Текст книги "Ангелы времени"

Автор книги: Валерий Гаевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Часть первая. Фрагмент третий

***

Мануситха предложил ему некоторое время пожить со своим собственным лицом. Увы, такую роскошь позволить себе Гильгамеш пока не мог. Да и потом, зачем отказываться от гениальной возможности менять свою внешность даже просто по любой прихоти, не говоря о тех случаях, когда этого требовали обстоятельства.

Отправляться в свой загородный дом после посещения Академии было бы еще большей глупостью, чем разгуливать с лицом регента. Поэтому, воспользовавшись помощью великих взломщиков сетей, секретарей Суллы, Гильгамеш затребовал данные по всем знаменитым разбойникам последнего десятилетия, людей, о которых слагали легенды уже даже не простые обыватели, но сами секретные службы всех миров системы.

По самому удивительному совпадению, личностью, привлекшей внимание Гильгамеша, оказался не кто иной, как легендарный авантюрист свободного космоса Цезарь Шантеклер. Послужной список этого «древоточца» космоса поражал своими выходками и масштабами, а уж лицо героя всегда производило на королевского шута неизгладимое впечатление, особенно его мощный лоб мудреца, развитые скулы, химерический нос-клюв и закрученные, перевитые в спирали усы.

Записав голографическую копию своего потенциального оригинал-субьекта, Гильгамеш примерил на себе новое лицо: получалось не так уж внушительно, но весьма достоверно. Можно было бы, конечно, усилить какой-нибудь элемент этого природного уникума до комизма, но сейчас перед Гильгамешем стояли другие задачи.

И Гильгамеш, разумеется, не был бы самим собой, если бы не рассчитывал в глубине души, что таким способом, с одной стороны, откроет себе дорогу ко второй луне Пестрой Мары, а с другой – привлечет внимание самого Шантеклера, возможно, даже заручится его снисхождением и поддержкой. Уже давно ходили неподтвержденные слухи, что Цезарь Шантеклер построил целый летающий остров, вывел его на какую-то ускользающую гелиоцентрическую орбиту, жил на нем в окружении женщин-сирен Поющей Нимфы, гениев-инженеров Пестрой Мары и что даже без вести пропавший звездный архитектор Королевского Двора Рамзес Имраэль ходит у него в приближенных.

Рассказывали также, что Шантеклер – единственный производитель всех видов наркотиков в системе, их поставщик и адепт, что он не достижим ни для каких разведывательных кораблей и окружен защитным полем, совершенно не сравнимым с «эффектом тени», и, тем не менее, замечалось, что этот человек периодически появляется на государственных приемах, пьет вино с дипломатами, дает интервью, время от времени выпускает какой-нибудь залихватский рекламный ролик со своим непременным участием. Наглость и вседозволенность – его лучшие «друзья», безнаказанность и неуязвимость – его любимые «подруги», а зависть и суеверия – его верные «бухгалтеры».

Гильгамеш полагал, что примерить на себя такой авторитет означало бы для него повышение всех ставок на два порядка, не говоря уж о личном статусе. Гильгамеш все-таки был честолюбив. Но для начала требовалось постучаться в другие двери, не лучшие из всех возможных, но для него пока единственные. И самый правильный способ не привлекать внимание – состоял в противоположном.

Гильгамеш отправил открытое системное сообщение Рыжему Гаргантюа, чем, конечно, озадачил его до невероятия: «Дорогой друг, я давно наслышан о вашем образцовом подземном городе, собравшем всех самых достойных представителей нашего обреченного рода. Спешу к вам на смотрины. Цезарь Шанетеклер».

Душевный мир невозмутимого Гаргантюа перевернулся. Он принялся наводить «образцовый» порядок в своем образцовом притоне. Открыл все доходные заведения, запустил все трамвайчики, увеличил подачу воды в жилые районы, навел лоск на улицах, запретил драки в барах и дуэли в переулках, переодел своих доморощенных фараонов в гражданскую одежду. Город-притон заблестел чистотой и укротил пагубные нравы за обещание их «распустить», ежели население согласится потерпеть пристойную жизнь хотя бы две недели.

