Текст книги "Лорд и королева"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Глава 9
В это опасное для государства время частная жизнь Роберта изобиловала сложностями.
Роберт, как он сам себе признавался, оказался человеком неустойчивым там, где дело касалось женщин. Однако создавалось впечатление, что королева не понимала, как он податлив в данном вопросе, какую тяжкую ношу вынуждает его нести. Роберт страстно мечтал о детях. У него было двое очаровательных племянников, к которым он сильно привязался, – Филипп и Роберт Сидни, и он относился к ним, словно к родным сыновьям. Но граф Лестер был не из тех, кто может довольствоваться этим. Ему нужны были наследники.
Даже у Бэгли был сын. Конечно, Роберт Сесил – болезненное создание, ему трудно держаться прямо и он унаследовал горб от своей ученой матери, но все равно это был наследник. И только Роберт Дадли, самый мужественный, самый красивый мужчина при дворе, оставался без законных детей.
Его первый и такой Богом проклятый брак оказался бездетным. Он знал, что это произошло по вине Эми, а не его собственной, и у него имелись доказательства. Но незаконнорожденные дети – совсем не то, чего он хотел; им он мог подарить свою любовь, но не имя Дадли.
Уже несколько лет продолжался его роман с Дуглас, леди Шеффилд. Это было весьма опасно, но его страсть к Дуглас оказалась такой сильной, что он был готов рискнуть разоблачением и неудовольствием королевы, только чтобы удовлетворить эту страсть.
Он ясно помнил начало их романа. Королева находилась в одном из своих летних путешествий, которые – и она на этом настаивала – должны были совершаться ежегодно. Торжественная процессия отправлялась из Гринвича, Хэмптона или Вестминстера. Королева обычно ехала верхом, иногда ее несли на носилках, в сопровождении многочисленных повозок с амуницией и багажом. И все вокруг должны были выказывать восторг, равный ее собственному, по поводу этого путешествия.
Люди покрывали многие мили, чтобы посмотреть, как она проезжает, а также для того, чтобы устроить для нее театральные представления. Ей нравились незамысловатые манеры простых людей, которые, как она заявляла, не обладая изяществом придворных, любили ее нисколько не меньше.
Что касается маршрута путешествия, то, как правило, Елизавета неоднократно меняла свое решение. Один фермер, прослышав, что она проедет одной дорогой, потом – другой, а в итоге – третьей, закричал под окном гостиницы, где Елизавета устроилась на ночлег:
– Теперь я знаю, что королева всего лишь женщина, она очень похожа на мою жену, потому что обе никак не могут сделать окончательный выбор!
Ее фрейлины были шокированы. Да как этот человек осмелился говорить в подобном тоне о самой королеве? Но Елизавета высунулась из окна и крикнула своим охранникам:
– Дайте этому человеку денег, чтобы он заткнул свою глотку.
Другой прохожий заявил королевскому вознице:
– Остановите повозку, чтобы я мог переговорить с королевой!
И королева, снисходительно улыбаясь, приказала, чтобы карета остановилась, она не только поговорила с этим человеком, но еще и протянула для поцелуя руку.
Подобная простота и естественность вызывала к ней любовь в сердцах простых людей. Когда она останавливалась в скромных гостиницах, она настаивала, чтобы многоуважаемый хозяин гостиницы не разорялся на ее удовольствия, зато останавливаясь в домах знати, она поощряла проявления бьющей через край роскоши.
В тот день, о котором вспомнил Роберт, кавалькада остановилась в замке Бельвуар, имении графа Рутлендского, и среди тех аристократов, кто собрался со всей округи, чтобы засвидетельствовать свое почтение королеве, оказался и лорд Шеффилд.
Самой красивой женщиной среди всех собравшихся была Дуглас, леди Шеффилд. Она происходила из очень знатного рода Ховардов (по Эффингэмской линии), была молода и эффектна.
