Текст книги "Кто услышит коноплянку?"
Автор книги: Виктор Лихачев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)
– Дело хорошее, – вот и вся реакция хохлов на его слова. Киреев долго боролся со сном, но в конце концов усталость и позднее время взяли свое. Когда он засыпал, Иван и Андрей сидели за столом и о чем-то оживленно разговаривали. Проснулся Михаил рано. На своем месте стояла икона, мирно спали Иван и Андрей. Стараясь не шуметь, Киреев быстро собрался и вышел на улицу. Деревня просыпалась. Хозяйки выгоняли на улицу коров. Дом, в котором ночевал Михаил, находился на краю деревни, а потому уже через несколько минут Киреев стоял возле знакомого указателя с надписью: "Заповедник "Галичья гора", 500 метров". Сходить бы, попрощаться с горой, да надо было идти в Задонск. В этот городок можно было попасть двумя путями: либо по автотрассе, перейдя через Дон, либо шагая поймой вдоль правого берега былинной русской реки. Оба пути проходили по живописной местности, но Киреев выбрал второй: километров на семь короче, да и идти не по асфальту. Часа через полтора он уже проходил Липовку – потом Михаил жалел, что не задержался в этом селе. Оказывается, именно здесь родился преподобный Тихон Задонский. От вчерашней непогоды не осталось и следа. Донская пойма благоухала ароматом душицы. Ее голубые соцветия словно отражали лазурь июльского неба. На пути Киреева после Липовки встретились две деревни с одинаковым названием – Колодезное, а также их родственница, село Невежеколодезное. Но Михаилу было не до размышлений на топонимистические темы. Угрызения совести стали расти в его душе, подобно снежному кому. Он даже не остановился на традиционный свой привал, торопясь в Задонск, надеясь, что в монастыре обретет душевное равновесие. В последнем Колодезном добрая крестьянка угостила его вишней. Из ее двора он мог видеть монастырские купола Задонска, а через час Киреев уже шагал тихими улочками городка, по которым спокойно гуляли козы и бегали белобрысые ребятишки. Все располагало к умиротворению. Но душевное спокойствие так и не приходило. Михаил быстро нашел монастырь и хотел было уже войти в его ограду, но остановился. Пришло решение. Да, он должен вернуться. Немедленно вернуться в ту деревню, где сегодня ночевал. Вернуться, чтобы извиниться перед Иваном и Андреем. В своих мыслях он представил их чуть ли не убийцами. А они его приютили, предложили хлеб-соль... Да, свинья ты, Киреев, порядочная свинья. Иконой, как щитом, закрылся. Надеялся совесть в них разбудить, а о своей не подумал.
– Скажите, где у вас автостанция? – спросил он прохожего.
– А вот по центральной улице вверх пройдете, там и увидите автостанцию.
– Спасибо. И еще один вопрос. Как до деревни Галичья Гора добраться?
– До Галичьей Горы? Садитесь в автобус, который в Донское идет, на липецкой дороге сойдете, а там до нее рукой подать.
– Благодарю вас.
– Да не за что. Постойте. Вам и на липецком автобусе можно. Быстро уедете. Прохожий оказался прав: в автобус Киреев сел быстро. Михаил не думал о том, где будет сегодня ночевать, не думал о напрасно пройденных километрах, не знал, что скажет хохлам. Но он знал, что должен вернуться и извиниться перед этими людьми. Впервые за все время своего пути Киреев ехал, а не шел. В другое время он поразмышлял бы и на эту тему, но сейчас все его мысли были в Галичьей Горе.
* * *
– Ну и дыра! – других слов Бугай для этой деревни не нашел. – Неужели еще такие есть? Галочья Гора, говорите, называется?
– Галичья, – поправила Юля.
– Один хрен.
– Неужели ты думаешь, что он здесь? – Из машины последним вышел Гнилой и, сощурив глаза, осмотрелся кругом.
– Чувствую, что здесь, – ответил за Селиванову Шурик. – Юля правильно скумекала: этот парень любит особенные места.
– Так что же здесь особенного? – удивился Бугай.
– Как что? Заповедник. Ты же не пошел вчера в краеведческий музей.
– А что я там забыл? Мы с Гнилым пивка попили...
– Ладно, хватит трепаться, – перебил друга Гнилой. – Давайте работать. Мимо шла старуха. На секунду остановившись, подозрительно посмотрела в их сторону.
– Не бойся, мамаша, – обратился к ней Бугай, – мы люди мирные.
