Текст книги "Ангелы времени"

Автор книги: Валерий Гаевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

– Конечно, я сделаю все расчеты, но уже сейчас понятно, что катастрофы не будет. Пока я летел к вам с Гнилого Яблока, я успел подумать об этой проблеме, но и потом, имея такой корректор, как нейроквантовое поле…

– Вы слышите, Гаргантюа? Это сказал вам не я, а Звездный Архитектор. Достаточно вам такой гарантии?

Толстый рыжий Гаргантюа покраснел как девица, но лицо его вместе с тем просияло. Гелеспа даже с удовольствием поаплодировала такой реакции. Бургомистр окончательно сконфузился, а Гильгамеш доверительным голосом сообщил:

– Я открою вам простой секрет. Наш бургомистр страшно гордится тем, что в его городе начались события, повернувшие ход истории.

– Я бы тоже гордился этим, – честно и великодушно заявил Автор Великого Приговора. – Разрешите, я поприветствую вас, Гаргантюа!

– Кстати, – подхватил Гомер, – Гаргантюа, вы, если не ошибаюсь, такой же советник Парламента, как и мы. Не хотите ли присоединиться и выступить в Мизрахе?

– Вы… Вы предлагаете мне полететь туда с вами? – Гаргантюа оживился.

– Ну да! Это, по-моему, просто необходимо.

– А могу я сначала пригласить вас всех на консульский пир в Город Ангелов? – спросил Гаргантюа.

– Вы же сказали, что отменили эти ваши пиры, – Гильгамеш рассмеялся.

– Да, доктор, но ради такого случая!.. Когда еще у меня в гостях может оказаться Звездный Архитектор!

– Вы хитрец, Гаргантюа.

– Не буду скрывать, доктор… Но для воплощения моей хитрости уже все готово.

***

Удивительно, но инъекция замедлителя освобождала его от хромоты.

Сейчас, когда он шел по коридору Королевской тюрьмы, открывая дверные решетки блокпостов, используя для этого универсальные магнитные отмычки, старинное воровское изобретение, на удивление работающее безотказно в нейроквантовом поле, – воспоминания и мысли накатывали самые разные.

Ирония судьбы состояла в том, что проник он сюда незаконно, выполняя поручение нынешнего законного правителя, отца девушки, которую он спас, человека, не скрывавшего к нему, Гефестиану Кумару, своей несказанной благодарности. Да, это выглядело странно, но Сулла Мануситха действительно попросил его о такой необычной услуге.

Сначала Гефестиан колебался. Невольно подумал, что его до сих пор продолжают считать чистильщиком, несмотря на то, что имя Кумара вписано в историю освобождения Поющей Нимфы, его родной планеты. Его и всех повстанцев, не убоявшихся, кроме прочего, стать куклами на полигоне при известном эксперименте с принудительным инъекцированием теократов.

И вот когда четыре каравеллы полностью готовы к отлету… люди! Его лучшие люди, сотни его лучших людей все же отказались от своей заслуженной награды – покинуть миры Нектарной. Нет, он их не осуждал. Они поверили в нейроквантовое Спасение, в которое он, кстати, тоже поверил. Но эта вера не отвращала его от мечты о свободном космосе и не изменила его планы.

Ему уже не нужны были четыре каравеллы – всех смельчаков осталось только на одну. Но уж эта одна – сто процентов его и экипаж «золотых добровольцев» тоже. И самое прекрасное, что он и его люди будут покидать систему вне сознания того, что они спасаются. Они уйдут как странники, вечные скитальцы. Мечта сбывалась.

Ковчег Кумара станет первым звездолетом цивилизации Нектарной звезды, в его секретных трюмах находится большой запас «топлива», которое не заменит никакое другое. Душа Гефестиана окрылилась. Он уже назначил день отлета, и тут его пригласил к себе Мануситха…

Да, эта странная просьба покоробила Кумара, и он бы, наверное, отказался, но подключились Делия и Каспар. Их чаша перевесила. Теперь он здесь. Теперь он молит Бога, чтобы не случилось ничего непредвиденного. Вот это, кажется, та самая дверь и камера. Рекспектабельная, черт возьми, камера!

