Текст книги "Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1963-1966 г.г."

Автор книги: Виктор Курильский

Соавторы: Светлана Бондаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)

9. В Лрде объявилась еще одна женщина-фантаст – физик по фамилии Ларионова. У Володьки лежит ее повесть, говорят, неплохая. Володька сказал, что это довольно мрачная смесь Лема, Стругацких и Варшавского. Похоже на то: я не читал, но бегло просматривал. Володька выяснил, что ее любимые фантасты Лем и Стругацкие («не всё, конечно…»).

10. И наконец, ХВВ. Дело, Аркашенька, не в других планетах, которые мне самому осто и насто. Дело в ограниченности замысла. Я имею в виду сюжетный замысел, так сказать завязку. Дело в том, что придуманный нами аппарат не позволяет рассматривать проблему мещанства под многими углами зрения. Аппарат этот есть в общем-то не что иное, как разновидность наркотика, очень мощного, может быть, но всего лишь наркотика. Как-то проблема мещанства заменяется в этом случае совсем другой проблемой: какою жизнью лучше жить – реальной или галлюцинированной. Проблема интересная, но не та, что меня волнует. Да и тебя тоже. Слабым местом замысла является именно этот аппарат. Галлюцинации и электронный онанизм. По-моему, это не то, что надо. В общем, надо много говорить и думать. Писать, по-видимому, начнем не сразу. Сначала будем долго и нудно ругаться. Как-то всё это очень не просто.

Ну, пока. Ждем тебя, крепко целую, твой [подпись]

Р. Т. Привет Ленке. Очень рад, что всё в порядке и никто ни на кого не сердится.

В 6-м номере журнала «Молодой коммунист» выходит большая статья Юрия Котляра, в которой рассматриваются недостатки фантастики как литературы для юношества, и походя несколько раз пинаются произведения АБС. Имя Котляра, многолетнего противника Стругацких, встретится читателю еще не раз…

ИЗ: КОТЛЯР Ю. ФАНТАСТИКА И ПОДРОСТОК

Паренек сидел, чуть сгорбившись, глядя прямо перед собой невидящим, сосредоточенным взором. Пальцы рассеянно поглаживали корешок книги. Я осторожно присел рядом, наклонил голову и прочел:

А. Стругацкий, Б. Стругацкий, «Путь на Амальтею». Знакомая вещь.

– Как, понравилась книга?

– Ничего. Местами здорово закручено, только разговоров многовато, – серьезно ответил он и снова наморщил лоб.

Обыкновенное мальчишеское лицо, живое, открытое, вдумчивое.

Наверное, много читает, заключил было я, но тут же вспомнил его ответ. «Здорово закручено» не очень гармонировало с представлением о начитанности. Впрочем, зачем гадать? Сам скажет. Он словно подслушал мое желание:

– Вчистую забыл… Никак не припомню…

– О чем ты?

– Да вот об этой книжке. Уже читал похожее, а где, не знаю…

– Может, просто показалось? Мне такой сюжет не встречался.

– Я не о том, что написано, а как в ней говорят герои…

Завязалась беседа. Паренек говорил о фантастике с горячностью завзятого любителя. Он внимательно следил за новинками научно-фантастической литературы. Ему было с чем сравнивать, у него уже выработался свой критерий оценки. Правда, иные его высказывания могли показаться резковатыми и самоуверенными, но никакие пустыми или поверхностными. Это были плоды самостоятельных размышлений о прочитанном.

<…>

Паренек помолчал и вдруг воскликнул:

– А все же вспомнил! У Остапа Бендера говорят как здесь. Правда?

Я понял его – он имел в виду языковую аналогию героев Стругацких с персонажами Ильфа и Петрова – и ответил вопросом:

– А «здорово закручено» откуда ты взял? Он посмотрел, улыбнулся и сказал:

– Наверное, из «Амальтеи», «Теленка» я давно читал…

<…>

Бедный подросток! Чем только не забиваются его мозги, когда он читает произведения, в которых и взрослый ногу сломит. Материалистическая платформа некоторых повестей и рассказов (идущих под тем же титром «научно-фантастические»!) более чем сомнительная.

