Текст книги "Человек рождается дважды. Книга 1"

Автор книги: Виктор Вяткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

– С матерью переписываетесь?

– Нет. Берегу её покой. Она считает меня погибшим.

– У каждого есть прошлое, настоящее и будущее, – осторожно начал Фомин. – Отчего вам не порвать с прошлым ради будущего? Вы молоды, впереди целая жизнь.

– Порвать? О, тут крепкая паутина сплетена, порвёшь одну, запутаешься в другой. Что налаживать, когда всё исковеркано под корень. Впереди десять лет. – Голос его дрогнул. – По-настоящему оторваться – значит предать. А чем это кончается, вы, очевидно, представляете.

Он поднялся и вытер мокрый лоб.

– Нет, гражданин Фомин. Вырваться из этого болота в одиночку невозможно. Здесь так завязано, лучше не пытайся, не развяжешь, а разрубить этот узелок не всякий сумеет. Так что спасибо за всё, но пусть этот разговор останется между нами. Не дайте дружкам повода.

Петров ушёл, а Фомин решил бороться за его спасение.

Прохоров уже спал, когда Исаак влетел в барак и принялся расталкивать приятелей.

– Отчепись, старый, ну що ти прилип? – пробормотал Вася и перевернулся на другой бок.

Проснулся и Прохоров.

– Собирают этап. Завтра ночью будет посадка на пароход «Днепрострой», – сообщил Кац. – Надо скорей попасть на Колыму. Сидеть тут – хорошего мало: ни зачётов, ни процентов, ни постоянной работы. Если согласны, так я сейчас же пойду в учётно-распределительную часть.

– От це добре! – обрадовался Вася. – Скорей бы до настоящего дила, та подальше от шкоды.

– Идите и просите за всю бригаду, – поддержал Прохоров.

– Так это Ещё не всё, – продолжал Кац, поблескивая глазами. – Если ты ещё не потерял совесть, пиши заЯвление на колонизацию. Живи, только отработай честно срок, на который тебя осудили. Ну что?.. Неплохо?

Он хлопнул Прохорова по спине. Толкнул Васю плечом и засмеялся:

– Хочешь бери ссуду и строй хату, не хочешь – живи в казённой квартире. Желаешь – выписывай семью, да Ещё помогут средствами на переезд.

– Что же вы не говорите о себе? Разве вас это не касается? – поднялся с постели Прохоров.

– Кого? Меня? Что за вопрос? Так я ж и попал за самую обыкновенную мелочь.

– Не понимаю.

– За гривенник.

Сейчас можно было заметить, как глубоко переживает он своё несчастье.

– Странно, за гривенник, – повторил Прохоров.

– Видите ли, бумажка есть бумажка. А серебряный гривенник так и остался. Сам гривенник хотя и лучше бумажки, но что на него купишь? Переплавь этот гривенник и сдай в торгсин – двадцать копеек бонами. Один к двадцати. Переплавить сущий пустяк. Деньги сами просятся в руки. Хорошо, что скоро посадили, а то бы и до высшей меры дошло… Дело-то не в гривеннике, а в подрыве мощи государства. А кто ж знал? Сейчас эти гривенники даже видеть не могу. Ну, побегу в контору.

ГЛАВА 4

Чёрные строчки потеряли четкость. Буквы расплывались. Нина закрыла книгу.

В маленькие окна палатки заглядывал вечер. В домах зажигали огни. В общежитии было тихо. Женщины разбрелись по Владивостоку.

