Текст книги "Кровь за кровь"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

«Жизнь продолжается…»
Крутая повесть в стиле «жестокого романса»

1

Татьяна Николаевна устало сняла маску и халат, смахнула со лба пот. Очень трудная операция длилась больше четырех часов. Но профессор Быстровская была довольна: операция прошла на редкость удачно и закончилась даже с лучшим результатом, чем ожидала.

Она взглянула на себя в зеркало и огорченно заметила новые седые волосы. А первые у нее появились на Великой Отечественной… Она совершенно отчетливо помнит тот роковой день. Весна сорок четвертого года… Стояла теплая сухая погода. Тоща она, еще только Таня, работала врачом, защищать диплом предстояло через несколько месяцев. Рано утром она вошла в свой кабинет и широко распахнула окно. От яркого весеннего солнца закружилась голова.

– Как прекрасно! – не выдержала и воскликнула Таня. Ничто, совершенно ничто не предвещало беды – такой прекрасный день мог нести с собой только счастье и покой. Накинув белый халат, тщательно застегнулась и ласково взглянула на стоящую на столе фотографию симпатичного молодого офицера-летчика, на груди которого – Золотая Звезда Героя Советского Союза. Таня с улыбкой вспомнила знакомство с Николаем. Это было за несколько месяцев до войны…

– Девочка, не скажешь, где живут Поликарповы? – раздался за спиной мужской голос. Когда она повернулась, военный в форме летчика смутился: – Извините, пожалуйста, я думал, ребенок….

– Ничего! Не вы первый, не вы последний! – задорно ответила Таня и рассмеялась, и смех ее был похож на звон колокольчика. Глядя на нее, рассмеялся и летчик. Он и сам был молод, а его форма была настолько новой, что отдавала еще неповторимым запахом складского помещения. – Поздравляю вас с окончанием училища, товарищ летчик! – сказала она и смело протянула маленькую ладошку.

– Спасибо… как вы догадались? Я действительно только вчера получил аттестацию, – растерянно проговорил он.

– А вот это – военная тайна! – лукаво ответила Татьяна и снова, не удержавшись, рассмеялась…

Через месяц они поженились, а вскоре началась война.

…Татьяна Николаевна тяжело вздохнула и вынула из стола пожелтевшие письма-треугольники. Их было очень мало: всего одиннадцать, но, несмотря на то что Татьяна Николаевна знала их наизусть, она вновь, в который раз развернула один из них и стала читать: «Здравствуйте, мои любимые! Наконец-то пишу эти слова во множественном числе! Сегодня получил твое письмо, в котором ты сообщаешь, что у нас родился СЫН! Я очень рад, что ты выполнила мою просьбу и назвала его Виктором. ПОБЕДИТЕЛЬ! В честь нашей скорой победы! Прошу тебя, не волнуйся за меня, все будет хорошо… На моих крыльях уже три звездочки – три сбитых врага…» Татьяна Николаевна вновь окунулась в воспоминания…

– Мамочка, а мой папа на войне? – спросил трехлетний Витя.

– Да, сыночек, твой папа бьет на фронте фашистов.

– А они что – как волки?

– Нет, Витюша, они гораздо хуже зверей, – ответила ему Таня.

– Ой, мамочка, когда я вырасту, то тоже буду летчиком, как папа, и тоже буду бить фашистов!

– Надеюсь, что, когда ты станешь взрослым, тебе не придется воевать… – вздохнула она и задумчиво посмотрела на него.

– Мам… Ну, мам! Посмотри, я уже вырос?

– Да, ты у меня совсем-совсем взрослый! Иди сюда, я почитаю тебе письмо от папы…

«Дорогие мои, пишу вам между вылетами, вскоре снова уходим в полет. Из «старичков» осталось только двое: я да Соколов, тот самый, с которым мы ездили отдыхать на Волгу. Какие были времена! А помнишь, как мы спасали одного «старика», который оказался бывшим чемпионом Украины по плаванию? И как в конце концов пришлось спасать Соколова… Вот смеху было! Стоим на берегу словно мокрые курицы, а этот «старичок» еще и приговаривает: «Горе мне с вами!» Боже мой, мне иногда кажется все это каким-то чудесным, удивительным сном… Вот кончится война, обязательно поедем проведать этого «старика», хорошо?..»

