Текст книги "Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник)"

Автор книги: Викентий Вересаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 116 страниц)

В черновых записях, собранных Анненковым материалов для биографии Пушкина (в Пушкинском Доме), Анненков, с чьих-то слов (П. А. Плетнева?), отметил для памяти «жаркую историю с женой австрийского посланника». Пушкин. Письма под ред. Б. Л. Модзалевского,с. 420.

Однажды отец взял меня с собою в русский театр; мы поместились во втором ряду кресел; перед нами в первом ряду сидел человек с некрасивым, но необыкновенно выразительным лицом и курчавыми темными волосами; он обернулся, когда мы вошли (представление уже началось), дружелюбно кивнул отцу, потом стал слушать пьесу, с тем особенным вниманием, с каким слушают только люди, сами пишущие. «Это Пушкин», – шепнул мне отец. Я весь обомлел… Трудно себе вообразить, что это был за энтузиазм, за обожание толпы к величайшему нашему писателю, это имя волшебное являлось чем-то лучезарным в воображении всех русских, в особенности же в воображении очень молодых людей. Пушкин, хотя и не чужд был той олимпийской недоступности, в какую окутывали, так сказать, себя литераторы того времени, обощелся со мною очень ласково, когда отец, после того как занавес опустили, представил меня ему. Я был в восторге и, чтобы не ударить лицом в грязь, все придумывал, что бы сказать что-нибудь поумнее; надо сказать, что в тот самый день, гуляя часов около трех пополудни с отцом по Невскому проспекту, мы повстречали некоего Х., тогдашнего модного писателя. Он был человек чрезвычайно надутый и заносчивый, отец его довольно близко знал и представил меня ему; он отнесся ко мне довольно благосклонно и пригласил меня в тот же вечер к себе. «Сегодня середа, у меня каждую середу собираются, – произнес он с высоты своего величия, – все люди талантливые, известные, приезжайте, молодой человек, время вы проведете, надеюсь, приятно». Я поблагодарил и, разумеется, тотчас после театра рассчитывал туда отправиться. В продолжение всего второго действия, которое Пушкин слушал с тем же вниманием, я, благоговейно глядя на его сгорбленную в кресле спину, сообразил, что спрошу его во время антракта, «что он, вероятно, тоже едет сегодня к Х.». Не может же он, Пушкин, не бывать в доме, где собираются такие известные люди – писатели, художники, музыканты и т.д. Действие кончилось, занавес опустился, Пушкин опять обернулся к нам. «Александр Сергеевич, сегодня середа, я еще, вероятно, буду иметь счастливый случай с вами повстречаться у Х.», – проговорил я почтительно, но вместе с тем стараясь придать своему голосу равнодушный вид, «что вот, дескать, к каким тузам мы ездим». Пушкин посмотрел на меня с той особенной, ему одному свойственной, улыбкой, в которой как-то странно сочеталась самая язвительная насмешка с безмерным добродушием. «Нет, – отрывисто сказал он мне, – с тех пор, как я женат, я в такие дома не езжу!» Меня точно ушатом холодной воды обдало, я сконфузился, пробормотал что-то очень неловкое и стушевался за спину моего отца, который от души рассмеялся. Нечего и прибавлять, что в тот вечер я к Х. не поехал, хотя отец, смеясь, очень на этом настаивал.

На другой день отец повез меня к Пушкину – он жил в довольно скромной квартире; самого хозяина не было дома, нас приняла его красавица жена. Много видел я на своем веку красивых женщин, много встречал женщин еще обаятельнее Пушкиной, но никогда не видывал я женщины, которая соединила бы в себе законченность классически правильных черт и стана. Ростом высокая, с баснословно тонкой тальей, при роскошно развитых плечах и груди, ее маленькая головка, как лилия на стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой шее; такого красивого и правильного профиля я не видел никогда более, а кожа, глаза, зубы, уши? Да, это была настоящая красавица, и недаром все остальные даже из самых прелестных женщин меркли как-то при ее появлении. На вид всегда она была сдержанна до холодности и мало вообще говорила. В Петербурге, где она блистала, во-первых, своей красотой и в особенности тем видным положением, которое занимал ее муж, – она бывала постоянно и в большом свете, и при дворе, но ее женщины находили несколько странной. Я с первого же раза без памяти в нее влюбился; надо сказать, что тогда не было почти ни одного юноши в Петербурге, который бы тайно не вздыхал по Пушкиной; ее лучезарная красота рядом с этим магическим именем всем кружила головы; я знал очень молодых людей, которые серьезно были уверены, что влюблены в Пушкину, не только вовсе с нею незнакомых, но чуть ли никогда собственно ее даже не видевших!Гр. В. А. Сологуб.Воспоминания, с. 115–118.

