Текст книги "Лорд и королева"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
– Жизнь должна когда-то закончиться, милая принцесса. Я действовал наперекор своей судьбе. Но вот я здесь, пленник, как и вы. Мы оба пленники, и поэтому я раскрываю перед вами свое сердце. Разве не может Роберт Дадли сказать благородной принцессе то, что может один пленник сказать другому?
– Вы слишком дерзки, – произнесла она с наигранной суровостью.
– Сдается мне, это хорошо, что нас разделяют тюремные стены, ведь в противном случае как бы мог я, ослепленный вашей красотой, удержаться от того, что называется непростительной дерзостью?
Елизавета нарочито пристально вглядывалась в апрельское небо, и казалось, что ее глаза вобрали в себя всю его синеву. С далеких лугов донесся голос кукушки. В воздухе веяло весной, она проникала в сердце девушки, в такое время она не могла думать о смерти.
Они оба так молоды. Даже несмотря на то, что Елизавета оставалась пленницей, это был один из самых счастливых моментов в ее жизни. На этом самом месте она поклялась, что никогда не забудет человека, который заставил ее быть счастливой в такой мрачной тюрьме.
– Это на самом деле прекрасно, – сказала она. – Я сейчас сделаю несколько шагов и вернусь. За мной следят.
До нее донесся его голос:
– Если завтра меня отправят на эшафот, я не стану роптать. Здесь я – пленник, приговоренный к смерти, но все же я счастлив. Ведь мне встретились вы, принцесса!
Как он красив! Как горят его глаза! Елизавета слышала от других, что перед ним невозможно устоять. Но так как она была принцесса, то надеялась, что ее королевское достоинство должно заставить ее устоять. Но что толку мечтать? Их разделяют неразрушимые преграды: ее королевское происхождение, стены тюрьмы и его брак с деревенской девушкой. Она не проклинала эти преграды, она их жаждала. Она рассматривала себя как самую желанную женщину в Англии – молодую, красивую, но недосягаемую. Она хотела именно этого.
Елизавета снова остановилась подле его окна.
– Я очень опечалилась, – сказала она, – когда услышала о вашем аресте. Я всегда помнила вас и знаю причину, по которой вы здесь находитесь.
Роберт был готов к этому, хотя в своих письмах он не касался политики, в них не было ничего, кроме любви и преданности.
– Я – сын своего отца. У меня не было иного выхода, кроме как стать на его сторону. Я был молод, неопытен, а он всецело мной распоряжался.
– А кто сейчас может распоряжаться вами?
– Принцесса Елизавета. Она может распоряжаться мной, моей душой и телом.
Ей это пришлось по сердцу, но она ответила резко:
– А когда исчезла ваша преданность леди Джейн Грей? Когда она отправилась на эшафот?
– Я повторяю, что всего лишь служил своему отцу.
– Роберт, вы глупец. И я такая же, раз прохаживаюсь в этом месте.
– Но… вы снова пройдете этой дорогой?
Она приостановилась, будто бы сбрасывая прилипшую к туфле травинку.
– Неужели я должна отказаться от своего маршрута и выслушать вас?
– Если вы милостивы, то да.
– Милостива? – Она оглянулась вокруг. Следившие за ней люди начали что-то подозревать. Она не осмеливалась дольше стоять здесь и кокетничать, но как же трудно отсюда удалиться! Больше всего на свете она любила подобные любовные игры, опасные, но ни к чему не обязывающие.
– Кто я такая, несчастная пленница, чтобы быть милостивой?
– На свете нет другого человека, чьей милости я стал бы так желать. Я прошу только улыбки ваших губ. Память о вашей красоте останется со мной навсегда… Она будет озарять мою темницу. Если я завтра умру, то умру счастливым, потому что вы пришли, чтобы повидаться со мной, моя дорогая принцесса.
– Я всего лишь проходила мимо.
– Значит, ваша светлость недовольны, что я писал вам?
– Вы были в некоторой степени назойливы.
– Тогда, раз мои письма вызвали ваше неудовольствие, я должен буду отказать себе в величайшей радости писать их.
– Как вам будет угодно.
