Текст книги "Страхолюдие(СИ)"

Автор книги: Валерий Цыбуля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Цыбуля Валерий Викторович
Страхолюдие

В А Л Е Р И Й Ц Ы Б У Л Я

С Т Р А Х О Л Ю Д И Е

Душераздирающая история поведанная осужденной Маргарет Морлей в канун казни священнику. Рукопись подтверждающую дальнейшие события, русские мореплаватели обнаружили год спустя, на одном из островов Тихого океана.

Ч А С Т Ь 1

« Одно обстоятельство еще более усиливало недоумение моряков, собиравшихся по вечерам в кабачках на морском берегу: за всю долгую стоянку шхуны ни один человек из ее экипажа не сходил на берег».

Луи Жаколио.

Т А И Н С Т В Е Н Н А Я Ш Х У Н А

Начало ХХ века. Где-то в Тихом океане.

Дверь с шумом распахнулась и в сумрачном провале возник высокий стройный мужчина, лет тридцати отроду. Его широкие плечи весьма неуютно, но умещались в импозантном желтом смокинге где красные кожаные лацканы как нельзя, кстати, гармонировали с природным, безмятежным румянцем лица. Розовощекий джентльмен окинул игривым прищуром всю кают-компанию, в чьих стенах пестрела группа элегантных и, в некоторой мере, чопорных особ противоположных статей.

– Господа, я страстно извиняюсь за мое столь беспардонное опоздание и мечтаю настоятельно заверить всех собравшихся, что никоим образом не имел намерений выказать непочтение таким, с позволения сказать, варварским поведением.

Судя по выражениям лиц, публика была смущена глубоким содержанием оправдательной тирады. Оратор, тем временем, театрально склонил голову к груди, свесив блестяще-черную штору щегольского чуба.

– Смею надеяться на пощаду и готов безропотно принять любой приговор наших очаровательных дам.

– Бог с вами! – Не выдержала дама средних лет, которая пышно восседала во главе стола. – Что вы граф такое удумали? Мы в самых бескрайних пределах рады приветствовать вашу персону в нашем обществе. – Она оставила в покое бланманже с тем, чтобы в сопровождении скуповатой но, тем не менее, ослепительной улыбки, указать вошедшему на свободное место.

Впрочем, некоторые из присутствующих отметили в ее интонации и мимике изрядную порцию фальши, что являлось следствием доселе неосязаемой неприязни, существующей лишь на интуитивном начале. Я подразумеваю ту антипатию, которая в отдельных случаях зарождается в виду личных индивидуальностей и практически с первой минуты общения рождает в сознании положительные либо отрицательные эмоции к оппоненту.

Не мешкая ни секунды кают-юнга бросился, отправлять свои обязанности по обслуживанию нового гостя, с надлежащим тщанием и, с явно выраженными признаками наисладчайшего раболепия.

Считаю необходимым вкратце, и немедленно, изукрасить читателю гостей, путешествующих на шхуне "Святой призрак".

Как упоминалось выше, во главе стола восседала пышная дама средних лет. Это баронесса Ингерта фон Засецкая, некогда польская красавица, а ныне весьма титулованная особа в собрание лондонского бомонда. Еще в юном возрасте, получив превосходное гуманитарное образование в столице Туманного Альбиона, молоденькая пани горячо полюбила этот старинный, загадочный город. Спустя пару лет после окончания университета Засецкая вернулась из неспокойной Варшавы обратно в Англию, дабы натурализоваться тут основательно и на всю жизнь. Будучи горячей поклонницей сценического искусства, а так же благодаря отнюдь не скромным связям своего известного на всю Европу – в политических кругах – папеньки, баронесса инвестировала в Лондоне свой собственный театр "Афина-Паллада". Театр, со временем, сделался довольно популярным в культурной жизни столичной знати: который даже неоднократно посещали члены королевской семьи, чем баронесса ревностно гордилась.

