Текст книги "Лорд и королева"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
– Я никому слепо не повинуюсь! – высокомерно парировал он.
Летиция подошла ближе и подняла на него свои карие глаза.
– Значит, вы изменились, милорд, – несмешливо произнесла она.
Роберт никогда не терялся. Сейчас он не мог с честью для себя объяснить свое поведение, поэтому он обнял ее и поцеловал. Поцелуи объяснили все.
В апартаменты Роберта пришла Дуглас и привела с собой своего мальчика. Бедная Дуглас! Она надеялась, что их сын может повлиять на его чувства, если уж ей самой это не под силу.
Он отпустил своих слуг, веря, что может положиться на их преданность.
– Как глупо с твоей стороны прийти сюда, – взорвался он, когда они остались наедине.
– Но, Роберт, ведь я так давно тебя не видела. Мальчик так стремился повидаться с тобой.
Он взял мальчика на руки. Ему казалось опасным, что маленький Роберт обладал фамильными чертами Дадли. Мальчик улыбнулся и обхватил руками шею Роберта. Он любил этого красивого пышно одетого мужчину, хотя и не знал, что тот его отец.
– Ну, мой мальчик. Что ты можешь мне рассказать?
– Замок большой, – сказал мальчик.
– И он тебе понравился, правда?
Мальчик кивнул, с обожанием вперив взгляд в лицо своего отца.
– Мама говорит, что это Кенилуорт.
Может, она сказала: «Ты – законный наследник Кенилуорта!» Нет, она не осмелится.
Он прижал мальчика к груди. Ради этого ребенка он был почти готов признать Дуглас своей женой. Он бы с гордостью взял Роберта-младшего за руку и представил его обществу. «Вот мой сын!» Какой бы переполох вызвали его слова!
Но нет. Королева никогда бы его не простила, к тому же ему начала надоедать мать мальчика. Ее смиренная угодливость и скрытая истеричность вызвали в его памяти образ Эми. И почему только этим женщинам не удается так легко разлюбить, как это удавалось ему самому?
Летиция принадлежала к другому типу женщин, и у Летиции тоже был чудесный сын. Она назвала его Робертом. Может, в память о Роберте Дадли? Ее сын, которому уже исполнилось восемь лет, был необычайно красив. Почему бы Летиции не подарить сыновей и ему?
Он вспомнил, как они встретились в коридоре. И он, и Летиция были научены горьким опытом, она могла дать ему больше, чем он надеялся получить за всю свою жизнь, и что, по вине королевы, было ему недоступно: удовольствие, дети и семейная жизнь.
У Летиции имелся муж. Роберт пожал плечами. Потом посмотрел на Дуглас, которая пристально его рассматривала, и ему почудилось, что он слышит, как в этой комнате смеется Эми Робсарт.
Он сердито заявил:
– Будь осторожна! Ты была в высшей степени неблагоразумна. Если королева хоть что-то проведает, то это будет не только моим концом, но и твоим.
Она упала на колени и закрыла лицо руками.
– Ах, Роберт, я буду осторожна. Я тебе обещаю, она не узнает.
– Тебе не следовало ни в коем случае сюда приходить, – упрекнул он.
Видя страдания матери, мальчик расплакался, и тогда, взяв его на руки, чтобы успокоить, Роберт подумал: «Если бы твоей матерью была другая женщина – не та, от которой я смертельно устал, – если бы ею была Летиция, мне кажется, я бы на ней женился ради тебя».
На следующее утро, а это было воскресенье, все общество направилось в церковь, позже днем состоялся банкет, который затмил своим великолепием имевший место накануне. Играла музыка, и снова были танцы, а как только стемнело, небо осветилось еще более яркими и великолепными фейерверками, и, как вчера, стреляли пушки.
В течение этого дня три женщины непрерывно думали о хозяине замка, каждая из которых была по-своему в него влюблена.
Одна из них, Дуглас, трепетная и все понимающая, догадывалась, что ее больше не любят и что, если бы не ребенок, то Роберт, наверное, желал бы забыть то, что было между ними. Ей казалось, что дух Эми Робсарт бродит по замку Кенилуорт, предупреждая ее и вселяя дурные предчувствия.
