Текст книги "Сладкое искушение (ЛП)"

Автор книги: Венди Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

– Прости, но я в эти выходные уже договорился о встрече со старым другом в Санта-Барбаре.

– О! – Она улыбается, но ее аура темнеет от разочарования. – Ничего страшного. Повеселись там.

– Да, и ты тоже.

Теперь мне надо позвонить Блейку и предупредить его. Он уже не один месяц пытается зазвать меня к себе, но я не хотел, чтобы он узнал, что я не работаю. Ну что ж, сейчас или никогда.

– Чувак. Братюня. Компадре. Кончай дурить. – Мы с Блейком сидим возле бара под широким зонтом из соломы, посреди многолюдного пляжа, где я за последний час успел мягко отвергнуть трех девушек. Блейк смотрит на меня с недоумением. А я поглядываю на небо, выискивая шептунов.

– Не парься из-за этого, – говорю я.

Его взгляд опускается к моему бокалу с водой и возвращается к лицу.

– Еще как буду. Не стоит, мужик. Тебе ничего никому не надо доказывать.

– Надо, и много чего. Самому себе.

Он прикрывает глаза и качает головой. Я не жду от него понимания.

К нам направляется горячая блондинка, у нее километровые ноги и крошечные черные шортики. За ней идет свита намарафеченных красоток. Блейк ловит мой взгляд и поворачивается в ту сторону.

– Ах, привет, детка! – говорит он. Блондинка улыбается и, встав у него между ног, обвивает руками шею и целует его.

Она – девушка с обложки. Несколько мужчин поглядывают на Блейка с завистью.

– Как тут мой мужчинка? – спрашивает девушка, прижавшись ко лбу Блейка.

– Гораздо лучше, ведь ты пришла.

Она оборачивается ко мне и подмигивает, взмахнув своими длиннющими ресницами.

– Ой, да, – говорит Блейк. – Это мой старый друг – Кайден. А это моя девушка, Мишель, а это ее ДжейДружки: Джессика, Джейми и Джен.

Девушка? Очевидно не у одного меня есть секреты.

Мы пожимаем руки и я говорю:

– Приятно познакомиться, Мишель.

Ее глаза увеличиваются из-за моего акцента, а подружки делают шажок ближе, впившись в меня взглядами, их ауры вспыхивают красным. Я пожимаю руку каждой ДжейДружке и сажусь обратно.

– Эй, – говорит Блейк, так как Мишель слишком долго смотрит на меня. – Не смотри так на него. Он гей.

Я пытаюсь сдержать ухмылку.

– Ох, – говорит Мишель, глядя на меня уже иначе.

– Шучу, – произносит Блейк. – Он би. Иногда мы зажигаем вместе.

Она морщится, осознав, что он ее просто дразнит, а затем хлопает его по плечу. Ее подружки смеются и улыбаются мне.

– Погодите, – говорит подружка Джейми, уперев руку в бедро. – Так ты гей или не гей?

– Он станет для тебя тем, кем ты захочешь, – уверяет ее Блейк. – Натуралом, геем, би, да хоть трансом. Мой корешок все может. А еще ему нравится наблюдать. Так что, девчонки, можете прямо сейчас устроить ему шоу.

Я продолжаю невозмутимо наблюдать за происходящим, пока девушки смеются над шалостями Блейка и ударяют его своими сумочками.

– Девочки, какие планы на вечер? – спрашивает Блейк.

– Мы собирались сходить в кино, – говорит Мишель. – Хотите с нами?

– Не сегодня. Я прокачу Кая на своей яхте.

Лицо Мишель озаряется воодушевлением.

– Я тоже хочу!

– В смысле, мы поплывем удочки закидывать, – идет он на попятную. – Рыбачить.

– Фу, забудь. Развлекайтесь.

Блейк подмигивает мне. Они с Мишель снова целуются и вся эта свита уходит, по пути бросая в мою сторону недвусмысленные взгляды.

– У тебя девушка, – говорю я.

– А ты не работаешь, – отзывается он.

Мы оглядываемся, проверяя, не подслушивают ли нас, после чего Блейк закидывается стопками рома.

– Слушай, – говорит он. – Мне пришлось. Причем просто отношений мало. Надо сорвать для себя самую крутую партию. Трофейная жена и все такое.

– Дерьмово, – шепчу я.

– Ага. Никому ни слова.