Сколько впечатлений за одни сутки. Юра! Почему её трогает этот беспокойный, с неудержимым характером парень? Отчего так волнует судьба доверчивой Вали? А Шатров? Поплавский? Откуда у неё эта храбрость и повелительный тон на «Смоленске»? С удовлетворением вспомнила, как смутился и отступил Поплавский. Значит, человек может жизнь прожить и не знать своих способностей,

Тишину нарушила Кира Петровна – товаровед, пышная женщина лет тридцати. Она свалила на койку целый ворох свёртков и затараторила:

– Ниночка, дорогая! Сейчас разговаривала с женщиной, подруга которой видела человека, вернувшегося с Колымы. Там один ужас! Повальная цинга. Сто рублей одна луковица. Карты – двести рублей колода, а с джокером все триста! Старатели вырывают с руками! А морозы? Люди замерзают на ходу. Голод страшный: едят торбаса и оленьи шкуры!

– Зачем вы повторяете эти небылицы? – строго перебила Нина.

– Не верите? Я могу завтра же познакомить вас с этой женщиной. Да вот смотрите, я уже купила лук, лимонную кислоту, экстракты.

Из свёртка посыпались колоды карт.

– Это тоже от цинги?

– А если там действительно такой ужас и цинга? Надо же думать, как выбираться оттуда.

Возвращались из города и другие женщины. Кира Петровна успевала везде. Её голос звучал уже в самом конце палатки.

– Бабоньки! На Колыме, говорят, женщин совсем почти нет, а мужиков пропасть. Даже самая что ни на есть пигалица и то отхватывает хорошего мужа. А мы бабоньки видные, в теле. Кое-что есть! – И она довольно похлопала себя по бёдрам.

Когда все угомонились, Нина достала бумагу и взялась за письмо. В это время в дверях показался Колосов. Чтобы не пЕрЕпОлОшить всех, она быстро вышла.

– Что случилось?

– Ночью курьерским прибыл начальник политической части Дальстроя Репин. Кроме того, здесь секретарь парткома горного района Колымы Краснов и Ещё кто-то из руководителей.

– Ну и что?

– А то, что завтра в клубе моряков состоится собрание партийно-хозяйственного актива.

– Очень хорошо. Об этом, очевидно, сообщат кому следует.

– Конечно, – смутился Колосов. – Но мест мало и вход по пригласительным. А вы знаете повестку? Могучая! Репин ознакомит с задачами Дальстроя, и будут заслушаны сообщения о состоянии организационной подготовки. Это как раз то, что интересует всех. Вас, как коммунистку, пригласят, – он немного замялся. – Нина Ивановна, мне во что бы то ни стало нужен билет. Может быть, вам удастся?

– Если будет возможно, то конечно…

– Ясно, Нина Ивановна! Я уже кое-где был, а к вам на всякий случай, – прервал он её. – Вы понимаете, как это нужно? Ребята слишком по-разному смотрят на нашу поездку. Ну, я ещё забегу в одно местечко, – заторопился он и быстро скрылся между палатками.

Инструктора политчасти, занимавшегося выдачей пригласительных билетов, буквально атаковали. Матвеева с трудом пробилась к столу и получила билет. На её просьбу дать ещё один пригласительный он только развёл руками.

У здания в толпе она увидела Валю. Девушка заметила Нину Ивановну и отрицательно покачала головой. Нина сочувственно кивнула.

Группа людей оттеснила Валю. Впереди шёл блондин в военной форме с бледным и усталым лицом. Рядом тёмноволосый в коверкотовой гимнастёрке, синих галифе [фэ] и высоких болотных сапогах. Нина обратила внимание на его большие чёрные глаза и волевое красивое лицо.

– Репин… Краснов… – уловила она тихие голоса за своей спиной.

Толпа росла, люди входили в здание.

– Никаких надежд, ну кто бы мог подумать? – услышала Матвеева знакомый голос. Обернувшись, успела заметить блеснувшие очки.

В зале не хватало мест. Пристроились у стен, сидели на подоконниках, теснились в проходах. Президиум не выбирали. Вышла группа руководителей и заняла места за столом на сцене. Здесь были военные, штатские, моряки и даже лётчики. Пожилые, средних лет и совсем молодёжь.