Конечно, она слышала о великом Дадли, новоиспеченном графе Лестере, которого прочили в мужья Марии Шотландской. По стране вовсю ходили слухи, в которых фигурировала также и королева, вся Англия шепталась о любовной интриге, об убийстве Эми и о бешеной ревности, которую испытывала Елизавета, когда дело касалось Роберта, поэтому Дуглас полагала, что этот граф Лестер – не столько человек, сколько демон зла, только чрезвычайно обворожительный.
Но когда она увидела его, наряженного в ослепительные одежды и уверенно сидящего на коне, она подумала – как и многие другие до нее, – что, наверное, никогда еще на свете не рождался человек, который мог бы сравниться в совершенстве с этим Робертом Дадли.
Когда Дуглас склонилась в поклоне перед королевой, Лестер находился рядом с ее величеством, и на какое-то мгновение Дуглас почувствовала на себе его взгляд. Она вздрогнула. Этот человек запланировал убийство своей жены ради королевы. Он, как утверждали некоторые люди, был самым испорченным человеком в Англии. И в то же время Роберт заметил выражение лица леди Шеффилд. Он улыбнулся, и она поняла, что наступил один из самых знаменательных моментов в ее жизни.
В тот вечер в замке Бельвуар состоялся банкет и танцевальный бал. Королева в свойственной для себя живой манере флиртовала с новым фаворитом Хэттоном и вроде бы проявляла суровость по отношению к Роберту. Вполне вероятно, что она заметила его взгляд, брошенный на красавицу Шеффилд.
Размышляя о Дуглас, обладавший определенным опытом в данной области Роберт понял, что в случае его атаки произойдет быстрая капитуляция, и ощутил внезапный прилив гнева по отношению к королеве. Какая прекрасная жизнь у него могла бы быть! Что, если бы он женился на такой женщине, как очаровательная леди Шеффилд? И какие у них были бы замечательные дети – сыновья, похожие на Филиппа и Роберта Сидни. А если бы он женился на королеве, их сын стал бы наследником престола. Но она оказалась упрямой и решила править самостоятельно. Эми умерла напрасно, а он создал себе дьявольскую репутацию и много страдал из-за этого.
В танце он оказался в паре с Дуглас. Безусловно, она не была, подобно Летиции Ноллис, отчаянной женщиной. Летиция была очарована им благодаря его репутации, Дуглас же – вопреки ей. Но тем не менее Роберта возбуждала эта молодая женщина. Он прижался к ней теснее и сказал:
– Нас вместе свела судьба.
Она вздрогнула, а он продолжал:
– Вы слышали обо мне дьявольские сплетни. Умоляю вас, не верьте им.
– Милорд, – начала она, но он ее прервал:
– Успокойтесь. Это правда. Обо мне рассказывали много глупостей.
К ней вернулось самообладание.
– Мы здесь знаем вас как великого графа… самого великого графа…
– Самого развращенного графа! – вставил он. – Это меня огорчает. Я бы хотел получить возможность доказать вам, что это неправда.
– Я… я в это не верю, – едва смогла произнести она.
Но танец увлек Дуглас от него. Он подумал о том удовольствии, которое его ожидает, если она станет его любовницей. Он рисовал в своем воображении картины романтических свиданий, когда он скачет прочь от двора, чтобы встретиться с ней в одном из своих замков, может даже устраивая так, чтобы сам Шеффилд прибыл ко двору. Это было бы опасно, но Роберт всегда любил приключения. Танец поставил его в пару с королевой.
– Я наблюдала за вами на протяжении всего танца, милорд. – В ее взгляде таилась угроза.
Он ответил насмешливо, возбужденный Дуглас, которая была столь молода и очаровательна:
– Я польщен вниманием вашего величества. Но не думаю, что во время этого танца ваши Глаза могли заинтересовать вас больше, чем ваши Веки.
Она ущипнула его за руку.
– Ты не должен ревновать, Роберт. Есть люди, которые преуспевают в одном деле, другие в ином, некоторые – прирожденные танцоры, другие – дамские угодники.
