Текст книги "Сладкое искушение (ЛП)"
Автор книги: Венди Хиггинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Она выглядит мило с хвостом, который утром держался высоко на макушке, а сейчас съехал ниже, всем своим видом показывая, что с него достаточно. Я хочу запустить в него руки, позволить волосам скользить сквозь пальцы и, может быть, схватить покрепче, заставляя ее задыхаться.
Твою мать. Плохой Кай.
Анна слегка вздрагивает и втягивает воздух, и на мгновенье я задаюсь вопросом, может ли она, черт возьми, читать мысли, потому что она оставляет меня, возвращаясь обратно в номер. Я слушаю, как она идет в ванную, и, кажется, роется в моих туалетных принадлежностях. Возможно, хочет одолжить станок, чтобы побрить ноги. Ха.
Я смеюсь и вхожу внутрь. Картина, которую я вижу в ванной, заставляет меня внезапно рассмеяться. Анна Уитт нюхает мой дезодорант.
Услышав меня, она вздрагивает, роняет дезодорант в раковину и визжит. Все это меня забавляет. И заводит. Потому что, да, она прикасается к моим вещам и нюхает их. Ничего не сумев с собой поделать, я смеюсь.
– Ладно, должно быть, это выглядело не очень хорошо, – говорит она, складывая вещи обратно. – Я просто пыталась выяснить, каким одеколоном ты пользуешься.
Интересный поворот событий. Надо же, она все-таки их уловила.
Я скрещиваю руки на груди и возвращаюсь в комнату, пытаясь скрыть то, как меня забавляет эта ситуация.
– Я не пользуюсь одеколоном.
– Ох, – она откашливается. – Просто забудь об этом.
Ага, как же.
– И что же ты почувствовала? – Джинджер рассказывала мне, как пахнут мои феромоны, когда мы были младше, и если Анна распознала именно их, значит, неосознанно раскрыла свои сверхчувства. Я подхожу ближе, ожидая, когда она посмотрит на меня, но она не делает этого. Не страшно. Судя по смеси ее тревоги, волнения, растерянности и страсти, я сильно на нее влияю.
– Не знаю, – говорит она. – Похоже на цитрусовые и хвою, или что-то… как листья и сок деревьев. Сложно объяснить.
Джинджер, сучка, сказала, что я пахну как кислый кумкват и грязь. Думаю, ей просто понравилось слово "кумкват".
– Цитрусовые? Как лимоны?
– Скорее апельсины. И немного лайма.
Ее описание мне нравится намного больше, чем описание Джин. Я отбрасываю волосы с глаз. Ситуация усложняется.
– Ты почувствовала мои феромоны, Анна.
Она пронзительно, нервно посмеивается, словно не верит мне.
– Ох, тогда ладно. Что ж… – Анна пытается покинуть ванную, но я преграждаю ей путь. Мы еще не закончили.
– Обычно люди не в состоянии уловить феромоны. Должно быть, ты воспользовалась своими экстра-ощущениями, сама того не осознавая. Я слышал, что Нефы теряют контроль над своими чувствами, подвергаясь определенным эмоциям. Страху, удивлению, – погодите-ка… – Страсти.
Неловкость возрастает, но в укромных уголках ее ауры все еще мерцает красный, пока она не слишком удачно пытается отмазаться от своих чувств. Она слишком невинна, чтобы застрять в ванной с таким, как я.
– Хочешь знать, чем пахнешь ты? – спрашиваю я.
Ее глаза расширяются, а взгляд начинает метаться по ванной.
– Эм, не особо. Думаю, мне лучше уйти.
Думаю, нет.
– Ты пахнешь грушами с нотками фрезии.
– Ух ты, ладно, – она откашливается, в ее ауре вспыхивает похоть.
– Думаю, я просто… – Она прижимается к раковине, пытаясь протиснуться мимо меня, словно, прикосновение ко мне приведет к взрыву. Слишком довольный происходящим, я поднимаю вверх руки.
Она выбегает в комнату и переобувается в кроссовки. Если она надеется спастись от меня, то ей стоит подумать дважды. Я не позволю ей выйти из гостиницы без меня. И она может отрицать свои желания, но сегодня вечером будет еще больше объятий и поцелуев.
– Куда-то собираешься? – спрашиваю я.
– Да. На пробежку.
Только не одна.
