Текст книги "Ангелы времени"

Автор книги: Валерий Гаевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

***

Сулла Мануситха. Учитель…

Он не выглядел на свои шестьдесят два. Все так же был высок, строен, худощав, быстр и пронзителен взглядом серо-голубых глаз. Вечно неподатливая копна его мелко-волнистых волос, как вспыхнувший платиновый протуберанец, наэлектризовывала пространство вокруг своего носителя так, что, казалось, вот-вот послышится треск и засверкают на ней змейками колючие молнии. Гомер и тогда в свои неполные восемнадцать лет ловил себя на мысли, что перед ним и его сокурсниками воплощение демиурга стихий, порывов и самонарождающихся электрических духов.

Впечатлительные молодые девушки боготворили Суллу. Он же артистично уклонялся от всех страстных признаний и «жертвоприношений», но этим еще больше нравился противоположному полу. Юноши, за малым исключением, хотели на него походить, перенимали его манеру речи, глубокий голос, блистательную реакцию ума.

Дамиан Гомер к почитателям Суллы никогда не относился, и, вероятно, поэтому старший преподаватель, а затем и ректор уважал своего студента за эту стойкую неподражательность.

Когда Гомер, проучившись два курса в Академии, исчез из-за гонений на дядю, а после, спустя пятнадцать лет, восстановился, точней, сдал экзамен в экстернатуру (а дядя Гридас все-таки не оставил племянника без «наследственной заначки»), – Сулла появлялся перед возмужавшим и крепко закаленным жизнью студентом лишь на голоэкране в качестве экзаменатора. Гомер окончил курс Академии за два года и опять исчез из поля зрения Мануситхи. Ректор и студент не встречались после этого одиннадцать лет. Гомер много раз представлял себе их встречу, но всякий раз по-разному, единственное, за что он так боролся в идеальном проигрыше этих встреч, так это за отсутствие неравенства, за отсутствие дистанции понимания, которые могли нарисовать не условную, а вполне реальную демаркационную линию. Особенно теперь, особенно потому, что Гомер достиг цели и попал к человеку, в которого верил.

Ректор встал из-за стола, отпихнул от себя ворох каких-то исчерканных формулами и таблицами бумаг, подошел к Гомеру и обнял его. Гомер стушевался лишь на несколько секунд, ровно настолько, насколько требовалось, чтобы почувствовать – время испарилось, никаких дистанций нет – они просто друзья. И уже давно на «ты».

– Я прочитал твое послание, – начал Мануситха. Его приглашающий жест руки, подлетевшей вверх, мог означать что угодно, например, выход за пределы стеклянного купола, за пределы планеты, мира…

– Но ты не знал день моего приезда, а мне сказали, что ты меня ждал.

– Знаешь, мою почту периодически перетряхивает Лобсанг и его люди из Департамента. Ты, вероятно, попал в их поле зрения. Кто-то из агентов тебя отследил, возможно, даже сопровождал. Ты не замечал никакой пары глаз, сверлящих твой затылок?

– Да нет, – Гомер пожал плечами. – Я как-то не подумал о таком…

– Ну и ладно, ну и Бог с ними! Их служба не наша с тобой тужба, так ведь говорят?! Признавайся, ты прилетел с идеей спасать мир, разве нет?

– Почему ты так решил? – Гомер принялся искать глазами какой-нибудь стул или кресло, но в кабинете ректора почему-то такой роскоши не предусматривалось. Мануситха заметил эту озабоченность, подвел его к своему рабочему столу.

– Садись… Хочешь, возьми мой обруч связи, можешь прослушать последние новости от Королевского Двора.

– Спасибо, Сулла, не сейчас.

– Не сейчас… А как насчет системного сообщения домой? М-да… Хотел бы я сейчас позвонить своим девочкам, но они уже очень далеко. Я больше не увижу их, Дамиан, понимаешь, никогда! Они там, на кораблях спасения. И мои внуки с ними и еще миллионы людей, которые уносятся в бездну… В бездну, к которой человечество еще не прикасалось…

– Прикасалось, Сулла, и не один раз!

– Ты в это веришь?

