Текст книги "Ангелы времени"

Автор книги: Валерий Гаевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Часть вторая. Фрагмент первый

** *

Канцлер Республики Независимых Астероидов Атилла Левит, в прошлом один из выдающихся инженеров, внесший свой вклад в реализацию проекта синхронизации тысяч и тысяч населенных «островков», превращенных в подобие космических атоллов, связанных едиными атмосферными туннелями, отметил свое шестидесятилетие.

Почти двести лет назад люди начали осваивать эти базальтовые глыбы всех форм и размеров, иногда самых причудливых, похожих на гибридные картофелины, или гигантские октаэдры, или даже на друзы пирамидальных кристаллов.

Тогда проект объединения астероидов в подобие цепочек молекул, имеющих общую атмосферу, казался фантастическим чудом, но никогда не стоящая на месте технология терраформации развивалась неудержимыми темпами: разбивка силовых атмосферных куполов была чем-то вроде разбивки палаток для туристических стоянок. А для гравитационных стержней-генераторов требовалось лишь несколько десятков или сотен неглубоких скважин, чтобы решать проблему нормализации силы тяжести на ближайшие сто лет на любой отдельно взятой территории.

Космические оранжерейщики, генетики почв и гидропонные инженеры выращивали леса и парки в каменных пустынях, кратерах и каньонах в считанные годы. Заводы, верфи, целые промышленные пояса растягивались на десятки тысяч километров по синхронным цепям астероидов.

Республика рождалась не сразу. Вначале это был доминион Королевского Двора, затем протекторат, затем, после первой космической революции и изгнания лордов-протекторов, образовалась свободная федерация кантонов и, наконец, на ее основе – единственная в своем роде республика.

Удивительно, но факт: имея второе по численности население, после Королевского Двора, заселить и освоить полностью все астероиды по планам даже самого быстрого развития республика должна была еще не менее чем через лет пятьсот.

Теперь, с объявлением Великого приговора, эти планы теряли смысл. Пояс жизни вокруг звезды сокращался – пустели прежде процветающие секторы, семьи и родовые кланы республиканцев уходили в небытие. За прошедшие восемь лет республика построила и отправила за пределы системы семь тысяч Кораблей Спасения – сущую каплю в море, проглотив которую, как горькую пилюлю, можно было только с ужасом беспомощности думать о неизбежном надвигающемся кошмаре звездной агонии…

Атилла Левит, еще не так давно влиятельный политик и любимец своего народа, сам себе казался вмиг разоренным старателем, у которого груды добытых золотых самородков прямо на его глазах поглотила расступившаяся земля.

О готовящемся прилете Суллы Мануситхи канцлер узнал заранее от самого ректора. Это был не политический визит, а частный. Последняя такая встреча состоялась два года назад. Тогда, правда, Сулла привез с собой целый штат технарей. В очередной раз договорились об обмене технологиями строительства Кораблей Спасения.

На памяти канцлера то был уже пятый или шестой обмен. Конечно, такие встречи были нужны, они продвигали отлаженный процесс наилучшего и наибыстрейшего, «наизащитнейшего» «драпанья» человечества из системы. Все это понимали, все относились к этому как к работе, неизбежной работе, не приносившей, впрочем, никакой радости. Двадцать миллионов киберов, работающих на верфях республики, были хорошим часовым механизмом, но он не отвращал другой часовой механизм…

Тогда же, два года назад, якобы по завещанию королевских особ Королевского Двора в права регентства вступил Лобсанг Пуритрам, и совместные научные сессии прекратились. Во всяком случае, они перестали носить официальный характер. Академия военизировалась, была «простелена» двойными и тройными «прокладками» разведслужб, пользы от которых, правда, уже никто не видел, включая сами эти службы. Но инерция прошлого еще втягивала некоторых разукрашенных позументами и аксельбантами идиотов.

Канцлер вынужден был защищаться своими «прокладками». Республиканский флот не отдыхал, и пять сотен фрегатов стали патрулировать весь пояс. Пираты осложняли дело, и с ними пришлось договариваться отдельно. Атилле Левиту эта кампания удалась. За спокойствие на своих верфях он стал платить мзду – одну каравеллу из каждой сотни и еще обеспечивать нормальный «сквозняк» во Внутренний круг.