Королева размышляла о графе Лестере с нежностью, как о самом любимом из всех мужчин в ее жизни. Даже Томас Сеймур не вызывал в ней таких чувств, как Роберт. Она сомневалась, чтобы Томас, если бы он был жив, так долго вызывал бы в ней такие нежные чувства. Сейчас она любила Роберта за все его слабости, так же, как раньше любила за его силу. В славные дни их юности, когда он был героем рыцарских арен, она любила его как самого совершенного и добродетельного человека. Теперь она знала, что он и не самый совершенный, и не самый добродетельный, и все же любила его.
И все мысли Летиции были только о графе. Она хотела, чтобы Роберт стал ее любовником, но она, безусловно, не Дуглас, чтобы ее могли взять, а потом растоптать. Если Роберт станет ее любовником, она должна стать графиней Лестер. Она грустила и все же улыбалась, потому что была из тех женщин, которые если чего-нибудь страстно пожелают, то в один прекрасный день видят, как оно падает им прямо в руки.
Стояли знойные, душные дни. Королева обычно пребывала в замке до пяти часов вечера, когда она могла поскакать на охоту в близлежащие угодья с огромной свитой придворных. И всякий раз по ее возвращении с охоты в кенилуортском парке ее ждали «живые картины», и каждый день представление оказывалось все более грандиозным и великолепным, чем предыдущее.
Но, по прошествии времени, удовольствие, которое она испытала в первый день, стало менее сильным. Возможно, она устала от речей, прославляющих ее добродетели. Роберт казался весьма обеспокоенным, и у королевы возникло тревожное предчувствие, что причиной тому не только огромные усилия, которые он прилагал, чтобы развлечь ее, а и что-то другое. Уж очень он казался измученным и каким-то неестественным.
Когда их лошади оказались совсем рядом, Елизавета спросила:
– Вы плохо спите, милорд?
Он вздрогнул, и на его лице промелькнуло такое виноватое выражение, что ее страхи только усилились. Она заподозрила, что он связан с женщиной. Она знала характер Роберта. К его чести, он всегда внешне хранил ей верность, к тому же, в такое время он наверняка не мог осмелиться подумать о другой.
– Ты вздрагиваешь! – резко произнесла она. – Значит, это преступление – не спать?
– Я был бы в ответе, ваше величество, за то, что это вы не спите, пока находитесь под моим кровом.
– Речь идет не о моем отдыхе, а о твоем.
– Я боялся, что вашему величеству пришла на ум данная мысль, потому что вы сами плохо отдыхаете. Я умоляю вас сказать мне, если ваши покои вам не по душе. Мы их поменяем. Мы поменяем мебель в ваших покоях.
Она резко ударила его по руке.
– Прямой вопрос требует прямого ответа, милорд, и за него вам воздастся… разве что вы боитесь, что награда за него вас не устроит.
– Моя милая леди, мне бы не хотелось беспокоить вас своими болезнями.
– Значит, ты снова нездоров?
– Это не более чем простое недомогание.
С чувством облегчения она громко рассмеялась.
– Вы слишком много едите, милорд.
– Я бы не смог требовать от вашего величества по праву оценить мой стол, если бы сам не делал этого. Вы могли бы подумать, что я брезгую тем, что было приготовлено для вашего королевского желудка.
– Значит, это всего лишь физическое недомогание. Я опасалась, что только душевное беспокойство не дает тебе спокойно спать по ночам.
Догадываясь о ее подозрениях, он сказал:
– Ваше величество должны знать правду. Это из-за женщины.
Он заметил, что у нее перехватило дыхание, и поэтому сразу обратился к ней с такой пылкой страстью, на которую только был способен.
– Зная, что та, которую я люблю больше жизни, находится под моим кровом, как же я могу спокойно спать по ночам, если она не лежит со мной рядом?
Королева пришпорила своего коня и галопом пустила его вперед, но он успел заметить ее довольную улыбку.