– Я знаю.

– Тогда объясни, почему я должен спасать дом, где их уже нет? Дом, в который они не вернутся? – Мануситха облокотился о стол, глаза его блестели, как у наркомана, и взгляд созерцал нечто запредельное, бесформенное и ужасное.

– Я не знал, что ты так сломан, – проронил Гомер с горечью.

– Я сломан?! Как бы не так! Я просто чувствую ее на себе…

– Кого, Сулла?

– Бездну, что же еще! Я хочу научиться верить в то, что она живая, и могущественная, и сострадательная…

– Научился? – на сей раз в вопросе Гомера звучала ирония.

Мануситха оторвался от стола, выпрямился. Взгляд его вернулся в настоящее. Глаза болезненно сощурились. Он нажал комбинацию кнопок на наручном браслете. Стеклянный купол над кабинетом стал затемняться, затягиваться темной пленкой. Лучи Догорающей не проникали больше в помещение. Появилась подсветка. Из стенного тайника выехало кресло и целый контейнер с криотермическими банками пива.

Мануситха вытащил три банки, поставил их на стол перед Гомером, сам он плюхнулся в кресло, выдвинулся всем телом вперед. Пластическое кресло податливо обняло его полулежачую фигуру.

– Рассказывай, что мы будем делать. Что надо делать? Рассказывай свое безумие, ведь ты здесь ради него… Слушаю тебя…

– Безумие мое, Сулла, основано на жертвоприношении. Так, по крайней мере, может выглядеть…

Волосы на голове Мануситхи пришли в движение – явный признак того, что их обладатель реагировал неадекватно.

– Я тебе больше того скажу, Дамиан! Ты, может быть, забыл, но коллапс Догорающей как раз и основан на жертвоприношении всех живых миров.

– Нет, ты не понял… Скажи, сколько, по-твоему, понадобится кораблей и рейсов, чтобы вывезти весь Королевский Двор и Республику в придачу на планеты Внешнего Круга?

– Не знаю… Много. Но продолжай, продолжай, я пока ничего не понял. Почему ты не пьешь пиво? Такого больше не будут варить, уверяю тебя. Все королевские пивоварни прекратили работу. Спиртное скоро будет на вес золота, представляешь, на вес того, что никому больше не нужно. Парадокс! Ну продолжай… Расскажи весь свой план по порядку.

Гомер открыл банку. Криотермическая батарейка мгновенно охладила его. Вкус у пива был божественным. Прием такого лекарства неизбежно растягивался на века.

– Мы переселим всех людей с Внутреннего круга на Внешний. Нужно завершить терраформацию Гнилого Яблока. Поющая Нимфа и Снежная Лада и так малонаселенны. Придется хорошенько помириться с утильщиками Пестрой Мары. Мантия звезды сдетонирует через год и восемьдесят шесть дней. Будильник заведен точно. Расчеты Имраэля, не так ли? Из населенных планет самая уязвимая – Королевский Двор…

– Но если ты о близости к светилу… – Мануситха придал себе сидячее положение. Спина его вместе с креслом выпрямились в струнку. – Хорошо, что дальше?

