведомителем.
Священник согласился на это предложение, и, когда Марию перевели из Татбэри в Чартли, Гиффорд договорился с пивоваром, который поставлял пиво в Чартли, чтобы он переправлял письма к Марии и обратно. Их вкладывали в водонепроницаемые коробки и опускали в бочонок для пива – письма к Марии переправлялись в полных бочонках, от нее – в пустых. Гиффорд забирал ее письма и, прежде чем передать их по адресу, вручал Уолсингэму, который, в свою очередь, отдав их сначала в руки опытного шифровальщика, изучал содержание писем и был способен проследить за каждым шагом и движением заговорщиков.
Заговор состоял в том, что шесть человек должны убить Елизавету. Одним из шестерых должен был стать Бабингтон. Если они успешно справятся с этой задачей, то, как они твердо были уверены, им легко удастся посадить на трон Марию.
Уолсингэм, как один из лидеров протестантской партии, всегда сожалел, что Марии позволяют оставаться в живых, и коль скоро письмо Марии к заговорщикам, в котором она полностью поддерживала покушение на Елизавету, оказалось в его руках, он, не теряя времени, арестовал этих людей, выложив перед королевой и ее Советом всю суть заговора.
Как только новость разнеслась по Англии, страну охватила радость. Разжигались костры, на зеленых лужайках в деревнях устраивались танцы, в городах на улицах распевались песни. Всеми любимая королева чудом избежала смерти, и наконец-то эта шотландская Иезавель продемонстрировала ее самому милостивому величеству свою истинную сущность. На перекрестках улиц и в церквях служили молебны.
Елизавета с огромной признательностью следила за этими проявлениями любви и преданности, но она знала, что народ требует смерти Марии.
Семерых заговорщиков, чьи имена назывались в письмах, со связанными за спиной руками протащили через город от Тауэр-Хилл до Сент-Жиль-Филдс. Одним из семи был Энтони Бабингтон. После повешения их вынули из петли еще живыми, разрезали на куски и выпотрошили внутренности. Подобную жестокость можно было часто наблюдать во времена правления великого Генриха, в настоящее же время она стала редкостью.
Мучительные крики истязаемых людей разносились за пределами Сент-Жиль-Филдс, и, слушая их, многие думали о развратной женщине, на которую они возлагали ответственность за ужасные страдания этих людей.
На следующий день еще семь человек приговорили к подобной ужасной казни, но Елизавета, понимая настроения народа, ждущего от нее милосердия, приказала, чтобы их не резали на куски, пока они не умрут. Надругательство над их телами следует произвести после их смерти.
Оставалась Мария, и Елизавета понимала, что та должна умереть, несмотря на то, что была королевой.
Из Чартли Марию перевели в Фотерингей; специальная комиссия пэров, тайных советников и судей подвергла ее допросу и, несмотря на все ее возражения и доказательства невиновности, ее неоднократные выкрики, что Уолсингэм подделал письма, которые он представил королеве и ее министрам, признала ее виновной в заговоре против Епизаветы и приговорила к смерти.
Но даже теперь Елизавета не спешила подписывать смертный приговор. Она хотела сохранить в неприкосновенности принцип, что короли стоят выше суда простых смертных. Однако на королеву оказывали сильное давление. Ей напомнили о сложившихся отношениях с Испанией, и в конечном счете она склонилась к подписанию приговора. Но она не спешила отдать его на исполнение, а так как Уолсингэм в это время заболел, вся ответственность за отправку приговора в Фотерингей легла на ее секретаря Уильяма Дэвисона.
И вот февральским утром Мария, облаченная в черный бархат, с распятием в руке, отправилась в зал замка Фотерингей, где ее ждали плаха и палач. Она спокойно простилась со своими слугами.
– Не плачьте, – сказала она им, – это повод для радости, а не для печали, ибо теперь вы увидите, что земные страдания Марии Стюарт подошли к долгожданному концу.
Весь католический мир стал говорить о дьявольской подделке Уолсингэма, о греховном поведении Елизаветы, руки которой по локоть в крови.
Уолсингэм и Бэгли плевали бы на своих врагов. Но не королева. Угроза войны подошла вплотную, в испанских портах кипела работа по постройке Армады, которой предстояло завоевать весь мир, и ее первой жертвой должна стать Англия Елизаветы.
Королева пыталась умиротворить своих врагов. Ее первейшей заботой было оттянуть этот дьявольский день. Время было ее союзником – сейчас, как и всегда.
Она избрала Уильяма Дэвисона козлом отпущения. Она заявила, что в ее планы не входило отсылать приказ о смертном приговоре в Фотерингей. Она оплакивала свою шотландскую сестру. Она никогда не желала смерти Марии.
Елизавета отправила Дэвисона в Тауэр. Ему придется уплатить штраф, который его разорит. Но, прежде чем отправить его, она обещала платить ему жалованье, пока он будет ее узником, и, когда он упал перед ней на колени, потрепала его по плечу своей тонкой изящной рукой.
Утешительный жест королевы дал Дэвисону понять, что он стал всего лишь козлом отпущения, приносимым в жертву Испании, а она сама ненавидела Испанию так же страстно, как и любой другой человек в ее королевстве.
Как оказалось впоследствии, Дэвисон продолжал получать свое жалование, потому что королева оставалась верной своему слову, и когда его спустя некоторое время выпустили на свободу, она не забыла его вознаградить.
Итак, Мария Стюарт была мертва, но угроза со стороны Испании все росла, и Елизавета ясно сознавала, что Англия находится в опасности.
Когда Роберт возвратился из Нидерландов, его восторженно встретила королева. Прошел целый год с момента их последней встречи, и, взглянув в его лицо, она почувствовала прилив огромной нежности и жалости.