– Не против, если я присоединюсь к тебе?
– Если согласишься оказать мне услугу.
Я вздергиваю брови.
– Научи меня скрывать цвета, – говорит она.
Эх, не на то я надеялся. Что ж, очень хорошо. Сначала навыки, потом обжимания.
Я смотрю на ее задницу, пока она взбирается на скалы передо мной и радуюсь, что на мне свободные шорты. Нужно успокоиться до того, как мы доберемся до места назначения. Становится немного легче, когда она достигает вершины и садится, успешно скрывая свою задницу от моего взгляда. Я даю себе минуту, после чего приближаюсь к ней и ложусь рядом. Вытянувшись на теплой, бугорчатой поверхности утеса, я смотрю в небо.
И пытаюсь не думать о сексе.
Вчерашней шалости было недостаточно. Даже если учесть все то, что я сегодня открыл Анне, осмелюсь сказать, что она еще не готова переспать со мной. Возможно, я делаю все неправильно. Возможно, мне стоит прикинуться очарованным. Это она предпочитает? А если…
Что она делает? Я застываю как вкопанный, когда ее рука нерешительно прикасается к моей, и ее пальцы, такие маленькие, теплые и мягкие, переплетаются с моими.
Она держит меня за руку.
Почему мое сердце так часто бьется? И почему кажется, что мы движемся слишком быстро, и в то же время слишком медленно? Я окидываю взглядом небо в поисках темных шептунов, максимально усилив чувства, но их нет.
Я позволяю себе насладиться ощущением ее руки в моей ладони, несмотря на то, что Кайден Роу не держится с девушками за руки. Этот жест так прост. Так трогателен, что глубоко внутри меня что-то обрывается. Я думаю о том, чтобы убрать руку, но решаю не делать этого, говоря себе, что так нужно, и что две соприкасающиеся руки не такое уж значительное событие.
Мы еще какое-то время лежим, держась за руки и болтая. Она внимательно слушает, как я объясняю ей, что визуализирую сокрытие своей ауры, и меня манит ее рвение. Я понимаю, что хочу ее научить – хочу помочь ей. Час пролетает в мгновение ока. Я одновременно в шоке и чувствую облегчение от того, как быстро она все схватывает. И думаю об остальных вещах, которым могу ее научить.
От этой мысли в области паха разгорается пожар, и я вздрагиваю.
Черт побери. Сосредоточься. Мы еще не закончили с ее аурой.
В реальных обстоятельствах сокрытие эмоций намного сложнее. Я должен увидеть, как она справляется со своими чувствами под давлением. Нужно испытать ее. Естественно, похоть – первое, что приходит мне в голову, поэтому я позволяю инстинктам взять надо мной верх.
– Знаешь, Анна, я не стану думать о тебе хуже, если ты вдруг передумаешь по поводу тех вещей, которые ожидает от тебя мой отец.
"Пожалуйста, передумай, – молчаливо молю я. – Позволь мне обучить тебя и хотя бы раз завладеть твоим телом." Тогда, быть может, эта нелепая тяга к ней исчезнет.
Я прикасаюсь к ее лодыжке и позволяю ладони скользнуть вверх по ее нежной икре. Она замирает под моим прикосновением, пытаясь не позволить ему отвлечь ее. Я вижу сосредоточенность на ее лице, когда она нервно сглатывает. Наблюдаю, как ее грудь вздымается от поверхностных вздохов, когда мои пальцы находят изгиб ее колена, пробегают по нежной коже. Из меня рвутся слова, ненасытная потребность растет, как нечто живое внутри меня.
– Сейчас здесь только ты и я, Анна. Я почувствовал, как ты ожила, когда мы целовались и знаю, что ты боишься этого. Боишься дать волю другой своей стороне, – я не осознаю, насколько правдивы эти слова, пока не произношу их. Ее глаза становятся шире. – Но тебе не стоит переживать. Я могу с этим справиться.
Могу и хочу. Я не хочу ее приручать. Вместе мы стали бы диким огнем, неукротимым, воспламеняющим наши дыхания. Жаждущим, нуждающимся, захватывающим, всепоглощающим. Боже, это могло бы быть чертовски хорошо.
Моя рука движется выше, обхватывая ее бедро. Я хочу продолжить, но ее ладонь твердо сжимается вокруг моего запястья, останавливая меня.
