Текст книги "Страхолюдие(СИ)"

Автор книги: Валерий Цыбуля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Пресвятая Дева Мария! – В сердцах Засецкая швырнула на стол платок, которым последние пять минут обмахивала лоснящееся лицо. – Да вы голубчик хам! Неужто вы решили, что нашим творческим, романтическим натурам подвластны низменные, плебейские...

– Брависсимо!!! – Громкими и продолжительными рукоплесканиями граф прервал почтенную даму. – Ну-с, баронесса... – Ломонарес ей интимно подмигнул. – Ваша неестественная привязанность к молоденьким девицам, по моему разумению, вульгарна и постыдна. – Теперь его взор обратился к собранию. – Боже мой! Какая пошлость! Тщательно изучив биографию баронессы Засецкой, за последние пятнадцать лет, мне стало казаться, что девственность юных леди привлекает светскую гранд-даму, как глоток воздуха утопающего. Даже, скорее, их нежные тела.

– Да как вы смеете!!! Негодяй! – Тут же последовал настоящий взрыв. На титулованную особу страшно было смотреть: от светских манер не осталось и следа. Так и казалось, что из безобразного рта полезут клыки, удлинится горбатый нос, а на кривых узловатых пальцах, как у ведьмы, вырастут черные когти. Имитируя недорезанную свинью она неистово вопила; орошая уста пеной; изрыгая потоки чудовищной, неслыханной ругани. Сарре, видимо, еще не доводилось лицезреть маман в таком диком амплуа, от чего девушка испугалась и расплакалась.

Так пронеслись оглушительные пять минут.

– Молчать!!! – Взревел Ломонарес, полностью подавив Засецкую своими децибелами: причем так, что теперь у всех звенело в ушах. – Я нахожу ваше поведение непристойным для дамы. И к слову: Если вы сию минуту не умолкнете, я с величайшим наслаждением и в мельчайших подробностях поведаю публике некоторые пикантные моменты вашего посещения борделя на улице Ферфакс, что на южной окраине Лондона. Я думаю, присутствующим будет любопытно. – Он заговорщически подмигнул баронессе.

Последняя новость оказалась сродни пушечному ядру, которое влетело прямо в раскрытую пасть разбушевавшейся истеричке. Теперь Засецкая замерла как мумия. Проглотив язык, она уставилась в Ломонареса стеклянным, безжизненным взглядом.

– Об этих ваших любовных похождениях я узнал от содержательницы того дешевого притона, и нескольких шлюшек. Но особенной популярностью там пользуется шоколадная мулатка; большие глаза, пухлые губки, шикарный бюст, ровные белые зубы. – Ломонарес опять игриво подмигнул. – Ее зовут Соланш; ваша любимица...

Засецкая бессильно обмякла на стуле. Теперь ее внешний облик олицетворял животрепещущее воплощение стыда. Думаю, читатель в состоянии представить себе неадекватную реакцию, вызванную у слышавших такую новость о человеке, с доселе безупречной репутацией: если не учитывать безосновательные слухи. Американский писатель, в принципе, не придал особого значения такой содомии. Зато консервативные соотечественники, сенсационным разоблачением были шокированы.

– Впрочем, – продолжал граф, – подобные детали вашего безнравственного бытия, никакого отношения к делу не имеют... вернее, почти не имеют. Но вот портсмутское варьете, состоящее в подчинении вашей давней подруги, нам вспомнить придется. Естественно, Луизу там не знали под псевдонимом Зазу, и уж тем более под настоящим именем. Сестра считала: Сменив ресторанную сцену на более солидные подмостки, необходимо сменить имидж. Поэтому, при первом своем появлении в Портсмуте, она представилась Барбарой Морган. – У Засецкой вдруг резко сузился разрез глаз, шустро забегали зрачки. – Вот-вот баронесса, ваша память ассоциирует услышанное имя с не очень приятными моментами ближайшего прошлого. Точнее, с одним моментом, о котором, варьируя меж незначительными деталями, я и поведаю:

В те дни Луиза витала в заоблачных далях от счастья, ведь ее утвердили на вторую роль в мюзикле: для сестры то был немыслимый подарок судьбы. Луиза даже приступила к репетициям, как однажды, в театре появилась очень влиятельная особа. Не догадываетесь? – Ломонарес обвел взглядом аудиторию.

