Текст книги "Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1963-1966 г.г."

Автор книги: Виктор Курильский

Соавторы: Светлана Бондаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)

Насколько же мы, граждане сегодняшнего социалистического общества, человечнее, гуманнее героев, созданных Стругацкими? Мы вмешиваемся в ход истории, мы помогаем народам, которые борются за свою свободу и национальную независимость. И будем помогать, пока живет в нас революционный дух.

Недавно «Молодой гвардией» выпущена новая повесть Стругацких «Хищные вещи века». В предисловии к ней авторы сообщают, что они имеют в виду «реальные тенденции современного буржуазного строя», что им хотелось бы «передать читателю нашу ненависть к сытому мещанскому неблагополучию» и уверенность в победе коммунистических духовных идеалов.

У меня нет оснований сомневаться в искренности намерений авторов. Но читаешь повесть страницу за страницей и убеждаешься: авторы не выполнили своего обещания.

События в повести происходят примерно через сто лет. Герой книги русский космонавт Иван Жилин попадает в некую капиталистическую «Страну Дураков», смоделированную авторами повести.

Какой же предстает перед советским читателем эта страна, к чему привели «реальные тенденции буржуазного строя» через сто лет?

Уже в первые минуты пребывания здесь Жилин узнает от курортного агента Амада, что ему «предстоит пройти двенадцать кругов рая». И это вовсе не шутка. Оказывается, не такие уж дураки живут в «Стране Дураков». Местный абориген доктор философии Опир сообщает: «Девяносто девять процентов моих сограждан уже сейчас живут в мире, где человеку доступно практически всё мыслимое».

Перед читателем предстает мир материального благоденствия, обеспечиваемый «неокапитализмом»: по улицам города разъезжают автофургоны с горами продуктов, белья, одежды, приобретаемых жителями бесплатно – «в обеспечение личных потребностей». Идет с работы смена: «Все были веселы, все были добры, все так и сияли дикарской восторженностью». Согласно Пакту устранены войны, ликвидирована армия. Народ купается в этих неокапиталистических благах.

Следует сказать, что авторы с помощью громких тирад и заклинаний пытаются обличать этот мир животной сытости и умственной деградации. Но обличения не получается, как не получается и обещанного в предисловии гротеска. Вещи оказываются не столько хищными, сколько привлекательными.

Некоторые критики пытаются чисто умозрительным методом разделить научную фантастику на «взрослую» и для подростков. Но их регламентации настолько туманны и неубедительны, что в них не разобраться и взрослому читателю. Что же говорить о подростках, юношах, которые жадно набрасываются на каждую новую книгу научной фантастики! Ведь именно эти юные читатели составляют большую часть многочисленной армии любителей литературы мечты.

Если согласиться с этой мыслью, то никак нельзя оправдать ни сцены пьяных оргий и сомнительных похождений, которыми уснащают некоторые авторы свои произведения, ни тарабарский жаргон, на котором объясняются герои этих произведений.

В той же повести Стругацких «Трудно быть богом» альковная встреча похотливой доны Оканы с Руматой описана с натуралистическими подробностями, достойными бульварного романа, а некоторые действующие лица объясняются на таком фантастическом жаргоне: «Выстребаны обстряхнутся и дутой чернушенькой объятно хлюпнут по маргазам… Марко было бы тукнуть по пестрякам».

Да, современным стилягам впору переучиваться.

Я так много места уделил повестям братьев Стругацких потому, что, во-первых, среди писателей-фантастов, сравнительно недавно пришедших в литературу, это наиболее одаренные авторы, обладающие развитым воображением, необходимым профессиональным мастерством. Во-вторых, из опасения, что в восторженном хоре критиков, а также отдельных снобов, ищущих в литературе нечто такое, что может пощекотать нервы и потешить воображение, эти одаренные писатели могут не услышать дружеских предостережений. А предостережения эти имеют основания. Ведь упоминавшиеся выше повести, вышедшие после интересных и нужных первых книг Стругацких «Страна багровых туч» и «Путь на Амальтею», к сожалению, не свидетельствуют об идейном и художественном росте авторов.

<…>

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 18 ЯНВАРЯ 1966,[231]231
  Датировка составителей.


[Закрыть] Л. – М.