– Милорд, – бросила она ему через плечо, – вы дерзите. Я умоляю вас не скакать рядом со мной. Мне бы не хотелось бранить хозяина, который меня принимает. А поскольку я так сильно гневаюсь, то боюсь, мне все же придется поступить подобным образом.
Тем не менее он продолжал скакать рядом.
– Ваше величество… нет… Елизавета, милая Елизавета, какой ты была для меня в Тауэре… ты забыла, а я буду помнить до конца моих дней. Ты слишком многого от меня требуешь.
Она пришпорила своего коня и не стала ему отвечать, но к ней вернулось хорошее настроение, и, когда в круг загнали оленя, она закричала:
– Не убивайте его. Я нахожусь в благом расположении духа. Я дарую ему жизнь при условии, что он отдаст взамен свои уши.
Она самолично отрезала уши у бедного животного и, улыбаясь, наблюдала, как он, объятый ужасом, с окровавленной головой, понесся прочь. Затем она воскликнула:
– Где же наш хозяин? Почему он не рядом со мной?
Роберт подъехал к ней, и они поскакали бок о бок назад в Кенилуорт.
– Я верю, милорд, – жеманно произнесла она, – что вы больше не станете настолько забываться. Я не буду столь снисходительна, если вы снова поступите подобным образом.
– Я не могу в этом поклясться, – ответил он. – Я всего лишь мужчина и готов отвечать за последствия своих опрометчивых речей.
Но, говоря любезности королеве, он думал о Летиции и об их ночных страстных свиданиях, о том удовольствии, которое они друг другу доставляли, и он знал, что ничто на этой земле не могло теперь ни разлучить их, ни сдержать взаимную безумную страсть.
А что если Елизавета узнает? Он не мог вычеркнуть из памяти образ попавшего в ловушку зверя с загнанным выражением глаз, когда она склонилась над ним, держа в руках нож. Он видел, что жажда крови прирожденного охотника была написана на ее лице, и вспомнил, как в ужасе унеслось прочь бедное животное. А это было лишь благое расположение духа королевы.
В парке гостей снова ожидали «живые картины». Высокий юноша, наряженный Сильванием, встал перед ней и рассыпался в похвалах ее очарованию. Но она устала от его оды раньше, чем он успел ее закончить, и, повернув своего коня, поскакала дальше. Однако юный поэт, не желая быть отвергнутым и стремясь угодить своему господину в восхвалении ее величества, побежал вслед за лошадью, описывая добродетели королевы, и тогда она, с гримасой отвращения, сдержала поводья, потому что юноша уже почти что задохнулся.
Он упал перед ней на колени.
– Ваше величество, – сказал он, – если вы желаете следовать дальше, умоляю вас, поезжайте. Если мои недостойные речи не оскорбляют ваших королевских ушек, я могу бежать и говорить хоть двадцать миль. Я лучше буду бежать за вашим величеством, чем ездить верхом, как бог в раю.
Королева одарила этого человека улыбкой и милыми словами, потому что его самоотверженность понравилась ей больше, чем его вирши.
– Мне больше нравится, – сказала она, – то, что исходит от сердца, чем то, что хранится в памяти.
Когда Сильваний закончил свою речь, он сломал ветку, которую держал в руке, и отбросил ее прочь. К несчастью, движение было слишком резким, и конь королевы внезапно встал на дыбы.
Все присутствующие оцепенели, но королева, справляясь с конем, закричала:
– Не трогать! Не трогать!
Потом она устала утешать Сильвания, который был сам не свой от огорчения.
Роберт приблизился к королеве.
– Ваше величество, – сказал он, – умоляю вас, поедемте в замок. Мне кажется, ваша драгоценная персона будет там в большей безопасности.
По пути в замок Роберт был полон дурных предчувствий.
В тот день гостей очень развлекли забавы с медведями. Английских догов, которых долго держали взаперти, внезапно спустили на тринадцать медведей. От шума, визга, рычания, звуков разрываемой на куски плоти глаза королевы загорелись, и многие это заметили. После забавы решено было отдохнуть на природе.
Припекало солнце, и королева в обществе нескольких фрейлин сидела на лужайке в тени деревьев, когда к ним вдруг подошел маленький мальчик.
