Текст книги "Сладкое искушение (ЛП)"
Автор книги: Венди Хиггинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Копано стучит в дверь и та медленно открывается. Анна смущенно улыбается, видя всех нас. Никто, кроме Марны, не отвечает на ее улыбку. Одета она под стать нам: в черные штаны, черные сапоги и серое пальто. Волосы у нее распущены, весь ее вид источает такую сладость, что мне приходится отвернуться, прежде, чем она заметит мой взгляд.
Мы выходим и движемся в сторону места проведения саммита, – очень забавно со стороны демонов. Комедийный клуб. На всей Таймс-сквер только мы шестеро не смеемся и не болтаем, не пьем и не сходим с ума. У меня крепко сжаты кулаки, спрятанные в карманах куртки, и я никак не могу их разжать.
Я постоянно поглядываю на Анну, и каждый раз ощущаю на себе ее взгляд, мягкий и теплый, мне хочется прикрыть глаза и насладиться им. Но вместо этого я крепко сжимаю челюсть и смакую привкус ненависти у себя на языке.
Рассказал ли Белиал ей о правилах саммита – о том, что Нефу запрещается открывать рот, пока ему не задан прямой вопрос. Научил ли, как уверенно солгать. Или… черт… девственница ли еще Анна? Мой отец узнает. Кулаки сжимаются сильнее.
Когда мы сворачиваем на улицу, на которой будет проходить саммит, я сбавляю шаг, чтобы оказаться вровень с Анной. Осматриваю пространство на наличие возможных опасностей. Весь день я прислушивался к Князьям, пытаясь уловить хоть какие-то обрывки бесед о том, что они решили устроить нам сегодня, но все впустую. Ничего важного они не обсуждали – только мерились удовольствиями.
Близость к Анне успокаивает меня, и я наконец разжимаю кулаки и вынимаю их из карманов. Мне хочется взглянуть на нее, но я боюсь, что тогда схвачу ее и убегу.
Появление Анны на том концерте прошлым летом – жестокая насмешка судьбы. Жестоко, что впервые в жизни я распахнул свое сердце той, кто мог уничтожить меня своей добротой. Жестокая насмешка судьбы, что ради ее же безопасности мне пришлось оттолкнуть ее, а в итоге потерять.
Но у нее есть рукоять – Меч Справедливости, завещанный монахиней. Скольких она сегодня оставит поверженными с его помощью. Скольких Князей успеет убить? А может, она вообще не взяла с собой эфес?
Мы натыкаемся на поток выходящих из клуба людей. Анна задевает мою руку, и я ощущаю каждое касание ее ладошки. А потом ее мизинец цепляется за мой, специально переплетается, ведь в такой тесноте все равно никто не заметит.
Меня охватывает ослепляющая радость от такого простого контакта с Анной – небольшого жеста, демонстрирующего, что я ей до сих пор небезразличен. У меня появляется безрассудная мысль, и, пользуясь тем, что на улице слишком много людей, я тяну Анну за мизинец и она следует за мной. Затаив дыхание, я едва стою, – слишком жаждал я этого момента.
Я завожу ее в небольшую нишу под лестницей, подальше от остальных. Здесь темно и пахнет сыростью. Я разворачиваю ее лицом к себе и прижимаюсь к губам. Она не отталкивает меня; наоборот, притягивает ближе. Страстно отвечает мне, моментально согревая. Наши замороженные носы и щеки теплеют. Даже воздух вокруг нас становится жарче. Мы цепляемся, пробуем и растворяемся в дыхании друг друга.
Этот украденный поцелуй объясняет все. Я по-прежнему нужен Анне. Небезразличен. Желанен.
Мы прерываем поцелуй, я прислоняюсь головой к ее лбу. Дыхание паром клубится вокруг нас. Я смотрю на нее, а она касается моего лица, и я не могу понять, кем надо быть, чтобы желать навредить ей. Не хочу жить в мире, где такие люди, как Анна Уитт, в опасности только из-за своей сущности.
Я бы поменялся с ней местами, если бы мог. На самом деле, если Анна сегодня вечером умрет, умру и я. Не смогу жить без нее.
Все словно в тумане, когда нас прерывает Джинджер, возвращая к реальности. Делаю долгий, обжигающий глоток из фляги, притупляющий мои чувства. Так вот на что это похоже – знать, что ты умрешь? Я словно зомби, когда мы спускаемся на саммит в комедийный клуб. Ходячий мертвец.