По правую руку от Засецкой расположилась чета знаменитых английских драматургов – мистер и миссис Кармайн. Романы и пьесы их совместного творчества неизменно славятся в среде театральных и литературных гурманов скандальной репутацией; наряду с бешеной популярностью. Их чернильные труды безнадежно тонут в реках непристойного садизма, пестреют сценами изощренных убийств и душераздирающими сюжетами с участием несметных полчищ всевозможной нечисти. Видимо, в связи со столь неадекватной экстравагантностью, этого рода произведения и пользуются, в разумеющейся степени, ажиотажем. Поэтому, уже известная нам баронесса фон Засецкая периодически включает постановки творений Кармайнов в репертуар своего детища: преследуя цель не отставать от модных веяний. А лично Генри Кармайн, являющийся восприемником французского аристократизма, проведши отрочество во Франции, и по сей день продолжает посещать незакомплексованный Париж, радуя местную публику пикантными "опусами" в стиле "Извращенный модерн".

Следом за молодыми, фонтанирующими здоровьем Кармайнами, старчески сутулясь и нервно помигивая, крабовым панцирем хрустел джентльмен почтенного возраста, о чем свидетельствовала реденькая с ослепительно хлопковой сединой шевелюра. А его истерзанное кривыми морщинами чело, особенно подчеркивало угрюмую серьезность и талант к глубокомыслию. Прошу любить и жаловать – Смит Кортнер, американский писатель из Чикаго. Основной жанр его жутких романов – криминальная мистика с элементами ужасов. В виду этого обстоятельства, в своей стране Кортнера уже более двух десятилетий величают непревзойденным мистификатором ушедшего и ныне марширующего столетий. Такое темное прозвище надежно приклеилось к блистательному автору после выхода в свет романа "Тень детоубийцы". "Хлеба и зрелищ!" это уже не актуально", сформулировал для себя Кортнер и вывел новую формулу – "Крови, человеческого мяса, и еще раз крови!" В результате, читая "Тень детоубийцы" у многих по заледенелым щекам текли слезы уже при штурме второй страницы. А некоторые чрезмерно ранимые дамы, лишались чувств. "Кровавый томик " разошелся миллионным тиражом, и на банковском счету автора появилось увесистое состояние.

Сразу за седовласым писателем, уничтожение клубничного суфле производила очаровательная леди. Ее огромные черные глаза, самую малость, еле заметно, пленительно косили. Смуглая бархатистая кожа выглядела без малейших изъянов, а пышно убранная прическа имела цвет ночного неба в полнолуние. В судовом журнале красотка значилась как Мадлен Стрейд. Всем присутствующим – из ее личных откровений – было известно, что леди является начинающей актрисой. Не так давно Мадлен дебютировала на сцене сразу в главной роли, в постановке известного бродвейского режиссера Эдуарда Челлси. Юное дарование, решительно растоптав врожденную впечатлительность, блистательно сыграла трагическую роль жертвы любовной измены, которая восстала из могилы для заслуженного возмездия.

По окончании триумфальной премьеры о ней заговорили как о талантливом открытии. А после выхода утренней нью-йоркской "Санди Таймс" обворожительная Мадлен проснулась бродвейской знаменитостью.

С самого начала трапезы за Мадлен Стрейд пытался утонченно ухаживать – правда, безрезультатно – мистер Бэри Адер Эскот. На данном этапе своего жизненного пути Бэри Адер служит ведущим режиссером одного из лондонских театров средней руки. Будучи выходцем из провинции он длительное время занимался упорным поиском своего места под солнцем. И вот однажды, благодаря упорству и приобретенным связям он был принят на ответственную должность режиссера в скромное периферийное варьете. А дальше, как говорится, порыва творческого всплеска было не удержать. Однако, пару лет назад, в светской хронике проскакивали некоторые слюнявые факты, на основании которых над Эскотом клубились подозрения в нечистоплотности на пути достижения пика своего карьерного роста. Впрочем, многие не без иронии считают это пустой газетной сплетней.