<…>

Полную неожиданность преподнесли братья Стругацкие. Уж, казалось бы, кто-кто, а они, писатели ярко выраженного реалистического стиля, бесконечно далеки от мистических вывертов. Но и они отдали дань этой заразительной болезни. В повести «Далекая Радуга» (сборник «Новая сигнальная», изд-во «Знание», 1963 г.) фигурирует некто Камилл. Личность вначале оригинальная, не более. Затем начинается странная трансформация. Камилл убит, но вскоре таинственно оживает. Читатель думает: «Мало ли что, наверное, ошибка, как-то вывернулся», и терпеливо ждет объяснения. Не тут-то было! В конце повести снова появляется Камилл и загадочно вещает, что сегодня умирал уже трижды и трижды воскресал. Что он последний из чертовой дюжины (???), что ему снова предстоит погибнуть наравне со всеми и снова воскреснуть и ему будет ужасно тоскливо одному на обугленной планете. Он, Камилл, синтез человека и машины, он всё может, но ничего не хочет…

Так и тянет мистическим туманом. Поневоле задумаешься: и откуда такое в нашей фантастике?

Мечтать можно и нужно. Но абсолютно недопустимо в погоне за внешним эффектом подменять научные идеи бредовыми, а не разгаданные пока тайны бытия – мистическими домыслами.

<…>

К сожалению, пока в некоторых научно-фантастических произведениях герои будущего предстают перед нами чересчур одномерными, упрощенными, грубыми. Одна такая книжка, посвященная «космическим молодчагам», может свести на нет годичную работу юного ума. Надо приучать мыслить и обоснованно мечтать, а не беспочвенно фантазировать.

<…>

И, уж конечно, юношеская фантастика должна быть высоко литературной и эстетичной, отличаться чистым, безупречно-правильным языком. Там никак не место жаргонным словечкам: трепач, железно, мировецкий и т. п. За примитивизмом речи неизменно кроется и примитивизм мышления. Вовсе незачем щеголять такими бурсацкими оборотами, как «не ори на нее, козел!» («Путь на Амальтею»). Никак не могут люди будущего изъясняться на давно позабытом нэпманском жаргоне, ведь язык – это отражение окружающей действительности. Трудно ждать в будущем воскрешения барахолки и частных лавчонок. Это не Камилл, умерло – не воскреснет! Крайне неудачна попытка представить ученых будущего этакими лихими анархистами и рвачами – самоснабженцами («Далекая Радуга»). Ведь по концепции самих же авторов: «Люди будущего те, кто сегодня исключение». Уж если таковы «исключения» в представлении Стругацких, то каковы же наши рядовые современники!

<…>

1 февраля в «Литературной газете» выходит статья Ариадны Громовой «Золушка», в которой говорится о положении фантастики в общем русле литературы и где положительно упоминается творчество АБС.

И с 1 февраля же АН находится в Ленинграде.

ИЗ ДНЕВНИКА ПРИЕЗДОВ АНа В ПИТЕР

1964

Прибыл 1.02 для писания ХВВ.

2.02. Составление плана.

3.02. Составление плана. Был Нудельман.

4.02. Нач<ало> составления подробного плана по главам.

7.02. План готов. В новой квартире залило стены. Наталья[85]85
  Здесь и далее – Воскресенская (в замужестве Фошко) Наталия Дмитриевна, дочь Е. И. Стругацкой от первого брака.


[Закрыть] сломала ногу.

9.02. Первые 5 стр. ХВВ.

10.02. 1-я глава.

11.02.

12.02.64. 2-я глава.

13.02.64.

14.02.64. Отъезд. Сделано 3 главы черновика ХВВ.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 18 ФЕВРАЛЯ 1964, М. – Л.

Дорогой Борик.

Не знаю толком, с чего начать, поэтому просто расскажу по порядку, по мере памяти своей и в последовательности временной, от моего приезда по сию пору.