– Ай-яй-яй! – Вытянул Уоллес в фальшивом удивлении физиономию. – Неужели наша сластолюбивая баронесса?

Засецкая не оставила язвительность офицера без внимания. Она одарила Уоллеса таким испепеляющим взглядом, что тот вздрогнул и отвел глаза.

– Вы правы, мой дорогой Бернард. Той элегантной дамой была Ингерта фон Засецкая, собственной персоной. И явилась баронесса в театр не одна, а со своей новой пассией. Ну, конечно, мы можем только догадываться, за какие такие заслуги развратная шалунья потрудилась похлопотать за ту красотку, втиснув объект своего пылкого внимания в актерскую труппу. И по всей вероятности, заслуги те были очень и очень! Ведь баронессу не удовлетворял какой-то там задний план; любовница должна блистать! Короче говоря, тогда, в кабинете театрального агента вы пришли к единодушному мнению, что Барбара Морган абсолютно не подходит на ту роль, на которую ее утвердил режиссер. Зато прибывшая с вами леди просто украсит своим светлым образом всю постановку. Луиза вошла в приемную как раз в момент гомерического хохота в кабинете, над тем, какое выражение лица случится у дурнушки Морган после известия об отставке. Дело в том, что сестра нанесла визит секретарю, дабы вручить платежное поручение из ателье, где должны были шить сценический наряд. Дверь в кабинет оказалась небрежно прикрытой, Луиза все слышала, и к несчастью не сдержалась. Секретарь, миссис Донахью, прекрасно запомнила, какой душевной трагедией приключилась для сестры новость об отставке. Как ее взбесил тот факт, что она стала мишенью для колкостей и острот, причем совершенно незаслуженно. Она все слышала; как неизвестная дамочка называла ее пугалом, не умеющим ни петь, ни элементарно двигаться по сцене – не то чтобы танцевать. "Да у нее не ноги, у нее ходули! Ей нужно в цирк!" – Цитируя, Ломонарес зло смотрел на Засецкую. – Ваши слова, баронесса. Вот поэтому сестра и ворвалась тогда в кабинет, чтобы объясниться с вами. Конечно, в этом опрометчивом поступке сработал горячий мексиканский характер: Луизе бы лучше сдержаться. Но она вбежала и высказала все, что о вас, в тот момент, думала. Ох, и скандалище разразился в следующий же миг. Можете себе представить, как взбесилась баронесса, когда схлопотала солидную порцию нагоняя от особы без роду, без племени. Для чопорной дамы, то было сродни публичной пощечины. Вот тогда-то вы и поклялись приложить все ваши усилия и связи, чтобы карьера Барбары Морган канула в небытие, так и не успев расцвести. Вынужден отдать должное; вы осуществили клятву с дотошным, решительным цинизмом. Благодаря вашему участию, фамилия Морган сделалась сродни проклятию. Никто не желал даже разговаривать с обладательницей такой фамилии, не говоря о приеме на работу. Даже в других городах, таких как; Кардифф, Манчестер, где Луиза пыталась устроиться, агенты и режиссеры шарахались от девушки как от чумы. Вот тут-то ей и взбрело в голову сменить свой старый псевдоним, пользующийся дурной славой, на новый, еще никому неизвестный. Теперь сестра представлялась – Сьюзен Олбрайт.

До этого момента Эскот сидел по-хозяйски развалясь на стуле с таким видом, будто его это не касается и ему на все плевать. Но теперь, режиссера словно шарахнуло электрическим разрядом. Его лицо в момент сменило маску равнодушия на злобную, перепуганную мину затравленности.

– Ну, вот! Дорогуша вы моя... добропорядочный глава благочестивого семейства. А вы сетовали, что ваша скромная персона останется без надлежащего внимания. Ан нет! Как видите сами, мы добрались и до вас. Я даже осмелюсь заключить вывод: вы с баронессой, голубушкой, души неимоверно родственные. Как же-с! Эта ваша пламенная страсть к молоденьким актрисам...

Эскот сидел нахохлясь. Казалось, он лихорадочно перебирал в памяти события минувших лет.