– Мамуля, ну почему ты плачешь? Не плачь, я тоже поеду с вами к этому старику и скажу папе, что это купается чемпион, и тоща он не будет как мокрая курица… Ну вот, то плачет, то смеется..

Тот роковой день, весной сорок четвертого, был настолько прекрасен, что коща к ней заглянула молоденькая и шустрая медсестра Машенька и сказала:

– Татьяна Николаевна, к вам какой-то военный… Важный такой, но симпатичный… – Таня совершенно ничего худого не почувствовала, только сильно забилось сердце… Быстро-быстро… тук-тук… тук-тук… тук-тук…

– Ой! – воскликнула она, – это, наверно, от Коли, – она так разволновалась, что ноги отказывались ее слушаться. – Подожди, сейчас. – Она перевела дух и двинулась за Машенькой, но потом обогнала ее, так как ей казалось, что они идут очень медленно. А сердце стучало все сильнее: тук-тук-тук, тук-тук-тук! Она едва не бежала по лестнице, вестибюлю… Наконец, внизу, у входа, она увидела полковника и только в этот момент что – то почувствовала, то ли по тому, как он стоял, печально опустив голову вниз, или просто интуитивно почувствовала, что просто так полковник не мог здесь оказаться. Она внезапно остановилась, словно наткнулась на какое – то препятствие, неожиданно выросшее перед ней, застыла на месте, не имея сил двинуться вперед. Затем, пересилив себя, молча и медленно подошла к полковнику и не отрывая глаз ждала…

– Здравствуйте, Татьяна Николаевна! – тихо и чуть торжественно произнес полковник.

Ее тело одеревенело, и она, не шелохнувшись, ждала ответа на свой незаданный вопрос, на вопрос, который она не задала, но который, казалось, кричал на весь госпиталь, и полковнику захотелось закрыть уши, чтобы не слышать этого вопля. А она ждала… ждала, что это ошибка, что она ошиблась и ее интуиция на этот раз подвела. Ее глаза «кричали» все громче и громче: «Ну! Что же! Что-о-о!»

– Гвардии капитан, – начал совсем торжественно полковник, но тут его голос сорвался, и он, не докончив своей фразы, замолчал и протянул ей маленький сверток…

Таня побледнела.

Полковник растерянно и беспомощно посмотрел по сторонам, затем шагнул к ней. Он мучительно искал какие – нибудь слова, но не мог их найти и только до крови сжимал пальцы в кулак. Таня молча стояла перед ним и не могла двинуться с места и только не мигая смотрела на сверток. Машенька не выдержала и громко заплакала. Как ни странно, этот плач вернул Таню к действительности, и она как – то странно посмотрела на нее, затем теми же невидящими глазами взглянула на полковника. Потом молча и отчужденно пошла прочь… Путь до кабинета показался ей вечностью. Она шла и никого не замечала вокруг, она не слышала, когда к ней кто-то обращался, и только видела перед собой огромные голубые глаза Николая и его ослепительную улыбку, слышала его мягкий и добрый голос: «Танюша! Что с тобой? Ведь я рядом, все будет хорошо. Ведь, кроме тебя, у меня нет никого на всем белом свете». Она медленно вошла в кабинет, положила сверток на стол, затем, не в силах больше сдерживать себя, громко разрыдалась… Так она пролежала до вечера, а когда встала и, увидев сверток, быстро его развязала – начала бессмысленно перебирать документы, награды, а увидев фото, вновь заплакала, но на этот раз горько и обреченно.