– В день парада планет, именно в этот роковой день магнитуда Догорающей составит максимум. Звезда начнет коллапс. Магнитное поле спровоцирует гравитационное сжатие. В считанные секунды недра звезды нагреются до миллиарда градусов. Оболочка взорвется. Вихри и потоки горячей плазмы со второй космической скоростью вырвутся в космос. Нужно создать ступенчатые буфера защиты. Все терраформированные планеты имеют силовые поля. Так они удерживают свои атмосферы, все, кроме Королевского Двора. Нужно создать это силовое поле. Парад планет нам на руку. Мы создадим что-то вроде силового туннеля, способного ослабить поток плазменного выброса в одном направлении. Нужно пережить первую волну этого адского шквала. Но самих силовых полей недостаточно. Нужна магнитная накачка верхних слоев атмосферы каждой планеты или что-то в этом роде… Изолятор! Нужно хорошо продумать, какой именно должна быть эта накачка. Парад планет продержится недолго, и работа силового туннеля будет ослабевать, но ведь и тот плазменный ад, который нас будет обтекать, он тоже не бесконечен… Я не знаю, не могу предсказать всех последствий. На месте Догорающей возникнет белый карлик. Звезда не перейдет барьер гравитационного радиуса, значит, у нас есть шанс! У цивилизации есть шанс! Если мы подкачаем магнитосферы планет – мы избежим нейтронной бомбардировки и звездной плазмы. Это защита, Сулла, это проект надежды, небывалой по масштабам и затратам. Но у нас кое-что уже есть сейчас, у нас есть генераторы силовых полей планетарного действия. Нужно добавить еще несколько условий… Я предполагаю твой ответ. По всем расчетам астрономов и звездных зодчих – ни один из белых карликов галактики не имеет планетарной системы, просто потому, что планеты не выживают в условиях вспышек сверхновых. Мы знаем лишь о планетарных туманностях, но все они лишь зачатки будущей жизни – семена созревшего одуванчика на космическом ветру! Я не знаю, Сулла, чем может закончиться такое жертвоприношение и что произойдет с нашей системой дальше. Но представь, что мы можем выиграть еще сто лет, хотя бы сто лет, а если больше? Что скажешь, Сулла?

Мануситха молчал, прижав ладонь к подбородку, нервно постукивал себя по носу указательным пальцем. Волосы на его голове вздыбились совершенно.

– Ты не звездный зодчий, Дамиан, но ты… ты, – он подбирал выражение, – да, ты чертов инженер! Как ты сумел увидеть эту картину? Ничего не понимаю… Как сумел, безумец?

– Вот именно поэтому, – ответил Гомер, чувствуя, что его самого бьет нервная дрожь с головы до пяток. – Теперь твоя очередь, Сулла, – добавил он.

– Моя очередь? Ты о чем?

– Ответь мне на один вопрос…

– Попробую.

– Имраэлю дали в помощь целую когорту гениев. Почему идея спасения изначально развивалась только в одну сторону? Я о строительстве кораблей-ковчегов. Неужели не было ни одного альтернативного проекта?

– Я… я не знаю… Представь себе, что не знаю… Но, Боже мой, у нас с тобой может появиться проблема, теперь уже у нас, понимаешь!

– Какая, Сулла?

– Война с Лобсангом Пуритрамом. Он не даст остановить проект строительства кораблей. Ты знаешь, что он назначен регентом Королевского Двора. Все Их Величества, принцы, герцоги и герцогини уже за пределами системы, пьют дорогие вина с цукатами. Но это даже не самое печальное… Королевская разведка доносит сведения об участившихся случаях захвата звездолетов. Пираты с Гнилого Яблока тоже хотят экспортировать свои драгоценные тела из системы. Уверен, что так же настроены и утильщики Пестрой Мары. Одним словом, миры борются за свои жизни, и некоторые делают это весьма злобно. Никто не отступает. Кровавые стычки становятся все кровожаднее. Разве их можно успокоить? Наши монархисты и республиканцы астероидов едва терпят друг друга. Чтобы совершить хоть мало-мальский переворот в сознании приговоренного человечества, нужна не только идея, нужен апологет, живой харизматический символ, образ, миф… Это не я придумал, Дамиан, это история и психология веры. Твой проект ошеломителен. Но если ты сам не станешь проповедником и страстотерпцем – в него никто не поверит!

– Ты что же, предлагаешь стать мне мучеником своей идеи? Мы в каком веке живем, Сулла?

– А при чем, скажи на милость, здесь век! – Мануситха наконец поднялся со своего эротического кресла, оттолкнул его ногой. Что-то жреческое, торжественное и вместе с тем заговорщически хитрое проступило в его облике. Кажется, он знал ответ на все, вернее, он знал, как следовало действовать, и он решился произнести, сказать об этом в абсолютной и тонкой надежде, что друг поймет его слова – слова-код, слова – лабиринт для путеводных нитей:

