Текст книги "Страхолюдие(СИ)"

Автор книги: Валерий Цыбуля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– Да Бог с вами, баронесса! – Эскот воспрял категорическим несогласием. – Помилуйте, ведь граф такая же случайная жертва, как и мы все.

– И откуда вам это известно, от него самого? А солгать, наш словоблудливый Аливарес может все, что угодно.

– Но и вы маман не забывайте, – вспыхнула Сарра, – что именно граф организовал для нашего побега лодки. И не удрал сам, а вернулся за нами, чтобы спасти от дикарей.

– Конечно! И где эти лодки? – Засецкая кольнула девушку строгим взглядом. – И ты тоже, дитя мое, не забывай: Идея сунуться в эту ловушку, принадлежит именно ему, в результате чего, вместо существенных действий мы вынуждены томиться в неведенье и трястись от страха. И это именно Аливарес был с леди Стрейд на палубе в тот трагический день. А еще, меня не покидает чувство, что они с доктором давно знакомы. – Засецкая вскинула над головой палец. – Они соумышленники!

– Ну, это уж вы лишку хватили, достопочтенная баронесса.

– Да!? – Засецкая невольно вскрикнула, от чего немилосердно закашлялась, но быстро с этим справилась и продолжала: – Вы Эскот не обращали внимания, как они переглядываются? Это раз. А что вы скажете об их бросающемся в глаза взаимопонимании? Это два. И, наконец, три: Где сейчас персонажи нашего диспута? Правильно, они вдвоем вышли! – Засецкая сощурила уголки глаз и глубокомысленно добавила: – Как бы изловчиться, да вывести этого авантюрьера на чистую воду?

В следующий момент в холле послышались шаги спускающегося по лестнице писателя. Он шел медленно, с таким отрешенным видом, что сам собой привлек внимание остальных.

– Друг мой, чем вы так удручены? Неужто с Генри совсем худо? – Спросил Эскот.

Блуждающий взгляд Кортнера остановился на режиссере. – Вовсе нет. – Он пожал плечами. – На Генри, вероятно, подействовал коньяк: бедняга сейчас храпит на диванчике в угловой комнате. – Очутившись у стола, старик плеснул себе чуточку спиртного, слегка пригубил, и продолжил. – Только что, в конце коридора, из окна я смотрел на горизонт океана: он еще мерцает самыми кончиками лучей зашедшего солнца. Собственно, я не знаю почему, но в голову влезла странная мысль... – Затянув паузу, он внимательно посмотрел на слушавших: те были исполнены бескрайнего внимания. – Если мне не изменяет память, мистер Тилобиа рассказывал забавную историю, про некогда произошедшие события на этом острове. И что, якобы, здесь был воздвигнут замок для местного колдуна и его семьи. Тогда возникает вопрос: Почему дикари, а главное сам колдун, страшатся этого места?

Все дружно молчали.

– Так вот, господа, а не возможен ли такой вариант, что за последнее время на острове случились некие перемены, в результате которых, теперь даже сам хозяин боится своего логова. Может замок проклят?

– Да ну вас голубчик... – Не закончив фразу, Засецкая поперхнулась и вновь закашлялась, ибо в этот миг в каминном дымоходе разразился, до дрожи в коленях, зловещий вой.

Люди обменялись испуганными взглядами. Они немо таращились друг на друга, даже боясь моргнуть веками. Правда, Эскот нашелся почти сразу.

– Ну вот, мы несколько дней дрейфовали при полнейшем штиле, а нынче... вы только послушайте, как завывает.

– Странно. – Баронесса ладонями растирала холодеющие виски. – Сколько раз, дома, сидя перед своим камином, я слышала этот звук. Особенно в холодные, зимние вечера, это даже ласкало слух и придавало сознанию чувство защищенности и уюта. Я ощущала себя за каменной стеной – в прямом смысле этого слова – от внешних атмосферных бесчинств и это вселяло надежность. Но тогда мне и в голову не могло прийти, что зашедший в гости ветер может быть таким страшным.

– Просто вся эта нервозность, вся эта напряженная обстановка... – Кортнер предложил даме выпить. – Хлебните коньячку. Даю гарантию, вашим нервишкам он необходим.