С зимы 1832 г. Пушкин стал посвящать все свое время работе в архивах, куда доступ был ему открыт еще в прошлом году. Из квартиры своей отправлялся он каждый день в разные ведомства, предоставленные ему для исследований. Он предался новой работе своей с жаром, почти со страстью. П. В. Анненков.Материалы, с. 350.

С 1831 года Пушкин избрал для себя великий труд, который требовал долговременного изучения предмета, множества предварительных занятий и гениального исполнения. Он приступил к сочинению истории Петра Великого… Преимущественно занимали его исторические разыскания. Он каждое утро отправлялся в какой-нибудь архив, выигрывая прогулку возвращением оттуда к позднему своему обеду. Даже летом, с дачи, он ходил пешком для продолжения своих занятий. П. А. Плетнев.Соч. и переп., т. I, с. 384.

Пушкина нигде не встретишь, как только на балах. Так он протранжирит всю жизнь свою, если только какой-нибудь случай и более необходимость не затащут его в деревню. Н. В. Гоголь– А. С. Данилевскому, 8 февр. 1833 г. – Письма Н. В. Гоголя, под ред. В. И. Шенрока. СПб.: Изд. А. Ф. Маркса, т. I, с. 241.

Вчерашний маскарад был великолепный, блестящий, разнообразный, жаркий, душный, восхитительный. Много совершенных красавиц: Завадовская, Радзивилова-Урусова… Хороша очень была Пушкина-поэтша, но сама по себе, не в кадрилях, по причине, что Пушкин задал ей стишок свой, который с помощью божией не пропадет также для потомства. (Намек на ее беременность?) Кн. П. А. Вяземский– А. Я. Булгакову, 9 февр. 1833 г. – П. П. Вяземский. Соч., с. 538.

Жизнь моя в Петербурге ни то ни се. Заботы о жизни мешают мне скучать. Но нет у меня досуга вольной холостой жизни, необходимой для писателя. Кружусь в свете, жена моя в большой моде, – все это требует денег, деньги достаются мне через труды, а труды требуют уединения… Путешествие нужно мне нравственно и физически. Пушкин– П. В. Нащокину, во втор. пол. февр. 1833 г.

Считать Пушкин не умел. Появление денег связывалось у него с представлением неиссякаемого Пактола [162] , и быстро пропустив их сквозь пальцы, он с детской наивностью недоумевал перед совершившимся исчезновением. Карты неудержимо влекли его. Он зачастую давал себе зарок больше не играть, подкрепляя это торжественным обещанием жене, но при первом подвернувшемся случае благие намерения разлетались в прах, и до самой зари он не мог оторваться от зеленого поля. Часто вспоминала Наталья Николаевна крайности, испытанные ею с первых шагов супружеской жизни. Бывали дни, после редкого выигрыша или крупной литературной получки, когда мгновенно являлось в доме изобилие во всем, деньги тратились без удержа и расчета, точно всякий стремился наверстать скорее испытанное лишение. Муж старался не только исполнить, но предугадать ее желания. Минуты эти были скоротечны и быстро сменялись полным безденежьем, когда не только речи быть не могло о какой-нибудь прихоти, но требовалось все напряжение ума, чтобы извернуться и достать самое необходимое для ежедневного существования. Некоторые из друзей Пушкина, посвященные в его денежные затруднения, ставили в упрек Наталии Николаевне ее увлечение светскою жизнью и изысканность нарядов. Первое она не отрицала. Но всегда упорно отвергала обвинение в личных тратах. Все ее выездные туалеты, все, что у нее было роскошного и ценного, оказывалось подарками Екатерины Ивановны ( Загряжской, фрейлины, тетки Ham. Ник-ны) .Она гордилась красотою племянницы; ее придворное положение способствовало той благосклонности, которой удостоивала Наталью Николаевну царская чета, а старушку тешило, при ее значительных средствах, что ее племянница могла поспорить изяществом с первыми щеголихами. А. П. Арапова.Воспоминания. – Новое Время, 1907, № 11413, ил. прил., с. 5.