– Конечно.

Мы снова осматриваемся, два параноика. Как же я мечтаю о возможности спокойно поговорить, не боясь того, что у стен есть уши. Я пью свою воду и обдумываю ситуацию.

– Нам надо изучить жесты, – говорю я.

– Ты про язык жестов? – Блейк фыркает. – Нас вычислят. Они поймут, что мы что-то скрываем от них.

– Черта с два. Будем общаться на нем, только убедившись, что они не увидят.

Он обдумывает и кивает.

– Да, ты прав. Я передам Джин, а она уже остальным. Надеюсь, он не сложный. У всех нас не так много свободного времени.

У меня много. А в последние дни особенно.

В итоге я задерживаюсь в Санта-Барбаре надолго – все, чтобы держаться подальше от другой Анны и помочь Блейку отдохнуть от Мишель. Раньше у меня никогда не было настоящего лучшего друга – того, с кем можно быть собой, настоящим. Да и наши отцы только рады, что мы "работаем" вместе, так что комбо вышло блестящим.

Много времени у нас ушло на изучение языка жестов и попытки говорить на нем друг с другом. К тому же пришлось перерыть весь интернет в поисках всех матерных слов. Блейк посвятил близняшек в нашу задумку и они тоже воодушевились. Теперь, когда они работают стюардессами, они часто бывают вдали от своего отца и могут безопасно практиковаться.

Ничто не предвещало беды, вплоть до одного осеннего дня, когда мне позвонила Марна.

– Алло? – кричит она. – Что это за шум?

– Музыка. – Я растягиваюсь на кровати, подперев голову рукой. На всю комнату звучит "Rage Against the Machine": Микрофон взрывается, круша стереотипы…

– Тебя ни черта не слышно!

При помощи пульта дистанционного управления я выключаю музыку.

– Серьезно, Кай. Ты так оглохнешь. – Она вздыхает, когда я ничего не отвечаю на это. – Ладно, ты один?

– Да. А ты?

– Со мной только Джин. Отец на севере.

У нее взволнованный голос, мне становится не по себе.

– Что-то случилось?

– Да так.

Я сажусь, но что бы там ни было, по телефону она не расскажет. У меня начинает колотиться сердце.

– Все живы-здоровы? – спрашиваю я.

– Да… просто у нас только что были гости. Думаю, ты и сам скоро все услышишь.

Гости. Ей до смерти хочется рассказать – я понимаю это по ее голосу.

– "А"? – спрашиваю.

– Мм-хм.

Что-то не так, и это касается Анны. Я вскакиваю на ноги и начинаю ходить по комнате.

– Кто еще?

Она прокашливается.

– "К".

Я замираю.

– Они приехали по какому-то делу, вот и все, – говорит она. – Но на всякий случай будь готов.

– Их кто-то отправил по этому делу?

– Да. "Б".

"Б"…? А, Белиал. У меня нет желания разгадывать эти шарады.

– О чем речь, Марна?

– Передай ему подтянуть штанишки, – говорит на фоне Джинджер. – Они оба слишком святые, чтобы выйти из френдзоны. – Презрительно выплевывает она.

– Они путешествуют вместе по делу.

Да что за фигня происходит? Зачем Белиалу посылать куда-то Анну и Копано вместе?

Я начинаю тихо рычать и Джинджер бормочет сестре:

– Говорила же, не звонить ему.

– Прости, – шепчет Марна. – Не расстраивайся, Кай. Все не так плохо.

– Мне пора.

Я сбрасываю вызов и продолжаю ходить взад и вперед, все больше и больше сбиваясь с толку. Снова включаю музыку, атакуя свои барабанные перепонки. По какой-то непонятной причине Белиал заставил Копано и Анну работать вместе.

Мне нечем дышать. Я опускаюсь на корточки и хватаюсь за волосы.

Сколько угодно можно твердить себе, что я не хочу, чтобы она любила меня, но хватит уже лгать. Единственное, что помогало мне выживать последние десять месяцев – это мысль, что она думает обо мне и вспоминает ночами, как я.

Вновь звонит телефон и я хватаю его в надежде, что это Марна. Но на том конце провода Блейк. Я колеблюсь, но затем выключаю музыку и отвечаю.

– Да.

– Мужик, ты как?

– Порядок, – процеживаю сквозь зубы. Явно Марна попросила проведать меня.