– А есть иные счастливчики, которые преуспевают и в том, и в другом, ваше величество.
Она подала ему свою руку, и он пылко ее сжал. Он видел, что она довольна, ему удалось усыпить ее ревность, а он именно этого и добивался, не желая, чтобы она вмешалась в эту его новую авантюру.
Но, несмотря на все хитрости и уловки Роберта, Дуглас стала его любовницей только в последний день их пребывания в замке Бельвуар. Она боялась своего мужа, боялась королевы, поэтому организовать свидание оказалось совсем не просто.
Граф Лестер был докой по части таких дел. Ему удалось заманить ее во время охоты, он знал, что рядом находится гостиница, где они могли ненадолго остановиться и передохнуть. Он оказался таким очаровательным, таким любезным, что ему удалось провернуть это дело легко и изящно. Дуглас показалось, что он может все, по крайней мере, он был совершенно неотразим.
Правда, такой человек, как граф Лестер, не мог отсутствовать даже несколько часов, чтобы не привлечь чьего-то внимания. К счастью, королева не заметила его отсутствия, но нашлись люди, которые исподтишка улыбались и шептались по поводу нового любовного приключения милорда.
Когда королевская процессия покидала Бельвуар, любовники обменялись пылкими обещаниями.
Это произошло некоторое время назад, но Роберт никогда не терял интереса к Дуглас. Она была так очаровательна, так благовоспитанна, не демонстрировала свойственных всем Тюдорам вспышек раздражения.
Спустя два или три года после их первого свидания умер несчастный лорд Шеффилд. Роберт сожалел об этом, потому что, став вдовой, Дуглас изменилась. По натуре она была добродетельной женщиной, и только огромная страсть, которую сумел внушить Роберт, заставила ее нарушить супружеский обет, следовательно, она мучилась угрызениями совести и желала узаконить их союз. Пока был жив ее муж, этот вопрос, к счастью для Роберта, даже не мог возникнуть, но после его смерти, когда истек положенный срок, она начала умолять о браке. Леди Шеффилд полюбила его еще сильнее, чем в те восхитительные дни в замке Бельвуар. Она говорила ему, что тот день, когда она сможет очиститься от греха, скрепив их союз браком, станет самым счастливым днем в ее жизни.
В это самое время подкралась новая опасность. Дуглас прибыла ко двору, а ее сестра, Френсис Ховард, которая тоже находилась при дворе, влюбилась в Роберта. Сестры ревновали друг к другу, и их ревность дала новую пищу для сплетен.
А Дуглас продолжала умолять о браке. Роберт казался ей таким расстроенным.
– Но, моя дорогая Дуглас, тебе ведь известно, какое положение я занимаю при дворе. Ты знаешь, как я завишу от милостей королевы. Я не сомневаюсь, что потеряю все, чего достиг, если мы с тобой поженимся.
– А если пожениться тайно, Роберт?
– Неужели ты считаешь, что это можно будет долго держать в тайне от королевы? У нее повсюду шпионы. А у меня много врагов.
– Но наша любовь является тайной.
Он криво усмехнулся. Если бы это было правдой, то он бы чувствовал себя значительно спокойнее.
– Ты знаешь, – спросил он ее, – чем я для тебя рискнул?
– Ах, Роберт, если из-за меня на тебя свалятся беды, я себе этого никогда не прощу.
Он обещал ей подумать об этом, а пока совершенно бессмысленно совать свою голову прямо в петлю.
Потом настали смутные времена. Восстание и казнь Норфолка дали другую пищу для ума. При дворе появилась новая личность – сэр Френсис Уолсингэм, – протеже Бэгли и очень хитрый человек. Он был посланником при дворе французского короля, а вернувшись в Англию, стал членом тайного совета. Роберт заметил энергичные черты характера этого смуглокожего господина и постарался привлечь его на свою сторону, чтобы, в случае необходимости, вдвоем противостоять Бэгли. Эти дела отвлекли его внимание от Дуглас до того момента, когда ей стало необходимо покинуть двор, потому что она ждала ребенка.
