Текст книги "Лорд и королева"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Королева упорно отказывалась признать законное происхождение своей сестры. Казалось, она поступала так из-за боязни, что народ решит, что младшая дочь короля, исповедующая протестантскую веру, станет для Англии лучшей правительницей, чем католичка старшая дочь Генриха VIII. Но настоящая причина была следующая: если Мария являлась законной дочерью, то Елизавета не могла быть таковой, ведь единственным способом признания прав Елизаветы было объявить недействительным брак ее отца с Екатериной Арагонской. Поэтому для них обеих стало невозможным одновременно считаться законными дочерьми.
Испанский посол, стремясь ускорить события, поспешил впутать во что-нибудь нехорошее своего давнего недруга Ноэлля. Если Ноэлля отошлют назад во Францию и одновременно отправят на плаху Елизавету… О большем он и мечтать не мог. Но обвинить Ноэлля в том, что тот побывал ночью в покоях Елизаветы с целью организовать заговор против королевы, было слишком неразумным с его стороны.
Это обвинение показалось таким смехотворным, что всем стали ясны планы заговорщиков.
Стоя перед королевой на коленях, она рыдала:
– Я умоляю ваше величество не обращать внимания на дьявольские козни и наветы, касающиеся меня, дать мне возможность доказать мою невиновность.
Мария свято верила в справедливость, и слова Елизаветы падали на благодатную почву.
– Моя дорогая сестра, – сказала Мария, – я очень сожалею, что напрасно тебя осудила. Возьми эти жемчуга в знак моей привязанности к тебе.
Елизавета приняла жемчуга и не преминула воспользоваться ситуацией. Она подняла глаза на сестру и произнесла:
– Ваше величество так добры ко мне. Я уверена, что вы позволите мне удалиться от двора, чтобы я могла жить в тишине и мне удалось сделать то, что ваше величество приказали. Дайте свое милостивое разрешение на это, чтобы я могла проштудировать книги, которые вы велели изучить, и чтобы поскорее обуздала свои мысли и направила их в то русло, куда их угодно направить вашему величеству.
Разрешение было даровано, и с величайшим облегчением Елизавета ощутила, что на этот раз избегла реально угрожавшей опасности.
Для Елизаветы существовал один путь избегнуть постоянно висящего над нею дамоклова меча. Она нередко думала об этом пути, но всякий раз отвергала его. Ибо он состоял в замужестве.
Король Дании выдвинул кандидатуру своего сына Филиберта Эммануэля, герцога Савойского, в качестве ее супруга. Испания благоволила подобному союзу, и поэтому королева полностью его одобрила.
Живя, казалось бы, спокойной жизнью в своем доме в Эшридже, Елизавета не чувствовала себя в полной безопасности. В каждом проезжавшем мимо незнакомце ей мерещился посланник от королевы, везущий приказ явиться ко двору, что могло означать, кроме всего прочего, вероятность заточения и казни. Она ничего не могла поделать со своими дурными предчувствиями. Только брак с заморским принцем освободит ее от непреходящего страха. Но избавиться от страха таким способом означало одновременно и расстаться с самой заветной мечтой. В качестве герцогини Савойской она никогда не услышит те магические слова, которые в следующем году или даже через десять – пятнадцать лет могли бы прозвучать для принцессы: «Боже, храни королеву Елизавету!»«
Нет, будь что будет, она останется здесь. Все ее надежды связаны с Англией. И если временами ей казалось, что взобраться по скользкой тропинке, ведущей на вершину власти, не удастся никогда, то пусть так и будет. Она предпочтет падение с высоты, чем навсегда откажется от восхождения.
Елизавета театрально отказала герцогу Савойскому.
Королева и ее министры рассердились, но не слишком сильно, и этот вопрос на время повис в воздухе.
Принцесса прожила в деревне несколько недель, внимая новостям, которые доходили до нее от друзей, оставшихся при дворе.
А новости приходили сумбурные, сулившие и полную победу, и окончательное поражение.
