Текст книги "Лорд и королева"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
Глава 7
Прошло уже восемь лет с тех пор, как Елизавета стала королевой, но она все еще не была замужем, и Роберт хотя и продолжал настаивать на их брачном союзе, но уже с меньшей надеждой, чем прежде.
Он разменял четвертый десяток, его красота слегка поблекла, но от этого не стала менее притягательной для женщин, и если королева все никак не могла решить, согласиться ли выйти за него замуж, то на свете существовало немало женщин, которые не колебались бы ни секунды, предложи он им это.
Теперь Роберт стал одним из самых богатых людей в Англии и одним из самых могущественных. Но он с лихвой заплатил за все эти милости и теперь даже начал подумывать о том, что цена была слишком высокой.
Он всегда очень любил детей, и тот маленький мальчик, который так благородно служил ему во время его заточения, не был исключением. Его постоянно провожали глаза детей, им нравилась его величественность, его могучая фигура, его красивое лицо. Он обращался с детьми так, как хотели бы все дети на земле – чуть-чуть небрежно, и не потому, что он опускался на их уровень, а потому, что каким-то чудесным образом поднимал их на свой.
Теперь он пытался разобраться в своем недовольстве. Он по-прежнему считал, что больше всего на свете желал бы брака с королевой. Однако у него было страстное желание иметь детей, особенно сыновей – и чтобы они были законными. Но какие у него остаются шансы на рождение законных сыновей, пока он продолжает ждать милости королевы? Конечно же, ему хотелось бы, чтобы его первенец стал наследником трона, но, может, Елизавета решила подождать до того момента, когда они состарятся и не смогут иметь детей?
Он слышал слова шотландского посла: «Мадам, мне известен ваш царственный аппетит. Вы хотите быть королем и королевой в одном лице».
В этих словах заключалась правда, и вполне вероятно, что она, которая не потерпела бы рядом равных себе, давно уже поклялась никогда не выходить замуж.
Конечно же, он изменял королеве, но его любовные похождения всегда хранились в секрете. Он не мог даже всего лишь задержать подольше свой взгляд на одной из придворных красавиц, потому что, если ревнивые глаза королевы и не засекут этого грешка, то уж ее шпионы непременно сделают это, а они находились повсюду. У него имелись влиятельные враги, которые надеялись свергнуть его, и одним из них с недавних пор стал Сесил, так как Роберт стал графом Лестером, а министр королевы не удостоился такой чести. Норфолк, Сассекс, Арундел – все эти влиятельные люди только немногие из числа его врагов. Он знал, что они тайно стремятся не допустить его брака с королевой, а притворно выказываемое дружеское расположение по отношению к нему – всего лишь следствие того, что в один прекрасный день Елизавета все-таки выйдет за него замуж. Он заподозрил, что это Сесил вбил в голову Елизавете идею женить его на Марии Стюарт, и хотя он с честью вышел из этого положения и даже приобрел титул графа Лестера, его не покидала мысль о том, что он оказался чуточку в дурацком положении.
Именно такие мысли засели в его сознании, когда он впервые обратил внимание на Летицию.
Летиция была одной из фрейлин королевы и внешностью напоминала ее саму, потому что являлась дочерью сэра Френсиса Ноллиса, кузена Елизаветы.
Королева благоволила к сэру Френсису и организовала для его дочери Летиции выгодный брак с лордом Хирфордом.
Хотя Летиция по-родственному походила на королеву, но справедливости ради надо отметить, что леди Хирфорд была настоящей красавицей, и ее негласно признали самой красивой леди при дворе. Прекрасный овал лица подчеркивал слоеный жесткий воротник. Ее волосы не были такими рыжими, как у королевы, а были теплого золотисто-желтого оттенка. Огромные карие глаза, белоснежные зубы, высокая и очень грациозная фигура – все это приковывало к ней внимание мужчин.