Приехал в субботу. Позвонила Ариадна и попросила зайти. У нее я обнаружил оттиск статьи Альтова, доказывающей, что специальный орган для фантастики не нужен. Проект ответа на эту статью написал Джереми, но плохо. Ариадна взялась за дело сама. Предполагалось, что статья Альтова и ответ на нее опубликуются в одном номере. Договорились с Ариадной, что она закончит и перепечатает статью и пришлет ко мне с верным человеком на другой день. В воскресенье верный человек пришел. Это студент ВГИКа или какой-то другой системы, без пяти минут режиссер. Он принес статью, мы поговорили о фантастике в кино. У него есть группа знакомых, жаждущих ставить фантастику, они хотят встретиться с нами и поговорить. Вечером я поехал к Ефремову. Поговорили, я подал ему оттиск Альтова и наш ответ. Прочитав Альтова, Ефремов сказал: «Л-либо д-дурак, либо п-п-провокатор». Затем прочитал статью нашу, сделал кое-какие поправки и подписал, сказавши однако, что если дискуссия в Литературке будет заключаться выступлением не в нашу пользу, тогда лучше его подпись снять и дать ему возможность выпустить последний залп – в той же Литературке или «Известиях». В понедельник я поехал с утра в Детгиз и встретился с Ниной Матвеевной. Нина дала нам на подпись договоры на «Понедельник начинается в субботу» – сдавать 15 ноября, плюс льготный месяц. Затем отправился в «Знание». Первый номер альманаха сдан, для второго не хватает вещи листа на четыре советского автора. На другой день предполагалась встреча с Айдиновым с целью уточнения вопроса о редколлегии. Оттуда поехал в «Молодую Гвардию». Отдал наш опус с планами и волнениями Климовой, дал Днепрову подписать письмо, у Белы выяснил, что «ДР» и «ТББ» прошли куратора и теперь окончательно вонзились в производство. Договор с нами Мелентьев всё еще не подписывает, некогда ему, наш договор едва нашли в груде подготовленных договоров, накопившихся для подписи за два месяца. Пришла Ариадна, и мы поехали в «Лит. Газету», явились к Ревичу (зав. отделом науки) и отдали ему нашу статью. Он прочитал, попросил кое-что подсократить и пообещал дать либо в этот четверг, либо в следующий. Будем ждать. Затем было не очень интересное сборище фантастов в «Мол. Гв.», и все поехали к Соколову есть блины. Блины были вкусные. На следующий день с утра нас с Днепровым и Ариадной вызвали в ЦК по поводу письма о кино. Беседа продолжалась двадцать минут, нам дали понять, что НФ-фильмы нужны, но сценариев нет. В результате мы заручились поддержкой ЦК в деле создания группы режиссеров и писателей для разработки сценарной проблемы, а затем мы пошли на совещание к Айдинову. На совещании я поставил три вопроса: будет ли редколлегия, если будет, то обычная или с особыми правами, и если с особыми правами, то каковы сии права суть. Было отвечено, что редколлегия будет обязательно, права у нее будут особые, а вот какие – Айдинов не знает, это в ведении ЦК, а нас он просит набросать два проекта: один – состав редколлегии, второй – статута оной, каковые он повергнет куда надо. На том и порешили, а потом отправились к Малининой в кабинет, и там разразился ужасный скандал по вопросу о составе редколлегии. Громова решительно протестует против Дмитревского и Днепрова, Андреев кричит что-то тоже вроде этого, насилу их утихомирили, причем Андреев объявил, что больше не желает заниматься фантастикой и уходит отовсюду, но сидел до конца и давал ужасные советы. Далее, дома уже позвонила Клюева и сказала, что в подростки их все-таки перевели, что малая (годовая) серия по приказу директора получила девиз ЧМОК (Честь, Молодость, Отвага, Комсомол) – такая это будет серия фантастики и приключений, так что вопрос о «ПкБ» сам собой отпадает. Вот дела на сегодняшний день. Путаница, в которой я не могу никак разобраться.

Очень мутит воду Толя Днепров. Всё время таинственные намеки на новый журнал, который ему якобы обещали в ЦК, ссылки на работников идеологической комиссии и хвастовство, трепотня, ложь на каждом шагу.

Теперь такая просьба:

№ 1. Свяжись с Дмитревским, пусть спешненько сделает так, чтобы мне выслали рукопись этих ребят, Коптева и его друга. Есть шанс пристроить повесть к месту. Пока не очень обнадеживай.

№ 2. Еще раз уточни у Дмитревского: давать ли «Путь на Амальтею» на машинку.

Вот пока всё. Целую, большие приветы Адке и всем. Маме написал.