Лобсангу Пуритраму такой радикальный двойной стандарт Республики очень не понравился. Не понравился настолько, что Атилла Левит был зачтен регентом в злейшие враги. Наконец, учитывая то, что канцлер просто-таки весьма успешно завязал сотрудничество с Гильдией утильщиков, этих покровителей контрабанды и разбоя, Лобсанг объявил Левиту холодную войну.

Первым шагом регента стало сокращение торговли продовольствием, вторым… что могло стать вторым шагом, Атилла Левит догадывался, но принимать такую развязку на рубеже близящегося Великого Приговора не хотел даже в воображении.

Очевидно, что нынешний визит Суллы Мануситхи, пусть и частный, грозил последствиями. Отговаривать великого парламентера от идеи посещать Республику Атилла Левит также, однако, не стал.

В резиденцию канцлера на астероиде Единорог Сулла прибыл на своей личной яхте в сопровождении республиканского фрегата. Только после личного доклада капитана фрегата канцлеру, Мануситхе предоставили отдельный посадочный терминал. Атилла выслал авиетку с пилотом-кибером в распоряжение ректора.

Пролетев над удивительно красивыми бамбуковыми и папоротниковвми лесами, заполнившими собой чашу огромного кратера – «глаз Единорога», в центре которого блестела гладь искусственного бирюзового озера, – авиетка приземлилась вблизи акватории этого озера на площадку, окруженную традиционными для республиканской архитектуры строениями с фасеточными куполами. Сверху все дома республиканцев напоминали соты диких пчел. Архитектура жителей астероидов не отличалась разнообразием, она была такой же и сто лет назад.

Атилла Левит встретил Мануситху в просторной, драпированной фиолетовыми и зелеными шелками гостиной. Можно было подумать, что канцлер отдыхал, потому как одет был совершенно не по-деловому: в холщовые широкие бриджи и такую же куртку с многочисленными кармашками. Обруч связи на его короткостриженой седой голове напоминал плетеную корзинку, или лучше сказать – крупноячеистую рыбачью сеть из тонких золотых веревочек. Клочки седых волос забавно торчали из ячеек этого убранства. Атилла походил сейчас больше на чудаковатого писателя-затворника, вернувшегося с неудачной рыбной ловли, нежели на канцлера баснословного космического государства в десятки тысяч астероидов. Но, возможно, так только казалось…

– Сулла, рад тебя видеть в здравии! Ты такой же борец за наилучшие показатели по производству средств спасения с подбитого корабля?.. У нас в республике немного наград за героизм и доблестное служение, но я готов хоть сейчас подписать с десяток наградных приказов и повесить тебе на грудь пару пудов никчемных блях! Мы, конечно же, соберем пресс-конференцию… Я откопаю каких-нибудь еще не сдохших телевизионщиков, и выйдем в системный эфир…

– Странный юмор, Атилла… – Мануситха попытался изобразить обиду в голосе.

Атилла Левит вздохнул и плюхнулся в старинное, не меняющее конфигурации кресло.

– Извини, Сулла… Сарказм с некоторых пор стал моей второй натурой…

– А как его воспринимает твой народ?

– Мой народ меня сейчас редко слушает. Оптимисты бурят свои родовые картофелины и надеются пережить скорый ад, а всякая сволочь, делая вид, что она элита, любыми способами стремится раздобыть себе места на ковчегах.

– Твой народ разделился на оптимистов и сволочей? – спросил Сулла, прохаживаясь перед канцлером и разглядывая узоры на драпировке стен.

– Почему только мой?! Любой народ разделен на оптимистов и сволочей! – изрек Атилла с чувством заслуженной философской прострации.

Сулла усмехнулся.

– Неужели так велика дилемма? И много их, по-твоему?

– «Их» кого?

– Оптимистов? Сколько их в твоем народе?