Она была дерзкой женщиной и ни в коей мере не боялась попасть в ситуацию, которая, если бы стала известна королеве, могла закончиться крахом для нее самой и Роберта. Ведь для нее самым важным было получить сиюминутное наслаждение. Она вышла замуж за человека, которого не любила, и никоим образом не расстроилась, когда заметила на себе взгляды Роберта Дадли. Уильям Деверо, лорд Хирфорд, был несколькими годами моложе Роберта и казался донельзя скучным зеленым юнцом по сравнению с фаворитом королевы – общепризнанным красавцем и самым желанным мужчиной при дворе.
Летиции показалось естественным, что она и Роберт влюбились друг в друга, и она поощряла его таким образом, что он уже был готов отбросить в сторону все предосторожности.
Они ежедневно встречались в присутствии других людей, но это не могло их удовлетворить. И тогда они обменялись записками: он должен увидеться с ней наедине. Не могут ли они встретиться в саду у пруда? Он назначил ей свидание ночью. В ту ночь над дворцом Хэмптон-корт стояла полная луна.
Такая встреча по меньшей мере была опрометчива. Роберт знал это. Но он устал ждать решения королевы, как устал от деревенских девушек. Он даже хотел посмотреть на реакцию королевы, если бы сказал ей, что решил жениться на Летиции Ноллис. Да, это правда, что у Летиции есть муж, но в определенных ситуациях от мужей и жен можно избавиться. Он вспомнил Эми и те неприятности, которые она ему причинила. Существуют разводы. На самом деле у него не было реального намерения жениться на ком-нибудь, кроме королевы. Кто знает, если он расскажет ей о своем влечении к Летиции, то Елизавета может осознать наконец, что она требует от него слишком многого, а так как она никогда не позволит ему жениться на другой, то, может, она сама все-таки выйдет за него замуж?
Его мысли слегка путались, но он находился в относительной безопасности, встречаясь с замужней женщиной, и почему бы ему не насладиться любовным романом, который может подвинуть его к браку с королевой?
Да может ли это быть признано настоящим безрассудством? А, может, проявлением здравого смысла?
Он спустился в сад к пруду и стал ждать.
Но Летиции не было.
Не было и бури, которой ждал Роберт, хотя он знал, что Елизавета оказалась в курсе его интрижки.
Елизавета была не просто ревнивой женщиной, прежде всего она была королевой. Это приключение не удивило ее, и она не рассердилась так сильно, как того ожидал Роберт. Смерть Эми многому ее научила. Любовь к власти должна была стать в будущем родной сестрой ее капризных страстей, они должны шагать рядом – нога в ногу.
Ее министры начали бить тревогу по поводу ее безуспешных попыток выбрать себе мужа, потому что поклонники уже не жаждали так страстно, как раньше, заполучить ее руку и сердце. Весь свет был уверен, что она любовница Роберта Дадли, и раз она считала это возможным, значит, она собиралась выйти за него замуж. Все верили, что только скандалы, в которые все еще был вовлечен ее фаворит и которые могли затронуть ее саму, препятствовали ее планам.
Раньше она любила Роберта слишком сильно. Сейчас она докажет всему двору, что он не единственный красивый мужчина при ее дворе, и хотя она любит его по-прежнему, у нее найдутся нежные чувства и для других мужчин.
Она была умнее Роберта, он всего лишь мужчина с мужским аппетитом, в то время как она – королева, которая знает, что такое власть и какую неограниченную радость эта власть может ей дать. Елизавета стремилась никогда не забывать об этом, никогда не подвергать себя опасности, если это оказывалось в ее силах.
Она признала, что Летиция красива. Она бы взбесилась, если бы он выбрал некрасивую женщину. Летиция имела мужа, и это значило, что он не может быть связан с ней слишком тесно. Сплетни о нем и так уже у всех на слуху. Пусть Роберт флиртует с Летицией, а королева тем временем продемонстрирует всему свету, что Роберт был просто одним из многих молодых людей, которых ей нравилось держать возле себя. Она уже подобрала нового фаворита – сэра Томаса Хениджа, камергера, женатого на одной из ее фрейлин. И тот уже задавался вопросом: почему бы это милостям, свалившимся на Лестера, не свалиться еще на одну красивую голову.