Но жизнь постепенно брала свое. Война окончилась, Таня вместе с сыном решила вернуться в Москву, хотя ей было трудно расставаться с уютным и старинным сибирским городом Омском. Но особенно трудно было покинуть Елизавету Матвеевну, у которой они вместе с Виктором пережили самое трудное военное время и которая стала им вместо матери. Отзывчивая и добрая, Елизавета Матвеевна была одинока: в самом начале войны она потеряла двух сыновей, а вскоре и мужа…

…Прошло много лет. После возвращения в Москву Татьяна Николаевна стала работать в институте имени Склифосовского, а вскоре ей было предложено преподавать в «Пироговке». Работала много, писала статьи, защитила диссертацию, начала заведовать кафедрой, но практику не оставляла.

Боль утраты притупилась, и единственной заботой, кроме работы, был сын. Родных никого, но Татьяна Николаевна считала Елизавету Матвеевну самым близким человеком, и почти каждый отпуск они с Виктором проводили в Омске.

Квартира Быстровских находилась в Марьиной роще. Этот район Москвы прославился тем, что находился на особом счету у работников уголовного розыска. Не проходило ни праздника, ни даже одного выходного дня, чтобы здесь что-нибудь да не произошло. Драки и поножовщина были обычным делом…

Жили Быстровские хорошо, но Татьяна Николаевна старалась не баловать Виктора, покупая ему только самое необходимое, а если он просил о чем-нибудь, то они обсуждали необходимость этого приобретения и вместе выносили решение. Виктор рос крепким парнем, выглядел старше своих лет. Преподаватель физкультуры сразу выделил его и уже в четвертом классе предложил поступить в легкоатлетическую секцию. Преподаватель не ошибся: к восьмому классу Виктор выполнил нормы третьего взрослого спортивного разряда в беге на сто метров и в метании диска. Эти результаты Виктор показал на соревнованиях на первенстве школьных коллективов города. Тренировки занимали у Виктора очень много времени, но он полюбил спорт, стал его фанатиком, стараясь спланировать так свой режим, чтобы не нарушать расписания тренировок. Силу обычно уважают. У Виктора был честный и открытый характер, и ребята, с которыми он общался, очень уважительно относились к нему. Обычно друзья и знакомые были гораздо старше его, и трудно было понять: либо он тянулся к более взрослым ребятам, либо они охотно принимали его за те качества, которыми он обладал. Необходимо заметить, что Виктор не отдалялся от своих школьных друзей и зачастую был организатором как полезных дел, так и каких-либо не очень серьезных шалостей. Учителя считали его немного самоуверенным и грубоватым, но это не мешало им уважать его за смелость и честность. Работа и преподавание отнимали у Татьяны Николаевны огромную часть времени, и часто она выходила из дома и приходила, когда он еще или уже спал. Но выходные дни они обязательно проводили вместе, и эти дни были – на их домашнем языке – «неприкосновенными». Однако Виктор нередко нарушал негласную договоренность, но это всегда было связано только со спортом. Если соревнования проводились в Москве, то Татьяна Николаевна приходила болеть за своего сына и волновалась не меньше, чем он, когда проигрывал. К славе Виктора, это случалось не часто… Так обстояли дела у Быстровских в конце пятидесятых годов.

…В этом году Виктор оканчивал школу, и Татьяна Николаевна нет-нет и с волнением вспоминала о его выпускных экзаменах. Вот и сейчас она смотрела на Виктора и думала об этих экзаменах.

– Мам, отметь, пожалуйста, – попросил Виктор, встав к дверному косяку.

– Тебе скоро и двери придется делать на заказ, – с гордостью в голосе проговорила Татьяна Николаевна.

– И сделаем!.. Ты знаешь, а мы завтра в Ригу едем, на всесоюзные соревнования школьников, – смущенно проговорил Виктор.

– И ты только сейчас мне об этом говоришь? Хорош сынок, нечего сказать. А как же твои экзамены? Когда же ты будешь готовиться? – недовольно проговорила Татьяна Николаевна.

– Так еще будет время! Да успею я, мам. До них еще месяц, а мы едем на недельку. Да и не заваливают на выпускных. Пойду погуляю.

«Как он похож на отца, просто вылитый Николай!» – думала она, наблюдая, как он тщательно и не торопясь оделся и вышел. Ее раздумья прервал громкий телефонный звонок. Продолжая улыбаться своим мыслям, Татьяна Николаевна медленно взяла трубку.