Магнитные отмычки отщелкнули затворы, но решетку пришлось с силой задвигать в стену. Он зашел, огляделся…

Кукла сидела за столом, глядя в застывшую на экране кибертера картинку. Превозмогая неприязнь, Гефестиан приложил инъектор к шее узника, нажал курок. Кукла дернулась, ожила, уставилась широко открытыми глазами в пространство перед собой. Для нее, для куклы, время словно бы остановилось, но из воздуха, как материализовавшийся призрак, возник незнакомый человек. Явно не охранник.

– Кто ты? – спросил Лобсанг Пуритрам.

Гефестиан презрительно усмехнулся.

– Для тебя, урод, я тот, кто выведет тебя из тюрьмы. Иными словами, ты сегодня совершаешь побег. Вставай, идем…

– Тебя подослали? Кто? – Самовозвеличенный чувствовал подвох. Он боялся. Инъекция не делала его смелей, скорей наоборот: у него дрожали губы и дергались на лице все его впечатанные в кожу имитаторы кровоподтеков.

– Кто меня подослал, говоришь? Твои злейшие враги меня подослали. Они хотят тебе, урод, подарить свободу. Они, может быть, но не я. Я посажу тебя на цепь, как собаку, в своем звездолете, и если ты начнешь лаять или не дай Бог кусаться – я выброшу тебя в космос при первом удобном случае.

– В космос? Почему в космос?

– Потому, что ты улетаешь, урод. Я увожу тебя с этой планеты и вообще из системы. Удивлен?

– Удивлен, – обронил Пуритрам.

– Это потому, что много нашлось желающих тебя линчевать, или «предготовить», как выражается лиловая нечисть, и заметь, предготовить тебя хотят даже не твои теократы, а вполне нормальные люди. У меня сочувствия ты тоже не найдешь. Вставай, диктатор, нам пора.

– Позволь узнать твое имя.

– Имя, говоришь… Пока оно тебе ни к чему. Называй меня Чистильщиком. Ты, конечно, знаешь, как себя вести в нейроквантовом поле?

– Да, я знаю.

– Тогда пошел! Идешь впереди. Я – сзади. Не вздумай оступиться!

Лобсанг Пуритрам шел впереди. Он впервые был под действием нейроквантового замедлителя. Конечно, он читал отчеты по экспериментам Преосвященных, которые те проводили в стенах Академии и на полигонах Мизраха. Но сам боялся. Нейроквант страшил его, как нечто запредельное, надмирное. Он много раз хотел победить в себе этот страх, но всегда пасовал.

И вот он в нейрокванте помимо своей воли. Да, это сильное возбуждение, такое же сильное, как власть. Но это абсолютная власть, ее никому не нужно доказывать, и никто не способен ей сопротивляться. Никто, кроме существа, обладающего такой же властью. Но мозг существа, идущего сзади, явно примитивней. Значит, и нейроквант тоже только видимость равенства. Теократы хотели всех уравнять перед Богом, перед его новым творением. По крайней мере, именно такую мысль они прививали большинству. Проклятое большинство! Что же произошло на самом деле с миром, в котором он, Лобсанг, должен был стать избранным?

Чистильщик заставлял его открывать двери, решетки, следил за всеми его движениями. Естественно, только движениями, за мыслями он следить не мог. Мысли Лобсанга были ему не по зубам. О да! В том остановленном времени одна секунда еще длилась, а этом, новом, времени они уже вышли из Королевской тюрьмы, уже шли по «оживленной» множеством кукол улице. Кругом царило безмолвие, абсолютный звуковой вакуум, хотя нет… Лобсанг слышал только свои шаги и шаги Чистильщика, изредка его дыхание…

Гравикары висели в воздухе. Тысячи выражений глаз и лиц, тысячи жестов рук и поворотов голов и тел мелькали в бесконечной статике мультискульптурного парка. Вот что изобрел Гильгамеш – истинное наслаждение стать над всеми, ослепив их при этом, обездвижив, лишив малейшей возможности отреагировать…

Вот истинная цена изобретения гения-шута: власть над временем, как власть над пространством! И кому достанется эта власть? Таким же чистильщикам, а завтра всем таким же куклам! Всем без исключения. Не может быть нормального мира без исключений. Они необходимы. Дураки мечтают о Спасении миров. Выходит, если следовать логике теократов, планы Бога отодвинули дураки… А может быть, это как раз и есть план Бога: всех дураков сделать гениями? А если наоборот? Нет, это было бы слишком пошло…

– Послушай, Чистильщик!.. Я что-то проголодался. Давай зайдем в какой-нибудь ресторан, посидим в спокойной обстановке…

– В спокойной, говоришь? Ты думаешь, тебе кто-нибудь что-нибудь подаст, Диктатор?

