Текст книги "Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1963-1966 г.г."
Автор книги: Виктор Курильский
Соавторы: Светлана Бондаренко
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)
«Война миров» и «Машина времени». Соответственно, содержат идеи космической экспансии и путешествия по времени. Не исключено, что именно Уэллс высказал их впервые. Но разве в них дело? Позже на те же мысли были написаны тысячи произведений, и на девяносто процентов это была макулатура – боевики, приключения, дешевка. Но разве потому, что сами идеи стали пованивать со временем? Десять процентов составили настоящую литературу, потому что это были вещи, написанные настоящими писателями и по-настоящему. А тот же Уэллс на базе не многим худших идей (война в воздухе, атомная война, путешествие в соседствующее пространство и пр.) создал значительно более слабые, нежели «Война миров», книги. И тот же Уэллс на основе совсем не самородной идеи вивисекции создал великолепный «Остров д-ра Моро», а на совсем уже банальной идейке – «Человека, который мог творить чудеса» – рассказ программный, поражающий мысль и воображение.
О «Гиперболоиде» говорить в предлагаемом плане вообще странно. Ну какая там свежая н.-ф. идея? Гиперболоид, что ли? Господи, да Толстой мог взять сколь угодно примитивное или сколь угодно неправдоподобное орудие разрушения и написать вещь точно такой же силы, потому что он – великий стилист, человек потрясающей фантазии. (Достаточно сказать, что сам он никогда не скрывал, что пишет «Гиперболоид», чтобы скопить денег для работы над «Петром».) С точки зрения научных идей, «Гиперболоид» дилетантен до крайностей, а если считать идеей повести проблему захвата мира сильной личностью, то к тому времени был уже Муссолини и «Майн кампф». «Гиперболоид» велик не идеями, он велик потому, что написан рукой мастера, и велик, несмотря на то, что мастер писал его играючи, несерьезно.
Можно было бы аналогичным образом проанализировать и «Аэлиту», и «Амфибию», и вообще любое произведение, о котором Вы сказали бы, что оно хорошо потому, что содержит яркую н.-ф. идею. И мы неизменно видели бы: если произведение действительно хорошо, то не благодаря идее, а благодаря чему-то «прочему», имеющему к этой идее зачастую весьма косвенное и, во всяком случае, служебное отношение. А разве мало произведений, не содержащих вообще ослепительных идей и тем не менее превосходных? «Война с саламандрами», «451 градус», «Детская площадка», «Дневник, найденный в ванне» Лема.
Нет, Генрих Саулович. Мы согласны, что остроумная НФ-идея при прочих равных условиях способна украсить любое произведение, но только при прочих равных. Мы согласны, что любой писатель имеет полнейшее право сделать главной своей задачей разработку такой идеи, если он обладает литературным мастерством. (Вот, кстати, произведения на предложенную Вами тему – о гносеогенном аппаратике, надеваемом на головы младенцам будущего и что из этого получится – такие произведения уже есть: у Бердника и, кажется, у Росоховатского, но написаны они скверно.) Но мы решительно возражаем против утверждения, будто такой путь единственно верный, что такая задача – главная, что все фантасты стройными рядами обязаны работать в этом русле.
2. В связи с вышеизложенным не может не вызвать самого решительного протеста Ваше, Генрих Саулович, очевидно произвольное толкование понятия ОБОЧИНЫ в фантастике. По Вашим словам «фантастика, уйдя с главной дороги, пошла по обочинам»: Что же это за обочины? а) Иллюстративная фантастика, которая «использует идеи, высказанные учеными, и облекает их в „художественную“ форму». Но позвольте! Тогда иллюстративна почти вся фантастика! Иллюстративны «Аэлита» и «Гиперболоид», «Амфибия» и «Остров д-ра Моро», практически иллюстративен весь Ж. Берн, да что там, весь Беляев! В большой степени оказываются в иллюстративщиках Лем, Ефремов, почти весь Азимов, весь Кларк… Ничего себе обочина! А сколько писателей шло и идет одной ногой по Вашей главной дороге, а другой – по этой самой обочине? Нет, Генрих Саулович, на наш взгляд иллюстративность – это не столько направление, сколько технический прием, к которому неизбежно прибегает практически любой фантаст, пишущий о науке. И нет в иллюстративности ничего плохого, пока автор пишет хорошо.
