Текст книги "Страхолюдие(СИ)"

Автор книги: Валерий Цыбуля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Осмотр второго этажа не дал категорически никакого результата – тут по-прежнему никого не было. Отсутствовали даже следы борьбы! Ведь Кармайн с кем-то столкнулся! Ему ведь отрубили руку... Однако нигде не было ни капли крови. Тилобиа, правда, предложил еще побывать на чердаке и в башнях. Впрочем, вопреки его стремлениям, люк, ведущий на чердак, оказался заперт на большой навесной замок со стороны узенькой винтовой лестницы. И обе двери, ведущие в башни, оказались кем-то заколочены большими пятидюймовыми гвоздями.

Часы на стене в конце коридора, пробили полночь. Окончательно изнеможденные люди стояли у лестницы и коллективно соображали: Что делать дальше? Чувство дикой усталости, и физической, и психологической – как было упомянуто ранее – порождали в людях безволие и немощь.

– Нам необходимо отдохнуть.

– Ага, мистер Тилобиа, как бы не так. Генри Кармайн уже отдохнул. Теперь желаете, чтобы и мы все, отдохнули?

– Я не только желаю, мистер Кортнер, я настаиваю. В любом случае нам завтра понадобятся силы и мужество. А в таком никудышном состоянии мы мало, что сможем противопоставить врагу.

Мужчины, конечно, еще хоть как-то держались, но на дам, невозможно было смотреть.

– Да катись оно все к черту! – Некогда холеное лицо Засецкой, теперь выглядело весьма плачевно. – Будь что будет – мне уже плевать.

– Напрасно вы так, голубушка. – Ни при каких обстоятельствах нельзя сдаваться раньше времени. – Тилобиа блеснул своими стеклышками точно глаз ворона. – Я вас уверяю, завтра все может оказаться как нельзя лучше.

Баронесса понурила голову и, уже в который раз по ее щекам потекли слезы. – Или хуже... – Промямлила она сквозь плачь.

– Значит так господа, главное продержаться до утра. – Уподобился Тилобиа великому стратегу. Он двумя растопыренными пальцами ткнул в Эскота и Кортнера. – Вы друзья ступайте в холл, и дежурьте там. Можете даже по очереди поспать на канапе.

Теперь Аливарес. – Доктор взял графа за руку и, увлекая за собой, скрылся за ближайшей дверью.

Когда же он вскорости вернулся – отрапортовал: – Я уложил беднягу в постель: от Луиджи сейчас мало проку.

Ну, голубушки, теперь вы. Думаю, в следующей комнате вам будет удобно.

Засецкая категорически запротестовала: – Вы что!? Боже упаси! Мы сами там не останемся, ни при каких обстоятельствах.

– Да не волнуйтесь вы так. – Тилобиа отобрал у режиссера топорик, а ему вручил свою кочергу. – Я лично буду караулить здесь, под вашей дверью, до утра. Можете на меня положиться: в ваши покои не проскочит даже мышь.

Глубоко вздохнув, с некоторым обречением, Засецкая согласилась.

Обернувшись к мужчинам, доктор подбоченился. – Ну-с, джентльмены, а вы чего ждете? Смелее отправляйтесь вниз. – Теперь он смотрел на Засецкую. – Пойдемте сударыня, я лично осмотрю опочивальню.

Просторная спальня оказалась выполненной в добротном, но изящном стиле времен Людовика XII. Основными приоритетами тут служили резное красное дерево, и бархатная вуаль мягких тканей. У окна, как бы исполняя дифирамбический этюд, громоздилась гигантская пышная кровать, с точеными стойками и тюлевым балдахином небесного цвета. Это царское ложе выглядело таким монументальным и пышным, что казалось в нем можно утонуть как в трясине. Элегантный секретер, в паре с изящным цветастым пуфиком, как нельзя кстати дополняли роскошный ансамбль из двух низких, широких кресел и такого же диванчика, обитых кроваво бордовым стеганым велюром. Чуть поодаль присутствовал еще один, на сей раз более габаритных размеров диван – обнимая своими, аристократически изогнутыми подлокотниками с дюжину маленьких серебристых подушечек. Из дальнего, затененного угла спальни он лукаво поблескивал золотом богатой парчи; весь окруженный французскими жардиньерками, наполненными свежими розами. Большой плательный шкаф, обитый рыжим маркизетом, по своим формам напоминал сказочную тыкву: на своих кривых ножках он раскорячился в самом начале противоположной стены, всю остальную часть которой занимала эмблема Людовика XII – дикобраз с торчащими в разные стороны иглами.