Совещание открыл блондин, которого заметила Матвеева. Это был начальник политчасти Репин. Он поздравил участников актива с тем, что им выпала честь начать великое наступление на суровую северную природу, и стал рассказывать о первоочередных задачах, возложенных правительством на Дальстрой.

Нина затаила дыхание. Она пыталась представить огромный и безлюдный край, вечную мерзлоту, глубокие снега и отряды строителей, разбросанные по тайге…

Великое наступление – хорошо сказано.

Среднеканская гидроэлектростанция? Нет ещё и километра дороги, а руководители уже планируют такое большое строительство. Надо сначала построить четыреста пятьдесят километров дороги через перевалы, болота, реки, речки и бесчисленное множество ключей. Величественно и даже страшно.

Репин стоял у карты.

– Поисковые партии будут работать по всему бассейну Колымы, – говорил он. – А сама река в первый период освоения края станет важнейшей жизненной артерией [тэ], снабжающей горные районы Дальстроя.

– А где флот? Или бечевой поведём грузы? – спросили из зала.

– Флот? Да, это вопрос серьёзный. На месте будем создавать свои верфи. А пока правительство даёт часть пароходов и барж с реки Лены. Кое-что заказано на судостроительных заводах. В разобранном виде доставим железной дорогой до ближайшей от Лены точки, а оттуда потянем тракторами. Собирать будем на реке.

– Смело! – одобрили из зала.

– Без смелых действий большевиков не было бы и Советского государства, – улыбнулся Репин.

– Владимир Васильевич! Ходят слухи, что кулаки Громовы с тысячами оленей взяли направление на Чукотку. Аляска их привлекает. Нужно этому помешать! – перебил Репина простуженный голос за спиной Матвеевой.

– Безусловно. Олени – народное достояние, и мы примем необходимые меры. Это наша база для оленеводческих колхозов и совхозов.

– Стада уже в верховьях Таскана. Меры нужно принимать немедленно.

Матвеева обернулась и увидела человека с чёрными пятнами на скуластых щеках. Сомнений не было, этот человек, отмеченный морозами, был настоящий колымчанин. Наклонившись к соседу, он тихо говорил:

– Ехал на собаках из Средне-Колымска, на Коркодоне натолкнулся на оленевода-кулака. Всё как положено. Хозяйский чум побогаче, рядом женщины и дети, а подальше пастухи. Зять хозяина в мехах и косичках, а морда русская. Мы с хозяином ведём разговор, а он вроде «кэпсээн суох», значит, не понимает. Через два дня мой каюр признался! «Зять-то Николки совсем русский. К Берингу барда». Значит, к Берингову проливу подались. А зачем бы ему скрываться? Ясно – из остатков офицерских отрядов генерала Пепеляева. Их на Аляску и тянет.

– Мешаете слушать, товарищ, – одёрнули его.

Грандиозность поставленных перед Дальстроем задач захватила участников актива. Все напряжённо вслушивались в каждое слово.

– Как видите, Дальстрой, – Репин заканчивал, – это не просто хозяйственная единица, а громадная, охватывающая целый край организация с многогранным сложным хозяйством. Вследствие своей географической оторванности от центральных районов страны и специфических природных условий Дальстрой хозяйственно и административно замкнут, значит, роль партийных организаций в нём особенно велика. И я скажу вам, товарищи коммунисты, что мы несём величайшую ответственность перед государством и Центральным Комитетом партии за правильное развитие этого богатого, но пока ещё глухого уголка нашей Родины.

Когда стихли аплодисменты, Репин предоставил слово товарищу Краснову, Но тот попросил «передвинуть его в тыл».

– Пусть начальник управления лагерей познакомит актив с задачей перевоспитания преступников. Эту работу Центральный Комитет возложил тоже на коммунистов, – заметил он,

Васьков выступил коротко. Особое внимание он обратил на попытки классового врага использовать в своих целях уголовный элемент.