Дорогой Арк!

Сразу после телефонного разговора мне пришло в голову одно соображение. А что если вся история с Госкомитетом, заинтересовавшимся вдруг ф-кой, связана с известными событиями, о которых писала та же газета двумя-тремя днями раньше?[232]232
  В этот день вышла статья В. Немцова в «Известиях» «Для кого пишут фантасты?» В номере же от 12 января была помещена статья Дм. Еремина «Перевертыши» о Ю. Даниэле и А. Синявском, начавшая кампанию критики «отщепенцев». После нее в каждом номере «Известий» публиковались отклики возмущенных доярок, рыбаков и прочих писателей.


[Закрыть]

В связи с этим надлежит тщательно продумать тезис: фантастика как прием. Прием для чего? Не столько для сатиры, сколько для рассмотрения разных идей, гипотез и пр.

Не было бы здесь ловушки со стороны сволочи. «У него – прием, и у Стругацких – прием![233]233
  В сатирической повести Ю. Даниэля «Говорит Москва» («День открытых убийств»), опубликованной на Западе под псевдонимом «Н. Аржак», использованы элементы фантастики как приема.


[Закрыть] А? И для чего прием? Апологии разводите, ассоциации?» Посоветуйся там с ребятами.

Засим жму ногу,

твой [подпись]

P. S. Если вдруг не поймешь, о чем здесь речь, покажи письмо Ленке. Речь идет о кандидатах в футболисты. И о футболистах.[234]234
  Возможно, аналогия между футболистами и «кандидатами в футболисты», т. е. подсудимыми Даниэлем и Синявским в том, что первые одеты в футболки с номерами, а вторым угрожает тюремная роба также с номерами. Можно вспомнить и об известном комментаторе футбольных матчей Вадиме Синявском, однофамильце Андрея Синявского.


[Закрыть]

В архиве АБС сохранился ответ на статью В. Немцова. Ответ этот написал, как обозначено в конце рукописи красным карандашом, «В. Володин (сын известного сценариста Володина)», и опубликован не был.

ИЗ АРХИВА. ИЗ: ВОЛОДИН В. ФАНТАСТИКА НЕ ПРОРОЧЕСТВО

Писатель Вл. Немцов в статье «Для кого пишут фантасты» рассматривает некоторые теоретические вопросы, связанные с научно-фантастическим жанром, а также дает резко отрицательную оценку ряду произведений этого жанра, опубликованных в последнее время советскими писателями. В статье Немцова выражена определенная точка зрения не только на то, ДЛЯ КОГО пишут фантасты, но и на то, КАКИЕ ЦЕЛИ они преследуют. С этой точки зрения Немцов анализирует повести Стругацких «Далекая радуга» и «Трудно быть богом».

Постараемся разобраться, для кого и зачем, с точки зрения Немцова, пишут фантасты, и справедливы ли его взгляды на этот вопрос применительно к упомянутым произведениям.

Ход мыслей Немцова таков. Наш народ мечтает о будущем. Как бы хотелось приоткрыть дверь в светлый мир нашего завтра! Мысль обращается к литературе мечты – научной фантастике. Больше всего она нужна молодежи, которая будет жить при коммунизме. Представление о задачах научной фантастики выводится здесь, как ни странно, не из анализа конкретных произведений этого жанра, а из тезиса «наш народ мечтает о будущем». Ответ на вопрос «Для кого пишут фантасты?», который, не будучи прямо высказанным, содержится в приведенных рассуждениях, состоит в следующем: фантасты пишут в основном для юношей, интересующихся тем, как они будут жить через много лет, когда коммунизм окончательно восторжествует.

Как мы увидим, этот взгляд Немцов берет в дальнейшем за основу при рассмотрении повестей Стругацких.

Немцов с сожалением признает, что «за исключением некоторых книг И. Ефремова и немногих других авторов, изображение этого завтра вряд ли удовлетворит любознательных читателей». При этом он не замечает, что в значительном числе случаев авторы и не ставили перед собой этой трудной и неблагодарной задачи.