б) Приключенческая фантастика. Элемент приключения присутствует опять же практически в любом хорошем фантастическом произведении, и о приключенчестве можно сказать то же самое, что было сказано об иллюстративности. Собственно говоря, нам не к чему разбирать пункты в) и г). Для нас это не обочины уже просто потому, что являют собой отнюдь не какие-то направления (повторяем: в нашем понимании), а некие технические литературные приемы, свойственные, кстати, не только фантастике, но и «главному потоку». Вот «философская фантастика» – это, действительно, не прием, а направление, но такое направление, которое мы ни за что не осмелились бы назвать обочиной. Скорее уж именно философская фантастика определяет собою главное направление, хотя бы потому, что неизбежно обобщает все частности.
Надо Вам сказать, Генрих Саулович, что в свое время мы пытались заниматься литературоведением фантастики и даже написали три статьи, ни одна из которых не была опубликована. Так вот, в одной статье мы наметили такие основные направления в современной НФ-литературе (вернее, даже не направления, а основные тематические течения, вбирающие в себя почти все разнообразие тематики НФ-произведений): а) Деятельность научно-технической интеллигенции на переднем крае науки. Сюда относятся почти все вещи, героями которых являются научные идеи и сами научники. б) Философия. Разработка научных, социальных, моральных идей наиболее общего характера, напр. проблематики социологии коммунизма, проблематики жизни, проблематики гносеологии и пр. в) Антивоенный и антиимпериалистический памфлет.
Конечно, эти течения на своих границах сливаются и перемешиваются, но в качестве характерных представителей первого потока можно назвать Савченко и Войскунского с Лукодьяновым; второго – Ефремова, Лема, Гора; третьего – Лагин, Днепров, частично Варшавский. Ваша Главная дорога лежит тогда где-то на границе первого и второго потоков. Так вот, и иллюстративность, и авантюра, и квазиреализм, и хохма – как приемы – в той или иной степени присущи всем трем потокам. Скажем, «Туманность» философична, но использует с успехом элемент приключения. «Экипаж „Меконга“» стоит на научно-фантастической идее проницаемости и отлично использует и приключения, и квазиреализм, и хохму.
Хотелось бы поругаться по поводу Ваших оценок конкретных вещей. Недоумение, например, вызывает Ваше утверждение, будто проблематикой влияния на отсталые цивилизации в космосе и психологической подготовленности коммунистического человека для работы в условиях таких цивилизаций («Трудно быть богом») должна заниматься не-фантастическая литература. Но письмо и так здорово затягивается, и поэтому перейдем к следующему пункту спора.
3. Мы убеждены, что все Ваши рассуждения родились не от нечего делать и не от хорошей жизни. Мы убеждены, что Вас действительно сильно заботит второразрядность фантастики и Вы упорно ищете какие-то пути превратить это самое в конфетку. Мы рассматриваем Ваш тезис о необходимости выделения главной дороги в фантастике, как попытку найти главное звено проблемы. И тем не менее, уважая Ваши усилия, мы с огромным сомнением качаем головами.
Сами мы решительно не беремся с полной ответственностью объявить одно из трех упомянутых течений фундаментальнейшим. Лично мы тяготеем ко второму, именно оно ближе всего нам по характеру (нашему), именно оно заставляет стучать пепел в наших сердцах. Но мы прекрасно понимаем, что возможен и другой взгляд, и готовы отнестись к такому взгляду с полным сочувствием и уважением. Если сторонники первого течения станут писать, как Гранин и Грекова, а в русле третьего появятся новые Лагины – разве можно будет сетовать на них за то, что они пошли именно своим путем, а не нашим?
