Текст книги "Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1963-1966 г.г."

Автор книги: Виктор Курильский

Соавторы: Светлана Бондаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 42 страниц)

3. Расширил уже сделанную нами ранее вставку в последний абзац книги. Теперь Жилин думает примерно так: я не один, даже здесь. Должны быть люди, которые ненавидят всё это так же, как мы (МЫ). Они просто не знают, как. Но МЫ-то знаем. Мы им поможем, мы их научим, что надо делать и как не растрачивать ненависть на мелочи. НАШЕ место здесь. И мое место здесь… и т. д.

Как видишь, я бросил им огромный кусок, но странно – я не испытываю особых угрызений совести. Во время этого разговора я вдруг осознал, что дело ведь совсем не в том, что предлагает Жилин делать. Это все моча, болтовня. Я даже предложил Мелентьеву вообще выбросить всю резолюционную часть книги, оставить только постановку проблемы, но он требовал крови. «Короче, вы стоите на позиции Марии?» – спросил я. «Да», – сказал он прямо. Мне стало смешно и страшно.

В конце разговора я спросил, последние ли это исправления, будут ли еще претензии у издательства? Нет, сказал он. Если эти акценты будут расставлены, то останутся только возможные претензии Главлита.

Итак, исправления я внес (и старые, и новые) в рабочую корректуру (он отдал нам наконец рабочую корректуру) и отдал все Беле. Она одобрила в общем и даже сказала, что мы даем слишком большой кусок. Теперь в понедельник она отнесет это Гусеву и Мелентьеву и позвонит мне. В это же время Алька[202]202
  Здесь и далее – Лобанова Алевтина, редактор «Молодой гвардии».


[Закрыть] отвезет Ефремову наше предисловие, чтобы он вставил его в свое. Жемайтис говорил с Ефремовым, я тоже. Старик, кажется, согласен. Кстати, Мелентьев специально настаивал на этой операции и говорил, что предисловие хорошее и многое разъяснило. Вот так.

Будем ждать дальше. Перед отъездом я напишу тебе еще одно письмо, где изложу окончательное положение дел.

Должен вам сказать, что Мелентьев произвел на меня весьма большое впечатление. Нет, он не умен и не слишком-то образован. Он даже не такой уж великий спорщик – я отбил все его удары, пока он не заговорил об идеологии издательства. Но он велик удивительной самоуверенностью, чудовищным апломбом и полным отсутствием самокритичности. Его можно остановить, но его нельзя заставить попятиться, если он это не хочет. Ты можешь заставить его замолчать, он замолчит, переведет разговор на другую тему, а потом снова вернется к старому и будем говорить то же, пусть другими словами. Великий человек. Удивляюсь тебе, Арк: у меня не возникло ни малейшего желания сблизиться с ним. Он велик, но не вызывает никакого интереса. Начисто. Просто будущий министр. Человек-стена, непреклонный, как Модест Матвеевич.

Ну, ладно, целую, жму, ваш [подпись]

P. S. Позапирал ящики, м-м-мать!.. Пишу на дерьме каком-то. [Письмо напечатано на бумаге в линейку, как в тетрадях для учета.]

Свое впечатление от увиденного и услышанного БН позже описывал так:

ИЗ: БНС. КОММЕНТАРИИ

Мне стало страшно, потому что Мелентьев был в этот момент без пяти минут в ЦК, и я воспринимал его уже как человека из правительства, и вот этот человек из правительства ОТКРЫТО, ПРИЛЮДНО занимает позицию политического экстремиста, готового вмешиваться, вторгаться, переделывать «под себя» любое государство, устройство которого противоречит его идеологии. Это был открытый и уверенный в своей правоте сторонник «привнесения революции на штыках». И мне было смешно, ибо весь сыр-бор загорелся ведь именно потому, что глупая цензорша как раз и обвинила НАС в том, что мы ратуем за такое «привнесение». Директор издательства требовал от авторов того, что цензура полагала недопустимым.

(Это противоречие, несомненно, было следствием невероятного идеологического бардака, который царил в головах начальства еще с 20-х годов. С одной стороны, «революция на штыках» была выдумкой Троцкого и официально была заклеймена самым решительным образом. А с другой стороны, вся политическая практика – всегда! – опиралась именно на эту доктрину, и как раз именно в середине 60-х уже вовсю напористо шло невидимое вторжение СССР в Африку и в Латинскую Америку.)