Теперь окинем взглядом левый фланг застолья, где мы имеем удовольствие созерцать – подле баронессы – еще одно прелестное создание. Жгучая блондинка с густо синим взглядом, по-детски пухлыми губами и высокой грудью, есть приемная дочь госпожи Засецкой. Баронесса удочерила несчастное дитя пять лет назад, после трагической гибели – под колесами кеба – ее настоящих родителей. Тогда девочке едва стукнуло двенадцать. До этого Засецкая своих детей не имела – равно как и супруга. С первого же дня выхода в свет, девочка стала неизменной тенью своей щедрой покровительницы. Тем не менее, невзирая на официальное положение, в кулуарах столичных клубов можно услышать версию, будто мачеха питает к юной особе не только материнские чувства. А самые отчаянные ревнители благочестия, даже осмеливаются – трусливым шепотом – обвинять достопочтенную баронессу в содомии. Но, справедливости ради, отмечу; к язвительным репликам подобного рода большинство относится с однозначным недоверием.

Как бы то ни было, а леди Сарра остается наследствующей персоной в единственном лице, как я уже упоминал, по причине отсутствия у Засецкой иных потомков либо родственников. И ввиду этого обстоятельства, очень многие видные джентльмены Лондона почитают за великую удачу обратить на себя внимание состоятельной леди, с жемчужной улыбкой достойной принцессы.

Скорее всего, единственным человеком на земле – я подразумеваю мужской пол – который не мечтает о многозначительном взгляде леди Сарры, по праву можно считать первого помощника капитана судна, лейтенанта Бернарда Уоллеса. С невозмутимым видом и гордой осанкой он смачно уплетал огромную отбивную, совершенно не реагируя на соседство с очаровательной девушкой. Офицер всем своим видом демонстрировал полное равнодушие к присутствию цветка неземной красоты, а его галантная учтивость, вперемешку со строгой холодностью не давали повода в этом усомниться. Да собственно и китель морского офицера, в сочетании с консервативно зачесанными назад волосами соломенного цвета и монументально мраморным лицом, роднили Уоллеса с неприступным айсбергом.

Рядом с помощником капитана сидела сутуленькая старушка, и на его фоне она выглядела натуральной развалиной. Это мисс Морлей. Как вы успели уже обратить внимание, все тут собравшиеся имеют прямое отношение к искусству: разумеется, кроме лейтенанта королевского флота. Таким образом, не является исключением и эта престарелая дама; как лицо гражданское. Дело в том, что мисс Морлей одна из неоспоримо влиятельных театроведов Лондона, которая регулярно публикует критические статьи о мире сценической Мельпомены. И вот в связи с этим обстоятельством, полчища начинающих актеров, режиссеров и сценаристов спят и видят как бы заполучить одобрительные рекомендации или, на худой конец, благосклонные отзывы от, безоговорочно авторитетного критика.

Ну и, наконец, обладатель желтого смокинга – граф Аливарес, урожденный Бергану. Он единственный из приглашенных гостей не имеет отношения к миру искусства. Впрочем, никто из господ толком не осведомлен о роде деятельности Луиджи Аливареса. В первый вечер знакомства он скромно отрекомендовался – "Граф Луиджи Аливарес", и только. Правда уже за обедом Луиджи рассказывал, что его корни уходят вглубь молдавских сопок, где торжествуют тяжелые нравы, а над темными лесами витает дух беспросветной таинственности.

– А что граф, вы сегодня нашего капитана не встречали?

– Увы, баронесса. – Мужчина тщательно закрепил уголок салфетки за воротничком. – Я не имею чести знать капитана Ломонареса лично. – Он вдруг вздернул бровь. – С чего вы взяли, что капитан на судне? Если Ломонарес нас не встретил по прибытии, и отсутствовал в момент отплытия, то...

– Но ведь сие так логично. Как же идти в плаванье без капитана? – Засецкая всплеснула ручкой. – Это становится крайне возмутительным. – Ее небрежный взгляд пал на офицера. – Голубчик потрудитесь прояснить причину такого странного поведения вашего начальника.

– Боюсь, мэм, я не имею на это права. – Уоллес бросил в тарелку, из-под только что проглоченной телятины, скомканную салфетку. – Капитан Ломонарес снабдил меня определенными полномочиями, в которые, к сожалению, не входит оповещение гостей шхуны о времени его прибытия.