<…>

Фантастический допуск в произведениях этого рода служит лишь для того, чтобы более выразительно рассказать о чувствах и мыслях современного человека. При этом фантасты далеко не всегда переносят действие в будущее – они делают так лишь в тех случаях, когда этого требует природа допуска. Но даже тогда, когда действие перенесено в будущее, смотреть на произведение, как на попытку заглянуть в завтрашний день часто значит обречь себя на полное непонимание автора.

Статья Немцова может служить наглядным примером подобной ошибки. Немцов упрекает авторов «Далекой Радуги» в том, что основной конфликт повести не характерен «для гуманизма завтрашнего общества». Возможна ли в будущем такая ситуация, когда на далекой планете окажется всего один звездолет, способный вместить лишь одну небольшую часть населения экспериментального полигона? Испытают ли наши потомки затруднение, решая, кого спасать: ученых-физиков или детей? Эти вопросы не имеют никакого значения для существа повести. Она посвящена вечной проблеме ценности человеческой жизни. Этой проблеме посвящены роман «Преступление и наказание», трагедия «Гамлет» и многие другие произведения мировой литературы.

Упрекать писателя-фантаста в том, что конфликт его произведения не характерен «для гуманизма завтрашнего общества» не менее странно, чем упрекать баснописца в том, что способность к членораздельной речи не характерна для описываемых животных.

Другой пример. Рассматривая повесть «Трудно быть богом», Немцов упрекает авторов в том, что их герои, прилетев на планету, где общественные отношения носят фашистский характер, не принимают радикальных мер по «исправлению» населения планеты. Герои повести, однако, считают, что осуществить такую «массовую гипноиндукцию» означало бы, по существу, «стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое». По поводу этого можно было бы развернуть дискуссию, которая, тем не менее, имела бы очень отдаленное отношение к повести. Смысл ее не в изображении гуманизма людей будущего: она рассказывает о борьбе против фашизма. Ее можно поставить в один ряд с лучшими реалистическими произведениями, посвященными этой теме.

Мысль о том, что научно-фантастическая литература этого рода отличается от реалистической только применяемыми в ней изобразительными средствами, высказывается, конечно, не впервые. Тем не менее, взгляд на научную фантастику как на «современное пророчество» всё еще широко распространен. В статье Немцова этот взгляд находит крайнее выражение, так как Немцов ждет от фантастов описания такого будущего, о котором мы мечтаем, такого общества, в котором коммунизм уже окончательно восторжествовал.

Сравнение научной фантастики с пророчеством существенно обедняет этот жанр. <…>

И еще один неопубликованный в то время отклик на статью Немцова – письмо известной переводчицы Норы Галь.

ИЗ ПИСЬМА Н. ГАЛЬ В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ «ИЗВЕСТИЯ», 20 ЯНВАРЯ 1966

Уважаемые товарищи!

Вам пишет читатель, который любит нашу фантастику и следит за нею. Совсем не уверена, что Вы дадите мне возможность печатно ответить на опубликованную Вами 18/1—66 г. статью Вл. Немцова «Для кого пишут фантасты?», но не написать не могу. Статья эта глубоко меня возмутила.

Критику может нравиться или не нравиться та или иная книга, манера и стиль того или иного автора – это дело вкуса. Не надо только писать прямую и очевидную неправду, не надо передергивать.

О повести бр. Стругацких «Трудно быть богом» в статье читаю: «…некоторые действующие лица объясняются на таком фантастическом жаргоне: „Выстребаны обстряхнутся и дутой чернушенькой объятно хлюпнут по маргазам… Марко бы тукнуть по пестрякам“». Выдернув из контекста эту цитату, критик иронически добавляет: «Да, современным стилягам впору переучиваться».

Но ведь у Стругацких в том и соль, что два бандита – один от уголовщины, другой от политики – нарочно совещаются о тайной операции на воровском жаргоне, чтобы их не поняли, если подслушают! Это совершенно ясно. Привести и прокомментировать эту цитату с таким расчетом, чтобы человек, который повести не читал, вообразил, будто ее герои вообще разговаривают на таком тарабарском языке, – прямая передержка! И при чем тут стиляги? Так можно слова и мысли любого мерзавца и негодяя из любой книги приписать самому автору! Малопочтенный метод критики.

