Текст книги "Ангелы времени"

Автор книги: Валерий Гаевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Уже в отеле Моисей стал наблюдать за своей хозяйкой с отнюдь не киберским интересом и сочувствием.

– Госпожа Геле беременна, – сказал он, наконец. – Моисей знает. Моисей изучал всю человеческую медицину. А чем Моисей может заниматься долгими бессонными ночами!

Гелеспа чувствовала явную тошноту. Отвратительную, чуждую ее тренированному, привыкшему к головокружительному риску телу.

***

За свою достаточно бурную беспокойную жизнь Рыжий Гаргантюа привык ко многому. Вообще говоря, содержать подземный притон размером с маленький город было делом выдающимся, особливо по меркам тех, кто его обживал. А если учесть то обстоятельство, что в большинстве своем весь гостевой народ притона состоял из отщепенцев со всей системы и всех государств-планет, то станет ясным, какую роль при этом мог выполнять тот, кого здесь почтительно величали бургомистром.

Бургомистр города-притона Второй Луны Пестрой Мары Рыжий Гаргантюа сдавал жилье и, что называется, все услуги без малого полсотне тысяч «кротов» – бывшим и настоящим пиратам, аккредитованным и не аккредитованным утильщикам-ростовщикам, космическим проституткам, беглым рабам-киберам, разным персонам «нон-грата», революционерам-подпольщикам, бывшим и рассекреченным резидентам всех разведок системы, королевским и республиканским «политическим крысам», полит– и эконом-эмигрантам, отвязным сынкам и дочкам туземных царьков Гнилого Яблока, удачливым и неудачливым преступникам, разорившимся в прах латифундистам Поющей Нимфы, запрещенным сексуальным меншинствам, если таковые еще где-нибудь находились в поле видения, просто всякой пьяни и рвани, которой разонравилось подбирать поверхностные отбросы, а стало предпочтительней – подземные…

Разумеется, такой контингент «граждан» притона ставил господина Гаргантюа в совершенно особое положение, наделял его особыми полномочиями, придавал особый статус его неординарной личности.

Право «отключать кислород» неплательщикам налогов принадлежало только Гаргантюа и его свите. Право это, прежде завоеванное кровью и местным судебным террором, с объявлением Великого Приговора, естественно, потеряло насущный смысл, но все же продолжало оставаться привилегией бургомистра – рычагом, регулирующим народонаселение и поддержания мало-мальского порядка в притоне.

Последней политической новинкой притона Рыжего Гаргантюа, хотя в весьма своеобразной форме, стала организованная им консульская служба, которую он также возглавил. Теперь в притон попадали люди, прошедшие курс собеседования, и никак иначе.

Гаргантюа, надо отдать ему должное, чтил не только привилегии, но и многих своих граждан-постояльцев, а также тех, кто по какой-либо причине испрашивал вид на жительство. Последняя категория особенно интересовала бургомистра по вполне понятной причине – если люди бегут под землю в то время, когда надо бы бежать из-под нее и от нее, – значит, у этих господ есть какие-то неординарные планы…

Гаргантюа давно знал, что в его подземном притоне есть некая спецзона, в которую не пробился еще ни один из его «псов», и даже клятые и тертые разведчики, которых он пытался нанять на службу, с этой миссией не справились.

Такое соседство всегда вызывало у Гаргантюа некоторое чувство назойливого дискомфорта. Выходило, что он здесь хозяин, но как бы и не хозяин… То есть хозяин до поры до времени, а есть еще кто-то, для которого он, Гаргантюа, сущая сявка. Чувство это обострилось на фоне Великого Приговора во много крат, и все последние восемь лет стремление разгадать проклятую тайну спецзоны стало для «начальника крыс» навязчивой идеей.