– Если бы я делал, что мне угодно, я бы писал весь день напролет. Когда вы снова пройдете этой дорогой?
– Милорд, неужели вы думаете, что я изменю свой маршрут только для того, чтобы пройти мимо вас? – Она пыталась говорить сурово, но в ее голосе звучал восторг. Она осознавала, что должна уйти, но все никак не могла решиться на это.
– Видеть вас – самое чудесное из того, что случилось со мной до сих пор, – сказал он.
– Мне нужно идти.
– Я должен дожить до такого же часа завтра.
– Моя охрана становится все более подозрительной. Я больше не могу медлить.
– Позвольте поцеловать вашу руку… принцесса.
– Я не осмеливаюсь здесь оставаться дольше.
– Я буду ждать… и надеяться.
– Это полезно – ждать и… надеяться. Это все, что остается нам, бедным пленникам.
Она обратила свое лицо к небу, так что его осветили солнечные лучи, встряхнула волосами и дотронулась до шеи белой ручкой с изяществом, которым так гордилась. Она создала чарующую картину для того, чтобы он ее увидел и запечатлел в своей памяти.
– Вы так прекрасны, – услышала она его шепот. – Даже больше, чем я вас знал и помнил.
Улыбнувшись, она прошла мимо.
Догадывались ли они, друзья и тюремщики принцессы, почему утренние прогулки всегда уводили ее в одном направлении? Знали ли они, какой пленник находился по другую сторону решетки? Если да, то они разыгрывали неведение.
Она стала садиться на траву по эту сторону темницы и, прислонясь спиной к стене и глядя в небо, разговаривала с Робертом Дадли.
Елизавета укоряла его, но всегда в ее укорах таились теплота и нежность. Она испытывала такое же возбуждение, как и в самый волнующий период ее отношений с Томасом Сеймуром.
– Итак, Роберт Дадли, вы предали вашу всемилостивейшую королеву.
– Принцесса, я служу только одной королеве.
– Тогда это – королева Мария.
– Нет, королеве моего сердца, королеве, которую я буду боготворить до конца моих дней. Ее зовут вовсе не Мария.
– Может, это Эми?
– Ах, не напоминайте мне о бедной Эми.
– Как же не напоминать?! Бедняжка, мне ее так жалко. Ведь она ваша жена.
– Я говорю о королеве, – сказал он. – О единственной, кого я когда-либо мог любить на этом свете, но кто, я боюсь, для меня недосягаем.
– Как ее имя?
– Елизавета.
– Такое же, как у меня?!
– Вы смеетесь надо мной.
– Роберт, вы повеса, и многие убедились в этом на своем горьком опыте.
– Если это и так, то только потому, что я отчаянно искал среди них ту, которая бы напоминала мне о моей королеве, чью любовь никогда не смогу завоевать.
– Значит, эти другие… эти деревенские девушки напоминают вам о ней?
– Может, это и верно. У одной могут быть голубые глаза, у другой волосы пусть лишь слегка напоминают волосы Елизаветы – ведь с чем можно сравнить их совершенство. А у кого-то могут быть белые тонкие пальцы, правда, не такой совершенной формы, но все же они заставляют вспомнить те, о которых мечтаешь.
– Роберт Дадли, – угрожающе молвила она, – женщина должна быть круглой дурой, чтобы поверить вашим речам.
– Нет, не должна. По крайней мере одна из них. Но кто я такой, чтобы надеяться, что она соизволит взглянуть в мою сторону?
– Вы приговорены к смерти, – спокойно ответила она.
– Я почти радуюсь этому. Оттого-то я так смел. И потому я говорю своей любимой то, что никогда бы не осмелился сказать ей при других обстоятельствах.
– Продолжайте, – прошептала она.
– Я люблю вас… никого, кроме вас. Для меня не должно быть никакого другого места, только рядом с вами. Это хорошо, что вскоре за мной придут и я должен буду отправиться на эшафот. Ведь любя человека, который стоит на такой недосягаемой высоте, как смею я надеяться на взаимность?
– Человек глуп, если он перестает надеяться.
– Тогда что это значит?
– Надежда – это то, чем мы живем.