– Нет, конечно, но мы сами все возьмем. Или в нейроквантовом поле нельзя есть?

Гефестиан Кумар не ответил. На всякий случай отстегнул страховочный ремешок на ножнах стилета на предплечье.

– Идем, – сказал он. – Даю тебе на снедь полчаса.

Они зашли в ресторан. Кукол здесь было немного. Большинство – молодые парочки, но попадались и одинокие толстяки-жизнелюбы. Лобсанг принялся обходить зал, обследуя наполнение столов.

– А вот и искомое, – сказал он, присаживаясь за стол к одному из толстячков, которому, видимо, несколько минут назад принесли заказ. – Чистильщик, ты, конечно, есть не будешь, но побудь живой компанией среди манекенов…

Покосившись на толстяка-гурмана, нацелившего вилку с ножом на впечатляющего размера блюдо с мясным ассорти, Гефестиан сел за стол.

– Прошу прощения, – Лобсанг Пуритрам аккуратно забрал нож и вилку у невменяемого обжоры. – Обещаю оставить вам, любезный господин, м-да… Извините, мы совсем не знакомы, тем более, вы нас не видите… Мы просто голодные нейроквантовые призраки… То есть я один голодный призрак. А это… это Чистильщик. Он тоже призрак, правда, не такой страшный, как я! – Пуритрам улыбался. Он был доволен ресторанной интермедией и своим юмором. – Да, да, – повторял он, с аппетитом отправляя мясные пластины в рот, – я страшный призрак! О, да здесь и соусы имеются… Очень кстати… Вот мы сейчас будем в них обмакивать эту красоту. Кстати, Чистильщик, ты знаешь, у нейрокванта есть еще один парадокс – пища совершенно не пахнет. Запах, очевидно, не успевает дойти до обонятельных рецепторов. Но вкус… Вкус я ощущаю. Он яркий, ярче, чем обычно. О, послушай, это смешно… Мне кажется, что мои челюсти разжевывают пищу до молекул. Не хочешь ничего попробовать?

Гефестиан молча, с тягостным равнодушием наблюдал за сценой насыщения Пуритрама. Прошло минут двадцать. Бедный обворованный толстяк все еще целился кулачками в уже опустевшее блюдо с ассорти.

– Послушай, Чистильщик, – сказал вдруг Пуритрам, меняя голос и выражение лица, – мы бы могли быть с тобой творцами этого мира. Я – Диктатором, а ты – Чистильщиком. Я бы диктовал, а ты чистил… Не расскажешь, как ты стал Чистильщиком?

– Убирал трупы возле Поющей Нимфы.

– Ого! Хорошее у тебя было занятие… И ты так преуспел в нем, что стал особой, приближенной к моим врагам? Я догадываюсь о трупах на орбите Нимфы. Взрыв на верфях… Да, было такое задание у Преосвященных. Самого подрывника я, правда, в глаза не видел, но плазменными минами его снабжали мои людишки из Департамента. Тогда, до этого дурацкого нейрокванта, все шло своим чередом, как надо. Я диктовал, кто-то исполнял… Это все Шантеклер, пронырливая сволочь! Надо было его тогда еще на пороге шлепнуть, а еще раньше самого шута…

Этот шквал ненависти, исходивший от человека, только что без зазрения совести сожравшего все мясо на столе, еще минуту назад ухмылявшегося, пытавшегося шутить, самодовольного бритоголового «кровоподтечника», заставил Гефестиана Кумара прозреть. Неужели урод в тюремной робе даже мог показаться ему чем-то симпатичным, трагически симпатичным?

– Шута, говоришь, надо было убить?.. – Гефестиан холодно прищурился. – Значит, даже теперь, оказавшись на воле, которую тебе дарят те, кого ты не успел отправить на тот свет, ты ни о чем не жалеешь? Так или не так, Диктатор? Посмотри мне в глаза!