Педро Ломонарес угрожающе грюкнул кулаком по столу. – Вам страшно повезло, подонок, что я не успел до вас добраться. Буквально за час до моего визита в ваш особняк, вы с семьей отбыли в Пекин. Я человек незлой, но в тот момент отчаянья и гнева, мог запросто натворить беды. Ох... сколько тогда во мне было ненависти и злости. Выражаясь фигурально, я запустил бы вас на луну, как Мюнхгаузена.

Эскот коротко стрельнул в его сторону пугливыми глазенками, и тут же спрятал взгляд под столом.

– Ничего дядюшка, мы культурные люди; в отличие от чванливой прослойки посредственной интеллигенции.

Засецкая вычурно хмыкнула.

– Баронесса, я вас умоляю, оставьте при себе ваш дешевый сарказм. – Граф даже неудосужил ее взглядом. – Я подчеркиваю; подобное варварство не в нашем стиле.

Но прежде, я полагаю, всем будет небезынтересно услышать о той подлости, на какую осмелился, отважился этот "джентльмен". – Ломонарес пристально, исподлобья сверлил взглядом позеленевшего режиссера.

– Это наглая клевета!!! – Эскота колотило точно в паранойе. – Я буду жаловаться! Вы не смеете порочить имя порядочного человека!

– Сделайте такую милость; отправляйтесь к Тхаматану, и пожалуйтесь ему. Уверен, он вас внимательно выслушает.

Уоллес разразился залихватским смехом, в чем его поддержала тонкоголосая Мадлен.

– Я настаиваю!!! – Эскот уже не визжал, он "рыдал" точно бойцовский пес перед схваткой. – Прекратите возводить напраслину! Кто вам дал право распространять ложь о честном... – Он вдруг поперхнулся и закашлялся. Когда же отдышался, в зловещей форме наградил Ломонареса проклятиями эпического масштаба.

– Послушайте вы, честный человек! Вы порядочная сволочь, не более. Будьте хоть сейчас мужчиной и имейте смелость в лицо принять ту неприглядную правду, которую вы же и породили. – Граф вынул из дневника сестры небольшой, свернутый вчетверо листок пожелтевшей бумаги. – Надлежащим удостоверяю: Это записка, которую Эскот прислал Луизе – вернее Сьюзен. В записке он настаивает, чтобы Сьюзен вечером того же дня явилась в его укромную квартирку, которую Эскот снимал в тайне от жены, в лондонском Сити, на улице Поль-Моль. Так сказать обитель порока. Именно в этой квартире Эскот имел слабость безобразничать с бульварными шлюшками, а так же, с теми новенькими актрисами, которых ему удавалось совратить. – Граф развернул лист так, чтобы Эскоту было видно. – Вот, полюбуйтесь, тут даже и адресок имеется. Правда отсутствует подпись автора. Но, я думаю, ваша драгоценная женушка без излишних усилий узнает почерк своего "верного" муженька.

Теперь Бэри Адер перевоплотился в ком раздавленного ничтожества, и этот жалкий вид невозможно было утаить от посторонних взоров.

– В этом дневнике, – продолжал граф, – очень подробно излагаются мотивы вашей лжеблагосклонности, с которой была принята молодая красивая актриса в театр. В котором, вам и по сей день доводится руководить режиссурой. – Ломонарес развел руками, обращаясь к остальным. – И где наш любвеобильный Бэри Адер, отодвинув на второй план заботы искусства, в первую голову фабрикует труппу угодных ему послушниц; в непристойном разумении. И как он неусыпно домогался невинной девушки, склоняя к сожительству. Он мечтал сделать из Сьюзен очередную любовницу. Тут так же имеется место, где описаны угрозы мистера Эскота в отношении непокорной строптивицы. Ничтожество, он грозился выгнать сестру из театра, если та не согласится на интимную близость. Однако сестра была честной и непорочной. Луиза никогда бы не согласилась на аморальную внебрачную связь с женатым мужчиной. В дневнике сестра упоминает, как омерзительны были ей подобные, липкие домогательства. А в тот вечер она все же пришла по указанному адресу. Но отнюдь не для того, чтобы отдаться негодяю, а дабы раз и навсегда поставить точку в этом издевательстве. – Ломонарес вновь посмотрел Эскоту в лицо. – Припомните, голубчик, как вы словно последний подлец, чуть силой не затащили в постель невинное создание. Благо Луиза была не из робкого десятка. Ей достало сил и мужества воспротивиться насилию, вырваться из ваших похотливых лап и в слезах бежать из квартиры. Дядя Педро затем видел, как племянница всю ночь, не смыкая глаз, рыдала в своей комнате. А утром, узнав, что ее без всяких объяснений вышвырнули из театра, не в силах снести очередной удар судьбы, в отчаявшемся состоянии она наложила на себя руки.