Мы вшестером садимся как можно дальше от Князей. Неф-австралиец, охраняющий дверь, не нашел ножи, спрятанные у меня в ботинках. Я наклоняюсь под стол и, пока все заняты, достаю их и перекладываю в карман. Блейк замечает и сжимает челюсть. Он не смотрит прямо на меня, но моргает, тем самым давая мне понять, что он хочет спросить, что я, черт подери, задумал.
Я складываю руки на животе и откидываюсь на спинку кресла. Когда придет время, не хочу, чтобы его затронуло происходящее. Не хочу, чтобы меня спасали.
Пью еще.
Отец выходит на сцену и я равнодушно смотрю, как он встречает других Князей и Легионеров, а также личного посланника Люцифера – Азаэля, который, возможно, кружил вокруг Анны на той вечеринке перед появлением Белиала, и это до сих пор оставляет меня в ступоре. Отец приветствует Рахаба – Князя гордыни, и у меня к горлу подступает желчь вместе с выпитым бурбоном, когда Рахаб напоминает всем Нефам наше место в этом мире.
– Ваши жизни принадлежат нам. Вас вывели, чтобы служить нам… Но кое-кто среди вас не внял предупреждению и ослушался нас.
Предупреждению? Разве Анну предупреждали? Жду, когда же все наконец рухнет, но Рахаб даже не смотрит в сторону Анны. Его взгляд направлен в сторону центрального стола с Нефами.
– Герлинда. Дочь Кобала.
Твою мать. Взглядом окидываю комнату, когда вдруг все становится ясно.
Это все не из-за Анны. Из-за другого Нефа.
Заставляю свое лицо и тело не реагировать. Я не должен громко выдыхать или оседать от облегчения. Сижу смирно и делаю победный глоток бурбона, несмотря на то, что уже достаточно пьян, чтоб скрыть любые связи.
Наклоняюсь вперед и украдкой бросаю взгляд на Анну, и выражение ее лица пронзает мое сердце, отбрасывая прочь все облегчение.
Она уставилась на сцену и Нефа Герлинду с нескрываемым ужасом, будто может закричать или заплакать, когда Князья начнут свое наказание.
Хочется сказать ей – Анна, не вздумай. Сиди тихо и будь благодарна. Ты ничего не можешь сделать, чтобы остановить это. Черт возьми, ты даже ее не знаешь… но когда это имело значение для Анны? Она неравнодушна к несправедливости, и я знаю, что предстоящее зрелище напугает ее. Я сам не особо хочу смотреть на это, поэтому понимаю, что ей в сто раз хуже.
Черт, ей нужно просто уставиться в стену и попытаться абстрагироваться от происходящего. По каждый раз, когда я поднимаю на нее взгляд, она истово смотрит, даже шевелит губами.
Пожалуйста, Анна, прошу тебя. Ради всего святого, не открывай свой чертов рот.
Она заставляет меня занервничать. Ей достаточно просто взять себя в руки и тогда ничего не случится. Понимаю, что это жестоко, но мне плевать на Герлинду, плевать, что с ней сделают. Мне не трудно отключиться от происходящего. Остается надеяться, что Белиал и этому навыку обучил Анну.
На мне застегнутая на все пуговицы рубашка, в которой я начинаю потеть. На улице холодрыга, но здесь порядка тысячи градусов. Я расстегиваю пуговицу и делаю еще один глоток. Джин одаривает меня взглядом, означающим "сиди смирно".
В помещении повисает напряжение и я впервые поднимаю глаза к сцене, чтобы увидеть, что там происходит. Рахаб приставил пистолет к голове Нефа-женщины. Раньше мне не приходилось видеть ничьей смерти. Я отвожу глаза, когда с места на пару рядов ниже раздастся такой знакомый крик. У меня останавливается сердце.
– Нет! – кричит Анна.
О Господи. Ее голос эхом звенит в ушах. Нет, нет, нет…
Все присутствующие, шокированные произошедшим, поворачиваются в нашу сторону.
– Кто осмелился выступить на сакральном саммите? – вопит Рахаб.
Не может быть. Почему, Анна, ну почему? Почему ты не можешь хоть раз побыть молчаливым наблюдателем?