– На что могу я надеяться?
– На жизнь.
– Но чего стоит жизнь, если в ней нет места любви?
– Тогда на жизнь и любовь.
– Елизавета – моя любовь!
– Верно то, – призналась она, – что вы мне нравитесь.
– Я – самый счастливый из всех смертных.
– Чудесная вещь, Роберт, что вы можете это признать в такое время.
– О, как бы я хотел быть рядом с вами, на траве.
– Мне кажется, что в этом случае вы будете сверхдерзким, а это значит, что я должна буду быть с вами холодна.
– Я растоплю ваш холод.
– О да. Я наслышана о ваших способностях.
– Вы слишком много обо мне наслышаны. Я опять чувствую себя польщенным, ведь вы так часто навостряли ушки, когда слышали новости обо мне, даже когда мне это выходило боком.
– Я не забыла вас. Вы были таким заносчивым мальчишкой!
– Вы помните, как мы танцевали вместе… как наши руки соприкасались?
– Не говорите о прошлом. Говорите о будущем.
– Что ждет меня в будущем?
– А меня?
– Вас! Вам уготовано великое будущее. Вы станете королевой.
– Неужели стану, Роберт?
– Да! А вашим мужем будет иностранный принц, обладающий властью и богатством. Его вам выберут ваши министры.
– Если я когда-нибудь стану королевой, то мужа я выберу себе сама.
Подобные слова вселили в него надежду. Надежда представлялась нелепой, говорил он себе. Но такой ли уж и нелепой? Она была так горда, так храбра, так решительна. Она была дочерью своего отца, он не раз слышал об этом. Ее отец женился не на принцессах королевской крови. Да, верно, что две его жены сложили свои головы на плахе, но Роберт был уверен в своей силе.
– Если я когда-нибудь выйду живым отсюда… – начал он.
– Ну и что, Роберт? – подгоняла она.
– Я посвящу жизнь служению вам!
– И другие обещали мне то же самое.
– Я буду служить вам со всей любовью подданного и… мужчины.
– Подданного?
– Когда вы станете королевой…
– А это уже государственная измена. Если кто-нибудь услышит, то это будет стоить вам головы.
– Мое сердце задето так глубоко, что по сравнению с этим чувством голова ничего не значит.
– Мне не следует больше здесь оставаться.
Но как же ей хотелось остаться! В какую чудесную игру она играла возле стен башни Боучемп!
Идиллию разрушил ребенок.
Однажды, когда Елизавета гуляла в саду, к ней подошла маленькая Сюзанна. Сюзанна нашла какие-то ключи и отнесла их принцессе. Малышка слышала разговоры взрослых и решила, что неплохо бы сделать что-то хорошее для милой молодой леди. Маленький Билл приносил ей цветы, и она им так радовалась. А что может сделать Сюзанна?
Тогда Сюзанна подумала о чем-то лучшем, нежели цветы. Принцесса была пленницей, разве не так? На цветы приятно взглянуть, но ключи будут намного полезней. Поэтому Сюзанна намеренно отнесла ключи принцессе, крепко зажав их в маленьком пухлом кулачке.
– Это вам, госпожа. Теперь вы сможете отворить ворота и пойти домой.
Елизавета склонилась над ребенком, но к ней уже приблизилась ее охрана.
– Ваша светлость должны понять, – сказал один их охранников, – что я должен забрать эти ключи и доложить о случившемся.
– Делайте, что хотите, – ответила Елизавета. – Этот наивный ребенок всего лишь во что-то играет.
Сюзанна заревела:
– Но эти ключи – для леди. Они для того, чтобы она смогла открыть ворота и пойти домой.
Елизавета принялась утешать ребенка.
– Очень хорошо, что ты принесла мне ключи, Сюзанна, – сказала она. – Но, моя крошка, ты же видишь, что мне не позволяют взять их.
Сюзанна захныкала:
– Госпожа, я что-то не так сделала?
– Нет. Ты хотела доставить мне удовольствие. В этом нет ничего плохого.
– Но они ведь сердятся.
– Нет. Они отобрали ключи, потому что я их пленница и они хотят держать меня здесь.