Действовать каким-то другим способом, например подорвать закрытые туннели, Гаргантюа боялся. Но страх этот постепенно улетучивался, и где-то в тайной канцелярии своей души рыжий бургомистр уже подумывал о такой возможности, даже запланировал время закладки зарядов – за несколько часов до начала Великого Приговора.

Пока что было время и можно было продолжать игру, устраивать слежки, попросту выпасать свой и без того нелегкий народец. Что же до чужаков и новых, так сказать, посетителей – им уделялось первостатейное внимание.

Гаргантюа был щедр. Консульство его представляло собой не что иное как пиршественный зал, где гостей усаживали за длинный стол и отменно угощали, тайно записывая все без исключения разговоры, снимали все телодвижения, перемещения, фиксировали и анализировали все, включая мимику, жесты.

Корабли гостей, пока они собеседовали и гурманствовали в пиршественном зале, перетряхивали до последнего микрочипа памяти, до последнего рулона туалетной бумаги, на которой могли, к примеру, быть записаны какие-нибудь секретные инструкции, касающиеся спецзоны.

Прилет столь значительных гостей: мэтра Флориана, Одиссея-Киклопа и его сына Гулливера-Черепка с командой головорезов и еще трех весьма опекаемых персон, чьи имена были объявлены заранее, – ровным счетом ничего не объяснял бургомистру, однако он понял дело так, что вокруг этих персон вьется какая-то интрига, едва ли не главная на встрече.

Гаргантюа приказал накрыть стол на двадцать персон. Для обслуги нагнал отборных девиц из борделей притона, шепнул начальнику своей тайной службы включить все скрытые камеры и, как полагалось, возглавил пир…

– Консульство моего скромного города-государства приветствует вас, господа промышленники и дельцы вольного космоса! Ваш визит честь для меня, и я хотел бы, чтобы все вы чувствовали себя непринужденно, отбросили печальные мысли нашего времени и порадовали доброе сердце Гаргантюа вашими речами, поделились со мной своими планами и приняли, если того пожелаете, гостеприимство нашего города на любое время. Располагайте всем, чем располагаю я, господа! Ваши дракары и фрегаты будут находиться в подземных спусковых шахтах и обслуживаться при необходимости лучшим персоналом киберов-технарей, проданных нам уважаемыми утильщиками нашей планеты-матери, нашей любимой Пестрой Мары. Именно она, наша планета-матерь, предоставила нам статус нейтральной территории еще пятьдесят лет назад в бытность моего предшественника Хосе Палладина. Хосе почитался за великого подвижника, хранителя кодекса вольного космоса и всех заповедей мудрых утильщиков, наших благодетелей и добрых отцов! Увы, я лишь его бледная тень, но все же я, как и он, всегда гордился союзом между отважными пиратами и Гильдией утильщиков – подлинных творцов прогресса нашей системы! Мой первый тост, господа, за них, за утильщиков Пестрой Мары! За вас, мэтр Флориан!

– Чертова гибель первоклассной жратвы! – шепнул под принятие первого тоста Дарий Скилур Терцинии, сидевшей напротив. – Откуда это у них?

– Лучше спроси о том, кто мы здесь: пленники или гости?

– Тебе не хватает лучемета, зажатого между коленками?

– О какой из двух моделей ты говоришь, дорогой?

Дарий Скилур подавил смех, впиваясь зубами в баранью лопатку.

Дамиан Гомер сидел напротив Одиссея-Киклопа. Гулливер-Черепок – напротив мэтра Флориана. Все переглядывались. Ели с аппетитом. Полуодетые татуированные поджарые девицы разливали вино из старинных бурдюков, виляли задами и задавали несколько иное настроение остальной части пирующих – капитанам и бомбардирам дракаров, а также нескольким приглашенным гражданам – завсегдатаям притона.

– Моя бригада в экипировке смотрелась бы здесь гораздо лучше, чем эти проститутки! – язвительно заметила Терциния, придав себе боевой вид. Реплика повисла в воздухе, но все ближайшее окружение посмотрело на Терцинию с уважением.