У меня начинает кружиться голова, когда Анну выводят на сцену. Желудок сжимается. Я перемещаюсь на край стула, боковым зрением замечаю, что Копано вцепился в стол. Взгляды всех присутствующих прикованы к Анне, но Белиал чуть поворачивается и оглядывает наш угол.
Он опускает одну свою руку и прижимает к боку, намекая нам не рыпаться.
У него есть план?
Все мои силы уходят на то, чтобы не сорваться с места, пока Анну пристально изучает Рахаб. Представить не могу, как ей удастся одновременно выглядеть такой хрупкой и стойкой.
Отец делает пас рукой в воздухе и у меня сердце уходит в пятки, когда он открывает рот:
– Во имя Преисподней, Белиал! Она по-прежнему девственна!
Все присутствующие дружно ахают. Блейк вздрагивает, а Коуп дергается вперед. Марна прикрывает рот, но Джинджер быстро убирает ее руку.
Князья обсуждают, как поступить с Анной, и почему она до сих пор чиста. Мне остается только смотреть на ее испуганное и взволнованное лицо. Рахаб возмущен тем, что его представление было прервано наглым Нефом, и он готов покарать ее вне зависимости от разрешения ее отца. Он отпихивает Герлинду и бьет Анну в висок. Рука в кармане и я уже почти вскакиваю на ноги, но Блейк железной хваткой сжимает мое предплечье и тянет обратно.
Анна поднимается на ноги и получает еще один удар. Ее непроизвольный вскрик выбивает из меня весь воздух. Я мечтаю, чтобы она выхватила рукоять и убила его. Я хочу, чтобы он подох. Почему она не достает меч?
Рахаб указывает на лежащий на столе пистолет и огрызается на Анну:
– Чтобы искупить свою вину за срыв нашего заседания, тебе самой придется это сделать. Ты лично убьешь ее.
Черт. Она не нажмет на курок. И ему это известно. Эти ублюдки только и делают, что развлекаются, устраивая нам испытания. Которые заранее обречены на провал.
– Подними пистолет, – приказывает ей Рахаб.
В этот момент я предельно четко осознаю – мы погибнем. Анну может спасти только чудо.
Только чудо…
Перед глазами все плывет, а внутри зарождается странный порыв. Я никогда не обращался к Богу. Никогда ничего у него не просил. Но сейчас, впервые… мне хочется помолиться.
Когда Анна опускает глаза к пистолету, я начинаю молиться, вложив в слова все свое сердце.
Спаси ее. Прошу. Умоляю Тебя. Только Тебе это подвластно. Я сделаю, что угодно. Если выживу, я буду держаться от нее подальше. Только прошу, не дай им убить ее. Лучше пускай это буду я. Не подвергай ее страданиям.
– Последний шанс, – говорит Рахаб. Он приставляет пистолет к голове Анны и кладет палец на предохранитель. Услышав щелчок, я вскакивая на ноги и достаю ножи. Рахаб умрет еще до того, как нажмет на…
Что это…? На том конце зала появляется огромный луч света. Кто-то открыл дверь или врубил прожектор? Я смотрю на Анну и понимаю, что она единственная здесь, кто не смотрит на этот свет.
Она смотрит на меня. Затем на Копано, который тоже подскочил на ноги. Она едва заметно дергает головой и я ощущаю непреодолимое желание сесть. Спустя мгновение до меня доходит, что она применила ко мне принуждение, и мне хочется завопить.
Свет становится ярче и Рахаб опускает руки. Внимание всех присутствующих переключается с Анны на свет. Щурясь, я пытаюсь рассмотреть, что там. А затем резко оседаю на стуле и просто смотрю.
Ангелы. Создатель послал ангелов. Это… Он ответил на мою молитву? Или совпадение? Меня начинает потряхивать от происходящего, от новых действующих лиц. Князья отскакивают и пятятся к выходу. Нефы подскакивают с мест и разбегаются, в страхе прижавшись к стенам. Ангелы грозно оглядывают зал и у меня не возникает сомнений, позволь им Создатель, они бы тут же с удовольствием лишили нас душ. Мне хочется подбежать к сцене и увести оттуда Анну, но ангелы идут вперед.
– Ее время не пришло, – говорит впередистоящий ангел, кивая на Анну. – Ей уготовано стать испытанием для множества душ.