Но дело даже не в этом. Мы глубоко убеждены, что не существует такого направления в фантастике, выбрав которое писатель сразу станет писать лучше. Вот Вы алкаете свежих НФ-идей. Но нет ведь таких идей, которые сами по себе обеспечили бы перворазрядность произведения. И какую бы великолепную идею Вы ни предложили, а) всегда найдется автор, который на ее базе напишет дрянь, б) всегда найдется читатель, которого эта идея не заинтересует, в) всегда найдется знаток, который скажет, что ничего нового в этой идее нет, и будет прав. Мы таких людей знаем.
Мы глубоко убеждены, что дело не в свежести идей, а в художественном мастерстве и в новых, современных трактовках проблематики, которую выставила жизнь – пусть даже давно. И главным вопросом теории фантастики остается главный вопрос теории литературы вообще: что такое литературное мастерство и как его достигнуть.
4. Несколько слов о второразрядности фантастики. Генрих Саулович, а существует ли все-таки она, эта второразрядность? Мы имеем в виду, существует ли она ОБЪЕКТИВНО? Ведь Ваша аргументация так и не убедила нас. Анкета «Комс. Правды»? Но она доказывает только, что фантастика не пользуется признанием тех людей, которые руководят воспитанием и образованием широких масс, и ничего больше. Ведь Кафку тоже никто не назвал, и Сэлинджера тоже, и Андрэ Жида. 90 % современной фантастики дерьмо? А 90 % реалистической прозы – современной и в прошлом? Нам кажется, что в этом вопросе надо не столько спорить, сколько пытаться совместно найти некий объективный критерий, учитывающий и существующую систему взглядов на фантастику со стороны официальной критики, и инерцию этих взглядов, и уровень квалификации современного читателя, и склонность очень многих не столько судить о литературе, сколько верить авторитетным суждениям… Вот вернемся к анкете. Этот самый сопляк, который громыхает именами Шекспира и Достоевского, – ведь его за Шекспира ни в жисть не засадишь, а Беляева он прочел от корки до корки, и прочтет еще два раза с наслаждением! И это так понятно. Или босс-критик – ведь ему фантастика чужда по самой своей сути, как нам чужда «Повесть о Горе-Злосчастье», которой он искренне восхищается. А в наших суждениях о второразрядности – как много в них субъективного! Как много восклицаний и гневных выкриков базируются на эмоциях, чертовски далеких от объективного подхода…
5. О критиках. Надо Вам сказать, что мы чрезвычайно далеки от мысли ставить рядом с Вами гражданина Котляра (которого недавно выгнали из одного дома за антисемитизм). Морально уничтожать надлежит не тех, кто ругает за дело, которым сам болеет, а халтурщиков, тех, кто не понимает, о чем пишет, и которым всё равно о чем писать (вроде Лукьянина). Вы пока не относитесь к этой категории. Вы та самая щука, которая необходима в нашем пруду, чтобы не дремал карась-фантаст. Но есть у Вас один чертовски опасный недостаток: НЕТЕРПИМОСТЬ. И фанатизм в суждениях, проистекающий из этой нетерпимости. Валяйте, громите, рубите, грызите Полещуков, Варшавских, Стругацких, Днепровых, Войскунских и Лукодьяновых, но ради бога, будьте осмотрительны, не опустошите пруд. Взять, например, Ваш великолепный пересчет литературы на дрова и электроэнергию. Вам не кажется, что он таит в себе некие опасные возможности? Да, это очень эффектно и наглядно. И это особенно эффектно и наглядно в глазах людей, предпочитающих дрова книгам. Эти люди с удовольствием подхватят Ваш прием и будут ратовать за сохранение стройных березок и дремучих елок, чтобы никогда не появились в печати не только Емцев с Парновым или Полещук, но и Солженицын, и Эренбург, и Хемингуэй. Смотрите, понабегут союзнички и заплюют Вас своими грязными поцелуями.