– Я что-то не пойму… Ты прилетел, чтобы задавать мне свои провокационные вопросы, или у тебя все-таки было ко мне дело?

– Вот! – Мануситха повернулся к канцлеру, с удовольствием отмечая в глазах последнего искорки негодования. – Мое дело как раз и касается оптимистов, каковым, я надеюсь, ты все-таки остаешься в душе, иначе где бы ты сейчас был!

– Ну давай поправимся, Сулла… Те, кого мы отправляем за пределы системы, они несчастны по-другому: своим неведением. Они заложники, а мы – чистые жертвы, и в то же время…

– В то же время, можно сказать и наоборот, не так ли? – закончил Мануситха мысль Левита.

– Да, можно сказать и так. Не понимаю, к чему ты клонишь?

– Как ты посмотришь на то, если у цивилизации появится альтернатива: не Корабли Спасения, а другой выход? Понимаешь, другой… Мы проглядели его. Мы потеряли гибель времени. Но мы можем попробовать побороться…

Теперь была очередь канцлера наблюдать в глазах Мануситхи искорки огня. Лицо Левита сделалось каменным.

– Это, должно быть, больше чем политика, Сулла, – тихо сказал он.

– Правильно! И я подумал так же… И представь, у нас есть апологет. Вполне живой человек, с такими же руками и ногами… Такой же умник-инженер. Но только в его странной башке родилось то, что мы проглядели, даже не пытались представить…

Атилла Левит продолжал каменеть. Вот в чем опасность таких встреч и бесед! Но если это не провокация Мануситхи, а его временное психическое расстройство, то стал бы он рисковать своим теперешним и без того шатким положением при Лобсанге? Старину Суллу определенно что-то сбило с проторенного пути…

– Сулла, ты хочешь заморозить проект Спасения, даже не завершив его, не доведя до возможного максимума? Это не политика, Сулла. Но как ты видишь подходы к такому сценарию? Нас разотрут в порошок. Тебя в Королевском Дворе, меня – в Республике. Ты и сейчас рискуешь… Не бывает исповеди без ушей. Кроме меня, на астероидах есть еще совет кантонов, а в нем всякой твари по паре… Не дай Бог им построиться во всю шеренгу! Никто не выиграет, если меня уберут. Мне что прикажешь, стягивать войска и начинать кампанию против тех, кто думает, а главное, действует иначе? Нет, Сулла, нет, это слишком опасная затея. Самое печальное, мой друг, что пострадают как раз-таки оптимисты. Сволочи все равно выиграют…

Мануситха прикусил губу.

– Ты что же, даже не выслушаешь меня до конца? – спросил он.

– Нет, Сулла, нет, – отрезал Канцлер. – Не хочу дразнить воображение.

Мануситха сел в кресло напротив канцлера. Электрические разряды уже собрались в его седой копне. Прежде чем выдавить из себя еще одну обескураживающую фразу, он долго подбирал аргумент:

– Если все дело в том, Атилла, что ты бы не хотел услышать это от меня, тогда я больше ничего не добавлю. Но утильщики… Выйди на телеэфир из мирового канала…

Канцлер вздрогнул. Каменным мышцам его лица и тела вернулась пластичность.

– Я что-то проглядел, Сулла? Разве я больше не политик? С гильдией мы поддерживаем отношения. С гильдией мы почти партнеры.

– Ты проглядел. Гильдия еще неделю назад объявила о своей поддержке некоего Дамиана Гомера. Гильдия также вошла в состав Парламента Объединенных миров. Кстати, я представляю сейчас интересы этого правительства, а вовсе не Королевского Двора.

Атилла Левит на несколько секунд увел свое внимание куда-то внутрь, вглубь себя. И там, как в космосе, задрапированном такими же фиолетовыми и зелеными шелками, увидел серебряный коридор быстролетящих, словно бы через него летящих астероидов и на каждом, как на монетке, – свое лицо. Все эти монетки точно с ленты транспортера падали, осыпались в кипящий, раскаленный металлом тигель. Тиглем была Догорающая звезда.

– Опомнись, Сулла, опомнись! – прошептал канцлер. – Во что ты нас втягиваешь?