– Не руби с выводами, старик. Я уверен, что там фигня какая-нибудь.

Что поделать, таков уж я – всегда готовлюсь к худшему.

– Ты что-то знаешь? – спрашиваю я.

– Неа. Как и ты. Хрень какая-то, да? Но мне теперь чертовски любопытно.

– Да, – бормочу я. – Пообещай, что сообщишь мне, если что-то узнаешь. Что угодно.

– Обещаю, Кай. Не волнуйся. Уверен, что там ничего серьезного.

Я в этом не уверен. И совершенно ясно, что ожидание новостей меня добьет.

Глава 18. Вечеринка с Фарзуфом

"Теперь сын опозорен, тот самый сын, что знал своего отца, когда тот проклял его имя…

Но это разбило его сердце и он показал фак всему миру"

"Let It Rock" Kevin Rudolf

Вот ни разу не хорошо, если на определителе мобильного высвечивается имечко твоего папаши-демона. С которым не разговаривал целую вечность.

– В ближайшие два уикенда твоя группа не занята? – спрашивает отец.

– Вроде нет, сэр, – отвечаю я, не понимая, к чему подобный вопрос.

– "Пристин" устраивает вечеринку в стиле Октоберфест в честь моделей периода осень-зима. Подняли вопрос о найме какой-нибудь группы, и я сразу подумал о "Lascivious". – Он вещает сию "блестящую" идею так, словно оказывает мне огромную услугу. А у меня от нее грудь сдавливает.

"Пристин"– самый известный в мире порножурнал. Отец. Модели…

Знаю я, что происходит на таких тусовках, – довелось видеть.

Я потираю лицо рукой, а в голове мысли, что десятимесячному воздержанию пришел конец. И выдавливаю из себя ответ:

– Спасибо, отец. Блестящее предложение. Но на всякий случай мне надо поговорить с ребятами.

– Уверен, ты сможешь их убедить – если понадобится, подкорректируете свое расписание. Самолет я пришлю.

Закончив разговор, я швыряю свой телефон через всю комнату. Он ударяется о стену и, разбившись на мелкие куски, падает на пол. Проклятье. Теперь еще в магазин тащиться.

Опустившись на диван, прикрываю глаза ладонями. И это когда боль от воздержания наконец-то стала привычной и терпимой. Я не хочу поганить свой прогресс. Не хочу отрабатывать, а потом начинать все заново. Я не хочу быть ни с кем, кроме Анны.

Сильнее давлю ладонями на глаза.

Под присмотром отца, понятное дело, мне придется работать, иначе смерть. Я не хочу умирать на его условиях. И не за это. Умереть можно за Анну..

Внутренний голос шепчет… Коуп бы отказался… и эта мысль приводит меня в бешенство.

Как, черт его дери, ему удастся быть таким распрекрасным? Почему же я такой слабак? И самое худшее – то, чего я стыжусь – в глубине души какая-то часть меня радуется.

Ароматы. Прикосновения. Звуки…

Пульс ускоряется, едва внутренний зверь лениво поднимает голову после длительной спячки.

Не в моих силах разрубить это проклятье. Как же я себя ненавижу.

Во время перелета Майкл, Беннет и Радж ведут себя так шумно, что пилоту приходится утихомиривать их. Мы прикончили бутылку охлажденного шампанского и приступили к пиву, которым нас снабдил отец. Я поддерживаю состояние опьянения и посмеиваюсь над выходками парней, но сам разговариваю мало. С судьбой своей я смирился. Та постыдная радость, появившаяся после звонка отца, уже притупилась, ее сменила полная отрешенность. Ведь я прекрасно понимаю, что произойдет дальше.

С началом вечеринки исчезнут все рамки. А за ними и скромность.

И приватность. И не будет места отказам. К завтрашнему утру мои приятели узнают много нового. Пути обратно уже не будет. Они не представляют, что их ждет.

По прибытии в Нью-Йорк нас встречает лимузин. Ну прям полный комплект начинающей рок-звезды.

Чем ближе мы подъезжаем к пентхаусу "Пристина", тем сильнее я ощущаю привкус желчи. Парни же просто подпрыгивают от нетерпения.

– А модели там будут голенькими? – спрашивает Радж.

– Все возможно.

Они с Беннетом дают друг другу пять, в то время как Майкл, ухмыльнувшись, потирает подбородок.