– Значит, – вмешался в разговор Кортнер, – капитан все-таки на борту отсутствует?

Уоллес иронично скривил губы и округлил глаза. – Неужели вы полагаете, что, присутствуй на шхуне капитан, он бы позволил себе такую неэтичность, как прятаться от гостей!?

– Неэтичность, мягко сказано. – Баронесса посмотрела на Морлей: откровенно выискивая в ее взгляде поддержку. – Я, право, не знаю господа... Весьма заманчивое приглашение, на приятную двухнедельную прогулку океаном, – ее щеки начали покрываться густым румянцем, – на прекрасной шхуне, с уважаемыми в обществе людьми... И такая загадочность. Между прочим, граничащая с непочтительным поведением.

– Вот именно! – Алиса Кармайн не преминула выказать солидарность с соседкой по застолью. – Мы с Генри чудно отдыхаем в Лос-Анджелесе и вдруг получаем письмо от некоего господина Ломонареса, с самыми сердечными увещеваниями, дескать, он является страстным поклонником наших произведений. – Миссис глотнула из бокала вина. – И, в знак уважения, приглашает провести с ним увлекательный экскурс на некий тихоокеанский остров. В письме Ломонарес живописал его девственной природой, неведомыми доселе животными и т. д. Но самое главное, капитан "Святого призрака" обещал явить нам воочию дикое племя аборигенов, с экзальтированными обрядами и жертвоприношениями.

Генри Кармайн положил свою руку супруге на плечо. – Извини дорогая. Собственно, лишь из-за возможности лично увидеть настоящий ритуал с жертвоприношением, мы с Алисой и согласились на invitation*. /приглашение (фр.)/

– Генри абсолютно прав. Мы намереваемся создать цикл произведений в духе диких нравов, в которых будут присутствовать такого рода зрелища.

Леди Алиса умолкла, а ее супруг продолжил:

– И вот мы, прибыв на место указанное в письме, обнаруживаем готовый к отплытию корабль, к своему огромному удовольствию встречаем на борту хорошо известных нам людей, но не имеем чести лично познакомиться с автором приглашения, господином Альфредом Ломонаресом. Капитан судна, хозяин шхуны, человек которого мы не знаем, но который нас сюда пригласил.... И вдруг скрывается?

– Ну, прямо загадочность так и брызжет. – Отвесил Аливарес. – Не правда ли, мистер Кармайн – сплошная таинственность. – Он впился в драматурга колким взглядом. – Прямо как в ваших писульках.

– Граф, – Генри ответил таким же злобненьким взглядом, – я весьма польщен, что наше скромное творчество привлекло ваше искушенное внимание...

Леди Алиса вдруг расплылась в насторожливой улыбке. – Вероятно, господин Аливарес имел возможность наслаждаться постановками наших пьес?

– И, скорее всего в моем "Афина-Паллада", что находится в Лондоне, возле Гринвичского замка.

– Увы, баронесса, – теперь взгляд графа излучал равнодушие, – на сегодняшний день я не имел случая посетить ваш знаменитый театр, о котором бродит множество лестных отзывов. И мне, к моему глубочайшему удручению, не доводилось лицезреть на сцене ваших, Миссис Кармайн трудов. Однако приходилось слышать, как некоторые авторитетные, в этом вопросе, издания то поносили их по всем статьям, а то нисходили до хвалебных од и дифирамбов.

Мисс Морлей, доселе молчаливая и сонная, вдруг шумно заерзала на стуле, хрипло прокашлялась, щелкнула лорнетом. – Господа, вы прошедшей ночью не слышали странных звуков?

Баронесса вскинула тонкие брови. – Вы представляете, а я думала, мне почудилось. Такое впечатление, будто кто-то плакал, похоже на ребенка.

Пожилая дама удивленно посмотрела на Засецкую в лорнет. – Помилуйте голубушка, но я слышала отнюдь не плач, а хохот. Причем истерический смех мне тоже показался детским. И где-то, знаете, далеко, слышимость была еле улавливаемой. Я даже поднялась на палубу, однако шум разбивающихся о борт волн заглушил таинственный звук. У штурвала дежурил матрос, я спросила, но он поклялся, что ничего не слышал.