– Слушаю вас… Да, профессор Быстровская у телефона. Так. – Она нахмурилась: звонили из клиники. – Пульс?.. Давление?.. Сколько времени прошло с момента травмы?.. Готовьте больного к операции.

И ведущий хирург Быстровская выехала на очередную свою операцию, именно на ту, с которой мы и начали свой рассказ…

2

Прогуливаясь по скверу, что напротив Минаевского рынка, Виктор внимательно смотрел по сторонам, выискивая знакомых ребят, но тех нигде не было видно, хотя это было время их обычных встреч. Неожиданно к нему подошел парень лет двадцати пяти, одетый по последнему крику моды тех лет: брюки-дудочки (как только он в них протиснулся – не иначе как с мылом), яркий клетчатый пиджак, ярко-красный галстук и такие же красные носки. Все это дополняла пышная шевелюра с бакенбардами и свисающим на лоб коком… За эту знаменитую во всем районе шевелюру он получил прозвище «Дикой», и это так пристало к нему, что уже никто и не помнил, как было его настоящее имя. Сам он теперь представлялся не иначе как «Дикой». У него была и своеобразная танцующая походка: со стороны казалось, что в его туфли, на толстенной микропоре, были вделаны пружинки, которые и заставляли его так двигаться…

– Привет! – процедил он сквозь зубы.

– Привет, Дикой, наших не видел? – спросил Виктор.

– Так сегодня же «пятак» открыли… Все там! Пойдем?

«Пятаком», или «пятачком», называлась танцплощадка рядом с клубом строителей. Там обычно собиралась местная молодежь, посторонние редко заглядывали сюда – боялись! Танцевали под оркестр, а в перерывах – под радиолу. Едва Дикой и Виктор вошли на танцплощадку, как моментально привлекли всеобщее внимание. Ярко накрашенные девицы бросали на Дикого недвусмысленные взгляды, парни поглядывали с завистью. Многие были знакомы, Дикой небрежно кивал им. Когда они подошли к небольшой группе ребят, стоящих в центре площадки, те бурно приветствовали их.

– А я завтра в Ригу уезжаю, на соревнования, – заявил Виктор, пожав всем поочередно руки.

– Городские выиграл? – спросил его тощий и длинный парень в очках:

– Да, восьмиборье, а «сотку» – второе: на старте засиделся.

– Так с тебя причитается! – зашумели ребята, похлопывая его по плечу.

– Да, понимаете… денег с собой не захватил, – смутился Виктор.

– Ничего – сбросимся! – предложил тощий парень. – Кто за?

– Мы, к сожалению, пас: в ночную сегодня, – огорчились два брата-близнеца.

– Значит, нас – четверо! – подвел итог Дикой. – Надо отметить как следует, ребята: чемпионами не каждый становится… Беру на себя хату, девочек и что-нибудь зажевать, ну а вы – «кир»…

…Когда Виктор с двумя парнями, среди которых был тот тощий парень в очках по имени Никита, и Костя, здоровый, под стать Виктору, постучались по условленному адресу, им открыл сам Дикой.

– Чувихи – высший класс! – причмокнул он. – Маленькая с длинными черными волосами – моя, остальные – ваши! Усекли? Ну, пошли…

В большой комнате сидели четыре девушки, которые весьма отличались друг от друга не только по внешности, но и по возрасту. Две из них, которые суетились по квартире и были, по всей вероятности, сестры и хозяйки этого дома, выглядели гораздо старше других, по крайней мере лет на двадцать пять. Моложе всех была та, про которую говорил Дикой, на вид ей было лет семнадцать, если не меньше. Вообще было непонятно, как она попала в эту компанию. Было заметно, что она впервые в подобной ситуации, несмотря на то что вовсю храбрилась.

– Представляю вам виновника торжества! – театрально вскинув руки, проговорил Дикой. – Чемпион Москвы и ее окрестностей – Виктор Быстровский! Автографы – в порядке живой очереди!