Теперь Дуглас то веселилась, то впадала в депрессию. Она хотела ребенка, но не могла допустить, чтобы он появился на свет незаконнорожденным. Как она объяснит его появление окружающим? Ведь прошло уже несколько лет со дня смерти мужа. Роберт теперь обязан на ней жениться.
Сам Дадли колебался. А если родится мальчик? Разве не самым большим его желанием было иметь сына? Но… что скажет королева?
Он мучительно искал выхода из создавшегося положения.
Хотя Дуглас и была скромной женщиной, тем не менее ее никак нельзя было отнести к разряду женщин спокойных, у нее случались припадки меланхолии и истерики, и Роберт опасался, что во время беременности ее слабые места могут стать наиболее уязвимыми.
У него было много врагов, но имелись и сторонники. У него была семья. Его братья и сестры, и все, кто был связан с семейством Дадли, видели в нем своего лидера, и если он рухнет, то рухнут и они. У него имелись сторонники, которые зависели от него, поэтому он мог рассчитывать на их преданность. Без всякого сомнения, он был могущественным человеком, но, так как его могущество пришло к нему скорее через его личные качества, а не через его подвиги, он и относился к нему более легко, чем относился бы человек, который достиг его постоянным методичным трудом. Роберт во многом добился успеха, он верил, что может преуспеть там, где другой не осмелится сделать и попытку.
Поэтому, в конце концов, он решился на тайный брак с Дуглас в Эшере в присутствии только нескольких верных слуг в качестве свидетелей.
Это представлялось ему ловким ходом, потому что он был уверен, что королева не станет долго гневаться, если он не женится по всем правилам, и в то же самое время, в результате этой бутафорской свадьбы Дуглас сможет себя называть – при этом тайно – графиней Лестер и заглушить угрызения совести.
Так и случилось. Дуглас не могла уже думать ни о чем другом, а только о рождении ребенка.
Родился мальчик, и они назвали его Робертом.
Но их враги уже шептались между собой, что граф Лестер тайно женился и что он и Дуглас были любовниками еще до смерти лорда Шеффилда.
Смерть лорда Шеффилда! А теперь скажите, как умер лорд Шеффилд? Говорят, что от простуды. Может, имела место искусственная простуда, которая перекрыла ему кислород?
Им стоило только бросить взгляд назад, к другой смерти. Разве они забыли бедную леди, которую нашли со сломанной шеей у лестницы в Камнор-Плейс! Это случилось, когда лорд Роберт думал, что сможет жениться на королеве. А теперь граф Лестер желал жениться на другой, на леди, чей муж умер так вовремя.
Такие слухи всегда будут окружать такого выдающегося человека, родившегося под поразительно счастливой звездой.
Роберт должен был удостовериться, что подобные слухи не достигнут ушей королевы.
В это время в Англию пришли вести о самой кровавой резне, когда-либо имевшей место на этом свете.
В канун для Святого Варфоломея король Карл вместе со своей матерью Екатериной Медичи и герцогом де Гизом вдохновили парижских католиков на убийство тысяч гугенотов, собравшихся в столице на свадьбу дочери Екатерины, Маргариты, с Генрихом Наваррским.
Весь протестантский мир был потрясен до глубины души такой звериной жестокостью. Говорили, что по улицам Парижа ручьями текла кровь мучеников. Пришло донесение, что только в Париже было убито две тысячи человек, а в Лионе, Орлеане и многих других городах подобный ужас повторился. Сам благородный Колиньи – известный всему миру как достойнейший человек – стал одной из жертв, его участь разделил и его зять Телиньи, подобно многим другим господам самого высокого ранга.
Через пролив, разделявший две страны, переправлялись маленькие суденышки, и тысячи мужчин и женщин искали в Англии убежища. Весь протестантский мир был готов взять в руки оружие и направить его против католиков.