Как он страдал! Исчезла его величественность, у него отняли его высокий пост, о котором он так страстно мечтал.
Она слышала, что он болел в Нидерландах и ему требовались английские лекари. Она сразу послала их к нему, потому что, едва только она узнала о его болезни, весь ее гнев куда-то испарился. Летиция открыто изменяла ему с молодым и красивым Кристофером Блаунтом. И разве могла Елизавета распекать его в такое время? Разве могла она сделать что-то иное, как снова не взять его под свое крыло? Он потерял дорогого ему Филиппа Сидни, этого красивого и необычайно умного молодого человека.
В одно мгновение жизнь стала чересчур жестока к Роберту, и видя это, Елизавета в полной мере осознала всю глубину и силу своей любви, которая на протяжении почти сорока лет то тлела, то разгоралась с новой силой, и которую, как понимала она, ничто не в силах окончательно погасить.
Теперь она никуда его от себя не отпустит. Она компенсирует ему потерю его любимого племянника, потерю чести и неверность его жены. Милый Роберт, бывший некогда всепобеждающим героем, сейчас он сам оказался побежденным.
Раньше Елизавета считала, что будет неспособна любить человека, утратившего свою красоту, утратившего свои совершенные качества, свои достоинства, тем не менее, она осознала, что никогда не перестанет любить Роберта.
Страна пребывала в напряжении.
На всем южном побережье дозорные ожидали первого появления парусов. Были сложены сигнальные костры. В Плимуте сэр Френсис Дрейк в нетерпении поджидал врага. Лорд Ховард Эффингэмский умолял королеву доставить дополнительные боеприпасы. Даже в крохотных бухтах по ночам в свете ламп и факелов спешно готовили корабли. С лихорадочной быстротой укреплялись береговые фортификации, а у берега Девоншира вместе с судами сопровождения в ожидании находились «Арк» и «Акейтс», «Ревендж» и «Рэинбоу», «Елизавета Бонавертури» и «Елизавета Джонас» – лучшие корабли Англии.
Бэгли и Уолсингэм лихорадочно подсчитывали стоимость подготовительных работ, спрашивая друг друга, где достать деньги на то или иное предприятие. Всегда неохотно тратящая деньги, королева не давала разрешения снабжать провизией корабли, она отказывала морякам в жаловании.
Елизавета понимала, что настал момент величайшей опасности для ее правления и ее жизни. Если ее доблестные моряки не сумеют отразить нападение захватчиков, то Англия подвергнется большим страданиям. Елизавета любила свою страну материнской любовью, со страстью, которую она никогда не испытывала ни к одному человеку. Ее единственная забота заключалась в том, чтобы привести страну к миру и процветанию, и это ей удалось, и это она бы продолжала делать, если бы тиран из Эскориаля позволил людям исповедовать религию по своему выбору. Пусть у него будут его проповедники и его святая инквизиция – эта банда безбожных мучителей, – пусть он на кострах сжигает своих подданных, пусть он истязает их на дыбе, пусть он рвет их конечности раскаленными щипцами во имя Святой католической церкви, – Елизавете нет до этого никакого дела. Если они выбрали такую Веру и такого Короля, пусть их.
Но им этого мало. Теперь они решительно плыли к ее берегам: «Андалусиан», «Бискайан», «Сан Фелипе», «Сан Хуан» и много других, на их борту находились испанские доны, испанские гранды, испанские солдаты и матросы, но кроме них были еще и другие – на их борту находились их проповедники, их инквизиторы, они везли орудия пыток из своих мрачных камер. Они надеялись навязать не только поражение, но и инквизицию.
Елизавета страшно боялась, но ей все-таки необходимо преодолеть свой страх. Разве может Англия быть разгромлена? Это невозможно. Ведь у нее были ее люди – и они, служа своей богине, самой совершенной из всех женщин, королеве, госпоже, матери, не могут не выстоять.
У нее был лорд Ховард Эффингэмский, умелый моряк, был несравненный Дрейк, был Фромбишер, Хокинс, и были ее дорогие друзья: ее Ум, ее Мавр, ее опытный Ягненок и Баран-вожак – все те, кого она любила, и конечно же, самый главный из них – ее Роберт.
Перед лицом огромной опасности она продемонстрировала свое доверие к нему и то, что снова его любит. Ему простили ужасную катастрофу, происшедшую в Нидерландах, за которую, как поняла она, королева должна частично винить себя сама. Ведь если бы Летиция не решила присоединиться к нему в качестве его королевы, разве Елизавета так настаивала бы на том, чтобы лишить его нового поста и разрушить доверие фламандцев к Англии?
Она назначила Роберта главнокомандующим своей армии и флота. Теперь все поймут, как она к нему относится. Все поймут, что в беде они заодно, как было тогда, когда умерла Эми Робсарт и его обвинили в ее смерти.
Она доверяла ему, он был ее возлюбленным, он снова стал ее Глазами, он – единственный человек, за которого она бы вышла замуж, если бы решила иметь мужа.
Роберт разделил свои силы на две армии – одну он расположил в Сент-Джеймсе, другую в Тилбэри. Английские солдаты будут готовы защищать свою страну, если доны осмелятся высадиться на берег. Но Ховард с Дрейком и их люди твердо решили, что не произойдет высадка испанцев. Разве английские моряки отдадут победу английским солдатам? Никогда! Англия обязана своим благосостоянием своим морякам, как сказал Дрейк, и он твердо решил отнести победу на свой счет.
В такое время Елизавета хотела непременно находиться со своей армией, и разве не Роберт стоит во главе этой армии? Она послала ему депешу, в которой сообщила о своем намерении повстречаться и поговорить со своими солдатами.