Я рыщу взглядом в поисках ее ауры, отчаянно желая увидеть красный цвет. Склонившись ниже, я готов накрыть ее рот своим в тот самый момент, когда вспыхнет страсть, но этого не происходит, и я практически осязаю собственное разочарование. Физически, это как удар под дых, но мысленно я разрываюсь между гордостью за приобретенный ее навык и жаждой снова увидеть ее цвета. Мне необходимо знать, что она чувствует.
– Нет, – говорит она. Я поражаюсь тому, какой одновременно мягкий и твердый у нее голос. Мы встречаемся взглядами, и в глубине ее глаз так много сокрыто. Ее длинные, светлые волосы, собранные в хвост, лениво лежат на ее плече, но несколько прядей выбилось из пучка. Эти локоны, то, как она всегда собирает их, похожи на символ ее дикой красоты, зажатой в тиски. Я хочу выпустить их на волю. Хочу, чтобы Анна утратила самообладание в моих руках.
Это всего лишь страсть, – говорю я себе.
По соблазнение Анны на поверку оказывается совсем иным – чем-то незнакомым и явно опасным.
Потому, что она – Неф, – пытаюсь объяснить я.
Потому, что она – твое самое сложное завоевание.
Потому, что ее ангельское вуду играет с твоим разумом.
Да. Все верно.
Я отстраняюсь от нее и сгибаю колено, чтобы скрыть реакцию своего тела на это испытание страстью. Она вглядывается в мое лицо, как всегда вопросительно.
– Прости. Мне пришлось вести грязную игру, – говорю я ей, и она закусывает губу. – Некоторые люди лучше работают под давлением. Теперь, если ты не против, мне нужно немного прогуляться.
Да, надо убираться от нее. Я спрыгиваю с камней и просто брожу, вдыхая вечернюю прохладу. Вернув, наконец, контроль над собственным телом, возвращаюсь к терпеливо ждущей меня на скале Анне. В животе, при виде нее, появляется странное чувство, и мне хочется пристрелить себя за подобную слабину.
Протянув ей руку, чтобы помочь спуститься, говорю:
– Пойдем. – Она, не колеблясь, принимает мою помощь, и мы молча возвращаемся в отель.
Я рад, что она научилась скрывать свои эмоции. Мы продвинулись на целый шаг в ее обучении. Теперь мне необходимо только лишить ее невинности, доставить к папочке-демону и выяснить, для чего она понадобилась той пожилой монахине. А уже после этого, я с чистой совестью верну ее домой и больше никогда не увижу.
Принимая душ, я понимаю, что не смогу выдержать весь день, не насытившись чьим-то желанием. У меня нет выбора. Весь вечер я тщательно сдерживал внутреннего зверя, но от него не скрыться, он живет внутри меня, и как бы я ни заталкивал его поглубже, он всегда на поверхности и всегда голоден. Обычно я соглашаюсь с ним, но, впервые, меня раздражают его желания.
Чего мне действительно хочется, так это вернуться в комнату и расположиться прямо между восхитительных ног Анны. По она не позволит мне этого. Пока. А у меня нет времени на длительные соблазнения. Я не могу сосредоточиться. Живот снова пронзает болью, навязчивой, тянущей – мне срочно необходим секс.
Я выхожу из ванной в шортах-карго, и взгляд Анны устремляется к моей груди. Ищу ее ауру, и только потом вспоминаю, что она научилась прятать ее. По ее взгляд достаточно красноречив. Увиденное ей нравится. Если, конечно, она не притворяется.
Вынимаю из сумки рубашку и надеваю. Пора сваливать. Я откашливаюсь, неожиданно начав нервничать, и это дерьмово. Меня не должно волновать ее мнение. Я выжил из ума.
– В общем, – говорю. – Я, э-э, уйду ненадолго.
От нее так и веет разочарованием, а у меня такое ощущение, будто она ударила меня в грудь.
– Не уходи, – говорит она. Еще удар. Почему я это чувствую?
Я такой, какой сеть и не позволю ей заставлять себя чувствовать вину. Внутри рождается злость, цепляюсь за нее, ее колкие объятия мне привычны. Чего я действительно хочу, так это остаться здесь, переплестись телами с Анной – чему не бывать, и это бесит.
– Я должен работать, Анна. Или здесь, или там.
Вели мне остаться, маленькая Энн. Помани меня пальчиком.