– Но я хотела помочь вам убежать.
– Я знаю, моя крошка. Но это невозможно. Ты не должна расстраиваться. Я счастлива, что ты принесла мне ключи – и не потому, что я могла бы убежать, – ведь я не смогу отсюда уйти, пока мне не позволят, – а потому, что ты показала, что любишь меня.
Сюзанна была довольна.
А служащие Тауэра стали совещаться.
– Ребенок принес ключи принцессе! Это очень опасно. Таким путем ей смогут тайно передать в ее покои более важные ключи.
– Переданные ребенком ключи были ненужными. Их кто-то выбросил.
– Верно. Но все-таки ключи! А что вы скажете о цветах?
– Только то, что время от времени один из сыновей охранника приносит ей букет цветов. Он их собирает в своем саду и приносит своей любимой узнице.
– В букет цветов можно прятать записки, послания. У нас содержится важный государственный преступник. Если она убежит, то это будет стоит нам наших голов.
Результатом этого совещания явилось то, что маленький Билл предстал перед компанией представительных джентльменов, среди которых выделялся внушающий страх комендант Тауэра собственной персоной.
Билл был слегка напуган, ему передалась тревога отца, который поджидал его снаружи, пока Билл стоял напротив стола, где заседали джентльмены.
В мозгу у маленького мальчика засела одна мысль: «Я не должен выдать, что вместе с букетом цветов передавал записки». Лорд Роберт особенно настаивал на этом. Они сердились именно поэтому, но он им ни за что не скажет. Он должен помнить, что лорд Роберт не хотел этого, и он не станет обращать внимания на то, как сильно сердятся эти джентльмены, раз уж он сделал то, чего хотел лорд Роберт.
Он стоял, широко расставив ноги, лицо выражало твердую решимость, и он помнил, что он – друг лорда Роберта.
– Итак, мой мальчик, ты приносил принцессе цветы, верно?
– Да, сэр.
– Где ты брал эти цветы?
– В нашем саду. – Это было правдой, цветы действительно были из сада.
– Теперь послушай, мой мальчик. Кто-нибудь из заключенных давал тебе что-нибудь спрятать среди цветов?
– Нет, сэр. – Это тоже являлось правдой. Лорд Роберт самолично прятал среди цветов свои записки.
– Хорошенько подумай. Ты уверен, что никто не давал тебе письмо для передачи принцессе?
– Я хорошенько думаю, – сказал мальчик. – Никто не давал мне писем, сэр.
Мужчины переглянулись.
– Он когда-нибудь бывал в покоях Куртенэ? – спросил заместитель коменданта.
– Давайте приведем его отца и спросим.
Вошел отец Билла.
– Вы когда-нибудь брали с собой мальчика в покои герцога Девонширского?
– Нет, сэр. Я сам никогда там не был.
– Вы когда-нибудь были у тех заключенных, которых недавно привезли в Тауэр… замешанных в заговоре Уайетта?
– Нет, сэр.
Мужчины снова переглянулись и посмотрели на маленького мальчика, являвшего собой образ святой невинности. Говорили, что принцесса обожала детей, а они – ее. Возможно, что тут нет ничего, кроме чистой дружбы принцессы с ребенком. К тому же ничего не случилось. Елизавета все еще их пленница.
– Я удвою охрану принцессы, – сказал комендант. – Мы ограничим ей свободу передвижения. Она будет теперь гулять в течение короткого времени только в саду, а не где захочет, как было прежде. – А твой сын, – обратился он к охраннику, – не должен больше приносить цветы никому из пленников, ясно?
– Да, сэр.
– А ты, мой мальчик, ты это понимаешь? Ты не должен больше приносить принцессе цветы.
Мальчик кивнул с несчастным видом.
Когда в следующий раз он увидел принцессу, она прогуливалась в своем маленьком садике, и его ворота были заперты, так что он не мог подойти к ней. Но он окликнул ее через ограду.
Она не подошла ближе, потому что ее окружала стража, но улыбнулась и помахала ему в ответ.
– Я больше не смогу приносить вам цветы, госпожа, – печально крикнул он.