– О-о-о, – начал Аливарес устрашающим голосом, – мятущиеся души убиенных малюток витают над "Святым призраком". Они хотят нам что-то сказать, от чего-то предостеречь...

Зловещая нотка ему удалась недурственно, ибо молоденькая актриса, которая сидела рядом, вся напряглась, поежилась, а на бархатистых щечках проступили восковые пятна. Она кольнула графа взглядом осуждения.

– Умоляю вас Луиджи, от вашей шутки у меня в груди все зашлось. Впредь учтите, я до ужаса боюсь всех этих мистических наваждений. Я даже свою роль не бралась репетировать без стаканчика брома.

Не вставая, граф отвесил дежурный поклон. – Прошу меня простить, я не нарочно.

Помощник капитана уже не менее пяти минут вертел у носа сигару. Наконец он ее раскурил, и обратился к Аливаресу. – Граф, сознайтесь, вы это действительно, для красного словца? Или вам что-то известно?

Тот пожал плечами. – Даже не знаю о чем вы. Просто, неудачная шутка.

– Ай, да граф! Ведь вы попали в яблочко. – Все, как по команде, уставились на Уоллеса.– Леди и джентльмены только не подумайте, что я вас пугаю, но именно с этим и связано название шхуны. Прежний владелец "Святого призрака" в данный момент отбывает пожизненное заключение в крепости "Аклифар", что на территории наших индийских колоний. В трюмах этого корабля, – возглашал рассказчик, наращивая тембр, – он зверски замучил несколько ни в чем не повинных семей португальских путешественников. Жестокость безжалостного изверга не знает границ. Человеческие страдания приносят негодяю радость, и даже,.. даже сексуальное наслаждение! Врач, который осматривал истерзанные тела, установил, что двум маленьким мальчикам, некоторые, – тут Уоллес смущенно прокряхтел, – некоторые интимные органы – чудовище – он откусил зубами.

Все кто слышали Уоллеса, были глубоко шокированы такими ужасными подробностями. Мадлен Стрейд казалось, и вовсе лишится рассудка. А мисс Морлей, украдкой, попросила кают-юнгу принести из аптечки сердечные капли.

– Так вот господа, – продолжал тем временем офицер, – поверьте, нашлось немало очевидцев, которые видели призраки бедных малюток. Глухими ночами их неприкаянные души...

– Довольно же! – Не выдержав, баронесса оборвала офицера. – Ваши страсти доведут нас до паники. Вы посмотрите на мисс Стрейд – на ней нет лица.

Мадлен и впрямь, откинулась на спинку стула сама не своя. Теперь, ее кожа на щеках словно взялась инеем, и дрожал подбородок.

Уоллес безэмоционально вздохнул. – Я предполагал, присутствующим будет любопытно ознакомиться с историей шхуны.

– Ничего себе, "любопытно"! – Развозмущалась Алиса Кармайн. Она нервно сдернула с рук белые ажурные перчатки и швырнула их на стол. – Если бы мне сразу было известно прошлое вашего парусника, я в жизни бы не согласилась ступить даже на трап этой живодерни.

– Ну, дорогая, – Генри попытался ее успокоить, – то давняя история. Не стоит быть такой впечатлительной.

Граф, гримасничая, присвистнул: – Предлагаю этой ночью устроить охоту на привидений! Пока они не начали охотиться на нас, и убивать. Баронесса, вероятно, вы слышали плач одного из тех малышей. Он хочет вам о чем-то поплакаться. Вы будете приманкой.

Седовласый американец повернулся к Аливаресу вполуоборот, состроив мину бескрайнего неудовольствия. – Вам не кажется, милый граф, что вы изволите безманерно хохмить? – Его лицо пятнилось пигментными кляксами. – Я не думаю, что уважаемая баронесса удачная мишень для шуточек.

Мужчина в желтом смокинге, очевидно намереваясь оправдаться или породить очередную скабрезность, набрал полную грудь воздуха, однако произнести ничего не успел: Видимо Уоллес учуял зреющий скандал.