Не выпуская из рук топорик и подсвечник, Тилобиа сию минуту убедился, что окно – на чьем подоконнике, в изящных горшочках произрастали пурпурные пеларгонии и бело-синие лобелии – надежно заперто изнутри. Тем паче фурнитура из красной меди не давала повода усомниться в своей компетентности.

– Вот видите, все просто превосходно. Никакого окказионализма стрястись не должно. – Он сунул резак подмышку и рукой несколько раз надавил на мягкие перины кровати. – На этом экстравагантном ложе вам хватит места с избытком. А вот здесь, – доктор указал на секретер, – наблюдаются свечи и спички... если понадобятся.

В изнеможении Сарра плюхнулась прямо на покрывала и в блаженстве потянулась.

– Да-а, тут душновато. – Заметила Засецкая.

– Тем не менее, сударыня, открывать окна не следует.

– Что же, попытаемся уснуть так.

– Это более благоразумно. – Откланявшись, Тилобиа скрылся за дверью.

В опочивальне восторжествовала тишина и покой. Полумрак, рассеиваясь сквозь окно лунным мерцанием, создавал ощущение долгожданного умиротворения и услады. Еще некоторое время Засецкая постояла у окна. Ничего, кроме воссоединения верхушек пальм со звездным небом разглядеть не удалось. Она легла. Тихо посапывала дочь. Закрыв глаза, баронесса стала слушать тишину. Впрочем, идеальной, как говорят гробовой, тишины не было: рядом сопела Сарра, в коридоре топал Тилобиа. Доктор прохаживался у дверей, под собственное озвучивание одного из сочинений Глюка.

Засецкая уже успела задремать, она уже окунулась в дурманящий туман царствия снов, как вдруг, приглушенный храп девочки вернул сознание в явь. Засецкая открыла глаза, напрягла слух – в коридоре теперь было тихо. Она подняла голову над подушкой, и обнаружила, что под дверью сочится узкая полоска света.

– Ах, Антонио, наверняка сидит под стеночкой и видит сладкие сны.

Внезапно, ее чуть заметная улыбка слетела с уст, словно согнанная порывом ветра.

"Странно, я никогда не слышала, чтобы моя девочка храпела. – Засецкая перевернулась на бок и посмотрела в окно. – Интересно, я долго спала?"

К сожалению ночной мрак не давал даже малейшего намека на рассвет. Баронесса нежно прикоснулась к щеке дочери и в самое ушко прошептала:

– Милая, перевернись на бочок, иначе своим храпом ты перепугаешь всех дикарей.

От этой своей импровизированной шутки она даже тихонько хихикнула. Девушка пробурчала нечто несуразное и стала поворачиваться лицом к матери. Та сперва упивалась умиленным видом своей любимицы, однако, спустя уже пару мгновений до Засецкой дошло: "Сарра не храпит!" В том смысле, что храп есть, но дочь только невинно посапывает носиком. Поднявшись на постели, баронесса насторожилась. В первые секунды она решила, что звук этот исходит из коридора, что это Тилобиа уснул на своем посту. Но храп доносился из дальнего угла комнаты. В душе моментально вспыхнуло волнение. Засецкая склонилась над дочерью. Девушка проснулась не сразу. Ее блестящие глаза некоторое время бестолково блуждали в пространстве: наконец, остановились на матери. Лицо баронессы в лунном мареве выглядело чужим и страшным.

– Что, дикари? – Встревожено прошептала Сарра.

Засецкая мотнула головой. – Слышишь?

Сарра напряглась. – Кто-то храпит.

Засецкая бесшумно покинула постель, подошла к секретеру; спустя минуту комнату озарило тусклое мерцание двух свечей; при этом в нос ударил запах жженой серы.

– Мистер Тилобиа, голубчик!