– Ничего страшного, если ты пропустишь одну ночь, – говорит она, выпятив свой крошечный подбородок.
Третий удар, и к злости примешивается сильный поток ярости.
– Уверена? – я пытаюсь заставить себя успокоиться, но ее самообладание, рассудительность и отсутствие понимания происходящего вызывают во мне желание хорошенько ее встряхнуть. Слова вылетают из моего рта, подобно яду: – И это говорит мне куколка, которая ни дня в своей жизни не работала? – Она не выполняла своего предназначения. В отличие от меня. Она не знает, что, поддавшись зверю хоть раз, пути назад уже не будет. Придется постоянно его подкармливать.
Но она продолжает давить на меня – продолжает говорить о дерьме, в котором ни черта не понимает – продолжает заставлять меня ощущать вину за то, какой я есть.
– Что-то я не заметила, чтобы демоны следили за каждым твоим шагом, – говорит Анна.
Она не может видеть демонов-шептунов. Она не знает, как они взаимодействуют между собой, как быстро могут обличить меня в уклонении от работы и как побегут меня сдавать. Она не знает, каково это, жить в страхе, ждать, что они объявятся в любую минуту. Но я слишком взбешен, чтобы рассказывать ей об этом.
– Не дави на меня, Анна, – предупреждаю я, пытаясь ухватиться за остатки самообладания. – Ты не знаешь, о чем говоришь.
И никто и никогда не заставлял меня чувствовать такое. Я вижу, что она тоже на взводе, ее лицо красное, а взгляд напряженный. Нужно сваливать. Когда я разворачиваюсь к двери, она кричит:
– Ты можешь прожить хотя бы одну ночь без секса?
Ярость ослепляет меня подобно белой вспышке, и мое тело тут же реагирует на это. Ее следующие слова теряются, когда потребность что-то разбить заставляет меня схватить ближайшую лампу и швырнуть ее. Она разбивается о стену с ласкающим слух треском, от чего в ушах у меня звенит. Я указываю пальцем на Анну, которой пора бы, черт возьми, уже понять, что к чему и прекратить давить на меня.
– Ты. Не. Понимаешь! – Я тяжело дышу от переполняющих меня эмоций. Она бледнеет, уставившись на меня так, словно я пнул котенка, и это перебор. Я опускаю руки. С меня достаточно. – Не жди меня на этот раз.
Я почти сбиваю пожилую пару, когда вылетаю в коридор. Оставляю их там пошатываться, сбегая вниз на первый этаж. В отеле есть бар, а значит и танцпол.
Ох, черт возьми. Они все танцуют под кантри.
В конце забитого до отказа бара на глаза попадается скучающая женщина, потягивающая "Маргариту". Немного за тридцать. Серый деловой костюм. Черные вьющиеся волосы до плеч. Ближе к делу. Я медленно подхожу к ней в ожидании, когда бармен обратит на меня внимание. Чувствую, как она смотрит на меня и отвечаю ей тем же. Она быстро отводит взгляд, и я замечаю всполохи оранжевого волнения в ее ауре. Мои глаза медленно опускаются к вырезу ее блузки. Осматриваю руки на наличие обручального кольца. Нет. Может, разведена? Аккуратный маникюр, довольно ухожена.
Я безразлично киваю.
– Привет.
Она улыбается и уверенно отбрасывает волосы с плеч.
– Лондон?
Я киваю, продолжая блуждать по ней взглядом. Она снова отворачивается, язык ее тела говорит, что она не заинтересована, но аура показывает иное. Надеюсь, она не станет играть в недоступную.
– Кайден.
– Селеста. И я слишком стара для тебя, – говорит она так, словно это положит конец моему интересу. Я смеюсь в ответ на ее искренность и протягиваю руку. Мгновение она смотрит на нее, затем пожимает, после чего возвращается к своему напитку.
Наконец, подходит бармен. Я показываю ему фальшивое удостоверение личности и говорю:
– Джек со льдом.
Я чувствую, как она оживилась рядом со мной, поскольку ее настроение меняется; полагаю, она поверила, что мне уже есть двадцать один.
– Селеста. Не возражаешь, если я присяду? – я указываю на стул рядом с ней.
– У нас свободная страна. Делай что хочешь. – Она рассеянно взбалтывает "Маргариту", пока я присаживаюсь. Мне кажется, Селеста слегка утомлена. По я могу это исправить. Я могу исправить все, что угодно.