– Считаю господа, нам целесообразнее прекратить нежелательные прения и злословия по этому, весьма пикантному, поводу. Я приглашаю всех на палубу, полюбоваться одним из тех изумительных закатов, какие обычно торжествуют в этих водах.

Жеманно отдуваясь и пыхтя, граф сорвал с груди салфетку, принялся мять ее в кулаке. Остальные же восприняли миротворческое предложение офицера с энтузиазмом. Сарра даже улыбнулась, как обратила внимание ее маман, первый раз за весь ужин.

Внезапно – от неожиданности некоторые дамы нервно взвизгнули – дверь с грохотом распахнулась, и в кают-компанию ввалился невысокий, точно бочонок упитанный, член экипажа – боцман Хэнк.

– Сэр разрешите обратиться! – Скорее для проформы рявкнул боцман скороговоркой, и немедля продолжил: – Я прошу прощения, но сэр! – Он таращился на Уоллеса с тем выражением лица, которое способно заразить окружающих страхом. – В нижнем трюме случилось несчастье, сэр.

Лейтенант угрюмо поднялся из-за стола. – Хэнк вы не могли бы выражаться яснее?

Боцман виновато попятился. – Мы обнаружили труп одного из наемных матросов...

Мадлен Стрейд испустила панический вопль и, лишившись чувств, уткнулась лбом в стол.

– Господи! Уоллес! Что мелет ваш подчиненный!? – Засецкая была вне себя, но тот уже не обращал ни титулованную особу решительно никакого внимания.

– Кто ни будь немедленно леди на воздух! Юнга живо ступай за доктором! Хэнк веди на место!

Граф с режиссером бережно подхватили бесчувственную Мадлен и стараясь как можно меньше беспокоить, понесли к двери.

Замешкавшись на пороге, помощник капитана обернулся к гостям, которые спешили к выходу. – Господа прошу всех соблюдать спокойствие! Я уверен, это чистое недоразумение. – Двигаясь по коридору спиной вперед, он пытался утихомирить взволнованную публику. – Сейчас я все выясню и, вероятнее всего, это окажется досадной случайностью.

Через минуту все уже толпились на носовой палубе, где их встретил оживленный доктор. Он был на висках седоват, у переносицы, на горбинке сидело пенсне, лицо смуглое, гладко выбритое. Одет доктор был в коричневый сюртук, черные гамаши, а на ногах красовались франтовые черно-белые штиблеты. Он моментально приступил к своим обязанностям и спустя, буквально, несколько мгновений леди Мадлен была приведена в сознание с помощью обычного нашатыря.

После дневного зноя, грядущие сумерки приятно освежали дыхание и тело. Малиновый диск пикирующего солнца едва успел коснуться горизонта, а казалось, вода уже вот-вот зашипит от вероломного вторжения жаркого гостя. Ненавязчивый ветерок сродни гигантскому опахалу оживлял жаждущих долгожданной свежестью с солоноватым ароматом, а балдахин небесной вуали лениво сгущал колеры до состояния торжествующего мрака. Закат и впрямь увядал изумительно. Шхуна скользила вальяжно, колыбельно покачиваясь – только самую малость – на малахитовых качелях морских волн. И волны эти серебряно мерцали мириадами дрожащих, ослепительных бликов.

Компания приглашенных тихо жужжала у борта. Люди делились впечатлениями от текущего зрелища, которое нынче дебютировало в первый и в последний раз на западе горизонта. Было похоже, что закат усыпил бдительность в сознаниях наших героев от тревожной реальности. Он излечил души от бурлящих переживаний, что вполне естественно под занавес недавнего инцидента. А некоторых и от страха, что, отчасти, относится к ранимым натурам прекрасной половины человечества. Мадлен Стрейд совершенно оправилась от обморока. Теперь, невзирая на еще заметную бледность, леди даже пыталась ненавязчиво кокетничать со стоящим рядом Аливаресом.

Ах, закат над океаном...

– Наконец-то! – Граф первым заметил, тихо подошедшего, офицера. – Признаться, мы вас заждались.