– Я не смогу тебе гарантировать безопасность, Дамиан, ни здесь в Академии, ни в Королевском Дворе. Более того, я постараюсь натравить на тебя и Лобсанга, и республиканцев, и царьков Гнилого Яблока, и князей Поющей Нимфы, и теократов с Громоподобной Наковальни, да и Снежная Лада, вероятней всего, объявит тебя политическим изгоем, но… Но послушай меня, Гомер… У тебя будет много друзей. Они сами всегда отыщут тебя и помогут во всем. Ты не должен расслабляться, ты не должен сдаваться инквизиторам. Вооружись, укради какой-нибудь хорошо оснащенный фрегат. Заставь всех гоняться за тобой и не забывай о проповеди. Пусть твоя жена будет рядом с тобой всегда, и вы пройдете этот ад вдвоем…

Гомер побледнел как белая стенка, он никогда не мог бы себе вообразить еще и такой сценарий, все эти «тяжкие», в которые следовало пускаться. Когда-то у него уже были «тяжкие», неужели и теперь? Ведь Мануситха не шутил. А шутил ли он сам, Гомер, когда стремился сюда? Вот, значит, какое творчество выходило, вытекало из его идеи!

– Что же будешь при этом делать ты, Сулла? – спросил он, собравшись с духом.

– Я?! – Мануситха неестественно, без малейшей улыбки рассмеялся. – Я думал, ты понял!

– Еще нет. Помоги понять.

– Я попробую воплотить твое безумие, друг Гомер! Я буду суфлером на этом спектакле, но ты, Гомер, ты будешь актером.

– Значит, в «спектакле», Сулла?

– Да, в спектакле.

– Спасибо, что не сказал в фарсе.

– Уж это вряд ли, – парировал Мануситха. – Но никто не знает, как все обернется. Никто. Ни я, ни ты, ни зрители. Каждый рискует не дожить до финала. Игра проста и ужасна, но эффекты… Эффекты дорогого стоят!

– Ты уверен, Сулла?

– Уверен. Хотя по временам тебе так казаться не будет. И это я тоже должен обещать. Твою слабость и смятение и даже то, что вокруг могут оказаться одни враги, циничные и беспринципные.

***

Да, Мануситха был прав. Осуществить такую идею без веры в нее, без публичного столкновения, без подвижничества, граничащего с ажиотажем, без обречения себя на скитания и преследования было невозможно.

Гомер почему-то вспомнил сюжет одного древнего романа, где герой, узнав о том, что ему остается жить считанные месяцы, решил творить добро. Разумеется, он тут же записался во враги всем своим бывшим дружкам. Но и те, кто когда-то пострадал от него и его выходок, тоже не могли принять в нем столь неожиданную перемену. Как выяснилось, главным вопросом для героя стало доверие, притом со всех сторон, ведь он не мог оставаться подлецом для одних и благодетелем для других.

В результате долгих перипетий и приключений этот невероятный парень нашел-таки духовное золотое сечение и обрел благодать, и тогда судьба дала ему еще один шанс.

Финал романа оказался и счастливым, и трагическим. Никакой смертельной болезни у героя не обнаружилось (врачи ошиблись), но вмешались некие сторонние, провиденческие силы… Герой гибнет под колесами автомобиля и оказывается в тонком мире среди исторических персонажей разных времен. Все они рассказывают ему свои истории. Но истории эти, отличные лишь в деталях, повторяют его собственную жизнь.

В конце романа этого духа-ангела подводят к какой-то древней книге, где он читает краткий сюжет своей жизни, после чего следует длинный список имен с разными датами.

Ничего не понимая в происходящем, герой пытается прочитать название книги… Тогда он читает название, на языке, которого не знает, но понимает смысл написанного: «Черновики Бога»…

Автор романа, весьма продвинутый философ, написал, в общем-то, притчу, однако объяснить ее смысл однозначно никак не удавалось никому. То ли писатель так хотел показать картину встречи человека со своими прошлыми воплощениями, которые были просто слепками друг друга, то ли идея выглядела совершенно иначе: даже достигнув благодати, не спеши принимать ее за окончательную реальность, ибо даже с ней ты можешь оказаться всего лишь «черновиком Бога».