Он стал как вкопанный и уставился на королеву. Он был так красив, что королева, которой нравились и красивые дети тоже, позвала его:
– В чем дело, мой маленький мужчина? Вы пришли посмотреть на королеву?
– Да, – ответил мальчик.
– Тогда подойди ближе, чтобы и королева смогла тебя увидеть.
Он подошел с широко открытыми глазами, положил ей на колени свои руки и заглянул в ее лицо.
– Вы красивая леди, – сказал он.
Ничто не могло бы доставить ей большего удовольствия.
– Ты и сам довольно красив, – ответила она. – Ты знаешь, кто я. А теперь скажи мне, кто ты?
– Я – Роберт, – ответил мальчик.
Она засмеялась.
– Это мое любимое имя.
Он улыбнулся и потрогал аксельбант на ее платье, и когда он наклонил свою маленькую головку, чтобы рассмотреть его, она заметила, что его темные волосы курчавились на шее. Повинуясь внутреннему порыву, она протянула руку, чтобы к ним прикоснуться.
– Что ты здесь делаешь, малыш?
Он удивленно посмотрел на нее.
– Кто тебя привез? – спросила она.
– Моя мама.
– А кто твоя мама?
– Моя мама! – удивленно ответил он.
– Конечно же. Какая же твоя королева глупая! – Она сделала знак одной из фрейлин.
– Вы знаете, чей это ребенок?
– Миледи Шеффилд, ваше величество.
Королева нахмурилась.
– Шеффилд умер какое-то время назад, не так ли? Думаю, что уже давно. Сколько тебе лет, малыш?
– Три.
Роберт, наблюдая издалека за своим сыном и королевой, встревожился и рассердился. То, чего он опасался, все-таки случилось. Кто за это ответит? Он помедлил, решая, насколько это опасно и не будет ли мудрее столкнуться сейчас с тем, с чем придется все-таки столкнуться. Он решил открыто подойти к королеве, готовясь к самому худшему, и тут же понял, что это было ошибкой. Как только мальчик его завидел, он покинул королеву и, подбежав к Роберту, обхватил его колени и взглянул на него с таким выражением, которое ясно давало понять, что эта встреча у них не первая.
С превосходно сыгранной беззаботностью Роберт взял его на руки и сказал:
– Что это такое? Что ты здесь делаешь?
Мальчик засмеялся и дернул Роберта за бороду.
– Этот молодой человек, кажется, близко знаком с графом Лестером, – сказала королева, и Роберт спросил себя, не прозвучала ли в ее голосе нота подозрения.
– Почему бы не быть друзьями с таким мальчиком, как этот? – беспечно спросил он. Граф опустил мальчика на землю и, подойдя к королеве, склонился перед нею в поклоне, он взял ее руку и спросил, какое впечатление произвело на нее его скромное развлечение.
– Нас неплохо развлекли, – слегка резко сказала Елизавета.
Мальчик снова подбежал к ним.
– Чей это сын? – спросила королева, глядя на Роберта.
– Леди Шеффилд.
– В настоящее время она не находится при дворе.
– Вы помните Шеффилда, ваше величество. Он был моим другом. Его вдова с мальчиком, его друзья и слуги останавливались у меня в Кенилуорте, пока я был при дворе. Затем, ваше величество, они проявили такое настойчивое желание увидеть вас, что я не мог им отказать.
– Мы не помним, чтобы мы видели их. Почему они нам не представились?
– Леди Шеффилд нездорова.
– Я видела ее один раз.
– Я лично передам ей о желании вашего величества.
– Пусть слуга пойдет за ней и прикажет явиться ко мне.
Роберт огляделся вокруг, чтобы посмотреть, не находится ли в поле зрения какой-нибудь слуга, которому можно было доверять. Он заметил такого человека и позвал его.
– Ее величество желают, чтобы к ней явилась леди Шеффилд. Приведи-ха ее сюда.
– Слушаюсь, милорд.
– И еще, – добавил Роберт, – уведи мальчика. За ним должна присмотреть его няня.
Слуга удалился вместе с маленьким Робертом, а в то время его отец страстно желал, чтобы Дуглас догадалась сделать то, чего он от нее ожидал.