Лобсанг Пуритрам понял, что увлекся. Требовалось осадить назад. Он совсем забыл, кто с ним. Какая безумная ошибка так по-глупому выдавать вслух свои мысли! Бывший регент прикусил губу. Несколько «капелек» его кровавой татуировки стали чернеть.

– А ты бы хотел выслушать мою исповедь, Чистильщик? – спросил Пуритрам и тут же подумал, что вопрос прозвучал агрессивно.

– Исповедь, говоришь… Нет, Диктатор, мне твоя исповедь не нужна. Ни в каком виде и ни в каком месте. Знаешь, что я сделаю? Я изменю тебе меру твоего освобождения… Я один могу это сделать, просто потому, что я буду последним человеком, с которым ты разговаривал. Официально для всех ты сбежал. Сулла Мануситха сделает вид, что будет тебя искать… Но на мой звездолет, Диктатор, я тебя не возьму, даже в качестве цепного пса. На моей яхте есть управляемый модуль, и в нем хорошее медицинское кибер-кресло. Я усажу тебя на это кресло, крепко пристегну к нему… Потом, когда я отстыкую модуль и ты будешь в космосе, чтобы никто из орбитальных патрулей не стал за тобой гнаться, я дам команду киберу сделать тебе иньекцию нейрокванта, и твой модуль уйдет к звезде, сквозь звезду… Не знаю, чем закончится твой полет. Даже если ты выживешь, никто об этом не узнает. Ни одна живая душа. Примерно так, как сейчас никто из присутствующих кукол не знает, что мы здесь. Нейроквант хорош для преступников, не так ли, Диктатор? Вот и тебе он придется в самый раз! Препарат дал тебе свободу, он так же вынесет тебе и приговор!

Лобсанг Пуритрам опустил голову.

– Лучше достань свой стилет и убей меня прямо сейчас, Чистильщик!

– Не могу, – Гефестиан вышел из-за стола. – А тройную смертельную дозу мне на тебя тратить жалко. Уж не знаю почему… Вставай, Диктатор, обещанные полчаса прошли.

Лобсанг повиновался.

– Для меня ничего не изменилось в мире, Чистильщик! – прошептал он.

***

Дамиан притормозил на склоне, умудрившись сделать при этом эффектный вираж с подлетом: завязал петлю с двойной прокруткой. Форма возвращалась, и тело, омолодившееся нейроквантовым тренингом, доказывало ему, что он все еще один из лучших лыжников Снежной Лады.

Трасса отсюда хорошо просматривалась. За грядой скальных выступов он увидел четкий треугольник въезда в ледяную пещеру. Красная куртка Каспара мелькнула лишь раз, перед тем как Дереш на приседе вошел в центрующую ложбину и, набирая головокружительную скорость, исчез в темном зеве пещеры. Как это Дамиану пришла в голову мысль страховать человека, которого обучала Гелеспа?

С Дарием – другое. Дария Дамиан взялся тренировать сам. Удивительно, что Терциния отказалась. И Делия тоже. Что это, женский заговор? И надолго он? Дамиан, впрочем, догадывался…

Сдернул печатку с левой руки. Синхронизатор…

Каждый человек в мирах Нектарной имел сейчас эту вещь. Все тридцать восемь миллиардов, включая детей. О самых маленьких должны были позаботиться взрослые: родители, воспитатели, родственники, кто угодно. Никто не должен был потеряться на время начала Белого Вакуума Миров.

Синхронизатор создали в Академии Зодчих. Дарий Скилур принимал не последнее участие в разработке. После того как в Храм Каливарны прилетело несколько десятков самых разных специалистов и Небесный Камень был детально исследован, Дарий открыл какой-то код, какой-то временной алгоритм. Дамиан не вникал в проблему. Ему это было не нужно. Три месяца назад он вернулся с Гелеспой на свою родную Панчалиллу. Гелеспа была уже на девятом месяце.

За это время Моисей успел оборудовать в доме целую медицинскую лабораторию. Моисей собирался лично принимать роды. Он готов был в любой момент. И тут не обошлось без тревоги. Тревогу внушил сам Моисей.