Этой повести Стругацких Вл. Немцов выносит суровый приговор: она, мол, «скорее может дезориентировать нашу молодежь, чем помочь ей в понимании законов общественного развития». Почему? А потому, что сотрудники земного института экспериментальной истории, присутствуя при рождении фашизма на далекой планете с феодальным строем, «видят пытки, изуверства фанатиков… но во имя чистоты эксперимента не могут вмешиваться в ход истории, хотя и располагают для этого необходимыми средствами».

Но ведь в повести речь не о бесстрастном стремлении к «чистоте эксперимента» – речь о невозможности экспортировать революцию! Об этом, как известно, говорил Ленин! Неужели этого не понимает Немцов? <…> Стругацкие пытаются осмыслить вопрос разносторонне, философски. Зачем же упрощать и подтасовывать? В повести перед нами не бессердечные наблюдатели, радеющие о «чистоте эксперимента», а трагедия людей думающих и действующих, но понимающих, что историю творит не одна наша добрая воля, что кроме вмешательства извне тут важны глубокие объективные условия, которые меняются не с маху, а в результате долгих и сложных процессов.

И смысл повести «Далекая Радуга» вовсе не исчерпывается простой истиной, что в час опасности первыми надо спасать детей. Здесь тоже Вл. Немцов странным образом чего-то не понял, что-то упростил; речь идет и о развитии мысли, о путях науки, о будущих (думается, вполне реальных) ее противоречиях, о человеческой ответственности.

<…>

Критик восклицает: «Герои должны быть понятны читателю, чтобы он мог их полюбить… Но за что их можно полюбить?» После этих слов ждешь доказательств, чем же плохи эти герои, но нет, критик не утруждает себя доказательствами. Можно ли назвать такие обвинения критикой?

Да, не повезло братьям Стругацким. Критик одобряет из всего их творчества лишь две ранние повести, в том числе самую первую, самую слабую, еще близкую к трафаретам «Страну багровых туч». А между тем как раз в продолжающих ее «Стажерах», в «Возвращении», в раскритикованной Вл. Немцовым «Далекой Радуге» герои своеобразны, самобытны, их запоминаешь и любишь.

Увы, в фантастике еще очень часто действуют люди-схемы. Даже пионер нашей современной фантастики И. А. Ефремов, которому великое спасибо за его «Туманность Андромеды», который думает интересно и глубоко, ставит разнообразные философские и научные проблемы, – даже он грешит схематичностью в описании героев, и не всегда вспомнишь, чем же внутренне отличается «рыжекудрый астронавигатор» от какой-нибудь другой красавицы-героини.

А братья Стругацкие, как и положено художникам, мыслят в образах. И образы людей Завтрашнего дня – то довольно близкого, то очень отдаленного – у них живые, не однолинейные. Их Быков – не только рыж и мрачен, Крутиков не только толст и добродушен, Юра Бородин – не просто наивный мальчишка. Все они, и Юрковский с Жилиным, и Горбовский с Валькенштейном из «Возвращения» и «Далекой Радуги», и молодые ученые в «Стажерах», подчас выступающие всего на нескольких страницах, – это люди с характером, их друг с другом не спутаешь. По логике своих характеров они ведут себя на работе, на отдыхе и в час опасности, с друзьями и с врагами. Авторы не декларируют, а достоверно показывают истинную силу этих людей, отвагу и самоотверженность без «железобетонности», внутреннюю чистоту и доброту без слащавости, органическую, а не показную честность и принципиальность без громких слов, поэзию их труда, их живые, человечные взаимоотношения, их неизменный юмор.

Стало модой ругать Стругацких за слишком вольную, грубоватую речь героев, вот и Вл. Немцов не удержался – помянул «стиляг». Но насколько лучше, живей, богаче язык Стругацких – и авторская речь и речь героев, – чем канцелярит, царящий, к сожалению, во многих и многих фантастических (и не только фантастических!) книгах, где нет числа сухим, казенным оборотам, отглагольным существительным, «фактам», «ситуациям», «моментам» и прочей словесной трухе, вовсе неуместной в художественной литературе.