ТЕЛЕГРАММА БОРИСА БРАТУ, 24 ИЮЛЯ 1965, М. – ОДЕССА

СЕЙЧАС КНИГА ПОДПИСАНА ВТОРУЮ СВЕРКУ ПОДРОБНОСТИ ПИСЬМОМ ЦЕЛУЮ = БОРИС

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 25 ИЮЛЯ 1965, Л. – ОДЕССА

Братья и сестры!

К вам обращаюсь я, друзья мои![203]203
  Обращение из речи И. Сталина 3 июля 1941 г.


[Закрыть]

Итак, я в Ленинграде. Вчера кончился первый и, по мнению Белы с Сергеем, главный этап эпопеи. Я немедленнейше взял билет и полетел домой.

Почему я молчал и что произошло? Как известно, в субботу после разговора с Мелентьевым я в темпе внес исправления, и мне велели ждать понедельника для окончательного подписания. Понедельник этот начался для меня в ту же субботу и длился всю неделю. Сначала несколько тянул Ефремов, которого упросили вставить наше предисловие в свое. Закончил он это к среде. Потом происходило что-то неясное с начальством. Потом у Белы начались свободные дни. Потом я был вызван в пятницу, но ни Мелентьева, ни Гусева на работе не оказалось: уехали в ЦК. В 5 часов они явились, и Жемайтис схватил их, и они назначили ему на субботу. Надо вам сказать, что Мелентьев достиг, наконец, высшей власти:[204]204
  Реминисценция из «Бориса Годунова» А. Пушкина: «Достиг я высшей власти…» (сцена «Царские палаты»).


[Закрыть] его перевели наверх и сделали заместителем Поликарпова. Именно в пятницу был подписан об этом приказ и уже с субботы Мелентьев перестал иметь к МолГв прямое отношение. И. О. остался Гусев, замещающий сейчас и директора и главреда. Уходя от нас в пятницу, тов. Мелентьев сказал, что единственное темное пятно, остающееся за его уходящей в выси спиной, это ХВВ. Но, сказал он, уходя от нас, если предисловие сделано и если все поправки внесены, то ничего, можно. В субботу в девять часов я был в Мол Гв. В 1 °Cергей пошел к Гусеву. В 11 Бела смылась на каких-то французов. В 12 явился Сергей, поглядел на меня верблюдом и сказал, что все в порядке, но надо сделать еще некоторые исправления. Исправления привели меня в изумление. Гусев не понимал, что такое «кормовые ноги» кибера и сомневался: как это у них там устраиваются развлекаться ПО ЗНАКОМСТВУ (разговор Жилина со шлюшкой в баре, перед дрожкой). Я немедленно уничтожил знакомства и отстоял кормовые ноги, сославшись на ряд обстоятельств. В 12.10 Гусев был уже занят и просил прийти через часок. Я сбегал в магазин и купил для Альки конфет и орехов. Потом беседовал с Сонькой[205]205
  Митрохина Софья Александровна, редактор «Молодой гвардии».


[Закрыть] о литературе и твисте. Начала звонить Нина, нетерпеливо ждавшая меня над гранками, которые надо было подтягивать и растягивать совершенно срочно. (Кстати, накануне я был у Нинки, пил чай и рассуждал о дружбе и любви.) В 12.30 пришел сияющий Жемайтис и пожал мне руку. На исковерканной верстке стояла неразборчивая надпись красным карандашом. Мне объяснили, что там написано: «на вторую сверку. Гусев».

Итак, книжка идет на подверстку, потом к корректору, потом к цензору. Ребята не боятся цензора, но считают, что все возможно. Мне разрешили уехать. Я бросился давать вам телеграмму, потом к Нинке, исправил с ней гранки, посмотрел рисунки (блеск!), взял билет и улетел домой.

Вот так. Все ваши поручения я выполнил. Теперь начнется эпопея с «Лесом». Дмитревский ждет.

Бела обещала меня информировать о происходящем.