Оклик растворился в пляшущих тенях без ответа, а храп продолжал резонировать воздух. Взяв свечи, дамы двинулись к выходу. Пятно света выхватило из кромешной тьмы дальнего угла два кресла и диван. Они подкрались ближе. Противный звук исходил именно из-под лежащего на диване пледа.

– Ну, Антонио, – облегченно выдохнула Засецкая, – так-то вы охраняете наш покой? – Она поднесла подсвечник к тому месту, где, по идее, должна была покоиться голова спящего. – Сейчас мы вас проучим.

Баронесса скорчила свирепую мину, и с рыком дикого зверя, резко сдернула плед. Со стороны можно было подумать, что она подавилась; одновременно кашляя и хватая воздух губами. На некоторое время ужас парализовал все конечности и отобрал дар речи у обеих дам: мать с дочерью застыли над диваном что статуи. И причиной тому послужили чрезвычайно веские основания – под пледом лежала Алиса Кармайн; с головой!!! Прекратив храпеть, она открыла подернутые белой пеленой глаза, следом разомкнула губы: в черном провале рта появилось некоторое шевеление. Все происходило как в немом, черно-белом кино. Еще миг, и на губах Алисы Кармайн появилась большая, размерами с указательный палец взрослого человека, сороконожка. Беспрестанно шевеля двумя длинными усиками, тварь пробежалась по щеке, заглянула в ушную раковину, и скрылась в волосах, где-то под шеей: Вдоль всей видимой длины окружности шеи, чернела широкая, кровоточащая рана. Чудовищная картина ввергла Засецкую с дочерью в истерический транс. Двухголосый гортанный крик способен был заглушить рев слона. Животный страх разрывал тело на части, и заставлял шевелиться мозги. Дамы опрометью бросились к двери, и будь щеколда заперта, без сомнений, они смели бы ее как картонный муляж. Впрочем, этого не случилось, в виду чего дверное полотно распахнуло точно ураганом – и, в тот самый миг... "О Боже!!! Боже!!!" Предел человеческому нервному рубежу находился в двух шагах. Поперек коридора, распластанный навзничь, с искаженным оскалом и с топором в груди, лежал мертвый Тилобиа...

Рядом с растоптанным пенсне стоял подсвечник, в котором догорала одна свеча. Струйка алой крови сочилась маленьким ручейком из его разрубленной грудины и еще продолжала пульсировать.

Шок, стресс, истерика – все это детский лепет! Это ничто, в сравнении с тем, что творилось в душах и в мозгах несчастных женщин. То был припадок психопатической агонии, на фоне смертельного ужаса. Кошмар деформировал абсолютно все функции организма. Собственно говоря, такое вряд ли возможно описать и, не дай Бог такое пережить лично.

В леденящих объятиях страха дамы даже не заметили, как очутились на лестнице: тут их остановили спешащие на крик Эскот и Кортнер. По невменяемому виду – Засецкая с дочерью походили на умалишенных – мужчины догадались: стряслось нечто вопиющее. Они препроводили в смерть перепуганных дам вниз, усадили на канапе, и приложили немалые усилия, прежде чем добились мало-мальски вразумительных пояснений. Собственно, от Сарры кроме вытья вообще ничего нельзя было добиться. Баронесса же, хватая ртом воздух, как рыба, только и канючила одну фразу – "Та-ам А-Алиса и-и-и Тилобиа!"

Эскот, не церемонясь, тормошил Засецкую за плечи. – Что с доктором!? Где Аливарес!? – Но та лишь рыдала, трясла головой, и твердила: – "Та-ам А-Алиса и-и-и Тилобиа!"

В конце концов, Кортнер не выдержал. – Бэри возьмите кочергу и немедленно наведаемся наверх; сами разберемся, что там творится.

Режиссер некоторое время колебался. Но когда увидел, что американец, презрев страх, вооружился трофейным кинжалом и уже самостоятельно поднимается по лестнице, он более не стал мешкать и последовал за ним. Режиссер прихватил со стола последний подсвечник, поэтому холл за его спиной – по мере того как он поднимался по ступеням – все более погружался во мрак. Оставшиеся внизу дамы стерпеть такого были не в состоянии, поэтому рванули следом: они догнали мужчин уже на балкончике. К этому времени баронессе удалось восстановить некоторые функции организма, что благоприятствовало более внятной речи: Засецкая теперь могла в доступной форме изложить, что же явилось причиной истерики. В виду такого поворота событий, прежде чем войти в коридор, джентльмены предпочли прямо на лестнице выслушать историю, которая в их сознании выглядела парадоксальной дикостью.