В один прекрасный день Цезарь Шантеклер пришвартовал свою яхту-одиночку на празднично украшенном терминале. Традиционный пир в консульстве прошел со всем великолепием и помпой, на какие только мог замахнуться изощренный бургомистр.

Цезарь Шантеклер оказался очень забавным человеком с отличным чувством юмора, в котором, собственно, почти никто ничего не понял, кроме пресловутой, хотя и потерявшей актуальность в глазах Гаргантюа компании: новоиспеченного проповедника Дамиана Гомера, его друзей Дария Скилура, Терцинии Вальехо, Одиссея-Киклопа, его сына Гулливера-Черепка и «осевшего» в притоне утильщика мэтра Флориана.

Цезарь Шантеклер очень заинтересовался этой оригинальной компанией и изъявил желание устроиться на несколько дней в ту же гостиницу, где господа расквартировались. Бургомистр не возражал, но на всякий случай велел своим агентам вести тщательное наблюдение за всей семеркой, окончательно не сняв подозрения ни с кого.

Уже через несколько часов после пира и отдыха Цезарь Шантеклер встретился в своих апартаментах с компанией избранников. Гильгамеш решил, что откроет свое «истинное лицо» и постарается приобрести в их лице так необходимую ему поддержку. Конечно, и в этом поступке был риск, но действовать в одиночку здесь, в притоне самых отъявленных авантюристов, изгоев и пиратов, тем более было рискованно.

Цезарь Шантеклер объяснился кратко:

– Я не тот, за кого себя выдал. Я Гильгамеш, шут Королевского Двора. Мало кто знает, что также ученый-нейрохимик, один из подпольщиков, отказавшихся принять Великий Приговор. Работа, которой я занимался, привела меня к успеху: я открыл величайший психотропный препарат. Он перевернет представления человека о его возможностях и восприятии времени. Мне нужно завершить мои исследования… Много лет назад здесь, на Второй Луне Пестрой Мары, была создана тайная лаборатория, доступ к которой знали единицы. Я вырвался из лап Лобсанга Пуритрама и бежал сюда, выдав себя за одиозного Цезаря Шантеклера, приняв его внешность, благодаря своей уникальной маске, которую весьма трудно отличить от живого лица… Сулла Мануситха вручил мне перстень-ключ от подземной лаборатории. Если мы объединимся с вами, то сможем возродить надежду для всего нашего несчастного человечества. Согласны ли вы объединиться со мной и помочь мне открыть тайную лабораторию?

Ответ Гомера был таков:

– Ваше искусство перевоплощения достойно аплодисментов, и все мои друзья согласятся с этим. Мы согласны участвовать в открытии лаборатории, но вы неправы, если думаете, что в нашем пока еще не устоявшемся союзе полное взаимопонимание… Мы достаточно разные люди, и каждый имеет свой план действий. Я предлагаю вам партнерство, уважаемый Гильгамеш. Я также предлагаю посвятить в наши планы бургомистра Гаргантюа и все население города-притона. Эти отчаянные головы, эти изгои со всех планет, пираты, проститутки, воры и мошенники – вот настоящий союз тех, кто будет возвращать надежду несчастному, как вы сказали, человечеству. И какому сценарию при этом суждено сбыться, мы с вами увидим, не так ли, господин нейрохимик?.. Но, скорей всего, нам предстоит стать свидетелями сценария господа Бога и никого другого…

– Вы верите в Бога, господин Гомер? Не назовете ли его имя?

– Его имя между вашим и моим. Между мной и Дарием Скилуром, между вами и мэтром Флорианом, между Одиссеем-Киклопом и Терцинией… Его имя, как и его место, всегда между нами, так я думаю.

– Вот, значит, какой вы путь избрали – проповедь…

– Не только проповедь.

– Знаете, когда я был шутом и развлекал всю элиту Королевского Двора, я был неприкосновенной персоной. Я мог передразнивать любого сановника, мог говорить все что я думаю и не думать о последствиях… За проповедь придется отвечать, господин Гомер!