– Разрази меня плазма! – воскликнул Одиссей-Киклоп, хлопнув в ладоши. Глаз за стеклом его неразлучного монокля словно бы прилип к стеклу и увеличился вдвое. – Дамиан, друг мой, нам так еще и не представилась возможность поговорить по душам. Мой сынок, мой Черепок, смотрит на тебя как на диво. Уж ты прости своего бывшего капитана… Наши дороги давно разошлись. Ты стал цивильным человеком и женился, я слышал… У тебя есть дом на Снежной Ладе… Я бы соврал, если бы не сказал, что тебе повезло больше, чем кому-либо из бывших контрабандистов. И все же, все же, сейчас и твоя удача уравнялась с удачей любого из этих парней, то есть она превратилась в нуль…

Я уже говорил мэтру Флориану: жизнь без надежды как слепая старуха-поводырь… К чему это я? Ах да! Назови мне, старому бродяге, причину, по которой я не буду иметь морального права реквизировать твой фрегат, который так нужен мне сейчас, мне и всей моей братве, желающей спасти свои шкуры! Между прочим, мой сынок, мой Черепок, рисковал ради тебя своей жизнью…

Гомер отпил вина из дорогого, инкрустированного самоцветами кубка, промокнул губы накрахмаленной салфеткой.

– Твой сын рисковал жизнью не ради меня, а ради своей добычи. Ради нее он готов был схлестнуться с патрульными перехватчиками, но одержал моральный перевес, выждав, пока те ретировались. Так точней, Оди.

– Все так и было, сынок?

– Да, папа, – кивнул Гулливер-Черепок, – все так и было.

– Но потом, – продолжал Гомер, – я рассказал ему свою идею. И тогда он действительно рискнул. Рискнул поверить, так же, как и мои друзья сделали это раньше. Теперь я бы хотел, чтобы и ты, и все в этом зале, в этом благословенном притоне славного Гаргантюа поверили мне. Я хочу сдвинуть с места не только вас, мои добрые пираты, но и вас, утильщиков, мэтр Флориан… Я хочу поколебать безнадежный пессимизм оставшихся миллиардов людей…

– На что ты замахнулся?

– На что вы замахнулись, господин Гомер? – повторил не ослабивший своего внимания бравый и лукавый бургомистр города-притона.

– Ответ очевиден, – Гомер помедлил. – Я замахнулся на Догорающую звезду.

Рыжий Гаргантюа, к удивлению от своей собственной мимики, разочарованно осклабился. Гомер продолжал:

– Мне нужна помощь. Но для начала вера.

– Сгореть мне в аннигиляторных печах! Ты прилетел искать веру на самом дне миров?!

– Если не ошибаюсь, – возразил Гомер Одиссею-Киклопу, – есть дно и поглубже этого…

– Поглубже? – переспросил неожиданно воспрявший духом Гаргантюа. – Что вы об этом знаете?

– Почти ничего, – ответил Гомер.

– Как жаль! – констатировал бургомистр в сердцах. – Опять осечка! – Подняв свой кубок, он отыскал в нем имитатор красного рубина, посмотрел прямо на него и загадочно добавил: – Надо будет все это послушать еще раз…

***

Окна в номере Дереша выходили на западные виды Панчалиллы. Никогда не темнеющее небесное одеяло Снежной Лады продолжало творить цветные преображения горных ликов. Отдаленные массивы хребтов, точно вылитая из золотого льда ювелирная оправа, держали в крепких крапанах своих вершин нежно-розовую хрустальную друзу более низких внутренних гор.

Ужин, приготовленный кибер-поваром, стоял на столе, прикрытый белоснежными салфетками. Князь Дереш, весь воплощенная элегантность, поцеловал руку Гелеспы, подвел к столу. Кажется, ничто не намекало на то, что еще два часа назад этот молодой человек смертельно рисковал своей жизнью в безумных вихрях торнадо.