– А кто вас знает. Может, чеченцы какие...
– Неужто похожи, мамаша? Чеченцы же другие с виду.
– А откуда я знаю, какие они?
– Ладно, ладно. Скажи лучше, в деревню вашу вчера или позавчера человек не приходил? Такой... вроде туриста. С рюкзаком.
– Бородатый? Среднего роста? В волосах вроде ленты или ремня?
– Точно!
– Вчера приходил. У хохлов заночевал. Может, и сейчас там. Что, знакомый ваш?
– Хохлы? А где они живут? – подскочил к старухе Гнилой, от апатии которого не осталось и следа.
– Так вы напротив их дома стоите.
Они с трудом вошли в маленькую дверь. Последним шел Бугай. То ли от волнения, то ли от излишнего возбуждения он все время говорил:
– Ребята, неужели мы его нашли? Ребята, неужели отмучились?
– Да помолчи ты, – цыкнул на него Гнилой. Он шел впереди, а потому первым увидел двух мужчин, сидевших за столом. – Здорово, мужики.
– Здравствуйте, – ответили оба, удивленно разглядывая нежданных гостей.
– А где постоялец ваш?
– Кто?
– Дед пихто! – Из-за спины Гнилого вышел Бугай. Разумеется, он выразился несколько иначе, упомянув "кожаное пальто". Но, как вы поняли, в целях приличия Бугая и Гнилого нельзя цитировать дословно. – Человек ночевал у вас, где он?
– А зачем он вам? – спросил Иван. – И вообще, входите без стука, грубите. Извините, нам сейчас на работу идти.
– Вот что, братья-хохлы, не надо учить нас правилам поведения. – На этот раз вперед вышел Шурик. – Я мирный человек и не хочу, чтобы у вас были неприятности.
– Неприятности? – переспросил Андрей. – Почему?
– Потому, что не вы должны вопросы задавать. Где постоялец ваш? Хохлы переглянулись. Заговорил Иван:
– Да, заночевал у нас один человек. Но мы утром встали, его уже не было. Ушел, наверное. Пока он говорил, Гнилой ходил из одной комнаты в другую.
– Точно, нету. Скотина! – И он ударил что есть силы ногой по табурету.
– Зачем хулиганите, мужики? – возмутился Андрей. – Вам же ответили, а вы мебель ломаете.
– Ты кого учишь, щенок? – Гнилой схватил парня за ворот. – Куда гость ваш пошел? Только не ври, что не знаешь.
– Я не знаю...
– Оставьте его, ребята. Откуда нам знать, куда по... Удар ногой в живот не дал Ивану договорить. Бугай рассвирепел не на шутку.
– Может, они правда не знают, – попыталась заступиться за хохлов Юля. – Поедем, а вдруг перехватим его по дороге.
– Перехватим. По дороге. По какой? – заорал Гнилой. – Ты сама вчера сказала, что здесь развилка, Киреев и на Липецк мог пойти, и на Задонск, и еще хрен знает куда! Я что, опять буду как ненормальный по всем дорогам его ловить? Пожалела, твою мать! Ты мне все скажешь, – повернулся он к скорчившемуся от боли Ивану. – Слышишь, дружок? Все!
– Я не знаю... ничего. Уходите, а не то... Новый удар. Потом еще и еще. Только в кино бывают красивые драки. В жизни все наоборот. Нет ничего ужаснее картины, когда люди бьют друг друга. Юля, воспитанная на фильмах Сталлоне и Шварценеггера, не подозревала, что это так ужасно. Тем более, когда это не драка, а избиение. После третьего или четвертого удара тщедушный Иван упал на пол. Андрей попытался броситься на выручку другу, но его крепко держал за ворот Бугай. А Гнилой словно озверел.
– Пожалей приятеля, браток. – Шурик, как всегда, был невозмутим. – Скажи, куда пошел бородатый, будет жить твой друг, а то ведь прибьют его.
– Не говори, – неожиданно простонал Иван. – Нелюди это...
– Ах, я не человек?! – взревел Гнилой.
То, что произошло дальше, потрясло Юлю. Гнилой схватил табуретку и с озверением стал бить ею по голове Ивана. Один раз, другой, третий. Стук ударяющегося дерева по человеческой голове – это было что-то страшное. Юля бросилась прочь из дома, но Гнилой, будто у него глаза были и на затылке, настиг ее у дверей.