***

Старый князь Марко Дереш обнял сына. Сейчас после стольких месяцев ожидания, после всех бед, постигших некогда благословенную Поющую Нимфу, он ощущал, что лучшее мгновение его жизни в этих обьятиях.

Возможно, что-то еще повторится, что-то еще обожжет его родительское сердце, но уже его человеческая стойкость пошатнется, помутится разум, необыкновенная испепеляющая боль прощения с миром, который и сам уйдет в небытие, боль эта срастется с планетарным духом всех других людей и пенящимся шквалом смятения возвестит Бога об исходе времен…

Весь этот как по нотам разыгранный сценарий сведется к одному эпизоду: он, Марко Дереш, стоит на балконе их родового замка с видом на озерный край, в небе перламутрово-розовом не плывут, а застыли белоснежные акведуки облаков, а там, дальше, – вся его Нимфа – искуснейшее творение зодчих-терраформаторов: зеленые моря-кратеры, соединенные бесчисленными каналами, города-эпохи, города – времена года, города-сны, города-идеи – все это там, а здесь… на широком, опоясывающем весь периметр замка балконе, увитом красным плющом, он обнимает возвратившегося сына. Простой миф, ставший сутью жизни…

– Доброе утро, отец! Как всегда утренняя прогулка? Пройдемся вместе… – Каспар не выглядел покаянно все эти дни их встреч, не прятал глаза, напротив – в нем стала светиться какая-то новая уверенная сила и вновь приобретенная цельность.

– Нимфа узнает, – начал Марко, держа сына за руки, – Нимфа постепенно узнает, что ты вернулся. Давай поднимемся к моему любимому месту у посольского зала…

Они поднялись по лестнице, ведущей еще на один уровень балкона, и пошли вместе, вдыхая свежий ветер из озерного края.

– Вчера я был на орбите, отец. Я видел взорванные верфи. Это ужасно. Там вокруг развороченных заводов и груд металла летают тысячи тел киберов и людей. Почему никто не удосужился до сих пор собрать этих несчастных?

– Их собирают, Каспар. Наши орбитальные чистильщики и сторожевые патрули. Но работа эта им как пытка. Никому не нравится роль могильщиков, особенно теперь. Моя бравая гвардия не вылезает из запоев и наркотиков. Еще неделю назад накануне твоего прилета мне пришлось усмирять взбунтовавшуюся команду одного из фрегатов. Они сошли с ума… Они спрятались в одном из взорванных доков, как мурена, и начали обстреливать всех сторожевиков…

– Куда ты приказал отвести уцелевшие ковчеги, и сколько их все-таки?

– Очень мало, Каспар, я говорил тебе. Мне обещали дать ответ завтра. Это будет твой караван, Каспар…

Они стояли за закрытыми дверями балкона у малого посольского зала. Тяжелые мрачные шторы занавешивали высокие стрельчатые окна и дверь, ведущую на балкон. В одном из просветов между штор открывалось все происходившее в зале. Каспар подозвал отца.

– У нас сегодня какой-то прием, отец? – спросил он.

Марко Дереш несколько нервно повращал головой и пожал плечами.

– Я об этом собрании ничего не знаю…

Тем временем зал стали заполнять люди: мужчины в военных камзолах, женщины в пышных платьях – все, молча и чинно, выстраивались цугом вдоль стен, ожидая появления других персон.

– Кто их сюда приглашал, отец?

Марко не мог ответить. Он принялся разглядывать странных посетителей посольского зала в утренние часы.

– Где наши слуги? Где охрана, отец?

– Я оставил обруч связи в своем кабинете…

– Что за спектакль?! – Каспар, похоже, негодовал. – Посмотри на лица. Ты здесь кого-нибудь узнаешь?

Князь Марко узнал несколько человек из военных чинов, двух людей из ближайшего окружения своего советника, начальника спецслужбы Тристана Гойю и наместницу семи западных провинций, двоюродную племянницу Друзиллу Кромвель.

– Где твои преданные капитаны, отец? У тебя в замке происходят непонятные сборы, и ты об этом ничего не знаешь… Где твои капитаны?