Ее время не пришло… Я резко выдыхаю. Они действительно пришли спасти ее.
Ого, Рахаб в ярости. На его лбу проступили лиловые вены. Да уж, просто одно из самых-самых мгновений в моей жизни, – увидеть, как обосрется Князь.
– Прекрасно, – говорит Рахаб, смертоносно улыбаясь. – Ее время не пришло. Зато пришло ее.
Этот ублюдок поднимает пистолет и стреляет Герлинде в голову. Анна вскрикивает когда девушка падает замертво. Ангелы единым целым поднимаются в негодовании, и мне приходится прикрыть глаза от яркого света.
Воцаряется настоящий хаос, когда Рахаб приказывает нам уходить. Нефы несутся к выходу. Где Анна? По мере исчезновения ангелов, свет меркнет.
Я ищу Анну, пробираясь сквозь толпу, пока не натыкаюсь взглядом на ее золотистые волосы. Я зову ее, она пытается протиснуться ко мне. Сам не понимаю, почему мне так важно дотронуться до нее, прямо сейчас. Мне необходимо убедиться, что она жива. Наконец у меня получается ухватить ее за руку, но Белиал разделяет нас. Он буквально выводит ее и сажает в такси, которое тут же увозит ее. Мы с Анной смотрим друг на друга сквозь заднее окно, пока машина не скрывается за поворотом. Она в безопасности. В крови бурлит адреналин. Я разворачиваюсь, и, слившись с потоком людей, ухожу как можно дальше от Князей.
Через час скитаний, я опускаюсь на скамейку в парке Манхэттена и просто опускаю глаза на свои руки, трясущиеся в свете фонаря. Не знаю, куда делись остальные. Лишь смотрю на дрожащие ладони и удивляюсь, что по моим венам до сих пор бежит кровь. Что дыхание до сих пор теплое, а ноги ходят по земле.
Странное ощущение, когда ты уверен, что не выживешь, но в итоге выживаешь. Но я не осмелюсь назвать его облегчением. Не осмеливаюсь погружаться в какое-либо чувство. И даже не вздрагиваю, когда на плечо опускается чья-то тяжелая рука, просто поднимаю глаза и вижу Белиала. Кивком указав мне следовать за ним, он разворачивается и уходит, не дожидаясь. Я засовываю руки в карманы и иду за ним на небольшом расстоянии.
Так мы спускаемся в подземку, где садимся в поезд, идущий до Нью-Джерси. Так доходим до переполненного бара в Хобокене, в котором ни намека на Князей, оставшихся в Нью-Йорке. И вот там мы молча направляемся к дальнему углу бара. Белиал заказывает пять стопок "Вайлд Турки", выпивает их залпом, одну за другой и только после этого садится рядом со мной.
Он опускает свою огромную ладонь на мое бедро, другой опирается о барную стойку. Наклоняется ко мне так, что я не могу пошевелиться, и едва слышно, но со смертельной угрозой в тоне, произносит:
– Я видел тебя сегодня. Если бы твое представление увидел кто-то другой, ты уже был бы трупом.
Я стискиваю зубы. По похоже, он не оценил моего "мне похер" вида, потому что тычет мне своим здоровенным пальцем в лицо.
– Послушай-ка меня, мальчик, внимательно. – Этот взгляд. Он просто безумен от ярости. – Не смей приближаться к моей дочери. Ты понял?
С трудом сглатываю, но в горле все так же сухо.
– И не собирался, сэр.
– Ты недостоин ее.
Больно.
– Согласен, сэр.
Он хмурится, словно выискивая подвох. Но я слишком шокирован событиями для каких-либо шуточек.
– Думаешь, что любишь ее?
Я не отвечаю, а он продолжает.
– Думаешь она тебя любит? Что вы созданы друг для друга? Ошибаешься, любовничек. Моя девочка предназначена для великой цели. Она любит всех и вся. Ты же – помеха, о которой она в итоге забудет. Понял?
Все им сказанное – правда, но от этого не легче. Меня словно выпотрошили заживо. В глубине души я все-таки надеялся, что Белиал разглядит во мне то хорошее, что однажды увидела Анна. Белиал видит меня таким, какой я есть. Недостойным.
Мои губы шевелятся:
– Да, сэр, – но с них срывается сухой хрип.