Против испанской партии поднялся Уайетт. Елизавете слали письма с просьбой о поддержке, но она не хотела иметь ничего общего с этим восстанием. Принцесса понимала, что ее козырь – терпеливое ожидание. Она узнала, что Куртенэ был замешан в заговоре Уайетта, что его глупость и лицемерие оказались подстать его красоте. Но принцесса теперь также хорошо понимала и то, что, если заговор удастся, то герцог Саффолкский, один из его лидеров, вероятнее всего постарается посадить на трон свою дочь леди Джейн Грей и не станет помогать Елизавете.
Нет! Это восстание не для нее!
Время показало, что она была права. Куртенэ оказался предателем – он запаниковал и сознался в заговоре Гардинеру, так что Уайетт был вынужден выступить раньше времени. Восстание было подавлено. Уайетта арестовали, Куртенэ и Саффолка отправили в Тауэр, вышел приказ немедленно казнить леди Джейн и лорда Гилфорда Дадли.
К несчастью для Елизаветы, письма, написанные Ноэллем и Уайеттом в ее адрес, были перехвачены и доставлены королеве. Когда пришел приказ явиться ко двору, Елизавета поняла, что ни один из опасных моментов, которые она пережила на своем тернистом жизненном пути, не мог сравниться с настоящим.
Она могла сделать только одну вещь – лечь в постель. «Увы, – объявила она, – я слишком больна, чтобы вынести дорогу». И в самом деле, Елизавета была так сильно объята ужасом, что на этот раз ее болезнь не являлась пустым обманом. Она не спала и не ела, металась по кровати, мучительно прислушиваясь к звуку лошадиных копыт в своем дворе, который возвестит о прибытии людей от королевы.
И они не замедлили явиться.
К счастью, это оказались не солдаты с приказом об аресте, а два королевских лекаря – доктор Уэнди и доктор Оуэн.
Дрожащая от страха прислуга доложила об их прибытии.
– Я их не приму, – сказала принцесса. – Я слишком больна, чтобы принимать посетителей.
Было уже десять часов вечера, но доктора решительно направились в ее покои. Елизавета окинула их высокомерным взглядом.
– Что за спешка, что вы не могли подождать до утра? – спросила она.
Они умоляли простить их и выразили сожаление, что нашли ее светлость в таком плачевном состоянии.
– А я, – отпарировала она, – не радуюсь от того, что вижу вас в столь поздний час.
– Мы прибыли по приказу королевы, ваша светлость, – они подошли поближе к кровати. Королева желает, чтобы вы завтра на рассвете покинули Эшридж и отправились в Лондон.
– Я не смогу предпринять это путешествие в таком состоянии.
Доктора непреклонно посмотрели на нее.
– Ваша светлость может один день отдохнуть. После чего вам следует проследовать в Лондон, и сделать это нужно безотлагательно из боязни навлечь на себя неудовольствие ее величества.
Елизавета покорилась. Она понимала, что роль больной может дать ей самое большее пару дней передышки.
Ее повезли в паланкине, посланном за ней королевой, и в тот самый день, когда она выехала, леди Джейн Грей и ее муж лорд Гилфорд Дадли прошли короткое расстояние, отделяющее их тюрьму в Тауэре от эшафота.
Кое-кто из сельских жителей вышел, чтобы посмотреть, как проезжала мимо них принцесса, и она с благодарностью ощущала на себе их сочувствующие взгляды. Может быть, при этом они вспоминали юную Джейн Грей, которой исполнилось всего лишь семнадцать лет и которая в это самое время, возможно, произносила последние слова молитвы, прежде чем палач отделит ее милую головку от стройного тела. Люди не могли чувствовать к этой молодой девушке ничего, кроме жалости, ведь она сама не стремилась стать королевой. И вот теперь перед ними другая – эта молодая принцесса, которая, быть может, также находится на пути к подобному концу.
На этот раз Елизавета осталась одна, и ее не покидал страх. Она откладывала путешествие как только могла, потому что верила, что, если пройдет какое-то время, гнев Марии может остыть. Поэтому даже один день отсрочки сыграл бы важную роль. Первую ночь принцесса провела в Редбурне, а вторую остановку сделала в Сент-Олбансе. О, если бы она могла еще хоть немножечко задержаться в гостеприимном замке сэра Ральфа Роулетта! Но они были обязаны двигаться по направлению к Миммсу и Найгету. Принцесса старалась как можно чаще делать остановки где только возможно, и путешествие продлилось десять дней – значительно дольше, чем обычно.
