Текст книги "Кровь за кровь"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

4

В тот день, когда Ян Маркович покончил самоубийством, Сергею Петровичу удалось обезвредить почти всю группу Лановских. Исчезла Ванда, и вместе с нею еще двое, с которыми она пришла из-за кордона и которые наверняка очень много знали. Через несколько дней охотники случайно наткнулись на два погребенных под снегом трупа: если бы не собака, они пролежали бы до самой весны. Трупы были сильно обезображены, и никаких документов при них не оказалось. Так как никаких запросов об исчезновении этих мужчин не поступало, дело решили сдать в архив. То ли интуиция подсказала, или просто, на всякий случай, Сергей Петрович решил представить для опознания этих убитых арестованному Григорию Корнееву. В одном из трупов тот узнал парня, присутствующего при убийстве Василия… Верная своему правилу, Ванда и в этот раз решительно и зверски расправилась со своими помощниками, избавляясь от ненужных и опасных для нее свидетелей. И на этот раз Ванда Яновна Лановская умело и быстро замела за собой следы, сумев на долгое время исчезнуть из поля зрения советских органов. Шло время, началась страшная и изнурительная для нашей страны война. С первых же ее дней Сергей Петрович подал рапорт с просьбой отправить на фронт. Ответа ждал, как ему казалось тогда, долго. Неожиданно получил вызов в Особый отдел Наркомата внутренних дел. В небольшом кабинете его ожидали трое: хозяин кабинета, седоватый, подтянутый полковник, и двое в штатском – сухощавый пожилой и молодой, в круглых очках, которые мало ему помогали и он всякий раз прищуривался.

Говорили двое: полковник задавал вопросы, а Панков обстоятельно и подробно, как его попросили, отвечал. Беседа длилась довольно долго, но Сергей Петрович, понимая важность подобных вызовов, оставался спокоен и не проявлял нетерпения. Парень в очках все время что-то записывал в своем блокноте, а мужчина в штатском внимательно слушал. Неожиданно он обратился к Панкову на чистом немецком языке:

– Товарищ майор, расскажите, пожалуйста, о том периоде, когда вы вплотную занялись изучением немецкого языка.

– После окончания войны, – начал Сергей Петрович, немного замявшись, не зная, как обращаться к мужчине в штатском, – я имею в виду гражданскую…

– Разумеется, – улыбнулся полковник.

– Я продолжил учебу в университете, где и познакомился со своей будущей женой. Она и привила мне любовь к языкам. Закончив университет, стал работать в спецотделе ОГПУ, был направлен в Германию для усовершенствования своих познаний в языке…

– Ну и как, успешно? – спросил мужчина в штатском.

– Коренные немцы были уверены, что я родом из Баварии! – на этот раз Панков ответил по-немецки, и мужчина в штатском довольно улыбнулся.

– По-моему, они не так далеки от истины! – сказал он тоже по-немецки.

Этому комплименту тогда Панков не придал особого значения, а позднее, когда полковник Званцев, так представился ему мужчина в штатском, стал готовить его для работы в тылу врага, Сергей Петрович узнал, что полковнику несколько лет пришлось работать в Германии под чужой фамилией.

Через многое пришлось пройти Панкову, работая в тылу врага. Партия и правительство высоко оценили его самоотверженный и опасный труд: два ордена Ленина, три ордена боевого Красного Знамени и многие другие ордена и медали украсили его грудь. Казалось, он должен был остаться доволен своим вкладом в общую победу над фашизмом, но до сих пор старый генерал переживает, что не смог разыскать и уничтожить Ванду Лановскую. Несколько раз ему удавалось нащупать нити, ведущие к одной из самых опасных немецких разведчиц по кличке «Лисица», но всякий раз она выскальзывала из расставленных сетей… Лановская четко придерживалась своего главного правила: «Человек, знающий о тебе больше, чем ему положено, должен быть мертв!»