А на трибуне уже высокий, пожилой человек с острой бородкой в инженерной форме.

– Мы должны решить задачу с многими неизвестными. Мировая практика не имеет опыта строительства в условиях вечной мерзлоты ни промышленных сооружений, ни зданий, ни коммуникаций…

– А где раньше был записан опыт строительства социализма? – крикнули из зала. Послышался смех.

Человек в инженерной форме неторопливо продолжал:

– Ведение горных работ в условиях низких температур и вечной мерзлоты, эксплуатация транспорта, механизмов – это тоже «белые пятна», которые предстоит «открывать».

– Как организована инженерная мысль? – поднялся Репин.

Человек на трибуне снял пенсне и, протирая стёкла, пожал плечами.

– Есть такое выражение: ищите и найдёте. Значит, будем искать.

Репин наклонился к человеку в коверкотовой гимнастёрке и громко объявил:

– Слово предоставляется товарищу Краснову.

Обрушился грохот аплодисментов. На сцене стоял черноглазый, весело улыбающийся человек, с лукаво прищуренными глазами и упрямыми морщинками. Он стоял и спокойно ждал. Это был уже старый колымчанин – загорелый, обветренный. Человек, проплывший по опасным порогам Бохапчи, переживший не одну голодовку. Это был герой.

Наконец он поднял руку, и зал мгновенно затих.

Он начал с неувязок в снабжении. Оказалось, что представители Союззолота не всегда добросовестно рассчитывались за перевозки.

Кулаки сразу же постарались вбить клин во взаимоотношения между коренным населением и представителями хозяйственных организаций. Оленеводы отказались давать транспорт.

– Дальстрой исправил эти ошибки. За все перевозки оплачено, – внёс поправку Репин.

– Знаю! Но я говорю для того, чтобы извлечь из этого урок. – В голосе Краснова прозвучали резкие нотки.

Ого, колючий… – подумала Нина. Он покорил её своей прямотой.

– Пусть знают все. Нам нечего скрывать, – говорил он, резко взмахивая рукой. – Бохапча – дорога не для неженок и трусов, но это пока единственный путь, по которому идут к горнякам грузы. Река Бохапча – удел выносливых и сильных. Каждый доставленный килограмм груза – то же золото.

– А как, товарищ Краснов, с цингой?

– Цинга страшна ленивым и сонливым. А таким пока следует держаться за побережье. В общем, золота много – только бери. Горняки готовы развернуть золотодобычу. Нам нужны люди и средства! – закончил он своё выступление, и улыбка, добродушная, Ясная, заиграла на его лице.

Репин предложил заслушать краткие сообщения отдельных хозяйственных руководителей.

– Это позволит нам выяснить положение дел и сделать свои критические замечания. Как, товарищи? – обратился он к участникам актива.

Зал рукоплесканиями одобрил предложение.

– Товарищ Лапин, – повернулся он к президиуму, – доложите о состоянии флота.

Поднялся широкоплечий моряк с чёрной окладистой бородой.

– Ледокол с караваном судов Северо-Восточной арктической экспедиции огибает Чукотский полуостров. Надеемся в срок доставить в устье Колымы около двадцати тысяч тонн груза.

– Что с ленским тоннажем?

– Пароходы ««Якут» и «Партизан» следуют в устье Лены. В конце июля начнём перегонять своим ходом по Восточно-Сибирскому морю в Колыму.

– Как? Колёсные деревянные пароходы с баржами через льды и штормы северных морей? – раздались удивлённые возгласы.

– Это в мировой практике тоже не значится. Но это единственный выход, и наши моряки берутся за такой эксперимент. – Голос Репина утонул в аплодисментах.

– Как с тихоокеанским флотом?

– Тут всё в порядке. – Лапин удовлетворённо погладил бороду. – Шесть пароходов ждут, когда очистится бухта Нагаева. Морские перевозки не вызывают сомнения. Весь вопрос в организации разгрузочных работ в Нагаево. Эдуард Петрович беспокоится о вьючном транспорте, а лошади прибыли ещё не все.