– Ты ненадежен, ни в качестве друга, ни в качестве кого-то другого. Если Анне вздумается завести друга Нефа, то это будешь явно не ты. Хочет любви – есть сын Алоцера, но будь я проклят, если позволю сыну Фарзуфа надругаться над ее сердцем.
Я сжимаю зубы. Грудь сдавливает тисками. Едва заметно киваю головой.
– Полагаю, тебе показалось, что ты повел себя очень мило, прямо как Ромео – настоящий идиот, обделенный мозгами Богом, но пора прекращать эту ересь и немедленно. Если ты еще хоть раз подвергнешь ее опасности – осмелишься связаться с ней или даже просто посмотреть в ее сторону, – у меня есть друзья, которые обыграют твою смерть так, что все решат, будто это был несчастный случай. Я понятно объяснил?
Взглянуть на меня его глазами – вспомнить каждую причину, почему я недостоин Анны… это как получить серию ядовитых пощечин. Белиал сверлит меня взглядом, его ноздри раздуваются. Я снова киваю. У меня сковывает шею. Он потирает свою бородку и отодвигается от бара.
Белиал оставляет меня здесь, в Хобокене, где я и сижу, пока меня не вышвыривают. После чего брожу по темным улицам, в надежде наткнуться на наркоманов или бандитов, но вот ирония, когда так нужны плохие парни, их нет рядом.
Возможно, следует помолиться ангелам, что избавили меня от страдания. Нет уж, больше я молиться не буду. Я благодарен за спасение Анны, но складывается впечатление, что меня пощадили лишь по чистой случайности, и я больше не осмелюсь напоминать Создателю о своем существовании. Тем не менее, свою часть уговора я выполню.
И я все брожу.
В шесть утра я звоню нашему солисту, Майклу, остановившись на какой-то улице в Нью-Джерси.
– Какого хрена, Роу? – ворчит он.
– Я согласен.
Мгновение у него уходит на осознание, а затем он усмехается. Я единственный из "Лэсивиэс", кто пока еще не согласился на предложение переехать в Лос-Анджелес. Чтобы всецело сосредоточиться на нашей музыке. Я оттягивал этот момент, не желая уезжать так далеко от Анны.
– Да, детка! – Хриплым ото сна голосом ликует он. – Ты что, всю ночь не спал?
– Да, – отвечаю я.
Он снова смеется.
– Мы раскачаем Лос-Анджелес. Только погоди, друг, вот увидишь тамошних девочек. Ты не пожалеешь. – Он зевает в трубку.
Его энтузиазм меня не трогает. Я ничего не чувствую.
– Давай, спи дальше.
– Ага, покеда.
Мы прощаемся, я ловлю такси и еду в аэропорт Ньюарк. По пути думая, смогу ли я когда-нибудь снова научиться чувствовать.
Глава 16. Открытка
"Будто кто-то оторвал значительную часть от меня,
И мне ее не вернуть, никогда не вернуть."
"Before the Fall" The Rescues
Следовало нанять грузчиков, но я никому не доверяю свои барабаны. Я оставляю сет в спальне, но из подвала, при помощи Майкла, Раджа и Беннета, выношу все. Не думаю, что отец в восторге от того, что я уезжаю из-под его каблука, но он одобряет мое развитие в качестве музыканта. И это я ему еще не говорил, что в марте, как только мне исполнится восемнадцать, я собираюсь бросить школу.
Когда мы заканчиваем с вещами и парни уезжают, я тащусь в кабинет отца, чтобы попрощаться.
Он не встает со своего огромного кожаного кресла, но поднимает глаза, пристально разглядывая мою футболку с длинными рукавами и спортивные брюки.
– Переоденься во что-то более соблазнительное.
– Хорошо, отец.
– Тебе сообщат, когда ты понадобишься в Атланте для помощи Мариссе.
И без того напряженные мышцы сковывает еще сильнее.
– Да, сэр.
– Поверить не могу, что ты, как чертов человечишка, поедешь на машине. – Я опускаю взгляд себе на руки, пока он продолжает. – Но я ожидаю, что по дороге ты будешь работать.
– Без вопросов, сэр.
– У меня большие надежды на тебя и эту поездку в Калифорнию. Думаю ты не будешь против, если мы с Легионерами будем тебя периодически навещать.