Когда фашистская Германия капитулировала, Ванда исчезла, не оставив, как всегда, никаких следов. Сергей Петрович, уверенный, что ее услугами воспользовалась одна из разведок так называемых союзников, продолжал упорно разыскивать ее, но все попытки оказывались тщетными… После войны полковнику Панкову предложили возглавить один из отделов Комитета государственной безопасности, а еще позднее – руководить «Петровкой, 38»…

Сейчас, уйдя на заслуженный отдых и вспоминая свою долгую и не очень легкую жизнь, Сергей Петрович со щемящей в сердце тоской вспоминал далекие революционные годы, наполненные удивительным пафосом к новому труду, к новой жизни, к новому созиданию… Пробуя анализировать современную жизнь, старый генерал никак не мог понять, отчего люди стали такими черствыми, нетерпимыми? Казалось бы, его поколение недоедало, недосыпало, жило в трудных условиях многонаселенных коммунальных квартир, пережило страшную войну, которая унесла миллионы жизней, и все-таки оно, это поколение, сумело сохранить в себе лучшие человеческие качества: любовь и сострадание к ближнему, уважение и внимание к любому человеку, а главное – Веру! Великую Веру в Человека! А теперешняя молодежь? Конечно, бесспорно, многие дела сделаны той самой молодежью, которую ему хотелось бы поругать, в крайнем случае пожурить, но… В них нет того, что было в его поколении: нет огня, задора, энтузиазма, присущих юности… Впрочем, возможно, большая вина лежит и на них, людях его поколения! Значит, они плохо воспитывали своих сыновей, дочерей! Значит, не сумели достойно передать частицу огня, который продолжает гореть у них самих! Именно этот огонь заставляет их по первому зову бросаться на помощь тому, кто оказывается в беде. И все-таки им тогда было тяжелее, чем современной молодежи, ибо тогда приходилось начинать все с нуля… Отсюда и неизбежные ошибки, приводящие иногда к непоправимым последствиям.

Сергей Петрович снова вспомнил тот небольшой южный городок, куда он был направлен Кедровым со специальным заданием, связанным с контрреволюционной группой, громко именовавшей себя Союзом вольной интеллигенции, сокращенно – СВИ.

Архивные документы, принесенные внуком, относились как раз к тому периоду. Очень важная подмога для памяти, хотя она его пока не подводит. Но очень уж много воды утекло – как бы не напутать чего.

До мельчайших подробностей помнит Сергей Петрович свой приезд в тот городок… Лето давно миновало, но яркое солнце еще хорошо прогревало землю, словно желая, перед долгой холодной зимой, дать ей свою энергию и помочь перезимовать.

Состав подошел к небольшому зданию вокзала. К удивлению Сергея Петровича, народу, по сравнению с теми вокзалами, на которых ему пришлось побывать, было мало.

Но когда поезд остановился у перрона, все мгновенно пришло в движение и потоки людей двинулись навстречу друг другу: приехавшие выходили из вагонов, довольные, что наконец-то добрались до места, а желающие уехать пытались штурмом овладеть долгожданным поездом и захватить свободное место. Потоки людей сталкивались, смешивались, ругались, кричали, и никто никому не хотел уступать.

С трудом протискиваясь среди озлобленных людей, Сергей пробрался к зданию вокзала. Это была старинная постройка из красного кирпича, красиво и добротно сложенного руками народных умельцев. Тогда все строилось на века, основательно, и такие мастера ценились на вес золота. Тощий вещмешок за плечами Сергея не требовал к себе особого внимания. Обратил он внимание и на то, что многие бросали на него любопытные взгляды, стараясь тут же посторониться и пропустить. Недоумевая по этому поводу, но не придавая особого значения, он выскользнул, наконец, из здания вокзала и облегченно вздохнул: привокзальная площадь после перрона выглядела почти пустой. Несколько пролеток стояли, прижавшись к самому тротуару, ожидая пассажиров. Недалеко от них пристроились три старухи, предлагая проходящим жареные семечки. Торговля шла не очень бойко, но их это нисколько не огорчало: старушки с огромным удовольствием рассматривали вновь прибывших и тут же делились меж собой впечатлениями.

Сергей остановился в раздумье: города он не знал, спрашивать кого попало о том, где находится здание губчека, не хотелось. Неизвестно, сколько ему пришлось бы так простоять, но, на его счастье, показался солдатский патруль, и он решительно направился к нему.

– Здорово, братишки! – весело приветствовал он молодых красноармейцев.

– Здравствуй, коли не шутишь! – ответил один из них, наиболее общительный, а может быть, старший наряда.

– Как служба идет? – не замечая настороженного тона, спросил Сергей.

– Как надо, так и идет, – обрезал «общительный». – А вот кто ты такой? Откуда взялся, веселый да разговорчивый?