– Товарищ Нестеров! Что с конями?

– Не тревожься! Лошадок закупили, сколь было надо, – неторопливо поднялся кряжистый, пожилой человек. – И Якутки и монголки. Якуток погнали на прииска напрямик. Монголки на подходе. Диковаты маленько, да ничё, уломаем.

– Связь? Товарищ Лившиц!

– Если было бы не в порядке, Лившиц послал бы на совещание своего заместителя.

Грянул дружный смех.

– Как подготовились к строительству линии? – улыбнулся Репин.

– Первыми выходим в тайгу. – Лившиц неторопливо сел.

– Дорожники! Товарищ Семёнов!

– Мы готовы. Беспокоит только рабочая сила товарища Васькова, – ответил начальник дорожного строительства.

– Не беспокойся, товарищ Семёнов, – откликнулся Васьков. – Люди готовы. Не парни – орлы. Для них дорога – последнее испытание – и на волю.

– Сануправление?

– Готовы.

– Колымские речники?

– Подготовились.

Геологи, автотранспортники, строители, изыскатели, ремонтники и другие рапортовали о своей готовности к развёртыванию работ.

– Просит слово зоотэхничэская служба! – поднял руку заросший до бровей человек.

– Пожалуйста, товарищ Петросян, – показал ему Репин на трибуну.

– Дэты у вас ест? Нэт у вас дэтэй! – горЯчо заговорил Петросян. Его резкий акцент и энергичные жесты вызвали оживление в зале. – Зачэм вам молоко? Мясо тоже нэ надо! Птица вэзом, свинью тоже вэзом, коровы вэ-зом. В Магадане совхоз будэт! Гдэ скот вазмом? Я ездыл на собаках Якутский скот смотрэл. Это что, коровы? Посмотришь: она? Нэт, нэ она. Может быть, он – тоже нэт. – Он возмущённо развёл руками и резко закончил – Нужно и Якутам как можно скорэй плэмэн-ной скот завозыт.

Совещание затягивалось, председатель беспокойно поглядывал на часы.

– Что, товарищи, будем закругляться? У кого есть Ещё замечания? – Репин быстро обвёл глазами зал и наклонился над столом.

– Разрешите? – поднялась в переднем ряду рука.

Колосов! – удивилась Нина.

– Просит слово товарищ… товарищ?

– Колосов, – уже с трибуны ответил парень.

– Товарищ Колосов дорожит временем, – Репин улыбнулся и шутливо сказал – Ничего не поделаешь, придётся дать.

Колосов, как заправский оратор, поднял обе руки, стараясь успокоить оживление в зале.

– Товарищи, пожалуйста, не волнуйтесь! Всего несколько слов! Я понимаю, что все устали. Но я всё равно теперь не уйду! – заговорил он торопливо. – Среди дальстроевцев большинство молодёжь. Товарищ Краснов рассказывал, как дорого обходится каждый доставленный на прииск килограмм. Среди договорников то и дело приходится слышать: «Эта работа не по специальности», «Это не моё дело – у меня договор…» Вот я и предлагаю, – он повысил голос, – обратиться от имени комсомольцев актива ко всей молодёжи Дальстроя с призывом развернуть соревнование за создание комсомольско-молодёжных бригад для выполнения любых работ на самых трудных участках Колымы, Я лично считаю себя мобилизованным, вызываю присутствующую здесь молодёжь последовать моему примеру.

Под громкие аплодисменты он спустился в зал.

– Товарищ Колосов затронул важный вопрос, – отметил Репин, закрывая совещание, и сообщил, что политическая часть в ближайшие дни подготовит практические мероприятия по поступившему предложению.

– Молодец, Юра, – похвалила его Нина, когда они выходили из клуба.