Засецкая тяжко вздохнула. – А, черт с ним, мистер Кортнер наливайте.

Только лишь уста баронессы прильнули к мерцающему в сумерках стеклу, как все помещение неожиданно разорвало беспорядочным грохотом – кто-то отчаянно колотил в дверь. Первый глоток встал в горле комом, от испуга рука дрогнула, бокал выскользнул из дрожащих пальцев и разлетелся на мелкие осколки у ее ног.

– Отоприте!!! Умоляю – живее!!! – Не своим голосом вопил с улицы Тилобиа, не на секунду не прекращая молотить кулаками в дубовое полотно огромной двери.

Эскот с Кортнером вмиг очутились у входа. Лязгнул стальной засов. Тяжелая дверь распахнулась так стремительно, точно она была их лебяжьего пуха. Ворвавшийся доктор с неимоверной быстротой и легкостью ее захлопнул, и бессильно сполз по косяку на пол. Бешено вращая глазами, он глубоко дышал; задыхаясь, пытался что-то сказать. Мужчины его подняли, проводили к столу, усадили в принесенное к столу кресло. Пару стаканов воды позволили бедняге малость поутихнуть, после чего доктору стало почти удаваться воспроизводить человеческую речь.

– К-ка-к-кой уж-жас! Г-го-с-спода... т-там неч-что. – Более менее внятно бормотал всерьез перепуганный доктор.

Все с тревогой жаждали объяснений. Суетливый Кортнер наполнил третий стакан водой, вручил его виновнику переполоха, и присел у его ног.

– Док вы можете изъясняться внятно: что стряслось?

– Т-там... что-то за мной гналось. – Голос у Тилобиа дребезжал всеми струнами голосовых связок.

– Дикари!?

Тилобиа тупо уставился на спросившего Эскота. – ... Я отправился за восточную башню: мне померещилось, что на склоне горы, где-то вдалеке, туземцы разожгли костры. Оставив за спиной круглую стену, я очутился с тыльной стороны замка... И вдруг, я заметил, что эти огни находятся прямо передо мной, перед моими глазами, на каменном заборе – их было два! – Тут доктор припал к стакану, осушив его до дна большими жадными глотками. – К тому времени мои глаза уже привыкли к темноте, и я понял: именно там, куда я смотрю, что-то движется. Первая мысль – "дикари"! Я в испуге забился в угол, где башня примыкает к торцевой стене. Мои старые глаза напряглись до невозможности, и я узрел... – Тилобиа шумно сглотнул. – Я узрел на заборе непонятное, невиданное мной доселе существо, с огромными горящими глазами. Они были как две раскаленные сковороды и глядели прямо на меня! – Бедняга вжался в спинку кресла. – Существо спрыгнуло с забора, лениво огляделось, шагнуло в мою сторону. – Теперь глаза у рассказчика и вовсе полезли наружу. – Боже правый, я увидел его вблизи! Чудовище было похоже на тасманийского дьявола – если вы слышали о таком животном. Но оно было гораздо больших размеров и... и ходило как человек, на задних лапах. А затем хохот и вой, жуткий вой!

– Вой и хохот? – Кортнер заглянул тому в лицо. – Вы сказали вой?

– Да-да, несомненно, омерзительный вой. И хохот, точно сам демон веселился в аду.

– Похоже, и мы слышали тот самый вой...

– Да мистер Эскот, вы не могли его не слышать: звук был просто ошеломляющий! Я и сейчас даже не помню, как очутился возле двери. – Доктор напрягся. – И еще... Если оно на меня не набросилось, и не гналось за мной... Неужели чудовище меня не заметило?

Кортнер пошлепал Тилобиа по колену. – Радуйтесь, друг мой, для вас все сложилось не самым худшим образом.

Засецкая умостилась за столом. – Однако, что же это было за чудовище? Как-то с трудом верится.

– Вы правы баронесса. – Эскот плеснул коньяку и выпил. – Скорее всего, доктор увидел обычное дикое животное. Я подразумеваю, обычное для этих мест.

Тилобиа задумчиво покачал головой. – Не думаю... Я многого повидал...