Королева заговорила о медведях и о том, как ей понравилось представление. Но все это время Роберт ощущал, что она пристально за ним наблюдает.
К его величайшему облегчению, слуга вернулся один.
– Леди Шеффилд шлет свою благодарность вашему самому светлейшему величеству. Леди Шеффилд рвет на себе волосы от горя, потому что она так плоха, что не может встать с постели. Она умоляет ваше величество, известное своей снисходительностью, простить ее по этому поводу.
– Мы прощаем, – сказала королева. – Но мы все-таки повидаемся перед отъездом. Мы навестим ее в ее опочивальне, если возникнет такая необходимость. А сейчас можете сказать ей, что мы прощаем ее за этот день.
Роберт вздохнул почти с облегчением.
– Мне кажется, что я раньше видела этого мальчика, – сказала королева.
– Я очень к нему привязан, – заметил Роберт, – и у меня есть на это причины.
Она напряглась.
– Он напоминает мне мальчика, которого я знавал когда-то очень давно… в лондонском Тауэре. Я был безутешным узником, а он передавал от меня цветы одной богине, которую я страстно полюбил в то мгновение, когда впервые увидел.
Подобная лесть была для Елизаветы как животворящий бальзам. Она тоже помнила те встречи.
– Он был милым мальчиком, – сказала королева. – Но мне сдается, что он не обладал красивыми чертами этого маленького Роберта.
Роберт продолжил:
– Я помню тот день, когда вы проходили мимо, а я смотрел из-за тюремной решетки. Я твердо уверен, что никогда в моей жизни не был так счастлив, как тогда.
– У вас была жалкая жизнь, милорд, если лучшие воспоминания связаны с тем временем, когда вы были несчастным узником. Разве так следует говорить гордому мужчине?
– Именно так, ваше светлейшее величество, потому что тогда я питал надежды… большие надежды. Я мечтал о любви совершенного существа. Но, увы, мои мечты осуществились только частично. Когда-то у меня были огромные надежды.
– Человеку никогда не следует отказываться от своих надежд, милорд. Вам это должно быть прекрасно известно. Никогда до конца своих дней.
– Но, мадам, что делать человеку, если он понимает, что женщина, которую он любит, – богиня, она выше всех земных потребностей и желаний?
– Он может стать богом. А боги могут вступать в союз с богинями.
Граф решил этой льстивой беседой увести ее мысли прочь от опасной темы, навеянной красивым мальчиком по имени Роберт, обладавшим фамильными чертами Дадли. Темы, которая могла бы привести графа Лестера к краху.
В тот же день Роберт и Летиция встретились в укромном помещении замка. Их свидания поневоле должны быть короткими, потому что они оба не могли отсутствовать в одно и то же время, не вызывая подозрений, к тому же Роберту следовало постоянно быть возле королевы.
Эти свидания были очень ценными. Летиция могла бы заставить его совершать опрометчивые поступки, но она смотрела далеко вперед. Когда-то она потеряла его благодаря королеве, а теперь была полна решимости не дать этому случиться вновь.
Лежа в кровати за запертыми дверями в маленькой комнатке, она спросила его:
– И что же дальше?
– Мы будем видеться, – сказал он. – И как можно чаще.
– Каким образом?
– Это наверняка как-то можно устроить.
– Королева следит за тобой, как собака за кроликом. А что, если из Ирландии вернется мой муж?
– Эссекс не должен вернуться.
– Как же этому можно будет помешать, если он выполнит свою задачу?
– Найдется какой-нибудь способ.
– Какой-нибудь способ может найтись. На мы не должны встречаться. Против этого существует так много причин. О, как бы мне хотелось, чтобы мы поженились. Жить благородно, без этих тайных свиданий, иметь сыновей, как мой собственный Роберт, но твоих сыновей.
– Ты даже не знаешь, как страстно я этого желаю.
– Может, ты проведешь остаток своей жизни, как комнатная собачонка королевы, тявкая у ее каблука, скрываясь от ее гнева, когда тебя то приласкают, то прогонят, повинуясь внезапному капризу?