Ни один человек, ни один врач в мирах Нектарной не мог дать свой прогноз относительно воздействия шестикратной нейроквантовой инъекции на плод. Опыт в таких исследованиях полностью отсутствовал. Моисей предложил созвать медицинский консилиум, но в последний момент его остановила сама Гелеспа: она попросту запретила ему куда либо обращаться. Характер горянки Снежной Лады возымел верх над всеми страхами и сомнениями кибера.

– Госпожа Геле, Моисей не сможет вам помочь, если произойдут преждевременные роды во время действия нейрокванта. Моисей будет совершенно бесполезен.

– Так же как вся техника, которой ты заполнил родильную комнату на втором этаже, верно?

– Верно, – ответил Моисей.

– Послушай меня, прекрасный кибер всех времен! – Этот титул Гелеспа придумала сама и употребляла в особо важных случаях. – Ты великолепно изучил медицину и много других зодчеств, как теперь любят говорить, но ты совсем не знаешь женской истории мира.

– Разве есть такая история, госпожа Геле?

– Есть. Послушай… Женщины рожали всегда, во все времена войн, потопов, эпидемий, нашествий, смут… Рожали на равнинах и в горах, в пещерах и замках, в лачугах и дворцах, рожали от любимых и нелюбимых, рожали по принуждению и без него, с повитухами и без повитух. Не это важно, Моисей. Важно, что они это делали во многих случаях сами. Мой ребенок родится, Моисей, потому что я так хочу. Так решили за нас высшие силы. Они есть, Моисей, и они будут со мной в нужный час. Это все.

– Моисей поражен, госпожа! Моисей никогда так не смотрел на эту проблему.

В тот день поражен был и Дамиан необыкновенной волей своей жены и в глубине души был ей признателен за такую стойкость. И все же, несмотря на уверенность Гелеспы, он стал находить такие моменты, чтобы поговорить с ребенком: приходил, когда Гелеспа уже крепко спала, едва притрагивался к ее животу и говорил шепотом. Ритуал, превращенный некогда в целое шоу, теперь стал тайным, личным и глубоко сокровенным.

День начала Белого Вакуума Миров приближался. Синхронизатор сообщал об этом с магической точностью.

За неделю до времени «Ч» на Панчалиллу прилетел Дарий с Терцинией и Каспар с Делией. Друзья, наконец-то, приняли долгожданное приглашение четы Гомеров. Панчалиллу не покидал праздник. Лоскутное небо, сарафан Лады, окрашивал горные вершины и склоны в дивные цвета. Мир без ночи. Да, к нему нужно было привыкнуть и полюбить его, как полюбили они с Гелеспой.

Снежные брызги хлестнули по лицу. Дамиан оторвал взгляд от синхронизатора и вернулся в реальность. Дарий… Лихо затормозил в двух метрах от Гомера. Улыбнулся. Снял очки. Лицо его обветрилось и загорело, как у настоящего горянина.

– Ну, так что, летим в пещеру, Дамиан? Ты обещал…

– А ты готов, Дарий?

– Сегодня уже да.

– Тогда за мной! – Гомер сорвался с места, выезжая на накатанный склон.

– А где Каспар? – крикнул Дарий вслед Гомеру.

– Подозреваю, что уже через пять минут он будет в Камлающем зале. Я тебе о нем рассказывал…

Скорость! Скорость! Скорость! Вечная мечта! Приближение отдаленных миров… Как это возможно? Если бы воображение хоть на миг оторвалось от чарующей картины переживаемых ощущений! Но оно оторвалось. Как тогда Гильгамеш называл реакцию нейрокванта? Мгновенный лед! Именно так.

Мгновенный лед – и скорость меняется на порядок, на пятьдесят пять тысяч порядков опережая растянувшуюся до бесконечности секунду. Безумие… С него все началось. С безумия красоты. С безумия отпущенных тормозов и сердца, летящего в бездну!

– Держим дистанцию, Дарий! – крикнул Гомер, выписывая синусоиду на спуске, работая уже только корпусом. – Следи за мной. Когда войдем в ложбину, сгруппируйся. Никаких страхов! Начнешь бояться – все ошибки твои. Доверься скорости!

– В нейрокванте мы бы просто горели сейчас, – ответил Дарий, – как два факела!