Мое письмо, конечно, далеко не исчерпывает всего, что можно было бы сказать о статье Вл. Немцова и о том, для кого, что и как пишут фантасты. Но, повторяю, промолчать не могу. Странно видеть, с какой легкостью и недоброжелательностью человек одним росчерком критической дубинки уничтожает талантливую и интересную работу сразу нескольких авторов. Вдвойне странны его приемы. Всякий, кто сам читал так бездоказательно и недобросовестно осужденные им книги, сразу обнаруживает неправду. Не может быть веры такой критике.

И хотя Вы отвели этой статье почетное место, хочется думать, что мнение Вл. Немцова – это еще не мнение газеты.

С уважением – Н. Галь.

Возвращаясь к так задевшим Немцова «выстребанам»… Конечно, он был излишне суров к Авторам. Никакому филологу – а фантасту тем паче – не заказано иметь в своем писательском арсенале экзерсисы в стиле «глокой куздры» академика Щербы. Надо сказать, что поколения читателей с удовольствием и небезуспешно занимались дешифровкой диалога Рэбы и Ваги Колеса. Авторский же перевод БН сообщил румынскому переводчику Валериану Стойческу.

ИЗ ПИСЬМА БНа РУМЫНСКОМУ ПЕРЕВОДЧИКУ, 14 МАРТА 1994

<…>

Примерный (очень примерный!) перевод разговора Ваги с доном Рэбой:

«ВАГА. Мои ребята подготовятся и ночью ударят по штурмовикам. Это – двадцать отборных моих сотен. Хорошо было бы ударить и по дворцовой страже. Но мои ребята на это не согласятся. Таким вот образом давайте и договоримся. Это – наши условия.

РЭБА. Не слишком-то выгодные условия.

ВАГА. Это – наши условия. Вам с нами ссориться, вроде бы, ни к чему. По рукам?

РЭБА. По рукам.

ВАГА. Ну вот и славно».

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 22 ЯНВАРЯ 1966, М. – Л.

Дорогой Боб!

Провалиться им, этим Немцово-Казанцевым, из-за них хлопот полон рот. Вчера Бела сообщила, что Верченко отказался подписать с нами договор на наш том в биб-ке. Это, конечно, противозаконная бредятина и скоро утрясется, но я взбесился и помчался в Мол. Гв. Говорил с зам. главного редактора (Верченко не было), он меня успокоил. Через неделю самое большое всё, дескать, придет в норму. Конечно, Верченко просто испугался статьи, он человек новый и проходной в издательстве, его куда-то там прочат, вот он и боится замарать анкету. Так что пусть это вам не волнуется.

Шум в нашем микромире ужасный. От звонков телефонных зудит в ушах. Возникла мысль, что зарубежная сволочь может выставить нас мучениками, вроде Синявского и других. Надо будет такую возможность предупредить, для чего сегодня или послезавтра пойду в партбюро Московской организации: что они посоветуют. А хитро все-таки задумана сволочная статейка – сразу после Синявского, автора фантастических историй, удар по Стругацким, тоже авторам-фантастам. Оба на С.

Слушай, Боб. Надо бы принять меры. Наверное, снять из сборника «Улитку». Написать что-нибудь веселое и жизнеутверждающее (под стать нынешнему моему боевому настроению). Может быть, поискать даже штатную работу на время (это Ленкина мысль). Впрочем, поглядим. Только что звонил режиссер Гинцбург, сказал, что в Госкомитете по кино на статью плюют <…>, и предложил скорее написать заявку страницы на две-три-четыре и заключить договор. Га? Не трусь, мальчик! Не надо соплей. Хвост [рисунок пистолета]!

We still have a big chance to see stars in the sky![235]235
  Мы еще сохраняем немалый шанс увидеть звезды на небе! (англ.) Возможна также более литературная вариация перевода: «…небо в алмазах!»


[Закрыть]

Фантаст советский! Будь здоров. Дави вонючих котляров.

Целую, жму, обнимаю, твой любящий брат и соавтор.

Если нужда в деньгах, принимая во внимание обстоятельства, то отпиши немедленно: я привезу с собой, чтобы не почтарить.

Клей на конверте скверный, заклеиваю конторским. Так что не подумай чего.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 24 ЯНВАРЯ 1966, Л. – М.

Дорогой Аркашенька!