Гомеру нравился этот последний вариант и вывод. Он предостерегал. Не кривлялся, не менторствовал, а именно предостерегал. Ведь даже добро в нашем особенном мире оказалось наказуемым. Что же тогда говорить о мирах исходных или чуждых привычной логики!

Гомер шел по вечерним полубезлюдным улицам Мизраха в поисках какого-нибудь кормящего заведения. Их попадалось довольно много, но большинство ресторанов и баров отталкивали, возможно, потому, что казались пустыми и разоренными, возможно, потому, что витражные окна у многих были разбиты, а световые рекламы сломаны, искорежены, но возможно, вовсе и не этот непривлекательный антураж волновал сейчас Гомера, а та самая неотступная пара глаз, что начала маячить позади с того момента, как он покинул здание Академии. Мануситха обещал – Мануситха исполнял.

Стремительное начало!

Голод, однако, пересилил все опасения. Поймав взглядом одну из витрин, за стеклом которой голографический официант в золотом камзоле выделывал с заставленным разной снедью подносом невероятные фокусы и фигуры, Гомер зашел в помещение довольно уютного с виду ресторана.

За стойкой раздевалки молчаливым изваянием сидел, уставившись фиолетовыми глазами в потолок, отключенный кибер-швейцар. Ничего необычного. Таких случаев Гомер насмотрелся вдосталь, и на терминалах Республики астероидов, и в космопорту Королевского Двора.

Психологическая реакция отключать «псевдолюдей» была записана, видимо, на подкорке тех, что не видел смысла в будущем. Хорошо еще, что несчастный кибер-швейцар не был сломан, не обезображен какой-нибудь битой, не торчали из его пластиковой головы разноцветные нейроволокна…

За несколькими обозримыми столиками сидело человек двенадцать: четверо военных, остальные, как следовало думать, – студенты, бывшие или настоящие, неизвестно, но пьяны были все. Компанию студентов разбавляли две девицы, вполне под стать тем, что сопровождали Гомера в лифте Академии. На приход нового посетителя никто из присутствующих не отреагировал.

Гомер занял свободный столик подальше от барной стойки, у пределов которой вились и вертели задами девицы, перебалтываясь с толстым флегматичным барменом и выкрикивая в сторону «отъезжающих» студентов какие-то бредовые фразы.

Студенты переглядывались, курили, икали и швыряли со щелчка сигаретные бычки в девиц. Бармен медленно жевал жвачку и, время от времени, нацелив на красоток «оптический прицел» пустого стакана, подмигивал, говорил «паф-паф!» и ставил стакан на место.

Гомер спокойно ожидал. Ему вдруг стало ужасно любопытно, кто первым появится перед ним: официант или та самая неотступная пара глаз, которая наверняка не упустила из внимания место его «вторжения».

Первым появился официант – полная живая копия танцующей на витрине голограммы. Золотой лоск его приталенного камзола, узких брюк и изящной бабочки на белоснежной сорочке отсылал к далеким и чудесным временам начала технической эры. Официант забавно изъяснялся, перечислял названия блюд и их цены. Цены были катастрофически высоки.

Гомер наугад выбрал что-то такое, что в сумме не превышало пятисот королевских цехинов. Официант вихляющей походкой отправился на кухню. Проходя мимо столика со студентами, он неожиданно схватил одного из них за шиворот, поддернул с места и направил в висок крупного размера пистолет, мгновенно извлеченный из-за полы драгоценного камзола…

– Будешь сорить в моем заведении – убью! – рыкнул официант и последовал дальше, так же быстро спрятав пистолет.

Группа военных на это событие отреагировала усмешками, сдабривая их очередными порциями спиртного. Пили господа военные совершенно синхронно. Тыкали вилками в тарелки, прожевывали пищу и глотали так же – по незримой команде.

Студенты опять закурили. Девицы, опершись бюстами на стойку, принялись что-то нашептывать одна другой на ушко, взвизгивая дурацким смехом. Бармен, закончив «снайперскую охоту», принялся сливать в высокую хрустальную пиалу разноцветное содержимое бутылок. В зал ресторана вошла «пара глаз».