– Остановилась в отеле? – спрашиваю я.
– Конференция по недвижимости. А ты?
– Остановился переночевать. Еду в Л.А. – Приступ боли внизу живота вынуждает поторапливаться. Продолжай разговаривать с ней.
Она делает длинный глоток.
– А что в Л.А.?
– Моя группа, – лгу я.
– Дай угадать, – с сарказмом говорит она. – Солист.
Я смеюсь и выпиваю половину напитка, наслаждаясь жжением в горле, прежде чем поставить стакан и снова посмотреть на нее.
– Барабанщик.
– Ммм. – Ее ауру пронзает вспышка красного. Она допила "Маргариту". Заказываю ей еще одну.
– Не обязательно это делать, – говорит она.
– Знаю.
Она потягивает "Маргариту", слизывая соль с ободка бокала. Я слежу за ее языком и зверь во мне рычит.
– Сколько тебе лет, Кайден?
Никогда не понимал, почему женщины так помешаны на возрасте. Я окидываю ее взглядом, становясь серьезным.
– Достаточно, чтобы доставить тебе удовольствие, о котором ты и не мечтала.
Глаза Селесты немного расширяются, ее аура становится ярко-красной, прежде чем снова вернуться к серому недоверию.
– Громкие слова, – говорит она.
Я посмеиваюсь.
– Хорошо, что я могу подкрепить их действиями. – Я залпом выпиваю остатки напитка и припечатываю стакан к стойке.
– Слушай, зря время тратишь. Вон там девушка не сводит с тебя глаз, – говорит Селеста, кивая на противоположную сторону танцпола. – Может, тебе лучше пойти и поговорить с ней.
Я даже не смотрю в указанном направлении, потому что уже сделал свою ставку. Люблю вызовы.
Не глядя на Селесту, я говорю:
– Предпочитаю женщин, а не девчонок, – подзываю бармена. Он наливает мне еще виски и подкатывает стакан по барной стойке.
Музыка становится громче, и, если это возможно, зажигательнее, заставляя людей отрываться по полной. Я прислушиваюсь к нашему номеру, в котором слышен только шорох простыней от ворочания Анны. Ее дыхание ровное, медленное. Она спит? Ее не расстроила демонстрация моего темперамента? Разве ей совсем не интересно, чем я занимаюсь?
Рядом же со мной, покачав головой, Селеста издаст смешок.
– Знаешь, как давно у меня не было этого?
Это заговорили выпитые коктейли.
– Не имею представления, но буду счастлив исправить ситуацию.
Она мотает головой, словно я абсолютный ублюдок и спрашивает:
– Почему?
– Потому что ты сексуальна.
Она щурится.
– Как я и сказала – ты зря тратишь время.
– Сильно сомневаюсь.
Мы молча потягиваем свои напитки. Спустя несколько минут она вздыхает.
– Ты не сдаешься, ведь так?
– Да, Селеста. Никогда. – Я поворачиваюсь к ней.
Она барабанит пальцами по барной стойке, глядя на свою руку.
– У меня нет презервативов.
Внутри меня все подпрыгивает, но лицо мое остается бесстрастным и уверенным.
– Зато у меня есть.
Она поворачивается ко мне лицом, и мы смотрим друг на друга. Зверь рост когтями землю в ожидании.
– Отлично, – Селеста пытается демонстрировать скуку, непринужденность, но ее аура ослепительно сигнализирует об обратном.
– Можем перебраться в мой номер…
Я готов закрыть глаза и облегченно выдохнуть. Это были самые длинные сорок минут в моей жизни. Слава зрелым женщинам без предрассудков, точно знающим, чего они хотят. Я бросаю деньги на барную стойку и наклоняюсь вперед, замерев в сантиметрах от ее лица.
– Потрясающе, Селеста. Ты – ангел.
Слово "ангел" привлекает мое внимание. Облегчение сменяет неожиданное сомнение, и я проклинаю Анну, когда в мое сознание вонзается чувство вины. На мгновение я представляю, как говорю этой женщине, что передумал. Представляю, как это было бы – проигнорировать пульсирующую боль и вернуться в номер к Анне.
Эта мысль совершенно бессмысленна и глупа. Какой в этом резон? Я опускаю руку на поясницу Селесты и вывожу ее из бара. Я знаю, чего хочу, и получаю это.