– Все мои капитаны в космосе.

В зал вошел человек в лиловой тоге. Обритую его голову украшала, а лучше сказать, обезображивала татуировка в виде ярко-красных кровоподтеков.

– Теократ! – шепнул Каспар отцу. – Откуда он здесь?

– Я ничего не понимаю, сын… Я сейчас выйду к ним…

– Подожди, отец. Давай понаблюдаем. Они не знают, что мы здесь.

– Каспар, слава Нимфе, это ведь пока еще наш замок, и ничего здесь не может происходить по сценарию, который мы не прочитали!

– Ты уверен в этом? А взорванные орбитальные верфи – это сценарий, который ты читал?

Теократ в тоге вышел в центр зала, сделал жест, призывая к полной тишине. Зал затих. Собрание сдвинулось, образовав круг, в центре которого, застыв в древней жреческой позе «осеняющего благословения», таинственный теократ стал читать молитву.

Ни старый, ни молодой князь не могли слышать слова этой молитвы: от зала, кроме плюща со стороны балкона, их отделяла массивная стеклянная дверь, готовая открыться на голосовой приказ с любой стороны. Слушатели молитвы как бы погрузились в транс или сделали вид, что глубоко сопереживают моменту откровения. Но вот теократ завершил молитву, хлопнул в ладоши три раза. Отворилась одна из тайных дверей, о существовании которой ни старый, ни молодой князь не знали, ни сном ни духом…

– Похоже, в нашем замке больше секретов, чем может показаться, не так ли, отец? – прошептал Каспар.

Князь Марко был бледен, у него дрожало левое веко, и крупные капли испарины выступили на лбу.

В зал вышло, точней, выкатилось еще двое молодых теократов-послушников. Подопечные главаря управляли небольшими карами, каждый из которых был загружен контейнером, очень напоминающим космический саркофаг. Еще лет тридцать назад в таких хоронили погибших героев, но впоследствии конвенция по экологии космоса запретила этот ритуал, хотя теперь, как поговаривали, военные флотилии вернулись к практике космических «захоронений», если их так можно было назвать.

– Уж не секта ли некромантов пригрелась в нашем замке! – обронил князь Марко.

– Ты веришь в такую ерунду, отец! По-моему, все гораздо прозаичней. Это контейнеры для конрабандной транспортировки андроидов.

Слова Каспара подтвердились. Но как!!!

Татуированный кровоподтеками теократ собственнолично открыл биосейфы, воспользовавшись набором кодов на панелях активаторов. Прошло, наверное, с минуту, прежде чем крышки открылись, и все участники собрания увидели вышедших на их обозрение князей Дереш, старого и молодого – абсолютные живые копии каждого из них, с иголочки одетых в парадные родовые камзолы с перевязями и орденами – гербами Поющей Нимфы…

Князь Марко, стоявший на балконе, покачнулся и, зацепив рукой ветку плюща, обрывая ее, стал падать прямо на сына. Каспар, едва удержав отца, уложил его на узорчатые плиты балкона, присел рядом. Принялся массировать Марко виски и тормошить его. Нужно было позвать кого-то на помощь, но кого? И в этот момент стеклянная дверь балкона позади Каспара бесшумно открылась. Сдвинулись шторы и гирлянды плюща. Каспар обернулся…

На пороге балкона стоял Тристан Гойя, за ним с любопытством толпилась вся компания «заговорщиков». Остренькая ядовитенькая мордашка Друзиллы Кромвель нарисовалась рядом с плечом начальника спецслужбы…

– Вот так неожиданность! – всплеснул руками Тристан Гойя. – Господа, мы с вами еще только собирались искать пташек, а пташки сами прилетели к нашей кормушке…