Пара глаз выполняла задание и решила нарушить конспиративную незаметность, обнаружив себя перед преследуемым. Пара глаз принадлежала высокой особе женского пола. Особа была одета в черное, облегающее фигуру, комби-трико. Голова особы была гладко выбрита и увенчана обручем связи, сработанным под старинное украшение.

Увидев особу, военные, несмотря на муть во взорах, синхронно привстали. Особа щелкнула костяшками пальцев правой руки – военные сели. Особа горделиво кивнула и направилась к столику объекта ее внимания.

Гомер с интересом наблюдал, как она бесшумно и плавно движется. В мыслях он уже назвал ее «пантерой», королевской пантерой. Ни секунды не смутившись и не спрашивая разрешения, она села напротив, скрестив руки на груди. Быстрые серо-стальные глаза пантеры, кажется, старательно «замедлялись», совершая внимательное изучение того, кто сидел перед ней.

Гомер тем временем готовился ко всему, вспоминал себя таким, каким он был в те годы, когда приходилось драться с пантерами королевской разведки, и особенно один случай, когда эти самые пантеры пытались конфисковать контрабанду, перевозимую им на планету утильщиков… И почему в пантеры брали таких натасканных всеми киллерскими тренингами женщин – одному Богу было известно! Может, все дело в глазах – равнодушно-диких, нестерпимо ясных?

– Господин Гомер, – сказала она, – я старший офицер разведки Департамента Защиты Королевского Двора. Не вздумайте делать какие-нибудь движения, не связанные с тем, ради чего вы здесь! Ужинайте, если уже заказали себе еду. Я подожду. Но потом мне придется доставить вас в наш Департамент и допросить.

– Почему бы вам не начать допрос прямо здесь? – предложил Гомер по возможности бесстрастным голосом. – Вы не испортите мне аппетит. Нисколько.

– Боюсь, что здесь не вполне подходящее место для ведения протокола.

– Вы так вежливы! – оценил Гомер с пониманием. – Включите свой изумительный обруч связи и транслируйте интервью со мной прямо в резиденцию его высочества королевского регента…

– Опять-таки боюсь вас разочаровать. Нас ждет не интервью, как вы сказали, а нечто другое…

– Госпожа пантера, что вас заставляет тратить на меня свое время? Это так бессмысленно…

– Ошибаетесь. Вы провели почти три часа за беседой с ректором Академии. К сожалению, Сулла Мануситха и его пресловутые контрагенты лишили нас простой возможности прослушать эту беседу.

– Как жаль! – посочувствовал Гомер. – Столь компетентный Департамент явно ввел себя в заблуждение…

Пантера блеснула, наконец, сталью своего молниеносно разящего взгляда.

– Не мелите вздор! Ни с кем из своих бывших студентов, даже профессоров, Мануситха не разговаривает более получаса. Он нарушил положенный регламент не случайно.

– А даже если так, разве это не его дело? Извините, но, кажется, плывет мой ужин… Позвольте, я поем. И позвольте сказать комплимент: вы очаровательны!

Золотой официант с подносом заказанных блюд возник перед столиком. Ужин на пятьсот королевских цехинов выглядел неплохо. Гомер с подчеркнутым достоинством этикета принялся его дегустировать.

Белое вино с легким привкусом жасмина было восхитительно, а рыбное филе с шестью видами соуса обворожительно. Пряная спаржа и салат из трепангов и лепестков кормовой магнолии под вишневым кремом заставляли вспомнить о райских промыслах, оранжереях и кущах…

– Последняя экзотика последних времен, не так ли? – заключил скромный гурман, чувствуя, однако, что его издевательскому спокойствию скоро придет конец. – Можно полюбопытствовать, госпожа из Департамента, как вас зовут?

– Не имеет значения, – ответила пантера.

– «Неимеетзначения»… – повторил он. – Хорошее конспиративное имя! Я так и буду вас называть, если позволите: госпожа Неимеетзначения!