В порыве гнева, Мадлен Стрейд погрозила Эскоту неумело сжатым кулачком. – Подонок, таким как ты, самое место в аду.

Под перекрестными взглядами присутствующих за столом, почернев от злости, режиссер нервно мял что-то в дрожащих пальцах. Поднять глаза он не решался. От тяжелого, энергичного дыхания его ноздри часто вздымались, а на лбу проступили большие капли пота.

Первой решилась нарушить тишину Засецкая. – Что же вы намерены делать дальше? – Тон был резок и презрителен.

– Ничего... – Ломонарес невинно пожал плечами. – Все, что я желал, на данном этапе, я осуществил. Я подверг вас страданиям, замешанным на страхе, ужасе, на отчаянии. Я хотел, чтобы вы на своей изнеженной шкуре испытали, что такое быть обреченным, быть загнанным в глухой угол. Впрочем, сие не исчерпывает всей предназначенной для вас информации. Само собой, спустя пару дней "Святой призрак" отправится в обратный путь и доставит вас в изначальную точку путешествия. И вы баронесса, равно как и Кармайны, сможете продолжить ваши калифорнийские каникулы, от которых я вас отвлек. Даже можете прихватить с собой и мистера Эскота – он для вас подходящая компания. Но, завершится только путешествие. Зато ославитесь вы на всю Англию.

– Даже на всю Европу.– Скромно добавила Мадлен.

Граф распорядился матросу принести саквояж. Когда же тот оказался в руках хозяина, Ломонарес извлек из него кипу аккуратно нарезанных, подшитых листов бумаги.

– Это, господа, отпечатанная в нескольких экземплярах рукопись последнего творения уже известного вам Фантазмагора. Правда, она еще в черновом варианте, но смею настоятельно заверить: вскорости автор завершит недостающие пробелы.

Юнга обошел гостей и возложил против каждого по экземпляру.

– Роман называется "Страх и люди". Дело в том, что я лично решил устроить театрализованное представление, основанное на сюжете этой книги. А исполнителями главных ролей были вы, "глубокоуважаемые" леди и джентльмены. Все, что с вами происходило с момента прибытия на шхуну, все придумано отцом и описано в рукописи – даже имена не изменены. По сему, мечтаю вас поздравить: с актерским ремеслом вы справились отменно. Правда, рукоплескать вам некому, так что пардон, перетопчетесь без оваций. – Покинув свой стул, Ломонарес подошел к доктору и обнял за плечи. – Нам с папой давно пришла в голову идея настоящих приключений в этом стиле. Даже, мы собираемся заработать на этом много денег. – Граф обратил внимание, как недоумевают некоторые гости. – И напрасно вы так удивляетесь. На свете полно чудаков, любителей острых ощущений. Они-то и будут платить гонорары, а мы устраивать такие вот шоу страха. Причем добровольцы будут искренне уверены, что кошмары творятся по-настоящему. Хотя, как вы сами убедились, все весьма безобидно.

– Но позвольте! – Кортнер уже прочел пару абзацев, и теперь имел удивленную мину. – Получается, вы заведомо написали сценарий, а уж затем, воспользовались нами как актерами?

– Я бы уточнила: Как марионетками! – Возмутилась Алиса Кармайн.

Граф сделал вид, что не заметил ее нервного жеста руки, и не расслышал отчаянной фразы.

– Вы правы мистер Кортнер, все события происходили по уже существующему плану.

– Но такого не может быть! Ведь мы не знали, какая роль кому отведена, а значит, и действовать, строго по предначертанному не могли!

– Смею вас заверить, что вы ошибаетесь. Судите сами: Я, отец, Мадлен, Уоллес, знали все наизусть. Поэтому мы манипулировали вами...