1. Ну, этого следовало ожидать. Я надеюсь, что Верченко опомнится, а если не сумеет опомниться сам, то ему помогут. Все-таки список контр-мероприятий довольно велик и хорош: статья в ЛитГаз; статья в Правде; статья в Комсомолке; бой в Комитете; и, наконец, письма! Должны же быть возмущенные письма. Я понимаю, что каждая из этих мер окажется полумерой или даже четверть-мерой (насчет Чифа я, например, никаких особых надежд не питаю – не любит Чиф вмешиваться печатным образом). Но в совокупности всё это должно иметь некоторый вес. (Господи, сколько же нужно тонн добра, чтобы перевесить сто грамм зла!)

2. Что бы еще придумать? Ну, «Улитку» я забирать не хочу. И вот почему. «Улитка» должна выйти после нашего тома (во всяком случае, после того как вопрос с томом решится – в конце февраля, начале марта). Если в Лениздате дрогнут, сами выбросят. Помогать им в этом нет никакого резона. А может быть, и обойдется. «Улитка» это деньги, Арк, хорошие деньги. Пренебрегать этим не стоит, тем более, что на другие деньги (на сценарий, например) «Улитка» не повлияет, даже если ее и разругают. Я думаю, что за сценарий нам заплатят, если мы его напишем – что бы там ни происходило. Фильм ставить не решатся, но сценарий оплатят: какой им смысл из-за мелочи ссориться с перспективными авторами. Им же с нами работать. Все ведь пройдет, а авторы останутся авторами.

3. Ты хочешь идти в партбюро. Что ж сходи, только будь осторожен: не заставили бы подличать, вот что опасно. Не запугали бы! А то ведь охнуть не успеешь, как весь окажешься в г… Посоветуйся с Ревичем, с Нинкой. Посоветуйся вообще насчет возможных аналогий и ассоциаций, которые не стали бы клеить! К заседанию Комитета надо быть готовым отвечать на вопросы (а скорее – на туманные намеки). Статья, несомненно, провокационная в этом смысле. Тут могут много нагадить друзья, не разобравшись в ситуации. Между прочим, Мишка Хейфец написал отличное письмо в Известия – резкое, умное, ядовитое. Побольше бы таких.

4. А нельзя ли как-то искать помощи у нашего большого Друга Мелентьева Ю. С? Ведь кто все эти книги выпустил? Нельзя ли как-нибудь к нему подъехать, чтобы заступился?

5. На штатную работу я не хочу. Это вы прекратите! Это вам не балаган! Надавай Елене по ее радикулитному заду за такие предложения. Что за ерунда – сценарии будем писать! Спрос же велик! Причем именно не ставить фильмы, а писать сценарии – милое дело. 60 процентов получим – и слава богу.

6. А статья все-таки изумительно сделана. Объективно говоря – восторг! Если ее измерять в рэбах, то тянет не меньше как на пол-ребы. А ведь глупа же, бездарна, сплошное вырождение, но! Отлично выбрана мишень, отлично выбран печатный плацдарм, отлично выбран момент. И в стане врагов – сразу паника, сразу все расползается, сразу все забегали и не знают толком, что делать. Учиться надо!

Теперь вопросы:

1. Будет ли дискуссия в Комсомолке. Или это всё благие намерения?

2. Мычит ли Ефремов? Телится ли?

3. Готовые к бою (на Госкомитете) орудья стоят? На солнце зловеще сверкают?[236]236
  Реминисценция строк песни «Варяг» на слова Р. Грейнца, рус. текст Е. Студенской.


[Закрыть] Или все – кто в лес, кто по дрова?

4. ДР в Сельской молодежи идет ли? Или тоже приостановлена?

Жду ответа, жму, целую [Подпись]

P. S. Приедешь – привози деньги: 100 руб. Я хлопочу маме путевку в Комарове на март, и если так дела пойдут, мне ее не оплатить. А больше денег пока не надо – легче будет (морально) вышибать долги.

Ленке привет. И не паникуйте там, мать вашу…!

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 27 ЯНВАРЯ 1966, М. – Л.

Дорогой Боб! Отвечаю по порядку.

1. Дискуссии в «Комсомолке» скорее всего не будет. В субботу должна быть статья Ефремова. Одновременно в «Литературке» статья Брандмитревса. Читал я эти статьи. Статья Чифа мне понравилась – спокойная, презрительно-снисходительная. И вообще ты напрасно так про Чифа. Он – молодчина, в этой истории он был как Исполин унд Громовержец. Больной, и Тася у него больная, а лежал и писал.