Лицо Уоллеса казалось чересчур серьезным, в виду чего все пока сохраняли молчание; ожидая скорых объяснений.

– Дамы и господа, я надеюсь, вы разумеете причину такого длительного отсутствия. – Он взял удивленного Аливареса под локоть. – Граф, не могли бы мы с вами переговорить тет-а-тет? – В среде гостей прошелестел недовольный галдеж. – Уверяю, не произошло ничего вопиющего. Ваше нетерпение скоро обретет усладу любопытства. – Он пошарил взглядом поверх голов. – А где мистер Кармайн?

Леди Алиса взбросила кисть руки над плечом и ткнула пальчиком куда-то себе за спину. – Генри в столовой забыл свои очки. А почему вы спросили?

Офицер смотрел на даму отсутствующим взглядом. – Нечаянное, ничего не значащее, чисто автоматическое любопытство. – Теперь, обращаясь к Аливаресу, он по-хозяйски выставил руку, как бы пропуская того вперед. – Прошу вас граф, буквально пару слов.

Беседа с глазу на глаз длилась не более минуты, причем под пристальным наблюдением нескольких настороженных пар глаз. Наконец мужчины вернулись к гостям. В глазах Аливареса появилось нечто, что могло навести на мысль, будто он взволнован. А вот лицо помощника капитана оставалось таким же серьезным и спокойным.

– Офицер Уоллес, – Засецкая сгорала от нетерпения, – что это за таинственное рандеву?

Ответить он не успел, ибо со стороны юта к гостям приближался раздосадованный Генри Кармайн.

– Милый, – его вторая половина выдохнула это ласкательное слово с неким облегчением, – ты чего так задержался?

–Tout va bien,* /Все в порядке (фр.)/ дорогуша. После ужина разыгралась изжога, и я спустился в каюту за своими порошками,.. еще и очки...

– Итак, господа! – С уст помощника капитана фразы и предложения слетали глухой медью. – В грузовом отсеке действительно имел место несчастный случай. Один из матросов, передвигая ящики с провиантом, видимо перегрузил свое слабое сердце. Доктор констатировал: Наемник скончался от сердечного приступа. А нашему судовому лекарю я доверяю абсолютно. И посему, сознавая личную ответственность за происходящее, довожу до вашего сведения: Такое не часто, однако случается. Завтра на рассвете покойный будет похоронен. Желающие смогут присутствовать на церемонии.

– Скажите кэп, – голос Кармайна выдавал его раздраженное состояние, – и много еще на вверенной вашему попечению шхуне, матросов с нездоровыми органами?

– Я не уверен, мистер Кармайн, что ваша ирония уместна. Тем не менее, отвечу: Когда команда нанимается на корабль, мы заключаем с матросами определенный должностной контракт, в соответствие с которым они проходят обязательное медицинское освидетельствование. Но несчастные случаи такого рода, как сегодня, отчасти имеют практику в повседневных рутинах нелегкого морского ремесла. А также, я намерен заострить ваше внимание, что никто не застрахован от сердечного приступа, как естественного упадка бренной плоти.

Писклявый голосок доселе молчаливой Сарриты явился полной неожиданностью. – Так значит, мы завтра утром уже будем на острове? – Она по-детски простодушно хлопнула ресницами.

Засецкая смекнула, к чему клонит дочь, и откровенно смутилась такой неосведомленности. – Дитя мое, матросов умерших на корабле хоронят в открытом океане. – Ее взгляд вопрошания пал на офицера.

– Вы абсолютно правы сударыня. Их тела зашивают в мешок и отправляют за бор. Завтра на рассвете, я повторяю: любой из вас сможет быть свидетелем погребальной церемонии.

Завершающие мгновения заката гости созерцали молча. Когда же солнце совсем скрылось за океаном, и над горизонтом, на оранжевом фоне проявились белые лучи, Уоллес всех пригласил в уже убранную за это время кают-компанию на игру в "бридж": пообещав "Мартини" и превосходные сигары. Мисс Морлей, впрочем, вежливо открестилась от приглашения. Старушка сослалась на часто зарождающиеся – именно по вечерам – недомогания. Пожелав всем приятно провести время, она отправилась в свою каюту на отдых.