– Но это, право же, абсурд! Мы все знаем, что произошло с миссис Кармайн. Дикари даже чуть не подстрелили Аливареса, когда он попытался снять ее голову с шеста.

– Послушайте, Эскот, я прекрасно понимаю: мои слова звучат нелепо. Но я еще пока в своем уме.– Засецкая посмотрела на дочь. – Сарра, ты видела Алису Кармайн? – Продолжая хныкать, девица утвердительно кивнула. – Ты видела ее с головой? – Та кивнула вторично. – Ну вот, не могло же нам обеим померещиться.

– Я не отрицаю, что вы кого-то видели. Но, возможно, при слабом освещении вам показалось? Может, то была не Алиса?

– Ах, оставьте, Эскот, я на сто процентов убеждена – там, в спальне, лежит супруга мистера Кармайна. И Антонио... Боже... такой жизнерадостный, умный Антонио. На его мертвое тело, с резаком в груди, мы наткнулись у самой двери. Его лицо так жутко исказили боль и ужас...

Режиссер с американцем неморгая смотрели друг на друга, пытаясь переварить услышанное.

– Это непостижимо! Ну, как могло такое приключиться!? Мы ведь обшарили весь этаж, – Кортнер неистово чесал затылок, – там не было ни души...

– И, между прочим, – обратился Эскот к Засецкой, – почему, в таком случае, никто не слышал шума борьбы? Наверняка вы и сами понимаете, что док просто так бы не сдался.

Кортнер присел на корточки и оперся спиной о балясы. – А с Алисой Кармайн не вяжется, хоть ты тресни – черт меня дери. Что это; живой труп или призрак? Или мы все сошли с ума? – Спустя минуту всеобщих раздумий, он шустро подскочил на ноги. – Ну хорошо, господа, сейчас мы это и выясним – пропади оно все пропадом.

В коридоре второго этажа торжествовала тишина. Писатель осторожно выглянул из-за откоса и пугливым взглядом пошарил по замкнутому пространству. Пронзая тьму путем визуального контакта, зрение зафиксировало слабенькое свечение; где-то в самом конце коридора, вероятно, чадил огарок свечи. Сознание ничего не насторожило, и взмахом руки Кортнер дал команду остальным.

Где-то сзади скрипнула половица. Напряженные мужчины, как по команде обернулись; грозно выставив вперед свое оружие.

– Извините, я нечаянно. – Еще всхлипывая, робко пропищала Сарра.

Добравшись до открытой двери в спальню, они обнаружили подсвечник с одной догорающей свечой, лужу крови: и только. Труп доктора исчез, аналогично, как и пенсне. Кортнер саркастически хмыкнул, и отправился осматривать покои.

– Прошу вас пройти сюда! – Прозвучал из комнаты его хрипловатый голос, заставив очнуться баронессу с дочерью – дамы недоумевающее сверлили на полу пустое место.

В спальне тоже никого постороннего не оказалось, окно было по-прежнему заперто, а на диванчике все так же покоились серебристые подушечки: аккуратно сложенный плед лежал на подлокотнике.

– Ну и, где ваш живой труп? – Американец кончиком кинжала сбросил на пол одну подушечку.

– Алиса Кармайн находилась тут, я вам клянусь! Сарра, скажи, что я не лгу!

Но вместо этого дочь с выпученными от испуга глазами, вдруг, отпрянула к двери: Девушка мычала точно теленок и тыкала дрожащим пальцем куда-то в пол у дивана, из-под которого выползла отвратительная сороконожка. Засецкую будто током шибануло. Не растерявшись, Эскот ловким движением пристукнул тварь кочергой, превратив в кашеобразное месиво с подергивающимися лапками.

– Вот! Видите! – Возликовала баронесса. – Я говорила: это та тварь которая выползла из рта Алисы Кармайн.

– Ну, хорошо. Если хоть на какое-то мгновение допустить, что на этом месте вам явилось привидение миссис Кармайн – к чему я лично отношусь скептически, то, в таком случае, куда девался док?