2. Что до дискуссии, то есть слух, что новому редактору «Известий» статья очень (немцовская) не нравится и он, якобы, не прочь развернуть дискуссию у себя. На сей случай ему послана статья Нудельмана. Вообще письма в «Известия» идут. Вот и Ю. Манин послал.

3. Орудия готовы к бою и стоят. Нынче вечером иду к Ариадне на встречу с космонавтом Феоктистовым. Однако у меня уже такое ощущение, что всё это из пушек по воробьям. Вообрази, оказывается, тезисы для доклада Михайлову готовит Брандис. Не вижу, как тут может быть какой-нибудь разгром. Оно, конечно, все может быть, однако же с другой стороны и посмотревши… Да, а Белка не прекращает работы над нашим томом, том идет себе по производству и идет себе.

4. ДР в Сельмоле уже прошла, ужо привезу тебе томик. А деньги будут, видимо, в феврале. 10 или 25-го.

4. Ты это прекрати – насчет паники. Сам не паникуй. Про УнС я передал тебе только то, на чем с пеной у рта настаивает Севка. Или я, по-твоему, не должен был тебе об этом писать? Что же до штатной работы, то речь идет не о панике, а о разумных путях отступления. И это мне напоминает: у меня были наши режиссеры, которые будут ставить ТББ – Ливанов и Македонский, молодые ребята, горящие страстью создать фильм лучше годаровских. Леваки и модерняги, сразу накидали идей для сценария и по постановке. Увлечены, по-моему, очень. Они москвичи, но работают на Ленфильме. Очень хвалили Володина, очень уважают Рохлина. Ты поговори о них с Рохлиным, а? Интересно узнать о них побольше.

6. В партком я не попал, но с ребятами о возможности провокации говорил. Есть такая возможность. Однако очень и очень проблематичная. И то она может нам дать в руки порядочный козырь: объективно Немцов пытается расколоть интеллигенцию.

7. Деньги привезу. Только на всякий случай не сто ру.

Вот всё.

Целую, жму, призываю к спокойствию:

Твой Арк.

П. С. Дмитревский давеча под секретом вот что мне рассказал. Как ты, может быть, знаешь, Брандис остановился у Гуревича. Так вот Гуревич со вздохом сказал Брандису: «Как я завидую Стругацким, что у них так много друзей!»

И друзей действительно много! 28 января в «Комсомольской правде» выходит упомянутая статья Ивана Ефремова.

ИЗ: ЕФРЕМОВ И. МИЛЛИАРДЫ ГРАНЕЙ БУДУЩЕГО

<…> Более половины всей статьи (статья В. Немцова «Для кого пишут фантасты?» от 19 января 1966 г. в «Известиях») посвящено критике творчества братьев Стругацких – наиболее интересных фантастов «среднего» поколения, характерных своими попытками изображения будущего коммунистического мира с его важнейшими социальными сдвигами и изменениями сознания людей. Писатели посвятили себя генеральным проблемам советской научной фантастики. В. Немцов же бросает Стругацким обвинение в неверной идеологической направленности их последних (лучших!) произведений, объявляя, что они пошли назад от своих ранних вещей.

Братьев А. и Б. Стругацких уже с первых шагов их пути в научной фантастике отличали попытки обрисовать столкновение капиталистического и коммунистического сознания. Вначале это были конфликты между отдельными людьми в «Стране багровых туч» и в «Пути на Амальтею», затем все более уверенные и сложные образы борьбы за коммунизм будущего в «Стажерах» и «Возвращении». Произведения Стругацких характерны четким противопоставлением людей коммунистического общества черному миру неустроенных социальных форм на Земле или других, придуманных, планетах. С духовными основами капитализма – мещанством, фашизмом, оголтелым индивидуализмом – герои произведений Стругацких сражаются непримиримо. Таково столкновение земных исследователей с миром феодально-религиозного фашизма в повести Стругацких «Трудно быть богом», которую я считаю лучшим произведением советской научной фантастики за последние годы.