По прибытии в Лондон Елизавета ужаснулась его виду. Повсюду множество виселиц, люди висели даже на дверях своих домов. Новый урожай человеческих голов был собран на мосту. Принцесса с дрожью ощутила и ненадежность своего положения, и то, что ее голова тоже может попасть под топор палача.
Но, проехав по улицам столицы, которая всегда была к ней благосклонна, она постепенно отделалась от своей меланхолии. Паланкин оставался открытым, и люди могли лицезреть принцессу, разодетую во все белое, что не только прекрасно оттеняло цвет ее волос, но и символизировало ее невинность. Елизавета сидела прямо, и ее гордый вид как бы говорил: «Пусть они делают с невинной девушкой что хотят».
Городские жители, конечно, чувствовали, что в такое время вряд ли стоит приветствовать принцессу, но они не могли удержаться и не поплакать о ее злосчастной судьбе. Они также молились, чтобы ей не выпала участь леди Джейн Грей.
Елизавету доставили в Уайтхоллский дворец.
Была пятница перед вербным воскресеньем. В своих тщательно охраняемых апартаментах во дворце Елизавета узнала от служителей, что к ней направляется епископ Гардинер вместе с некоторыми членами королевского совета.
И вот он перед нею – великий епископ Винчестерский, один из самых значительных людей во всем королевстве и ее заклятый враг.
– Ваша светлость обвиняется, – сказал он, – в государственной измене. Вы обвиняетесь в том, что принимали участие в заговоре Уайетта.
– Это ложное обвинение, – парировала Елизавета.
– В распоряжении королевы находятся письма, доказывающие, что вы говорите неправду, и вам придется сменить это место на другое.
Елизавета лишилась дара речи: то, чего она боялась больше всего на свете, кажется, свершилось.
– Сегодня же вашу светлость переведут в Тауэр.
Елизавета была объята ужасом, но полна решимости не показать своего страха. Она собрала все свое мужество и гордо заявила:
– Я твердо уверена, что ее величество слишком милостивы, чтобы приговорить к заключению невинную женщину, которая никогда не оскорбляла ее ни словом, ни делом.
– Такова воля ее величества. И вы должны сегодня подготовиться к отъезду в Тауэр.
В ней вспыхнуло вдруг внезапное желание броситься на колени перед этими людьми и начать умолять их. Но вместо этого она спокойно стояла и свысока смотрела на них.
– Я прошу вас, милорды, – сказала она, – либо защитить меня перед королевой, либо просить ее проявить снисхождение и принять меня.
Гардинер ответил:
– Королева распорядилась, чтобы вы собрались и немедленно отправились в путь.
Граф Сассекский был тронут ее молодостью, отвагой и отчаянным положением. Он сказал:
– Если в моей власти будет убедить королеву предоставить вам аудиенцию, то я сделаю это.
С этим посланцы королевы оставили ее; когда они вышли, Елизавета без чувств опустилась на стул. Закрыв лицо руками, она прошептала: «Так и моя мама отправилась в Тауэр, чтобы никогда оттуда не вернуться».
Той ночью, когда она ждала приказания явиться к королеве, слуги сказали ей, что по всему периметру дворец окружен стражей. Стража находилась не только в саду, но и в самом дворце, потому что все страшно боялись, что принцессу попытаются выкрасть.
На следующий день граф Сассекский объявил ей, что она должна отправиться в Тауэр немедленно и что ее уже ждет баркас. Елизавета написала королеве записку и столь искренне умоляла Сассекса передать ее, что он был глубоко тронут.
– Милорд граф, – упрашивала она, – я заклинаю вас всеми святыми взять это письмо.
Он помедлил, но в итоге не смог отказать и взял ее письмо к королеве.