6. И в заключение – о «Суете». Нам очень жаль, что эта повестушка вызвала у Вас такую горькую реакцию. Подавляющему большинству наших знакомых (у нас отличные знакомые, между прочим, люди привередливые и снобы) она очень понравилась. Знакомые искренне забавлялись, читая, и требовали продолжения. Мы были вполне удовлетворены таким резонансом и уже написали продолжение, правда, по мнению тех же знакомых, менее удачное. Видимо, Вы подошли к «Суете» слишком уж серьезно. Не надо. Не надо ни подходить серьезно, ни, подобно составителю сборника, искать в ней титанических идей вроде «удивительное рядом». А надо просто читать и смеяться, когда и если смешно.
Какой толстый журнал мог бы напечатать «Суету»? Да любой. Любой толстый или тонкий журнал, который согласен в принципе печатать сказки. Например, «Москва», публиковавшая недавно сказки Каверина. Могла ли «Суета» появиться в фантастическом журнале? Отчего же нет? Как «Звездные дневники» или «Сказки роботов».
Вот пока всё. В ноябре мы снова работаем в Ленинграде, так что пишите по ленинградскому адресу. Ждем.
С уважением, Ваши [подпись]
Переписка АБС с Альтовым продолжалась, но уже по иным, менее фундаментальным вопросам – то обсуждали проект памятника Беляеву, то АН как составитель очередного сборника «Фантастика» просил Альтова присылать новые рассказы, то Альтов делился с АНом новым вариантом своего «Регистра».
ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 30 ОКТЯБРЯ 1964, Л. – М.
Дорогой Арк!
Сначала твое письмо.
1. Черт с ними, пусть идет ПНвС в Детгиз. Но – никаких там уступок. Берут так пусть берут.
2. По поводу ПкБ я тоже запрыгал от радости. Это было бы здорово. Теперь надо только достойно справиться с ХВВ, а в 66-м дадим сборник из «Глупой Пандоры» и «Записок Здравомыслящего».
3. Тушкан и Казанцев заболели вовремя. Иногда мне даже жаль, что они не успели провести свою провокацию до интервью космонавтов.
4. Ленка пусть не трясется. Пусть главред трясется, это его дело и его обязанность.
5. На «Моск. комс-ца» подать жалобу надо, но на этом и кончить. Не увлекаться. Не надо нам скандалов и лишних сплетен.
6. Обязательно запасись для меня сборником фантастики «Знания».
7. С Брускиным поговорю. Адка была в Польше у Лема. Лем очень хвалил Брускина, ласкал его словесно и раздумывал, как бы пригласить его к себе.
8. Толю Днепрова все-таки жалко. Надеюсь, слухи о его увольнении преувеличены.
9. С львовским художником просто не знаю, что делать. Мне ведь тоже очень хочется посмотреть его эскизы. Может быть, написать ему что-нибудь вроде: «Если Вы окажетесь в Ленинграде во второй половине ноября, мы будем очень рады навестить Вас». А домашнего адреса не давать, дать пулковский телефон. А? Оформлять же, конечно, надо и ПкБ, и ТББ вместе.
Теперь что у меня.
1. Только что проводил Травинского. Он приезжал выписываться из Л-да. Выписался. Рассказывал много интересного. Оказывается, Ариадна его довольно активно использует как рецензента. Я попросил его, чтобы они с Лилей оказывали мягкое давление на Ариадну – поменьше пыла, поменьше фанатизма, побольше осторожности. Правда, я забыл изложить свою точку зрения на «Возвращение со звезд». Но ты эту точку зрения знаешь. Не надо. Пока.
2. Вчера участвовал в вечере писателей-фантастов в Выборгском доме культуры. Было скучно. Присылали записки. В основном нам и Мартынову. Мартынову больше. Массы читателей интересовались в основном: а) как мы пишем вдвоем; b) где сейчас А. Стругацкий; c) Что мы пишем и что где будет опубликовано; d) Есть ли жизнь на других мирах. Всего 10 записок. После вечера школьники собирали автографы; какой-то серьезный до унылости молодой человек средних лет рассказывал, как его разочаровала ТББ; две тетки из организаторов жали руку и благодарили за ТББ («самая умная книжка последнего времени»).