– Как марионетками! – Вновь выкрикнула Кармайн, не дав Ломонаресу закончить мысль.

Последний медленно перевел взгляд на Генри Кармайна. – Вашу супругу что, заклинило? "Марионетки, марионетки", да-с, марионетки, большего вы не заслуживаете.

До этого момента Генри казался вполне спокойным. Но сейчас он вдруг шустро вскочил из-за стола и молниеносно выхватил из бокового кармана смокинга дамский револьвер жены.

– Ну что, наивный мститель, – его глаза горели злым огнем решительности, – думали, вам это так сойдет!? – Он направил оружие на графа.

Сарра в испуге взвизгнула; Морлей чуть не лишилась чувств; восторжествовавшая баронесса захлопала в ладоши.

– Браво Генри! Вы настоящий мужчина! Пора уже поставить на место эту шайку оголтелых самоуправов.

В сложившейся ситуации Ломонарес даже не моргнул. – О, Генри, сейчас вы очень похожи на беззубую собачонку: хотите укусить, а нечем.

Уоллес удовольственно щелкнул пальцами. – Граф, как это поэтически тонко!

Кармайн в изумлении быстро проверил оружие, обреченно опустил руки, и с понурым видом вернулся на место.

Ломонарес воззрился на удивленную Засецкую. – Еще на шхуне, когда вы пребывали в шоковом обмороке, мы изъяли все патроны.

От злости Засецкую перекосило, но на сей раз, она смолчала, а граф продолжал:

– Так, на чем я... ах, да! Мы вами манипулировали, подталкивая к уже обусловленным действиям.

– Потрясающе! – Морлей только что пришла в себя от недавнего эксцесса, и теперь восторженно слушала.

И тут, в приступе экспансивного озарения, Засецкая вспыхнула: – Кстати! – Ее мимика олицетворяла злорадство. – А на каком основании мы еще не слышали, чем же наш божий одуванчик сподобилась насолить этим страдальцам?

От услышанного, морщинистое лицо пожилой дамы и вовсе стало походить на отжатую цедру. Морлей с молчаливой пристальностью, сквозь лорнет испепеляла баронессу взглядом полного уничижения; ее дрожащий мизинец то чопорно отпрыгивал в сторону, то медленно возвращался в кулачок.

– Не рекомендую хамить в адрес миссис Морлей. В противном случае, ее авторитетное мнение, как признанного театраловеда Британии, вполне способно растоптать вашу, на первый взгляд, незыблемую карьеру. – Парировал Ломонарес. – А пригласил я уважаемую Маргарет Морлей с целью рекламы. Согласитесь, столь экстранеординарный проект нуждается в рекламе. Нужно же привлекать внимание состоятельных особ к новому бизнесу.

Тем временем Кортнер не унимался. – И вы хотите нас убедить, что абсолютно все действия, которые уже имеются в этой рукописи, соответствуют имеющим место приключениям?

Кивком головы граф дал утвердительный ответ. – И более того! Там даже есть то, что произойдет впоследствии. Правда, при доработке отдельных, имеющих место, неожиданных нюансов. К примеру: Вооруженная угроза мистера Генри. Да, впрочем, и Сарра. Отцу предстоит включить в роман и ее. – Ломонарес вышел из-за стола, поцеловал леди ручку. – Мы не предполагали на участие в нашем шоу этого прелестного цветка. – Граф сдержанно поклонился и вышел в соседнюю комнату.

Лишь только за ним закрылась дверь, инициативу беседы оседлала Маргарет Морлей.

– К вашему сведенью, господа, пока вас мучили кошмары, и вы тряслись от страха, я имела удовольствие понежиться на пляже, и прочесть рукопись. Поэтому, я даже знаю, что произойдет в следующую минуту. – Она смотрела на Кортнера. – Если вас это интересует, давайте проведем эксперимент. Откройте рукопись на двухсотой странице, и прочтите со второго по четвертый абзац.

Писатель, не раздумывая, нашел нужный лист, бегло заскользил взглядом по тексту. Некоторое время его губы шевелились безмолвно, а спустя минуту все начали различать слова: – " Лишь только за ним закрылась дверь, инициативу беседы оседлала Маргарет Морлей". Теперь и Сарра, и Алиса Кармайн штурмовали текст. – " Наконец, в зале появился Ломонарес. В руках он держал колоду карт и довольно виртуозно ее перетасовывал".