– Нет, сука, смотри! Чистенькой хочешь остаться? Лицо, руки, рубаха Гнилого были забрызганы кровью несчастного мужика, который не подавал признаков жизни. Второй хохол, совсем еще молодой парень, плакал.
– Что вы сделали? – всхлипывал он. – Мы же славяне. Братья.
– Братан нашелся... – сплюнул Бугай. – Надеюсь, ты не будешь таким упрямым?
– Слышишь, что тебе говорят, славянин? – подошел к Андрею Гнилой.
– Я не знаю, куда пошел этот человек. Мы пустили его переночевать – вот и все.
– И все?
– Да. Места, что ли, жалко? Не убивайте меня, пожалуйста, – всхлипнул паренек. Ему было страшно.
– Бугай, оставь его, он же сказал, что не знает. – Шурик понял, что дело зашло слишком далеко.
– А я ему не верю.
– И я тоже. – Гнилой взял со стола нож, которым еще вчера резали сало. – Салом пахнет. Бугай, ты видел, как режут поросенка?
– Обижаешь. Я сам резал.
– Ну и как?
– Что человек, что свинья – какая разница?
– И то правда. Слышишь, парень? Я последний раз спрашиваю: куда пошел тот человек? У тебя десять секунд. Шурик, считай вслух.
– Десять, девять, восемь, семь...
– Ребята, не надо! – закричала Юля. – Пожалуйста! Но на нее никто не обращал внимания, а Шурик считал, как автомат:
– Шесть, пять, четыре, три...
– Я прошу вас! Он просто не знает!
– Два, один...
Гнилой подошел вплотную к Андрею. Тот зажмурился.
– Я не знаю... – Это были последние слова Андрея в жизни. Юля закрыла глаза и заткнула уши. А когда открыла, молодой хохол уже лежал на полу, неестественно поджав ноги. Юлю начало тошнить. Она выскочила из дома.
– Слушай, Гнилой, – спросил Шурик, – а может, он вправду не знал, куда пошел Киреев?
– Может, и не знал. Что же, по-твоему, его надо было в живых оставлять? Ладно, поехали, пора сматываться.
В машине на заднем сидении плакала Юля. Бугай и Гнилой молчали. Шурик пытался разрядить обстановку:
– Ладно, Юлька, успокойся. Это жизнь. А его мы найдем. В конце концов, я думаю, у Киреева два пути, а еще вернее – один. В Задонск. Ты же сама говорила, что он особые места ищет. А там монастырь.
– Так куда едем? – повернулся к ним Гнилой. – Прямо – на Липецк дорога, направо – в Задонск. И хватит реветь, тошнит.
– А меня от тебя тошнит. Зверюга! Он же просил тебя, я просила... Как свинью... Сволочь!
– Лучше замолчи, деваха, а то хуже будет. – Гнилой стал угрожающе спокоен.
– И впрямь, Юлька, не дури. Ребята разозлились. Посуди сама, третий месяц как проклятые по этой глуши мотаемся. А тут... вот он, рядом, и опять ушел. Обидно.
– Но зачем людей убивать, зачем? Высадите меня, я домой поеду.
– Домой, говоришь? – Гнилой нажал на тормоза. – Давайте-ка, ребятки, выйдем из машины. Все вышли. В это время мимо проехал рейсовый автобус. В нем сидел Киреев. Он рассеянно смотрел в окно. На обочине стояла белая иномарка, возле которой, сильно жестикулируя, что-то выясняли друг с другом трое мужчин и женщина. Автобус проехал мимо, и тут только до сознания Киреева дошло, что одного мужчину из этой группы он где-то видел. У Михаила была хорошая зрительная память, но вначале он засомневался: встретить знакомого, здесь? Наверное, похож на кого-нибудь. Тогда на кого? И вдруг он вспомнил: Кузнецкий мост, маленькое кафе, человека с пошехонским лицом...
– На липецком повороте будет кто выходить? – крикнул шофер.
– Будет! – Киреев, поблагодарив водителя, вышел на дорогу. До группы у белой иномарки было метров сто. Киреев не успел еще решить, что делать дальше, как возле него затормозил грузовик.
– Тебя куда, земляк?
– Вообще-то в Галичью Гору.