3. Приехал Роман Подольный. Я его ввел в Пулково, и он тут же раздал кучу заказов. Ноет, чтобы я дал ему почитать ПНвС и чтобы мы дали кусок оттуда в ЗС. Читать я ему ничего не дам – он мне не настолько понравился. Кусок в ЗС по твоему усмотрению. Я ничего против не имею.
4. До меня дошел слух, что Ленка не приедет. В чем дело? Почему не приехать на пару дней полежать на наших диванах? Поцелуй ее в щечку и скажи, чтобы не дурила и приезжала, пока Андрюшки нет. Ждем вас 7-го или когда там.
5. Итак, Адка побывала у Лема. Лем настроен к нам очень хорошо, но совершенно по-альтовски удивляется СВД. Ей-богу, такая разное …ца в оценках у нас, по-моему, впервые. Никогда не было такого раскола во мнениях среди наших лучших знакомых и уважаемых людей.
6. Денег за СВД всё нет и нет. А деньги у меня на исходе. Заказать стеллажи я уже не могу. О магнитофоне нет и речи. Подгони их там, черт возьми. Что они – ошалели?
Ну, пока всё. Жду от тебя еще одного письма, а потом и вас с Ленкой. Целую, жму [подпись]
В конце года «Искатель» публикует отрывок из второй части ПНВС с кратким предисловием авторов.
АБС [О ТВОРЧЕСКИХ ПЛАНАХ]
Наша первая книга, «Страна багровых туч», вышла в 1959 году. После нее – «Шесть спичек», «Путь на Амальтею», «Возвращение», «Стажеры». В сборниках «Фантастика, 1962 год» (издательство «Молодая гвардия») и «Новая сигнальная» (издательство «Знание») напечатаны повести «Попытка к бегству», «Далекая радуга» и «Трудно быть богом».
Сейчас мы работаем над тремя фантастическими повестями сразу: о фантастических ученых, о фантастических мещанах и о фантастических событиях на фантастически незадачливой планете. Может быть, это звучит несколько игриво, но мы надеемся, что повести получатся довольно серьезными независимо от того, веселые или печальные события в них описываются. Первая повесть называется «Понедельник начинается в субботу», вторая – «Хищные вещи века», а третья пока никак не называется.
И наши ближайшие планы – скорее закончить начатые повести. Планы дальние тоже есть, но пока говорить о них рано.
Вот несколько страничек начала одной из повестей.
Третью из этих начатых тогда повестей поклонникам АБС долгое время не удавалось отождествить с опубликованными впоследствии книгами Авторов. БН поясняет:
БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ, 30.01.02
Я сам, помнится, наткнулся как-то (лет 15 назад) на это интервью и задумался: а что, собственно, за роман имеется там в виду. Спросил у АНа – он тоже вспомнить не смог. Общими усилиями мы тогда пришли к выводу, что это была «Улитка», в своем первоначальном варианте (см. «Беспокойство»). Впрочем, настоящей уверенности нет у меня и по сей день.
О некоторых реалиях из ПНВС БН позднее говорил так:
БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ 10.06.01, 09.02.00, 17.08.00
Как связано написание этого произведения с годом написания или с Вашей биографией?
Соня. Электроугли, Россия
Никак. Мы задумали эту повесть еще году в 59-м, несколько лет собирали материалы и, наконец, в 62-м начали писать. Биография нашего героя Саши Привалова немного похожа на биографию БНа, но сходство, скорее, только самое общее. Также, как НИИЧАВО отдаленно похож на Пулковскую обсерваторию, в которой БН несколько лет работал.
Когда-то давно в интервью Вы вспоминали манеру говорить Ивана Ефремова. Вопрос: не повлиял ли Ефремов на образ Федора Симеоновича Киврина в ПНВС: «П-проклятъе, опять ч-червивое сделал»?
Владимир Шеховцов. Харьков, Украина
Безусловно! Федор Симеонович писался именно и только с Ивана Антоновича. По-моему, получилось очень похоже.
Очень хотелось бы узнать, как Б. Н. относится к творчеству И. Ефремова?