Вот пока и все. Крепко вас целую, ваш [подпись]

P. S. Мы с Римом долго обсуждали проблемы дальнейшей борьбы. Он жаловался на пассивность и уклончивость Арка, а я говорил, что Арк не годен для открытого боя и что трогать его не надо.

Многократно виделся с Севкой, Севером и Володькой. У них пока всё хорошо.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 28 ИЮЛЯ 1965, Л. – ОДЕССА

Дорогой Арк!

Никаких особенных новостей у меня нет. Москва молчит. Возможно, это и к лучшему.

Сегодня ходил в Лениздат, отнес рукопись «Улиток». Встретился там с Дмитревским, очень сжато изложил ему наши перипетии и вручил рукопись. Он немедленно утомил меня длинным рассказом о Югославии, причем, по-моему, все время врал. Теперь я встречусь с ним завтра или послезавтра.

В Ленинграде спокойно. Равновесие.

Пишу я тебе в основном потому, что собираюсь уезжать в отпуск четвертого-пятого. Я старался оттянуть изо всех сил до 9-го, но это неудобно, я подвожу ребят, тем более, что первоначально мы намеревались выезжать 1-го. Ты всё это имей в виду. Может быть, тебе имеет смысл приехать в Москву не 9-го, а, скажем, 7-го хотя бы. Все равно же тебе там осто и насто, что я, тебя не знаю.

Чувствую себя каким-то замотанным, ни черта не делаю – копаюсь в марках и листаю журналы. Был намедни в Обществе Коллекционеров. Старый дядька, принимавший меня в члены, излагал историю и задачи Общества. Начал он так: «Наше Общество существует давно, но, правда, при культе оно было закрыто…» Господи! Коллекционеры-то при чем тут!

Словом, давай! Жму загорелые члены, твой [подпись]

P. S. Ленуське привет и лобзания.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 29 ИЮЛЯ 1965, ОДЕССА – Л.

Дорогой Боб!

Получил наконец-то от тебя письмо. Слегка поволновались, ты бы все-таки в телеграмме сказал, что возвращаешься в Л-д. Ну, насколько я понимаю, мы – в смысле ты – сделали все, что можно. Цензура должна пропустить, поскольку ее послушались и верстку всю искалечили. Будем ждать.

У нас все ничего. Вообще, если придется, обязательно побывай в этих местах. Они отличаются тем, что в самый палящий зной здесь дует холодноватый ветерок. Это очень облегчает жизнь. Вспомню только, как плавали мы в раскаленном крымском воздухе, и ликую. А пляж здесь плохой, ракушечник, без туфель нельзя. А люди здесь толсты фантастически. Вообще, одесситы и южные украинцы – это отдельный народ, с загадочными обрядами и поступками. С раннего детства у такого человека (мальчика или девочки, безразлично) бедра и грудь взрослой пожившей женщины, брюхо вываливается из трусиков, шеи нет или очень мало, и все этак трясется, трясется…

Мы здесь подружились с В. Л. Киселевым, автором «Воров в доме». Читал он нам еще главку из новой повести и рассказ, хорошо. Левый, но влиятельный (судя по рассказам). Ходим с ним покупать местное вино – сухое и довольно вкусное, идет вместо воды, рубль литр.

Вот пока всё. Если будет о чем, давай информацию.

Ленка целует. И я тож. Твой [что-то вроде подписи: буква «а» с завитушками и изображение лошади одновременно]

В августе – вновь интересная пресса. В журнале «Радуга» публикуется статья Виктора Коптилова «Окно в грядущее», где автор полемизирует со статьей Лукьянина «Рожденный прогрессом». В качестве примера использования в фантастике мотива путешествия во времени приводится повесть «Попытка к бегству», в которой выделяются «слияние поступков героев, философских размышлений и фантастической идеи авторов».

В № 15 журнала «Коммунист» выходит статья Михаила Емцева и Еремея Парнова «Наука и фантастика», где об АБС (в основном о ТББ и ДР) опять же упоминается положительно.

А 21 августа «Московский комсомолец» публикует беседу корреспондента АПН В. Петряевской с АБС. Ее перепечатывают два рижских издания («Ригас Балле» и «Советская молодежь»), два ленинградских издания («Смена» и «Вечерний Ленинград»), а также газета «Копейский рабочий» (Челябинская обл.).