– Неужели в подозрительные элементы меня зачислил? – улыбнулся он. – Или на контру смахиваю?

– Кто вас знает… – неопределенно ответил тот. – Может, документ какой имеется?

– Правильно, таким и нужно быть в наше тревожное время, – серьезно проговорил Сергей и достал свой мандат.

– Извини, товарищ, – прочитав его, смущенно сказал «общительный». – Время действительно тревожное: зашевелилась всякая нечисть… Почувствовали, что много сил фронту отдается!

– Ничего, недолго они злорадствовать будут, – задумчиво проговорил Сергей. – Послушай, браток, как мне до губчека добраться?

– И блуждать не придется! – подхватил второй красной армеец, совсем молоденький паренек, застенчиво переминавшийся с ноги на ногу, и тут же сконфуженно опустил глаза под укоризненным взглядом своего командира.

– Ладно, Семенов, говори, коли начал, – махнул тот рукой, как бы снисходительно отнесясь к его молодости (хотя сам-то и был его старше на год-другой).

Семенов стал быстро объяснять дорогу.

– Вы, товарищ, пойдите по энтой вот улице, до самого упору, а там поверните по левую руку и шагайте до самого скверика, небольшой такой, с железной оградой… Как пересечете его, так уткнетесь в площадь: большое кирпичное здание и будет губчека. – Добравшись, наконец, до последнего слова, Семенов оборвал себя и через мгновение добавил зачем-то: – Я два раза там дежурил…

– Ну, спасибо тебе, Семенов! – Сергей дружески похлопал его по плечу. – Спокойного дежурства! – добавил он и пошел в сторону указанной улицы…

Когда он вышел на главную площадь городка, то сразу обратил внимание на красивое монументальное сооружение из красного кирпича, построенного в восточном стиле. Скорее всего этот двухэтажный дом принадлежал какому-то богатому местному аристократу. За тяжелыми окованными дверями Сергея остановил дежурный красноармеец:

– Вы к кому, гражданин?

– К председателю губчека, – ответил Сергей и предъявил свой мандат. – Он на месте?

Внимательно ознакомившись с документом, дежурный аккуратно сложил и вернул его Сергею.

– Товарищ Семенчук у себя в кабинете. Второй этаж, налево. – Кивнув в сторону лестницы, он снова присел на стул.

Оглядываясь по сторонам, Сергей любовался красивым убранством особняка: мебель, зеркала, ковры, люстры – все настолько сохранилось, что если бы не огромное красное полотно, где аршинными буквами выделялась надпись: «Весь мир насилья мы разрушим!» – то можно было предположить: старые хозяева по-прежнему проживают тут.

Сергей постучал в красивую, украшенную резьбой дверь и после короткого «войдите» открыл ее. В огромной комнате, набитой роскошной мебелью, царил полумрак. За громоздким двухтумбовым столом он увидел широкоплечего мужчину средних лет.

– По какому вопросу? – спросил тот.

Сергей молча протянул ему свои бумаги, и, пока Семенчук читал, он стал с интересом рассматривать убранство кабинета.

– Из самой Москвы, стало быть? – уважительно произнес председатель, внимательно оглядев Сергея, и вдруг неожиданно спросил: – Тебе сколько лет? Уж больно ты молод.

– Двадцатый пошел, – несколько обидчиво ответил Сергей.

– Не обижайся, это я так, к слову… Ты вот что, Панков, погоди чуток: должен я принять сейчас одного, видно, пришел уже… А потом и с тобой поговорим, идет? – Он взялся за трубку. – Нет, нет, сиди здесь, – махнул он рукой Сергею, когда Панков хотел выйти. – Дорофеев, там ко мне должен был прийти Павел Горчихин… Пришел уже? Пусть ко мне поднимается.

– А ничего вы здесь устроились, – усмехнулся Сергей, снова окидывая обстановку комнаты.

– Тебе смешно, а я с этого выговор получил. Будто я этот дом выбирал для ЧК. – Он тяжело вздохнул. – Я ж с Питера сюда. Приехал дела принимать и ахнул, увидев эти хоромы, первое время заходить стыдно было, а потом… – Семенчук махнул рукой. – Разве время заниматься устройством? Когда столько дел накопилось, а тут еще контра зашевелилась…

В дверь негромко постучали.

– Входи, Пашенька, сделай одолжение! – выкрикнул комиссар с такой игривостью в голосе, что Сергей ожидал увидеть какого-нибудь паренька и очень удивился, когда в комнату бочком протиснулся тщедушный мужичонка.