Вы теперь вправе презирать таких лентяев, как Пушкин, который ничего не делает, как только утром перебирает в гадком сундуке своем старые к себе письма, а вечером возит жену свою по балам, не столько для ее потехи, сколько для собственной. П. А. Плетнев– В. А. Жуковскому, 17 февр. 1833 г. – П. А. Плетнев. Соч. и переп., т. III, с. 524.

В Петербурге у всех был грипп. Наташа лежала больная первую неделю поста. Ей пускали кровь, но на масленице и всю эту зиму она много развлекалась, на балу в Уделах она явилась в костюме жрицы солнца и имела большой успех. Император и императрица подошли к ней и сделали ей комплимент по поводу ее костюма, а император объявил ее царицей бала. Н. О. Пушкина– О. С. Павлищевой, 16 марта 1833 г. – Литер. Наследство, т. 16–18, с. 782.

На придворных балах Пушкину бывало просто скучно. Покойная Л. Д. Шевич передавала нам, как, стоя возле нее, полузевая и потягиваясь, он сказал два стиха из старинной песни:

Неволя, неволя, боярской двор.

Стоя наешься, сидя наспишься.

П. И. Бартенев.– Рус. Арх., 1889, т. III, с. 124.

Иду я с Пушкиным по Невскому проспекту. Встречается Одоевский. Он только что отпечатал тогда свои «Пестрые сказки» фантастического содержания и разослал экземпляры, в пестрой обертке, своим приятелям. Экземпляр поднесен был и Пушкину. При встрече на Невском Одоевскому очень хотелось узнать, прочитал ли Пушкин книгу и какого он об ней мнения. Но Пушкин отделался общими местами: «Читал… ничего… хорошо» и т.п. Видя, что от него ничего не добьешься, Одоевский прибавил только, что писать фантастические сказки чрезвычайно трудно. Затем он поклонился и прошел. Тут Пушкин рассмеялся своим звонким, можно сказать, зубастым смехом, так как он выказывал тогда два ряда белых арабских зубов, и сказал: «Да если оно так трудно, зачем же он их пишет? Кто его принуждает? Фантастические сказки только тогда и хороши, когда писать их не трудно». Гр. В. А. Сологуб.Пережитые дни. – Рус. Мир, 1874, № 117.

Петербург мне не подходит ни в каком отношении; ни мои вкусы, ни мои средства не могут к нему приспособиться. Но два или три года придется терпеть. Пушкин– П. А. Осиповой, 13–14 мая 1833 г., из Петербурга ( фр.) .

Александр и Натали на Черной речке, они взяли дачу Миллера, которую в прошлом году занимали Маркеловы. Она очень красива, есть большой сад; дача очень велика: 15 комнат с верхом. Натали чувствует себя хорошо, она была очень довольна своим новым жилищем, тем более что это в двух шагах от ее тетки ( Ек. Ив. Загряжской), которая живет с Натальей Кирилловной ( Загряжской) на ферме. Н. О. Пушкина– О. С. Павлищевой, 24 мая 1833 г. – Кр. Нива, 1929, № 24, с. 8.

Весною 1833 года Пушкин переехал на дачу, на Черную речку (дача Миллера), и отправлялся пешком оттуда каждый день в архивы, возвращаясь таким же образом назад. Как только истощались его силы от усиленного физического и умственного труда, он шел купаться, и этого средства уже достаточно было, чтоб снова возвратить ему бодрость и способности. П. В. Анненков.Материалы, с. 350.

Жена Александра, чувствуя себя отлично, много гуляет по островам, несмотря на последний месяц беременности, посещает театр… Н. О. Пушкина – О. С. Павлищевой, 17 июня 1833 г. – Л. Н. Павлищев. Воспоминания, с. 323.