Проповедники метали громы и молнии со своих кафедр, королеве и ее советникам приходили письма-предупреждения. «Смерть католикам! – кричал народ. – Заключите союз с Германией, с Нидерландами и Шотландией! Выступите вместе против кровавых язычников! И немедленно отправьте эту опасную предательницу, язву на теле всего христианского мира, прелюбодейку и убийцу, Марию Шотландскую, на плаху. Разве не ее родственники, Гизы, стояли за этой резней? Герцог де Гиз замыслил этот план вместе с этой итальянкой Екатериной Медичи. Королева Англии в опасности. Не позволяйте ей принести на нашу землю грабежи, убийства и насилие ради убогого милосердия по отношению к ужасной женщине, которая, куда бы она ни попала, везде несет с собой проклятие Божие».
Елизавета была потрясена. Подобно любому другому человеку, она каждый день ждала начала войны. Она верила, что эта резня – первая ступень кампании католиков, направленной против протестантов.
В портах было полно людей, английские корабли готовились поднять якоря. Она позволила Бэгли и Лестеру уговорить себя предпринять кое-какие меры в отношении Марии, но она все же не давала согласия на ее казнь. Марию нужно отослать обратно в Шотландию, где ее, без сомнения, осудят за убийство Дарнли и казнят. Таким образом, Мария умрет, и все скажут, что Елизавета не приложила свою руку к ее смерти.
Однако прошли месяцы, а нападения со стороны католиков не последовало. Марию все еще удерживали в Англии, но Елизавета и ее министры понимали, что пока на земле существуют католики и протестанты, между ними в той или иной форме будет происходить борьба. Даже когда королева просто смотрела на окружавших ее министров, она все равно чувствовала их раздражение ее действиями в отношении Марии.
Бэгли был стойким протестантом. Не будучи религиозным человеком, Роберт, тем не менее, присоединился к лагерю протестантов. И только королева проявляла гибкость. И хотя в этом не признавалась, но она не благоволила ни к тем, ни к другим. Обе стороны допускали кровопролитие, и этот факт не давал ей возможности кому-нибудь из них отдать предпочтение. Какое это имеет значение, спрашивала она себя, верит ли человек в то, что святое причастие – тело Господне или освященная пища! Что действительно имеет значение, так это то, чтобы она продолжала править своим народом, чтобы народ ее любил и чтобы страна стала великой посредством мирного процветания, а этого можно достичь только терпимостью.
Жизнь в Англии протекала более спокойно, хотя королева и ее министры следили за событиями за пределами страны с более пристальным вниманием, чем до начала резни.
Под предводительством принца Оранского голландцы восстали против испанцев, которые вместе со своей беспощадной инквизицией подвергли их страшным гонениям.
Позднее королева издала закон, запрещающий простым людям носить сверхпышные одеяния, хотя ее собственный гардероб никогда еще не был так великолепен. В Ирландии происходили волнения, и, чтобы подавить их, Елизавета послала туда графа Эссекского, являвшегося лордом Хирфордом и мужем Летиции – виновницы изгнания Роберта несколько лет назад.
Умер король Франции, и Елизавета, которая считала герцога Анжуйского, ставшего теперь королем Франции Генрихом III, одним из претендентов на свою руку, изобразила досаду, потому что он вот так вдруг взял – и женился.
Пшеницы было мало, и ее цена поднялась до шести шиллингов за бушель. Это взбудоражило народ, он стал роптать.
Над страной нависла угроза войны. Принц Оранский и провинции Зеландия и Голландия предложили Елизавете стать их королевой, но она наотрез отказалась. Ее министры упрашивали и умоляли ее.
– Что! – воскликнула она. – Втянуть мой народ в войну с испанцами!
Напрасно они протестовали и доказывали, что она станет главой протестантского мира. Она им сказала, что не хочет принимать участие в религиозных войнах. Пусть в них сражаются другие. Она останется в стороне. Елизавета верила, что тот, кто держался в тени и наблюдал, как воюют другие, являлся истинным победителем.