Твой Арк.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 23 ФЕВРАЛЯ 1964, Л. – М.

Дорогой Аркашенька!

Едва ты уехал, как разразились беды. Заболела мама – грипп, ангина, прострел. Свалился Андрюшка – ветрянка: весь покрылся болячками и стал активным бациллоносителем. Поэтому жизнь наша на протяжении недели не блистала ни разнообразием, ни радостями. Я очень ждал твоего письма еще в среду, но пришло оно в субботу. Я сразу кинулся искать ответы на твои вопросы, но ты же понимаешь: суббота, погода отличная, никого нет. Дмитревский в Комарово (сидит безвылазно), Брандис там же. Звонил сегодня Коптеву – нет дома. Так что я буду звонить еще сегодня Коптеву – уверен, что он с удовольствием пошлет свой опус в «Знание», тем более что совершенно не ясно, кто его будет печатать здесь, в Лрде. Что касается «ПнА», то тут тоже в общем ясно: надо перепечатывать и поскорее. Совсем недавно Брандис торопил.

В пятницу был в «Звезде». Кан читал доклад о Хайнлайне и свой перевод «Зеленых холмов». Перевод ужасен, но в общем было ясно, почему Хайнлайна называют космическим Киплингом.

Вообще новостей у меня нет. Володька болеет воспалением легких, а он и есть основной источник информации. Львов съел-таки Зайцева. Зайцеву были созданы невыносимые условия для работы, он подал заявление об уходе и теперь решил уехать из Лрда. Львов проиграл процесс (тот самый), дочь передали матери. Но он не горюет. Поместил давеча в «Ленингр. правде» статью, где доказывает, что телепатические опыты с «Наутилусом» были газетной уткой, а позавчера выступал по радио – о химии.

Кое-кто в Пулкове читал «СВД». Особых эмоций не возникало. Правда, всем понравился кот.

Прочел я Лема – хорошо. Практически для любого из наших фантастов это было бы великолепно, но для Лема – это слабовато. Отличные приключения, эффектнейшие ситуации, но – мало, мало этого для Лема. Лем – это идеи, новые и глубокие. Здесь их нет. Во всяком случае – новых. Да и глубоких в общем-то тоже. В общем, для Лема этот «Непобедимый» – безделка, вроде «СВД» для нас.

Сейчас читаю этот сакраментальный роман фантастки Ларионовой. Ты знаешь – это хорошо! Честно говоря, я не ожидал. Просто по-настоящему написано. Не знаю, напечатают ли его, но если да, то Ларионова сразу попадет в первую пятерку – гарантия. Немножко меня огорчило, что она в каком-то смысле опередила нас в идее движения по времени в обратном направлении. Правда, у нее там движется целый «соседствующий» сверхгалактический мир, но всё равно. Что-то во мне щелкнуло, когда я это прочел.

Новости твои довольно прискорбны. Мне очень жаль погибшей «ПкБ». Где же теперь мы ее издадим отдельно? А ведь очень хочется именно отдельно.

Жаль, что ты не прислал ответа Альтову. Я тоже хотел бы приложить голову. Но во всяком случае, если будешь подписывать, то подписывай и меня.

А Толя Днепров, по-видимому, порядочный фрукт. Будь с ним поосторожнее.

Ну ладно, всем привет. Как там Север? Как там ССП? Жду сообщений.

Твой верный [подпись]

Р. S. Привет Ленке. Как Наташка?

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 25 ФЕВРАЛЯ 1964, М. – Л.

Дорогой Боб.

У меня ситуация не лучше. Дома госпиталь, дом Лазаря. Машка[86]86
  Здесь и далее – Стругацкая Мария Аркадьевна, дочь АНа и Елены Ильиничны.