– Если, как я уже сказал, понимать, что Бог между нами, я буду готов отвечать за каждую изреченную мысль!

– В таком случае мне нравится ваша проповедь, господин Гомер. Она мне по душе. Остается только донести ее до всего остального человечества. Другого пути ведь нет?

На этот последний вопрос Гильгамеша Гомер не ответил. Ответ содержался в вопросе.

Любопытным итогом этой встречи явилось то, что спустя примерно полчаса в дверь апартаментов Лжецезаря Шантеклера постучался и вошел никем не званный бургомистр города-притона. Лицо Рыжего Гаргантюа сияло восторгом и облегчением. Он, естественно, подслушивал разговор, не мог отказать себе в традиционном удовольствии. Уж так повелось. А иначе как бы тогда осуществилась его заветная мечта. Он был счастлив от того, что знает, что кто-то знает о нахождении в притоне тайной лаборатории, и теперь он сам и его благословенный подземный город в распоряжении таких великих вдохновенных людей…

На следующий день в одной из заброшенных шахт города Гильгамеш с помощью перстня-ключа, подаренного ему Суллой Мануситхой, отодвинул целую скалу, открыв въезд в туннель, ведущий в тайную лабораторию. Лаборатория, кроме прочего, имела свой собственный лифтовой терминал выхода на поверхность спутника Пестрой Мары в восьми километрах от таких же терминалов притона.

***

Конструкторы кораблей типа тяжелой каравеллы, настоящих межзвездных ковчегов, рассчитали все возможные ситуации для своих гениальных детищ, все, кроме одной: звездолеты не рассчитывались на прямое приземление на какой-либо гипотетической планете, вернее говоря, такое приземление если бы и осуществилось, то только единственный раз, поскольку мощности автономных антигравов хватило бы только на один этот раз.

Протонные двигатели, даже если бы теоретически и сохранили свой резерв через восемнадцать-двадцать лет разгона, полета и торможения, уже не смогли бы поднять ковчеги с поверхности планеты.

Предполагалось, что звездолеты не будут входить в плотные слои атмосферы, подвергая неоправданному риску людей, зато их орбитальная парковка и отдельные посадочные модули – оптимальная и экономичная идея. Кроме того, эта идея целиком оправдывалась в том случае, если требовалась разведка.

Не исключением в этом ряду были и планетоиды – спутники планет-гигантов. Терминалы Чистилища представляли собой нечто иное – стыковочные шлюзы небольшого космопорта, куда прибывали пассажиры с других миров системы.

Теократы, как известно, жили на частично терраформированных планетоидах весьма замкнутыми сообществами и очень редко покидали свои храмы, монастыри, свои «возделанные поля» – многоярусные гидропонные оранжереи, где выращивали хлеб насущный, каждый на свой вкус и манер.

Теократов побаивались, возможно, потому, что о них мало кто-либо что-либо знал. Мало знали о том, каким богам они молятся, какие обеты соблюдают, какую развивают философию. Религиозные вопросы давно были сняты с арены социальной жизни в мирах системы, миссионеры выродились.

В один прекрасный момент свободы стало так много и всех видов, что никому не приходило в голову связывать ее религиозными рамками. И лишь те, кто считал, что мир всегда нуждается в таких рамках, объединялись в теократические союзы, а те своим местом пребывания выбрали планетоиды Громоподобной Наковальни.

Натан Муркок всем нутром чувствовал какой-то подвох со всей этой операцией под названием «дополнительный карантин». Кто его будет проводить? Откуда на Чистилище может взяться достаточное количество санперсонала? Может быть, его сюда забросили заранее или он тут пребывал пожизненно, поскольку как бы статус обязывал. Все-таки Чистилище! Нет, определенно что-то не вязалось во всей этой авральной акции.