Мария была взбешена. «Это, – орала она, – очередная уловка моей сестры. Разве милорд Сассекс не понял, что она его одурачила, чтобы пропустить сегодняшний прилив?»
На следующий день было вербное воскресенье, и уже ничто не могло спасти Елизавету от заточения в Тауэр.
Ее не стали перевозить в полуночный прилив, так как опасались, что в темноте кто-нибудь придет к ней на помощь.
По пути к баркасу она шептала:
– Да сбудется воля Господня! Я должна радоваться, что ее величество будет довольна!
Потом Елизавета повернулась к следовавшим за нею людям и закричала, охваченная внезапным порывом гнева:
– Разве не чудовищно, что вы – те, кто называет себя аристократами, – допускаете, чтобы я, принцесса и дочь великого короля Генриха, была отправлена в заточение, туда, куда ведает один только Бог.
Они в испуге глядели на нее. Разве могли эти много повидавшие на своем веку люди быть уверены, что принцесса ничего не выкинет? Да, они – видные солдаты и государственные деятели – боялись этой стройной молодой девушки.
Баркас юрко скользил по реке, пока лондонцы находились в церкви и не могли видеть Елизавету и продемонстрировать ей свою симпатию, в чем никогда ей не отказывали. Довольно быстро подплыли к Тауэру – этому серому дому крушения надежд, ужаса и отчаяния.
Она заметила, что ее хотели провести через Трейторс-Гейт, и это показалось ей дурным предзнаменованием.
Шел дождь, и принцесса подставила лицо под его струи, ведь когда еще она окажется на свободе и почувствует его ласку! «Как он приятен, – подумала она, – как нежен в этом жестоком мире!»
– Пора, ваша светлость, – поторопил ее Сассекс.
– Неужели я должна сойти на берег здесь… у Трейторс-Гейт? Посмотрите! Вы не приняли во внимание прилив. Как могу я ступить прямо в воду?
Сассекс пытался набросить на ее плечи свой плащ, чтобы укрыть от дождя. В порыве отвращения Елизавета сбросила его и ступила наружу. Вода проникла в ее туфли, но она не обратила на это никакого внимания и лишь воскликнула:
– Сюда ступает нога самого верноподданного человека из всех, когда-либо ступавших на эту лестницу. Перед лицом твоим, о Боже, говорю я это, ибо нет у меня иного друга, кроме тебя.
Когда Елизавета проходила мимо башен, многие тюремщики вышли, чтобы посмотреть на нее, а некоторые даже взяли с собой детей. Вид этих крохотных любопытных мордашек успокоил принцессу. Она печально им улыбнулась, и один маленький мальчик, никого не спросясь, вышел вперед и, преклонив перед нею колени, произнес высоким звонким голосом:
– Прошлой ночью я молил Бога о том, чтобы он охранил вашу светлость, и сегодня ночью я буду делать то же самое.
Елизавета опустила руку ему на голову.
– Итак, в этом печальном месте у меня уже есть один друг, – сказала она. – Спасибо, мой мальчик.
Тогда несколько стражников выкрикнули:
– Да хранит Бог вашу светлость!
Она улыбнулась и уселась на мокрый камень, глядя на них почти с нежностью.
Комендант Тауэра подошел к ней и попросил подняться.
– Вам, мадам, – сказал он, – вредно сидеть здесь.
– Лучше сидеть здесь, чем в каком-нибудь другом месте похуже, – возразила она. – Ведь один только Бог ведает, куда вы меня направите.
Но все же поднялась и вместе с теми немногими женщинами, которым разрешили сопровождать ее, позволила проводить себя в Тауэр.
Граф Сассекский все еще шагал рядом.
– Ваша светлость, – пробормотал он, – поймите, мне не по душе возложенная на меня миссия. Будьте уверены, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы облегчить ваше пребывание в этом месте.
– Милорд, – мягко произнесла она, – я не забуду вашей доброты.
Ее провели в приготовленные апартаменты – самые надежно охраняемые в Тауэре; когда всхлипывающие дамы собрались вокруг нее, она почувствовала, как к ней возвращается самообладание.