Прекрасно, пусть весь мир увидит, что она охладела к Роберту. Тогда снова появятся поклонники, а господин Сесил и его люди будут довольны, потому что они смогут окунуться в политические интриги и потешить свои души. Королеве не хотелось бы думать, что она отпугнула всех своих поклонников, одним из самых приятных развлечений ее царствования являлось рассматривать возможность брака с тем или иным претендентом.
Но свидания при луне в саду у пруда – она их не допустит. Роман Роберта и Летиции не должен заходить дальше пары томных взглядов и слов шепотом. Пусть Роберт пребывает в неизвестности. Пусть он, если только осмелится, назначит Летиции еще одно тайное свидание. Он не сможет скрыть его. А тем временем двор будет шептаться, что королева, кажется, менее влюблена в Лестера, раз не отпускает от себя самого красивого своего камергера.
Были возобновлены переговоры с Австрией, потому что император умер, и брат Карла получил корону империи. Королеве уже исполнилось тридцать три года, и ее министры проявляли нетерпение. Разве могут они надеяться на наследника, если она вскоре не выйдет замуж?
Елизавета поведала Сесилу, что ее беспокоит религия эрцгерцога. «Вспомните, – сказала она, – брак моей сестры. Народ был против него, и это не принесло добра Англии. А если вы, господин Сесил, станете утверждать, что мне следует выйти замуж за англичанина, то я попрошу вас обратить внимание на то, что случилось с моей сестрой в Шотландии».
Она была умна. Она знала, о чем говорит. Королева Шотландии нашла в своем муже Дарнли слабого и распущенного юношу, который явно ей не подходил. Только что всех потрясла загадочная смерть Дэвида Риччи и весь свет с жаром обсуждал это событие. Королева Шотландии была на шестом месяце беременности, и поговаривали, что ребенок, которого она носит, – от Риччи.
Елизавета могла указать своим министрам, что вот он – милый скандальчик, который, несмотря на дьявольские сплетни сластолюбивых людей, ни в коем случае нельзя было приписать ей самой. Вот он – прекрасный пример брака, и она не уставала повторять им, что все это заставляет ее еще настойчивее склоняться к тому, чтобы остаться незамужней.
Пусть ее министры сами понаблюдают за событиями в Шотландии, прежде чем они вынудят ее ринуться в то рискованное предприятие, в которое отправилась шотландская королева с такими ужасными последствиями.
Ее министры струсили, она всегда побеждала их в словесных баталиях. Их пригласили ознакомиться с ее женской нелогичностью, для которой не нашлось ответа в их мужской логике, и когда они были доведены до белого каления и готовы были покинуть свои посты, но не служить такой женщине, тогда она повернулась на сто восемьдесят градусов и выложила им неопровержимые доказательства, которые поразили их, потому что, несмотря на весь свой стройный образ мышления, они их не заметили.
Она зорко следила за Шотландией, она мечтала, что шотландская королева окажется в ее руках. Екатерина Грей все еще оставалась ее пленницей, а сестра Екатерины – Мария мило вышла замуж по любви без соизволения королевы и теперь со своим мужем тоже находилась в Тауэре. Мать Дарнли, графиня Леннокс, которую пришлось освободить по причине недоказанности ее занятия колдовством, была снова отправлена в Тауэр после женитьбы Дарнли на Марии Шотландской, так как Елизавета обвинила ее в организации этого брака, хотя знала, что это идет вразрез с пожеланиями английского парламента.
Тихо и незаметно, и по причинам, отличным от истинных, она собрала вместе всех своих опасных врагов и держала их под замком. Сесил, Норфолк, Бэкон, Лестер, Сассекс и Арундел с восхищением взирали на нее, они считали себя искушенными политиками, пока не столкнулись с этой тридцатитрехлетней женщиной.