АБС. ВЛЮБЛЕННЫЕ В ФАНТАСТИКУ

Двое молодых, веселых, очень милых людей сидят на диване и, улыбаясь, ждут моих вопросов. Аркадий и Борис Стругацкие, известные писатели-фантасты. Их книги любят и с нетерпением ждут, ими восхищаются, о них спорят. С авторами соглашаются или возражают, но ни одну их повесть читатели не оставили без внимания. А сейчас мы сидим в уютной комнате, их рабочем кабинете: большой письменный стол, кресло и, конечно, книги. Книг много, я даже не успела как следует рассмотреть все… Домашняя, очень располагающая обстановка, и сами они такие простые и свойские, что с ними хочется разговаривать сразу как с друзьями.

Мой первый вопрос журналисты, вероятно, задают всем соавторам со времен Гонкуров: как вы пишете вдвоем?

– Все, кто осмеливается писать вдвоем, втроем и более, прежде всего решают, о чем писать, – отвечает Аркадий. – Затем какое-то время, с позволения читателей, думают, а потом один садится за машинку, другой – в то старое удобное кресло, где сейчас сидите вы. И мысли, которые возникли в подготовительный период, излагаются на бумаге, – улыбаясь заканчивает он.

– То, что Аркадий живет в Москве, а я убежденный ленинградец, серьезных осложнений пока не вызывает, – добавляет Борис.

Борис – астроном, Аркадий – переводчик японской классики. Второй вопрос возникает сам по себе: как они начали писать и почему предпочтение отдали именно фантастике?

– Учителями и «виновниками» стали Уэллс, Алексей Толстой и Беляев, – говорит младший из братьев, Борис – Сначала я был последователем, затем единомышленником и, наконец, соавтором Аркадия. Написали первую повесть – «Страну багровых туч». Ее напечатали, она даже получила премию. Такое одобрение было неожиданным и приятным, и мы написали вторую повесть – «Путь на Амальтею», затем – «Возвращение», «Стажеры», «Попытка к бегству», «Далекая Радуга»… Последняя из опубликованных – «Трудно быть богом». Исполнение получилось, пожалуй, выше замысла. Задумывалась книга как веселый мушкетерский роман, история отважного рыцаря, который спасает от тирана цивилизацию иной планеты.

Но в процессе работы, а писали мы примерно год да переписывали раза три, получилось серьезнее и, нам кажется, интереснее.

Нечеловечески трудно быть человеком в том мире, где живет Румата Эсторский, где серость и невежество возведены в культ, а на страже варварства и жестокости стоит вся государственная машина арканарского королевства. Нас интересовало не покорение непохожих миров, а столкновение социальных и моральных критериев в цивилизациях, подобных земной.

Слушая Стругацких, я вспоминаю, какое впечатление на меня и моих друзей произвела эта книга, этот яркий протест против серости, мещанства, стадности, против сил и явлений, порождающих фашизм.

В течение разговора мы не раз еще возвращались к этой повести. Из всего написанного писателям особенно дорога эта книга.

– Мы ждем от вас еще одного традиционного вопроса, – шутит Аркадий. – И поскольку вы его упорно не задаете, ответим заранее. Наши планы весьма скромны. В пятилетнюю программу-минимум входят пока только две повести, пьеса, сборник рассказов-пародий. Но можем вдруг написать роман, и это не исключено.

– И, безусловно, фантастический, – берет слово Борис – Фантастика такая область литературы, которая не связана никакими канонами, возможности ее безграничны. Мы не придерживаемся мнения тех, кто предпочитает видеть в фантастике только торжество сверхнеобыкновенной техники. Случается, что техническая терминология и непонятность убивают всякую возможность представить события и разобраться в них. Человеческие чувства задавлены мощью киберов, а сам маленький человек с его одиночеством в этом техническом совершенстве становится жалким и никчемным. Почему-то фантастику принято относить к разряду литературы для детей и юношества. Не станем говорить, что так считают все, но тем, кто хочет видеть в фантастике только занимательный сюжет, мы должны возразить: рассчитываем на читателя взрослого, думающего и серьезного.