– Давай начистоту, мужик, – обращается ко мне Беннет. – Их реально будет завалить?

Я пожимаю плечами.

– Зависит от обстоятельств. На подобные тусовки приходит много богатеев. Правда, галочка в твою пользу то, что ты музыкант в группе. Но, блин, возьмите себя в руки.

Они разом выпрямляют спины, глубоко вздыхают и надевают на себя маски крутых котяр. Так-то лучше.

Двери лифта открываются и на нас обрушиваются громкий смех и звон бокалов. Женщины на этом импровизированном Октобсрфесте расхаживают в крошечных шляпках, при этом выставляя свои тела на всеобщее обозрение. Швейцар, осмотрев нас, произносит:

– А, вы та группа. Прошу за мной. – Он ведет нас вдоль комнаты с переливающимися бликами люстрами к возвышающемуся помосту. Наши инструменты уже готовы и настроены. Из недр костюмированной толпы появляется одетый в дизайнерский темно-синий костюм мой отец, естественно, в окружении шикарных женщин. И каждая может похвастаться снисходительной улыбкой, черной юбкой и лифом на веревочках, отсроченным разноцветными камнями.

– Писец, – шепчет Радж при виде них.

С улыбкой победителя отец идет ко мне, пожимает руку, обнимает и хлопает по спине. Все эти нежности – сплошная показуха, но слишком убедительная. Ладонью он сжимает мое плечо.

– Я как раз хвастался тобой перед нашими сезонными девочками, – говорит он, махнув рукой в сторону четырех девушек. – Они не поверили, что у меня такой красивый и талантливый сын.

Я улыбаюсь, но не слишком широко – скорее это ухмылка. Девушки оглядывают меня с головы до ног, изучая и черные джинсы, и ботинки, и темно-серую обтягивающую футболку.

– Божечки, да он прямо-таки твой маленький клон, – произносит девушка с темно-рыжими волосами и коричневыми камнями.

– Маленький Ричи? – говорит платиновая блондинка, с бордовыми камушками. Она подходит ко мне. – Вот интересно, а ты во всем так похож на папочку? – И облизывает розовым язычком уголок своих красных губ.

– Милая, ты сможешь сама это проверить, – отзывается отец.

Девушки смеются, глядя на него с обожанием и при этом открыто лапая – очевидно, что каждая познакомилась с ним поближе. А теперь они присматриваются и ко мне. В душе я просто тону, но внешне необходимо держать марку.

Перехватив офигевшие взгляды парней, я прочищаю горло.

– Это Радж, наш басист; Майкл – солист; и Беннет – клавишник.

Отец пожимает им руки и представляет девушек.

– А это весь наш осенний колорит, – говорит он. – Кэтрин – девушка сентября. – Он указывает на блондинку в бордовом. – Эмили – олицетворение октября. – На что улыбается рыженькая в коричневом. – Ну а за ноябрь у нас отвечают сразу две: Фатима… – Черноволосая латинка в желто-золотом. – И Алина. – Смуглая девушка с шоколадными волосами и оранжевыми камнями. – Они будут отсняты вместе.

Фатима и Алина коротко целуются. Радж непроизвольно ахает.

Дилетант.

Какое счастье, когда отец приглашает нас на сцену. Его цвета видеть я не могу, но уверен, когда он представлял нас зрителям, это был бы пурпурный – цвет гордости. Все взгляды устремляются ко мне, заинтригованные, стоит только занять место за установкой.

Сын Ричарда Роу.

Мы начинаем играть. Как жаль, что нельзя вот так бить палочками всю ночь. Я не хочу даже думать, что чуть позже мне придется что-то кому-то доказывать. И пускай я не первый год посещаю подобные мероприятия, в этот раз все кажется иным. Но когда я поднимаю голову и вижу впереди танцующих женщин, начинаю осознавать, что дело не в вечеринке. Просто я стал другим.

Я стараюсь не думать об Анне, не представлять, что бы она подумала, попав сюда, но это невозможно. Ведь все мои мысли только о ней. Она бы расстроилась. Все вокруг такие искусственные, слишком приторные. Вещи, приемлемые здесь, не вписываются в стандарты нормальности в обществе, как, например, объективация женщин (*Восприятие женщины или отношение к ней исключительно как к объекту собственного сексуального удовлетворения). Слишком все мелко и поверхностно, и чертовски нагоняет депрессию.