Странная грусть в его голосе и глазах заставляла думать о каких-то пока не высказанных и сильных переживаниях. Гелеспа подумала, что теперь, после той новости, что касалась ее самой, они стали очень похожи и ей, вероятно, не удастся вести себя столь же отрешенно-уверенно, как те же два часа назад.

Он предложил ей вина. Она отказалась. Он налил себе полный фужер и выпил залпом.

Почему-то Гелеспа вспомнила о том, что беременные много едят. Блюда, приготовленные кибер-поваром, были изысканны, великолепно украшены и выглядели ошеломительно аппетитными. Она отказалась от еды.

Он стал есть с каким-то виноватым чувством. Нож в его правой руке подрагивал. Он ничем не мог сбить своего волнения и тоже заметил, что его руки не слушаются его. Налил себе фужер воды из криотермоса и выпил… Неужели он будет признаваться ей в любви? Господи, только не это! Они уже десять минут не сказали друг другу ни слова. Он был бы ей благодарен, если бы она что-нибудь спросила первая. Она спросила…

– Каспар, что с вами происходит?

– Я должен буду покинуть вас, госпожа Гомер.

– Правда? И куда вы на сей раз отправитесь?

– Я уже говорил, что моя цель Нектарная звезда.

– Да, вы говорили, но в чем смысл этого вашего «визита»?

– Моя смерть, госпожа Гомер.

Гелеспа вздрогнула. Внимательно посмотрела ему в лицо.

– Теперь объясните, – попросила она спокойно.

– Вы слышали об астероиде, носящем имя нашего рода? Его открыли сто лет назад астрономы Поющей Нимфы. Ровно через два месяца он будет пролетать на самом близком расстоянии к Нектарной. Я достигну его у звезды и перенаправлю так, чтобы гравитационные силы захватили его. Этот осколок массой восемьсот миллионов тонн вонзится в «сердце» звезды. Возможно, так мы сумеем стабилизировать ее собственную массу и завести часы еще лет на двадцать. Я не вернусь оттуда, но я буду один кормить зверя… Таков мой план. Просто, не правда ли?

– Вы уверены, что он сработает?

– Нет, не уверен, но хочу быть уверен.

– Каспар, я в этом ничего не понимаю…

– Это не важно, госпожа Гомер… Я вам обязан другим…

– Чем же?

– Вы научили меня доверяться стихии и собственным чувствам. Я знал, что могу получить это только здесь на Снежной Ладе, на Панчалилле.

– Кто-нибудь еще знает о вашем плане, Каспар?

– Несколько десятков моих близких друзей на Поющей Нимфе. Но, как я вам уже говорил, меня разыскивают все спецслужбы…

– Как вам удавалось до сих пор не столкнуться с ними?

– Я воспользовался семейным кораблем, самым быстроходным в системе. Другого такого нет ни у кого. Они просто не успевают за мной.

– Где сейчас ваш корабль?

– На высокой орбите над Снежной Ладой в режиме «полной тени». Ждет моих приказаний…

– Послушайте меня, безумный князь! Я не знаю, как расценить ваш план, но мне не нравится в нем одно условие…

– Какое, госпожа Гомер?

– То, с чего вы начали: ваша смерть.

– Такова предопределенность, и такова цена моего риска. Другой нет. Все просто.

– Не повторяйте этих слов, Каспар. Все далеко не просто… Мой муж, Дамиан, тоже придумал что-то такое… Он сейчас далеко отсюда, на Второй Луне Пестрой Мары. Вы бы могли встретиться с ним и рассказать о своем плане. Просто рассказать, ничего больше. Он фантастический человек и, наверное, гений… Я боюсь так думать, хотя… Поверьте мне, это стоит сделать, и ему можно доверять, Каспар. У него сейчас столько же проблем с властями и разведками, сколько у вас. И наконец, еще одно… Мне нужно его увидеть. Помогите мне, Каспар…

– Космос вокруг Пестрой Мары и Гнилого Яблока кишит пиратами, я очень рискую потерять свой корабль, госпожа Гомер… Но я… Я сделаю это для вас! – очень незаметно, но грусть в глазах Дереша сменилась на цепкий волевой прищур.