– Пожалуй, я тоже приму объятия постельного уединения. – Сказавшись, жуть, каким усталым, Аливарес растирал пальцами виски. – Боюсь, у меня начинается очередная вспышка мигрени. Адью господа, вынужден вас покинуть. – И кивнув на прощание граф проследовал за Морлей, к гостевым каютам.

Все двери в каюты шхуны были воплощены в мореном дубе и вскрыты бесцветным лаком, с еле приметным перламутровым отливом. Обшивка стеновых панелей, включая плинтуса, наличники и галтели оформлены в красном дереве. Белоснежный грабовый паркет как нельзя, кстати, гармонировал с кадками, изготовленными из белого мрамора в грязную брызгу: в которых произрастали экзотические пальмы и карликовые фикусы. Так же, светлый тон полов подходил к белым дверным ручкам, инкрустированным блестящим, рыжего цвета, металлом.

Ключ едва сделал второй оборот в замочной скважине, как хозяин каюты услышал, в самом начале коридора, знакомый голос.

– Pardon, * /Простите (фр.)/ господин Аливарес. Смею ли я похитить пару минут вашего внимания? – Это был Кармайн, который с нарочитой неспешностью сокращал между ними расстояние.

– Мистер Генри, а вы разве не отправились перекинуться в картишки?

– Я немедленно присоединюсь к остальным, лишь только получу ваши ответы на некоторые мои вопросы.

– Извольте, голубчик. – Граф жестом указал на раскрытую дверь. – Вы меня заинтриговали. Прошу войти.

* * *

Мисс Морлей слыла до удивления педантичным человеком буквально во всем, а ее чистоплотность и паническая приверженность к порядку могли вызвать восторг у самого дотошного сторонника аккуратизма и пунктуальности.

В богато обставленной каюте тусклыми огоньками мерцали несколько свечей. Они не давали того эффекта что днем, и тем не менее, пристальный взгляд пожилой женщины, в котором крепли зловещие подозрения, уже успел засечь некоторое несоответствие в расположении предметов на маленьком туалетном столике. Что-то не вязалось, и Морлей не могла понять что?

– Неужели кто-то проник в каюту и рылся в моих вещах?! – Старушка оседлала вздернутый носик лорнетом и раздула щеки, от чего стала походить на востроносую задаваку.

Рука дотянулась до футляра с ожерельем, в следующую секунду клацнула миниатюрная защелка: Прекрасный жемчуг все так же покоился в объятиях черного бархата.

– Возможно, мне показалось...

Морлей взяла пузырек с красной пробочкой, откупорила его, отхлебнула пару глотков содержимого. Употребляемая жидкость была спиртовой настойкой из тибетских трав, укрепляющих иммунитет организма и снабжающих его необходимой энергией. Престарелая дама была обречена каждый вечер принимать отвратительное на вкус зелье, следуя настоятельным рекомендациям личного доктора. Однако сегодня Морлей даже не скривилась, ибо воспаленное сознание кипело хлещущим негодованием, и оттого, что никак не удавалось сообразить – что же настораживает?

* * *

– Так вы Генри утверждаете, что не возвращались в столовую за очками? – Кармайн молча смотрел на собеседника, комфортабельно разместившись в глубоком кресле, обитом зеленым плюшем. – Между прочим, я это знал и без вашего признания, – серые глаза Генри начали медленно округляться, – да-с, так как отчетливо запомнил, что, покидая застолье, вы сунули их себе в нагрудный карман смокинга.

– Ах, вот как?

– Да-да, и я – там, на палубе – моментально догадался, по вашему лицу и раздраженному голосу, что вы чем-то крайне обеспокоены. Впрочем, отнесся к этому факту без эмоций, ведь Уоллес мне все объяснил. Кстати, именно я порекомендовал ему учинить полюбовную сделку и скрыть истинную причину смерти матроса: Нам не хотелось будоражить умы сердобольных дам. Они и так намаялись со своими переживаниями из-за рассказов о всяких там зверствах, призраках и так далее.