Пилоты «Весты», впрочем, сработали ювелирно. Гибкий трубоэскалатор присосался к внешним пассажирским люкам нижней палубы на высоте метров пятьсот от поверхности планетоида. Антигравы включили на две трети мощности. В таком режиме зависания можно было находиться не более трех часов. «Паллада» и «Митра» подхватили свои такие же «присоски» через минут десять. Общий маневр, общая команда были совершенно согласованы.

– Господа пилоты, благодарю вас за службу и хорошую работу. По истечении каратинного времени всем вернуться к своим обязанностям. Согласно предписанию, ваш отсек и все отсеки техперсонала будут изолированы и бортовая связь прекращается. Командному кибертеру предписано исполнять только мои голосовые приказы. Капитан Муркок, это лично для вас: не давайте мне повода усомниться в вашей дисциплинированности. У нас с вами впереди многолетнее совместное странствие, не так ли?

– Увы, так, – согласился Муркок с явным сожалением в голосе. – Но знаете, господин Мехди Гийяз, на борту находится моя жена и девятилетняя дочь. Я бы хотел быть сейчас с ними, уж если я общаюсь с пассажирами, то должен пройти карантин наравне с остальными.

– Сожалею, капитан, по правилам предписания я не имею права сейчас соединить вас с семьей. Команда и техперсонал пройдут карантин несколько позже.

– Господин Мехди Гийяз, вы всегда руководствуетесь в жизни одними только предписаниями?

– Да будет вам известно, капитан, на мои плечи, как и на ваши, впрочем, возложена сложнейшая миссия, никогда ранее не имевшая место в истории.

– Спасибо, господин Мехди Гийяз, можете не продолжать, я все понимаю. И снимаю свой вопрос…

– Благодарю за понимание, капитан, и до скорой связи.

Прошло не менее часа, но больше в пилотский отсек не прорвалось ни одной реплики. Обзорные экраны были отключены. На лицах жандармов нарисовалось скучающее отстраненное выражение – верный признак их сосредоточенного внимания. Установилась напряженная тишина. Четверо основных пилотов «Весты» и четверо астронавигаторов высшей королевской школы устроили молчаливый «брифинг» взглядов.

Натан Муркок поднялся. Не спеша, заложив руки за спину, останавливаясь и поворачивая чуть ли не на каждом шаге, обошел отсек. Капитан даже под надзором стражников выглядел по-капитански. Подошел к пульту главного пилота, опершись на него, как на низкую барную стойку, посвистывая начал набирать произвольную сетку каких-то команд.

– Вам этого не позволено делать, капитан, – подал голос один из жандармов Мехди Гийяза. – Пожалуйста, отойдите от пульта!

Муркок не отреагировал. Жандарм переглянулся со своими и не очень уверенными шагами направился к «нарушителю». Муркок продолжал изображать абсолютную занятость делом. Жандарм положил свою лапищу на плечо капитана и медленно развернул к себе. Муркок выбросил кулак с космической скоростью… Двуногий «снаряд», сбитый со всех подвесок, полетел под панели обзорных экранов…

Когда остальные трое охранников досчитали секунды своего рывка к месту происшествия, Муркок, перемахнув ближайший к двери навигаторский пульт, уже дожидался их… Резко припав на колени перед очередным тяжеловесом в униформе, Муркок боднул его головой в пах. Мгновенно вскочив, уложил нападавшего слева ударом ноги в шею. Развернувшись в прыжке, с обезьяньей ловкостью, сдвоенным ударом сокрушил ребра третьему…

Обомлевшие пилоты и навигаторы, не ожидавшие от своего капитана такого выпада, повскакивали с мест и, с гипнотическим страхом в глазах, оформили собой шеренгу шокированных очевидцев.

– Ребята, вы, конечно, вольны поступать, как вам подсказывает данная ситуация, но поверьте тому, кто вас уважает, – она ненормальна. Я сам себе открою двери, просто потому, что хочу этого. У меня есть предчувствие, что мы с вами больше не увидимся…

Муркок ударом разбил защитный пластиковый колпак аварийного сенсора отпора дверей. Нажал белую кнопку. На электронном карт-плане в капитанской рубке, где сейчас должен был сидеть Мехди Гийяз, вспыхнула и замигала маленькая красная точка – несанкционированное снятие дверной блокировки пилотского отсека.