– Но позвольте, где же граф? – Вмешалась в разговор Сарра: до последней минуты девушка стояла по другую сторону стола и внимательно слушала.

Доктор подскочил будто ужаленный. – А разве он не вернулся!?

Все замерли в безмолвии. Решительно сконцентрировав память, доктор напористо почесал лоб.

– Прежде, чем я отправился наблюдать за огнями, Луиджи сказал, что возвращается в замок; мы расстались у ворот.

– Ну, а дикари, вы их видели?

– Мы только видели, как их шаман по-прежнему продолжает свою неистовую оргию у подножия гранитной лестницы. Скорее всего, остальные оставались вне досягаемости отблесков костра. И на берегу, кстати, полыхает множество огней: похоже дикари там устроили целый лагерь.

– Стоп! – Засецкая шлепнула ладонью по столу. – В данный момент меня интересует: где Аливарес?

– Вы правы сударыня, его необходимо найти.

Все уставились на Кортнера в нерешительности, а доктор принялся отчаянно мотать головой и жестикулировать руками.

– Увольте господа! Теперь, пока не рассветет, из этих стен меня не выгнать и дубиной!

– Но там же человек! – Саррита пребывала в чрезвычайной решимости. – Мы не вправе поступать по-другому. – Очевидно, юная леди успела проникнуться нежными чувствами к красивому мужчине, от чего теперь не находила себе места. Девушка то садилась на канапе у стены, то резво его покинув, суетливо прохаживалась вдоль стола, попеременно мяв пальцы обеих рук.

Засецкая недоумевающее уставилась на дочь. – Девочка моя, что тебе взбрело в голову? Что за блажь? Взрослый мужчина сам в состоянии за себя постоять. А вот покинув эти стены, мы подвергнем себя дополнительной опасности и лишь усугубим свое, и так не веселое, положение. – Говоря эти слова, баронесса нервно гоняла фарфоровую чашечку по кругу блюдца. – Саррита, право же, посуди сама, ведь то – как утверждает доктор Тилобиа – чудовище не причинило ему никакого вреда; разве что напугало, так с какой стати так переживать за Аливареса? К тому же, если мы услышали крики о помощи доктора, то неужели ты думаешь, что, мы бы не услышали графа? Значит, он в помощи не нуждается. – Она вдруг запнулась, и задумчиво посмотрела в потолок. – Пространство внутри забора не так уж велико... Доктор столкнулся с животным... Животное вторглось во внутренний периметр... От графа никаких известий... Хотя он, заявил доктору, что отправляется в замок... Тогда, где он?

Кортнер вылил в стакан остатки коньяка, выпил, забористо крякнул. – Похоже, мэм, вы намекаете, что граф – наплевав на наше общество – сам, втихаря, драпанул к лодкам.

Такой техасский жаргон вверг Засецкую в смущение. Отдавая дань английскому аристократизму, она заявила:

– Вы неимоверно проницательны мистер Смит, я это и подразумевала. И была намерена лично изъясниться, но только в других, филологически приемлемых выражениях.

– Прошу великодушно меня простить. – Насупился писатель. – Меня иногда подводит крестьянское происхождение и позднее воспитание.

Баронесса равнодушно отмахнулась. – Это не суть важно. А вот Аливарес вполне мог решить, что одному пробираться между пикетами дикарей гораздо проще и безопаснее, нежели всем скопом.

Тем временем Тилобиа, практически вернув былое самообладание, теперь ощутил жажду воздействовать на свои нервы более радикальным способом. Он обратил свой страдальческий взор на юную особу, при этом поигрывая в руке пустым стаканом.

– Саррита, деточка, вас не слишком затруднит, оказать старику невинную услугу, ибо после недавней вакханалии с чудовищем у меня еще трясутся ноги.

– Что вам угодно?– Улыбнулась девушка.

– Ваш покорный слуга с удовольствием опрокинул бы стаканчик чего-нибудь горячительного. Но вот беда, еще чувствуется слабость, а на столе я наблюдаю совершенно пустую бутылку "Гранж-Гавр".

– Конечно же, мистер Тилобиа, я непременно схожу. – Она взяла со стола подсвечник и направилась в кухню.