Этим летом она предприняла свое обычное путешествие по стране. Роберт ехал впереди королевской процессии, ибо в этом году маршрут пролегал через Кенилуорт, и Роберту предстояло принимать у себя королеву в течение двенадцати дней июля. Он намеревался устроить такие турниры и увеселения, которых никто раньше не видывал.
Поехав на север, Роберт чувствовал себя не в своей тарелке. Он не переставал задаваться вопросом, слышала ли королева сплетни относительно смерти лорда Шеффилда, и не осмелился ли кто-нибудь навлечь на себя ее гнев, рассказав ей, что Дуглас считала себя его женой и что у него и Дуглас есть сын.
В последнее время Елизавета вела себя с ним высокомерно, и именно эта причина вызвала подобные беспокойные мысли. Она была больше предана своему опытному Ягненку и Варану-вожаку – эти новые имена она выдумала для Хэттона. Она очень привязалась к своему Мавру – им был Уолсингэм, достаточно смуглый, чтобы оправдать свое имя. Поэтому, подумалось Роберту, он должен подготовить такие развлечения, которые никто никогда не устраивал, даже во времена кардинала Уолси и ее отца.
Замок Кенилуорт окружало около двадцати миль богатых земельных участков. Роберт потратил тысячи фунтов на украшение этих мест и обработку почвы. Проезжая по своему имению, он чувствовал гордость. Он хотел, чтобы его отец, который всегда являлся для него примером, был жив, чтобы увидеть все это. Только в этом году королева проследила, чтобы ему досталось пятьдесят тысяч фунтов – и это вдобавок к доходам, которые он получал от своей разнообразной деятельности.
Теперь уже он не надеялся на брак с королевой, так как твердо знал, что она никогда не выйдет замуж. Она была необыкновенной женщиной, к ней нельзя было приложить обычные мерки. И хотя о ней ходили разные сплетни, он знал королеву лучше всех остальных. Роберт знал, что для нее любовь состояла из лести, комплиментов, поцелуев и нежных объятий. Ее глаза всегда сияли при виде красивого мужчины, и она не могла удержаться и не приласкать его. Она на самом деле была странной женщиной. Ей нравились мужчины, но при этом она бесконечно любила власть. И… она желала удерживаться на романтической дистанции и никогда не достигать определенного финала.
Когда Роберт прибыл в замок, его ожидало неприятное известие, – там находилась Дуглас и при ней ребенок. Он был поражен. Ведь ей следовало оставаться в одном из его поместий в ожидании того дня, когда он сможет ее навестить.
Хотя сопровождавшие Роберта люди считались его друзьями, он не был полностью уверен, что может до конца положиться на них.
Она же явно старалась не смущать его.
– Мой милый друг, – сказала Дуглас, – я проезжала мимо и, узнав о ваших грандиозных планах, заехала, чтобы вам помочь. Вам здесь нужно много чего сделать, и мне кажется, что я бы могла вам кое в чем быть полезной.
Не усмехнулись ли люди, присутствовавшие при этой сцене? Филипп Сидни неодобрительно нахмурил брови? Племянник Роберта любил его как никто другой, к тому же Филипп – мудрый человек. Он всегда чуял опасность.
Роберта выручило остроумие.
– Вы так добры, леди Шиффилд, – сказал он, – и я не сомневаюсь, что очень многим обязан вашей доброте.
Но он подумал про себя: «А если бы здесь была королева?» И на смену игривому настроению пришли дурные предчувствия.
Елизавета отправилась в путь в очень радостном расположении духа. Ее свита состояла из всех ее придворных дам, сорока графов и более шестидесяти лордов и рыцарей. Она с удовольствием предвкушала свой приезд в Кенилуорт, где она увидит Роберта в окружавшем его великолепии, которым он был обязан только ей.