Королева опасно заболела, и те, кто преследовал Елизавету, страшно всполошились. Руководил ими Стивен Гардинер, епископ Винчестерский, – самый зловещий из числа врагов принцессы. Он ясно представлял, что с ним будет, если умрет Мария и Елизавета станет королевой.
Он был любимым епископом, а также советником королевы, ему предоставлялась огромная свобода действий, и теперь он почувствовал, что если немедленно не воспользуется этой своей неограниченной свободой, то не переживет королеву Марию больше, чем на одну-две недели. И епископ отважился на самое решительное действие.
Он издал приказ о смертном приговоре и послал чрезвычайного курьера в Тауэр для вручения Бриджесу. Приговор касательно принцессы Елизаветы следовало немедленно привести в исполнение.
Получив приказ, Бриджес обомлел.
Вина Елизаветы, хотя она постоянно находилась под подозрением, не была доказана. Следует ли ее казнить без суда? Это не понравилось беспристрастному Бриджесу. Он гордился своей должностью и хотел, чтобы в сфере его деятельности царила справедливость. Кроме того, он не оставался равнодушным к чарам принцессы. Она была так молода, а ее прекрасные душевные качества и прежде всего стойкость при аресте произвели на него неизгладимое впечатление. И еще, частенько размышляя о будущем, он не исключал для Елизаветы более благоприятного поворота событий.
Смертный приговор! Указание поспешить с казнью, держать ее в тайне и ранним утром незаметно доставить принцессу из тюрьмы на эшафот, обезглавить ее в то время, как вся страна будет спокойно спать, не подозревая о случившемся!
– Мне это не по душе, – пробормотал Бриджес.
По своей природе королева не была жестокой женщиной, кроме того, принцесса показала, что желает принять католичество. Бриджес не верил, что королеве хочется отнять жизнь своей сестры исключительно по религиозным мотивам, разве что была бы доказана ее вина в государственной измене – но это не так.
Он снова принялся изучать приказ о смертном приговоре. Нет, это не подпись королевы. Он пригляделся повнимательнее. Да, во время недомогания королевы Гардинер расписался за нее.
У Бриджеса созрело решение. Он лучше рискнет навлечь на себя неудовольствие Гардинера, чем пошлет на смерть молодую девушку.
Он взял перо и написал Гардинеру:
«Я увидел, что на приказе отсутствует подпись Ее величества, и считаю, что действовал бы вне границ своей компетенции, если бы позволил состояться казни такого важного государственного преступника без специальных на то указаний Ее величества королевы».
Получив письмо, Гардинер рассвирепел, так как понял, что его план не удался. Он отложил решение этого вопроса на несколько дней, подумывая, не стоит ли надавить на Бриджеса для осуществления своих желаний. Но королева тем временем выздоровела и, узнав о случившемся, пришла в ужас.
В ней взыграли сентиментальные чувства. Она вспомнила Елизавету, когда та была еще ребенком и вызывала в ней чувство привязанности. Елизавету несправедливо осудили, она воспитывалась в крамольной вере и она, конечно же, должна честолюбиво стремиться к трону, но ведь ее вина не доказана, и, кроме того, она – сестра Марии.
Королева не стала обвинять Гардинера, так как была о нем слишком высокого мнения. Она знала, что он стойкий католик, и сам по себе один этот факт внушал уважение к нему. Он стремился уничтожить Елизавету-еретичку, ему можно было простить его религиозный фанатизм. Другое дело – сама Мария.
Для нее Елизавета была сестрой, хотя и еретичкой. Елизавета молода, и не доказано, что она предательница, поэтому долг королевы – спасти ее от ереси.
Мария позвала человека, которому полностью доверяла. Это был ее старинный друг сэр Генрих Бедингфельд.
– У меня к вам поручение, – сказала она ему, – которое я никому больше не могу доверить.
– Я выполню его, призвав на помощь все свои силы, ваше величество.
– Я знаю это, дорогой Бедингфельд. Потому и поручаю это дело вам. Я знаю, что вы будете неусыпно сторожить ее и что вы будете справедливы по отношению к ней и ко мне. Я имею в виду свою сестру.