Бэри Адер оттяпал себе еще один ломоть сыра, вернулся на покинутое место, и успел произнести: – А вы знаете господа, к кое-каким сомнениям начинаю склоняться и я...

Но эта его незаконченная фраза была прервана душераздирающим криком Сарры. Девушка вопила так страшно, что первые секунды никто даже не двинулся с места. Но уже спустя миг оторопи, все ошалело бросились на крик; опрокидывая стулья, и толкая друг друга локтями.

Сарра стояла посредине помещения, лицом к окну, закрыв ладонями глаза, и верещала так громко, как только это может делать в смерть перепуганная барышня. Подсвечник валялся у ее ног: при падении одна свеча не потухла, и теперь тускло чадила у самого подола, грозя воспламенить платье. В комнате больше никого не было, от чего ворвавшиеся в кухню люди не могли понять причин такой истерики. Все попытки успокоить девицу оказались тщетны, и лишь увесистая оплеуха от Засецкой, заставила леди заткнуться.

"В чем дело??? Что случилось??? Что произошло???" – Летели со всех сторон вопросы, но кроме мычания и града слез, добиться нельзя было решительно ничего. Девушку под руки проводили в холл, Кортнер придвинул поближе к столу канапе, Засецкая уложила дочь и присела рядом: Сарра пребывала в полуобморочном состоянии, ее колотил дикий озноб, а зрачки были критически расширены.

Сосчитав пульс, Тилобиа опешил: – Ого! Сто двадцать ударов!? – Это становилось опасным. – Мистер Эскот, ну-ка живенько, организуйте коньячка.

Засецкая возмутилась, мотивируя недовольство тем, что юная леди в жизни еще не пила ничего крепче сухого шампанского.

– Поймите голубушка, при таком чрезвычайном сердцебиении у вашей дочери катастрофически подскочит давление, а коньяк расширит сосуды, чем понизит до безопасного предела.

Засецкой ничего не оставалось делать, как согласиться. Сарра сделала два глотка, даже не скривившись.

– Ну вот, умничка. А теперь попытайтесь успокоиться, тут все свои. – Он предложил на некоторое время отложить расспросы. – Пусть придет в себя: со временем сама все расскажет.

Кортнер закурил взятую с каминной полки сигару. – Все же я настаиваю на более детальном осмотре замка. Ведь Сарра чего-то испугалась? И кстати, хорошо бы вооружиться всем.

– Полностью вас поддерживаю. – Согласился режиссер, поднял с пола оставленную у дверей лопатку Уоллеса и вручил баронессе.

Оставив Засецкую дежурить у изголовья дочери, трое мужчин отправились в кухню, горячо обсуждая план предстоящего осмотра. Их голоса были слышны, даже когда они скрылись из виду, что действовало на баронессу успокаивающе.

После короткого отсутствия вооруженные джентльмены вернулись в холл. Кортнер держал большой нож, Эскот резак для разделки мясных туш, а Тилобиа еще одну бутылку "Гранж-Гавр". Он поставил коньяк на стол, поправил пенсне, пристально всмотрелся в тот угол, где находился камин.

– А что это там блестит? – Доктор подошел ближе, присел, чем-то грюкнул. – Превосходная бронзовая кочерга, чем не оружие для самозащиты.

Эскот остановился возле Засецкой. – Сударыня, ваша дочь что-нибудь сказала?

– Увы, девочка только дрожит и плачет.

В следующий миг весь холл пронзило противным скрипом: входная дверь медленно открывалась. Тилобиа как из-под земли, вырос возле товарищей, держа наготове только что обретенное оружие. И теперь, причем всех одновременно, посетила немая реплика: "Но ведь Тилобиа закрывал дверь на засов!!!" Однако, вопреки твердившему сознанию, черной трещиной маршировал неоспоримый факт: дверь отворяется и, несомненно, с чьей-то помощью. Зловещий скрип будоражил слух и выворачивал наизнанку душу, заставляя ощущать, как нечто неудержимое распирает грудную клетку, выползая откуда-то из чрева. Вот уже открылась одна треть проема... вот почти половина. Животный страх оседлал лица людей и цепко пленил взгляды. Теперь ползущая дыра увеличилась еще вдвое. На фоне ночного мрака, в лунном мареве начали просматриваться нечеткие, даже вернее было бы выразиться – еле уловимые очертания: в них угадывался человек. Он стоял, широко расставив ноги, а длинные руки болтались как безжизненные плети. Все в ужасе пытались вглядеться в явившийся призрак, но лица видно не было, только смутные очертания темного силуэта. Когда дверь остановилась, таинственный пришелец на негнущихся ногах сделал шаг вперед. В так этому действию, все осуществили шаг назад, а Тилобиа замахиваясь, вскинул кочергу.