[Закрыть] заболела ужасной помесью кори и ангины, это сейчас же подхватила Наталья, можешь себе представить всё остальное. Живу как в бреду каком-то. Ни мыслей, ни работы. Но – надо пережить. И переживем, м-мать его…

Сообщаю весть, которая тебя несомненно, однако же, порадует. С двадцать первого февраля сего года мы с тобой приняты – наконец-то! – в те самые ряды. Заседание комиссии прошло келейно, не были приглашены ни свидетели, ни рекомендатели. Ариадна сидела в Переделкине. И тут ей позвонили, что братья Стругацкие оба приняты комиссией в ССП. Она кинулась звонить мне. Вечером позвонил Ким и рассказал подробности. Против нас выступали только двое: известный второстепенный драматург и малоизвестный третьестепенный литературовед. Еще трое воздержались. За нас горячо ратовали: Адамов, Евгеньев («Москва»), Сафонов (см. «Пришествие и гибель собственника») и еще остальные двое членов комиссии, еще не знаю – кто. Прошли мы девятью голосами против пяти воздержавшихся. Против никого не было. Если тебя это утешит, добавлю, что следом за нами провалили зам. ответ. редактора «Юности» и еще каких-то двоих.

Теперь остаются только утверждения на Президиуме, но все говорят, что сие есть лишь формальность. Ким обещал узнать, когда будет это утверждение. Вчера было «Творческое обсуждение» фантастической и приключенческой л-ры за прошлый год, тоже все поздравляли, даже кислый Тушкан. А обсуждение было безобразное, приглашения разослали неаккуратно, список произведений неполный, самое важное пропущено, какие-то интриги с этими списками, совершенно внелитературная возня. Я выступил – был немного болен, не спал ночь перед этим, раздражен – орал жутким голосом, но, как сказал Север и Нина Беркова, выступил очень правильно.

С Коптевым небольшое недоразумение. Неужели я просил тебя послать рукопись в «Знание»? Это же Нина Беркова просила хорошую рукопись для Детгиза на будущий год. Ну ничего, я попробую выкарабкать ее оттуда. Надо было слать ее прямо мне. И еще надо прислать мне рукопись Ларионовой. Шибко надо. Всё это сейчас позарез надо. Возня здесь скрытая и открытая, началась зверская конкуренция между издательствами, а рукописей хороших нетути. Всё, что есть хорошего, проси слать мне. Только предварительно знакомься сам, а мне посылай лишь то, что я могу подкрепить твоим авторитетом.

Рад, что Лем тебе нравится. А что касается идей – слушай, а нет ли чего-то неприличного в том, что мы нагло требуем от автора идей? А ему хочется просто написать, отвести душу – безо всяких идей. Вот вчера на обсуждении выступил один начальник какой-то лаборатории и объявил, что лучшая вещь Стругацких – это «Страна багровых туч». Ну что ты будешь делать? Впрочем, чихать.

Что до «ПкБ» (повествования до дрожи интересного, как пишет один японский журнал), то я полагаю, мы должны включить его в сборник «ХВВ» на 65 год, вот так-то. Всё там будет аккуратно, в одной кучке – ХВВ, ПкБ и повесть о глупой планете. Листов на двадцать в целом. Кстати, о глупой планете. Юра Манин – он у меня был на днях – дал хорошую идею: мы говорили о возможных негуманоидных формах разумной жизни, он предавал анафеме идею Колмогорова о разумной плесени и выдвинул такую форму: мозг отдельный, а полуразумные эффекторы, управляемые мозгом на расстоянии, отдельны. И вот эти-то эффекторы, оторвавшиеся от связи с мозгом, тамошние гуманоиды и приспосабливают к домашней работе. По-моему, это может получиться забавно.

Ты меня прости, но я как-то сейчас не думаю о ХВВ, а лезет мне в голову небольшая, листа на четыре, приключенческая повесть «Служба на Пандоре», о работниках СИБ во главе с Полем Гнедых. И туда вставить целиком рассказ о «Первых людях на первом плоту» – планета огромная, совершенно неосвоенная, вот они из-за океана и осваивают новые материки, а о них никто ничего не знает, и приключения всякие. И психологии в меру. И разнообразие моральных обликов того времени – почему люди не-специалисты устремляются охотиться на тахоргов. А ХВВ мы напишем своим чередом, ты не думай, смачно и не торопясь.

Вот теперь основная проблема. Когда же мы встретимся? И не пора ли тебе, член Союза писателей, подумать о профессионализации? Это бы во многом облегчило проблему встреч. Мы бы могли работать в Переделкине, в Комарове, в Малеевке хоть всю зиму, наезжая на день-другой в город и не мучая маму. Но это, конечно, только после Президиума, а вот когда мы встретимся в следующий раз? Когда ты переезжаешь? Необходимо ли мое присутствие при твоем переезде? Одним словом – когда? Я полагаю, что смогу быть с тобой в любой день после первого марта. Подумай, посоветуйся с мамой и отпиши. То есть очередное письмо пиши сразу же, а об этом посоветуйся и отпиши. Уже хочется работать.