Мне кажется, много пародийных – «под Ефремова» – моментов содержится в гл. 2 «Понедельник начинается в субботу» (путешествие в мир описываемого будущего).
Так ли это?
Alexei Gavrilov, Leuven, Belgium
АБС (оба) Ефремова очень ценили и уважали. Пародийный элемент «под Ефремова» в «Понедельнике», конечно, есть, но это пародия дружеская, вовсе не злая. Чисто художественные просчеты «Туманности» очевидны были любому, да и сам Ефремов не раз говорил, что на самом деле никакой он не беллетрист, а – философ, и написать ему больше всего хочется не очередной роман, а философский трактат в манере каких-нибудь древнегреческих «Диалогов». «Только к-какой д-дурак это возьмется н-напечатать?»
ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 2 НОЯБРЯ 1964, М. – Л.
Дорогой Боб.
Буду краток. Новостей никаких особенных нет. Вчера был у Севы Ревича, познакомился с Анчаровым, он пел новые песни. Хороший парень. Сегодня иду к Гуревичу. Не очень хочется, но надо – он меня уже второй год приглашает, а я всё отнекивался, а дальше уж нельзя.
Относительно денег. Я тоже еще не получил за СвД. В Мол. Гв. послал Ленку в бухгалтерию, ей там сказали, что перевели только двадцать седьмого. След., либо деньги будут у тебя на книжке, когда письмо получишь, либо придут вот-вот. Я, брат, тоже слегка психанул и хотел уже идти ругаться, но Бела меня отговорила.
Деньги перечислят также и из Детгиза – за ПНвС по одобрению. Это будет к середине месяца. Я зайду к ним перед отъездом и возобновлю твое заявление о переводе, если оно там утратилось.
Кстати, о ПНвС. Прочитал Ревич – «убийца Ревич», как мы называем его с тех пор, как он у нас в редколлегии – и похвалил. Сказал, что вторая часть еще лучше, чем первая, но вот третья подгуляла. Нет, видишь ли, социальной идеи в разоблачении Януса.
Теперь так. Приеду я, видимо, утром шестого. Не знаю, как Ленка. Она колеблется, не хочет мотаться взад-вперед. Вообще же жди телеграмму. Пошлю на мамин адрес. За билетом пойду четвертого и сразу протелеграфирую.
Вот всё. Поцелуй маму, обними Адку.
Большущие приветы и поцелуи от Ленки.
В ноябре АН опять едет в Ленинград. В дневнике приездов только одна запись: «11.11.64. Прибыл 6.11.64. Делать ХВВ».
24 ноября в газете «Известия» публикуется вызвавшая заметный резонанс статья Льва Когана («доктора философских наук»), которой начат очередной этап обмена мнениями о задачах фантастики.
ИЗ: КОГАН Л. ОБЕДНЕННЫЙ ЖАНР
Этот вопрос приходится мне слышать очень часто: «В какой книге можно прочесть о полном коммунизме?» Называешь несколько брошюр. И обычно сразу же следует новый вопрос: «А беллетристика?» – «Увы», – пожимаешь в ответ плечами.
<…>
Описывая жизнь коммунистического завтра, искусство даст возможность яснее увидеть коммунистическое в нашей сегодняшней жизни, сделает более непримиримыми ко всему, что мешает нам строить будущее. К сожалению, эта чудесная машина времени у наших работников искусства куда чаще устремляется в далекое прошлое, чем в коммунистическое будущее!