Бедингфельд вопросительно посмотрел на королеву.
– Да, мой дорогой друг, – продолжала королева, – я решила отдать принцессу на ваше попечение. Вы будете сторожить ее и днем, и ночью. Любое ее движение не должно пройти незамеченным и, в случае необходимости, следует доложить о ней непосредственно мне. Я поручаю вам сложную задачу, но, милорд, я делаю это потому, что знаю, что вы – один из немногих людей, кому я могу доверять.
– Я нижайший и покорнейший слуга вашего величества.
Но он был так смущен, что Мария удивилась, почему такой храбрый мужчина, как Бедингфельд, и вдруг так растерялся от перспективы охранять молодую девушку.
Елизавета услышала о приближении сэра Генриха Бедингфельда с сотней тяжеловооруженных всадников. Взглянув в окно, она поняла, что все они собираются возле ее покоев, и испугалась, что это может значить только одно. К ней вернулись прежние кошмары. Она прильнула к своей любимой служанке Изабелле Маркхэм и воскликнула:
– Изабелла, это конец! Я не думала, что приму это так близко к сердцу, но это именно так! Моя сестра послала Бедингфельда проследить за выполнением приказа. Скажи мне… эшафот леди Джейн Грей все еще стоит на своем месте?
– Милая принцесса, умоляю вас хранить обычное спокойствие. Погодите и узнайте, что все это значит, прежде чем поверить в самое худшее.
– Бедингфельд – доверенный придворный моей сестры. Она послала его уничтожить меня. Как только я переступила порог этого угрюмого места, я сразу поняла, что никогда больше не выйду отсюда. – Она забилась в истерике. – Мне не подходит топор английского палача! Мне требуется меч из Калэ!
Понимая, что она вспомнила свою несчастную мать, женщина опустила голову, и они вместе заплакали.
Но это была бы не Елизавета, если бы она тут же не взяла себя в руки. И вот уже перед ними вновь властная принцесса. Гордо выпрямившись, она воскликнула:
– Пошлите за Бриджесом. Прикажите ему немедленно явиться ко мне.
Когда он пришел, она надменно спросила:
– Что это значит? Разве у вас не хватает своих стражников, чтобы посылать к моей сестре за подмогой?
– Ваша светлость имеет в виду сэра Генриха Бедингфельда и его людей?
– Именно так.
– Ваша светлость, это причина не для тревоги, а для радости. Сэр Генрих вскоре предстанет перед вами и поведает о своей миссии. Вы должны будете покинуть Тауэр.
– Я выйду на свободу?
– Вы будете находиться под охраной сэра Генриха, но не в качестве узницы Тауэра.
Елизавета вздохнула с облегчением. Она должна сменить одну тюрьму на другую, но Тауэр – место дурных предзнаменований. А через короткое время она даже почувствовала некоторое сожаление, ведь в Тауэре все еще оставался Роберт Дадли.
Баркас доставил Елизавету под усиленной охраной от причала Тауэра во дворец в Ричмонде.
По прибытии во дворец она получила послание от сестры.
Лишь совсем недавно оправившись от болезни, которую многие считали смертельной, Мария выглядела измученной. Особенно волновало королеву, как примет ее жених. В ней боролись страстное желание увидеть его и боязнь того, что он о ней подумает.
Внешний вид младшей сестры – такой здоровый, несмотря на недавнее заключение, – наполнил ее ревностью и привел в уныние. Что подумает Филипп, когда увидит Елизавету? Может, он захочет, чтобы она стала королевой Англии и его невестой?
Но нелепо завидовать Елизавете, чья жизнь постоянно находилась под угрозой, и если бы Мария была поумнее и послушалась Гардинера и Ренара, она бы не раздумывала и отправила эту молодую женщину на плаху.
– Значит, ты недавно вышла из Тауэра? – холодно спросила Мария.
– Да, ваше величество. Благодаря вашей милости я здесь.
– Очень многие высказывались против тебя, – сказала королева.
– Те, кто высказывались против меня, лгали, – возразила Елизавета. – Но ваше величество мудры и без труда могут распознать лживые речи – вроде жалкого лепета подвергшихся пыткам людей – и оценить, чего они стоят.