– Не знаю, мистер Эскот, я не ясновидящая.

– Джентльмены, – все обернулись к Сарре, – но где же граф?

– А ведь действительно, как же мы про него забыли? – Седовласый американец собрал на лбу все морщины, какие у него были. – Скорее поспешим, проверим. – Он первым выбежал в коридор.

Однако, ни в соседних апартаментах, ни в остальных, Аливареса не оказалось. Граф словно растворился, прихватив с собой труп Тилобиа и развеяв призрак погибшей писательницы. Оставалось осмотреть только лестницу на чердак, к которой все и направлялись, как вдруг Засецкая остановила несшего свечи Кортнера.

– Смит посветите вот здесь, мне показалось, что-то блеснуло.

При более детальном осмотре, на полу удалось рассмотреть маленькое пятнышко крови, рядом с первой ступенью. Американец молча поднялся с колена и направился по лестнице вверх.

– Смотрите, на перилах тоже кровь. – Он позвал тех, кто в нерешительности мялся в коридоре. – Да идите же сюда.

А еще через пару секунд, все с удивлением обнаружили, что на люке, ведущем в чердачное помещение, отсутствовал замок.

– Нуте-с, господа, – американец шептал, еле шевеля губами, – сдается мне; на чердаке всех ожидает грандиозный сюрприз. Ведь раньше замок был, а теперь его нет; значит, его кто-то снял...

Засецкая была не в восторге от такой идеи. – Может лучше не рисковать?

Едва она успела договорить, как Эскот приложил указательный палец к губам, призывая всех к тишине. За деревянной лядой послышалась робкая возня: на чердаке явно, что-то происходило. Тихо, как мыши, они спешно спустились по лестнице на цыпочках и юркнули в расположенный рядом санузел. Когда же все оказались внутри, Кортнер задул свечи; Эскот прикрыл дверь, оставив щель, и теперь все с замиранием сердца стали ждать.

Медленно, с тягучим скрипом, открылся люк. В коридоре появилось слабое свечение. Мужчины прильнули лицами к оставленному отвору. По лестнице кто-то спускался. Все оцепенели, ибо шаги таинственного – и уже страшного – инкогнито зловещим эхом отдавались в мозгах, а писк ступеней резал, ушедшую в пятки, душу. Неизвестный был один. Все ожидали его появления словно апокалипсиса. В данный момент глаза людей как нельзя точно имитировали взгляды обреченных за секунду перед казнью. А тем временем шаги и свет приближались. Вот уже было слышно его дыхание. Оставалось пару метров... Еще метр! С нечеловеческой силой Кортнер сжал рукоять клинка. Эскот занес над головой кочергу. Сама того не замечая, Засецкая искусала губы в кровь. В этом маленьком темном пространстве, казалось, от содроганий тела юной особы, даже вибрировал воздух. И вдруг! дверь неожиданно распахнулась. У Бэри Адера – тот стоял рядом с Засецкой и ее дочерью, от их истерического крика заложило уши: На пороге застыл перекошенный от испуга Аливарес.

– Господи, что вы тут все вместе делаете?

– Черт вас возьми, граф, я же вас чуть не зарезал! – Ощущая изрядную дрожь во всех конечностях, писатель шагнул в коридор.

Аливарес в недоумении вжал голову в плечи. – Но позвольте, я только и всего, что собирался посетить сие, периодически необходимое человеку, заведение.

В дверях появилась Засецкая. Пытаясь утихомирить нервную одышку, она как-то навязчиво-пристально изучала глаза молодого мужчины.

– Признайтесь, дружочек, каким ветром вас занесло на чердак? – Баронесса подошла к Аливаресу так близко, что состоялось незначительное прикосновение тел. – И как, собственно, вам удалось открыть замок?

– Кстати, где он? – Вмешался Эскот, вытирая о рукава смокинга влажные ладони.

Аливарес отшагнул от Засецкой с таким видом, будто близость с ней его угнетала. – Помилуйте, что за претензии, откуда мне знать, где какой-то замок... – Он пребывал в откровенной растерянности. – Его там вообще не было! – Его глаза неловко забегали.