Что я могу рекомендовать своим слушателям прочесть о будущем коммунистическом обществе в художественной литературе? Предо мной объемистая пачка книг – сколько научно-фантастических романов, рассказов, повестей появилось у нас в последние годы! Просматриваю книгу за книгой… Полеты на далекие планеты; посланцы звездных миров у нас на Земле; роботы, роботы и еще раз роботы; искусственно созданные из белковых клеток люди, восставшие против своего создателя…
Фантастика – литература мечты, мечты о завтрашнем дне! Ее часто сравнивают с двуликим Янусом: одно лицо ее в настоящем, другое в будущем. Почему же, говоря о нашем будущем, авторы стараются увлечь нас миром технических диковинок и куда больше внимания уделяют роботам, чем людям завтрашнего дня, их отношениям, их мыслям, их быту – быту коммунистического общества? Могут сказать, есть же «Туманность Андромеды» И. Ефремова, повести Аркадия и Бориса Стругацких? Да, но исключения всегда подтверждают правило. И «Туманность Андромеды» не потому ли стала одной из любимых книг, что в ней научная фантастика неразрывно сплетена с фантастикой социальной? В каком еще романе автор сумел так показать будущее, как сделал это И. Ефремов в своей «Туманности Андромеды»? Конечно, с отдельными выводами автора можно поспорить: вряд ли нужен будет для борьбы с остатками индивидуализма мрачный «остров Забвения», вряд ли люди так легко будут сочетать столь далекие профессии, но бесспорно одно – И. Ефремову удалось создать яркую, увлекательную, образную картину коммунистического общества. В таком обществе хочется жить, такое общество хочется строить.
Но, увы, «Туманность Андромеды» во многом остается еще одинокой. «Страна багровых туч» и «Путь на Амальтею» Стругацких, не говоря уже о «Каллисто» и «Госте из Бездны» Г. Мартынова и «Поясе жизни» И. Забелина, дают куда более бледную картину коммунистического общества. В десятках же фантастических романов и повестях о завтрашнем дне науки нет даже робкой попытки коснуться социальных отношений коммунистического общества. Поистине – роботы выжили людей.
<…>
Можно ли примириться с тем, что в одном из популярнейших альманахов фантастики, издаваемом «Молодой гвардией» («Фантастика 1963 года» и «Фантастика 1964 года»), нет буквально ни одного произведения, где бы читатель смог найти яркую картину социальных отношений в условиях коммунистического строя!
<…>
АБС откликаются на эту критику практически мгновенно (3 декабря) статьей в «Литературной газете».
АБС. НЕТ, ФАНТАСТИКА БОГАЧЕ!
В «Известиях» 23 ноября[145]145
Датировка московского вечернего выпуска.
[Закрыть] сего года была помещена статья доктора философских наук Л. Когана «Обедненный жанр», посвященная некоторым проблемам советской фантастики. Она напечатана под рубрикой «О чем думаем, о чем спорим». Мы готовы откликнуться на призыв редакции и включиться в спор с автором статьи. Сразу же скажем, что со многими мыслями Л. Когана мы, безусловно, согласны. Например, с тем, что «описывая жизнь коммунистического завтра, искусство дает возможность яснее увидеть коммунистическое в нашей сегодняшней жизни, делает более непримиримыми ко всему, что мешает нам строить будущее». Или с тем, что «нам нужна советская социальная фантастика. Много книг, хороших и разных, и не только книг, но и фильмов, полотен живописцев». Однако кое-что в статье вызывает у нас недоумение.
В отличие от тов. Когана мы никак не можем принять определение: «Фантастика – литература мечты, мечты о завтрашнем дне!» И только? Мы решительно отказываемся понять, как можно после Жюля Верна и Уэллса, после А. Толстого и Чапека, после Беляева и Ефремова, после Брэдбери и Лема пытаться затиснуть все тематическое многообразие фантастики в рамки однотемного определения, как бы пышно оно ни звучало. «Литература мечты», «литература о завтрашнем дне», «литература научного предвидения», – честное слово, нам казалось, что даже школьнику нашего времени должно быть ясно: подобные определения способны лишь ограничить и обеднить жанр, каковы бы ни были намерения их авторов. В самом деле, ну какая мечта о завтрашнем дне содержится в таких классических произведениях жанра, как «Человек-амфибия» или «Война с саламандрами»? Какому научному предвидению посвящены «Аэлита» и «Человек, который мог творить чудеса»? История фантастики свидетельствует, что она может быть превосходно применена и для создания зримой картины коммунистического будущего (отражение современных идей и представлений научного коммунизма), и для художественного исследования индивидуальной и социальной психологии, и для рассмотрения общих философских проблем (например гносеологических), и для антимещанского памфлета, и для антивоенной, антиимпериалистической сатиры. Всякая же попытка гипертрофировать значение какого-нибудь одного тематического направления неизбежно должна вести не только к теоретической путанице, но и к обнищанию жанра, как это уже случилось однажды, когда в нашей фантастике временно восторжествовала так называемая «теория ближнего прицела».