– Я не уверена в твоей преданности.
Елизавета широко раскрыла свои голубые глаза.
– Ваше величество не может так думать!
– Я не имею привычки говорить не то, что думаю. Ладно, сестра, я хорошо тебя знаю. Вспомни, мы ведь росли вместе. Я прекрасно помню, когда в твоей детской что-то случалось, тебе не составляло большого труда убедить всех, что ты ни при чем.
– Ваше величество, невиновному нетрудно убедить, что он ни при чем. И только для виновного эта задача может быть непосильной.
Королева нетерпеливо взмахнула рукой.
– Я нашла тебе мужа.
Елизавета побледнела. Она вся сжалась в ожидании.
– Это Филиберт Эммануэль, герцог Савойский.
– Герцог Савойский! – тупо повторила Елизавета.
Она ждала смерти, а взамен получила герцога. Смерть означала конец жизни, но брак с иностранным принцем и отъезд из Англии означал конец всем надеждам. Только сейчас она осознала в полной мере, как страстно жаждала стать королевой Англии. Расстаться с мечтами было бы для нее мучительно так же, как принять смерть.
Она твердо заявила:
– Ваше величество, я никогда не соглашусь на этот брак.
– Не согласишься?!
– Не соглашусь, ваше величество.
Королева подалась вперед и ледяным тоном произнесла:
– Какое право ты имеешь отказываться от мужа, которого я тебе выбрала?
Елизавета вспомнила Роберта Дадли, такого, каким она видела его через решетку темницы – высокого, темноволосого, красивого… и его горящие огнем дерзкие глаза. «Если бы это был Роберт…» – подумала она. Нет, даже ради него не откажется она от своей мечты. Но ей и не предлагали Роберта. Ей предлагали иностранного принца, к которому благоволила королева, так как он являлся вассалом Испании, а все, связанное с Испанией, было хорошо в глазах королевы с тех пор, как она увидела портрет невысокого, расфранченного молодого человека, судьбой назначенного ей в мужья.
– Есть только одна причина, по которой я могу отказаться от вашего выбора, ваше величество, и это потому, что я чувствую, что брак вообще не для меня.
Мария удивленно посмотрела на сестру.
– Ты… и старая дева! И когда ты решилась на это?
– Мне кажется, ваше величество, что я всегда знала, что так будет.
– Никогда не замечала в тебе предубеждения против мужчин.
– Ваше величество, я всегда это чувствовала, только иногда меня плохо стерегли.
– Тогда выходит, что нет нужды стеречь то, что ты любой ценой стремишься сохранить?
– Ваше величество, необходимо стеречь только то, что находится под угрозой потери. Мое намерение – остаться девственницей, и у меня нет необходимости сдерживать себя, как приходится некоторым девственницам.
– Мне бы не хотелось, чтобы ты при мне позволяла столь игривые замечания.
– Ваше величество, я никогда еще не была столь серьезна.
– Значит, мы ангажируем для тебя герцога Савойского.
Елизавета сложила руки на груди.
– Ваше величество, я так решила и предпочитаю смерть браку.
– На твоем месте я бы не заговаривала о смерти. Это слишком опрометчиво.
– И все же я предпочту смерть, нежели обручусь с герцогом Савойским.
– Посмотрим, – сказала Мария.
Она позвала стражу, и Елизавета вернулась в свои покои, веря, что смерть не за горами.
Елизавета лежала на кровати, глядя на балдахин. Вокруг нее тихонечко всхлипывали прислуживавшие ей женщины. Она вернулась после аудиенции у королевы и сказала им: «Мне кажется, что я скоро умру».
На самом ли деле ей лучше умереть, чем выйти замуж за герцога Савойского?
В течение долгих лет она мечтала, что станет носить корону. Сколько раз Кэт Эшли читала это по картам?! Она не может отринуть свою мечту. Но в действительности разве лучше умереть?
Ночью один раз она привстала с постели и подумала: «Завтра я пойду к королеве. Я соглашусь на герцога Савойского. Глупо смиренно шагать к смерти».
Но на утро она переменила свое решение.