Итак, сбылись самые мрачные предчувствия. Но мысли Елизаветы были не о тех испытаниях, что ждут ее впереди, а о том, как она себя держала по пути сюда. Заметил ли кто-нибудь, что когда ее вели через Трейторс-Гейт, принцесса чуть не упала в обморок? Она страстно надеялась, что никто не увидел ее страха.
Сейчас Елизавета успокоилась настолько, что оказалась способной утешать бедных женщин.
– Все, что ни случается, все в руках Божьих, – успокаивала она их. – И если меня отправят на плаху, то не английский топор отделит мою голову от тела. Я буду настаивать, чтобы это был французский меч.
Дамы поняли, что принцесса вспомнила свою мать, и зарыдали еще громче, но она сидела, гордо выпрямившись, высоко подняв свою золотистую голову и спокойно смотрела в будущее, которое готовит ей либо корону, либо французский меч.
Глава 3
Роберт мерил шагами свою темницу. Он находился в возбуждении с того самого дождливого вербного воскресенья, когда услышал от охранника, принесшего ему пищу, что недалеко от него поместили еще одного заключенного весьма знатного происхождения.
Он задумался над тем, сколько ему еще оставалось прожить. Увы, юного Гилфорда не стало! Мысль о брате отрезвила его. Отец… Гилфорд… Кто следующий?
Когда над человеком так долго висит угроза смерти, то временами он забывает о ней. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, когда Роберт вернулся из ратуши в Тауэр, постоянно ощущая над своей головой дамоклов меч. Холодное и безграничное отчаяние душило его. Он почти что жаждал приказа отправиться в последнее путешествие.
Но люди вроде Роберта Дадли долго не отчаиваются. Разве он не был баловнем судьбы?! Разве не судьба распорядилась так, что он женился тогда на Эми? Не сделай он этого, разве не он, Роберт, проследовал бы вместо Гилфорда на эшафот, где бы ему вместе с леди Джейн Грей отрубили голову? Ведь его отец наверняка женил бы его на этой несчастной молодой девушке. И чем больше размышлял он на эту тему, тем более убеждался, что ему на роду начертано не такое бесславное будущее.
Наступили пасхальные праздники, а это всегда время надежд. В один из дней охранник, приносивший Роберту пищу, пришел не один. С ним был его маленький сынишка. Мальчик, которому еще не исполнилось и четырех лет, уговорил отца взять его с собой, когда тот пойдет к лорду Роберту. Ребенок стоял и молча разглядывал пленника. Он ничего не говорил, но взгляд его был просто-таки прикован к лицу знатного пленника.
Роберт развеселился. В глазах ребенка он увидел то же восхищение и сочувствие, которое отражалось в глазах женщин, вышедших на улицы, когда он шел из ратуши в Тауэр.
Молодой лорд церемонно поклонился мальчику и произнес:
– Я польщен вашим визитом.
Ребенок заулыбался и отвел взгляд.
– Милорд, – сказал его отец, – он всегда спрашивает, не иду ли я к вам, и умоляет взять и его.
– Я повторяю, – ответил Роберт, – я польщен.
Он бережно взял ребенка на руки, так что их лица оказались на одном уровне.
– А что думает малыш о том, что сейчас видит? – спросил он. – Посмотри-ка хорошенько на эту голову, вряд ли такая возможность будет у тебя когда-нибудь еще. В один прекрасный день, мой мальчик, ты придешь в эту темницу и увидишь другого несчастного пленника.
Губы у малыша задрожали.
– Ведь эта бедная голова, которую ты изучаешь с таким лестным для меня вниманием, очень скоро лишится опоры, на которой пока еще держится.
Охранник прошептал:
– Милорд, он понимает, к чему вы клоните. Это разорвет его крохотное сердечко. Он так любит вашу светлость.
Роберт тут же посерьезнел. Он ласково поцеловал мальчика в щечку.
– Слезы? – сказал он. – Нет, мы не станем проливать слезы. Неужели ты думаешь, что я позволю им обидеть тебя? Да никогда!
Мальчик уже улыбался.
– Никогда! – повторил он.
Роберт опустил его на землю.