* Это было в начале июля 1833 г., в одну из тех очаровательных ночей, какие только можно видеть на дальнем Севере. Освежительная прохлада наступила после нестерпимого дневного зноя, и на горизонте вечерняя заря соединилась с утреннею. В такую пору я с моим приятелем, гвардии офицером Ст., гулял по островам. Уже прошла полночь. Мы перешли через мост на Крестовский остров. В недальном расстоянии от нас, то медленно, то ускоряя шаги, прогуливался среднего роста, стройный человек. Походка его была небрежна, иногда он поднимал правую руку высоко вверх, как пламенный декламатор. Казалось, что незнакомец разговаривал сам с собою. Порою слова его переходили в тихое пение какой-то из трогательных народных песен. «Кто бы это мог быть?» – спросил я моего друга. «Если не ошибаюсь, – отвечал он, – то это…» В это мгновение незнакомец остановился, оборотился к реке и со сложенными на груди руками прислонился к дереву; тогда мы могли разглядеть до того времени скрытые от нас черты лица человека 34 или 35 лет. Темные, несколько углубленные глаза на небольшом бледном лице, прекрасный рот, полный белых зубов. Только нос казался несколько широким. У него были черные курчавые волосы, прекрасные брови и полные бакенбарды. Одет он был по последней моде, но заметна была какая-то небрежность. Между тем и незнакомец нас заметил. Мой спутник подошел к нему и, протягивая руку, приветствовал его: «Здравствуйте, Пушкин!» Приятель мой, уже знакомый с Пушкиным, представил нас друг другу. Поэт и мой спутник начали между собой оживленный разговор по-французски. Тоска и разорванность со светом были заметны в речах Пушкина и не казались мне пустым представлением. «Я не могу более работать», – отвечал он на вопрос: не увидим ли мы вскоре новое его произведение? «Здесь бы я хотел построить себе хижину и сделаться отшельником», – прибавил он с улыбкою. «Если бы в Неве были прекрасные русалки», – отвечал мой спутник, намекая на юношеское стихотворение Пушкина «Русалка» и приводя из него слова, которыми она манит отшельника: «Монах, монах! Ко мне, ко мне!» – как это глупо! – проворчал поэт. – Никого не любить кроме самого себя». «Вы имеете достойную любви прекрасную жену», – сказал ему мой товарищ. Насмешливое, протяжное «да!» было ответом. Я выразил мое восхищение прекрасною, теплою ночью. «Она очень приятна после сегодняшней страшной жары», – небрежно и прозаически отвечал мне поэт. Товарищ мой старался навести его на более серьезный разговор; но он постоянно от того отклонялся. «Там вечерняя заря, малое пространство ночи, а там уж заря утренняя, – сказал мой друг. – Смерть, мрак гроба и пробуждение к прекраснейшему дню!» Пушкин улыбнулся. «Оставьте это, мой милый! Когда мне было 22 года, знал и я такие возвышенные мгновения; но в них ничего нет действительного. Утренняя заря! Пробуждение! Мечты, только одни мечты!» В это время плыла вниз по Неве лодка с большим обществом. Раздалось несколько аккордов гитары, и мягкий мужской голос запел «Черную шаль» Пушкина. Лишь только окончилась первая строфа, как Пушкин, лицо которого мне казалось гораздо бледнее обыкновенного, проговорил про себя: «С тех пор я не знаю спокойных ночей!» и, сказав нам короткое «Bon soir, messieurs!», исчез в зеленой темноте леса. Фр. Титц.Ein russischer Dichter. Petersburger Erinnerung aus dem Jahre 1833. – Familien-Journal, 1865, № 606. Перепеч. в переводе: П. И. Бартенев. Пушкин: сборник, кн. II, с. 143–145.

( Автор с П. В. Нащокиным, композитором Есауловым и певцом Лавровым приехали в Петербург и остановились в гостинице Демута.) На другой день, 29 июня, рано утром, пешком с Черной речки, первым явился А. С. Пушкин. Поздоровавшись с ним, Павел Воинович представил ему и нас, артистов; а относясь ко мне, прибавил: «А сей юноша замечателен еще тем, что, читая все журналы, романы и следя за литературой, никак не мог дочитать Ивана Выжигина!» Александр Сергеевич, пожав мне еще раз руку, сказал: «Лучше сей рекомендации и не надо». Вскоре собрались приятели Павла Воиновича: полковник Манзе, князь Эристов, Данзас (впоследствии секундант Пушкина) и другие. Общая радость, веселый говор, шутки, остроты, воспоминания о прошлом времени, анекдоты о настоящем, хохот, шум, крик!.. Пушкин, пригласив Нащокина завтра обедать и слушать его новые сочинения, ушел; оставшаяся компания продолжала веселиться…