– Кто вы!? – Его голос пронзил тишину замка точно просвистевшая пуля.

Однако таинственный гость продолжал молча двигаться вперед, пока, наконец, не очутился в освещенном пространстве.

– Боже! – Кортнер выронил нож и тот звонко брякнулся под ноги.

На пороге стоял граф Аливарес. Его волосы торчали дыбом, белое, будто припудренное лицо, было обильно забрызгано крупными каплями крови, а на смокинге теперь отсутствовал и второй рукав. Отрешенный, ничего не видящий взгляд блуждал где-то далеко, а из полуоткрытого рта тянулась струйка слюны. Он остановился и замер: ни звука, ни мимики, ни даже вибрации ресниц. Американец первым сообразил, что нужно делать. Несмотря на свои грузные формы, он в несколько стремительных прыжков очутился у черного провала распахнутой двери, быстро ее закрыл, задвинул засов и, подергав за ручку, убедился – дверь заперта надежно.

– Граф, в чем дело? – Тилобиа подшагнул к Аливаресу с некоторой опаской. – Вы в крови?

Он потрепал того за плечо, однако реакция оставалась нулевой. В первые минуты появления Аливареса в холле замка, никто не обратил внимания на его общий внешний вид, ибо все взоры словно прилипли к его окровавленному лицу. Но теперь, – Засецкая даже вскрикнула – без исключения все уставились ниже, осязая воистину настоящий ужас. В правой руке граф сжимал – невесть откуда взявшийся – кривой кинжал, весь измазанный кровью. Но, что пугало еще больше, в левой руке он держал обнаженную, по локоть отрезанную, человеческую руку с темно коричневой кожей. И держал он ее так, будто здоровался.

– Господи я этого не выдержу!!! – Крик баронессы всех практически оглушил. – Да что же это творится!? Господа сделайте же что-нибудь! – Засецкая разрыдалась навзрыд.

Так как остальные особи мужского пола брезгливо воротили физиономии, не страдающий чрезмерной эмоциональностью доктор отнял отрубленную руку дикаря у каменного графа, отворил дверь и выбросил ее на улицу. А вот Кортнеру пришлось объединиться в Эскотом, ибо намертво сжатые пальцы Аливареса никак не поддавались, и лишь после весьма усердных попыток им таки удалось вырвать из его руки клинок. За этими действиями последовало всеобщее изумление. Кинжал, с которым вошел в замок Аливарес, был именно тем самым, которым так гордился покойный Уоллес. Все просто в маразматическом помешательстве таращились на раритетное оружие не в состоянии даже пикнуть. Правда со временем, пришедший в себя Тилобиа взял у Эскота кинжал, зачем-то его понюхал, и произнес:

– Что за мистическая чертовщина??? Он же должен покоиться на дне океана! Я не верю в реальность происходящего! – Резким броском доктор вонзил клинок в полотно входной двери. – Абсурд какой-то... – Старик вернулся к столу и принялся за коньяк. – Это выше моего понимания... Да-с, натуральная аномалия.

Дальнейшего развития сумбурных мыслей и догадок по такому весьма загадочному поводу не последовало в виду вообще неимоверного события. Случилось то, чего не только никто не ожидал, но и не мог объяснить или хотя бы поверить собственным глазам: но событие это заставило у всех зашевелиться на головах волосы. А лекарь даже забыл за "Гранж-Гавр", и теперь стоял с видом воскресшего мертвеца, выпучив глазищи до размеров, превышающих в диаметре его собственные линзы.