Другая их повесть – «Хищные вещи века» недоработана в художественном отношении, но она целиком находится на том же пути борьбы с пережитками капитализма. В ней авторы фантастически заостряют вполне реальную и важную проблему мещанского преклонения перед изобилием вещей и удовольствий, погоню за их приобретением, за ежечасно меняющейся модой. Всё это уже сделалось бичом капиталистического общества на Западе, а оттуда эти веяния доходят и до нас. Несомненно, власть вещей станет серьезной проблемой в деле воспитания новых поколений. Следует отметить очень своевременное обращение писателей к этой теме.

Я не хочу сказать, что Стругацкие достигли таких высот творчества, что им не свойственны частные ошибки и художественные просчеты. Наоборот, как у всех ищущих, находящихся на подъеме, взявшихся за наиболее трудные темы писателей, у них частных ошибок может быть немало. Я не раз спорил с ними по поводу неудачных образов или речевых характеристик изображенных ими людей будущего. Но это – предмет серьезного критического разбора художественного мастерства писателей. Статья же В. Немцова не имеет ничего общего с таким анализом.

В самом деле, как же случилось, что лучшие достижения фантастики – повести «Далекая Радуга» и «Трудно быть богом», – объявляются вместе с «Хищными вещами века» идейными ошибками? Я не имею возможности здесь разобрать нелепейшие обвинения, невесть зачем неуклюже сколоченные В. Немцовым. Но ведь всякому, кто читал упомянутые произведения, ясно, что обвинять героев «Трудно быть богом» в безучастном отношении к угнетенным – значит попросту искажать истину. Именно марксистско-ленинский взгляд на помощь странам, пусть даже с устарелыми и тираническими формами общественного устройства, заставил писателей так живо и сильно представить тяжкий моральный конфликт встречи и борьбы коммунистов Земли с угнетателями некоей планеты. Не большего стоит и упрек в антигуманизме обитателей «Далекой Радуги». Кстати, вопреки утверждениям В. Немцова, там обсуждался вопрос, не кого спасать, а что спасать из трудов ученых. О том, что надо спасать женщин и детей, было решено до спора.

А если «хищные» вещи, чью власть над душами мещан с ненавистью описали Стругацкие, показались, как явствует из статьи, столь привлекательными В. Немцову, то вряд ли это обязательно для всех читателей. Дело вкуса! Ведь и сцена доны Оканы с Руматой в повести «Трудно быть богом» видится В. Немцову как альковно-эротическая. А, по-моему, она служит только полному отвращению от всякой сексуальности, если даже у читателя и было намерение позабавиться эротикой!

Так с помощью незамысловатых искажений В. Немцов расправляется с братьями Стругацкими – серьезными писателями, уже заслужившими признание читателей в нашей стране и за рубежом. <…>

1 февраля в «Литературной газете» публикуется и упомянутый ответ Брандиса и Дмитревского.

ИЗ: БРАНДИС Е., ДМИТРЕВСКИЙ В. ФАНТАСТЫ ПИШУТ ДЛЯ ВСЕХ!

<…>

Изображение общества будущего, несомненно, должно занять одно из ведущих мест в нашей фантастической литературе. Но путь к всеобщей свободе и счастью труден, порою извилист и противоречив. И не случайно в советской фантастической литературе заметное место заняли романы-«предупреждения», призывающие людей к самоотверженной борьбе за искоренение пережитков прошлого в сознании человека. К борьбе против агрессивных сил старого мира.

Романы-«предупреждения» в советской литературе решительно противостоят модным на Западе «антиутопиям», зачеркивающим будущее и низводящим человека до пылинки, гонимой ветрами стихийных событий и непредугадываемых катастроф.

Обратимся к последним повестям Аркадия и Бориса Стругацких – «Попытка к бегству» и «Трудно быть богом» – произведениям несравненно более сложным и художественно зрелым, нежели их первые книги, близкие еще к научно-популярной фантастике.

Изображая будущее, писатели выдвигают на первый план острые, а иной раз трагические конфликты, к которым приводят неизбежные противоречия между стремлением человека покорить Вселенную и сопротивлением косной материи; между могуществом творческого разума и невозможностью проявить его силы в определенных социальных условиях; между субъективным пониманием нравственного долга и объективными историческими закономерностями.