Вся его одежда была в заплатах и, казалось, вот-вот должна развалиться. Бородка клинышком придавала его лицу некоторую благообразность. Повернувшись в левый угол, он машинально поднял руку, чтобы перекреститься, но тут же опустил ее, вздохнул и медленно прошел ближе к столу.

– Садись, Пашенька, садись… – Семенчук указал ему на стул.

Изобразив на лице обреченную покорность, Горчихин присел на краешек стула и молча уставился на комиссара.

– Что же, так и будешь в молчанку играть? Неужто не надоел я тебе?

– Хучь расстреляй ты меня, комиссар, аль повешь, но не терзай ты меня более, за-ради Бога, – подвывая, загнусавил тот. – Моченьки ведь нет больше у меня никакой… Сказал же я тебе: нет у меня никакого золота, нет! – Противный бабий голосок вызывал у Сергея неприятное ощущение, но, прислушиваясь к нему, он подумал, что этот мужичок не так прост, как хочет показаться. Сергей и сам не мог понять, отчего ему это показалось: может быть, не совсем искренняя интонация, может быть, глаза – бегающие по сторонам, с узким прищуром…

– Расстрелять-то мы тебя всегда успеем. – Комиссар хитро посмотрел ему в глаза и добавил: —…Если найдем нужным. А про золотишко-то вспомни… Вспомни, куда ты его припрятал! А то возьмем Грома, что тогда придумаешь? Он-то на черняка знает, сколько золота у тебя припрятано!

Сергею показалось, что при упоминании о знаменитом главаре банды Пашка еле заметно усмехнулся, но, покосившись на комиссара, тут же загнусавил:

– Он-то скажет, но ведь времени-то сколько, Феденька, с тех пор убежало: все уплыло меж пальцев-то. – Он выразительно растопырил свои длинные и тонкие пальцы, словно подтверждая сказанное.

– Да-а, у тебя уплывет, как же, жди! – усмехнулся комиссар. – Хорошо! – неожиданно произнес он. – Я тебя сейчас отпускаю, но советую серьезно подумать… Не будет тебе покоя, пока не отдашь золото Советской власти! И чем раньше – тем лучше! – Федор подписал пропуск и вернул его Пашке.

Быстро и несколько суетливо подхватив желанный листок со стола, Пашка моментально скользнул к дверям, успев, однако, бросить пронзительный взгляд на Сергея, и только после этого выскользнул за дверь.

– Ну, что же, товарищ Панков, – проговорил Семенчук, как только дверь за Пашкой закрылась. – Я с большим нетерпением ожидал твоего приезда!

– Странный тип! – кивнул Панков на дверь. – Что это он так гнусавит?

– За это его и прозвали «Пашка-гнус»! Хитрый, бестия, до невозможности! – Федор покачал головой. – До революции специализировался по квартирным кражам…

– «Домушник»?

– Вот-вот, «работал» всегда один и считался хорошим профессионалом среди своих: следов не оставлял и ошибок не делал… Поймать его было почти невозможно, тем более что он никогда не забывал делиться «доходами» с полицией… А незадолго до революции его выдал полиции конкурент, которому он отказал в содружестве…

– И его, наконец, удалось посадить? – подхватил Сергей.

– Нет! – едва ли не с восхищением воскликнул Федор. – И тут ему удалось ускользнуть: откупился, почти все отдал, но откупился… И в этот самый момент судьба Сталкивает его с Валентином Громовым, который и уговаривает его податься на золотые прииски. Оказавшись на мели, Пашка долго не раздумывает и соглашается. Фортуна улыбнулась: напали на богатую жилу, которая могла обеспечить их на всю оставшуюся жизнь, но… революция перечеркнула планы: продав какому-то чудаку свой участок, они возвращаются в город…

– Вы, наверно, всю его биографию выучили! – улыбнулся Сергей.

– Пришлось… По некоторым сведениям, они намыли – гам очень много золота, а оно, ох, как нужно стране!

– Зачем же вы его отпустили? – воскликнул удивленно Данков. – Удерет же…

– Никуда он не денется… Он Грома боится как огня, золото от него утаил, а в городе – будто под охраной. – Комиссар дружелюбно положил руку на его плечо.