Было около десяти. Нина задумчиво шла по набережной. В политчасти при распределении коммунистов по общежитиям для проведения политико-воспитательной работы она выбрала «Смоленск».

На «Смоленске» сразу же натолкнулась на объявление;

ЗАВТРА В 10 ЧАСОВ УТРА СОСТОИТСЯ

БЕСЕДА О КОЛЫМЕ.

ПРОВОДИТ БЕСЕДУ СЕКРЕТАРЬ ПАРТКОМА

ГОРНОГО РАЙОНА ТОВАРИЩ КРАСНОВ.

Нина удивилась. В политчасти только разрабатывался план лекций и бесед по общежитиям, но о «Смоленске» не было и разговора.

– Что это значит? – спросила она Белоглазова и Колосова.

– Представьте себе, Нина Ивановна, – пожаловался Толя, – Приходит вчера Юрка и суёт мне текст этого объявления. «Пиши сейчас же, чтобы к утру вывесить». Я, конечно, поинтересовался, есть ли договорённость. Да вы разве не знаете его? «Пиши, а остальное не твоё дело, я отвечаю». Поспорили, как всегда. Писать я отказался, а утром смотрю – расклеено. Ну кто бы мог подумать? – Он поправил очки и укоризненно взглянул на Колосова.

– Объявление снимать не будем, – надул губы Колосов, – Краснов страшно занят, я уже узнавал, и проводить беседы во всех общежитиях не может. А на «Смоленске» должен быть и придёт.

– Тогда как прикажешь всё это понимать?

– Политическая часть, да и сам Краснов поставлены перед необходимостью. Меня могут наказать за самоуправство, но беседу проведут. Я сам пойду и расскажу об этом. – Он посмотрел исподлобья на Матвееву, улыбнулся и сбежал по трапу на берег.

Политчасть временно разместилась в палатке, разгороженной фанерной перегородкой. Репин сидел за письменным столом и просматривал материалы к совещанию. Краснов за приставным столиком готовился к лекции.

В нагретой солнцем палатке было душно. Краснов расстегнул ворот гимнастёрки и перелистнул страницу своих старых записок в потрёпанной общей тетради.

– Послушай, Владимир Васильевич, – и он начал читать:

– «Первый путь в Нижне-Колымск, общей протяжённостью в три тысячи триста пятьдесят километров, лежал через Вилюйск, Жиганск, Зашиверск. Начинался на вьючных лошадях с октября и заканчивался в Нижне-Колымске только в апреле на вторую зиму. Отдыхали люди в колыманах – рубленых сараях с открытым верхом для выхода дыма. В середине костёр, нары из накатника, вот всё тепло и удобства. Колыманы встречались через сто – сто пятьдесят километров». – Он сощурился. – Полтора года пути в один конец. В лютые морозы, метели, пургу. И с тремя населёнными пунктами за всю дорогу. Ты не находишь, что об этом следует обязательно рассказать?

– Обязательно. Это же беспримерный героизм. Тут есть и нам чему поучиться. А долго ли существовал этот путь?

– Сто лет. Позднее нашли более короткий маршрут в две тысячи триста километров через Верхоянск и Средне-Колымск. Ездили ещё из Якутска через Хандыгу, Оймякон до устья Эмтыгея. Оттуда на ботах водой. Но постоянные аварии на колымских порогах вынудили отказаться от сплава.

Последняя дорога до открытия Калинкиным Ольско-Сеймчанского пути проходила с Оймякона вьючно до Верхне-Колымска,

Зазвонил телефон.

В приёмной через перегородку доносился голос Репина:

– Поймите, общежитий много, а секретарь парткома горного района Колымы один. Кроме лекций и бесед, у него есть ещё и другие дела.

Слышно было, как он повесил трубку и крикнул в другую комнату:

– Товарищ Инвеев, дайте, пожалуйста, план проведения бесед.