Глава 7. По рукам
"Я начинаю хотеть тебя сильнее, чем нужно…
Хочу чтобы ты просто ушла, но ты такая сладкая."
"Like Sugar" Matchbox Twenty
Анна не просыпается, когда поздней ночью я возвращаюсь в номер и снова принимаю душ. Ее глубокий сон является признаком излишней доверчивости. Она не бывает начеку, никогда не прислушивается, не знает, что происходит вокруг. Это бесит. Не хочу, чтобы меня заботила ее безопасность после окончания нашей поездки. Вообще не хочу о ней думать.
И все же, когда я засыпаю, снится мне она.
Сон начинается с того, что мы пляшем кадриль под жуткую песню бадонкадонк (*Trace Adkins – Honky Tonk Badonkadonk), причем выходит у нас неплохо. Но этот сон из категории чертовски странных, которые тебе не хочется запоминать. В моем сне Селеста вклинивается в наш танец. Это бесит Анну, которая начинает обжиматься с барменом, чтобы вызвать у меня ревность. Я просыпаюсь рано, возбужденный и разочарованный, и понимаю, что все делал не так.
До меня дошло, что нельзя одновременно и оргазм получить, и девственницей остаться. Я сам себе вставил палки в колеса, позволив Анне знать, что сплю с другими девушками. Ревность часто бывает хорошим помощником в вопросах соблазнения, но с Анной такое не прокатит. Она не предложит мне себя только для того, чтобы удержать от походов по девицам. Зарекаюсь на остаток пути вести себя максимально тактично. А уходя на ночь работать, буду притворяться, что иду заниматься чем-нибудь другим. Вел себя как болван.
После своего озарения, за завтраком, я словно заново родился. Особенно после того, как понимаю, что Анна уже давно простила меня за игру в Халка с лампой. Я флиртую с Анной, поддразниваю, все свое внимание уделяю ей. А она краснеет и хихикает. Я настроен завоевать ее, любой ценой, даже если это будет последним, что я сделаю. Я даже позволяю ей сесть за руль.
Я и не ожидал от Анны, что она такая любительница погонять, и, естественно, ее жажда скорости заводит меня. Чтобы хоть как-то отвлечься, приходится играть в разные игрушки в телефоне.
– Не возражаешь, если мы остановимся?
Я поднимаю глаза и мое внимание приковывает небольшая резервация индейцев.
– Нисколько.
В Нью-Мехико стоит адская жара – сухой палящий воздух напоминает мне о Западно-Капской провинции на юге Африки. Этот островок прошлого навевает обманчивое чувство легкости. Анна словно оказывается в своей стихии, бабочкой порхая вокруг и всем улыбаясь.
Я наблюдаю, как она рассматривает украшения, как ее взгляд задерживается на бирюзовом ожерелье. Оно в форме сердца и словно создано для нее. Она вертит его в руках, чуть ли не обнимает, а потом замечает цену. И быстро кладет на место и отходит. Во мне просыпается любопытство. Очевидно же, она от него в восторге – но почему не покупает? Тогда я вспоминаю о финансовых проблемах у них с мамой, что просто неслыханно для Нефов. Я бросаю взгляд на ценник и мне самому хочется возмутиться, ведь она одна из нас и должна иметь возможность покупать все, что захочет.
– Тебе что-нибудь нравится? – спрашиваю.
Наверное, я напугал ее, потому что она чуть подпрыгивает и отступает еще на шаг от ожерелья.
– Да. Они все такие красивые, правда?
Внутри меня борются непонятные чувства. Она не признает, что ей нравится ожерелье. Ей будто стыдно за желание получить его.
– Могу я… что-нибудь приобрести для тебя?
Ее шея и щеки становятся пунцовыми.
– Ой. Нет. Мне ничего не нужно, но спасибо.
Это озадачивает. Вероятно, она лучше умрет, чем попросит меня купить его ей. Но я действительно хочу подарить ей это ожерелье.
Стоп. Я моргаю, остро нуждаясь в том, чтобы разобраться в причинах такого странного порыва.
Девушки любят подарки.
Она решит, что небезразлична мне.
Эти камушки помогут мне завалить ее.
Ведь только это мною движет. Так? Так.
По рукам.