Мы ни в какой мере не хотим умалять важность и значимость утопической темы в советской фантастике, мы лишь хотим подчеркнуть, что в ней существуют темы, столь же важные, темы, прямо связанные с современностью, со становлением коммунистического человека, с борьбой против империализма и т. д.
В отличие от тов. Когана, в ответ на вопрос: «В какой книге можно прочесть о полном коммунизме?» – мы не стали бы говорить «увы», пожимая при этом плечами. Мы не будем защищать книги Сафроновых и Г. Мартынова (хотя, к слову, как нам известно, целые коллективы ленинградских, например, школьников зачитываются эпопеей о Каллисто, играют в ее героев, выдумывают и пишут ее продолжение), но даже если оставить их в стороне, мы бы порекомендовали вопрошающему, скажем, следующие книги: «Туманность Андромеды» И. Ефремова, «Странник и время» и «Уэру» Г. Гора, «Девушку у обрыва» В. Шефнера, «Путешествие длиной в век» В. Тендрякова, и это были бы только книги, в которых изображение коммунистического будущего – либо самая главная, либо одна из главных задач авторов. Повестям же и рассказам, где коммунистическое будущее служит необходимым фоном, нет числа.
С другой стороны, мы никак не рискнули бы порекомендовать читателю, интересующемуся зримой картиной коммунизма, ни «Пояса жизни» Забелина, ни «Страны багровых туч» и «Пути на Амальтею» Стругацких. Не стали бы рекомендовать просто потому, что авторы в названных повестях вовсе не ставили перед собой задачу изобразить полный коммунизм. Забелин пишет о некоторых идеях астрогеографии, а Стругацкие пытались рассказать всего лишь о будничной работе космонавтов самого недалекого будущего. Как можно требовать изображения ярких картин коммунистического общества от маленькой повести, где описан частный эпизод – авария звездолета на Юпитере! Да извинит нас Л. Коган, но у нас создалось такое впечатление, что он не очень внимательно читал некоторые из названных им книг. Странно также, что почти ни одной книги действительно последних лет он не упоминает, а подробно анализирует одно-единственное произведение шестилетней давности, кстати сказать, уже много раз раскритикованное, – роман Сафроновых «Внуки наших внуков».
Правда, Л. Коган отмечает, что в ежегодниках «Фантастика» за 1963 и 1964 годы «нет буквально ни одного произведения, где бы читатель смог найти яркую картину социальных отношений в условиях коммунистического строя!». Нам не кажется верной такая избирательная критика, надо же взглянуть на фантастику в целом, и тогда мы увидим, что дело обстоит не так плохо, как это представляется тов. Когану. В 1963 и 1964 годах издательство «Молодая гвардия» (а это не единственное издательство, занятое выпуском фантастики) не ограничилось упомянутыми сборниками. Оно выпустило немало произведений, в том числе и посвященных проблемам коммунистического общества. Что же касается самих сборников, то надо сказать следующее. Сборники эти делают большое и полезное дело, в частности они вводят в читательский обиход много новых имен. Не всё в них ровно и хорошо, они заслуживают обстоятельной критики, но, на наш взгляд, упомянутые сборники, кроме недостатка, указанного тов. Коганом, обладают все-таки и кое-какими достоинствами, тов. Коганом не отмеченными. Об этом свидетельствует хотя бы их громадная популярность. Нам кажется, в предисловии одного из сборников правильно подмечено, что особенностью большинства произведений, входящих в «фантастику», является «горячая заинтересованность писателей-фантастов проблемами современной жизни, их нетерпимость к тому, что мешает советским людям строить самое разумное, самое счастливое общество на земле».