Только сейчас Сергей мог внимательно рассмотреть Семенчука: крепкого телосложения, высокого роста. Заметив на его грубой руке выколотый якорь, Сергей спросил:

– Море покинули… разочаровались?

– Глазастый! – одобрительно заметил комиссар. – Нет, кто хотя бы раз выходил в море – никогда его не забудет! Ушел потому, что партия так решила! – Он задумался на мгновение, потом сказал: – Вовремя ты приехал сюда! Правда, ничего нового сообщить не могу. Ничего… Но об этом позднее: устройся, отдохни с дороги, потом и задумаемся вместе…

В этот город Сергей Панков был направлен не случайно, и о его задании здесь знал только один человек – Федор Семенчук. Несколько недель назад арестовали связного из контрреволюционной группы Союза вольной интеллигенции. Программа этого союза была довольно обширна: сеть террористических акций против Советской власти до захвата самой власти.

К сожалению, арестованный знал очень мало, но на одном из допросов упомянул о неком Седом, являющемся руководителем Центральной боевой группы СВИ. Органам ЧK было известно это имя: о нем рассказывали и другие арестованные. Его никто не видел, но все в один голос отзывались о нем положительно и не без страха в голосе. По их словам, это был жестокий и умный человек, а благодаря своей осторожности он никогда не оставлял свидетелей, ему удавалось спокойно избегать арестов. Удалось выяснить, что Седой работает в каком-то советском учреждении и пользуется авторитетом у властей. Особый отдел ВЧК сумел нащупать тоненькую ниточку, ведущую к руководству СВИ, но она неожиданно оборвалась, а следы вели в город, в который и решено было направить Сергея Панкова…

– Вообще-то я не устал… – начал было Сергей, но комиссар перебил его:

– Отдыхать… Еще успеешь наработаться! – Выглянув в коридор, крикнул: – Василий!

Через мгновение в дверь просунулась рыжая голова молодого парня. Заметив Панкова, он вошел и закрыл за собой дверь.

– Звал, товарищ Федор? – стараясь казаться солидным, произнес он.

– Проходи, Василь… Вот, познакомься: товарищ Панков, из Москвы…

– Зарубин… Василий, – важно проговорил тот, затем, шмыгнув своим веснушчатым носом, крепко пожал Сергею руку.

Этот невысокий парень с ясными голубыми глазами сразу чем-то понравился Панкову. Ответив на рукопожатие, он улыбнулся и сказал:

– А меня – Сергей.

– Ты голоден? – спросил Семенчук.

– Да нет! – несколько поспешно ответил Панков.

– Хотя что я спрашиваю: конечно, голоден… Вот тебе талон: пообедай в нашей столовой, это на заводе, Василь покажет, потом получи в финансовом отделе все, что полагается, а жить… – Комиссар задумался, потом хлопнул по столу. – Жить будешь у учителя Лановского… И рядом и надежно, лучше не придумаешь! В общем, устраивайся, а у – в исполком… Василь, вот тебе бланк, завизированный уже предисполкома: выпиши ордер к учителю и покажи все, что нужно. Я в исполкоме буду, если что…

Василий взял бланк и, важно кивнув Сергею, направился к двери. Комната, куда они вошли, находилась рядом с кабинетом комиссара и мало чем отличалась от него. Разве только тем, что вместо одного стола здесь стоял ещё один да отсутствовал портрет Дзержинского.

Василий присел на мягкое кресло за одним из столов.

– Давай мандат, – сказал он и не спеша взял ручку. Взглянув на перо, провел им по своим рыжим волосам, снова посмотрел и, удовлетворенный состоянием пишущего «инструмента», решительно обмакнул его в чернильницу, этакое массивное бронзовое сооружение, отображающее сценку из охоты на медведя.

Сергей смотрел на Василия и с большим трудом удерживался, чтобы не рассмеяться: затаив дыхание, нахмурив брови, усиленно помогая себе языком, он старательно выписывал буквы ордера, пока, наконец, не вырисовывалось слово. За это время выражение его лица менялось несколько раз. Написав слово, Василий глубоко вздыхал и снова склонялся над бумагой…

Не в силах больше сдерживаться, Сергей встал и отошел к окну. Оно выходило во двор, на маленький сквер с беседкой. Несколько деревьев, окружавших беседку, переливались всеми цветами радуги: листья крепко держались за своего родителя, как слабый больной ребенок. Более всего Сергей любил весну и осень: именно тогда ярче всего замечаешь течение жизни, когда весной все распускается, а осенью – отмирает… Но отмирая, природа блистает такими красками, что совершенно забываешь о смерти. Может быть, от природы люди взяли обычай украшать церемонию похорон…

Пот градом струился по лицу Василия, когда он окончил свои писательские мучения. Достав из стола печать, подышал на нее и профессионально стукнул по бумаге. Полюбовавшись ордером, а точнее тем, как написан текст, протянул его Сергею.