– Не позволю! – прошипела она, и в ту же секунду Гомер почувствовал, как носок ее остроносой туфли уткнулся ему в коленную чашечку под столом и продолжал нащупывать дальнейшую дорожку…

Он осторожно опустил руки под стол и нежно поглаживая, обхватил ее щиколотку пальцами…

– Какой приятный намек! – любострастно проговорил он и, не дав ей опомниться, резко встал, поддергивая ее ногу и переворачивая стол с остатками пиршества. Опрокинутая навзничь, не успевшая сгруппироваться, пантера оказалась на несколько секунд погребена под блюдами, бокалами, салфетками и накрыта столом…

Гомер рванулся к выходу, успев швырнуть в оторопевшего бармена пригоршней заранее отсчитанных и дожидавшихся своего «часа расплаты» королевских цехинов.

Зал ресторана и метров двадцать тротуара закончились очень быстро. Разъяренная пантера уже преследовала его. Слетевший с ее головы обруч связи она опрометчиво забыла на полу. «Вторая ошибка!» – подумал Гомер, стараясь набрать скорость во весь дух. Он мчался к ближайшему перекрестку.

Еще только успев оглянуться во второй раз, заметил, как один из гравикаров, припаркованный у ресторана, тронулся с места – белый старинный королевский пикап – на таких и им подобных он часто удирал в молодости от жандармских фаэтонов. Что изменилось с тех пор? Да ничего особенного: стартовые условия…

Пантера уже дышала ему в затылок. Она бежала быстро и грациозно, собственно как и должны были бегать пантеры, даже бритоголовые, даже в комби-трико, даже старшие офицеры Департамента Защиты, даже…

– Ты уже приготовился, придурок?! – кричала она.

– К чему? – прокричал он в ответ.

– К расшибленной голове! К чему же еще! Ужин не мешает? – она издевалась.

– Ужин не отдам! – ответил он и рассмеялся, стараясь сбить ее с толку. Увы, только с толку, с ног она не сбивалась. Тогда Гомер резко остановился и развернулся к ней, готовясь принять удар, прыжок, что угодно… В ушах все еще звенели цехины, ударившиеся о бутылки и зеркала барной стойки. Пантера тоже больше не бежала – наклонив голову набок и сжав кулаки, медленно шла на него. Их отделяло метров пять.

Белый гравикар, подвешенный в воздухе в режиме «заземления», подкатил и стал так, чтобы заполнить промежуток между беглецом и преследователем. Передняя дверца открылась, из пикапа вышел Дарий Скилур. Сделав пару шагов, он перегородил собой дорогу пантере.

– Терциния! – в голосе личного секретаря Мануситхи чувствовалось нечто очень ядовитое. – Окажи мне любезность – оставь этого уважаемого господина в покое. Сегодня он никак не может попасть в ваши лапы. И вообще никогда… Объясни это его высочеству королевскому регенту.

– Уйди с дороги, Дарий! Не мешай мне выполнять задание.

– Ты можешь его выполнять, но после того, как мы с господином Гомером сядем в кар и умчимся отсюда. Я даже скажу тебе куда.

– Это интересно… И куда же?

– Видишь ли, господину Гомеру нужен корабль… Так что, скорей всего, на вторую королевскую верфь.

– Это идиотизм! – Пантера Терциния все еще не выглядела смирившейся. – У вас ничего не получится. Вторая верфь под личным контролем нашего Департамента.

– Вот именно поэтому… Ты же понимаешь, я не буду с тобой драться. Ты мне дорога как воплощенная ностальгия по прошлому… Но твои конченые сподвижники и сподвижницы, перекачанные спецнаркотиками – полная мразь…

– Ты ни черта в этом не смыслишь, Дарий. Ты был хорошим ученым когда-то, но не разведчиком и уж тем более не политиком. Зачем ты ввязываешься? Мануситха поручил?

– У нас у всех свои поручители. Верно, господин Гомер?

Гомер не ответил. Почему-то ему сейчас было жаль этих двоих. Может, они когда-то любили друг друга. А теперь были беспомощны перед прошлым. И каждый в глубине души понимал, что такая беспомощность ужасна. Любая беспомощность ужасна. И удивляясь тому, что вдруг возникло в его голове, Гомер сказал, обращаясь к пантере:

– Терциния, вы поможете нам угнать приличный корабль?