– Конечно нет, отец. Я с нетерпением буду ждать ваших визитов.
Он смотрит на меня, словно проверяя, не блефую ли я, и я выдерживаю его взгляд, даже не моргнув. Наконец он кивает, заканчивая со мной, а затем разворачивается на кресле к порно на экране компьютера.
Я киваю сам себе и уезжаю.
Еду я по тому же маршруту, что и с Анной, только в этот раз я не могу выжимать выше пятидесяти пяти миль в час, потому что чертов внедорожник ведет туда-сюда. Чтобы как-то отвлечься, я врубаю на полную громкость музыку, но сразу погружаюсь в собственные мысли.
Я всюду вижу Анну. Вот она улыбается на всем пути и проявляет заботу к каждому встречному незнакомцу. Вот смеется над каждым нелепым рекламным билбордом и подпевает музыке. Когда я доезжаю до Аризоны и маршрут меняется, она все также повсюду: и когда я делаю остановки, и когда подхожу к Большому Каньону. Она словно рядом и с трепетом смотрит на величие этого места, ощущая себя такой крошечной и хрупкой.
Она рядом – потому что проникла мне в душу, и я не в силах вырвать ее оттуда.
Слишком много косяков я наворотил с Анной. Это я поставил ее под удар из-за своих эгоистичных порывов и желаний. Даже понимая, что я недостоин, я захотел, чтобы она осталась со мной.
Захотел стать лучше.
Я прячу руки в карманы и пинаю камешек. Он улетает с выступа в каньон, но я не слышу звука его приземления. Я все ждал, что нечто извне поможет мне измениться – пнет меня, что ли, подгоняя жить дальше. Но когда я увидел Анну на саммите, как она боролась за свои убеждения, несмотря ни на что, как не отступила… я осознал, что никто и ничто мне не поможет.
Пора учиться брать на себя ответственность.
Анна и Копано умеют контролировать себя. Пора и мне меняться. Только я вправе решать за себя. Я всегда жил так, словно был лишен выбора, но по факту, это не так. Выбор есть всегда, и не важно, какие трудности последуют после. Я больше не смогу жить по образу и подобию своего отца. Я не могу любить Анну и при этом обхаживать других. Я устал ненавидеть сам себя. Мне никогда не стать достойным в глазах своего отца или Анны, или даже Бога. Но если я хоть раз смогу сказать, что сам собой горжусь, то значит, еще не все кончено.
Я разворачиваюсь, чтобы вернуться к машине, когда мимо пролетает птица и приземляется у моих ног. Клянусь богом, она смотрит на меня. Даже поворачивает голову в мою сторону. Пробую отогнать ее ногой, спугнуть, но она лишь подступает ближе. Она нахохливается и воркует.
Это голубка, понимаю я, и в горле появляется ком. Мой личный знак свыше.
– Улетай, глупая птица.
Она снова воркует и у меня начинают потеть ладони. Только от того, что я обратился к Нему с молитвой и решил изменить свою жизнь, Создатель вдруг решил, что я переметнулся на другую сторону?
Я поднимаю голову к Нему и качаю ею.
– С Тобой это никак не связано. Хочешь переманить меня на свою сторону? Тогда сперва избавься от демонов, а потом уже поговорим об этом.
Когда я опускаю голову, птицы уже нет. Я рвано выдыхаю и, запрыгнув в машину, еду дальше. У меня трясутся ладони и я слишком резко выжимаю газ, отчего из-под колес летит гравий. Я съезжаю на обочину и опускаю голову на руль, пытаясь унять дрожь после эпизода с птицей.
Зайдя в небольшой магазинчик, я представляю, как Анна ходит по рядам и изучает всякие безделушки, а в груди словно дыра образовывается.
У меня не было возможности попрощаться.
После саммита мы пытались поговорить, мы искали друг друга. Она хотела, чтобы я был рядом. А знает ли она, что ничего в жизни сильнее мне не хочется? Как убивает меня вынужденное расстояние? Что я люблю ее, и люблю так, как никогда не мог себе представить?
У прилавка я беру открытку и ручку. Вспоминаю ее адрес. Как же много мне нужно ей рассказать. Я так долго смотрю на открытку, что женщина на кассе начинает поглядывать на меня с откровенной насмешкой.