Кто-то из древних говорил, что человек это мир. И вот перенести этот мир знаний, убеждений, восприятий в любую среду, ввергнуть в водоворот конфликтов, проследить его реакцию – это ли не задача для фантаста?

Так разговор, спокойно начавшийся, превратился в горячую защиту человеческих возможностей, независимо от эпохи.

– Если хотите, – продолжает Аркадий, – нам самим было интересно, как, скажем, тот же Румата-Антон, синтез человеческих добродетелей, будет вести себя среди варваров Арканара. Он убежденный гуманист. Его принципы требуют безотлагательного вмешательства в события. А он имеет право только смотреть, Только наблюдать и не в состоянии применить тысячной доли своих знаний, чтобы не нарушить естественный ход истории.

Борис подходит к полкам, на которых собраны десятки томов научной фантастики. Безошибочно достает одну из книг. И, открыв ее, читает:

– «…Чаша погрузилась в Солнце. Она зачерпнула частицу божественной плоти, каплю крови Вселенной, пламенной мысли, ослепительной мудрости, которая разметала и проложила Млечный Путь…» Это Брэдбери, «Золотые яблоки Солнца». Да возьмите любой его рассказ – это не только фантастика, это поэзия. Брэдбери писатель честный, умный, видящий последствия. Мы считаем, что Ефремова, Брэдбери, Лема можно любить или отвергать, но не уважать их нельзя.

Сочетание необыкновенного, невиданного с физически ощущаемой обыденностью, поражающее своей неожиданностью и в то же время злободневностью проблемы, – вот что имеют предложить на сегодняшний день писатели, воображение которых не ограничивается классической проблематикой.

Стругацкие выбрали для своего творчества форму научной фантастики, увлекательную и перспективную. Писатель силой своего воображения заставляет ожить мечту ученого, а чем глубже проникает наука в тайны мироздания, тем шире горизонты писателя. Поэтому нельзя относиться к фантастике, как к литературе второстепенной. Проблемы ее в наше время не менее значительны, чем у большой классической литературы.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 28 АВГУСТА 1965, М. – Л.

Дорогой Боб!

Кажется, кончилось это вонючее лето, и можно будет заниматься настоящими делами. Так вот, к делу.

Ты просил сообщить, что с книгами. Ей-ей без перемен.

ХВВ еще немного покалечили и сдали, наконец, в печать. У меня уже выработалось к этой повестушке некое брезгливое отношение, слишком уж она захватана грязными руками, и не отмыться ей никогда. Ладно, будем ждать. Говорят, в августе выйдет. Нынче двадцать восьмое, мой день рождения, сорок лет дураку, думал, поднесут подарочек, но пока нет.

ПНвС идет пока гладко. Ходят даже слухи, что производственный отдел намерен сдать в сентябре тираж, то есть сигнал ожидается в середине сентября. Очень может быть, некоторым книгам на моей памяти такая удача выпадала. Но учти: Нина требует как можно скорее какою-нибудь замену для ЗИМа, которым я буду задавим, на всякий случай, если цензор запорет, чтобы моментально подставить, не задерживая. В остальном с этой книгой в порядке.

Другие дела, так-скать, прочее и разное.

1. Ревич, Биленкин и Громиха продолжают кампанию по преодолению культа личности в фантастике. На днях я был у Биленкина с Севкой, составляли мы список тех, кто будет присутствовать на историческом совещании. Набралось шестьдесят человек. Но вот беда. Голосовать могут только члены ССП, то есть в подавляющем большинстве люди незаинтересованные и равнодушные, а те, кто заинтересован, права голоса не имеют.

2. В начале сентября должен был я ехать в Чехословакию на какой-то конгресс международной писательской организации. Что я там буду делать – решительно непонятно. Впрочем, от Инкомиссии уже неделю нет ни слуху, ни, что утешительно, духу. Может, все и отложили.

3. В телевизионной газетке объявлено о создании тележурнала «Мир приключений». В нем будут участвовать «крупнейшие фантасты, как А. Казанцев, А. Днепров, С. Гансовский, Емцев, Парнов и другие». В частности, обещают какой-то многосерийный фильм. У нас телевизор сломался, так что ты там сам следи, может, что интересное, паки – забавное будет.

Каковы планы на сентябрь?