Раз утром, встав очень рано, переписывал я два письма в стихах к Ленскому и к сестре моей. Нащокин, застав меня врасплох, заставил прочесть ему, расхвалил, да и кончил так: «Очень рад, очень рад! Вот мы с вами порадуем и Александра Сергеевича. Он сейчас придет». Я ни за что не соглашался, он настаивал; заспорили… Входит Пушкин.

– Рассуди нас, Александр Сергеевич, я к тебе с жалобой на сего юношу: во 1-х, он вчера в первый раз сбрил усы, во 2-х, влюбился в Елену Яковлевну Сосницкую, а в 3-х, сочинил хорошие стихи и не соглашается прочесть тебе.

– Усы его собственность; любовь к Елене – грех общий: я сам в молодости, когда она была именно прекрасной Еленой, попался было в сеть, но взялся за ум и отделался стихами, а юноше скажу: берегись; а что касается до стихов, то в сем грехопадении он обязан покаяться передо мной!Говоря это весело, в pendant тону Нащокина, Александр Серге-евич взял меня под руку, ввел во вторую комнату, посадил на диван, сам сел с правой стороны, поджав по-турецки ноги, и сказал: «Кайся, юный грешник!» По прочтении письма к Ленскому Александр Сергеевич сказал свое всегдашнее словцо: «Ну, вот и прекрасно, и очень хорошо». Из второго письма к сестре, после описания сна, где я видел между прочим:

Друзей, начальников, врагов… –

указательный перст поэта быстро длинным ногтем чертил по запятой, как бы выскабливая ее: «Запятую прочь! маленькое тире, знак соединительный: начальники-враги слова однозначущие!»

В это же утро собрались почти все приятели, а разговоры были натянутые, невеселые; все вертелось на злобе дня, т.е. на безденежьи… Является Боголюбов и подает Пушкину свертки золота. ( Он ездил искать для Пушкина денег.) Поэт, развернув свертки и высыпав на стол кучку блестящих монет, превратился в совершенного ребенка: то пригоршней поднимает золото, то вновь рассыплет по столу, то хочет захватить одной рукой, да длинные ногти мешают, тогда, опрокинув кисть руки и подсовывая ногти под кружки, собирает их на ладонь и пересыпает из одной в другую, приговаривая: «люблю играть этой мелочью… но беречь ее не люблю… поиграю и пускаю в ход, ходячая монета!»

В полночь все, в память любимых поэтом прогулок в светлые петербургские ночи, согласились в эту ночь прогулять по площадям города и по набережной Невы. Все гурьбой вывалили на Невский. Но поэт, любитель светлых ночей, торопился на дачу, отвечая на приставанье друзей: «Гуляйте, гуляйте, для вас всегда время, а мое разгульное времячко прошло»…

Из нашего приятного ночного шатания замечателен рассказ друзей о прежних прогулках с Пушкиным-холостяком, как они, бывало, заходили к наипочтеннейшей Софье Евстафьевне, провести остаток ночи с ее компаньонками, и где Александр Сергеевич, бывало, выберет интересный субъект и начинает расспрашивать о детстве и обо всей прежней жизни, потом усовещивает и уговаривает бросить блестящую компанию, заняться честным трудом – работой, идти в услужение, притом даст деньги на выход и таким образом не одну жертву спас от погибели; а всего лучше, что благонравная Софья Евстафьевна жаловалась на поэта полиции, как на безнравственного человека, развращающего ее овечек. Н. И. Куликов.Пушкин и Нащокин. – Рус. Стар., 1881, т. 31, с. 604–613.