Наконец я вывожу: прости меня.
Прости, что нашел тебя и познакомил с нашим проклятым миром. Прости, что ты влюбилась в меня. Прости, что нам не быть вместе.
Прости за все, Анна.
ЧАСТЬ II. Сладкий риск
Глава 17. Лос-Анджелес
"Они вокруг меня, кружат, как стервятники.
Они хотят сломить меня и смыть краски окружающего мира."
"My Demons" Star set
В первую неделю меня дико ломало от боли. Меня трясло как гребаного наркомана, стоило ощутить чью-то похоть. Также не помогало и то, что в студии мы пока не были. Дважды в день я забегал в спортзал, и изводил себя там до состояния изнеможения. Ночами мечтал напиться до полной отключки, но тем не менее, я старался оставаться чистым. Потому что стоило мне надраться или накачаться чем-то, как мой палец сразу тянулся нажать на имя Анны на экране моего телефона. Я не могу позволить себе глупостей. Я уже сменил номер телефона, ради ее же безопасности, и сам должен держать себя в руках.
С ребятами из группы мы посещаем все местные злачные места, встречаемся с шишками из музыкальной индустрии и знакомимся с сексуальными фанатками, но ничто из этого меня не волнует. Внутри сплошная пустота от потери. С девушками я общаюсь только при появлении шептунов. А когда демоны уходят, ухожу и я.
Это не жизнь. Даже с учетом предпринятых мною перемен, я не получаю никакого удовольствия от нее. Есть только опустошенность и страх, и они как дурная привычка – не избавиться.
Майкл, Радж и Беннет арендовали дом, там же стоит моя ударная установка, но я предпочел снять себе отдельную квартиру. Каждый день мы репетируем, но мне этого мало. Майкл сильно удивился, когда однажды я остался после репетиции, чтобы оценить песни, над которыми он работает. Раньше к подобному я не проявлял интереса. По я не могу возвращаться к себе, ведь там меня сожрут собственные мысли.
Одна из песен представляет собой, пока что, всего лишь один куплет, но он занимает все мои мысли. И слова начинают появляться сами собой. Я выхватываю у Майкла пожеванную ручку и, склонившись над листом бумаги, яростно переписываю их. Едва заканчиваю – Майкл выхватывает у меня лист.
Так непривычно, мне не по себе. Я постукиваю ручкой по ноге. замечая, как Майкл начинает покачивать головой, а на его лице появляется ухмылка.
– Чувак, это круто.
Я пожимаю плечами.
– Не надо. Я делаю это всего один раз, друг. – Текст вышел слишком личным. Не хочу, чтобы кто-то знал, что написал его я.
– И что еще ты умеешь? – спрашивает Майкл. Я качаю головой и лгу:
– Ничего.
– Йоу, Радж, Беннет! Тащите свои жопки и готовьте уши. У нас тут такое.
Наконец мы отправляемся в студию и начинаем понимать что к чему. Понятия не имею, подпишут ли с нами контракт на запись – слишком высока конкуренция, но наш менеджер, который тусил в одном братстве с сыном какого-то крупного босса, уверяет, что нам не о чем беспокоиться. Ну что ж, посмотрим.
Мы записываем сингл, который практически от и до написал я, и Майкл вовсе не против, что авторство целиком и полностью припишут ему.
Нас отводят в помещение, а там девушка с медового цвета прямыми волосами настраивает микрофоны и проверяет звук. Она невероятно миленькая и с хорошей, довольной аурой, и это зрелище выбивает из меня весь воздух. Она поднимает голову и лучезарно улыбается нам.
– Привет, ребята! Вы как раз вовремя. Я сейчас принесу вам воды, и если вам что-то понадобится – зовите. Кстати, меня зовут Анна Мэлоун.
Кажется земля начинает уходить у меня из под ног. Черт возьми… ну почему этот мир так ненавидит меня? Почему?
Она жмет руки парням, а когда доходит до меня, ее аура вспыхивает ярко-оранжевым с примесью красного. Она всматривается в мое лицо и краснеет. Я быстро отпускаю ее ладонь и, отвернувшись, прячу руку в карман.
Фантастика. Вот только этого мне не хватало.
Она оставляет нас, и Радж пихает меня в живот.
– Чувак, она тебя хочет.
Майкл задирает подбородок.