– Чудесный ребенок, – сказал он. – Я буду ждать его прихода. Надеюсь, он еще придет?
– Конечно, милорд. Он всегда канючит: «Я хочу к лорду Роберту!» Так ведь, сын?
Мальчик кивнул.
– А мне доставляет огромное удовольствие общаться с вами, – заметил Роберт, улыбаясь.
– У него в Тауэре есть еще один друг, милорд…
Роберт весь напрягся, ожидая продолжения.
– Это принцесса Елизавета, милорд, – добавил словоохотливый охранник. – Бедная леди! Ей так грустно, хотя ей дали небольшое послабление. Ей дозволено гулять в маленьком саду и дышать свежим воздухом.
– Может, и мне позволят время от времени гулять в маленьком саду, – заметил Роберт.
– О, милорд, конечно. Сначала они держали принцессу в строгости, под надежной охраной. Но милорд Сассекс и наш комендант хорошенько поразмыслили и решили дать ей послабление.
– Это означает, что они чрезвычайно дальновидные люди.
– Это как, милорд?
– Они помнят, что в один прекрасный день принцесса может стать королевой. И тогда она не будет добра к тем, кто во время ее заточения не проявил доброты по отношению к ней самой.
Охранник почувствовал себя не в своей тарелке. Ему не нравилась чреватая опасностью беседа. Хорошо этому лорду Роберту, которому нечего терять, ведь его уже приговорили к смерти, но что будет, если его, простого охранника, застанут за слушанием таких речей? Он взял за руку мальчика, готовясь уйти, но Роберт сказал:
– Значит, мой маленький друг навещает принцессу в ее садике, правда?
– О, да. Ее светлость обожает детей. Она сама приглашает их поговорить с ней, и наш юный Билл почти так же предан этой леди, как и вашей светлости.
Роберт снова подхватил мальчика на руки.
– Это должно означать, мистер Уильям, – сказал он, – что вы очень проницательный господин.
Малыш громко рассмеялся, когда его подкинули вверх, но лорду было уже не до игры, и, опуская его на землю, Роберт глубоко задумался.
На следующий день мальчик явился опять вместе с охранником. На этот раз он держал в руках букет цветов, собранных на клочке земли позади родительских комнат, расположенных на территории тюрьмы. Первоцвет, фиалки и желтофиоль вместе составляли сладко пахнущий букет.
Мальчик несмело протянул его Роберту.
– Да ведь это же, – воскликнул Роберт, – самое приятное из того, что выпадало на мою долю за последнее время! Мне нужна ваза, чтобы поставить эти цветы в воду, а то они быстро завянут.
– Не можешь ли ты достать мне эту вазу? – обратился он к охраннику.
– В следующий раз, когда я приду к вам, я принесу ее, – сказал охранник.
– Нет, так не годится. Мне не хотелось бы, чтобы цветы моего друга завяли. Будьте добры, сходите и принесите вазу, а я тем временем поблагодарю вашего сына за этот подарок. – Он взял мальчика на руки. – Ты ведь останешься со мной? Ненадолго, ладно? Ты ведь не боишься остаться со мной?
Мальчик ответил:
– Хочу остаться с милордом.
Охранник с обожанием поглядел на сына и, видя, что ему доставит огромное удовольствие оказаться запертым в камере вместе с лордом Робертом, согласился пойти и принести вазу. Он вышел, тщательно заперев за собой дверь.
Как только он ушел, Роберт, все еще держа мальчика на руках, прошептал ему прямо в ухо:
– Ты – мой друг. Хочешь оказать мне услугу?
Мальчик проявил полную готовность.
– Ты принесешь мне цветы завтра?
– Да, милорд… завтра самые большие, самые хорошие.
– А когда ты принесешь мне еще цветов, я выну из вазы те, что ты принес мне сегодня, и отдам их тебе.
– Но они для вас.
– Мне бы хотелось, чтобы ты отдал их принцессе. – В глазах мальчика промелькнула тревога. – Леди Елизавете, – прошептал Роберт. – Но ты не должен никому ничего рассказывать, совсем никому… даже своему отцу. Получится, что я подарил тебе цветы, а ты взамен подарил мне другие. Никто не должен знать, что ты передашь принцессе подарок от меня.