Кортнер вопросительно уставился на улыбающуюся Морлей. – Непостижимо! Я путаюсь в догадках...

– А, каково! – Прищелкнула языком Морлей. – Все практически сходится.

– Бред сивой кобылы. – Недовольным тоном заявила Засецкая. Она хотела еще что-то добавить, но запнулась.

В зале появился Ломонарес. В руках он держал колоду карт и довольно виртуозно ее перетасовывал.

– О, что я вижу, неподдельный интерес к творчеству моего папочки!? Как это трогательно.

Алиса Кармайн мгновенно отпрянула от рукописи, словно в испуге.

– Что же, – продолжал хозяин замка, вернувшись на покинутое место, – среди нас присутствуют скептики, не верящие в то, что один человек, заранее зная сценарий, может заставить сыграть свои партии людей пребывающих в полном неведении. – Он бросил на стол колоду. – Сейчас, если никто не возражает, на примере карточного фокуса, я постараюсь изъяснить свою мысль более доходчиво. – Граф произвел приглашающий жест руками. – Прошу вас господа, кто окажет милость, и перетасует карты?

Уоллес, было, потянулся, но Ломонарес его остановил. – Думаю, это лучше сделать гостям; так отпадает мысль о возможной фальсификации.

На такое одолжение откликнулась Сарра. Ее тоненькие пальчики весьма грациозно смотрелись за этим нехитрым занятием. По завершении процедуры леди кокетливо, в сопровождении ослепительной улыбки, протянула графу карты. Тот, в свою очередь, демонстративно отвернулся, взял у Сарры колоду, опустил ее во внутренний карман смокинга.

– Итак; вся суть подвоха заключается в общении. Сейчас я буду задавать вопросы, а вы будете на них отвечать.

– Сударыня, – он обратился к Засецкой, – сколько в колоде мастей?

– Четыре. – Не задумываясь, выпалила баронесса. Но тут же, в запоздалой реакции запнулась, состроив такую мимику лица, словно на людной улице Лондона к ней обратился грязный нищий с непристойным предложением.

– В таком случае, назовите две любые из них.

Тяжелый взгляд сощуренных глаз, черным презрением пал на вопрошающего, но сквозь сцепленные зубы она процедила: – Черва и бубей.

– Превосходно. – Граф повернулся к американцу. – Теперь вы мистер Кортнер: Напомните нам, какие две масти не назвала баронесса Засецкая?

– Пику и трефу... естественно.

– Тогда выберите одну из них.

– Пика.

– Ну, пика так пика. – Улыбнулся граф, и обратился к гостям, сидящим по другой край стола. – Мистер Генри, если в колоде тридцать шесть карт: сколько карт каждой масти?

– Если мне не изменяет memoire,* (память) /фр./ то девять.

– Да-с, память вам не изменяет. А посему, не будете ли вы так добры, огласить любые пять из девяти пиковых?

Драматург уперся взглядом в потолок. – Значит так: Шесть, восемь, десять, король и туз.

– Весьма удачный выбор. – Ломонарес с наслаждением потер руки. – Теперь, не соблаговолит ли ваша супруга выбрать из пяти вами названных, любые... ну-у... скажем три?

– Десять, король, туз. – Скороговоркой отчеканила Алиса Кармайн.

– А теперь вы Сарра, из трех последних, произнесите любую одну.

На секунду девушка растерялась, но быстро нашлась. – Туз. – Скромно прошептала она, порозовев щечками.

– О, весьма серьезная карта, – изрек граф с такой нежностью, что прелестница зарделась еще больше.

– Что же мистер Эскот, я надеюсь, вы проявите благодушие, дабы огласить собранию любую, из двух оставшихся пиковых карт?

Режиссер состроил облик равнодушия.– Да? А что там за карты остались? Я, знаете ли, не собирался принимать участие в балагане вашего идиотизма.

Морлей недовольно хмыкнула: – Эскот не будьте занудой.

– Хорошо, хорошо. – Продолжал он недовольно хмуриться. – Ну-у... пусть будет король.