После того как все перезнакомились, ребята достали из карманов бутылки с водкой и выставили на стол, на котором, кроме большой кастрюли с квашеной капустой и буханки черного хлеба, ничего не было. Одна из сестер, Вера, принесла стаканы и чайные чашки.

– Я думаю, что лучше это! – проговорила она. – А то прошлый раз все рюмки побили, – и начала сама разливать водку. Разливала она щедро, и две бутылки оказались пустыми.

– Мне – чисто символически! – попросил Виктор. – У меня через два дня соревнования…

– Да перестань, пожалуйста, – дернул его Дикой и шепотом добавил: – А то, глядя на тебя, и девчонки пить не будут…

– Может, тебе лучше кефирчику принести? – усмехнулась Вера и залпом осушила свою дозу.

– Ничего, Виктор, придешь, пропаришься в ванной и все как рукой снимет! – сказал ему Никита.

Виктор взял свой стакан и, зажмурившись, выпил его до дна.

– Браво! Сразу видно мужчину! – проговорил Дикой и протянул ему ломтик хлеба с капустой. Когда Виктор открыл глаза, все перед ним качалось и плыло, он быстро проглотил протянутый ему бутерброд и только после этого смог нормально вдохнуть. Все стали казаться ему добрыми и милыми людьми, и он полез к каждому с поцелуями и заверениями в вечной любви. Стало шумно и весело… Дикой предложил поиграть в «бутылочку». Эта игра заключается в том, чтобы целовать того человека, на которого укажет бутылка, после того как водящий ее крутанет. Больше всех везло Виктору: кто бы ни крутил бутылку, она чаще всего указывала на него. Несмотря на опьянение, Виктора больше всего взволновали Маринины поцелуи, той девушки, которую отметил для себя Дикой. Когда Виктор в третий раз целовал Марину, Дикому это, вероятно, надоело.

– Везет же ему! Хотя ведь он у нас вроде именинника, – криво усмехнулся он и добавил: – Выпьем за его поездку… Только на этот раз до дна! – Он многозначительно посмотрел на Марину, которая с большим трудом сделала глоток и поставила на стол.

– Выпьем! – подхватил Виктор заплетающимся языком и сам налил себе водки в стакан.

Включили музыку и начали танцевать. На пластинках, сделанных из рентгеновских снимков, были записаны буги-вуги и рок-н-ролл. Это была стихия Никиты, который начал яростно подкидывать в танце младшую из сестер – Надежду. Получалось у них очень неплохо, несмотря на то что никогда до этого они вместе не танцевали… Это было последнее, что запомнил Виктор, не помнил он и того, как, совершенно пьяный, свалился со стула, как его отнесли в другую комнату и уложили на диван… Стояла тишина и царил полумрак, когда Виктор приоткрыл тяжелые веки. Он усиленно напрягал память, пытаясь вспомнить, что с ним и где он находится. Постепенно восстановил в памяти события вечера и уже спокойнее огляделся вокруг. Рядом, на кровати, лежали Костя с Веркой, они уже спали, и Виктор смущенно отвернулся, так как сбившееся одеяло открыло часть обнаженного тела, удивительно белого по сравнению с телом Кости. Виктор вышел в другую комнату, где было застолье: валялись пустые винные бутылки, стоял запах кислой капусты и хмельного. На кушетке в углу Никита устало целовался с младшей сестрой.

– Никита, а где остальные? – спросил недоуменно Виктор.

Даже и не прекращая интимного занятия, а наоборот, открывая ноги подруги, чтобы Виктору было виднее, Никита ответил:

– Если ты имеешь в виду Люську, то она изволила уйтить – обидел девушку! – усмехнулся он. – Свалился, как пентюх, а еще спортсмен!

Подруга его захихикала, то ли от его слов, то ли от его недвусмысленных действий.

– А Марина с Диким тоже ушли? – спросил Виктор, стараясь не смотреть на них.

– Да нет, они «купе» заняли, – усмехнулся снова Никита, и тут же послышался чей-то приглушенный вскрик. – Во! Слышал, уговаривает?