Сесил, который изучил ее немножко лучше других, не отвернулся от Лестера, как Норфолк и Сассекс. Сесил верил, что она все еще смотрит влюбленными глазами на своего драгоценного графа и что ее кажущееся безразличие по отношению к нему не стоит принимать всерьез, а также, что не стоит искать дружбы молодого Хениджа, которого частично она использовала для того, чтобы продемонстрировать Лестеру, что ему не следует бросаться на других женщин при дворе, а частично, чтобы надуть заморских послов.
Эта мудрая женщина умела снимать сливки в любой ситуации.
Она приказала, чтобы к ней доставили Роберта и прямо на глазах у своих фрейлин и нескольких камергеров предупредила его, что не имеет ни малейшего желания наблюдать при своем дворе за амурами между вдовцами, хотя бы и имеющими право называться женихами, и замужними женщинами. Ее это потрясло до глубины души, и она этого не потерпит.
Роберт хотел возразить, что она сама подала дурной пример. Разве она не бросала кокетливые взгляды на камергера, который был женат на одной из ее фрейлин? Но он заметил холодный блеск ее глаз, который указал ему, что это делает ему выговор королева Елизавета.
Роберт был глубоко потрясен. Он понял, что зашел слишком далеко. Он испугался, что если проявит дальнейший интерес к Летиции, то его могут удалить от двора.
Елизавета торжествовала. Она установила между ними новый тип отношений. Она хотела, чтобы он остался при дворе. Он был фаворитом – но лишь одним из многих.
Перемена не прошла при дворе незамеченной.
Все шептались, что господство Лестера закончилось. Королева его разлюбила. А что вы скажете об этом новом человеке, Хенидже? Должен ли он занять место фаворита? Что у него есть такое, чего нет у Роберта? Правда, он несколько моложе, но во всем остальном он ему явно проигрывает.
Хенидж находился возле королевы в Гринвиче в тот день, когда, покончив с ужином, весь двор танцевал в огромном холле, а к королеве подошел Сесил и сообщил, что прибыл шотландский посол и желает ее видеть.
Из Шотландии пришли столь важные новости, что когда Сесил шепнул королеве на ухо их суть, она потеряла к танцам всякий интерес. Она села, подперев голову рукою, неспособная скрыть обуявшее ее сильное чувство, и объявила загробным голосом собравшимся вокруг нее фрейлинам:
– Шотландская королева разрешилась прекрасным сыном, а я всего лишь бесплодная бочка.
Сесил махнул, отсылая женщин, и, склонившись над ней, прошептал:
– Мадам, мне понятны ваши чувства, но будет нехорошо, если Мелвилл застанет вас в таком состоянии. Вы должны заставить его поверить, будто вас радует рождение принца.
Она сжала его руку и сказала:
– Вы, как всегда, правы, мой друг. А теперь введите Мелвилла.
Когда он вошел, она уже танцевала. При виде посла королева совершила лихой пируэт.
– Вы нам принесли хорошие вести, – воскликнула она. – Я никогда еще за последние недели не чувствовала себя так чудесно, как теперь, когда думаю о рождении у моей сестры прекрасного сына.
Мелвилл поклонился и поцеловал ее руку.
Он с чувством произнес:
– Моя королева знает, что, услышав новость, ваше величество обрадуется сильнее всех ее друзей. Хотя сын дорого ей достался и с риском для ее жизни. А в это время с ней так сурово обращались, что она пожалела, что вообще вышла замуж.
Елизавета осталась весьма довольной его высказыванием, которое лукавый шотландец прибавил явно для того, чтобы доставить ей удовольствие.
– Может, вы станете крестной матерью маленького принца, ваше величество? – спросил Мелвилл.
Елизавета сказала, что она с радостью примет это предложение.
Распрощавшись с послом, когда уже отпала необходимость играть роль, она с некоторым беспокойством отметила, что на свете теперь есть еще один претендент на английский трон, которого не так-то просто сбросить со счета.
Не оставалось никаких сомнений, что граф Лестер уже не пользуется прежним расположением королевы. Норфолк и Сассекс открыто выступали против него и на каждом шагу демонстрировали свою неприязнь. Только Сесил, будучи значительно мудрее, не принимал участия в их стычках.