Но, тем не менее, я знаю, что будет очень хорошо. И знаю это слишком хорошо.

Спустя пару часов, мы доигрываем крайнюю песню, а у меня уже горят руки. Комната взрывается овациями. Я перевожу взгляд на своих раскрасневшихся и взмыленных приятелей, завороженных морем тел, грудей, неподвластных силе притяжения, но зато тщательно подогнанных под понятия совершенства.

Омерзения к себе становится еще больше.

К нам приближается отец, он сияет, показывая на нас. Присутствующие снова взрываются овациями. Вслед за ним мы спускаемся со сцены и целая орда женщин сметает ребят. Девушки сезона оказываются рядом со мной, они уже потеряли где-то свои лифы из камней. Взглядом я цепляюсь за понимающую ухмылку отца, в то время как по моим рукам начинают водить акриловыми ногтями и демонстративно хлопать наращенными ресницами. Но под всей этой искусственностью есть теплая кожа, и прямо сейчас для меня нет ничего реальнее.

Грудную клетку сдавливает. Пускай отец считает, что я нахожусь под его властью, но моим разумом ему никогда не завладеть. Сегодня я буду работать, но это лишь потому, что не хочу позволять ему решать – как и когда мне умереть.

Анна верит, что и у меня в этом мире есть какое-то предназначение, но я в этом не уверен. Я привык считать, что мое предназначение – вот такая работа, но я ошибался. Не знаю, для чего я здесь, на этой земле, возможно, чтобы любить ее или защищать. Но если меня убьют, я не смогу уже ничего.

Мне придется. Я должен отпустить зверя. Я должен пережить этот день.

Глава 19. Зимние холода

"Когда живешь жизнью, которую должен отрицать,

Когда мы чувствуем то, что надо скрывать."

"Secret Love" Hunter Hayes

Несмотря на то, что в южной Калифорнии царит солнечная погода, у этой зимы есть все шансы стать худшей в моей жизни. После работы в Нью-Йорке меня переполняет отвращение к самому себе. Я безумно скучаю по Анне и уверен, что они с Коупом теперь вместе. Каждый мой день проходит в ожидании звонка от Марны с плохими новостями.

На Рождество я получаю тот самый звонок – который, с полной уверенностью могу сказать, меня добьет. Но, что удивительно, звонит мне Коуп собственной персоной. И моя первая мысль: что-то случилось с Анной – и внутри все обрывается.

– Алло? – я стою посреди гостиной и сжимаю в руке мобильный.

– Брат Кайден. – Голос его слишком мягкий. Слишком, черт его дери, спокойный.

– Коуп. Все в порядке?

– Да. Все хорошо.

Так какого хрена ты мне звонишь? Я едва не срываюсь на него, но сдерживаюсь и пытаюсь совладать с собственным голосом.

– В таком случае, чем обязан? – спрашиваю я.

Он медлит и у меня возникает желание дотянуться до него через телефон и поколотить.

– Анна говорит, что ей ты не ответишь.

Па мгновение я замираю в ступоре. Да кто он такой? Ее лучшая подружка? Копано – последний, перед кем я стану оправдываться.

– Тебе-то какое дело? – напряженно спрашиваю я.

– Мне… ты ей по-прежнему небезразличен. Я лишь хочу узнать, взаимно ли это.

Я еле сдерживаю смешок. Запрокинув голову, я смотрю на потолок. Знаю я, к чему этот разговор. Для дальнейших действий Коупу просто нужно мое разрешение.

– Тебя это не касается. – Я ощущаю, как по телу растекается что-то неумолимое.

– Касается, потому что она страдает, – продолжает он. – Если тебе не плевать на нее, то свяжись с ней. А если плевать – отпусти.

Змей. Черт, я знал. Мне даже нравится, как он пытается свести все к ней, типа он ни при чем.

– Чтобы ты мог подставить ей свое плечо? – спрашиваю я. Сердце и легкие приходят в неистовство.

– Если ты против – я к ней не подойду. Только скажи.

Перед глазами вспыхивают яркие пятна. Неужели происходящее мне не мерещится.

Я едва разжимаю челюсть, когда произношу:

– Не у меня тебе надо спрашивать, Коуп. Поговори с ее папочкой. – Может быть Белиал и ему прочитает ту трогательную и ободряющую речь. Но эй, это же Копано, идеальный и безопасный вариант, да еще и незаинтересованный в ее работе – учитывая, что Белиал не желает Анне смерти.