Милый Роберт! Теперь он уже не так молод. По правде говоря, фигура его, бывшая некогда гибкой и стройной, потеряла свои привлекательные качества, темные вьющиеся волосы, которые она так любила гладить, поредели и стали седыми, под прекрасными глазами пролегли морщинки.
Она, которая его любила, смотрела на него трезвыми глазами, видела все его недостатки, но они не имели никакого значения, потому что не могли изменить ее любви. Он не обладал тонким умом ее сэра Ума или ее дорогого невыносимого Мавра, но у него имелось в два раза больше амбиций. Он относился – она могла себе в этом признаться – слишком мнительно к своему здоровью, ему нравилось принимать лекарства, она всегда с улыбкой выслушивала, как он серьезно рассуждал о каком-нибудь новом лечебном средстве. Сама она пренебрегала страданиями и никогда не признавалась, что вообще их когда-либо испытывает. Она отвергала смерть и старость.
Впрочем, хотя королева и не могла выбросить из головы предстоящие удовольствия, ей следовало обратить внимание и на серьезные проблемы.
Пока Елизавета находилась за пределами своей столицы, два анабаптиста из Голландии Петрс и Турверт – были приговорены к сожжению на костре. Еще раньше она получила множество писем, где говорилось об этих людях. Епископ Фоксский, чьей основной заботой были мученики, написал ей, умоляя в соперничестве с католиками не бросать тень на свое имя, свое правление и реформаторскую церковь в целом.
Но епископ, конечно, не знал, что она не должна открыто проявлять сочувствие к анабаптистам. Ведь за этим следит Филипп Испанский. Если бы ее люди только знали, как она боялась этого человека. Всем своим нутром она ощущала, как фанатично страстно он ожидал того дня, когда он и католическое братство станут управлять миром, а все люди задрожат от страха перед инквизицией!
Королева не особенно волновалась из-за судьбы этих двух голландцев. Как и ее отец, она не забивала себе голову мыслями о муках, которым подвергали других людей.
Существовала другая вещь, которая наводила на более приятные размышления.
Екатерина Медичи – теперь, когда ее любимый сын Генрих стал королем Франции и женился, – лелеяла надежду, что Елизавета пересмотрит свое отношение к ее младшему сыну как вероятному жениху, потому что к нему от брата перешел титул герцога Анжуйского.
Елизавета нашла забавным снова «сыграть в амуры».
Ей рассказывали, что этот маленький человечек, бывший герцог Алансонский, был настоящим уродцем, но французский посол – само обаяние – Ла Мот Фенелон, описывая его, не жалел красок. Он намекнул, что маленький герцог сходил с ума от любви к английской королеве. Да, она старше его, но он и любил ее за это. Он не зеленый юнец, чтобы увлекаться невинными девушками. Еще Елизавете стало известно, что он слегка рябой, что, как она заявила, явилось причиной ее колебаний.
Екатерина Медичи написала Елизавете, что ей известно прекрасное средство, которое, как утверждают, может уничтожить любые следы оспы и снова сделать кожу гладкой. Елизавета отметила, что это прекрасная весть и что следует немедленно намазать лицо герцога этим средством.
А пока – в Кенилуорт.
Когда процессия прибыла в Лонг-Ичингтон, находящийся в шести-семи милях от двора графа Лестера, стоял очень теплый июльский день. В этом месте Роберт разбил шатер, где и был накрыт стол для банкета.
Пребывая в прекрасном настроении и демонстрируя свою любовь к Роберту, королева усадила его подле себя, а когда банкет подошел к концу, то Роберт привел к ней толстого мальчика шести лет – самого толстого из тех, кого ей когда-либо приходилось видеть, – и такого бестолкового, что он никак не мог понять, что она королева Англии. После толстого мальчика ее пригласили осмотреть огромную овцу, самую большую овцу данной породы, и оба эти существа были вскормлены на земле Роберта. Королева долго смеялась, что являлось хорошим знаком.