– Нет! – страстно ответил он.
Она крепко прижалась к нему.
– Разве мы сами не кузнецы наших собственных судеб, Роберт? Разве нам не предначертано судьбой пожениться и иметь детей?
– Ты права. Нам это на роду написано. Но, – добавил он, – существует Эссекс.
Она немного помолчала, потом сказала:
– Значит, вы имеете в виду, милорд, что на пути к нашему браку стоит только Эссекс, но не королева?
– Если бы не Эссекс, мы могли бы пожениться. Мы могли бы сохранить наш брак в тайне от королевы.
Она спокойно ответила:
– Наш брак должен быть настоящим. Моя семья будет на этом настаивать. Мои сыновья станут твоими наследниками… и не иначе.
– И не иначе, – повторил он.
– И только Эссекс стоит у нас на пути?
– Только Эссекс.
Он вспомнил мальчика, которого она родила Эссексу, – маленького Роберта Деверо, – одного из самых рослых и красивых детей, которых он когда-либо видел. Если он женится на Летиции, такими будут и его сыновья. Он любил сына Дуглас, но не настолько, чтобы сделать Дуглас своей законной женой.
Ее следующие слова испугали его:
– Как сильно ты меня любишь?
Он ответил:
– Бесконечно.
Роберт понимал, что она вспомнила Эми Робсарт, и весь следующий день, во время представления на воде, которое он организовал для увеселения королевы, он тоже, не переставая, думал об Эми.
Дуглас присела в реверансе перед королевой. Никогда еще за всю свою жизнь она не была так напугана. Они редко виделись с Робертом с тех пор, как в Кенилуорт прибыла королева. Он нанес ей всего один визит и объяснил, как ей следует вести себя с королевой. Он оставался холоден, но Дуглас почувствовала, что внутри у него бушует гнев, и она прекрасно понимала, что этот гнев был направлен против нее.
Еще она знала, что он влюблен в графиню Эссекс. До нее дошел такой слух. Они не могли скрыть свою любовь от посторонних глаз, как бы им того хотелось, их тайна была написана на их лицах, когда они смотрели друг на друга. Боже милостивый, пусть бы только королева ничего не заметила. Никто ей этого не скажет, потому что она не поблагодарит того человека за подобное известие, а еще он станет заклятым врагом графа Лестера.
А теперь, кто знает, какие вопросы королева задаст Дуглас, которая не отличалась быстрым и острым умом. Она молилась, чтобы ей удалось найти подходящие ответы.
Королева находилась в благом расположении духа. Она приказала Дуглас подняться, не сводя с нее пристального взгляда. Некогда Дуглас была красивой женщиной, но дни и ночи, полные тревог, оставили свой отпечаток на ее лице в виде теней под глазами, кроме того, от королевы не укрылась ее глубокая меланхолия.
«Возможно, он был влюблен в нее раньше, – задумалась Елизавета, – но теперь уже нет».
– Подойдите ближе, леди Шеффилд, и садитесь рядом с нами. Мы слышали, что вы были нездоровы, и сожалеем по этому поводу.
– Ваше величество чрезвычайно добры ко мне.
– На самом деле очень жаль, что вы пропустили спектакли, которые были подготовлены для нашего развлечения. Наш хозяин превзошел сам себя, нас редко баловали чем-то подобным. Мы слышали, что и вы приложили руку к их подготовке.
– Ах, нет, ваше величество. Мой муж был другом графа, который милостиво даровал нам разрешение остановиться здесь, пока он находился при дворе. Сознаюсь в том, что желание увидеть ваше величество заставило меня отложить мой отъезд.
– Хорошо, теперь вы меня увидели. Я верю, что вы получили удовольствие от этой картины. Изменилась ли я с тех пор, как вы служили при дворе?
– Ваше величество вершит чудеса, становясь с годами все более красивой.
– У вас очаровательный сын.
– Да, ваше величество.
– По имени Роберт, так?
– Да, ваше величество.
– Граф вроде бы к нему привязан.
– Граф, как и ваше величество, любит детей.
– Верно. Я слышала, что мальчику три года.
– Да, ваше величество.