Теперь Ломонарес вновь обратился к Засецкой. – Баронесса, раз уж вы начинали, полагаю, вам и заканчивать. Заказывайте; каким по счету вытащить из кармана пикового короля?

Ей очень не хотелось потакать человеку, к которому все ее нутро испытывало неприязнь, однако в данный момент терпимость взяла верх.

– Сто первым. – Ломонарес покачал головой. – Ладно, шучу. Достаньте его десятым.

Собственно говоря, так и произошло; десятым по счету граф выудил из кармана пикового короля. Лишь восторженная Саррита по-детски захлопала в ладоши. Остальные недоуменно переглядывались.

– Помилуйте граф, – первым оттаял Кортнер, – каким образом ваш фокус может объяснить нам то, о чем мы спорили четверть часа тому?

– Спешу немедленно пояснить, мистер Кортнер. Я украдкой, когда брал у леди Сарры колоду, ухитрился подсмотреть, какая карта лежит последней. Понимаете, я заведомо знал, что будет король пик. Затем, с помощью логических вопросов с моей стороны, и простых ответов с вашей, я подвел нас всех к интересующей меня карте. Потом, мои пальцы в кармане нащупывали карты лежащие рубашкой от меня, а последнюю я вытащил первую с другой стороны. Таким образом, и с моим спектаклем: Часть действующих лиц, зная необходимые действия, обуславливала нужные действия других, подводя к спланированному результату.

В принципе, все ответом были удовлетворены; кроме Эскота. Ему казалось, он знает, как загнать Ломонареса в угол.

– Допустим Ломонарес, вы знали, что последним в колоде лежит король пик. Но ведь я мог назвать ту, другую карту, десятку.

– Никаких проблем, мистер. Скажи вы десять, тогда я спросил бы, например у баронессы, какая карта осталась невостребованной; и мы вновь вышли бы на короля.

За столом послышалось быстрое шуршание перелистываемых страниц: С ехидной ухмылкой Кортнер что-то искал в тексте.

– Вот поэтому, я повторюсь, мы и управляли вашими поступками, вашим сознанием и вашими ощущениями.

– Между прочим! – Радостно воскликнул американец. – Что-то я не нахожу здесь места где описывается фокус. Здесь только есть ваше появление с картами.

Ломонарес взял из пепельницы давно потухшую сигару, раскурил, выпустил пару колечек дыма. – Вы не внимательны, мистер Кортнер. Я ведь говорил; отцу еще предстоит заполнить некоторые пробелы. Фантазмагор не ясновидящий. Откуда ему было знать, что перетасовывать колоду согласится именно Сарра? Ведь ее вообще нет в первоначальном замысле. Или, что последним окажется пиковый король. В последней редакции автор восполнит недостающий текст.

– Не торопитесь торжествовать. – Зло зашипел сквозь сомкнутые зубы Эскот. – Теперь вы раскрыли перед нами свои карты, что означает; дальнейшего потакания вам от нас не дождаться... Ха! Он нам тут фокусы показывает – клоун.

– Горстка ничтожной, обиженной судьбой черни. – Дополнила эпитет режиссера Засецкая.

Мадлен Стрейд резким движением захлопнула веер. – Факт налицо: в Лондоне с этическим воспитанием проблемы.

– Леди и джентльмены! – Антонио Ломонарес щелкнул пальцами, и оба матроса принялись собирать со стола рукописи. – Мы с сыном...

– Вы с сыном, шайка бандитов! – Не могла успокоиться Засецкая. – Да-с! И вам этот маскарад выйдет боком.

– Сударыня, – доктор вновь взялся протирать свой оптический аксессуар, – не старайтесь казаться хуже, чем вы есть на самом деле. Мне знакомы ваши чувства. Но вот мои душевные муки, к вашему счастью, вам не ведомы. Поэтому, будьте снисходительны, и дайте закончить.

– Валяйте. – Буркнула Засецкая, и демонстративно отвернулась.

