Текст книги "Ангелы времени"

Автор книги: Валерий Гаевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Подобно тому, как можно сгустить эфир тепла и породить огонь, так можно сгустить эфир воздуха и породить небо и в его надмирной и возвышенной голубизне читать непрочитанные скрижали судьбы существ. Голубой цвет – цвет покрова, и поэтому небо покровительствует тем, кто желает его покрова.

Прародиной цивилизации этой расы была планета Меркава, где, овеваемые мистической славой, трудилось множество поколений расы, старательно выстраивая в опыте духовных поисков мессианскую линию посвященных.

Замечательной чертой расы было то, что она в равной степени хорошо владела и разумной аналитикой, и магической практикой, основанной на заклинаниях. Посвященные в магию слов и цифр жрецы помещали свои заклинания в особые тайники – ковчеги завета. Первоначально этих ковчегов было двенадцать, но позднее было создано еще десять. Таким образом, существовало всего двадцать два ковчега. С установлением этого числа – свершилось великое пророчество – на землю Меркавы снизошел божественный Голос.

Пришедший из непроявленного существования Голос этот в один прекрасный момент услышали все жрецы. Элоим – так назвали они его, хотя истинное его имя было сокрыто в ковчегах завета и большинству людей недоступно. По этой причине Бог, или Логос Элоим, сообщил жрецам о ревностном договоре с расой, которую он намерен был возвысить своим покровительством через их деяния.

Элоим им открыл истинное значение ковчегов, в которых, по его предначертаниям, будут сохраняться двадцать две сефироты, или двадцать два могущества расы. Пользуясь заклинаниями в ковчегах, раса сможет подчинять себе материю и духовную, и физическую, овладевать пространством и временем, но лишь соблюдая строгие заповеди, как того желает Элоим, ибо на пути к его престолу будет положена им иерархия, одна для всей расы.

Не соблюдающие эту иерархию – обречены бесконечно скатываться вниз и начинать свой путь сначала. И лишь достигшим в служении и ревностной любви к Элоиму людям будут открываться, как этим жрецам, тайны ковчегов завета, а значит, и дароваться ключи познания всех божественных сефирот.

Окрыленные этими предначертаниями, жрецы поклялись в вечной преданности Элоиму и стали проповедовать новую веру, которая должна была соединить все племена расы в единое целое. Цивилизация Меркавы стала возвышаться и достигла своего Золотого века.

В эти времена стали приходить к расе пророки и предрекать великие перемены, ибо ревностная вера не едина, как утверждали они, и изощренность иерархии становится все сильней, а это, на самом деле, лишь отдаляет расу от их покровителя.

Старания одних обращаются в прах и пустоту, а старания других получают незаслуженные блага. Так утверждали эти пророки, что ковчеги завета выгодны лишь посвященным жрецам, поскольку они, через знание заклинаний, воздействуют на самого Элоима, заставляя его служить им, а посему ковчеги завета следует уничтожить, как и все знания о высшем божественном мире, ибо эти знания лишь развращают умы и сердца расы.

Проповеди этих пророков многим оказались по душе. Так было положено начало внутренним религиозным войнам расы. И как это часто бывает в человеческой природе – внешне поруганное наделяют на самом деле всеми достоинствами желаемого, так стимулами в религиозных войнах стали ковчеги завета.

Прежде скрытые, спрятанные от глаз, они стали попадать в руки честолюбивых, властолюбивых, неблагих людей, отпадающих от иерархии, да и от самого Элоима.

Чтобы закрепить свои позиции в могуществе, эти люди, по большей части вожди и цари племен, затевали между собой затяжные споры относительно ценности принадлежавших им ковчегов завета. Не обладая достаточными знаниями о сефиротах, не овладев должной волевой практикой и не зная всех свойств заклинаний, они стали грубо вторгаться в высшие божественные законы, порождая множество случайных и неслучайных искажений и нарушений.

Так, к примеру, на уровне материи они получили вещество, способное излучать лучи трансмутации. Другие открыли именем Элоима порталы в некие антимиры, названные впоследствии шеолами – сумрачными адами, где души человеческие впадают в состояние абсолютного безразличия. Иные из присвоителей ковчегов завета создали генетические фабрики, где самозарождались и заполняли собой тонкие метафизические прослойки между проявленным и непроявленным космосом женские и мужские демоны-соблазнители, известные как суккубы и инкубы…

Хаос великих сил и возможностей расы начал подрывать ее моральные принципы и границы, и священная иерархия Элоима зашаталась, как колосс на глиняных ногах.

На фоне этих печальных событий и бесконтрольности в экспериментах с ковчегами появилась новая волна пророков. На сей раз соискатели и стяжатели божественного духа стали предрекать миру Меркавы апокалипсические развязки…

Кажется, что цивилизация голубой расы уже заходила в тупик и все ее семь планет (престолов Бога), освоенных людьми за время золотого века, застыли в немом вопрошании к покровителю. Все ждали вмешательства Элоима. Но великий Логос молчал сто лет, ожидая, пока вся «мука» перемелется в жерновах смуты.

Противостояние пророков и посвященных жрецов иерархии вскоре действительно пошло на спад. И тогда Элоим, как и в первый раз, явил свой Голос, но на сей раз он вещал во все сердца расы.

По его новому предначертанию, избранный им народ должен был сняться с Меркавы и рассеяться в космосе в поисках иных планет, пригодных к жизни, и все двадцать два ковчега завета должны были разделиться на тысячи лет до того момента, пока Элоим не соберет их снова в новой, Божественной Меркаве. Разделяя ковчеги среди рассеянной расы, Элоим запрещал, таким образом, эксперименты, связанные с сефиротами и со своим именем, но сохранял иерархию избранности.