– Я помню вашего мужа… Шеффилда.
Елизавета с удовольствием наблюдала, как краска поползла от шеи Дуглас к ее бровям, и ей все стало ясно. Но она была уверена, что роман уже закончился, поэтому почувствовала лишь легкое раздражение, сказав сама себе, что ее озорному Роберту можно, пожалуй, сделать маленькую поблажку.
Но ей следует удостовериться, что их роман уже завершился. Она будет держать эту женщину там, где сама сможет понаблюдать, как та поведет себя в будущем.
Она сказала:
– Леди Шеффилд, мне нравятся ваши манеры. Вы присоединитесь к нам в нашем вояже, а когда мы вернемся ко двору, я найду вам место фрейлины.
Дуглас упала на колени в знак благодарности. На ее лице была написана радость. Если она окажется при дворе, то будет постоянно видеть Роберта.
Через несколько дней после этой аудиенции королевская процессия покинула Кенилуорт.
Королева дрожала от волнения. Ко двору прибыл месье Симье. Этот энергичный маленький француз явился с романтической миссией от имени своего господина, герцога Анжуйского, он просил руки королевы.
Елизавета, уже твердо уверенная, что ребенок Дуглас был от Роберта, почувствовала потребность в невинном флирте, поэтому она мило приветствовала месье Симье.
Очень скоро молодой человек стал ее Обезьянкой (она сказала ему, что это из-за его имени, но на самом деле прозвище подсказали ей черты его лица), и его можно было часто видеть прогуливающимся вместе с ней, скачущим верхом вместе с ней, сидящим рядом, и на самом деле создавалось такое впечатление, что он никогда не появляется без нее. Он упражнялся во всех тех искусствах, в которых преуспели французы – танцах, раздаче комплиментов, завораживании взглядом, как бы намекая, что он отдал бы двадцать лет своей жизни, если бы в действительности мог стать ее любовником, а не посланником герцога.
Королева осыпала его всеми теми милостями, которыми имела обыкновение награждать своих поклонников. По его щеке она нежно шлепала рукой, на его руку она опиралась, его губы целовали ее руки. Ее Обезьянка отодвинула в тень ее Глаза, ее Веки и ее Барана. Хотя ей уже было за сорок, она вела себя подобно шестнадцатилетней девушке, томящейся от любви.
Елизавета была так поглощена своей Обезьянкой, что вряд ли заметила, что в Англию вернулся граф Эссекс, сгорающий от бушевавшего в его душе гнева.
Когда Роберт доложил ей, что миссия Эссекса в Ирландии не выполнена и что по этой причине его следует немедленно отослать обратно, она дала свое согласие, и с большой неохотой граф снова отбыл в Ирландию. Не прошло и месяца с тех пор, как пришло известие, что он скончался от дизентерии, и тогда поползли слухи, что его смерть не была вызвана естественными причинами.
Елизавета выкроила несколько минут и, расставшись со своей Обезьянкой, обсудила этот вопрос с Робертом.
– Что ты думаешь об этом, – спросила она. – У Эссекса наверняка имелись враги. Мне не нравятся подобные слухи.
Роберт ответил:
– Слухи следует пресечь. Нужно провести дознание, и мой зять Сидни как депутат от Ирландии проследит за тем, чтобы его провели надлежащим образом.
– Пусть он это сделает.
Вскоре сэр Генрих Сидни смог рапортовать, что смерть графа Эссекского произошла по естественной причине.
Спустя короткое время один человек, который был тесно связан с Эссексом, умер от той же болезни. Этот человек имел неосторожность вымолвить ужасные слова: он сказал, что одна очень известная в Англии персона так сильно желала смерти милорда Эссекса, что отправила своих профессиональных отравителей в Ирландию, чтобы от него избавиться, а так как те, кто проводили дознание, стояли очень близко к этой известной персоне и их судьбы были тесно переплетены, то это дело не так тщательно проанализировали, как следовало бы в действительности.
Человек этот не занимал высокого положения, поэтому его смерть не потребовала такого расследования обстоятельств, какое последовало за смертью графа Эссекса.
Услышав слухи, Кэт испугалась.