Толя Днепров ведет себя так, что писать о нем не хочется. Потом расскажу. Север и все остальные шлют приветы. Всё.

Привет всем, целую, твой всегда друг и соавтор [подпись]

Р. S. Давеча зашел к Беле. Сидит над нашей рукописью и, ругаясь, вычеркивает упражнения корректоров в пунктуации. Первую верстку получим, видимо, в конце марта.

Наконец-то АБС приняли «в те самые ряды». Правда, это была лишь первая стадия длительной процедуры приема. Предстояло еще утверждение на Президиуме ССП – советская бюрократическая традиция. Оно состоя лось 21 апреля и тоже проходило не без проблем. О первой стадии приема БН вспоминает:

БНС. БОЛЬНОЙ ВОПРОС

И в Союз Писателей нас в конце концов (промытарив два года) приняли. Сохранилась легенда, как это произошло. Кто-то из наших лоббистов пожаловался на ситуацию тогдашнему председателю Ленинградской писательской организации, Александру Андреевичу Прокофьеву – знаменитому «Прокопу», поэту и начальнику, очень, по-своему, недурному мужику, поразительно похожему и манерами, и даже внешностью на Никиту Хрущева. Прокоп выслушал и спросил: «Ребята-то неплохие? А? Ну, так давай их ко мне, сюда, у меня и примем». И мы были приняты. В Ленинграде, но не в Москве.

«Легенда» верна лишь в той части, что от низовой писательской организации требовалось предоставить положительную характеристику-рекомендацию на БНа. Что «Прокоп» – спасибо ему! – и сделал. Само же решение было принято все-таки в Москве.

Реалии тогдашнего своего бытия, важность писательских «корочек» поясняет БН:

БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ 26.10.04

Главным преимуществом члена союза перед прочими смертными была возможность не ходить ни на какую службу. В те времена государство пристально следило за своими гражданами, и милиция с удовольствием и энергично отлавливала «тунеядцев» – людей без определенного места службы. Наличие членского билета решало эту проблему радикально – разочарованный мент, повертев в пальцах заветную книжечку, уходил не солоно хлебавши восвояси. Кроме того, член союза имел право получать путевки в дома творчества (раз в год – даже бесплатно), а также брать денежные ссуды в Литфонде (иногда – даже безвозвратные). Ну и, разумеется, членство давало СТАТУС. Не знаю, как сейчас, а в те времена слово ПИСАТЕЛЬ звучало гордо. Что бы там ни сочинял ядовитый Даниил Хармс.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 27 ФЕВРАЛЯ 1964, Л. – М.

Дорогой Аркашенька!

Ура, ура и ура! У меня от радости недержание… и общее томление. Близок час! Я уже ощущаю на кончиках пальцев шершавое прикосновение заветной книжечки. По-видимому, в глубине души я фетишист и идолопоклонник. Смачно!

В остальном я болею: грипп и ангина. Андрюшка почти выздоровел, мама тоже. Думаю, что приехать тебе надобно пятого. Мама, кажется, написала третьего, но это, по-моему, в порыве энтузиазма – она еще не совсем здорова, горло побаливает и вид неважный. Так что давай договоримся так: пятого в четверг. Выезд, естественно, упреди телеграммою. Попишем всласть. Я только что прочитал написанное «ХВВ» – ты знаешь, здесь что-то есть! Очень сыро, очень грубо, очень неотшлифовано и невнятно, но! Чувствуется какой-то поддон, что-то скрытое, напряженное, что-то обещающее. Может быть, это происходит оттого, что я знаю, о чем пойдет речь, но так или иначе меня это вдохновляет. В этот твой приезд кровь из носу – закончим черновой вариант. Тогда многое станет более ясным. А пока мне захотелось двух вещей: 1. Чтобы повествование шло все-таки от первого лица и 2. Чтобы герой был как-то тесно связан с этой страной, с этим городом. Пусть он бывший политэмигрант или, наоборот, уезжал двадцать лет назад куда-нибудь в дебри делать революцию «строить и несть»,[87]87
  Приблизительная цитата из поэмы В. Маяковского «Хорошо!», гл. 17: «строить и месть».