Как это приятно! Но, кажется, одна из птичек то ли в обмороке, а то ли уже в раю… Остается заняться второй! Каспар, поистине, я сделал все, чтобы найти вас в космосе и пригнать сюда. Мне стоила больших усилий эта работа… Не считая той, что касалась верфей и перегона всех оставшихся целыми ковчегов… С нас довольно благородного террора вашего отца, Каспар! Старый князь, очевидно, собирался похоронить на Нимфе нас, своих некогда преданных слуг и вассалов! Довольно обещаний и пустых надежд! Мы – цвет общества Поющей Нимфы – передаем свои судьбы в руки прогрессивных теократов и покинем систему вместе с ними… Боюсь вас огорчить, князь, но каравелл для спасения ваше княжество больше не построит. Однако прежде, чем совершить предначертанное, вас и вашего отца на посту правителей заменят две совершенно искусные и очень послушные куклы… Следуйте за мной, князь Дереш. Вы проведете остаток своих дней в заброшенной орбитальной тюрьме и оттуда будете наблюдать фейерверк нашего Догорающего Светила, согласно программе и положенному расписанию…

Каспар оставил лежащего без сознания отца, поднялся. Кровь ударила ему в голову. Сделав несколько шагов, он сжал кулаки и набросился на ненавистного Тристана. Однако Гойя резко отступил в зал, а занявший его место татуированный кровоподтеками теократ уже ткнул в грудь Дереша разрядник электрошокера…

– Браво, браво, мессир Калиаббат! – Тристан Гойя захлопал в ладоши, нарочито подавая пример всем остальным собравшимся очевидцам. Каспар потерял сознание и повалился на пороге балконной двери. – Вы умеете владеть не только магией слова, но и всеми приятными безделушками нашей скромной службы… Мы сделали правильный выбор, доверившись вам, не правда ли, господа? И вы, надеюсь, так же считаете, дорогая Друзилла? Я думаю, будет правильным, если мы попросим господина Мехди Гийяза, простите… Преосвященного Калиаббата, оказать нам честь, приняв пост советника при «новых» правителях княжества!

Татуированный теократ в сине-лиловой тоге, Преосвященный Мехди Калиаббат, одарил льстивого сановника испепеляющим взглядом, в котором не проглядывало и тени благодарности.

– Слишком легкий переворот! – сказал он. – Но, как бы то ни было, он стоил тех двадцати восьми каравелл, что уцелели после диверсии.

– Если быть точным, Преосвященный Калиаббат, то уцелело больше. Уж не думаете ли вы, что я позволил бы взрывать орбитальные верфи с кораблями на стапелях? Мы позаботились о нашей совместной добыче!

– Где же эти ковчеги сейчас?

– В старых заброшенных доках. Этот орбитальный сектор подлежал демонтажу еще пятьдесят лет назад. Но господа князья почему-то его не трогали. Может быть, они берегли его для утильщиков… Но, как вы понимаете, с объявлением Великого Приговора…

Татуированный кровоподтеками теократ, нетерпеливо отвернувшись от Тристана Гойи, окинул мрачным взглядом всех собравшихся в зале.

– Теперь ответьте мне на один вопрос, Гойя… Зачем во всей этой вашей игре вам понадобились мы, те, кого вы называете теократами? Но не вздумайте солгать.

– Никакой лжи, Преосвященный! Мы хотим, чтобы лучшая и достойная часть народа Поющей Нимфы вернула себе веру, нашла своего Бога вместе с вами.

– Считайте, что он у вас уже есть, – сказал Мехди Калиаббат.

– Но мы увидим его вместе с вами?

Ни Тристан Гойя, ни Друзилла Кромвель, ни генералы в камзолах – никто в зале не заметил, как на бритой голове Калиаббата несколько «капелек» татуировки из красного превратились в черные. Кажется, таков был символический секрет татуировочной краски теократов, которую они считали святой, «заряженной» божественным духом.

– Конечно, увидим, – ответил Преосвященный, – как только покинем систему Догорающей звезды. Истинный Бог там. И мы все будем молиться, не так ли?

***

Моисей позвонил ровно в девять. Он уже подогнал миникар и ожидал Гелеспу на улице. Она опять проспала уход Дамиана. Поразительно, когда он спит? До ночи работает в Лаборатории, в огромной первоклассной Лаборатории – настоящем чуде этого подземного заблудшего мирка. С ним Дарий, Гильгамеш и еще человек тридцать бывших ученых. Бывших? Да нет, правильно было бы сказать «воскресших».