– Кто-нибудь проверял?

– Находились…

В ледяную пещеру они влетели один за другим, как два бешеных снаряда.

Все туннели слалома прекрасно освещались и как всегда выдавали скульптурные чудеса старинной легенды о подземных зверях-воинах, дикой вереницей устремившихся к свету.

Три первых туннеля дважды повернули направление их спуска на противоположное, пока, наконец, не проглотила их винтообразная воронка с общим перепадом высоты в сто метров.

Дарий, сказавший наверху, что он «уже готов», понял, что вовсе не «уже» и совсем не «готов». Однако, несколько раз потеряв равновесие и прокатившись шлемом по наплывному льду, он вдруг почувствовал, что воронка сама выправила и отцентровала его движение по спирали.

Оценив размеры этой «улитки» и устав «сидеть на лыжах», Дарий распрямился и тут же понял, что летит в воздухе. Стало страшно. Еще пять секунд, и лыжи коснулись потолка… Дарий инстинктивно присел, а форма чудесной раскрутки пещеры вытолкнула его сначала на стену, а потом на гладкое ледяное дно широкого туннеля. Триста метров мягкого спуска показались сущим блаженством. И вот он, Камлающий! Цветной калейдоскоп заледеневшей сказки!

На скамейке отдыха Каспар и Дамиан, без шлемов, машут ему снятыми перчатками…

– Ну как ваши ощущения, господин ректор? Будете рекламировать мой пещерный слалом для будущих зодчих? – Гомер не скрывал своей дружеской радости за новичка.

– Честно? – спросил Дарий.

– Да…

– Я подумаю… Но здорово, Дамиан! Ты просто гений, что открыл такой аттракцион. А вы, Каспар, что думаете?

– Я люблю сюда приезжать. Здесь началось мое возвращение к себе. Это как лекарство. Прививка…

– Кстати о прививках, – Гомер похлопал себя по запястью. – Синхронизаторы, надеюсь, никто не оставил на приюте?

– Ты шутишь! – Дарий также решил снять свой шлем. – Боже, как здесь красиво! Завтра же обязательно постараюсь затащить сюда Терцинию.

– Вы сказали завтра, Дарий? – Каспар посмотрел на собеседника с внимательной загадочностью.

– Да, а что не так? – улыбнулся Дарий.

– Нет, ничего, конечно… Но я просто подумал, что, возможно, завтра наши миры сменят свои звезды… Представляю, что мне скажет навигатор моей любимой «Нимфетки»! Он просто сойдет с ума!

– Боже! – Дарий хлопнул себя по лбу. – А ведь мы и не подумали об этой проблеме. Нет, правда, Дамиан, ты представляешь… Академия Зодчих, называется!

– Успокойтесь, друзья, – сказал Гомер. – Ну, придется вам немного задержаться на Панчалилле. Ты что-нибудь придумаешь, я уверен. И Звездный Архитектор нам поможет.

– А Гильгамеш? – Каспар достал из куртки сладкие плитки, протянул Дарию и Гомеру. – Почему о нем ничего не слышно последнее время?

– Вы у меня спрашиваете, князь? Я хоть и ректор, но в таком же незнании, как и вы. Может быть, ты, Дамиан, что-нибудь прояснишь?

– Я проясню, – Гомер съел плитку и снял с головы обруч связи. – Это прозвучит странно, но Гильгамеш… Он ушел из миров Нектарной…

– Что значит ушел? – Каспар чуть не подавился своей сладкой плиткой. – Открыл дверь и ушел?

– Вроде того…

– А я, кажется, догадываюсь, – Дарий присел на скамью. – Подтверждается еще одна из твоих историй, Дамиан… Тритийские братья белой космической расы, ты это хотел сказать?

– Наверное, это…

– Простите, мэтр Гомер, но что значит «наверное»? – Дереш все еще недоумевал. – Кто он был, почему он носил эту маску?

– Маску он действительно давно снял, а был он тем самым юношей, которого вы все запомнили. Просто его миссия здесь завершилась, и, как вы понимаете, она была абсолютно уникальной.

– Нейроквантовая революция! – сказал Дарий и, заведя замок ладоней за затылок, мечтательно уставился в неф пещеры.