По не при ней. Сомневаюсь, что она позволит, да и сцен не хочется. Поэтому я отправляю ее охлаждать машину, а сам иду покупать напитки. Пожилой мужчина понимающе кивает, когда я протягиваю ему напитки и ожерелье.
– Для твоей любимой, – говорит он сиплым, срывающимся голосом.
Внутри екает. У меня вырывается сухой смешок.
– Нет-нет. Мы не вместе.
Еще один понимающий кивок, на этот раз сопровождаемый ухмылкой. Мне хочется приказать старому глупцу забрать свои проклятые слова обратно. Я начинаю паниковать. Расплачиваюсь и выбегаю оттуда, как можно быстрее. Надеюсь, Анна не подслушивала.
Сев в машину и передав ей бутылку, понимаю, что она ничего не слышала. Мой мозг занимает поток неясных мыслей, в то время как Анна, весело щебеча, отъезжает. Чувствую, как начинаю беспричинно улыбаться, стоит только подумать о дурацком ожерелье в кармане. Хочется треснуть себя по лицу, я напоминаю себе, что это всего лишь часть плана. И я не должен ловить от этого кайф. Кайф будет, когда я ее раздену.
– А мы проедем Большой Каньон? – спрашивает Анна. – Всю жизнь хотела на него посмотреть.
Было бы великолепно. Я загружаю карту в телефоне, но поиски приносят только разочарование. Мы не можем себе позволить потратить столько времени.
– Он совсем не по пути. Более чем в часе езды. – Ее отец никуда не денется, но монахиня, с которой ей так надо встретиться, по-видимому, при смерти. Нельзя терять столько времени. – Как насчет того, чтобы заехать туда на обратном пути, когда нам не надо будет никуда торопиться?
Кажется, мое предложение ее радует, и, честно говоря, меня тоже. Наверное все дело в том, что я чувствую, как шаг за шагом завоевываю ее.
Но я никак не могу избавиться от чувства легкости, даже когда мы говорим о серьезных вещах. Когда мгновение царит тишина, Анна фыркает и начинает хихикать.
– Ты чего? – спрашиваю.
– Ты уверен, что Нефилимы не могут обладать силой убеждения?
Я хмурюсь от такого странного вопроса. Князья достаточно сильны, чтобы влиять на людей посредством слов, даже могут внедрять нужные мысли. Они не могут заставить людей что-то сделать, но умеют настоятельно подстегивать. Было бы чудесно обладать такой способностью.
– Никогда не слышал о ком-либо, способном на это, кроме Князей. И, поверь мне, я сам пытался, и не раз. Не действует. – Но моя уверенность, тем не менее, вызывает у нее лишь скепсис.
Мы останавливаемся рядом с мини-магазинчиком, чтобы сходить в туалет, и, когда я подхожу к двери, у меня появляется причудливое желание крутануться, стоя на одной ноге. Что я и делаю.
Секундочку… какого черта… я что, сделал балетное па? На публике? Что за фигня?
Подняв глаза, я вижу побежавшую прятаться между рядов Анну, едва не падающую от хохота.
Да нет. Ни хрена. У меня мозги поплыли. Она не может что-либо внушать людям, подобно Князьям. Или может? Но затем я вспоминаю, что она другая. Ее родители ангелы, оба, так что… кто знает, на что она вообще способна. Меня переполняет гордость за нее и чистая зависть. Плюс немного шока от того, что она использовала свои способности на мне.
– Ха-ха, не смешно. – Качая головой, выхожу из магазина. Когда она садится, пытаясь удержаться и не расхохотаться, мне приходится физически сдерживаться, чтобы не схватить ее и не дать сдачи – в стиле Кайдена.
Не могу припомнить, когда так веселился. Это такое беззаботное, глупое чувство, и я просто не могу от него избавиться. Она заставляет меня смеяться и, начав, я уже не могу остановиться. Мы вместе ржем над тупейшими вещами, и я перестаю напоминать себе, что все это – всего лишь часть плана. Я внушаю себе, что просто двигаюсь к намеченной цели.
Но потом я избавляюсь от всех этих мыслей и растворяюсь в эмоциях.
В это же мгновение происходит то, чему у меня нет объяснений. Я понимаю, что мне хорошо, и я ничего не могу сделать с этим. Да и не хочу.
Я позволяю себе чувствовать. И это прекрасно.