– Я так и подумал. Садись, подвезу. Через десять минут Киреев стучался в дом, который покинул сегодня утром. Никто не ответил. Он оперся на дверь и чуть не упал: дверь с грохотом открылась. Михаил шагнул через порог... Обратно Киреев почти бежал. Бежал туда, на липецкий поворот, где он увидел "пошехонца". Ему все стало ясно. Не думая о последствиях, Михаил спешил к тем людям. То, что они ищут его, что это они убили двух несчастных хохлов, Киреев не сомневался. Почему, зачем – это ему хотелось узнать. Но когда он добежал до поворота, "Сааба" уже не было. Михаил растерянно остановился, не зная, что делать дальше. Перед глазами стояла страшная картина, увиденная в домике Ивана и Андрея: два тела на полу, лужи крови...
И вновь знакомый грузовик. Веселый парнишка, который недавно довез его до Галичьей Горы, высунулся из окошка:
– Ну ты даешь, земляк! Уже посмотрел гору? Киреев молча кивнул.
– А теперь в какие края? Только сейчас до Михаила дошло, что к нему обращаются.
– Скажите, – обратился он к незнакомцу, – вы белую иномарку не видели?
– Белую? Не видел. Потеряли, что ль, кого?
– Вроде этого. А сейчас... куда едете?
– Вообще-то мне в Хлевное надо.
– А это где?
– От Задонска километров двадцать пять.
– От Задонска? Вас, простите, как зовут?
– Федором.
– Скажите, Федор, а до Задонска подбросите?
– Да ради Бога! Садитесь.
Но Киреев колебался. А вдруг белая иномарка поехала в сторону Липецка? Он с тоской посмотрел по сторонам. В сторону Липецка одна за другой мчались машины. Незнакомец поймал его взгляд.
– Так вам куда надо? В Липецк, что ли?
Вдаваться в объяснения Кирееву не хотелось. На развилку дороги присела трясогузка. Она сначала посидела на макушке донника, росшего на обочине, а потом весело поскакала по дороге, озорно покачивая своим хвостиком. Поскакала на юг, в сторону Задонска.
– Вот и знак.
– Что? – не понял водитель грузовика.
– Поехали в Задонск, земляк.
Глава тридцать шестая
– Миленькие мои, да вы что – одурели?! Рядом в деревне – два трупа, а мы стоим здесь, у всех на виду, митингуем, – Шурик почти кричал. – До Задонска – пятнадцать минут езды. Вы это понимаете?! Он будет вечером там. Там! Господи! Ну и что вы бычитесь? Бугай, скажи им!
– И правда, ребята, – не очень уверенно поддержал Шурика Бугай, глядя на Гнилого. – Может, того, закончим?
Но Юля и Гнилой молчали, с ненавистью глядя друг на друга. Шурик сделал еще одну попытку их примирить:
– Я согласен, Гнилой погорячился... не надо было убивать этих хохлов. Согласись с этим, обратился Шурик к Гнилому. – Но и ты должна, Юлька, понять: за три месяца у человека нервы ни к черту стали. Да еще тот мужик спровоцировал Гнилого. Хамил... А теперь – поехали! Нутром чую – в Задонск он пошел. Поехали...
– И то дело, – неожиданно сказал Гнилой. – Поехали.
– Я останусь, – упрямо твердила Селиванова. Юлю трясло. Перед ее глазами стоял молодой украинец, его взгляд, полный страха, его слезы и мольба: "Не убивайте меня, пожалуйста". – Я не поеду с этой свиньей.
– Снова – здорово, – Шурик, обессиленный, плюхнулся на заднее сиденье. – Слушай, Юлька, давай договоримся. Если Киреева мы сегодня не встретим в Задонске, завтра ты уедешь. Хорошо? Юля пожала плечами и села в машину.
– Вот и славненько, – сказал Шурик, когда "Сааб" рванул по направлению к Задонску. – Бугай, поставь что-нибудь повеселее.
– Сейчас, – с готовностью отозвался тот. – Слушай, – обратился он к Гнилому, – я тебя понимаю, но Шурик все-таки прав: поймаем этого Киреева, и все будет о'кей. Пока не поймали гада – вот и шалят нервишки.
– Что будет о'кей? Я перестану быть свиньей? Эта сука вновь зауважает меня? – В отличие от Бугая, к которому вернулось хорошее настроение, Гнилой крутил баранку с мрачным лицом. – Молчишь? Вот сиди и молчи дальше.
– А я что? – обиделся Бугай. – Я же сказал, что с тобой тоже согласен, но... успокоиться надо... Кстати, когда в Москву вернемся, тачку на техосмотр поставь. По таким дорогам, сам понимаешь... Гнилой не поддержал разговор. Он смотрел вперед, желваки ходили без устали. Если бы не звучащая музыка, наступившее молчание стало бы тягостным. Юлю продолжало трясти. Шурик осторожно, чтобы не видели впереди сидящие, успокаивающе гладил ее по руке. Его взгляд будто говорил: "Все понимаю. Но потерпи еще немного".