Мальчик пребывал в замешательстве, он с трудом пытался осмыслить сказанное, но у него было одно желание – поступить так, как требовал его кумир.
– Помни! Это страшная тайна. Никто не должен знать об этом. В букете цветов, который я тебе дам, будет письмо. Будь осторожен и не урони его. И если в то время, когда ты станешь отдавать принцессе цветы, рядом никого не окажется, то ты должен будешь сказать: «Это от лорда Роберта». Ты сможешь так сказать?
Мальчик кивнул.
– Это от лорда Роберта, – сказал он.
– Значит, ты сделаешь это ради меня? Тогда завтра принеси мне еще цветов. А я отдам тебе те, что ты принес сегодня. Раз мы друзья, то будем играть в эту игру. Это будет подарок от меня принцессе, но секретный подарок, и никто об этом не должен знать, кроме моего маленького посла. Ты меня понял?
– Да, милорд.
Роберт приложил палец к губам, и мальчик радостно кивнул.
– Итак, ты сделаешь это ради меня, мой маленький умный друг?
Мальчик опять кивнул.
– И ни слова, – повторил Роберт. – Уже идет твой отец. Помни: это наша с тобой тайна – твоя и моя, и еще – принцессы.
Когда вернулся охранник, Роберт подивился своей собственной безрассудности. Как все-таки неосторожно он поступил! Ему, приговоренному к смерти, конечно, все равно. Ну а если на голову принцессы свалятся еще большие неприятности? Возможно, он даже вверил ее жизнь этому маленькому мальчику. Но в то же время он утешал себя тем, что не замышлял побег или восстание, не замышлял ничего плохого. Его замысел был прост, и он должен удаться. Роберт сел и написал:
«Дорогая леди, моя темница в этой чудовищной тюрьме стала намного светлее с тех пор, как Вы находитесь вблизи от меня, хотя я и скорблю по поводу Ваших несчастий. И если бы Ваши стопы привели Вас под мои окна, чтобы я мог Вас увидеть, то это было бы единственным даром, о котором я бы просил судьбу перед смертью. Пишет эти строки тот, кто имел ни с чем не сравнимое удовольствие смеяться вместе с Вами, танцевать с Вами. И он получит теперь такое же удовольствие от одного только взгляда на Ваш светлый лик. Тот, кто никогда Вас не забывал и никогда не забудет. – Р. Д.»
Он быстро спрятал записку в букет цветов, потом связал его и стал с нетерпением ждать завтрашнего дня и гадать всю ночь напролет, сумеет ли мальчик держать язык за зубами и не забудет ли он принести назавтра свежие цветы.
Как только мальчик вместе с отцом переступил порог его камеры, держа в руках еще больший букет цветов, по сиянию его глаз и крепко сжатым губам Роберт понял, что мальчик ничего не забыл.
– Ты принес мне подарок, – сказал Роберт. – Благодарю. А теперь и я подарю тебе свой.
Он взял свежий букет и отдал мальчику вчерашние цветы. Взгляды их встретились, и Роберт заметил, что глаза мальчика сверкали от возбуждения.
– Да благословит тебя Господь, – сказал Роберт.
– Да благословит Господь милорда, – ответил мальчик.
– Я завидую, что у вас такой прекрасный сын, – повернулся Роберт к охраннику. – Я… у которого нет сыновей… и дочерей тоже, именно поэтому.
В эту минуту он с раздражением подумал об Эми, которая ждала его в поместье, служившем им домом, об Эми, которая спасла его от брака с леди Джейн Грей и которая стояла сейчас между ним и… он сам не знал, чем.
– Да, Билли прекрасный человечек, – сказал отец мальчика. – И у него есть братья и сестры.
– Вы – счастливый человек, – почти прошептал Роберт.
Охранник покачал головой, вспомнив великолепие семьи Дадли, внезапно канувшее в бездну.
Маленький мальчик вышел, крепко сжимая в руках букет цветов.