[Закрыть] а теперь вернулся и ничего не узнает. Я понимаю, тогда проваливается вся детективная линия, но, черт возьми, как же сделать героя-сыщика кровно, пупочно связанным с судьбой этой страны. В ТББ у нас были интеллигенты и Кира – они осуществляли эту связь, за них Румата дрался и был готов на все. А здесь? Ужасно не хочется делать Жилина просто сочувствующим. Кровью его связать надо, кровью и сукровицей, чтоб он горло рвал, чтобы не был умным дедушкой среди расшалившихся внучиков. Конечно, мы строители миров, но не мир у нас гвоздь повествования – человеческая трагедия в этом мире.

Идея насчет эффекторов – хороша, только, опять же, почему она у тебя звучит как новая? Подумаешь, Манин! Ты, ты эту идею выдвигал Н лет тому назад, но мы не знали, куда ее сунуть, и ты сунул ее в «ИсСКИБР»! И идея «Службы ИБ» – тоже хорошая – можно здорово завернуть. И завернем. А может быть, соединить ее с «Глупой планетой»? Жила-была отличная планета. Завязали там люди бактериологическую войну и превратили ее в Пандору. И остановиться не могут, и планета становится всё более мерзостной. А земляне ничего не знают: устроили себе охотничью базу и развлекаются, а потом всё выясняется. А? В центре – СИБ. Ни черта не могут понять: начали объявляться эти самые эффекторы да еще какие-то люди, умирающие, гниющие заживо – люди как люди, но нигде не зарегистрированные и непонятно откуда взявшиеся. С этого и начинается разматывание клубочка.

Насчет Коптева не беспокойся: и в данном случае, и всегда впредь я давал твой адрес, так что всё будет идти именно к тебе, а ты уж там будешь пристраивать, где спрашивают. Коптев давеча звонил, я объяснил ему ситуацию, он сетовал, что их повесть отнюдь не для Детгиза, но я сказал: «Срочно перепечатывайте, а там видно будет». В общем, ты приедешь и всё тут на месте и получишь. И Ларионову тоже. А в Москве можешь говорить, что в Ленинграде есть две годные к опубликованию повести: пусть готовятся принять. За Ларионову я ручаюсь, то есть ручаюсь, что написано нечто порядочное, вполне на уровне и заметно выше среднего (насколько это печатабельно-принтабельно, судить боюсь: я человек трусливый). Что же касается Коптева, то уверен, что это не ниже среднего и почти наверняка выше: ребята остроумные, современные, знающие, думающие, языком владеют (я читал их памфлетики в «Неве» – вполне!). Так что – распространяй слухи, а приедешь – всё сам прочтешь.

Читал статейку Альтова. Н-да. Нелегко. Очень хочу прочесть наш ответ. С… этот Альтов. Поистине либо д-дурак, либо п-про-вокатор. Но подцепить его трудно: бьет, гад, навылет. Простые читатели, с которыми я беседовал, считают, что он совершенно прав. И главное, ведь не сбить его, не раскрывая кухни – вот подлость-то! Ну, вы там ребята мощные и много вас, чего-нибудь да придумаете.

Ну, жду тебя. Работать хочется тоже. Профессионально, так сказать, по-членски! А работу я, если всё будет хорошо, конечно, брошу – в этом же году. Дождусь только начальства из Чили.[88]88
  Непосредственное начальство БНа – заведующий вычислительной лабораторией ГАО Дмитрий Положенцев – находился в то время в длительной командировке в Чили.


[Закрыть]

Целую крепко в лобик, твой [подпись]

Р. Т. Привет Ленке, замученной детскими болезнями.

Р. Р. S. А что касается квартиры, то пусть это тебя не беспокоит. Ключ мы уже получили, но ремонта они еще и не начинали.