Виктор все понял и быстро подошел к ванной комнате, из которой слышался пьяный, чуть приглушенный шепот Дикого.

– Ну, чего ты, дурочка, пищишь? Да не буду я ничего с тобой делать… Не бойся… Со мной ничего не бойся…

Снова послышался плач.

– Да не ной ты! – видно было, что Дикой терял терпение.

Виктор дернул дверь, но она была заперта изнутри. Он постучал.

– Ну, чего еще там? – угрожающе произнес Дикой. – Кто это?

– Это я, – нервно проговорил Виктор.

– Чего тебе? – приоткрыл дверь Дикой.

– Да вот хотел ополоснуться, а вы помешали! – Виктор щелкнул выключателем, но свет не зажегся. – Послушай, – прошептал Виктор, – оставь ее мне, Дикой!

Внимательно посмотрев на Виктора, тот неожиданно согласился.

– А, черт с тобой, пользуйся моментом: возиться надоело, ломается, как пряник… Дешевка! – зло бросил он в темноту ванной и вышел.

Виктор прошел внутрь и посмотрел на то место, где должна быть лампочка: она была на месте. Дотянувшись, он повернул ее, и мгновенно вспыхнул свет. Марина сидела на краю ванны и продолжала нервно всхлипывать, бросая на Виктора испуганные взгляды. Побрызгав себе на лицо холодной водой, он вытерся своим платком и сказал:

– Иди сюда!

Она не сдвинулась с места, продолжая испуганно смотреть на него.

– Не бойся, пожалуйста, иди сюда, – проговорил он мягче, и, видно, в его голосе было нечто такое, что заставило ее поверить и подойти.

Он наклонил ее голову к раковине и словно ребенку обмыл лицо водой.

– Платочек есть?

– Есть. – Она вынула из рукава платочек и хотела вытереть лицо, но Виктор взял платочек и вытер ей лицо сам.

– Пойдем отсюда! – проговорил он властным тоном и, взяв за руку, потянул за собой. Когда они вышли на улицу, от свежего воздуха закружилась голова, и Виктор, возможно, упал бы, если бы Марина не поддержала его под руку.

– Где ты живешь? – спросил Виктор, покачиваясь из стороны в сторону. – Я провожу тебя…

– Хорошо-хорошо, проводишь, – улыбнулась она, и они пошли по дороге, а Марина поддерживала его, чтобы он не упал.

По дороге Виктор попросил ее рассказать о себе. Но этот рассказ был не очень длинным: живет с бабушкой, так как родители уехали в Омск (Виктор почему-то обрадовался такому совпадению, он сам любил ездить в этот сибирский город). Ее отец военный, служит там, учится же она в девятом классе…

– Так как же ты попала в эту компанию? – перебил ее Виктор и даже разозлился. – Ты что, не понимала, куда идешь?

– Знала, конечно, не задумывалась, что все может быть так ужасно и противно… Ты такой добрый и хороший, – проговорила она неожиданно и тут же добавила: – Дай я тебя поцелую… только я сама, хорошо? – приподнявшись на цыпочки и зажмурившись, она чмокнула его в губы и смущенно отвернулась.

А на Виктора неожиданно накатилась такая нежность, что он подхватил Марину на руки и стал кружить и отпустил только тогда, когда едва не оказался вместе с ней на земле… Расставаться им не хотелось, хмель окончательно выветрился из головы, и они еще долго гуляли по улицам и скверам города, а когда стало совсем светло, они подошли к ее дому.

– Вот здесь я живу. – Она указала на красное пятиэтажное здание в Вадковском переулке. – Первого места тебе, Вит!

– Спасибо, Мариша, за этот вечер… вернее, ночь, – сказал Виктор, с нежностью глядя ей в глаза.

– Это тебе спасибо, мой спаситель! – Она снова чмокнула его, приподнявшись на носки, и подбежала к подъезду, но перед самым входом остановилась и крикнула: – Позвони сразу же, как приедешь!