Ничего, что могло напоминать прохождение карантинной проверки, Муркок не обнаружил. Выбрав кратчайший путь до своей каюты на третьей пассажирской палубе, капитан побежал по лестницам спецэвакуатора к медицинской палубе, а оттуда по коридорам, минуя спортивные отсеки, к центральным лифтам.

Еще через минуту он увидел группу людей, но не пассажиров «Весты». Человек пять жандармов сопровождали десятка два разодетых в лиловые тоги теократов.

Суровые аскетические лица с лунным сероватым загаром, казалось, несли себя с хозяйской значимостью. Муркок понял, что этих людей пригласили на «Весту» не как гостей, их посадили на… вакантные места… Но! Но на «Весте» нет никаких вакантных мест! Карантин! Нет никакого карантина… Просто тридцать, а может, триста человек пассажиров «Весты» выбросили за борт – оставили на Чистилище. Простая замена. Но к этой акции причастен не один Мехди Гийяз, а вся цепочка таких же Мехди Гийязов, начиная, да, начиная с Лобсанга Пуритрама, королевского регента… Однако времени на раздумья у Муркока не было.

Капитан вышел из тени, попросту перестал прятаться.

Пошел навстречу благочинной процессии с ее сопровождающими. У жандармов появление капитана не вызвало никакой реакции, кроме субординационного козыряния. Значит, сигнал тревоги до них еще не дошел, если, конечно, был отправлен. Иначе повели себя теократы.

Трое из них подбежали к Муркоку. Один вручил ему молитвенный коврик, другой извлек из нагрудного кармана фляжку с ароматическим маслом для помазания и очень быстро помазал капитану волосы на голове, шею и руки. Третий проговорил слова благословения и протянул капитану коробочку с мнемокристаллами священных письмен.

– Мы будем молиться за вас и за всех людей, чтобы храм звезд открылся перед всеми, кто этого достоин.

– Вы, наверное, сочли себя достойнее многих! – ответил капитан язвительно. – Приберегите свои дары для будущего храма. Я спешу… Хотя постойте… Скажите мне, сколько ваших послушников заполняют «Весту»?

– Мы не знаем. Нам не сообщили точно, но много. Наверное, несколько сотен.

– Несколько сотен только на один корабль… – Муркок запнулся. Оттолкнув своих незваных дарителей и бросив их дары на пол, он побежал по коридору, моля о том, чтобы жену с дочерью задержало в каюте хоть что-нибудь…

***

– Эти люди в системе совсем обнаглели, мой дорогой Винодел! Теперь уже какой-то возомнивший о себе шарлатан действует от моего имени! Какая неслыханная дерзость! Я не должен этого так оставить… Я разыщу наглеца, даже если он будет прятаться в болотах Гнилого Яблока! Всем должно быть понятно, что Цезарь Шантеклер не плакат, который можно расклеивать на стены кому угодно и где угодно! Поэтому я решил еще раз прогуляться по родным планетам и поправить свой престиж, а заодно поискать вредителя… Такой я человек, что тут поделаешь… Если этот тип мне понравится, я, пожалуй, найду ему место на моем острове, да и вообще, соберу еще один урожай гениев… Последний, наверное… Кстати. Как поживает остальная часть нашей коллекции?

Тот, кого назвали Виноделом, подошел к столу. Наряженный в длиннополую ливрею старинного фасона, в белых батистовых перчатках и позолоченном парике, он весьма благочестиво поклонился, взял один из графинов с дегустационного стола и наполнил из него высокий хрустальный фужер на одну треть. На худощавом веснушчатом лице Винодела таинственно засветилась улыбка непревзойденного мастера.

– Монсеньор, – сказал Винодел вместо ответа на последний вопрос, – отведайте букет моей давней воплотившейся мечты. Было бы жаль, если бы такой вкус погиб вместе с лозой, его породившей!