6 июля бог дал Александру сына; но не он и не жена его сообщают нам это, а графиня Ивелич. По ее письму, моя невестка до сих пор еще очень страдает, хотя со времени родов прошло без малого месяц. У нее образовались нарывы, от которых до сих пор не может отделаться. Александру же непростительно быть к нам до такой степени равнодушным, что он даже и двумя строками не заблагорассудил мне отвечать. Очень беспокоимся. Напрасно ты нам писала на его имя. Переслать нам твое письмо Александр и не позаботился. Впрочем оно могло и пропасть по очень простой причине: переезжая на Черную речку, Александр перевел туда всю свою прислугу, поручив городскую квартиру надзору дворника, а этот дворник или пьян, или спит. Л. Пушкин– О. С. Павлищевой, 1 авг. 1833 г. – Л. Н. Павлищев. Воспоминания, с. 324 ( фр.) .

Пушкин был во многих отношениях внимательный и почтительный сын. Он готов был даже на некоторые самопожертвования для родителей своих; но не в его натуре было быть хорошим семьянином: домашний очаг не привлекал и не удерживал его. Он во время разлуки редко писал к родителям; редко и бывал у них, когда живал с ними в одном городе. Кн. П. А. Вяземский.Полн. собр. соч., т. VIII, с. 148.

Вчера был вечер у Фикельмонт… Было довольно весело. Один Пушкин palpitait de l’inte´re´t du moment [163] , краснел, взглядывая на Крюднершу, и несколько увивался вокруг нее. Кн. П. А. Вяземский– жене, в июле – нач. авг. 1833 г. – Голос Минувшего, 1922, № 2, с. 116.

Однажды, возвратясь с бала, на котором Н. Н. Пушкина вообразила, что муж ее ухаживает за м-ме Крюднер (что было совершенно несправедливо), она дала ему пощечину, о чем он, смеясь, рассказывал Вяземскому, говоря, что «у его мадонны рука тяжеленька». О. Н. Смирновав примеч. к Запискам. – А. О. Смирнова. Записки, т. I, с. 340.

Пушкин был на балу с женою-красавицею и, в ее присутствии, вздумал за кем-то ухаживать. Это заметили, заметила и жена. Она уехала с бала домой одна. Пушкин хватился жены и тотчас же поспешил домой. Застает ее в раздевании. Она стоит перед зеркалом и снимает с себя уборы. «Что с тобою? Отчего ты уехала?» Вместо ответа Наталия Николаевна дала мужу полновесную пощечину. Тот как стоял, так и покатился со смеху. Он забавлялся и радовался тому, что жена его ревнует, и сам со своим прекрасным хохотом передавал эту сцену приятелям. Арк. О. Россет.– Рус. Арх., 1882, т. I, с. 247.

С Черной речки Пушкины уже не вернулись на квартиру Жадимировского. 1 сентября в отсутствие Пушкина жена Наталья Николаевна заключила договор на новую квартиру с капитаном гвардии А. К. Оливеем (русская переделка фамилии Оливье). П. Е. Щеголев.Квартирная тяжба Пушкина. – Кр. Нива, 1929, № 24, с. 8.

С августа 1833 по август 1834 г. Пушкин жил на Пантелеймоновской ул. в доме Оливье. По имеющимся у нас данным мы не могли отыскать на Пантелеймоновской улице дома Оливье. У гг. Оливье было два дома, но в совершенно иных частях города, один на Гороховой улице, недалеко от дома Жадимировского. П. Зет( П. Н. Столпянский) .Квартиры А. С. Пушкина. – Новое Время, 1912, № 12889.

Жительство Пушкина Литейной части против церкви Пантелеймона в доме Оливье. П. А. Жадимировский.Объявление в петербургскую Управу Благочиния. – Кр. Нива, 1929, № 24, с. 8.

Поездка на Восток

Вот тебе подробная моя Одиссея. Ты помнишь, что от тебя уехал я в самую бурю. Приключения мои начались у Троицкого моста. Нева так была высока, что мост стоял дыбом: веревка была протянута, и полиция не пускала экипажей. Чуть было не воротился я на Черную речку. Однако переправился через Неву выше и выехал из Петербурга. Погода была ужасная. Деревья по Царскосельскому проспекту так и валялись, я насчитал их с пятьдесят. В лужицах была буря. Болота волновались белыми волнами. По счастью, ветер и дождь гнали меня в спину, и я преспокойно высидел все это время. На другой день погода прояснилась. Мы с Соболевским шли пешком 15 верст, убивая по дороге змей, которые обрадовались сдуру солнцу и выползли на песок. Вчера прибыли мы благополучно в Торжок, где Соболевский свирепствовал за нечистоту белья. Сегодня проснулись в 8 часов, завтракали славно, и теперь отправляюсь в сторону, в Ярополец ( имение Н. И. Гончаровой), а Соболевского оставляю наедине с швейцарским сыром.