Они вышли из шатра и начали охоту, которая должна была закончиться в замке Кенилуорт.
Находящаяся во главе кавалькады королева держала Роберта возле себя, и он, с гордостью указывая на красоту и богатство пейзажа, сказал:
– Всем этим я обязан моей дражайшей госпоже. И разрази меня гром, если я хоть на секунду об этом забуду!
Она была довольна, а так как ей не хотелось прекращать охоту, то когда они достигли ворот Кенилуортского парка, уже начало смеркаться.
В парке королеву ждали сцены с историческими персонажами. Улыбаясь, она приняла все приветствия, а когда они добрались до самого замка, то на пороге их ожидал человек огромного роста, который держал булаву и ключи. При ее приближении он выразил восторг по поводу великолепия процессии и, притворяясь, что видит королеву впервые, стал декламировать с величайшим восторгом оду, сочиненную Робертом.
Когда процессия проехала через ворота замка, Роберт впервые увидел в этой процессии человека, чье присутствие вдруг заставило его сердце радостно забиться.
В Кенилуорт прибыла Летиция Ноллис.
Роберт проводил королеву в ее покои. Через окна она могла видеть, как в парке ярко взвивались фейерверки, они давали знать всей округе, что в Кенилуорт прибыла королева. В промежутках то в одном, то в другом месте стреляли пушки.
– Роберт, – сказала она, – ты настоящий мот.
– Разве можно назвать мотовством увеселение вашего величества?
Она фамильярно шлепнула его по щеке и подумала: «Время не в состоянии отнять у него его обаяние. Сейчас все именно так, как было во времена нашей пламенной юности, но он стал искушенным мужчиной, и я не сомневаюсь, что многие женщины могли бы его полюбить, а он все-таки ради меня не женился».
– Я буду помнить мое пребывание в Кенилуорте до конца моих дней, – сказала она. Затем, пытаясь скрыть смущение, она добавила: – Время здесь словно остановилось.
Он улыбнулся.
– Все часы в замке были остановлены в тот момент, когда в ворота въехали вы, ваше величество. Вы пообещали остановиться здесь на двенадцать дней. В течение этого времени мы позабудем о часах. Мы позабудем обо всем, кроме увеселения вашего величества.
– Никогда еще на свете не рождался человек, подобный тебе… никогда, – нежно промолвила она.
– Мадам, – ответил он, – богиня может лишиться своего Ягненка и своего Барана-вожака, своего спутника Мавра, даже своего Ума, но ее Глаза сослужат ей лучшую службу, чем все они, вместе взятые.
– Может, в твоих словах кроется правда, – сказала она. – А теперь оставь меня, Роберт. Я устала после дневного путешествия.
Он склонился над ее рукой и поднес ее к своим губам.
Когда он ушел, она нежно улыбнулась.
В коридоре Роберт столкнулся лицом к лицу с Летицией и понял, что та его поджидала. Она была еще более красива, чем в то время, когда он впервые привлек ее внимание. Она уже не была леди Хирфорд, потому что ее муж стал графом Эссекским. Она казалась еще интереснее из-за своего легкого сходства с королевой, которое перешло к ней от ее бабушки Марии Болейн. Сейчас Летиция напомнила ему юную Елизавету, которую он знал в лондонском Тауэре.
– Добрый день, милорд, – сказала она.
– Я не знал, что вы приедете.
– Вы меня помните?
– Помню ли я? Конечно!
– Я польщена. Значит, великий граф Лестер не забыл меня. Самый уважаемый человек в королевстве – уважаемый королевой, если не народом – не забыл простую женщину, к которой когда-то относился без неприязни. – Ее глаза засветились злым блеском. Она ему напоминала, что он ее бросил, когда их роман уже обещал им многие радости.
– Разве мужчина может относиться с неприязнью к такой красивой женщине, как вы? – спросил он.
– Оказывается, может, если его любовница ему это приказала или если он ей так слепо повиновался, что не осмелился перечить.