– Теперь спасены оба, я надеюсь! – Цезарь Шантеклер вдохнул аромат и затем пригубил вино. – М-да! Мой дорогой Винодел, вы бесспорно один из тех, кто владеет ключами от рая. Но мне кажется, вы мало общаетесь со всеми остальными членами моей коллекции. Не посещаете моих приемов, не составляете мне списков ваших пожеланий и капризов… Я ведь хороший коллекционер и готов заботиться о вас!

– Я и моя семья, монсеньор… Мы будем служить вам столько, сколько понадобится.

– Служите, конечно, служите и не забывайте создавать ваши шедевры, которые мы запатентуем для будущего. О, будущее! Ты так туманно! – Цезарь Шантеклер вздохнул и поставил фужер с новейшим нектаром на стол.

– Осмелюсь заметить, монсеньор, лучше бы оно было туманно, чем столь определенно.

– Да, вы правы, мой дорогой Винодел… Что ж, я, пожалуй, отправлюсь к моему любезному Навигатору. Нужно разобраться с планами полета нашего острова.

– До скорой встречи, монсеньор! – Винодел отвесил изысканный поклон своему благодетельному дегустатору.

Цезарь Шантеклер вышел из парадного. Экипаж, запряженный двойкой красивейших выхоленных лошадей, ждал его у ворот. Мальчик-грум откинул ступеньки кареты и уже держал дверцу открытой. Немолодой, но весьма бравого вида кучер, в пурпурной бандане и черных очках, свистнул и хлестнул лошадей.

– Голиаф! – позвал Шантеклер, открыв ставенку слухового окна. – Едем к Навигатору. Ты не забыл прихватить мои личные коды?

– Никак нет, монсеньор. Они всегда при мне, когда я при вас.

– Ты сегодня без шпаги, Голиаф?

– Как можно, монсеньор! Вы же знаете, мы с моей красоткой неразлучны.

– Продолжаешь фехтовать?

– На рассвете, монсеньор…

– Все время думаю, что надо бы взять у тебя несколько уроков.

– Почту за честь, монсеньор! – Голиаф был польщен. Он уже много лет служил у Цезаря Шантеклера и кучером, и личным охранником, и поверенным, но никогда не удосуживался чести обучать своего господина.

Проехав гидропонный лес, высаженный на летающем острове очень давно и служивший ему естественными легкими, карета въехала в освещенный сигнальными фонарями широкий, уходивший на несколько десятков метров от поверхности туннель – подземный уровень острова.

Только странное пристрастие Шантеклера к экипажам заставило его верных строителей сделать этот туннель, напоминающий каменный мост или улицу древних городов. Впрочем, и сами секторы подземного уровня напоминали кварталы города, весьма оживленные: многочисленные службы, офисы, минизаводы обеспечивали жизнедеятельность острова. Подданные Шантеклера обожали своего правителя, наряжали дома и парадные гирляндами цветов. Атмосфера праздника не покидала остров.

Голиаф, с залихватским пощелкиванием кнута, повернул лошадей вкруговую, и карета, совершив на мягких рессорах объезд вокруг одной из гигантских опорных башен верхнего «природного яруса», въехала под арку трехэтажного дома. Мальчик-грум и Голиаф спрыгнули со своих мест. Шантеклер вышел из экипажа и стремительной походкой направился к широкой лестнице, ведущей на второй этаж. Голиаф шел позади, держа руку на эфесе шпаги.

Навигатор в сером парадном камзоле, атлетического вида мужчина лет сорока с гладко выбритой головой, украшенной только обручем связи в виде пересекающихся в полете хвостами комет, встретил Шантеклера в гостиной.

– Монсеньор, я знаю вашу обеспокоенность. Она справедлива. Мы навели все возможные справки и нашли наглеца. К слову сказать, он не скрывался. Его послание было адресовано некому Гаргантюа, бургомистру подземного города-притона, что на Второй Луне Пестрой Мары. Я отправил письмо совету Гильдии утильщиков. Они подтвердили личность этого Гаргантюа. Я выбрал все оптимальные сроки. Остров будет на орбите Мары через неделю-две. Мы задействуем полный режим тени и далее будем действовать по вашему усмотрению.