"Сааб" миновал большое село. Пара-тройка километров – и началась лесная зона. Местность была очень живописная, но пассажирам "Сааба" было не до красот природы. То и дело от основной дороги отходили ответвления, в основном в сторону Дона. На одном из поворотов Гнилой резко затормозил. Юля мгновенно все поняла. На дороге под указателем "Турбаза" стояли люди. Скорость машины стала минимальной, и Селиванова решила выпрыгнуть на ходу – это был ее последний шанс. Она открыла дверь, но ставшая неожиданно жесткой рука Шурика удержала Юлю.
– Пусти, пусти! – закричала Юля. – Он же убьет меня. Ты еще не понял? Гнилой расхохотался:
– Молодец, Шурик! Настоящий пацан. Не променял нас на бабу. Тебе это зачтется. Последним, как обычно, все понял Бугай.
– Правильно, Гнилой. Наказать суку надо. Раздухарилась – сил нет. Права качает. Трахнем Юлечку? Что, ты и порешить ее решил? Думаешь, заложит после? Тоже верно.
– Скажите, в вас что-то человеческое есть? – Страха у Юли, как ни странно, не было. Предательство Шурика, какая-то потрясающая обыденность, с которой Бугай говорил о ее предполагаемой смерти, просто не укладывались в Юлиной голове. – Мы же все тяготы вместе делили. Я друзьями вас считала... За что убивать меня, Бугай?
Тот посмотрел на Гнилого:
– Ведешь ты себя неправильно. Да, Гнилой?
– Даже когда курицу убивают, ее жалко, но я же человек, живой человек.
– Пока живой, – хмыкнул Бугай.
Шурик сидел, опустив голову. "Сааб", съехав с дороги, остановился на небольшой лесной опушке.
– Выходи, – приказал Юле Гнилой.
Странно, он, похоже, не особенно заботился о маскировке: машину можно увидеть с дороги. Впрочем, место было довольно безлюдное. Все вышли из машины. Испуганный, взлетел с ветки вяза дрозд и затрещал на всю округу. Другие птицы в глубине леса подхватили крик. Страх не приходил, хотя Юля хорошо понимала, что ее ждет. А вот окружающий мир вдруг изменился. Все стало происходить словно в замедленной съемке. Вот медленно взлетел с ветки дрозд, вот шмель, будто сошедший из мультфильма, пролетел возле ее ног. Забавно, оказывается, шмель – это не просто то, что жужжит. Он – красивый. Темная головка, желтый воротничок, золотистая полоска опоясывает брюшко, а внизу пушистые оранжевые штанишки. Будто откуда-то сверху сошло на нее спокойствие. Вспомнилось, как она всего три месяца назад – Боже, как давно это было – планировала убить домработницу Вороновой. В лесу. А сейчас будут убивать ее. Все правильно и справедливо. Зло обязательно возвращается к тому, кто его породил. Глупая, все разбогатеть мечтала, верила, что только тогда и начнется настоящая жизнь... Вспомнился Киреев. Неужели эти подонки все-таки встретятся с ним? "Еще один мой грех", – думала Юля, глядя на шмеля. Смотреть на рожи своих спутников не хотелось. Кто-то говорит, кажется, Гнилой. Точно, он.
– ...потому что ты примитивен, Бугай. Трахнуть, убить – ты что, маньяк?
– Скажешь еще. Тоже мне, нашел Чикатилу!
– К этому же привыкаешь. Интересно ломать человека. Вот, посмотри на эту сучку. Гордая, нас презирает. А через десять минут ты, Бугай, увидишь другую Юлю, готовую выполнить любую твою прихоть. Скажем, захочешь ты, чтобы она стала белкой – станет.
– Как это?
– Сама засунет себе в задницу, к примеру, ветку – это ее хвостом будет – и полезет, голая, на дерево.
– Ух ты! Здорово. Я даже возбуждаться стал.
– То-то и оно, браток. Я всегда возбуждаюсь, когда человек ломается. Помнишь, как мы из двух деловых "бабки" выбивали? Друзья были, со студенческих лет вместе, одним делом занимались.
– Помню, – радостно заржал Бугай. – Ты еще им сказал, что у одного из них есть шанс выжить.