Во время празднества по случаю Двенадцатой ночи [Двенадцатая ночь – двенадцатая ночь после Рождества, канун Крещения.] королева поразила всех присутствующих, провозгласив Томаса Хениджа Бобовым королем, чью роль обычно исполнял Роберт Дадли, потому что никто при дворе не обладал таким остроумием, таким обаянием и энергией, чтобы сыграть эту роль так, как должно.
В душе Роберт бесился, но он ничего не мог с этим поделать. Он никак не мог добиться от королевы аудиенции, потому что ему хотелось поговорить с ней так, как это нельзя было сделать в присутствии свидетелей.
Казалось, что Елизавету полностью удовлетворяло общество нового фаворита. Норфолк и Сассекс открыто потешались над Робертом, а их сторонники ввязывались в ссоры с его людьми.
Для Роберта такое положение дел стало невыносимым. Внешне Сесил оставался его другом, но Роберт понимал, что тот всего лишь следовал соображениям безопасности, одно лишь слово королевы, означающее, что ее безразличие превратилось в ненависть, – и вряд ли у Роберта останется при дворе хоть один друг. Что касается простых людей, то он никогда не пользовался у них популярностью, они винили его во всех тех скандалах, которые затрагивали королеву.
Он спрашивал себя, не следует ли ему поддержать идею брака Елизаветы с эрцгерцогом, но ведь это означало отказаться от всех своих надежд. Он перестал бросать взгляды на Летицию и страшно обеспокоился тем, что королева не проявила к этому его шагу никакого интереса и продолжала улыбаться Хениджу. Он надеялся, что когда он бросит Летицию, Елизавета бросит Хениджа, но она ясно давала ему понять, что их отношения не восстановились на прежнем уровне. И если он останется при дворе, то будет должен, подобно любому другому человеку, подчиняться королеве.
Роберт чувствовал себя покинутым и пребывал в подавленном настроении. Празднование Двенадцатой ночи показалось ему венцом всех его мучений, потому что на празднике Хенидж намеренно оскорблял его. Он приказал Лестеру задать королеве слудующий вопрос: «Что труднее вычеркнуть из памяти – дурное мнение, вызванное злым наушником, или ревность?»
Это был вопрос со значением, имевшим двойной смысл. И надо, чтобы его задал человек, которого королева некогда так сильно любила.
С ожидаемым от него безразличием Роберт поставил этот вопрос перед королевой, которая с улыбкой изобразила глубокую задумчивость, прежде чем ответить: «Милорд, по моему мнению, от них обоих трудно избавиться, но от ревности – труднее».
После праздника разъярившийся Роберт послал одного из своих людей в покой Хениджа с предупреждением, чтобы тот приготовился к встрече с графом Лестером, который собирается задать порку Томасу Хениджу.
Ответ Хениджа гласил, что он приглашает к себе лорда Роберта, но, если тот придет с розгами, то его будет ждать шпага.
Роберт оказался в затруднении. Он не осмеливался начать поединок, потому что дуэли были запрещены лично королевой.
Услышав об этом, королева удалила от двора человека, который осмелился передать Хениджу записку Роберта. Дуэли находились под запретом по ее личному приказанию, и любой человек, который принимал участие в попытке развязать ее, должен быть наказан.
Она послала за Робертом.
– Что касается вас, милорд Лестер, – сказала она, отведя взгляд в сторону, – то прошу вас проследовать в свои покои. – Она внезапно топнула ногой и воскликнула: – Черт побери, милорд! Я желала вам добра, но мои милости не замыкаются на вас. У меня много слуг, которым я даровала и буду в дальнейшем даровать свои милости, а если вы думаете, что всем здесь заправляете, то мне придется дать вам урок. Здесь есть одна-единственная госпожа и ни одного господина. А того, кто благодаря моему расположению стал слишком наглым, следует поставить на место. Он должен помнить, что, если я подняла его, то я могу и сбросить вниз.
Роберт поклонился и, не проронив ни единого слова, удалился.