– Где мы сейчас, дорогой мой Навигатор?

– В двадцати световых минутах от Громоподобной Наковальни, монсеньор.

– Что нового на этих широтах?

– Два часа назад мы засекли здесь сорок семь каравелл из Королевского флота Спасения. Зависли кучно. Еще три каравеллы пришвартовались к терминалам планетоида Чистилище.

Шантеклер задумчиво подкрутил спираль своего правого уса.

– Подобная практика уже существовала? – спросил он.

– Не могу этого знать точно, монсеньор… Теократы не сильно ладили с Королевским Двором. Но может, здесь какой-то особый случай. Прикажете пронаблюдать?

– Прикажу, Навигатор! Попробуйте взломать их коды связи, но не дайте нас обнаружить, ни при каких обстоятельствах.

– Можно вопрос, монсеньор? Как долго остров еще будет сохранять свое инкогнито?

– До лучших времен, мой дорогой Навигатор.

– Вы считаете, они наступят, теперь, когда мы на пороге гибели всей системы?

– Вот поэтому я и спешу собрать все лучшее, что здесь осталось. И людей в том числе.

– Да! – Навигатор почему-то выглядел очень взволнованным. – Я знаю. Вы называете себя коллекционером. Но миры придумывают о вас совсем другие легенды…

– Тем более замечательно вообразить, что когда-нибудь тебя «развенчают», – ответил Цезарь Шантеклер и, помыслив, добавил с усмешкой: – А может быть, и никогда…

Воспоминания о цивилизации красной расы

Итак, подступил я, о близящаяся душа моя, к рассказу о цивилизации красного луча космической проявленности человека.

Гений этой расы был не менее велик, и он, как и гений черной расы, проходил свой путь духовной трансформации многие тысячи лет. Но прежде расскажу тебе о метафизических свойствах красного цвета, ибо, в силу многих причин, этому цвету характерно как и злое, так и доброе начало.

Красный цвет наделен способностью и поглощать, и излучать. Природа его двойственна, и благодаря этому путь обретения равновесия был необычайно труден для красной расы, и он оказался в высшей спенени драматичен для нее, полон невидимых и коварных заблуждений, но, в такой же мере, и восхитительных озарений.

Огонь и кровь – вот полюсы познания, внутри которых, или между которых, распределился магический опыт цивилизации людей красного луча. Огонь и кровь – их потенциал, их сила, их наделенность поглощать и переносить информацию – весьма совершенны. Они, огонь и кровь, – живительные источники той сложной цельности, которую мы являем собой, которая связывает нас во времени и в пространстве.

По линии крови мы идем во времени. По линии огня – в пространстве.

Красный цвет подобен несмываемой мете, которую невозможно удалить, не разрушив, не вытравив, не создав новую сущность. Потерявшиеся в пространстве будут искать огонь, свет звезды или свет костра. Потерявшиеся во времени будут искать кровь, чтоб связать нити жизни и отдать свой ген в поиск выхода, если одной жизни будет мало… А ее всегда мало. Поэтому цивилизации плетут сеть, покрывая ею время и принося жертвы. Созидая на одном уровне и губя на другом. В этом схожесть огня и крови. Рождая, они убивают. Убивая – рождают.

Теперь, если тебе понятны мои метафоры, я, твой носящийся и ждущий прихода твоего дух, расскажу о цивилизации красной расы.

Сеть ее жизни, покрывающая время, была крепка, а свет ее огней в пространстве – устойчив и стабилен. Но родился человек по имени Чинанчиткаль, жрец и ученый, духовидец и алхимик. Он решил, что сеть жизни слишком медленно плетется во времени, а маяки далеких огней звезд не приближаются для его народа. Что одних усилий людей для этого мало, что сами боги должны собирать энергию жизни, очищать и в концентрированном виде возвращать людям. Тогда, по мысли Чинанчиткаля, время потечет быстрее, а пространство станет двигаться навстречу идущим.