Коуп хочет осчастливить ее. А хочет ли она подобного, и именно от него?

– Пожалуйста, Кайден. – Он кажется усталым и мне становится интересно где он и зачем. – Я не хочу ссориться.

– Скажи мне: она уже знает о тебе правду?

Он замолкает и я грустно усмехаюсь – только что ему напомнили, что он не идеал.

– Нет, – наконец шепчет он.

Я представляю, как он отпустит себя при Анне. Кто знает, что может произойти, если Копано потеряет контроль над собой?

– Будь осторожнее, – говорю я.

– Сейчас как никогда, брат. По теперь, скажи мне честно. Что ты к ней чувствуешь?

У меня вырывается смешок, но он вовсе не радостный. Ни капельки. Я чувствую себя подобно побитому и загнанному в угол зверьку. Прямо сейчас я ненавижу Копано, как никого другого. И ведь он знает, что я не могу ее удерживать. Решать может только она, к тому же мне запрещено с ней видеться. Да и раз уж я поклялся после саммита, что отпущу ее, – я не вправе рассчитывать на что-то, тем более на расстоянии.

И пускай для всего мира происходящее выглядит так, будто мне плевать на Анну, я уверен, что Коуп знает правду. Просто пользуется моим вынужденным бездействием.

По как бы меня это ни убивало, меня терзает вопрос – а что, сели это лишь испытание для меня? Если Анне лучше быть с Копано, смогу ли я отказаться от нее? Если они созданы друг для друга, смогу ли я остаться в стороне и не мешать им?

Я сжимаю глаза и пытаюсь не сдохнуть, выдавливая из себя следующие слова:

– Я уже ясно дал ей понять, что у нас нет будущего. Так что дерзай. И удачи.

Если бы я только мог искренне пожелать это. Или порадоваться за них. От правильных поступков ведь на сердце должно становиться легче. Но у меня все не так, потому что мое сердце полно злобы, и я боюсь, как бы она не сожрала меня живьем.

Я желаю Анне счастья. Чтобы у нее было то, чего никогда не смогу обрести я, даже если от этого мое сердце ежедневно будет разбиваться на осколки.

Наступает февраль, мы с Блейком по-прежнему не в курсе цели и причины совместных странствий Анны и Копано. Приходится всеми силами удерживать себя, чтобы не похерить старания всего прошедшего года и не позвонить Анне. Гораздо проще держаться от нее на расстоянии, зная, что скорее всего, ее чувства ко мне изменились. Это самый самоотверженный поступок в моей жизни, и, скажем так, я ни капли не рад, что совершил его.

Я едва держусь.

Без секса, без Анны, которая к тому же теперь с Коупом – разве мало поводов для сорванной крыши?

За этот месяц я уже дважды ввязывался в драку – чего уже давно не делал. Вчера как раз был второй раз, в Санта-Барбаре, с одним выскочкой, гонявшим с Блейком по мотокроссу. Так что сегодняшний звонок от Марны меня вовсе не удивляет.

– Малыш, надо брать себя в руки. Я серьезно.

– Ты о чем? – потирая лоб, опускаюсь на свою постель. – У меня все прекрасно.

– Они просто друзья. Клянусь тебе.

– Понятия не имею о ком ты, но рад за них. – Черт, надеюсь, ее отец не слышит.

– Я не в городе, – говорит она, словно прочитав мои мысли. – Скоро вылет следующего рейса.

– Он спрашивал моего одобрения, – сбалтываю я.

– Да? Впервые слышу. Но между ними ничего нет. Поверь мне.

Она говорит с уверенностью, но я отказываюсь надеяться на что-то.

– Когда вы виделись, ты заметила между ними связь? – сам не верю, что спрашиваю такое. Я выдыхаю, сотрясаясь всем телом.

– Никакого намека на отношения, – говорит Марна. По затем, не в силах смолчать, выпаливает. – Ну, может, легкое влечение, но ты же знаешь – это не показатель. Так что не о чем беспокоиться.

Я хрюкаю.

– Серьезно! Давай осторожнее там. И выше нос.

Я снова хрюкаю, а она вздыхает и отключается.

Они просто друзья. Клянусь тебе.

Туча у меня над головой немного светлеет.