– То есть как это!? Мы его там видели, еще вечером он там был!

– Незачем так вопить, баронесса, я в этом ни капли не сомневаюсь. – Аливарес стер со щеки несколько брызг слюны. Глядя куда-то сквозь Засецкую, он задумался.

– ... Мое пробуждение состоялось в одной из комнат. – Он кивнул челом себе за спину. – Услыхав в коридоре подозрительные шумы, я вышел. Никого. Впрочем – я обнаружил подсвечник и лужу чего-то разлитого. Затем я вновь услышал шорохи: теперь они доносились с этой винтовой лестницы. Тогда я вернулся в комнату, зажег свечу, и вновь вышел в коридор – мне захотелось полюбопытствовать, но всюду опять торжествовала тишина. Я дошел до лестницы, посветил вверх, и увидел – крышка люка слегка приоткрыта. В тот момент мне почему-то подумалось, что это вы отправились осматривать чердак, поэтому туда и поднялся... Вот, собственно, и все.

Все продолжали молча и внимательно смотреть на рассказчика.

– Да что вы на меня так уставились?

Режиссер прокашлялся. – Что же вы там нашли?

– Ничего, кроме пыли да какого-то старого барахла.

Все продолжали молча таращиться на графа.

– Извините господа, но с вашего позволения, я все-таки намерен посетить эту, в моем сиюминутном порыве, весьма уместную комнатку. – Он вошел в санузел и закрыл за собой дверь.

Засецкая зло прошипела сквозь зубы. – Я ему не верю, у него глаза лукавые.

– Но мама это не аргумент.

– Я нюхом чую, моя девочка, именно он убил доктора и спрятал его труп на чердаке.

– Погодите баронесса, такое обвинение и без доказательств? Ведь это еще нужно доказать. – Кортнер пребывал в замешательстве.

– В принципе, мы можем ваши подозрения опровергнуть, или...

– Не тяните Эскот! – Было видно – Засецкой неймется. – Или что?

– Или доказать единственным способом.

– Ну?

– Подняться на чердак и все там обыскать. – Кортнер поднял с пола подсвечник, посмотрел на режиссера.– Я вас правильно понял? – Тот молча кивнул, а писатель вновь обернулся к Засецкой. – Только вот, каким образом мы объясним, точнее вы баронесса объясните то, что не далее как две четверти часа назад, видели оживший труп миссис Кармайн?

– Не знаю, черт вас возьми! – Засецкая напряженно смотрела в щель между половыми досками, от чего походила на раскаянного шкодника. – Все это мракобесие началось на шхуне... теперь здесь... – Она вдруг вскинула голову, осязая всех злым взглядом. – Вот, можете мне не верить, но граф в этом как-то замешан. – Теперь ее брови полезли на лоб. – Да он и есть капитан Ломонарес!

Эскот только отмахнулся, а Кортнер спокойно заявил: – Это все предположения и догадки. Вот сейчас, ежели мы отыщем на чердаке тело доктора, тогда смело можно будет обвинить в причастности Аливареса. А все ваши скоропостижные нападки в сторону его персоны, свидетельство регулярного, неблагосклонного к нему отношения. Мы прекрасно помним, как во время плаванья вы не единожды грызлись, что кошка с собакой.

От некоторых выражений Засецкая поморщилась, и даже попыталась нечто возразить, но Кортнер уступать не собирался.

– Вы сударыня воскресите в памяти, как вы рьяно обвиняли в том же Уоллеса. И что? А тут, в замке, вы намекали, дескать, граф и доктор заодно. Но теперь утверждаете, будто граф убил доктора... Видите, ваши выводы зависят от эмоций, а эмоции от текущих событий. Я же, предпочитаю трезвую рассудительность, поэтому согласен с мистером Эскотом – необходимо обыскать чердак.

В коридоре появился Аливарес. Эскот кочергой почесал спину и как-то хитро сощурился. – А ведь мы, дружище, еще не имели удовольствия насладиться повествованием о том, что за приключение было с вами на улице?

– О! – Маска отвращения мгновенно перекосила румяное лицо молодого мужчины. – От страха я едва не спятил. Представьте: на меня набросился здоровенный негр с огромным ножом, и чуть не изрубил на куски... мерзавец.