– Точно. Как они за жизнь свою боролись? Как один замочил друга своего, а потом лизал нам сапоги?
– Но ты был не прав тогда, братан.
– Почему?
– Ты же его пристрелил все равно.
– Дурак, я его пожалел. Как бы он с такими угрызениями совести жил? Они же любят о совести говорить, о милосердии. А как смерть почуют, только о шкуре своей и думают.
– Я хочу прощения попросить, – подала голос Юля.
– О-ой, как рано, – разочарованно протянул Гнилой. – Не думал, что ты такая слабачка.
– Я хочу у свиньи прощения попросить. Полезное животное, да и не виновато оно в том, что люди ее именем друг друга называют. Ты не животное, Гнилой.
– Вот как? Кто же?
– Не знаю. Честно, не знаю. А имечко у тебя – в самый раз. Хороший, сразу видно, человек тебя им окрестил. А теперь делай, что хочешь. – И Юля устало опустилась на траву.
– Встань, падла, когда я с тобой разговариваю, – заорал Гнилой. Он явно не ожидал от Селивановой такого.
Юля улыбнулась:
– Уже начал возбуждаться? Шурик, ты тоже будешь ломать меня? Растерянный Шурик беспомощно взмахнул руками:
– Ребята, дурь какая-то получается. Пошутили – и будет. Гнилой, я поговорю с ней, дай мне десять минут. Она извинится перед тобой.
– Заткнись! – рявкнул на него бандит. – Слизняк!
– Первый раз соглашаюсь с тобой, Гниль, – почти с радостью поддержала его Юля. В эту секунду подошедший сзади Бугай со всей силы ударил ее по спине в район правой почки. Селиванова, вскрикнув, упала.
– Одну опустили! Ну-ка, пошути теперь.
– Только не очень старайся, Бугай, – попридержал дружка Гнилой. – Мне отбивная котлета не нужна.
– Обижаешь, я свое дело знаю. Неожиданно Юля заплакала. Из закрытых глаз потекли слезы:
– Я не переношу боли. Не бейте!
– Бугай, подними ее. Так. Теперь давай по левой почке. Тот все выполнил точно, и Юля вновь упала на землю. Шурик отвернулся, чтобы не видеть этого.
– Нет, ты смотри, – приказал ему Гнилой. – А не то больно будет и тебе... Так, а теперь, друг мой Бугайчик, сделай так, чтобы у мадам искорки из глаз посыпались, а то темнеет что-то.
– Понял, – ответил Бугай и что есть силы открытой ладонью ударил Юлю по лицу.
– Не бейте, – заскулила та, по-прежнему не открывая глаз.
– А где волшебное слово?
– Пожалуйста.
– Видишь, не одна ты у нас с юмором.
– Гнилой, а когда она белкой станет? – подал голос Бугай.
– Скоро, скоро, не спеши. Думаешь, она уже готова?
– А то, – с гордостью произнес Бугай. – И не таких ломал.
– А мы проверим сейчас. – И Гнилой скомандовал, обращаясь к Юле: – На четвереньки, сучка. Ползи к моим ногам.
Девушка встала на четвереньки и поползла.
– Повторяй за мной: я сучка.
– Я сучка...
– Я виновата перед тобой, Владик.
– Я виновата перед тобой, Владик.
– А кто такой Владик? – спросил Бугай.
– Дурак, меня Владиславом зовут.
– Понял, а меня Серегой. Скажи: и перед тобой, Серега.
– И перед тобой, Серега, – словно робот повторила Юля.
– И ты, Шурик, прости меня, засранку, – подсказывал Гнилой.
– И ты, Шурик, прости меня.
– Засранку!
– Засранку.
– Я сделаю все, что вы прикажете.
– Все, что вы.
– Я сделаю!
– Я сделаю все, что вы прикажете.
– Приказывайте, пожалуйста.
– Приказывайте, пожалуйста.
– Пусть голой на дерево лезет, – не унимался Бугай.
– Подожди, – цыкнул на него Гнилой. – Это после. И вообще, пока не встревай. Итак, что же тебе приказать, сучка? У тебя нет никаких мыслей, Шурик? А у меня появилась одна. – И вновь Юле: Повторяй. Мальчики, не будете ли вы так добры расстегнуть свои ширинки. У меня рабочий рот, и он готов доставить вам радость.
Юля повторила и это.
– Слушай, а и впрямь заводит. Лучше порнухи. – Бугай был в восторге. – А можно и я ей кое-что прикажу повторить?