Поскольку мама всё равно на юге, а к тебе приезжают родственники, может быть, приедешь к нам? У нас будет в сентябре вполне свободно, родители в санатории, и можно будет поработать хорошо. Если я и поеду к чехам, то только на несколько дней. Ты как, а? И обговорим все, и поработаем, и новости узнаешь.

Давай решай. А то я соскучился.

Целую тебя, привет от Ленки. Поцелуй Адку.

Твой Арк.

«Нина требует как можно скорее какую-нибудь замену для ЗИМа, которым я буду задавим, на всякий случай, если цензор запорет, чтобы моментально подставить, не задерживая», – пишет АН. БН позже об этом вспоминал:

ИЗ: БНС. КОММЕНТАРИИ

<…> Не могу не отметить, что цензура не слишком трепала эту нашу повесть. Повестушка вышла смешная, и придирки к ней тоже были смешные. Так, цензор категорически потребовал выбросить из текста какое-либо упоминание о ЗИМе. («Вот по дороге едет ЗИМ, и им я буду задавим».) Дело в том, что в те времена Молотов был заклеймен, осужден, исключен из партии, и автомобильный завод его имени был срочно переименован в ГАЗ – Горьковский автомобильный завод), точно так же как ЗИС (завод имени Сталина) назывался к тому времени уже ЗИЛ (завод имени Лихачева). Горько усмехаясь, авторы ядовито предложили, чтобы стишок звучал так: «Вот по дороге едет ЗИЛ, и им я буду задавим». И что же? К их огромному изумлению Главлит охотно на этот собачий бред согласился. И в таком вот малопристойном виде этот стишок издавался и переиздавался неоднократно.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 31 АВГУСТА 1965, Л. – М.

Дорогой Арк!

Приехать я готов, но надо сначала выяснить вопрос с твоей поездкой за границу. Лучше было бы, если бы ты сначала съездил, а потом бы мы уже занялись делом. Так что выясни все поточнее и присылай мне вызов, буду ждать.

Есть несколько новостей – старых, но тебе неизвестных.

1. Еще в Москве я давал интервью девочке из «Недели». Интервью она написала довольно жалкое, но мне было лень всё это приглаживать, и я дал добро.

2. Муж этой девочки, некто Церковер, написал по ТББ пиесу для театра глухонемых. Мама рассказывала, что он в августе был в Ленинграде и пытался связаться со мной, чтобы дать почитать.

Перед самым моим отъездом меня поймал один режиссер Лентелевидения. Он снимает для новогоднего вечера «Суету». Я передал ему весь «Понедельник», потому что он мне понравился. Мы видели одну его постановку – «Кюхля».[206]206
  Постановка А. Белинского, в главной роли С. Юрский.


[Закрыть] По-моему, нам понравилось. В роли Саши Привалова он надеялся снять Смоктуновского. На днях я ему позвоню: он говорил, что в конце августа «Суета» будет снята, и он приступит к продолжению.

4. Перед отъездом я беседовал с Дмитревским относительно «Леса». Дмитревский сказал, что интересно, но надо бы, чтобы я ему рассказал, о чем там речь и что ему писать во вводной статье. На днях я ему позвоню и договорюсь.

Отдыхал я отвратительно: погода была дрянь и машина непрерывно ломалась, так что я совсем не отдохнул и работать мне не очень-то и хочется, хотя я знаю, что надо. Пока еще никому не звонил, но с 1 сентября возьму себя в руки и сяду на телефон.

Родственники приедут числа пятого, так что после пятого я могу уже спокойно ехать, если вызов окажется достаточно убедительным.

Жму ногу, твой [подпись]

P. S. Поблагодари Севку за марки. Спроси у него, как достать адрес Б. Егорова, как вообще с ним связаться. Спроси Нину, получила ли она деньги.

Поцелуй Ленку.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, ДО 4 СЕНТЯБРЯ 1965, М. – Л.

Дорогой Борик.

Сигнала все нет.