Кортнер поднес кинжал к самому лицу графа. – Узнаете?

Аливарес уронил челюсть. – Однако... Клинок из коллекции Уоллеса. Откуда он у вас!?

Писатель сложил губы бантиком и развел руками. – Именно с этим кинжалом вы вошли в замок после схватки с дикарем. Так что, ваш вопрос бумерангом возвращается к вам.

Стеклянный взгляд в пустоту дал всем понять: Аливарес полностью погрузился в воспоминания.

– ... Даже и сейчас не возьму в толк, каким божественным образом удалось выхватить у дикаря оружие? Затем... припоминаю... наглец схватил меня за горло... я его за руку...

– Вы убили доктора Тилобиа!? – Неестественно строго и громко задала неожиданный вопрос Засецкая: она сверлила Аливареса гневным взглядом.

Граф был ошарашен. В первую секунду он даже не сообразил, чего от него хотят. Но когда до сознания дошел смысл вопроса, мужчина быстро взял себя в руки.

– Порою, баронесса, ваша навязчивость бывает невыносимой. – И в следующий миг его глаза полезли на лоб. – Тилобиа!? Доктор мертв!? – Он схватился за голову. – Мой Бог, какое несчастье! – А после последней фразы граф словно опомнился. – Но помилуйте, на каком основании вы смеете обвинять меня?

– На элементарном! – Рявкнула Засецкая. – Ему вонзили в грудь топор, а никто не слышал ни шума борьбы, ни криков. Вот и получается: Тилобиа знал убийцу, и без излишних треволнений подпустил к себе на небезопасное расстояние.

Кортнер собрался более живописно дополнить трагическое известие, и уже раскрыл рот, но, не издав пока ни звука, так и замер. Через секунду все поняли, в чем причина его безмолвия и оторопи: Слух начал улавливать свист. Кто-то насвистывал веселенькую мелодию – звук доносился со стороны лестницы.

– В холле посторонний... – Изрек Эскот как страшный приговор.

– Кто же там может быть? – Засецкая стиснула дочь в дрожащих объятиях. – Ведь кроме нас некому.

– Может дикари? – Выдвинул Эскот нестерпимую версию, и крадучись двинулся к двери, ведущей на лестницу.

– Что-то не похоже. – Кортнер таким же манером стал красться за режиссером. – Эту вещь я слышал в знаменитом "Камеди Франсе". Услышать такое от дикаря?..

Когда оба джентльмена оказались возле дверного проема, и осторожно выглянули из-за стены в холл, они первую минуту стояли неподвижно. Затем Эскот вышел на балкончик, а писатель норовисто подбоченился, обернулся к Засецкой. Баронесса была бледна, во взгляде читался испуг. Сарра тряслась рядом. В шаге от них, с ноги на ногу переминался Аливарес.

– Ну-ка, милые паникерши, сделайте милость; подойдите сюда и соблаговолите осязать события нижнего этажа. – Он растянул губы в ухмылке ехидной иронии.

Опережаемые Аливаресом, дамы неуверенно направились к двери.

Холл пребывал в ярком освещении; тут горели все существующие канделябры. Возле большого черного стола, нарезая лимон дольками, пританцовывал человек. Засецкая разинула рот, а Сарра, почувствовав как подкашиваются ноги, оперлась плечом о дверную фрамугу.

Оставив в покое цитрус и ухватив початую бутылку "Гранж-Гавр", Тилобиа поднял голову.

Аливарес присвистнул: – Вот проказницы! Здорово же вы нас разыграли. – Он по-детски погрозил пальцем баронессе. – И не совестно?

Услышав голос Аливареса, доктор обошел стол, у подножия лестницы остановился, подслеповато щурясь, всмотрелся наверх.

–Господа, ну где же вы запропастились? Покинули свой пост? – Покачал он головой Эскоту.

Почти слетев по ступеням, Засецкая кинулась руками щупать доктора, который в ответ только выпучил глаза. – Это что, порыв страсти? – Он довольно улыбнулся.

Опомнившись, Засецкая отпрянула в сторону. – Но я... но мы... там...

Тилобиа перевел взгляд на остальных. – Что с ней?