Колосов не стал больше ждать. Он прошмыгнул мимо секретаря в дверь кабинета.

– Товарищ начальник политчасти, разрешите обратиться!

Репин поднял голову.

– А-а, комсомолия? Здравствуй, здравствуй! Ну что у тебя, выкладывай, а то сейчас начнётся совещание.

– Я пришёл просить товарища Краснова провести завтра у нас на «Смоленске» беседу о Колыме.

– Почему завтра? И почему обязательно секретарь парткома? – улыбнулся Репин.

– Завтра в десять часов утра, – опустил голову Колосов и тихо добавил – Я вывесил объявление. Сейчас уже ничего не изменишь.

– Вот как?

– Да, Владимир Васильевич. Я знал, что Михаил Степанович очень занят и едва ли сумеет выкроить время. И считал это единственным выходом.

– Поставить перед необходимостью?

– Да.

– И ты находишь это правильным?

– Это нехорошо, но беседа крайне нужна. У нас молодёжь, – виновато проговорил парень.

– Та-ак, – протянул Репин и спросил Краснова – Что будем делать, Михаил Степанович? Тут действительно необходимость, – и он весело покосился на Колосова. – А то нам достанется на первом же собрании. Наловчился добиваться трибуны, – шутливо напомнил Владимир Васильевич о выступлении на активе.

– Да, ничего не сделаешь, придётся, – засмеялся Краснов. – Как зовут тебя? – неожиданно спросил он и подошёл вплотную.

– Юрка.

– Ну, что же, Юрка так Юрка. В Юриях Ещё походишь, успеешь. Договоримся с тобой так, – продолжал Краснов. – Времени у меня в обрез, всё подготовь. Ровно в десять буду на «Смоленске».

Пожимая крепко руку, обернулся к Репину.

– Со связистами придётся заняться после совещания, вечерком.

– Ну и прекрасно, – одобрил тот.

– Как видишь, всё утряслось, – весело подмигнул Краснов и энергично зашептал – Где туго, там проколачивать надо. – Он потрепал его по плечу.

Колосов ушёл очарованный.

День выдался тёплый и тихий. Собрались на палубе. Краснов явился точно в десять и, вынув из кармана листик бумаги со схематической картой Колымы, разыскал глазами Колосова.

– Ну-ка, Юрка, повесь повидней, – улыбнулся он, как старому знакомому, и сразу заговорил: – Вас интересует Колыма? Это хорошо. Я не сомневаюсь, что многие из вас с её освоением свяжут всю свою жизнь. Знать этот край нужно. – Он повернулся к карте. – Могучая река. Громадная неисследованная земля. Кто знает, что таит она в своих недрах?

Его рука так и мелькала по листу от верхней тонкой жилки до извилистой жирной змейки, разбегающейся у устья многочисленными рукавами дельты (дэ). На листе карты чернели одинокие, небольшие кружочки и редкие паутинки притоков и речонок с незнакомыми названиями: Коркодон, Сеймчан, Среднекан, Оротукан, Таскан,

Могилевский тронул Колосова и тихо шепнул:

– Ты не находишь, Юрка, что в этих звуках чувствуется что-то предостерегающее… Звериное… Кор-рко-дон… – повторил он, выпячивая губы.

– Отстань, дур-ре-мар, – в тон ему ответил Колосов.

Краснов продолжал:

– На огромной реке, протяжённостью более двух тысяч километров, за триста лет с момента открытия в среднем и нижнем течении возникли всего три поселения: Нижне-Колымск, Средне-Колымск и Верхне-Колымск. В царское время они назывались даже городами. Городами, – повторил он и пожал плечами. – Эти города состоят из беспорядочно разбросанных юрт и таёжного типа избёнок с населением в сто пятьдесят – двести человек. В верхнем течении ещё три села, или улуса: Сеймчан, Таскан и Оротукан. Возможно, вы представляете себе сёла в российском понимании? Ошибаетесь. Колымские сёла – это десяток одиноких юрт, разбросанных по берегу на расстоянии четырёх-пяти километров друг от друга. Малолюдно, не правда ли? Зато есть где развернуться.