– Премного благодарен. Так вот: Мы с сыном позволили вам лишь на частичном примере убедиться в правдивости констатированных заявлений. Кстати, до окончания романа осталось совсем немного. Но полностью с ним ознакомиться вам представится только на материке. Единственным человеком из приглашенных, кто знает о дальнейших событиях, является мисс Маргарет Морлей. Однако ее участие в нашей эпопее было запланировано как нейтрального лица. К тому же мисс пообещала не чинить препятствий задуманному ходу событий, и не информировать актеров об их дальнейших злоключениях.

– "Актеров"!? Какая наглость! – От негодования Эскот скрежетал зубами. – Да как бы вы тут не изгалялись, а я не намерен больше принимать участие в вашем дурдоме. Ты посмотри: "дальнейшие злоключения"! Когда мы прибудем на материк, злоключения начнутся у вас. Я вам не пешка, чтобы меня передвигали.

– Вот именно! – Вопли режиссера вернули Засецкую из размышлений в реальность. – Напрасно вы себя так самоуверенно ведете – дилетанты! Дальше мы поломаем весь ваш никчемный сценарий, а мисс Морлей засвидетельствует провал.

Ломонарес тяжело поднялся со стула. Его брови воссоединились над переносьем, а дантовский прищур подчеркивал скверное расположение духа.

– Я не желаю ничего более слышать на эту тему. И торжественно обещаю: Все произойдет именно так, как задумано.

Решительной поступью граф направился к выходу. Он уже взялся за ручку двери, как внезапно передумал и обернулся.

– Кстати, чуть не забыл. – Швырнул он брезгливо в сторону гостей. – Мной так и не было сообщено по поводу вашей дальнейшей известности. В чем именно она будет заключаться? Я приобрел для отца, в Марселе, небольшую, но весьма продуктивную типографию. Спустя пару месяцев, после окончания текущего приключения, типография выпустит в свет роман "Страх и люди", о котором идет речь. Публиковаться книга будет на английском языке. И смею вас заверить: весь тираж разойдется в старой, доброй Англии. В частности в Лондоне. А когда букинисты узнают, кто главные персонажи книги, тираж разлетится в миг. И уж будьте покойны, как только книга окажется на полках книжных лавок, ваше жизнерадостное мировосприятие рассеется, – он густо пыхнул сигарой, – как этот дым.

Теперь уже баронесса вскочила из-за стола и в припадке гнева, как пушинку отшвырнула массивный стул на несколько метров.

– Да я на вас в суд подам! Считайте, что мой солиситор уже упрятал вас за решетку! Я уничтожу всю вашу банду как муравьев! Как вонючих клопов!!! – Заложив руки за спину, она пустилась по залу в пробежку.

– Я этого вам тоже, просто так с рук не спущу! – Возмущался багровый от злости Эскот.

Чета Кармайнов, в свою очередь, тоже принялись посылать в адрес Ломонареса жуткие проклятия. А Кортнер пообещал не пожалеть денег, дабы чикагские гангстеры обратили на Ломонареса свое пристальное внимание.

Граф все это слушал и улыбался. Когда же Засецкая оказалась поблизости, он ее окликнул:

– Баронесса, не льстите себя иллюзиями. Я гражданин другой страны. Так что ваш солиситор окажется беспомощным как младенец. – Теперь он ткнул двумя пальцами, между которых была зажата сигара, в сторону американца. – А вы, мистер Кортнер, со своими гангстерами, рискуете попасть впросак: У вас не хватит денег, чтобы достать меня на этом острове. Но даже, доберись вы сюда, предупреждаю; племя Тобамбур всегда готово дать мощный отпор агрессору куда посерьезней, чем ваши зажравшиеся, ленивые гангстеры.

Баронесса опять, что-то принялась вопить, но Ломонарес уже не слушал. Он покинул замок, громко хлопнув дверью: От всех этих скандалов начало нестерпимо ломить виски.

С того момента, как Альфред Ломонарес своим уходом из замка поставил зычную точку в раскаленном скандале, прошло полдня. Теперь время текло лениво, и даже нудно. Отец, Ломонарес старший, со своим братом Педро, отправились в деревню к аборигенам, где уже второй день кряду веселились матросы со шхуны. Мадлен Стрейд и мисс Морлей, прихватив с собой вечно жизнерадостного Уоллеса, пожелали прогуляться на берег океана: сестра знала, где нужно искать Альфреда, если тому необходимо успокоить нервы.