В крайне подавленном настроении он целых четыре дня сидел в своих покоях. Но к концу этого срока Елизавета воскликнула с притворным изумлением:
– А где это милорд Лестер? Мне кажется, прошло какое-то время, как я его не видела.
Он явился, но она была с ним всего лишь любезна и не больше.
«Лестер катится ко дну», – ликовали его враги.
А Елизавета продолжала вести себя так, словно Роберт значил для нее не больше, чем любой другой придворный.
Сассекс открыто смеялся над ним в присутствии королевы.
Вспыхнула отчаянная вражда. Роберт настаивал, чтобы его последователи носили голубые кружевные нашивки, чтобы он мог немедленно узнать их и выявить среди них чужака. Норфолк наградил своих последователей желтым кружевом. Между двумя фракциями постоянно происходили ссоры, и королева так же резко выговаривала Роберту, как и Норфолку.
В отчаянии Роберт попросил разрешения покинуть двор, и к его еще большему отчаянию, оно ему было даровано.
Он отправился в Кенилуорт, спрашивая себя, не расстался ли он навсегда со своей мечтой. Он боялся уже не только того, что она никогда не выйдет за него замуж, ему казалось, что королева сильно его невзлюбила.
Он попытался занять себя достройкой замка и расширением парка. Кенилуорт, перешедший к нему в виде небольшого имения, теперь, когда он потратил тысячи фунтов на его расширение и улучшение, стал одним из самых величественных мест в стране.
Вскоре Роберт понял, что еще большие неприятности ждут его впереди. Его родственник и слуга Томас Блаунт прискакал в Кенилуортский замок с известием о том, что какой-то человек поклялся Норфолку и Сассексу, что он ради графа Лестера скрыл преступление, которое граф совершил ранее, и оно связано со смертью жены Лестера, безо всякого сомнения, происшедшей в результате убийства.
Блаунт выяснил, что человек, который нанес Роберту такой удар, был сводный брат Эми, Джон Эппл-Ярд.
– Он болтал об этом в Норфолке, милорд, и это достигло ушей почтенных господ, а они, не теряя времени даром, разыскали Эппл-Ярда и пообещали ему награду в том случае, если на суде в Лондоне он повторит то, о чем болтал своим деревенским дружкам.
Роберт криво усмехнулся. Он сказал:
– Подумать только, ведь я одаривал этого человека. Это мне он обязан своими обширными землями и богатствами. В последние годы он частенько просил о той или иной помощи, но, покинув двор, я не мог с такой готовностью, как раньше, отвечать на его просьбы, потому-то он и ищет, чем бы мне отомстить.
– Милорд, – сказал Блаунт, – вам следует отрицать это обвинение. Вы уже и раньше так поступали. И сделайте снова то же самое.
Роберт пожал плечами.
– Тогда, – сказал он, – я был другом королевы, а сейчас меня лишили моей привилегии. Если бы не она, я бы не выскользнул из лап моих врагов, когда умерла Эми.
– Но, если бы не она, то Эми бы не умерла! – с жаром произнес Блаунт.
– Приговор гласил – «несчастный случай», – ответил Роберт.
Ему было все равно. Впервые в жизни от него отвернулась женщина и, не нуждаясь больше в его обществе, пожелала от него избавиться.
Он становился старше. Он уже не был тем человеком, что раньше. Его любовь к жизни ослабла.
Кэт находилась наедине со своей госпожой, и они словно окунулись в те времена, когда Елизавету не называли при всех «ее величеством», а только втихомолку и те, кто любил ее.
– Я помню это, Кэт, – сказала Елизавета.
– А карты, моя дорогая леди?
– Ах, и карты тоже.
– А теперь, когда господин Корнелиус Лэной готовит для нас свой эликсир, вам больше не требуется, чтобы бедная Кэт Эшли заглянула для вас в карты?
– Как ты думаешь, Кэт, он его все-таки изобретет?