– Можно, – великодушно разрешил Гнилой. У Бугая оказалась очень богатая фантазия, только чересчур уж грязная. Такой мерзости Юля даже не слышала раньше, а теперь вынуждена была все это повторять.
– Все, я готов! – радостно сообщил Бугай. – С кого она начнет?
– Не обижайтесь, ребятки, но главный хозяин у этой сучки я. – Глаза Гнилого блестели. – Ближе, приказал он Юле, приспуская штаны. – И старайся, старайся, шалава. Если мне понравится, ты можешь рассчитывать на мою доброту... Э, нет. Ты глазки-то открой, люблю, когда сосут и смотрят на меня снизу.
Юля открыла глаза. Взглянув в них, Гнилой понял, почему она их не открывала все это время, понял, что совершил роковую ошибку: он не сломал Юлю. Но было уже поздно. Селиванова перехитрила его. Лесную тишину прорезал жуткий, нечеловеческий вопль:
– Су-у-ка-а-а!
А потом крик прервался: видимо, болевой шок был таким сильным, что на какое-то мгновение Гнилой потерял сознание. Шурик стоял как завороженный, а Бугай не сразу понял, что произошло, а поняв, растерялся. Подбежал к Гнилому и Юле и пытался разжать ей зубы. Но у него ничего не получалось. Всю свою ненависть к Гнилому вложила Селиванова в этот укус. Бугай бил ее по голове, хватал за горло – бесполезно.
– Что стоишь, – заорал он на Шурика, – помоги оторвать ее. Шурик подошел и спокойно нажал двумя пальцами чуть ниже ушей. Зубы девушки разомкнулись.
– Я убью тебя, стерва, убью! – орал Бугай. Он только сейчас вспомнил, что в кармане куртки у него всегда лежит нож. Но то, что он увидел, заставило его забыть о Селивановой и о мести. Из Гнилого хлестала кровь, словно из зарезанного кабана. Шок прошел, Гнилой открыл глаза и, увидев, что сделала с ним Юля, завыл. Бугай пришел в себя:
– Слушайте, он еще держится... Надо в больницу... скорей.
– Скорей, вези в больницу, – скулил Гнилой. – А эту... прикончи. Но Бугай не мог разорваться на части. Дорога была каждая минута. Весь низ живота любителя ломать других стал красным от крови. И хоть Бугая природа не обделила силушкой, в Гнилом было килограммов сто. Машина стояла рядом, и Бугай потащил к ней дружка, точнее, поволок по траве. Гнилой не мог ему помогать, держа двумя руками остатки былого достоинства.
– Терпи, браток, терпи. Все будет хорошо, вот увидишь.
– Быстрее, быстрее. Тише, не дергай так! – И вновь начинал выть.
– Шурик, – закричал красный от натуги Бугай, – заводи машину и прирежь эту гадину. Шурик завел машину и стал помогать бандиту тащить Гнилого.
– Без тебя управлюсь. Иди, кончай девку.
– Может, лучше ты? А я потащу Гнилого.
– Твою мать! Я сказал, хлюпик, кончай ее. Или я тебя сейчас кончу. Было видно, что в Шурике шла борьба.
– А где пистолет?
– Какой пистолет? Сдурел?! Он без глушителя. Хочешь, чтобы нас повязали? Давай ножом! Около машины кряхтели и стонали бандиты, а Юля лежала на траве, спокойно глядя в высокое небо. Подошел Шурик.
– Прости меня, Юля. В этом мире каждый сам за себя. Я одинокий волк, который спасает свою шкуру. Я признаю это. Если бы ты знала, как я...
– Какой ты волк? Ты скунс, вонючка, – тихо отвечала Юля. – И вообще, отойди, не загораживай мне небо.
Шурик опустился на колени сбоку от Юли.
– Как ты его...
– Тебе же сказали: кончай девку. Вот и делай, что велели. Шурик заплакал.
– Мне еще тридцати нет, Юля. В Москве семья осталась, ребенок этой осенью в школу пойдет...
– Слушай, я не священник...
– Прости.
– Дурак! Как ты это себе представляешь? Я тебя прощаю, Шурик, режь меня спокойно?
– Закрой глаза. Пожалуйста!