Жившая в ней болтунья жаждала открыть королеве то, что она сама услышала. Но Кэт любила свою царственную госпожу еще больше, чем любила сплетни. Смерть Эссекса могла значить только одно: в настоящее время Лестер так страстно влюблен, что собирается жениться. Прекрасно, что Елизавета флиртует со своей Обезьянкой и рассуждает о прелестях своего дорогого Барана. Она немножко увлекалась этими людьми, но по-настоящему любила только одного.
Если бы она вышла за него замуж, рассуждала Кэт, то стала бы намного счастливее. Она все равно осталась бы королевой, а он бы ей повиновался. Она выбрала не того человека, если ждала, что он смиренно согласится на положение, которое было почти невыносимым.
Когда они остались наедине, она сказала Елизавете:
– Ваше дорогое величество, эта Обезьянка и его господин… вы это не всерьез?
– Всерьез.
– Значит, вы выйдете замуж за человека, который намного вас моложе?
– По-твоему, я очень стара? Я что – безобразна?
– Вы самая молодая леди в мире – но это по духу, моя милая. Вы самая красивая, а он невысок и хил, и его кожа изрыта оспой.
– Откуда тебе известно?
– Мы об этом прослышали, и даже его мать признает, что у него не такая фигура, как у его брата.
– Ты суешься не в свое дело, Кэт.
– Это из-за моей любви.
– Я это знаю. Но я не хочу, чтобы ты совала свой нос не в свое дело.
– Милая, почему бы вам не выйти замуж за того, кого вы по-настоящему любите?
– Не понимаю, кого ты имеешь в виду.
– Ну нет, понимаете, моя милая. Вы так долго его любите, и он любит вас… и он предназначен для вас, а вы для него.
– Это что – Лестер?! – оборвала она.
Кэт спросила себя, не вспомнила ли она о леди Шеффилд и ее ребенке? А может, она прослышала о более серьезной угрозе со стороны графини Эссекс?
Кэт этого не знала и не осмелилась спросить, но ей казалось, что королева, должно быть, думает о леди Шеффилд, потому что она не была бы так спокойна, если бы знала о его связи с Летицией.
– Что! – воскликнула Елизавета, казавшаяся уязвленной. – Неужели я должна настолько забыться, чтобы предпочесть моего собственного слугу, которого я сама поставила на это место, первому принцу во всем христианском мире?
Опечаленная Кэт только покачала головой.
– Пусть Бог хранит ваше величество от всевозможных несчастий, – пробормотала она.
А Елизавета подняла руку, чтобы нежно шлепнуть руку Кэт.
Роберт направлялся на свидание с Дуглас. В тот день он попросил ее прийти в Клоуз-Арбор, расположенный возле дворца в Гринвиче.
Он был обеспокоен поведением Дуглас, которая, догадавшись о его планах в отношении Летиции, становилась все более истеричной. Дуглас занимала положение фрейлины королевы, и это было крайне опасно, потому что она находилась в тесном контакте с Елизаветой.
Он принял решение.
Ему стало известно, что сказала королева Кэт Эшли, и он сейчас был полностью уверен, что по прошествии многих лет она уже не собиралась выходить замуж. Может, если бы он не женился на Эми – был свободен тогда, когда они оба были еще молоды, то что-то и получилось бы. Но теперь слишком поздно думать об этом. Он хотел иметь детей. Он часто думал о прекрасных молодых людях, находившихся в настоящее время при дворе, которые были сыновьями его ровесников. Например, мальчики вроде Филиппа и Роберта Сидни, сын Бэкона Френсис, сын Летиции Роберт Деверо, ставший после смерти своего отца графом Эссекским, и даже сын Бэгли, молодой Роберт Сесил, хотя и горбатый и далеко не миловидный, но все-таки законный сын. Королева ценила Роберта Сесила не только потому, что он сын своего отца. Его острый ум и смекалка делали его юношей, которым можно гордиться, и даже королева, которая не выносила уродства, привязалась к нему и прозвала его своим Пигмеем. А он, Роберт, не имел законного сына! Будь что будет, но он решил жениться на Летиции.