Не издавая ни звука, по лестнице спускался Кармайн. Его одежда была вся изодрана, один глаз стекал на скулу, а по вспухшим растрескавшимся губам сочилась алая кровь. Но самое ужасное было то, что его правая рука по локоть отсутствовала! Из-под обрывков сорочки свисали лишь ошметки кожи и мяса.

Теперь уже никто вообще ни черта не соображал: случилась всеобщая немая истерия. Такое зрелище походило на самый страшный сон; сознание решительно отказывалось воспринимать происходящее за реальность, а разум на какое-то время помутился. Коллективное оцепенение происходило в гробовой тишине, что было сродни театральным декорациям. И вот, на фоне этих жутковатых декораций, Генри Кармайн прошел половину холла, совершенно спокоен и невозмутим! Открыл входную дверь, не торопясь, вышел. Никто из присутствующих даже не моргнул. Уже спустя минуту изуродованный драматург вернулся; он держал в своей уцелевшей руке отрубленную. Прошаркав к тому месту, откуда к столу было ближе всего и, где более яркое освещение упрощало обзор, Генри остановился, единственным зрячим глазом осязал свою находку...

– Но позвольте, – его голос поражал невозмутимостью, – это же не моя рука...

Теперь все заметили, что он держал черную руку. То была плоть дикаря, которую Тилобиа, минутой раньше вышвырнул на улицу. Своим видом Кармайн вызывал в людях сострадание, отвращение и страх одновременно. Даже скорее не просто страх, а животный ужас, так как со стороны казалось, что все даже перестали дышать.

Генри обернулся, немного помедлил: с видом неназойливой обиженности вновь направился к выходу. По пути он замешкался возле Тилобиа.

– Док, подержите, если вас не затруднит. – Он протянул доктору обрубок. – Пожалуй, вернусь, поищу свою. – Доктор чисто машинально взял плоть дикаря. Кармайн облизал окровавленные губы, глубоко вздохнул. – А то, как же я без руки смогу держать перо... – и теперь не оглядываясь, направился к двери.

Прошло не менее пяти минут, прежде чем первым оттаял Тилобиа, так как остальных, такой леденящий душу поворот событий начисто дестабилизировал. Доктор же, видимо поддавшись спонтанному атавизму, выбросил мертвую часть тела на улицу, захлопнул дверь, задвинул засов. Затем молча подошел к столу, дрожащей рукой налил полбокала коньяка, проглотил его одним жадным глотком.

Эскот, наконец, оторвал стеклянный взгляд от закрытой входной двери. – Тилобиа, но ведь Генри на улице.

– Захочет войти – постучит. – Понял доктор намек. Он снял пенсне, сделал на него пару энергичных выдохов, и вдруг неистово расхохотался, а когда смех себя исчерпал, добавил: – Если к тому времени ему будет, чем стучать.

Баронесса взглянула на Тилобиа как на сумасшедшего, затем обратилась к американцу.

– Мистер Кортнер, плесните мне коньяку.

Тот, как стоял с открытым ртом, так с открытым ртом за бутылкой и потянулся, при этом озвучив вопрос, точно чревовещатель. – Но что все это, черт возьми, означает?

Однако на его слова никто не обратил внимания, потому что граф, который до этого походил на каменную статую, теперь пришел в движение. Он медленно опустился на стул и его искаженные уста зашевелились.

– Господа, я был в лапах смерти... я ее видел...

Теперь и Сарра, которая до этого лежала на диванчике с отрешенным видом, неожиданно зашевелилась. Девушка подняла голову над подлокотником, посмотрела на Аливареса и ее припухшее от длительного плача лицо, перекосило тенью страха.

– Мама, мне жутко, я боюсь. – Она беззвучно заплакала. – Я видела: он хотел меня забрать.

– Кто!? – Засецкая вмиг очутилась возле дочери и схватила ее за плечи. – Кто хотел это сделать???

Сарра перевела взгляд на мать, а затем вновь на Аливареса. – Слюна... У него текла слюна. – Твердила она, растирая по щекам слезы.

Остальные свидетели признания глазели то на девушку то на графа, с видом грудного младенца, который ничего не соображает, однако с интересом разглядывает все, что попадается на глаза.

– Это был он!? – Злобно зашипела баронесса уже другим голосом: голосом безжалостного палача.