Задержался с ПНвС. Дело в том, что этот старый болван Кирилл Андреев явился в Детгиз и стал хвастать Марии Михайловне, как он своей блистательной рецензией спас в Мол. Гв. книгу Стругацких. Мария Михайловна не знала о наших затруднениях, Нинка ее тщательно от этого отгораживала. Но после встречи с Кириллом она схватила сверку и стала читать, мало того, дала для гарантии читать Пискунову. Нина на стену лезла, дралась как лев, но была в разгаре сражена приступом холецистита, или как это там у вас называется. Пришлось вступить мне, я ругался, но кое-чем пришлось пожертвовать. В частности, вместо «человека будущего» везде будет «идеальный человек». И еще кое-что по мелочам. Но мне эти благодетели вроде Андреева-болвана уже надоели. Все хвастают, что это они сделали нас писателями. <…>

В общем, будет вторая сверка, сигнал все-таки ожидают в сентябре.

Сегодня я вызван в Инокомиссию, видимо, еду, хотя и не хочется. Вернусь, наверное, десятого. К этому времени будь готов выехать по первой телеграмме. Дело в том, что твое присутствие здесь будет в сентябре необходимо. Мы должны сдать наш том в биб-ку фантастики, обговаривая всё это с Белой и художником, ибо сдадим мы только один экз. Расклейку. Затем надо кончать с «Улиткой» и для этого вступить в переговоры с «Советской Россией» и «Советским писателем». Ты мне здесь совершенно необходим. Если не приедешь, я один делать ничего не буду, слишком тяжела ответственность.

Вот пока всё.

Очень тебя целую, соскучился и одиноко.

Твой Арк.

Поцелуй Адку.

Севку никак не могу поймать. Нина деньги получила, но они не понадобились, и она вернула мне. А я их прожрал. Кстати, если нужны деньги – только мигни. Тотчас вышлю.

С 5 по 9 сентября АН находился в Чехословакии, в Марианских Лазнях, бывшем Мариенбаде, – на симпозиуме, посвященном Карелу Чапеку. Сергей Никольский, присутствовавший там же, позже цитировал выступление АНа на симпозиуме:

ИЗ: НИКОЛЬСКИЙ С. ЗАМЕТКИ О СИМПОЗИУМЕ В МАРИАНСКИХ ЛАЗНЯХ

<… > «Идеалом социальной фантастики является современный человек в самом глубоком смысле этого слова, человек, морально и психически стоящий на уровне наивысших отметок духовного развития сегодняшнего дня». <…>

ИЗ: НИКОЛЬСКИЙ С. КАРЕЛ ЧАПЕК – ФАНТАСТ И САТИРИК

<…> И в наши дни последний роман Чапека и его антифашистские драмы, по прежнему широко читаемые, воспитывают ненависть к идеологам войны, к бесчеловечной практике и идеологии вообще. Они и будят мысль и чувства читателя. Но, конечно, нельзя недооценивать и того факта, что «Чапек вместе с Уэллсом был одним из основателей совершенно новой ветви в литературе и искусстве XX века. Эта новая литература называется социальная фантастика, литература фантастического реализма», – так сказал о Чапеке советский писатель А. Стругацкий на чапековском симпозиуме 1965 г. в Марианских Лазнях. <…>

ИЗ АРХИВА. ПИСЬМО БНу ОТ Е. БРАНДИСА

Дорогой Борис Натанович!

Прошу вас явиться, прибыть, пожаловать завтра 8-го, в 6 час. вечера в Союз на заседание Бюро секции по поводу предстоящей работы на текущий, как говорится, сезон, чтобы поделиться с товарищами, коллегами и прочими лицами своими соображениями, предложениями, прогнозами, гипотезами, проектами, идеями обо всем, что может интересовать вышеупомянутую секцию.

Е. Брандис

P. S. Вышел сборник Дома детской книги, где есть Ваша статья. Продается в киоске Детгиза.

«Сборник Дома детской книги» – это ежегодник «О литературе для детей», выпускавшийся в то время в Ленинграде. Часть десятого выпуска 1965 года была посвящена фантастике. Статья АБС, опубликованная там, – это «Фантастика – литература», изложение выступления АБС в дискуссии о фантастике, состоявшейся в январе 1965 года в ленинградском Доме детской книги. Почти в каждой статье этого сборника, посвященной фантастике, так или иначе упоминались сами АБС и их произведения.