– Ответьте мне еще на один вопрос, Каспар…

– Да, я слушаю…

– Почему вы доверились мне?

– Я скажу вам… Мне ничего не нужно в ответ. Считайте это продолжением моей юношеской бравады… Я полюбил вас… Полюбил с тех самых пор, когда вы подошли ко мне в пещере три года назад… Вы были моим ангелом в тот день. Я словно звал вас, и вы спустились за мной в ад… Звучит странно, но это правда.

Гелеспа не знала, что ответить. Впервые за много лет воспитания своей воли, она почувствовала себя беззащитной и какой-то не своей, неправильной, неуверенной. Все мысли ее были о будущем.

***

Из дневниковых записей Рамзеса Имраэля,

звездного архитектора и астрофизика Королевского Двора.

Базис Великого Приговора.

«…никто из нас, живущих, не знает, как умирают звезды. Даже если мы наблюдаем в телескопы то, что называется вспышкой сверхновой, то одного мы точно не знаем – времени, которое предшествует этому явлению.

Я склонен полагать, что звезды, как люди, бывают разными по судьбе и характеру. И как люди иногда уходят из мира стремительно, так и звезды способны встречать свою скоропостижную кончину. Их ответственность за тех, кого они вырастили и приручили, сводится при этом к нулю.

Но проблема звезд в том, что эти «драконы света и энергии» в своей испепеляющей агонии уничтожают свое небесное окружение, оставляя ему только единственный шанс – покинуть свои дома и искать спасения в холодном и пустом космосе в надежде найти новый обитаемый берег и новых драконов, чьей силой и покровительством они будут пользоваться столько, сколько смогут… И пока будут жить сами драконы.

Звезды могут жить без людей, но люди не могут. Людям нужно время и стабильность самых главных основ. Людям нужна вера в завтрашний день и будущее. Имея эту веру, они могут позволить себе все. Они могут также присягнуть в служении злу. Злу также нужна вера в то, что его зерна дадут всходы.

Звезды это знают и, кажется, ведут себя безучастно. Действительно ли нам так кажется? Не уверен. Я не знаю психологии звезд, но подозреваю, что знаю психологию людей. Она не линейна. Она не постоянна и полна противоречий.

Люди, как ни жаль, очень быстро отрешаются от простых и очевидных закономерностей бытия, отводя им роль фона, бесконечного фона, на свету которого будут разыгрываться их драмы, их сюжеты, их мифы.

Терпеливые и могущественные драконы-звезды не судьи им, но вечные свидетели… Вечности нет, и, в то же время, она есть. Действительно ли нам так кажется?

Не кажутся ли нам наши звезды, не снится ли нам наш мир? А если да, то как долго позволено видеть сны о том, чего нет, чего никогда не было или не будет? Когда я говорю «позволено», я сразу подразумеваю вопрос «кем» и «ради чего».

Можно жить и умереть ради чего-то. Так бывает в психологии людей, но может, так бывает и в психологии звезд? И им тоже понятен такой выбор, он ими оправдан внутренне. Выбор есть поступок. А за поступком всегда стоит решительность. Значит, воля.

Наука давно ищет «волевую» частицу, но открыть ее не состоянии, как открыть и Бога. Наука не откроет его никогда. Бога можно искать научным методом, но сведения и теории на этот счет всегда будут противоречивы. А противоречия лишь закапывают истину, хотя и делают ее красивой, многомерной, многогранной, расцвеченной тысячами фейерверков озарений и находок.