Все они занимаются удивительными головоломками, строят какой-то макет с маленьким термоядерным реактором в центре и планетами вокруг него. Они пытаются сымитировать взрыв сверхновой в момент начала парада планет. Все эти эксперименты они снимают на несколько видеокамер. Потом все опять перестраивают, перемеряют, добавляют новые условия, опять испытывают, опять снимают…

Она носит ребенка, у нее, как и у всех друзей Дамиана, особый статус в городе-притоне. Женщины смотрят на нее странно. Она для них – напоминание о чем-то щемяще-нестерпимом, почти детском и бесконечно удаляющемся, что они не в состоянии долго переживать…

Это шоу, которое Дамиан устроил для межпланетного телевидения с ее участием!

Поначалу она боялась, потом запротестовала. Он делает из нее икону. Определенно. Дамиан придает этим своим рассказам о космических расах людей просто-таки мистический смысл. И все эти рассказы адресует их ребенку, маленькому комочку плоти, растущему в ней.

Конечно, женщины Второй Луны Пестрой Мары видели это шоу и, возможно, миллионы и миллионы других женщин их системы. Они запомнили ее лицо, и лицо Дамиана, и его руки на ее животе… И голос мужа, глубокий, усиленный эффектом эха и декорациями в виде маленького термоядерного реактора и семи планет их системы, и то, как они летали под антигравитационным куполом, ныряя в сфероиды подкрашенной люминофором светящейся воды, плавали в них, как зародыши в икринках, выныривали и плавали в воздухе, держась за руки, и опять ныряли…

Дамиан раскопал какую-то очень красивую древнюю музыку. Софиты, лазерные и голографические эффекты превращали это шоу просто в сказку четвертого измерения. Но главным, конечно, главным оставался его голос, его текст, который он никогда не учил с листа или по обручу связи, а просто говорил, так, словно знал его всю жизнь. Откуда это в нем? Значит, она совсем его не знала. Значит, в нем это было всегда…

Гелеспа оделась, выпила неизменный фруктовый сок, оставленный на столе, причесала у зеркала волосы, но решила их сегодня не заплетать. Надела свой самый красивый обруч связи в виде старинной янтарной диадемы – подарок рыжего Гаргантюа – и уже через минуту сидела вместе с Моисеем в миникаре.

– Хозяин Гомер собирается сегодня опять делать свое шоу. Госпожа Геле сегодня очень красивая, Моисей понимает. Моисей хранит в памяти много красоты. Моисею не нужны формулы, чтобы понимать. Кибейроны Моисея развиваются так же, как чувства у людей, немного иначе. Госпожа Гомер не страдает клаустрофобией? – Последняя вопросительная реплика из этой тирады явно развеселила Гелеспу.

– Моисей, ты неподражаем! Нет, я не страдаю клаустрофобией. У меня было время привыкнуть к подземным царствам.

– Госпожа говорит о Снежной Ладе? Да, Моисей сам часто вспоминает Снежную Ладу.

Кибер вел миникар с присущей ему точностью в управлении. Город-притон еще спал. Впрочем, сказать, что он спал, – было бы неверным преувеличением. Он просто пустовал, ведь самого понятия ритма «отдых – работа» здесь не существовало никогда.

Грешный курорт вольного и авантюрного люда скорей похрапывал в полузабытье условного утра. Дома терпимости, казино, ночлежные дома, гостиницы, рестораны, клубы – вся эта вереница в большинстве двух-трехъярусных строений, «перевязанных» пешеходными мостиками вверху и проезжими, если так можно сказать, туннелями внизу, гирлянды осветительных фонарей, лестницы, похожие на лебедки…

Дамиан не раз повторял за Гильгамешем его неразменную сентенцию об ангелах времени, поселившихся здесь… О да! Может, такая ирония попросту защищает его неуверенность и страх, скрытые за идеей сплотить обреченное человечество? А эти его истории о расах? Недаром все они заканчиваются крахом породивших цивилизацию и переселением в другие звездные системы… Но может, она что-то недопонимает и разбираться в этом не ее задача, а того существа, что в ней? И только…

Через десять минут они въехали в некогда закрытый западный сектор. Изьеденный земснарядами проходчиков, он напоминал окаменевшую червоточину. Все сотни миллионов тонн извлеченного этими «червями» породы ушли на выпечку блоков, из которых строился сам город.