Принцесса Елизавета внезапно переменилась. На ее щеках появился румянец, глаза снова стали лучистыми. Было ясно, что она с нетерпением ждала прогулок в саду Тауэра.
Принцесса стала улыбаться и целовать маленького сына охранника, частенько приносившего ей цветы. Она брала его на руки и шепталась с ним, прогуливаясь вдоль цветочных клумб. Прислуга и стража говорили: «Она очень любит детей». И правда, это было трогательно, когда принцесса с поклоном принимала принесенные мальчиком цветы.
Елизавета отбросила меланхолию. Глядя на нее, трудно было поверить, что жизнь принцессы находится в опасности и что она сама лучше, чем кто-либо, понимает это.
– Ах, мой малыш, – завидя мальчика, восклицала она, – значит, ты не забыл меня?
– Я никогда вас не забуду, госпожа, – обычно отвечал он.
Елизавета брала его маленькую ладошку в свою руку и удалялась от всех, кто окружал ее, она желала побыть в саду наедине со своим маленьким другом.
– Он говорит, что он в прекрасном здравии с тех пор, как получил весточку от вашей светлости.
– Он снова ждет от меня письма, не так ли?
– Нет, госпожа. Он говорит, что вы не должны писать. Это опасно. Я передам ему то, что вы скажете.
– Ты очень добрый ребенок, и я тебя люблю.
Принцесса хорошела среди цветов и проводила большую часть времени в своих покоях, вызывая в памяти прекрасного Роберта Дадли, воображая, что произойдет, если они снова встретятся.
Маленького сына охранника начали провожать в сад другие дети. Вокруг так много говорили о принцессе, что они тоже хотели посмотреть на нее и рассказать, как им печально видеть ее в качестве пленницы.
Вместе с мальчиком стали приходить сын хранителя королевской одежды и маленькая Сюзанна, дочь другого охранника. Они обычно прибегали в садик и выстраивались перед принцессой, у которой всегда находились для них улыбка и несколько добрых слов. Но ее любимчиком по-прежнему оставался маленький Билл.
Нашлось еще очень много важных особ, желавших показать свое расположение опальной принцессе. «Было бы глупо, – говаривал Бриджес, комендант Тауэра, – без необходимости оскорблять леди, занимающую такое высокое положение. Всего лишь один поворот колеса фортуны, и она может стать королевой».
Комендант прослыл добрым человеком, кроме того, он испытывал сочувствие к бедственному положению принцессы. Он поклялся себе, что, пока Елизавета находится под его опекой, ей будет оказано ровно столько почтения, сколько он осмелится проявить по отношению к ней.
И не понадобилось слишком много времени, чтобы принцессе позволили гулять в пределах Тауэра где вздумается, и таким образом она увидела Роберта.
Елизавета знала, что он помещался в нижней темнице башни Боучемп, и, если она пройдет мимо, то он сможет увидеть ее сквозь тюремные решетки. В первый день своей относительной свободы она сдержала обуявшее ее нетерпение, но на второй уже оделась с крайней тщательностью и в окружении своих прислужниц и следовавшей за ней охраны нарочито бесцельно продефилировала в сторону башни Боучемп.
– Подождите здесь, – сказала она прислуге. – Я хочу ненадолго побыть одна.
Симпатизировавшие принцессе охранники позволили ей уйти вперед, правда, предупредив, чтобы она не исчезала из виду.
Она сделала остановку возле башни Боучемп и прошептала:
– Роберт Дадли, вы здесь?
Молодой лорд бросился к окну.
– Моя принцесса! – прошептал он.
После долгого заточения Роберт выглядел бледным, но эта бледность только подчеркивала его красоту. «Как он удивительно красив!» – подумала принцесса. Любой мужчина, восхищавшийся ею, казался ей очаровательным.
– Я не могу здесь долго задерживаться, – тихо сказала она. – За мной следят. Будьте осторожны.
– Неужели вы пришли, чтобы увидеться со мной! Я буду помнить это до самой смерти.
– Роберт… что же с нами будет?
– Время покажет.
– Вам разве все равно?