– Говорил же, здесь тебе любая будет рада дать.
Я мотаю головой.
– Предпочитаю не смешивать работу и удовольствия.
– И правильно. – Фыркает Беннет, ероша свои синие волосы. – Нам только сталкерш Кая в студии не хватает.
– Вот-вот, – бормочу я.
Анна, сотрудница студии, принадлежит к тому типу девушек, у которых друзей-парней гораздо больше, чем девушек. Она очень естественная, да еще и обладает отличным чувством юмора. Она – девушка, с которой приятно проводить время. Ну, в нашем случае, парням-то приятно, а вот я предпочитаю дистанцию. И держать ее становится сложнее, учитывая, как часто она приходит на наши репетиции и потом присоединяется в клубах. Радж явно положил на нее глаз, правда, она с ним лишь невинно флиртует, большего она хочет со мной, и не важно, что я тщательно избегаю ее.
Было бы гораздо легче, не будь она такой милой. Или не появляйся она каждый день. А если бы еще и так не напоминала Анну. Или не желай я секса, как бешеный кобель.
Серьезно. Я продолжаю надеяться, что не поддаваться плотским утехам станет не так трудно, но пока легче не становится. Я постоянно испытываю боль. Проще просто поддаться желанию. Броситься к десятку готовых на все девушек, так и сочащихся похотью ко мне, и забыться.
Но затем я вспоминаю все то, что чувствовал в прошлом году, когда, вернувшись из той небезызвестной поездки, спал с кучей женщин. Пронизывающее чувство вины и отвращения к себе. Я не хочу снова проходить через это. Впервые я бросаю себе вызов, и я не могу сдаться.
Если Коуп научился не поддаваться этому проклятому искушению, то и я смогу.
Прошло уже шесть месяцев, и, должен признать, я так чертовски горд собой – хоть кричи об этом всему миру: Уже целых шесть месяцев я воздерживаюсь!
Правда, сомневаюсь, что это кого-то впечатлит. Кроме Анны. И, по правде говоря, только ей мне хочется рассказать. Кучу раз я оказывался на грани звонка, особенно когда наш первый сингл стал хитом местного радиоэфира и нас пригласили обратно в Атланту для заключения контракта.
Я люблю тебя. И хочу одну тебя.
А затем перед глазами всплывает лицо Белиала и мне приходится напоминать себе, почему мы не можем быть вместе. Я с ужасом представляю, что Анна могла забыть меня. Я не обижусь, если она перестанет любить меня, но сам никогда не перестану любить ее.
Мой план держаться от нее как можно дальше рушится, когда Анна появляется в музыкальном магазинчике Атланты. Следовало догадаться, что Джей, узнав новости, тут же расскажет ей. В секунду, когда я ощущаю ее появление, мне приходится быстро возвести крепость вокруг своего сердца и запрятать свои эмоции в самом дальнем уголке. Но ее карие глаза, как и всегда, обходят все мои барьеры. И тут я замечаю, что она… изменилась. Короткая юбка демонстрирует сексуальные ножки. Взгляд больше не кричит о невинности. Только о страсти.
Внутри рождается такая привычная ярость. И эту ярость, вместе с сарказмом, я обрушиваю на Анну. Чем больше она демонстрирует свою любовь и отчаяние, тем сильнее я ее отталкиваю.
Мне все равно, убеждаю себя. Ей не следовало приходить. Она и сама должна это понимать. Зря она пришла.
Мы уходим и она видит, что я сажусь в автомобиль Мариссы. Сегодня нас ждет ужин с ней, никаких племянниц, слава Богу, но Анне не обязательно знать об этом. Ее взгляд полон боли, и это очередное напоминание, что меня любить ей нельзя.
Мы прокляты. И все мои попытки возвести стены от нее тщетны. Я возвращаюсь в Лос-Анджелес еще более опустошенным и сломленным.
Сегодня пятница и Анна Мэлоун подходит ко мне, держа руки перед собой. Ее аура одновременно нервная и нетерпеливая.
– Привет, Кай. Э-э, я тут приглашаю людей к себе, завтра вечером. Будет небольшая вечеринка… – Она кусает губу и округляет глаза. Она действительно очень привлекательная.
Я перебираю все возможные отмазки, но при этом понимаю, что остальные члены группы не поймут, если я не приду.