Так работали первые покорители планет, «кроты космоса», впоследствии ставшие теми, кто они сейчас, – утильщиками. Вторая Луна Пестрой Мары была просто их резервацией. Первая Луна такой чести не удостоилась. Кто и когда построил здесь лабораторию, так, по-видимому, и останется до конца не известным, но оснащал ее, по рассказам, некий тайный орден ученых, без ведома утильщиков, без ведома республиканцев, без ведома Королевского Двора. Любопытная интрига состояла в том, что Гильгамеш был одним из членов этого тайного ордена, расселившегося по всем мирам системы. Может быть, и Дамиан был принят в орден? Но когда?

Пришло время отвлечься от своих мыслей о загадках прошлого: миникар въехал на территорию Лаборатории.

Двадцатиэтажный куб, впечатанный в базальтовое тело спутника на глубине трехсот метров от поверхности, с собственным шахтовым терминалом для посадки и укрытия трех-четырех кораблей класса фрегат… Миникар въехал прямо в грузовой лифт. Восемь уровней вниз. Десятый этаж – «Джунгли» – центр отдыха, где собирались все, кто работал в Лаборатории. Разворот миникара, светящийся пролет, и вот она – шутка инженеров этого подземного чуда – проезд по невидимому силовому мосту на огромный, медленно вращающийся диск-остров с настоящими растущими на нем деревьями джунглей.

Освещение здесь имитировало смену дня и ночи, и все, что наверху, казалось небом. Жить здесь было бы одним удовольствием, но Дамиан и Гильгамеш были против, они считали это недемократичным по отношению к «ангелам времени», а пускать сюда всех желающих – справедливый запрет Гаргантюа.

Моисей остановил миникар на одной из секторных просек джунглей, не доехав до центра. Он всегда так поступал, говоря при этом, что кибейроны должны донасытиться райскими звуками и ароматами.

Райские звуки издавала семейка попугаев, живущих здесь, очевидно, еще со времен первых покорителей Пестрой Мары, что до ароматов, то утверждать, какие из них были натуральные, а какие синтетические, – представляло затруднение – большинство нынешних освоителей Лаборатории настоящих джунглей никогда не посещали.

Гелеспа ушла вперед, оставив Моисея насыщать кибейроны. Разбудила свой янтарный обруч связи.

– Дамиан, я уже здесь. Иду к тебе. Какой сегодня план действий?

– Для начала чашечку тонизатора, потом полетим в гости к Гильгамешу.

– Значит, твое шоу отменяется? А я, видишь, сегодня не заплела волосы, хотелось побыть в невесомости одуванчиком…

– Прелестная идея! Мы ей обязательно воспользуемся. Как ты себя чувствуешь?

– Моисей сказал, что я очень красива, значит, хорошо.

– Ночью в городе ты была очень красива. И ребенок наш тоже очень красив. Это будет мальчик, Геле.

– Откуда ты знаешь? Я не знаю, а ты знаешь…

– Но ты можешь и не знать. Так даже лучше.

– Даже – это значит по сравнению. Ты меня с кем-то сравниваешь?

– Прекрасный вопрос! Очень женский, но совсем не твой…

– Ладно, Дамиан… Кто с тобой?

– Дарий, Жермен Дэваль, Терциния и еще пять человек из моих декораторов. Кстати, интересная новость… Бургомистр получил сообщение по системной связи.

– Что за новость?

– Через неделю к нам прилетает Цезарь Шантеклер. Собственной персоной. Гулливер-Черепок берется охранять орбиту и все транспортные коридоры. Мэтр Флориан хочет попросить Совет Гильдии участвовать в переговорах.

– Все это должно означать, что тебе начинают верить?