Пушкин– Н. Н. Пушкиной, во втор. пол. авг. 1833 г., из Торжка.

Пишу к тебе из Павловского, между Берцовым и Малинниками, о которых, вероятно, я тебе много рассказывал. Вчера, своротя на проселочную дорогу к Яропольцу, узнаю с удовольствием, что проеду мимо Вульфовых поместий, и решился их посетить. В 8 часов вечера приехал я к доброму моему Павлу Ивановичу, который обрадовался мне, как родному. Здесь я нашел большую перемену. Назад тому 5 лет Павловское, Малинники и Берново наполнены были уланами и барышнями, но уланы переведены, а барышни разъехались: из старых моих приятельниц нашел я одну белую кобылу, на которой и съездил в Малинники; но и та уж подо мною не пляшет, не бесится, а в Малинниках, вместо всех Аннет, Евпраксий, Саш, Маш etc. живет управитель Парасковии Александровны Рейхман, который поподчивал меня шнапсом. Вельяшева, мною некогда воспетая, живет здесь в соседстве; но я к ней не поеду, зная, что тебе было бы это не по сердцу. Здесь объедаюсь я вареньем и проиграл три рубля в двадцать четыре роббера в вист.

Гляделась ли ты в зеркало, и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете, а душу твою люблю я еще более твоего лица. Прощай, мой ангел, целую тебя крепко. Пушкин– Н. Н. Пушкиной, 23 авг. 1833 г., из Павловского.

В Ярополец приехал я в среду поздно. Наталья Ивановна встретила меня как нельзя лучше. Я нашел ее здоровою, хотя подле нее лежала палка, без которой далеко ходить не может. Четверг я провел у нее. Она живет очень уединенно и тихо в своем разоренном дворце и разводит огороды над прахом твоего прадедушки Дорошенки, к которому ходил я на поклонение. Я нашел в доме старую библиотеку, и Нат. Ив. позволила мне выбрать нужные книги. Я отобрал их десятка три, которые к нам и прибудут с вареньем и наливками. Таким образом набег мой на Ярополец был вовсе не напрасен. Из Яропольца выехал я ночью и приехал в Москву вчера в полдень. Пишу тебе из антресолей вашего Никитского дома. Пушкин– Н. Н. Пушкиной, 26 авг. 1833 г., из Москвы.

Вчера были твои именины, сегодня твое рождение. Вчера пил я твое здоровье у Киреевского с Шевыревым и Соболевским; сегодня буду пить у Суденки. Еду послезавтра – прежде не будет готова моя коляска. Вчера, приехав поздно домой, нашел я у себя на столе карточку Булгакова, отца красавиц, и приглашение на вечер. Жена его была также имянинница. Я не поехал, за неимением бального платья и за небритие усов, которые отращаю в дорогу. Ты видишь, что в Москву мудрено попасть и не поплясать. Однако скучна Москва, пуста Москва, бедна Москва. Даже извозчиков мало на ее скучных улицах. По своему обыкновению, бродил я по книжным лавкам и ничего путного не нашел. Книги, взятые мною в дорогу, перебились и перетерлись в сундуке. От этого я сердит сегодня. Пушкин– Н. Н. Пушкиной,27 авг. 1833 г., из Москвы.