Чинанчиткаль создал Бога и дал ему свое имя, переводимое, кстати, как «жертва-действие». Чинанчиткаль стал сущим молохом расы, ее проклятием, ибо он требовал постоянных человеческих жертв. Но с тех пор как было объявлено его ужасное господство, неизменный прогресс стал продвигать цивилизацию со ступеньки на ступеньку просто поразительными рывками.

Власть над материальным миром вскружила голову не только элите красной расы, но и обычным людям. Собственно, обычных людей в понимании расы не существовало. Каждый носил в себе отпечаток гения и развивал свои возможности в любом направлении, поддерживаемый собратьями. Каждый мог находить себе сотворцов и создавать мощные кланы специалистов. Каждый ценил старания и умения каждого, ревностно оберегал то дело, которому служил, и охотно делился его плодами с другими.

Что может быть лучше для высокого разума, устремленного к овладению тайнами мироздания, поставившего знак равенства между ним и собой! И даже тот посредник и тот гарант, который стоял между человеком и всеми его успехами, перестал восприниматься людьми как что-то неестественное, что-то в корне злое.

Чинанчиткаль собирал свою кровавую жатву, даже когда раса вышла в космос и построила свои корабли, в точности повторяющие храмы – вместилища Бога – пятиярусные пирамиды, внутри которых в качестве вечного двигателя устанавливался жертвенный алтарь – свой отдельный Чинанчиткаль, преобразователь энергии, пожиратель душ, воплощенный и, одновременно, безличный Бог. Природа этого Бога, по замыслу его создателя, должна была оставаться вне познания, чтобы тем самым никогда не смущалась алхимическая тайна его существования.

Но освоение космоса и всех планет оказалось не таким легким делом. Чинанчиткаль кораблей стал требовать значительно больше жертв, нежели обычно. Фанатично настроенные жрецы-капитаны превратились в настоящих охотников за людьми.

Тысячами и тысячами захватывали они в плен своих сородичей, забивали ими трюмы летающих пирамид и скармливали беспощадному молоху Чинанчиткалю, молоху, дающему, безупречно дарующему взамен того энергию для полетов, для поддержания жизни кучки избранных служителей культа и ученых-исследователей.

Столь порочный круг не мог существовать слишком долгое время. И однажды Бог Чинанчиткаль был поколеблен…

Один из царей расы, населяющей некий отдаленный материк Адитналтан на главной планете, поднял восстание против жрецов-капитанов. И чтобы доказать им свою волю, этот царь собственнолично приказал своему народу уничтожить храмы Чинанчиткаля, отказавшись от кровавых жертвоприношений. Имя этого царя было Птах. Жрецы-капитаны космических пирамид дали Птаху прозвище Кецалькоатль, закрепившееся за всеми его потомками.

Клан Птаха-Кецалькоатля трудился над созданием мыслящих машин, способных ориентироваться среди звезд и управлять другими машинами также. Поэтому бунт царя и всего Адитналтана был воспринят жрецами-капитанами пирамид в высшей степени шокирующе, поскольку они считали Кецалькоатля своим.

Птах всегда сам выбирал и поставлял жрецам «благословенных» избранников в жертву Чинанчиткалю. Поэтому, когда стало известно, что храмы «бога-прогрессора» подвергаются на Адитналтане разрушению, жрецы-капитаны не поверили и отправили свою делегацию из лучших посланников.

Не менее ста летающих пирамид приземлились в городе Кецалькоатля. Птах предложил жрецам-капитанам добровольный отказ от культа Чинанчиткаля. Жрецы-капитаны обвинили царя в измене и стали поднимать свои корабли.

Кецалькоатль захватил десять пирамид и пленил не менее одной тысячи жрецов.

В ответ на эти действия капитаны Чинанчиткалей (к тому времени имя «бога-прогрессора» перешло в собственное название летающих пирамид) принялись разорять земли Птаха, убивать и брать в плен его людей.