– Нет! – Вздрогнула от такой перемены Сарра. – Там, в окне, на меня смотрел натуральный оборотень. Ужас! Волосы! Вся морда в волосах... безобразно кривые зубы. – Девушка вдруг затряслась. – Мерзкая тварь! Он мне улыбался и показывал свой серый слюнявый язык – препротивнейшее зрелище. – Затянув очередное рыдание, бедняжка уткнулась лицом в подол матери.

– Это какой-то ад! За что? За что на нас обрушилась такая бесчеловечная кара!? – Засецкая сграбастала в охапку дочь, и теперь они вместе огласили холл унисоном неудержимых рыданий.

В отличие от дам, мужчины молчали. Каждый думал о чем-то своем, но в то же время, всех объединяло понимание того, что и в замке, и вообще на острове, творится что-то вконец неладное. Впрочем, не смотря на экстремально усердную деятельность мозга, никто не в состоянии был дать этому хотя бы мало-мальски вразумительное объяснение. Торжествовала очевидность того, что дикари не отпустят их со своей земли живыми. Надежды на благополучный побег таяли с каждой минутой: причем на побег не то, чтобы с острова, а хотя бы из холодных объятий дьявольского замка. Это была натуральная ловушка, и обреченным узникам оставалось лишь предполагать, почему дикари и сами страшатся этого места. Точно никто ничего не мог сказать, но в данный момент людям мерещилось одно: Гранитными стенами овладела нечисть и мракобесие! Злые, неведомые силы правят бал! Но, может быть, в эту ночь свершается проклятье колдуна? Может это с его черного благословения сам сатана воет в каминном дымоходе?

Эскот вонзил кухонный резак в стол со всей силой, на какую был способен. – Черт возьми!!! – В прозрении его брови запрыгнули на лоб, а разрез глаз увеличился вдвое. – Я вспомнил! На шхуне, мисс Морлей рассказывала, что той памятной ночью ей привиделся волосатый урод с капающей слюной...

Все тупо пялились на Эскота.

– А ведь действительно... Морлей именно это и утверждала... – Тилобиа воскресил в памяти ее признание.

– Но, какая тут связь? – Спросил Кортнер.

Доктор пожал плечами. – Выходит, какая-то имеется.

– Позвольте мистер Тилобиа, но сие может быть простейшим совпадением. Мало ли на далеком острове различных диких животных, о которых мы ничего не знаем.

– А вы, – доктор ткнул пальцем в его сторону, – часто слышали о таких совпадениях? – Под хищный блеск пенсне, Тилобиа обвел взглядом публику. – Зато в некоторых портовых кабаках Италии, а так же на Кипре и в порту Жиронды, мне не единожды доводилось слышать – от бывалых мореходов – о существовании оборотней. И поверьте, господа, когда те джентльмены вспоминали о лохматых чудовищах, у них дрожали руки, а мужественные лица покрывал нервный тик.

– Увольте, Тилобиа, по вашим рассуждениям получается – один из нас оборотень?

– Зачем же... – Он принялся протирать пенсне о рукав сюртука. – Не исключено, что один из членов команды был оборотень, и ему удалось спастись, так же как и нам.

– Только вы запамятовали: Весь тот сброд разгильдяев дезертировал со "Святого призрака" еще до того, как мы попали в водоворот.

– А может и не все.

Кортнер воззрился на Тилобиа точно слепой в момент прозрения. – Верно! Ведь накануне ночью я кого-то видел выходящим из кают-компании.

Засецкая покинула канапе, скрестила на груди руки, стала прохаживаться вдоль стола взад-вперед. Ее вспухшие от слез глаза задумчиво бегали по сторонам. Наконец она остановилась и сконцентрировала зрение на окружающих.

– Джентльмены, ваша фантазия не выдерживает критики. Даже если той ночью мистер Кортнер видел чудовище... – Баронесса ткнула мизинцем в сторону доктора. – Как о его существовании смогли узнать дикари?

Тот нацепил на нос пенсне и пожал плечами. – С чего вдруг вы решили, что дикари знают о его существовании?