– Да, – кивнул Гомер. – Нейроквантовая революция. Она была бы невозможна, если бы не угроза коллапса Нектарной. Тритийские братья… Если хотите, они и были настоящими Ангелами времени. Когда-нибудь мы увидим их, встретимся в космосе, когда окрепнем… Впрочем, вот мой обруч связи. Гильгамеш послал мне свое последнее сообщение еще за неделю до того, как вы прилетели на Панчалиллу. Это и есть послание Тритийских братьев. Хотите послушать? – Гомер положил обруч на лед.

Установилось молчание. В Камлающем зале была слышна только одиночная капель. Какой-то из сталактитов нефа, проросший через лед, напоминал о себе. Быть может, то плакал замороженный великан из старинной легенды?

– Да нет, пожалуй, мэтр Гомер, – сказал Каспар. – Вы простите мне мое любопытство…

– Я тоже воздержусь, Дамиан, – Дарий положил руку на плечо друга. – Мне достаточно твоих слов, собственного воображения и памяти.

– Тогда вот что, друзья… Я оставлю этот обруч здесь, в пещере. Я подарю его Камлающей статуе. Просто спрячу в какую-нибудь трещину. Об этом будете знать только вы и я, больше никто.

– А наши девушки? – спросил Каспар по-детски настороженно.

Дарий и Гомер рассмеялись.

– Наши девушки тоже знать об этом обруче не будут. И кстати, о них! Сейчас мы стартуем дальше. На нижней площадке нас ждут три флаера. Торнадо сегодня нет. Поэтому, я думаю, мы просто облетим Панчагрим, полюбуемся его ледяными боками и будем возвращаться на приют. Согласны?

Дереш и Скилур кивнули. Все встали со скамьи. Дамиан поднял обруч.

– Каспар, вы первый. За вами Дарий, а я немного задержусь. Не угодите в «цикличку»!

– Не беспокойтесь, мэтр Гомер. И из «циклички» есть выход! – Каспар надел шлем и перчатки. – Ректор, вы готовы?

– Сегодня уже да! – ответил Дарий, повторяя уже сказанную им фразу.

Когда молодой князь и новоизбранный ректор Академии Зодчих Нектарной звезды исчезли в туннеле, обозначенном синими фонарями на входе, Дамиан обошел вокруг Камлающей сталактитовой статуи, заметил небольшую щель, а точней каменный карман у самого дна. Встав на колени, он просунул в этот карман обруч связи, сделанный в виде изящного серебряного плетения. Подобных в системе могло быть тысячи, но этот, хранивший живые слова ангела по имени Гильгамеш, был один.

– До встречи, Камлающий! – сказал Гомер, обращаясь ко всей своей чудесной пещере. – Увидимся завтра!

………………………………………………………………………………………………

Уже через час, мягко огибая скальные кряжи и цветастые, от падающего света, ледяные языки могучей Панчалиллы, три флаера летели к ожидавшему их на перевале приюту.

До начала Белого Вакуума Миров Нектарной звезды оставалось совсем немного времени, хорошего времени для всей будущей жизни…

ЭПИЛОГ

«В настоящее время в космосе, а иначе в теле Вселенной, происходит таинство. Миры сдвигаются, переходя на новую ступень развития. Этот процесс затрагивает все структуры – от тончайших до грубейших, от планетных тел до клетки. Все миры движутся к миру Ente – к Единству, в котором нет разделения и где семь существуют в одном…»

Комментарий к книге «София viginti unis», третье послание, Т. Платонова, «Тайная доктрина Гермеса Трисмегиста»

На планете Земля шел 2148 год. Человечество уже более пятидесяти лет осваивало Луну и Марс со спутниками.

Терраформация Венеры, по мнению большинства ученых, технологически отодвигалась на условный завтрашний день. Слишком бурные природные процессы, непрекращающийся планетарный вулканизм, агрессивный химический хаос атмосферы – на преодоление всего этого требовались огромные усилия и средства.

Космический флот Земли был все еще невелик, хотя в его строительстве принимало участие уже много земных госудасртв, и каждое из них получило свой сектор на Марсе и Луне.

Человечество разрослось и расширилось. Пережив несколько локальных войн, люди убереглись от самой масштабной и разрушительной.