– Все! – Вздохнув с чувством выполненного долга, Василий смахнул пот со лба, затем неожиданно спросил: – Москвич, значит?

– Значит! – улыбнулся Сергей. Сложив мандат и ордер, он сунул их в карман.

Василий внимательно разглядывал кожаную куртку. Сергей недоумевающе пожал плечами.

– Небось там у вас все в кожанах ходят? – полувопросительно проговорил Василий с открытой завистью. Потрогав куртку за рукав, добавил: – А уж у Ленина совсем, видать, знатный кожан?!

– Вот и ошибся! – вновь улыбнулся Панков. – Ленин вовсе в пиджаке ходит!

– В пиджаке? – подозрительно переспросил Василий. – Да ты что? – Он неожиданно обозлился. – Заливаешь небось? Да не на таковского напал… Ленин – в пиджаке?! – Он усмехнулся. – Так я тебе и поверил!

– Зачем мне тебя обманывать? Точно – в пиджаке! – обиделся Сергей. – Вот смотри. – Он достал из внутреннего кармана небольшой бумажный пакет. Бережно развернув его, протянул Василию типографский оттиск.

– В… Ульянов… Ле-нин… Ленин! – выдохнул удивленный Василий, и его глаза радостно заблестели. – Глянь-ка, и вправду – в пиджаке! – воскликнул он, бережно разглаживая портрет.

– Ну и чудак же ты, Василий! – рассмеялся Сергей и протянул руку за портретом. Василий тяжело вздохнул и нехотя вернул его. Так же бережно Панков завернул его в бумагу, затем спросил Василия: – А что представляет собой учитель Лановский?

– Ян Маркович? – не отрывая взгляда от пакета, который Сергей снова положил в карман, переспросил Василий. – Яна Марковича весь город знает… Свой в доску! Сам Строгое, наш предгубисполкома, его знает, а он-то человека насквозь видит… Ну что, пошли?

Оказавшись на улице, они медленно пошли по осеннему городу, любуясь удивительным разнообразием красок, разбросанных всюду осенью. Тревожно шуршала под ногами жухлая листва. Ярко-желтое солнце поразительно вписывалось в осенний пейзаж. Оно уже не грело, но, разбрасывая вокруг свои нежные лучи, создавало великолепие оттенков, и пройти мимо и не обратить внимание на эту красоту было невозможно. Сергей с удовольствием наслаждался чудесами природы, а Василий шел задумчивый и молчаливый.

– Может, сначала к Лановскому, а потом – в столовку? – неожиданно предложил он.

– Мне все равно! – ответил Сергей и поднял с земли лист тополя, заинтересовавший его необычайностью раскраски и формы.

Они прошли еще несколько метров, когда Василий, усиленно о чем-то думавший, вдруг остановился и спросил:

– Товарищ Панков, скажи – какое у тебя оружие?

Вопрос удивил Сергея, но он, пожав плечами, все же достал из кармана браунинг.

– Знатная штука! – усмехнулся Василий, примеряя пистолет к своей грубой крестьянской руке. – Для нервных барышень особенно… А хочешь, я тебе маузер достану? Думаешь, слабо?.. Да тут какая-то надпись! – воскликнул он, взглянув на пистолет. – «Лучшему стрелку Панкову С. П., Москва, М. Кедров», – прочитал восхищенный Василий. – Неужели Кедров – начальник особого отдела?

– Тот самый, – улыбнулся Сергей. – А маузер… маузер у меня свой был: другу оставил, на память… И если ты мне достанешь, буду очень признателен… А то действительно курам на смех. – Он подкинул браунинг вверх и ловко, как заправский ковбой, поймал его и сунул в карман.

Зачарованный Василий с восхищенной растерянностью смотрел некоторое время на Сергея, потом покачал головой:

– Ну, ты даешь!

– Ладно-ладно. – Сергей похлопал его по плечу. – Пошли.