Четыре месяца я не работал в полную силу – с той вечеринки в Нью-Йорке. Пришлось пережить зверский чувственный перегруз. Если Копано испытывает такое регулярно, то мне его даже жаль. А еще я ненавижу его за это чертово постоянное спокойствие, будто все так легко.

Для меня стало адом любое общение. Мой пошлый разум переиначивает простой вопрос "Как дела?" в "Какую позу предпочитаешь, малыш?".

Но тем не менее, в своей постели я хочу видеть только Анну Уитт. А этому не бывать. Как итог: ярость и злость.

Угрюмых мыслей прибавляется, когда 13 февраля мне звонит папочка и говорит, что я завтра же нужен в Атланте. Он не расписывает деталей, но у меня леденеет кровь. Работа в Атланте может подразумевать лишь одно: Марисса. Видимо, я везунчик, потому что за четырнадцать месяцев он впервые заставляет меня вернуться в Джорджию. По даже впервые – это много.

По затем мысли пересекает маленькая искорка света. Анна будет близко. Очень близко.

Видеться с ней нельзя – я столько месяцев держался, нельзя так просто брать и перечеркивать все усилия. Да и не нужен мне Белиал, следующий по пятам и повторяющий свои угрозы. Однако, раз уж так получается, никому же не станет хуже, если я проясню один вопрос, – ну вот, чем не доказательство того, каким жалким я стал.

Но погрузиться в эти мысли я позволю себе позже. И вот я вдыхаю морозный воздух Джорджии и вижу седан, встречающий меня у аэропорта. Я ожидал, что начну испытывать приятное возбуждение от перспективы физической близости с девушкой, но оно не приходит. Ведь я этого не хочу. Впервые я сошел с пути добра в октябре и с тех пор сам себе напоминаю собственную сердитую оболочку.

Всю дорогу к дому отца я думаю об этом. Сжимаю и разжимаю ладони, снова и снова.

Позволят ли мне отказаться от работы с очередной племянницей Мариссы? А вдруг ею окажется очередной ребенок? Смогу ли я зайти так далеко и остаться в живых?

Войдя в дом, я встречаю отца с Мариссой за чаем. Их взгляды обращаются ко мне, но они сразу же возвращаются к обсуждению дел. В кресле рядом с ними сидит девушка с зачесанными назад волосами. На вид ей шестнадцать или семнадцать, слава богу, не малолетка. Отец с Мариссой беседуют на французском, который я прекрасно понимаю, а вот девчонка, походу, нет. Но я не вслушиваюсь, мне как-то параллельно на их дела. Встав в дверном проеме, ведущем в шикарный зал, я стискиваю зубы, пока они переговариваются. Я вглядываюсь в уродливую абстрактную картину на стене. И ощущаю на себе взгляд девушки.

Закончив, Марисса оборачивается ко мне, сидя в своем кресле.

– Кайден. – Усилием воли, я перевожу на нее взгляд. – Это моя новообретенная племянница. Ива. Надеюсь ты составишь ей сегодня компанию.

Марисса протягивает руку и гладит девушку по голове. Ива застенчиво улыбается ей, а следом и мне, отчего я лишь сильнее сжимаю челюсть. Девчонка даже не представляет, что ее ждет. Заставляю себя кивнуть, во рту пересыхает, пока я ищу выход из положения. И быстро придумываю план, правда, идея явно слабая.

– Слышал, что сегодня в городе будет рейв, – говорю с грохочущим сердцем. – Я подумал, а почему бы не убить двух зайцев одним махом. Может, я возьму Иву с собой туда, а завтра, по пути на вечеринку, закину ее обратно к Мариссе?

Черт. Я как-то не подумал. Они же спросят, куда я ее повезу. Может, на смотровую точку? Отец поворачивается к Мариссе, а та, отбросив свои длинные черные волосы за плечи и постукивая ноготками друг о друга, пожимает плечами. Проклятье, этот жуткий звук. Всеми силами стараюсь не вздрогнуть.

– Мне без разницы, – говорит Марисса, тянется и поглаживает девчонку по щеке, – Главное, чтобы работа была выполнена, и она в безопасности добралась до дома. Но держи ее подальше от толпы. Марисса смотрит мне в глаза и произносит по-французски, – Покажи ей, как доставить удовольствие мужчине. Оставлять невинной необязательно.

– Oui (франц. – да.). – Я киваю и стараюсь не показать облегчения.