Наука никогда не откроет Бога. Она лишь может его предвосхитить. Но, предвосхищая его, она занимается бессмыслицей, потому что глупо предвосхищать воздух, которым уже дышишь, воду, которую уже пьешь, землю, на которой уже стоишь, женщину, которую уже любишь…

Для волевых частиц не нужны никакие константы, это не их инструменты. Они слишком грубы, слишком физичны и слишком условны. Волевым частицам не нужен никакой КПД, как и сама польза, о которой когда-то было сказано, что она повивает красоту.

Если принять красоту как константу физической природы, тогда я соглашусь. Но красота ни чем не измеряется. Для науки она набор пропорций, соотношений, соизмерений, цифр, объемов, проекций, комбинаций, вариаций… Для волевых частиц все эти выкрутасы разума – сущая абракадабра. Наука никогда не выведет простого обоснования волевых частиц, ее теории на этот счет опять загонят нас в противоречия и опять закопают истину.

И все-таки почему умирают звезды? Может, нам лучше спросить, чем они болеют?

Я нашел простой ответ – звезды, как и мы, болеют жизнью. Приняв это, как философ, я должен искать ответ и как ученый.

И как ученый я нашел возбудителя болезни. Я обнаружил, что гравитационная постоянная в нашей звездной системе не стабильна. Отклонения составили всего три процента на каждые тысячу измерений. Этого хватило, чтобы признать тот факт, что материя нашей системы, образно говоря, заражена неким вирусом. Стоят ли за этим вирусом силы волевых частиц, я не знаю, но я знаю, что сценарий, который последует за моим открытием, повергнет цивилизацию в шок, ибо очень скоро ей придется искать способы и средства, как покинуть звезду, этого умирающего больного дракона…

Я знаю также, что поведение Нектарной по всем параметрам, и на редкость исключительно, будет отличаться от всех тех сравнений, которые наука так скоропалительно подкладывает в источники своих теорий…»

***

Караван Кораблей Спасения Королевского Двора, насчитывающий пятьдесят межзвездных тяжелых каравелл, или звездолетов, прошел по спецкоридору орбиту Пестрой Мары, Гнилого Яблока и достиг планетоидов Громоподобной Наковальни спустя две недели после своего вылета. Пятьдесят тысяч избранников должны были покинуть систему еще через пять дней.

Счет покинувших систему уже шел на миллионы. Координационный совет капитанов должен был пройти через считанные часы, принять установку общих навигационных планов. Предстояла коррекция этих планов с учетом будущего многолетнего полета, проверка жизнеобеспечения, определение порядка запуска каравелл и перевода пассажиров в карантин иньекцирования ампулами биосна, в ходе которого ковчеги будут раскачивать свои протонные драйверы, развивая скорость до шестой космической. Население ковчегов должно будет проснуться спустя месяц, и его ожидает восемнадцатилетнее выживание в условиях абсолютно безвестного космоса. Ничего более кардинального цивилизация им предложить не могла. Так выглядела в общих чертах схема Спасения, точнее, бегства.

Особенностью нынешней отправки было то, что ею лично занимался регент Королевского Двора Лобсанг Пуритрам, лично формировал команду капитанов, пилотов, навигаторов и особенно тщательно так называемой внутренней полиции каравелл, нисколько не интересуясь притом списками пассажиров.

Это обстоятельство, уже тогда, насторожило Суллу, но задавать вопросы серому кардиналу он не стал.

Капитан каравеллы «Веста» Натан Муркок получил кодированное системное сообщение в девять часов по корабельному времени. Чип вскрытия, согласно полученной инструкции, следовало носить при себе, вместе с личной пластиной.

Муркок не замедлил сделать все так, как предписывалось: снял цепочку с груди и вставил чип в гнездо капитанского кибертера. Простым обручам связи в таких случаях никто не доверял.