– И не подумаю. Скунс. Юля читала, что в последние мгновения жизни перед человеком предстает вся его жизнь. Но ничего перед ней не представало. Только пришел на память князь Андрей Болконский из "Войны и мира", который, умирая, лежал после битвы и смотрел на небо. Но ей, в отличие от князя, никаких высоких мыслей в голову не приходило. Вот что значит не голубых кровей, усмехнулась она. Зато было легко и спокойно. И как, оказывается, здорово в лесу. Ну и глупая же она была: за столько лет жизни в Москве всего два раза выбиралась на шашлыки в Битцевский парк. Впрочем, там было не до шмелей и цветов...
Угомонились дрозды, и только шмель гудел и гудел, перелетая с одной кашки на другую. Высоковысоко в небе парила незнакомая птица. Наверное, ястребок. Интересно, видит ли он сверху ее, Юлю?..
Засигналила машина.
– Ты что возишься, поскребыш? Считаю до десяти, а то и ты – покойник тоже, – орал Бугай. И почему только Кузьмич тебя привечал?
Холодное лезвие ножа обожгло шею.
– Прошу тебя, закрой глаза.
Ей не захотелось даже отвечать этому человеку, а тем более закрывать глаза. Пусть ястребок, птица, парящая высоко в небе, станет последним существом, которое она увидит в жизни. Бугай еще не успел досчитать до десяти, как Шурик, всхлипнув и отвернувшись, наугад ткнул лезвием ножа в Юлькин живот. Она думала, что будет больнее. Только что-то теплое и липкое стало растекаться по платью. Наверное, кровь, успела подумать она – и потеряла сознание. Она уже не видела, как вскочил с колен Шурик, как машина, рванув с места, в несколько секунд исчезла за кустами ирги. А ястребок не видел Юльки. Ему и белый "Сааб" казался чуть больше муравья, бегущего по пыльной дороге и оставлявшего после себя облако пыли. * * *
– У нас здесь райские места. Все есть – рыбалка, грибы, свежий воздух. Зачем куда-то за три моря отдыхать ехать? – Водитель грузовика оказался словоохотливым человеком. – Я один раз с семьей в Анапу съездил и чуть от тоски не помер. Конечно, море есть море, только... Вот гад! Куда ж ты летишь, собака бешеная?
Водитель успел нажать на тормоза, и Киреев со всего маху ударился лбом о стекло. Красивая белая иномарка на огромной скорости вылетела на дорогу откуда-то из леска и помчалась в сторону Задонска.
– Крутые, леший тебя забери! Нажрутся, а потом людей вот так давят. И никто у них права не отнимет...
– Прости, друг, – перебил его Киреев, – ты не заметил, сколько в машине пассажиров было?
– Кажись, трое.
– Как тебя зовут?
– Федор.
– Я вижу, ты очень хороший человек, Федор, и не могу просить тебя ни о чем – ты и так со мной возишься.
– О чем просить? Вы скажите, может, я помогу вам.
– Вот эта дорога, откуда белая машина выскочила, куда она ведет?
– В лагерь пионерский. Еще дальше – турбаза. Впрочем, какие сейчас пионеры? Да и от турбазы одно название осталось.
– Тебе когда в Хлевное попасть надо?
– Да вообще-то, желательно сегодня, – засмеялся Федор. – Ты скажи, надо что? непринужденно перешел на "ты" шофер.
– Понимаешь, я и сам не могу все объяснить... Одни предчувствия. Давай проедемся потихоньку по этой дороге? Хорошо?
– Странно все. Впрочем, до лагеря всего два километра, давай проедем. Они поехали. С левой стороны было поле, с правой – лес.
– А что ищем, Михаил?
– После, Федя. Боюсь, мы за разговором прозеваем... Что это?
– Где?
– Вон там, на опушке?
– Может, платье кто оставил? Деревенские сюда девчат испокон веку водили, может, одна и забыла... Шутка. И впрямь, что это? Тормознем? Киреев так привык к своему рюкзаку, что не расставался с ним нигде и никогда. И пока он стаскивал его на землю, Федор ушел вперед.
– Господи, – услышал Михаил. – Женщина, вроде убитая! А крови, крови-то... Киреев побежал на крики Федора. С первого взгляда он узнал женщину, стоявшую час с небольшим назад у белой машины на липецкой дороге. Незнакомка застонала.
– Живая! – закричал Федор. – Что делать будем?
– У тебя в аптечке бинт есть? Надо кровь приостановить, а то не довезем ее до больницы.
– Сейчас посмотрю. – И Федор рванул к машине. Вскоре раздался его голос: – Только йод и валериановые таблетки.