Вот тебе отчет с самого Натальина дня. Утром поехал я к Булгакову ( московскому почтдиректору) извиняться и благодарить, а между тем и выпросить лист для смотрителей, которые очень мало меня уважают, несмотря на то, что я пишу прекрасные стишки. У него застал я его дочерей и Всеволожского. Они звали меня на вечер к Пашковым на дачу, я не поехал, жалея своих псов, которые только лишь ощетинились. Обедал у Суденки, моего приятеля, товарища холостой жизни моей. Теперь и он женат, и он сделал двух ребят, и он перестал играть; но у него 125 000 доходу, а у нас, мой ангел, это – впереди. Жена его тихая, скромная, некрасавица. Мы отобедали втроем, и я, без церемонии, предложил здоровье моей имянинницы, и выпили мы все, не морщась, по бокалу шампанского. Вечер у Нащокина, да какой вечер! шампанское, лафит, зажженный пунш с ананасами – пью за твое здоровье, красота моя. На другой день в книжной лавке встретил я А. Раевского. «Sacre´ chien, – сказал он мне с нежностью. – Pourquoi n’êtes vous pas venu me voir?» – «Animal, – отвечал я ему с чувством, – qu’avez vous fait de mon manuscript petit-russien? [164] » После сего поехали мы вместе, как ни в чем не бывало, он держа меня за ворот всенародно, чтоб я не выскочил из коляски. Отобедали вместе глаз на глаз (виноват: втроем с бутылкой мадеры). Потом, для разнообразия жизни, провел опять вечер у Нащокина; на другой день он задал мне прощальный обед со стерлядями и с жженкой, усадили меня в коляску, и я выехал на большую дорогу. Пушкин– Н. Н. Пушкиной, 2 сент. 1833 г., из Нижнего Новгорода.

Нащокин провожал меня шампанским, жженкой и молитвами. Каретник насилу выдал мне коляску; нет мне счастия с каретниками. Дорога хороша, но под Москвою нет лошадей, я повсюду ждал несколько часов и насилу дотащился до Нижнего сегодня, т.е. в 5-е сутки. Успел только съездить в баню. Кажется, я глупо сделал, что оставил тебя и начал опять кочевую жизнь. Живо воображаю первое число. Тебя теребят за долги, Параша, повар, извозчик, аптекарь, m-me Zichler etc, у тебя не хватает денег, Смирдин перед тобой извиняется, ты беспокоишься, – сердишься на меня – и поделом. Что у нас за погода! дни жаркие, с утра маленькие морозы – роскошь! так ли у вас? Пушкин– Н. Н. Пушкиной, 2 сент. 1833 г., из Нижнего Новгорода.

Ух, женка, страшно! теперь следует важное признание. Сказать ли тебе словечко, утерпит ли твое сердечко? Ну, так уж и быть, узнай, что на второй станции, где не давали мне лошадей, встретил я некоторую городничиху, едущую с теткой из Москвы к мужу и обижаемую на всех станциях. Она приняла меня весьма дурно и нараспев начала меня усовещевать и уговаривать: как вам не стыдно? на что это похоже? две тройки стоят на конюшне, а вы мне ни одной со вчерашнего дня не даете. «Право?» – сказал я и пошел взять эти тройки для себя. Городничиха, видя, что я не смотритель, очень смутилась, начала извиняться и так меня тронула, что я уступил ей одну тройку, на которую имела она всевозможные права, а сам нанял себе другую, т.е. третью, и уехал. Ты подумаешь: ну это еще не беда. Постой, женка, это еще не все. Городничиха и тетка так были восхищены моим рыцарским поступком, что решились от меня не отставать и путешествовать под моим покровительством, на что я великодушно и согласился. Таким образом и доехали мы почти до самого Нижнего – они отстали за 3 или 4 станции – и я теперь свободен и одинок. Ты спросишь, хороша ли городничиха? Вот то-то, что не хороша, ангел мой Таша, о том-то я и горюю. Уф, кончил. Отпусти и помилуй. Пушкин– Н. Н. Пушкиной, 8 сент. 1833 г., из Нижнего Новгорода.

Пушкин мне рассказывал, что под Нижним он встретил этапных. С ними шла девушка не в оковах, у нас женщин не заковывают. Она была чудной красоты и укрывалась от солнца широким листом капусты. «А ты, красавица, за что?» Она весело отвечала: «Убила незаконнорожденную дочь, пяти лет, и мать за то, что постоянно журила». Пушкин оцепенел от ужаса. А. О. Смирнова.Автобиография, с. 178.

Я в Казани с 5. Здесь я возился со стариками, современниками моего героя ( Пугачева), объезжал окрестности города, осматривал места сражений, расспрашивал, записывал и очень доволен, что не напрасно посетил эту страну. Погода стоит прекрасная, чтобы не сглазить только. Надеюсь до дождей объехать все, что предполагал видеть, и в конце сент. быть в деревне. Пушкин– Н. Н. Пушкиной, 8 сент. 1833 г., из Казани.