– Если он сделает так, как говорит, то изобретет, моя дорогая. Изобретет эликсир, который даст вам вечную жизнь и молодость. Позаботьтесь только, чтобы ничьи, только ваши драгоценные губки отпили от него, потому что, если им все станут пользоваться, то он не принесет нам добра. Если все будут жить вечно и будут вечно молодыми, то время вроде как остановится.
– Нет, – сказала королева, – только Елизавета выпьет микстуры Лэноя, может, я еще позволю моей милой старушке Кэт сделать глоточек в счет былых заслуг.
– Всего один глоточек, мадам?
– Может, два глоточка, ведь что я буду без тебя делать? Если я буду жить вечно, то со мной должна оставаться моя Кэт.
– Этот человек – мошенник, мадам.
– Неужели, Кэт? Возможно, ты и права.
– Вы ему верите, потому что ваше величество верит, что все хорошее, на что вы надеетесь, скоро придет. Может, в этом весь секрет величия. Остальные говорят: «Этого не может быть». Великая Елизавета говорит: «Так будет!» А так как она волшебница и богиня, то очень даже возможно, что она права.
– Ты говоришь, словно придворная дама, Кэт.
– Ох, моя любовь, вы потеряли еще один аксельбант. Клянусь, это тот, с рубинами и алмазами. А я хотела приколоть его к тому золотому платью, которое вы наденете сегодня вечером. Значит, я говорю, как придворная дама? Но придворные уже не говорят так, как прежде.
– Что это значит?
– Что одного человека, который говорил лучше всех и чьи слова доставляли вашему величеству самое большое удовольствие, как мне известно, с нами больше нет.
Елизавета ничего не ответила.
– Я полагаю, что ему очень грустно находиться вдали от двора, – сказала Кэт.
– Он наверняка развлекается с женщинами со всего Кенилуорта, – хмыкнула Елизавета.
– Вам, моя дорогая, не стоит так ревновать.
С блестящими от слез глазами Елизавета резко повернулась и дала Кэт пощечину. Кэт приложила руку к своей щеке и состроила мину. Потом она произнесла:
– Какая жалость. Этот рубиново-алмазный аксельбант наверняка потеряется, готова в этом поклясться, и из пары останется только один.
– Ах, замолчи!
Кэт повиновалась, и через пару мгновений Елизавета разразилась слезами:
– Почему это ты стоишь здесь и дуешься? Почему ты ничего не говоришь о нем, если тебе так хочется?
– Вы мне даровали ваше милостивое разрешение, ваше величество, заговорить об этом человеке?
– Что ты можешь сказать о нем?
– Что очень грустно видеть, как ваше величество о нем страдает.
– Я страдаю? Пусть страдает эта волчица!
– О ком вы, ваше величество?
– Эта шлюха, эта развратница, эта Летиция… или как там ее имя. Она замужем за этим… Фирфордом, так, что ли? Мне его жалко! Мне его жалко!
– Ах, – вздохнула Кэт, – всегда очень печально видеть, как некогда гордый человек падает вниз. Псы уже подбираются к его глотке, миледи. Они принесут ему несчастье и, может быть, и загрызут его до смерти.
– Псы! Какие псы?
Кэт прошептала:
– Его великая и несравненная светлость Норфолк. Милорд Сассекс. Милорд Арундел. Это те псы, которые в клочья растерзают нашего милого графа. Разве ваше величество не знает, что они добрались до Джона Эппл-Ярда и подвергли его допросу? Он клянется, что помог скрыть убийство своей сводной сестры ради спасения Роберта Дадли.
Елизавета уставилась в одну точку. Этого нельзя допустить. Не стоит воскрешать старый скандал. Не стоит ворошить могилу Эми Робсарт, чтобы запятнать честь королевы.
– Значит, – продолжила Кэт, – я говорю, что очень жалко видеть, как низко падает великий человек. Ах, на ваших милых глазках, моя дорогая, выступили слезы. Ну вот! Ну вот! Не важно, что их видит ваша Кэт. Вы его любите и думаете, что он любит Летицию больше… или любил бы, если бы она была королевой.