Журнал «Молодой коммунист» продолжает печатать статьи о фантастике. В 12-м (мартовском) номере выходит статья Анатолия Днепрова, в которой анализируется современная научная фантастика последних лет. О произведениях АБС там сказано так:

ДНЕПРОВ А. НА ПЕРЕКРЕСТКАХ ФАНТАСТИКИ

<…>

Между тем критики – и профессионалы и любители – иной раз подходят к оценке научно-фантастической вещи с заниженными требованиями, как к литературе второго сорта. Или, не замечая главного, весь пыл направляют на мелочи. Однажды мне пришлось долго разговаривать с библиотекарем, который буквально «разносил» произведения Аркадия и Бориса Стругацких за то, что герои в разговоре допускают «грубые словечки и выражения». Других, серьезных претензий к Стругацким не было. Странный, однобокий взгляд на творчество этих интересных писателей.

Кто они? Аркадий – востоковед, филолог. Его брат – научный работник, астроном. Возможно, их стоит упрекнуть за то, что герои нет-нет да и ляпнут не то слово. Это, может быть, и непростительно, потому что их герои – герои будущего. Однако главное совсем не в этом! У героев Стругацких есть чему поучиться. Мужество, беззаветная преданность делу, крепкая дружба и нелюбовь к пустому слову – вот что их отличает.

Из всего того, что написано этими писателями, мне лично больше всего по душе сборник рассказов «Путь на Амальтею», «Стажеры» и «Далекая Радуга». Это все «космические» произведения. Но в них космос уже стал обжитым. Это не место невероятных приключений, это место приложения знаний и труда на благо человечества земли. Космос необъятен, и там хватит работы на всех. И это работа для несгибаемых. Вот одна из основных идей произведений Стругацких. В космос отправляются опытные ученые, закаленные звездолетчики и молодежь, полная романтических мечтаний. И эту романтику корректирует суровая вселенная. Герои Стругацких четко представляют, что если обновленная земля требует от людей дружбы, взаимного уважения и взаимопомощи, то тем более эти качества необходимы в суровой внеземной обстановке.

«Далекая Радуга» – драматическое произведение. Перед исследователями будущего может стать такой вопрос: «Что важнее, человек или результаты его труда?» Жизнь на далекой «Радуге» обречена, и собравшиеся там ученые решают проблему: как поступить, тем более что времени нет. И решение, конечно, одно: жизнь человека важнее любых результатов научного или художественного творчества, сколько бы труда на него ни было потрачено. В детях – будущее человечества. Пусть на «Радуге» погибнут физики и их научные труды. Спасая детей, ученые неизбежно продолжат свою работу.

<…>

И на встречах с читателями – любителями и знатоками научно-фантастической литературы, – и в письмах-откликах на книги мне приходилось сталкиваться с таким вопросом: что научно и что ненаучно в фантастике и насколько правомерно загромождение повестей и рассказов псевдонаукой? Смысл псевдонауки таков: научные проблемы будущего не станут походить на современные. Значит, нужно что-то придумать. И – придумывают.

Этим отличаются, например, Стругацкие, как, впрочем, и многие другие писатели-фантасты. Они увлекаются слишком «фантастическими» научными проблемами. Отсюда непонятная, иногда раздражающая читателя псевдонаучная терминология: «нуль-физика», «П-волна» и т. д.

<…>

5 марта в «Литературной газете» публикуется статья, подписанная коллективом авторов, о которой АН упоминал ранее в письме (он носил это письмо И. Ефремову на подпись). Она продолжает полемику, начатую статьями Громовой и Альтова. Статью подписали Днепров, Емцев, Ефремов, Парнов, АНС, БНС.

АБС И ДР. НЕТ, БУДЕТ ЛУЧШЕ!

Отклик Г. Альтова на статью Ариадны Громовой подтверждает, по сути, одну из главных мыслей этой статьи: фантастика до сих пор находится в особом положении, по ту сторону обычных законов, действующих в литературной полемике.

Представим себе, что в те дни, когда речь шла о создании журнала «Москва», в ответ на статью, доказывающую необходимость такого журнала для московской писательской организации, появились бы в печати возражения, мотивированные так: а) верно, у московских писателей есть хорошие произведения, но есть ведь и плохие, б) чем это не устраивают московских писателей страницы всесоюзных журналов, в) создание такого журнала отгородит московских писателей от всей советской литературы, откроет дорогу потоку слабых произведений и самый факт появления такого журнала будет признанием неполноценности московских писателей.