– Я?! Помогу?! Вам!!! – возмутилась она и уже не впервые, посмотрев на Гомера, ощутила, возможно, то же, что и он, но несколько иначе. – Да! – сказала. – Я помогу, – кинула взгляд на Дария Скилура, – со стороны тех, кого ты, Дарий, называешь мразью! Однако одно условие…

– Какое? – Дарий Скилур улыбался. Чертовски красивая у него была улыбка, быть может, лучшая в Королевском Дворе.

– Мне придется стрелять вам в спину.

– В спину?! – переспросил Дарий и без малейшего удивления, открыв дверцу гравикара, сделал приглашающий жест Гомеру. – Тогда начинай…

– Подожду, пока отъедете, – отчеканила с напускной бесстрастностью Терциния.

– Мы, скорей, отлетим, дорогая! – великолепный Дарий Скилур запрыгнул в машину вслед за обескураженным на всю катушку Гомером.

***

Человека, который сидел сейчас в центре огромного и пустого зала, на ступеньках, в семь ярусов огранивших пирамиду королевского трона, когда-то знал весь мир Нектарной звезды.

Он уже не был молод, но не был и стар – в глазах его, на приращенной к лицу пластической мнемосенсорной маске, всегда способной изобразить любую гримасу и даже любое другое лицо, таилась печаль.

Человек разговаривал сам с собой. Это была его пожизненная, дарованная Их Величествами привилегия – думать вслух, тогда как другим позволялось думать только про себя, что привилегией не являлось.

– Я знаю, в чем причина… В моем королевстве слишком много трусов. У них такие зыбучие, сыпучие имена… Сарданапал, Сардамемнон, Сардакурган… Надо их запретить!

Черным по белому! По бельмам! По бельмам всем надавать чернилами! И ведь все были герцогами, принцами, оракулами!.. И накликали нам свою трусливую беду! Опустел мой дворец… Мои подданные превратились в крыс и змей, увы… Но и среди зверей встречаются люди, не так ли? Завтра они снова выползут на поверхность, чтобы грызть друг друга и жалить… Потом опять спрячутся в норы. Потом опять вылезут. Это стало ритмическим повторением с некоторых пор… Впрочем, а чего я мог еще ожидать? Высокой нравственности? Я-то вижу другим зрением, что кругом одни эшафоты стоят… Большие и маленькие, женские и мужские… Взрослые и детские! Ужас! Вот оставил меня Королевский Двор здесь одного… Все эти Сарданапалы, Сардакурганы подлые оставили меня одного, последнего зодчего, совесть их трусливых душонок, печенок, ливера их ничтожного! А кто их любил здесь, кто им носы сопливые подтирал? Теперь моя судьба сидеть здесь, среди этой унылой и бесполезной роскоши, беседовать со ступеньками да еще с вонючими шпионами, готовыми продать полмира за какое-нибудь, пусть даже собачье, место на кораблях Спасения… Я вижу, я слышу, как они здесь визжат и воют! Трусы, гадливые трусы, такие же мелкие, даже еще мельче, чем их прежние хозяева, Сарданапалы, Сардамемноны!

Человек, говоривший это, не заметил, как в зал тихо вошло трое: первый – коротышка в синем парадном камзоле при золотых эполетах с золотой же перевязью, украшенной рубиновой спиралью в три оборота – символом Королевского Двора. Двое других в мундирах генералов-адьютантов, цветом побледней, золотом поскромней. На гладковыбритом, с виду невыразительном, лице коротышки застыло какое-то брезгливое выражение: глаза его все время были полуприкрыты, а тонкие губы оттопыривались так, что казались просто какой-то шевелящейся подбородочной складкой.

Генералы никакого подобострастия в лицах не имели. Граница их чувств и мимики проходила где-то посредине между грубоватыми деревянными скульптурами и просыпающимися после спячки вампирами. Тяжело набрякшие веки и красные склеры свидетельствовали о хроническом неуюте печенок и поврежденном сне. Генералы тайно и злоумышленно ненавидели друг друга, хотя проводили почти все время вместе. Они были братьями-близнецами.