– Можешь взять БМВ. – Отец бросает мне ключи, при этом дьявольски улыбаясь Мариссе, на которую переключает все свое внимание.

Я смотрю на Иву и кивком показываю в сторону двери. Девушка быстро следует за мной.

За исключением той маленькой девочки в прошлом году, я никогда не оставлял "племянницу" необученной. Сегодня такое будет впервые, надеюсь. Я завожу машину и бросаю взгляд на число на приборной панели. День святого Валентина. Прям в тему.

Я веду молча, нервно постукивая пальцами по рулю, в то время как девушка сидит, сложив ручки на коленях. Ее жалкий свитер не предназначен для нашей зимы. Я прибавляю обогрев.

Когда мы проезжаем пять миль, зону слышимости, я набираю в грудь воздуха и медленно выдыхаю.

– Ты говоришь по-английски?

– Да, – отвечает она с сильным акцентом.

– Ты в курсе, для чего тебя привезли в Америку?

– О, да. Брат все объяснил. Меня выдадут замуж за статного мужчину, который обо мне позаботится.

Я с трудом сглатываю. Обычно я осторожен с этими племянницами. Держусь отстраненно и не позволяю думать. Но прошло слишком много времени, и в мой разум проникло всякое. Я не смогу пропустить слова этой девушки мимо ушей. Они проникают в меня.

Ива робко спрашивает:

– Это ты станешь моим мужем?

Я стреляю взглядом в ее сторону и замечаю, с какой надеждой она изучает мое лицо. Вернув свое внимание к дороге, я собираюсь произнести слова, которые разобьют ее надежды на миллионы осколков. Впервые я расскажу племяннице Мариссы всю правду без прикрас, преуменьшений или хвалебных од.

– Ива… Мне очень жаль, но никакого мужа не будет. Брат тебя обманул. Он продал тебя. Отныне ты рабыня, а Мадам Марисса – твоя хозяйка.

– Я… что ты сказал? – Ее голос дрожит. Об заклад бьюсь, она росла в нищете. А раз глава семьи – брат, значит, родители, скорее всего, погибли от какой-то болезни, так как на лечение не было средств. Знакомая ситуация у многих других племянниц. Вероятно, ее братец разбазарил последние гроши на наркоту или алкоголь. Ее начинает трясти.

Я везу нас к городскому парку, где нет посторонних глаз и ушей.

Грудь Ивы вздымается от быстрых и хаотичных вдохов. Что неудивительно. Надо успокоить ее. Я останавливаю машину и поворачиваюсь к ней.

– Пожалуйста, сэр, – говорит она. – Я не понимаю!

Мне не по себе, пока я провожу экскурс Иве в новый мир. Объясняю, чем ей придется заниматься, и что случится, если она не будет слушаться. И признаюсь, что если она выдаст хоть часть этого разговора, – меня убьют.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – обвив себя руками, спрашивает она.

Глядя на нее, я качаю головой.

– Хочу, чтобы ты знала правду. Мне очень жаль.

– Ты ведь работаешь на них?

– Не по собственной воле. В этом мы с тобой чем-то похожи, Ива. Или я выполняю указания или меня убивают.

Впервые мне в голову приходит подобное сравнение.

Вечер проходит мучительно – я с девушкой в машине, сам говорю спокойно, а она на грани истерики. Я отвечаю на ее вопросы. Объясняю, что грозит нам обоим.

– Ты девственница? – спрашиваю я. Она опускает взгляд и склоняет голову – значит, нет. – Тебе нечего стыдиться. Просто пытаюсь понять, как много ты знаешь. Я ничего тебе не сделаю, но если у тебя есть вопросы… о мужчинах…

Она бешено мотает головой.

– Придется притвориться, что я показал тебе, как вести себя с мужчинами, Ива. Ты понимаешь, о чем я? Если узнают, что мы с тобой просто беседовали, – нас накажут.

Она кивает, а из глаз у нее текут слезы.

– Я знаю, что делать, – глухо произносит она. – Я не хочу ехать в дом той женщины! Не заставляй меня. Пожалуйста!

Она вцепляется в мою футболку и плачет. Племянницы, как и "победы" плакали в моем присутствии чаще, чем это можно представить, но я никогда не протягивал руки, чтобы их утешить. Никогда. Племянницы должны уметь утешать себя сами, а победы сами поддавались искушению и сами виноваты.