Совершенно растерянная, подавленная женщина, не издавая более ни звука, плюхнулась на стул. Поддерживая за плечи, Кортнер усадил рядом с матерью и Сарру, которая вообще потеряла дар речи.

– Дело в том, – начал Эскот, – что наши досточтимые дамы имели конфуз лицезреть воочию оживший труп Алисы Кармайн, с головой. А в коридоре, милейший доктор, ваш труп с топором в груди.

– Вот так страсти! – Тилобиа машинально потрогал свою грудь рукой. – Но я, слава Богу, жив и, как мне кажется, невредим.

Подойдя к нему вплотную, Аливарес не преминул собственноручно в этом удостовериться. – Вы правы док, ни малейшего намека даже на порез.

Обе Засецкие сидели точно две мумии, с абсолютно отрешенным видом. Но тут, вдруг, баронессу осенило:

– А где ваше пенсне!? – Взвизгнула она, тыча в Тилобиа пальцем.

Тот с досадой махнул рукой. – Банальная история: На лестнице я споткнулся, и чуть было не полетел вниз кубарем. К счастью мне повезло – я успел схватиться за перила. А вот к несчастью; пенсне слетело с носа, и я на него в сумятице наступил. – Он извлек из кармана останки. – Вот, полюбуйтесь, уцелело одно стекло; и то дало трещину. – Тилобиа бережно вынул его из оправы и вставил в глаз, зажав между бровью и щекой. – Теперь будет монокль.

Засецкая, казалось, опять что-то вспомнила: она тяжело поднялась со стула и подбоченилась. – А где ваш кухонный резак?

Изобразив обиду, доктор опустил уголки рта. – Что же, по-вашему, лежит на столе?

Теперь Засецкая увидела, чего раньше не заметила. Она в гробовой тишине подошла к столу, внимательно осмотрела резак, затем вернулась обратно, в глубокой задумчивости села на недавно покинутый стул: с тем, чтобы уже спустя секунду вновь его покинуть с видом ликующей разоблачительницы.

– Тогда позвольте вас всех спросить: откуда там взялась лужа крови!?

Доктор выронил линзу себе в ладонь. – Вы в этом убеждены? Вы проверяли? Может там вовсе и не кровь?

– Увы, док, к сожалению, мы не проверяли. – Американец решительным шагом направился к лестнице. – Но сейчас я это сделаю, и немедленно. Уж я-то смогу различить, где кровь, а где еще что.

Тилобиа повернулся к режиссеру. – Вы бы, мистер Эскот, составили старику компанию. В этом замке, знаете ли, опасно путешествовать в одиночку.

Не проронив ни слова, Бэри Адер послушно догнал писателя уже на лестнице. Коридор второго этажа пребывал во мраке. Все свечи в подсвечнике, кроме одной, давно догорели, а эта последняя пыжилась из тающих сил еле приметным огоньком. Двое мужчин настойчиво преодолевали расстояние, которое их разделяло с дверью в последнюю комнату. Желание установить истину главенствовало над остальными словно навязчивая идея; оно было непреодолимо и всепоглощающе. До нужного места оставалось всего несколько шагов, как вдруг, идущий впереди американец, застыл на месте в шоковом состоянии. Причем он остановился так резко и неожиданно, что плетущийся сзади Эскот наткнулся на него как слепой котенок на лапу матери. Произнести соответствующие чертыханья режиссер не успел, ибо из-за плеча седовласого писателя увидел то, что, представ пред взором Кортнера, так эффективно парализовало его опорно-двигательную систему. В том месте, где еще полчаса назад имелась лишь лужа предполагаемой крови, теперь покоился доктор Тилобиа, собственной мертвой персоной, с резаком в груди: рядом валялось растоптанное пенсне. В психиатрических клиниках Лондона и Чикаго умалишенные пациенты имеют более благопристойный вид, нежели в данный момент имели облик два застывших индивидуума. Мужчины натурально вросли в пол у изголовья трупа и имели весьма реальную схожесть с восковыми муляжами неандертальских предков из краеведческого музея. Неизвестно сколько прошло времени, прежде чем один из них – это был Кортнер – вернулся в мало-мальски приемлемое, судя современной адаптации, состояние.

– Не сойти мне с этого места – тот, что внизу, оборотень.