Странное, необъяснимое чувство охватило Виктора, все казалось каким-то удивительным и необычным. Хотелось совершить что-нибудь особенное, героическое… Он не мог понять, что с ним происходит, шел по улице и глупо, но счастливо улыбался и редким прохожим, и первым весенним листочкам, появившимся на деревьях. Его волновало это состояние, и это волнение необъяснимо радовало и распирало грудь, сердце готово было выскочить наружу и закричать на весь мир: «Я люблю! Лю-б-лю!!!» Виктор до мельчайших подробностей вспоминал все ее жесты, ее страх, улыбку, но более всего его волновал поцелуй Марины, который, казалось, он до сих пор ощущал на своих губах…

Когда он пришел домой, на часах было восемь, но спать не хотелось, Татьяны Николаевны дома не было: она уходила на работу к восьми часам. Виктор прилег на диван и вскоре уснул, но поспать ему не пришлось: в десять часов его разбудила трель телефонного звонка…

– Слушаю вас, – спросонья ответил Виктор.

– Привет, старик, как спалось? – услыхал он голос Дикого. – Как Марина?

Как ни странно, Виктор не ощущал к Дикому неприязни, а где-то был благодарен: ведь благодаря ему он познакомился с Мариной.

– Привет, – ответил он. – Все нормально.

– Ты что, к себе ее уволок?

– Конечно! – не зная для чего соврал Виктор. Он сам не понял, как это у него вырвалось, и тут же пожалел о сказанном.

– Ну, ты мастак! Послушай, у меня к тебе дело есть. Ты в шесть вечера уезжаешь?

– Да… А какое дело? – удивился Виктор.

– Встретимся – тогда узнаешь… Через час сможешь выйти?

– Смогу…

– Тогда я жду тебя у твоего дома на скамейке, лады?..

Ровно через час Виктор вышел во двор и увидел Дикого, одетого как всегда, тщательно выбритого.

– Стиляга! – бросила ему проходившая мимо старушка, а увидев на его галстуке голую женщину, добавила: – Фу, вот нечисть-то, право дело.

– Топай-топай, мамаша, а то щи прокиснут! – с улыбкой отреагировал Дикой. – Послушай, Быстро, ты надолго в Ригу едешь?

– На восемь дней… А что?

– Полкуска заработать хочешь?

– Что за «полкуска»?

– Ну, полтыщи! Хочешь?

– Спрашиваешь! А что нужно сделать?

– Отвезти одну посылочку в Ригу, – небрежно проговорил Дикой.

– Так что же ты не пошлешь ее по почте? – удивился Виктор.

– Товар хрупкий, боюсь, побьют все.

– А большая?

– Да нет, не очень.

– Ну, хорошо, давай! – согласился Виктор.

– Я заеду за тобой в пять и провожу на вокзал, там и отдам. – Он похлопал Виктора по плечу и пошел прочь своей танцующей походкой.

Виктор вернулся домой и не торопясь собрался в дорогу, стараясь ничего не забыть. Затем позвонил на работу Татьяне Николаевне, но она оказалась на операции.

Ровно в пять часов, когда Виктор плотно пообедал перед дорогой, в дверь позвонил Дикой. Они вышли на улицу. Перед домом стояла светлая «Победа». Дикой открыл дверцу и предложил Виктору сесть.

– Чья это? – восхищенно проговорил Виктор.

– Моя, чья же еще! – усмехнулся Дикой.

– Вот это да! – с завистью сказал Виктор. – Предки подкинули?

– Почему предки, сам купил, – небрежно управляя машиной, ответил Дикой.

– И долго копил?

– Накопил – сосиску купил! – засмеялся Дикой. – Хочешь жить – умей вертеться! Вон, на заднем сиденье посылочка, а адрес запомни на память: улица Красноармейская, дом восемь… Запомнил? Там спросишь Николая Германовича… Николая Германовича, – повторил он. – Передашь ему эту посылку и «привет от Малины».

– Это что за Малина? Прозвище?

– Нет, фамилия, – ответил Дикой, думая о чем-то своем…