Засецкая всплеснула руками. – Антонио вы меня поражаете! Какого же дьявола эти обезьяны боятся сюда сунуться? Уж, не из-за нас ли? – Дама заглянула каждому в лицо. – Не-е-ет, джентльмены, тут нечто иное...

Между прочим, что же нам делать с Генри Кармайном? Господи, как же мы про него забыли, ведь несчастному нужна медицинская помощь.

– Мне интересно – какая!? – Вспылил Тилобиа. – Может вы на втором этаже нашли чудесно оборудованную операционную?

Баронесса не нашлась, что ответить. Она облачила маску угрюмой задумчивости, возобновив дефиле вдоль стола. Все молчали. Естественно – после всего, что с ними случилось, мозги соображали туго. Тем не менее, попытки логических умозаключений еще имели место.

– Итак, джентльмены: – Засецкая присела к столу. – Моя дочь столкнулась с волосатым существом... примерно две четверти часа тому. В это время вы, Антонио, находились уже здесь, в нашем обществе. Получается: За окном вы быть не могли. Затем, спустя десять минут после видения, появился Аливарес. Таким образом, вполне можно было бы предположить, что девочка видела его. – Засецкая, с недовольным лицом, откинулась на спинку стула. – Если бы не одно "НО"! По-видимому, в это время граф с кем-то сражался: правда, с кем, нам пока неведомо. – Она подбросила взгляд к потолку. – Думаю... то был вражеский лазутчик. – Теперь баронесса одарила Аливареса прищуром равнодушия. – Посему; Аливареса справедливо исключить из круга подозреваемых и, заключить следующее: То, что напугало мою бедную Сарриту, для нас пока неведомо. И даже, скорее всего, это именно оно гналось за доктором Тилобиа. – Теперь Засецкая приложила пятерню ко лбу. – И уже совершенно непонятно – что стряслось с Генри Кармайном?

– Ох, баронесса, все это ясно, как божий день, и без вашего дедуктивного монолога. – Кортнер затушил в пепельнице недокуренную сигару. – Кроме нас, в замке есть еще некто. А кто такой "некто"? – Писатель состроил зловещую мину. – Некто – это кто-то, о ком мы пока ничего не знаем, но он уже среди нас.

– И этот "некто" весьма опасен. – Добавил Тилобиа.

– А у меня не укладывается в голове другой факт. – Бэри Адер имел облик безграничной озабоченности. – Вот вы представьте; Генри отсекли руку и выдавили глаз... а он спокойно, невозмутимо, словно ничего вопиющего не произошло, отправился искать утраченное предплечье... Это не укладывается в голове!

Сюжет и впрямь, впечатлял сознание страхом и, в одночасье, будоражил воображение беспросветной загадочностью; что граничило с элементарным абсурдом. Обреченные заложники трагических обстоятельств оказались морально подавленными, беспомощными в противостоянии агрессии зла.

Внезапно, Кортнер метнулся к графу. – Луиджи, что с вами произошло!? Вы меня слышите!? – Он вцепился в лацканы смокинга, и, казалось, собрался вытрясти из Аливареса душу. – Да очнитесь же, наконец!

– Оставьте его Смит. – Окликнул Тилобиа американца. – Вы же видите, бедняга еще в шоковом состоянии.

– Но нам необходима информация! Я немедленно желаю знать, что тут творится! А вдруг дикари уже у дверей! Нам кровь из носа требуется закончить то, что мы начали!

От последнего нервного потрясения все, кроме удачливого мистификатора из Чикаго, позабыли о своих намерениях прочесать замок вторично.

– И немедленно! – Преисполненный решимости Эскот выдернул из столешницы резак. – Пока снова, что-нибудь не приключилось.

Первым по лестнице поднимался, менее других подверженный физическому истощению Тилобиа. Он вооружился бронзовой кочергой, от чего теперь походил на заправского бейсболиста. Следом шел Кортнер. За его сутулой спиной, босыми ногами шлепали опухшие от плача дамы, удерживая на весу длинные полы своих, некогда, шикарных туалетов. В хвосте же, как бы прикрывая тыл, с топориком на изготовке, плелся багровый от натуги Эскот: Он поддерживал под руку, волочащего ноги Аливареса.