Его рука легла на устье реки.

Поднялся Белоглазов.

– Я познакомился с записками купца Бережного и доктора Мицкевича, занимавшегося в конце девятнадцатого века организацией лепрозориев в Вилюйске, ОймЯконе и в Средне-Колымске. Ужас! – поёжился Толя.

– Было и так. – Лицо Краснова стало суровым. – В Верхне-Колымск ссылался декабрист Назимов. В Средне-Колымске был Бобрищев-Пушкин. На новое место ссылки в Туруханск он прибыл уже помешанным. – И Краснов рассказал о том пути, который нужно было проделать, чтобы добраться до низовий Колымы.

Колосов смотрел на него влюблёнными глазами. Ему нравился этот загорающийся взгляд и упрямые морщинки в уголках губ. Это был его герой.

Краснов положил руку на среднюю часть карты, где была уже нанесена сетка обследованных речек и ключей.

– Это золотоносный район с его пятью приисками: «Среднекан», «Таёжник», «Утинка»… – перечислял он их названия. – Старательские бригады работают в тайге и живут где придётся. Порой рубят бараки-зимовья, а то просто ютятся в шалашах. Техника – лопата и кайло. Отработали ключик, переходят на новое место. Зимой, когда горные работы не ведутся, большинство из них уходит в Нагаево.

– Хвалиться наготой по меньшей мере неумно, – съязвил Поплавский. – Эпоха индустриализации, а вы лопата?

– А мы вовсе не хвалимся, но и не скрываем, – спокойно ответил Краснов. – Да, прииски сегодня бедны, но завтра будет всё иначе, потому что они неизмеримо богаты! Может, вы думаете – золотом? Не только. Я имею в виду наших советских людей. Это они открыли месторождения золота. Спустились по непроходимой Бохапче, проложив трудный, но сравнительно короткий путь к приискам. Голодали, болели цингой, но не отступили. – И он стал рассказывать о трудовых подвигах рабочих, геологов, разведчиков,

– Вы, товарищ руководитель, расскажите-ка о голоде. Наша задача бороться с трудностями, а не гордиться, что уморили не всех, – снова с Ядовитой насмешкой проговорил Поплавский.

Краснов невозмутимо посмотрел на него.

– Я даже не знаю, кто вы, товарищ, но ваш Язвительный тон не делает вам чести.

– Я прочёл объявление о беседе и считаю правомерным задавать вопросы, – грубо перебил Поплавский. – А кроме того, не следует уклоняться от критических тем. Это тоже унижает вас как коммуниста.

Краснов снова доброжелательно ответил, хотя Колосов заметил, как учащённо пульсировала вена на его виске. Поплавский продолжал задираться и, казалось, задался целью вывести секретаря парткома из равновесия.

Колосов, не выдержав, подошёл к Поплавскому.

– Вы пьяны! Или замолчите, или я вас сейчас окуну в море.

– Распоясался, – раздался дружный шум на палубе.

Краснов поднял руку, и все замолчали.

– Это помеха и не больше, – улыбнулся он. – По следам первых пионеров идёт целая армия таких же мужественных людей, и это вы, друзья. Вам будет о чём рассказать своим детям и внукам. Возможно, не один из вас золотыми буквами запишет своё имя на страницах истории края.

Он посмотрел на часы и озабоченно добавил:

– Да, кроме разговоров, нужно сегодня посмотреть, всё ли подготовлено для горняков. До пароходов на Среднекан надо целую зиму прожить.

Он снял карту и, уходя, ещё раз напомнил:

– Не забывайте русских людей, ходивших транспортами в Нижне-Колымск. А мы с вами ещё и советские люди и большевики.