Глава 8. Новая зависимость
"Я ощущаю твой взгляд на себе, далее если тебя не видно поблизости,
Я чувствую твое прикосновение, далее если ты далеко от меня."
"Voodoo Doll" 5 Seconds of Summer
Все шло хорошо. На подъезде к Лос-Анджелесу, я планировал ехать сразу в отель, но пока был не вполне готов к еще одной неловкой ситуации.
– Еще слишком рано, – говорю я. – Давай проедем через Лос-Анджелес или Голливуд.
Анна соглашается, а спустя мгновение Анна взвизгивает:
– О Господи, Кай, смотри! Знак Голливуда!
Черт, это так мило – ее восторгает каждая мелочь. Поразительно. А потом до меня доходит, что она сказала.
– Ты назвала меня Каем. – В первый раз, и это так… здорово. Понятия не имею, с какого рожна у меня вдруг расцвели такие ванильные мысли и какого черта я позволил им так просто прорасти, или почему я все меньше и меньше забочусь о том, чтобы сдерживать их. Я как будто бунтую против самого себя.
– Твои друзья – какие они? – спрашивает Анна. Повернувшись ко мне, она едва ли не подпрыгивает на месте, желая побольше узнать обо мне и моих близких. В глазах темнеет, стоит только вспомнить, что мои друзья – Нефы. Я Неф, и Анна тоже Неф. Такое невозможно забыть, как бы далеко от привычной жизни я ни находился в данный момент.
Так что я решаю разоткровенничаться – Блейк, сын Князя Зависти, Марна и Джинджер, дочери Князя Прелюбодеяния, – они работают, как и я. Они понимают мою жизнь.
По хмурому виду Анны я понимаю, что мой рассказ расстраивает ее и тревожит ее представления о добре, зле и справедливости, но ей необходимо это знать.
А еще есть Копано, сын Князя Гнева. О нем рассказывать труднее. Мое отношение к нему представляет собой клубок восхищения и зависти.
По достижении одиннадцати лет, Коупа обучили, и несколько лет он даже поработал. Пока не переосмыслил всю свою жизнь. Еще совсем юный, он бросил вызов отцу и отказался продолжать работать. Будь это кто-то другой, его бы ждала смерть, но Князь Алоцер закрыл глаза на неповиновение своего сына. Никто из Князей не узнал о сопротивлении Копано своей гневной натуре. Об этом известно только нашей небольшой группе.
И, что куда безумнее. Копано страдает не от одного порока – гнева, им еще и обуревает похоть, которую его отец пропагандировал сотни лет назад, еще до того, как на землю явился мой отец. Я единственный Нефилим, которому это известно, и то потому, что выяснил это сам. Увидел, как он сопротивляется сразу двум своим порокам.
Честно говоря, я бы предпочел держаться подальше от Коупа, потому что его присутствие сводит меня с ума. Меня тошнит от его чертова благородства. Я пытаюсь говорить ровно, рассказывая Анне о Коупе. И старательно обхожу стороной упоминания о похоти.
Анна внимательно смотрит на меня во время рассказа о ситуации Копано, и я задумываюсь, не пробудил ли в ней слишком много интереса к нему. Вдвоем они бы составили идеальную парочку Нефилимов-святош. От последней мысли в груди начинает пылать. Я жду, когда Анна скажет что-то вроде: "Если он может сопротивляться своей природе, почему этого не можешь ты?" или тому подобное дерьмо, от которого я снова вспылю. Не так все просто.
– Коуп – та еще головоломка, – быстро подытоживаю я.
Какое счастье, что она не зацепилась за эту тему.
Голливуд пропитан похотью, как и всеми другими грехами. Некоторые районы города представляют клоаку страха и отчаяния. Внутри шевелится что-то гадкое, стоит лишь подумать о том, чтобы нырнуть с головой во все то, что предлагает этот город, но я отмахиваюсь от мрачных мыслей, опасаясь, что Анна их уловит. После чего поворачиваюсь к ней и вижу, как она напряженно вжалась в свое сиденье.
О, нет. Неужели она почувствовала? При мысли, что Анна, со всем своим внутренним позитивом, впитала негатив, источаемый окружающими людьми, мне хочется развернуться и увезти ее как можно дальше. Не понимаю, откуда у меня взялся этот инстинкт защитника, но я не в состоянии его контролировать.