Подчиняясь внезапному порыву, Елизавета склонила свою голову на плечо Кэт. Она пробормотала срывающимся голосом:
– При дворе так без него скучно, Кэт. Те… другие…
– Они совсем другие, моя любовь.
– Никто не похож на него, Кэт. Мы вместе были в Тауэре. Могу ли я забыть его?
– Конечно же, не можете.
– Хенидж…
Кэт изобразила презрение, которое звучало в голосе ее госпожи:
– Красивый мужчина, – сказала она, – и ничего больше. Львица тешится милым щенком. А тем временем они поднимут против милорда Лестера людей, ваше дорогое величество. Собаки уже подбираются к его глотке. Они скажут: «Львица покинула его на произвол судьбы, и он ранен…»
Елизавета встала. Ее глаза сверкали, потому что она понимала, что наилучший выход – это когда чувства и здравый смысл идут рука об руку.
– Он снова будет с нами при дворе, – сказала она. – Я его вызову. Я не позволю собакам добраться до него. Ты увидишь, как они бросятся врассыпную. А что касается господина Эппл-Ярда, то он еще пожалеет, что вообще ступил одной ногой за пределы своего дома. Тем не менее, Кэт, больше не должно быть никаких скандалов. Ему следует покончить со своей дерзостью. Я этого не потерплю.
– Может, я пораскину карты? – предложила Кэт.
– Нет, только не сейчас. Он вернется ко двору в качестве джентльмена, по которому мы соскучились. Я его верну только потому, что у него так много врагов. Мне бы не хотелось, чтобы думали, будто бы я позабыла тех, кого некогда любила.
– И все еще люблю, – тихо добавила Кэт.
И вот Роберт вернулся ко двору, а его враги отступили.
Джон Эппл-Ярд сознался, что ему предложили вознаграждение, чтобы он свидетельствовал против графа, он согласился с тем, что в прошлом его зять был очень щедр по отношению к нему и что после того, как он впал в немилость, его дары иссякли. Болтал ли Джон Эппл-Ярд против графа Лестера всякие гадости, когда принимал от него дары? Нет, не болтал. Значит, он стал плохо думать о своем щедром зяте, только когда перестал их получать? Джон Эппл-Ярд с радостью скрылся в своей норе, благодаря Бога, что так легко отделался.
Не стоило воскрешать дело о смерти Эми. Снова поползли слухи. Собиралась ли королева вступить в брак с Лестером? Она уже прогнала Хениджа, но вроде бы не завела себе определенного фаворита. Она должна вскоре выйти за кого-нибудь замуж. Может, она думает, что если она – королева, то может не обращать внимания на бег времени?
Когда собрался парламент и королева попросила некоторую сумму денег для своего казначея, она столкнулась со стойкой оппозицией в палате общин.
Ей напомнили, что она все еще не замужем и что страна нуждается в наследнике. Палата общин отказалась даже обсуждать билль о деньгах, пока королева не даст слова без всяких задержек выйти замуж. Этому нашлась одна альтернатива – если она так стойко настроена против брака, то она должна провозгласить своего преемника.
В палате общин разгорелись жаркие споры, не обошлось и без потасовок. В угрожающей форме она наконец обратилась к палате лордов, и после некоторого раздумья лорды решили согласиться.
Елизавета могла стерпеть то, что она называла оскорблением со стороны палаты общин, но не палаты лордов.
Понимая, что в настоящее время самое мудрое для него – поддержать брак королевы с эрцгерцогом Карлом, Роберт стал сторонником плана палаты общин и лордов. Он знал, что в противном случае останется один, и теперь к тому же он вовсе не был уверен в чувствах королевы. Во время ссылки он почувствовал всю силу своих врагов. Он смутно догадывался, что она хотела от него именно этого, ведь его ссылка явилась частично результатом ее желания продемонстрировать заморским державам, что она не собирается выйти за него замуж. Он был глубоко тронут ее решением вернуть его ко двору, кроме того, он с радостью сознавал, что, когда все его покинули, а враги приготовились напасть на него, она с готовностью пришла к нему на помощь.