На экране высветился следующий письменный приказ: «Капитанам каравелл «Веста», «Митра», «Паллада»! Вам необходимо пройти срочный дополнительный карантин на терминале планетоида Чистилище. Сообщите о данном приказе начальникам внутренней полиции. На время прохождения карантина им передается полное командование. Поставьте в известность координационный совет капитанов о невозможности их вмешательства в данную спецоперацию».

Какого черта им надо? Что за дикий аврал накануне выхода из системы! Справедливости ради, Муркок назвал обручу личные коды вызова «Паллады» и «Митры».

– Альберт! Приам! На связи «Веста». Вы тоже получили сообщение?

– Все верно, – ответил Альберт Карузо. – Минута в минуту. Я проверил. Блок шел совершенно синхронно.

– Ну и какие мысли вслух?

– Мысли самые разные, – Приам Пересвет был единодушен в своем недоумении с коллегами. – Конечно, нас предупреждали о возможных коррективах, но я не вижу никакой логики в этом приказе. «Митра» совершенно стерилен. Вся микрофауна и флора если где и содержится, то только в желудках людей. Надеюсь, нас не заставят делать им поголовное промывание!

– Могут заставить сделать всем и формалиновые клизмы, – пошутил Муркок.

– Ребята! – Альберт Карузо прервал дискуссию. – У меня на мостике мой начальник полиции. По-моему, они получили свои инструкции одновременно с нашими. Предлагаю завязать тему. Все же приказ… Увидимся на Чистилище.

Капитан Муркок вовремя отключил обруч связи, потому что за пластиковой дверью его рубки уже так же, как и у Карузо, нарисовалась фигура начальника полиции каравеллы. Тот входил бесцеременно, по собственной инициативе.

– Господин Мехди Гийяз! – Натан Муркок оставался в кресле. – Какая неожиданность! Последний раз мы виделись вчера, вы явно балуете своего капитана вниманием!

– Капитан Муркок. – Голос начальника, его вид и совершенно холодные глаза говорили о многом. – Вы только что получили системное сообщение, извольте не валять дурака и подчиняться!

– Ну, разумеется, разумеется, господин Гийяз! Что я должен сделать?

– То, что сказано! На время проведения спецоперации по дополнительному карантину вы займете место в пилотском отсеке.

– Позвольте мне хотя бы предупредить координационный совет о том, что «Веста» временно выбывает из каравана.

– Не утруждайтесь, – отчеканил Мехди Гийяз, взявшись за спинку капитанского кресла, – это могу сделать и я…

Муркок почувствовал, как он остро ненавидит этого человека. Неужели им предстоит провести еще два десятка лет бок о бок в одной страшненькой «космической тюрьме», будь она даже Ковчегом Спасения?!

Мехди Гийяз и вся внутренняя полиция носит личное оружие, не снимая его, каждый день. Каждый день они совершают обход каравеллы, проверяют грузовые отсеки, лезут во все дыры… Они сведут с ума кого угодно! И, кроме того, они могут сменить власть в любой день, если, не дай Бог, где-нибудь в памяти бортового кибертера заложена бомба спецраспоряжения!

Натан Муркок молча поднялся с кресла и вышел в коридор. Все дурные предчувствия начали сбываться уже через полчаса.

В пилотский отсек вошло шестеро вооруженных жандармов. Голос Мехди Гийяза приказал по громкой связи:

– Пилотам и навигаторам «Весты» взять курс на терминалы планетоида Чистилище. Вести визуальный и радиоконтроль. На время проведения спецкарантина оставаться на своих местах. Покидать рубку только с разрешения и в сопровождении офицеров корабельной полиции.

Пилоты «Весты» вопросительно переглянулись. Присутствие капитана в отсеке и жандармов выглядело как взятие под стражу.

– Ребята, не волнуйтесь, – успокоил пилотов Муркок. – У нас отрабатываются новые правила карантинной безопасности. Сами понимаете, это временная мера. Можно сказать, боевые учения. Давайте работать… (продолжение следует)