«Подожди», – говорил ей здравый смысл. Разве не в ожидании было всегда ее спасение?
На следующий день она отправилась из дворца, но не в Тауэр. Королева все никак не могла принять окончательного решения относительно сестры, однако в конце концов она прибегла к испытанному методу. Елизавета должна будет вернуться в Вудсток, где останется на положении узницы, но с приличествующими ее рангу почестями. Если принцесса окажется в одном из своих загородных домов, народ успокоится, он проявлял нетерпение, когда она находилась в Тауэре. Лживая и коварная Елизавета представлялась молодой и трогательной, и, как всегда, народ был на ее стороне.
Даже когда она отправилась вверх по реке, люди выстроились на берегу, чтобы проводить ее. Они выкрикивали приветствия, у них были для нее подарки. В Вайкомбе ей принесли пироги, и так много, что она не смогла все принять. Елизавета мило благодарила людей, и на всем пути раздавались крики: «Боже, благослови принцессу! Боже, спаси ее светлость!»
Теперь она была счастлива. Она правильно поступила, что отказала герцогу Савойскому. Время всегда будет ее союзником, потому что она молода, а королева стара.
Принцесса прибыла в Вудсток, но здесь ей не предоставили королевских апартаментов, а привели в привратницкий домик. Он был окружен стражей, и сэр Генрих Бедингфельд сказал ей, что у него имеются особые указания насчет того, что принцесса должна находиться под постоянным наблюдением.
Елизавета слегка всплакнула.
– Меня, как овцу, отдали на заклание, – повторяла она, когда прислужницы помогали ей раздеться.
Когда она улеглась в постель, не надеясь заснуть, дверь комнаты тихонько отворилась, полог внезапно раздвинулся, и пара любящих рук крепко обняла ее.
– Кэт! – всхлипнула она с облегчением. – Как ты сюда попала?
– Т-с-с, моя любовь! Т-с-с, моя маленькая леди! Я снова свободна. Когда пленницу освободили, что она сделала? Когда она прослышала, что ее леди находится в пути, она прибыла раньше нее. Я попала в дом раньше господина Бедингфельда и его отважных мужчин. Теперь нам все нипочем, моя дорогая, раз мы вместе!
– Нам все нипочем! – сказала Елизавета и засмеялась.
Кэт улеглась рядом с ней на кровати, и всю ночь напролет они проговорили о том, что с ними случилось.
Внезапно Елизавета спросила:
– Ну, Кэт, что ты об этом думаешь? У меня ведь был роман, когда я находилась в Тауэре. Ты помнишь Роберта Дадли?
– Помню ли я его? Кто же может его забыть! Самый прекрасный мужчина из тех, кого я встречала… за исключением одного.
– За каким исключением? – сказала Елизавета.
И они натянули на головы покрывала, чтобы вдоволь посплетничать и похихикать вдвоем, чтобы их никто не услышал.
Для Елизаветы заточение в Вудстоке проходило достаточно весело. С ней была верная Кэт, а сэр Генрих Бедингфельд не счел нужным докладывать об этом факте королеве. Возможно, он понимал, что если поступит таким образом, то Кэт удалят отсюда, и это нанесет смертельное оскорбление принцессе Елизавете. Он не видел ничего дурного в том, что с ней будет находиться Кэт.
Итак, они вместе, как в добрые старые времена. Если бы кто-нибудь мог подслушать их смех, сплетни и разговоры, он мог бы назвать это государственной изменой.
Когда они оставались вдвоем, Кэт шептала: «Ваше величество!», и ее слова звучали для Елизаветы сладкой музыкой. Кэт гадала по картам так велеречиво, что это добавляло еще больше смеха.
– Вот снова этот темный красивый король! Посмотри, как близко он выпал к вашему величеству. Мы еще о нем услышим, я в этом не сомневаюсь.
Это было, как в те далекие времена, когда в картах Кэт выпадал другой красивый король, в котором они признавали Томаса Сеймура. Кэт напомнила Елизавете, что и тогда она утверждала, что не появится никто, кто с ним сможет сравниться, ибо никто не может быть таким привлекательным.