В 2093 году Специальная ассамблея ООН полностью запретила производство, хранение и испытание ядерного оружия во всех его видах и эквивалентах. Конвенцию подписали также Китай и три ядерных мусульманских государства. Последние после демонстрации своей доброй воли получили долгожданное право участия в космических программах.

Несмотря на то, что государства-освоители имели свои секторы на соседних планетах и спутниках оных, самостоятельно осваивать инопланетные пространства они не могли. По этой простой причине, первый и пока единственный марсианский мегаполис и все остальные пятьдесят баз, включая демосианские и фобосианские, а также лунные, получили статус международного протектората.

Как выяснилось впоследствии, осуществлять взвешенную, иначе говоря равновесную, политику в отношении неземных территорий сложней всего было не на конкретных местах, а на самой Земле. Споры о квотах, о распределении технологических нагрузок, о финансировании, о правах и обязанностях окончательно расшатали дипломатию государств-освоителей. Возникла ситуация, похожая на шахматный «цугцванг». Кто-то из журналистов-аналитиков назвал эту ситуацию вполне оправданно Первым Космическим Кризисом…

Кризис повлек за собой общее и весьма значительное сокращение финансирования всех программ внеземного освоения. Приостановили работу десятки околоземных орбитальных верфей. Несколько миллионов человек было уволено в обслуживающих космических отраслях. Заморозили исследования национальные технологические центры по всему миру. Никто не видел и не понимал методов и подходов к разрешению кризисной ситуации. Государства-освоители и их политики надулись как жабы…

Тем временем оказавшаяся в экономической и политической изоляции молодая марсианская демократия объявила об аннексии большинства земных секторов на Марсе и создании собственного государства.

В ответ на эти действия гиперперенаселенная Америка и Китай объявили марсианской республике войну. В ответ на объявление войны молодая марсианская демократия предложила России, Объединенной Европе и большинству стран Азиатского региона свободный въезд и заселение «суходольных» морей Марса и открытое гражданство…

Война так и не началась. Опасаясь перехода конфликта на Землю, Китай и Америка вынуждены были признать суверенитет Марса. Кризис закончился так же, как и начался. Великое переселение народов разгрузило Землю и погасило все ее конфликты.

В одном из тишайших уголков Земли, благословенном Крыму, превратившемся, кстати, в остров, благодаря почти столетним стараниям природы и техногенному вмешательству, в поселке одной из старейших обсерваторий мира жил и работал астроном Радомир Критский.

Критский всю жизнь мечтал об открытии. Мечтал, еще будучи мальчиком. Мечтал студентом, когда учился в Сорбонне, когда стажировался в других странах. Мечтал, когда женился и родил на свет двух симпатичных дочек: Елену и Бориславу. Мечтал, когда дочери вышли замуж и эмигрировали на Марс. Мечтал, когда спустя пару лет после этого похоронил любимую жену, все еще продолжая заниматься своей «усидчивой» наукой.

В свободное от наблюдений время Радомир Критский писал очень необычную книгу, идею и название которой он пронес через всю жизнь, так же как и мечту об открытии. Книга называлась «Звездная Архитектура». Одна из самых красивых и безумных идей этой книги описывала такое явление, как блуждающие звезды и планетные системы. Еще в молодости Критский предсказал существование таких звезд и придумал для их объяснения целую теорию, не вполне научную и поэтому малоубедительную. Ученый мир теорию Критского не воспринял. Крымского астронома стали называть чудаком и мечтателем. От этих прозвищ Звездный Архитектор не отбивался, а скорей наоборот – со старательным упорством всячески их поддерживал.

В 2148 году Критскому исполнилось шестьдесят три года. Жизнь его, подорванная врожденной болезнью сердца (с которой прогрессивная медицина так ничего и не смогла сделать, а на пересадку чужого или на искусственный имплантант Критский не соглашался), кажется, так и могла завершиться без особых взлетов и падений.

Дочери уже давно подарили ему трех внуков, настоящих, как он говорил, «марсианских мальчиков». Внуки прилетали в Крым и гостили у деда, ходили в горные походы, за вечерним чаем слушали дедушкины байки и обещали, что обязательно помогут ему опубликовать его опус на Марсе… Но…