Е. Брандис («О научной фантастике наших дней»), отметив достоинства ПКБ и ПНВС, спорил со статьей АБС «Через настоящее – в будущее» и упрекал ДР: «Но мне, как читателю, мотивировка действия кажется недостаточно убедительной, недостаточно продуманной. Почему на Далекой Радуге, где производятся столь опасные опыты, должны находиться дети? И можно ли представить себе звездолет, битком набитый детьми, как кильками в банке? Правдоподобно ли это?» Г. Гор («Мир без потолка») писал о реалистической детализации фантастики в произведениях Лема и АБС.

В. Журавлева («Трудности роста») требовала разнообразия фантастике: «Грустно, когда, например, в „поджанре“, называемом „фантастика как метод“, идет стрижка „под братьев Стругацких“. Разумнее терпеливо раздувать искорку оригинальности, чем вытравлять оригинальное, чтобы быть „похожее“ на Стругацких. Когда артист Филимонов имитирует Райкина, это делается в шутку. Но ведь многие имитируют Стругацких всерьез, отдавая этому всю писательскую жизнь».

Е. Званцева («Так что же такое научная фантастика») оценивала по-своему дискуссию Когана и АБС: «Да, Стругацкие безусловно правы: фантастике не обойтись без сатиры и памфлета. Но Стругацким, как и редакции „Литературной газеты“, кажется, что Коган неоправданно сужает границы жанра. Так ли это? Ведь Коган нигде не отрицает необходимости сатиры, памфлета и иных форм фантастики. Он только справедливо сетует на то, что у нас мало хороших утопических книг и машина иногда вытесняет человека. Как ни верти, а кроме „Туманности Андромеды“, у нас нет ни одной столь же яркой, увлекательной и достаточно обоснованной книги о далеком будущем, о коллективном счастье – нет полноценной социалистической утопии».

И. Майзель («Трудно быть человеком») сопоставлял действия героев в произведениях «Янки при дворе короля Артура» Марка Твена и ТББ АБС.

А. Шалимов («Жанр или метод?») хвалил произведения АБС за философскую глубину без потери динамизма и занимательности.

По-своему были интересны замечания о творчестве АБС М. Лазарева.

ИЗ: ЛАЗАРЕВ М. ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ФАНТАСТА

<…>

Стилевые особенности Стругацких оказались весьма пригодными для создания аргументированной, гармоничной и в то же время лаконичной картины будущего общества. Еще в «Стране багровых туч» и продолжении ее – «Стажерах» – Стругацкие нащупывали средства, которые без утомительной описательности позволили бы максимально приблизить читателя к далеко отстоящим по времени и месту событиям. Своеобразие литературной манеры, в которой выполнена повесть «Далекая Радуга», заключается в том, что, в отличие от Ефремова и Мартынова, Стругацкие абсолютно ничего не поясняют читателю, не расшифровывают научной сути явлений, не предаются авторским размышлениям о тех или иных сторонах изображаемой жизни, не поручают аналогичных функций персонажам. Они обращаются к читателю, не скрывая уверенности, что тот не менее их самих осведомлен в основных социальных, научных и технических предпосылках изображаемых событий.

Условность этих предпосылок сродни природе алгебраических величин: действия с ними подчинены определенным законам, но читателю дается возможность конкретизировать их значения и производные, домысливать любые подробности. Тут авторы вполне полагаются на читательское воображение. Их не смущает, что по-разному можно представить себе сущность предполагающейся «Д-транспортировки», или природу эксперимента, породившего всеразрушающую «волну», или принцип устройства того космического корабля, на котором эвакуирует детей обреченная на гибель планета. Главное внимание привлечено к отношениям и поведению людей, к их духовному облику, выявляющемуся благодаря значительности масштаба событий.

В людях «Далекой Радуги» тоже просвечивают знакомые нам черты. Но, в отличие от «Соляриса», мы улавливаем в них лучшее из присущего современникам. Качества, составляющие актив современной морали, преподносятся Стругацкими как нечто обыденное, как наиболее общее для подавляющего большинства персонажей, как разумеющееся само собой. Лучшие черты нынешнего поколения превращены писателями в начальный член некой математической прогрессии; вывод последующих членов, определяющих особенности отношений на «Далекой Радуге», доверен снова читателю.