Приготовив такие испытания своему народу, Элоим открыл перед ним двадцать два портала для перемещений и странствий, которые, как утверждают предания, открыты и поныне.

Еще хочу добавить, душа моя, что, по одной версии преданий голубой расы, это деяние Элоима называют Изгнанием, по другой – Благословением, и мы можем воспринимать их в меру близких нам представлений, но одно известно, и здесь не будет противоречия, поскольку как и изгнание, так и благословение послужили голубой расе в ее мессианстве – найти себя в сочетании с другими лучами космической проявленности человека.

***

Орбитальный чистильщик Поющей Нимфы, санитарный корабль «Тифон», совершавший свой плановый полет в промышленном секторе, а именно вблизи взорванных не так давно верфей княжества, подхватил в свои ловчие сети тела двух людей, одетых в необычные скафандры.

Оператор чистки, Гефестиан Кумар, на долю которого и еще нескольких человек команды выпала эта печальная работа по отлову погибших рабочих, хоть и заливал глотку изрядным количеством спиртного и уже давно притупил свои душевные переживания, здесь отчего-то не удержался – почувствовал, как в нервном тике задрожали веки: пара летела в космосе обнявшись, скрепившись страховочным тросиком-рулеткой…

Ребята хотели выжить, понятное дело… Скорей всего, где-нибудь отсиживались во время взрывов и пожара и уж после, когда поняли, что спасения не предвидится, забрались в антирадиационные скафандры и выпрыгнули из шлюзовой камеры, если таковая еще была. Кто они были, эти двое? Друзьями, может, семейной парой? На что надеялись? На что уповали? Проклятая работа…

Всего навидался за последние два месяца Гефестиан Кумар, и корабль их, по справедливости говоря, представлял собой не что иное, как рефрижератор для мертвых тел. Люди и киберы. Два отсека уже были заполнены до отказа. Думать о количестве этих несчастных Гефестиан не хотел. Счет вели сами сети – эластичные тралы, которые он запускал по ходу корабля в пролетах между секциями верфей, вблизи них, в отдалении от них, просто в свободном космосе.

Свободный космос! Ничего лучшего, чем свободный космос, Гефестиан не знал. Свободный – значило для него чистый, без кораблей, без их обломков, без людей, а следовательно, без смертей. Когда-то он, бывший докер и врач по совместительству, мечтал о свободе в камере одной из орбитальных тюрем Нимфы. Великий Приговор освободил всех, даже тех, кого Гефестиан удавил бы лично, без малейшей жалости.

В странные игры взялась играть эта вселенная, воистину, странные!

Свобода оказалась иронией. Гефестиан получил амнистию, и, казалось бы, никто не мешал ему осуществить свою месть и ни за что не расплачиваться… Но месть теряла смысл для всех освобожденных. Хотя не для всех. Ведь были тысячи и тысячи тех, кто освобождался и от Великого Приговора, – попавших на Ковчеги Спасения. Он сам собирал эти клятые Ковчеги после амнистии. Врачебную практику ему не доверили, да он и сам не горел желанием никого лечить. Эта часть жизни была далеко, осталась в прошлом на Нимфе. Он туда не возвращался уже более двадцати лет. Только мысленно, только в воспоминаниях.

Ну и что же эти спасенные, попавшие на Ковчеги? Они, опять же, как это ни иронично звучит, получили свой срок в комфортабельных «тюрьмах», срок, который мог продлиться для некоторых «заключенных» всю их оставшуюся жизнь. Где же свобода?

Грешным делом, Гефестиан подумал, что, может, и правильно, что террористы-теократы взорвали нимфианские верфи. Те, кто сотворил это, могли считать, что совершают свое злодеяние ради свободы…

– Втянуть сети, Тифон! – приказал оператор своему кораблю.

На экране он увидел этих затерявшихся двоих в скафандрах, увидел всю процедуру лова и доставки, вернее сказать втягивания несчастных в шлюзовой отсек, где непросыхающие санитары-сортировщики сейчас примут «груз», если они, конечно, не спят, сволочи.

Гефестиану и самому захотелось выпить и отключиться, а может. пойти в гости к капитану-пилоту, сыграть с ним в карты, найти повод поспорить и подраться и опять-таки выпить и отключиться… Все бы так и могло быть, но Гефестиан Кумар, не ведая, из какого любопытства или участливой печали, подключил два дополнительных визора и, когда вывел увеличенное изображение захваченных жертв на экран, заметил одну деталь, которая его оглушила и взбудоражила в один момент: клейма на скафандрах! Клейма принадлежали той самой тюрьме, где еще восемь лет назад сидел он, заключенный номер 318, Гефестиан Кумар!

Эти проклятые клейма нельзя было спутать ни с чем другим. В тюрьме ими маркировали все: одежду, обувь, постельное белье, миски, зубные щетки… Что же это?! Свидание с прошлым? Быть того не может!

Гефестиан нацепил на голову обруч связи.

– Эй, вы там, срамота морозильная! – обратился он к вахтенным санитарам. – На вахту, срочно! Принять два тела! Немедленно освободите их от скафандров. На всякий случай подкатите саркофаги биоактиваторов, ясно? И никаких воплей! Если хотите подсинить свои рожи, я вас потом обрадую. Ждите меня и за работу, быстро!

Гефестиан и сам не медлил. Отключил операционный блок, вышел из своей рубки в коридор и быстрым шагом, насколько позволяла приобретенная хромота, направился к лифту.

В санитарном блоке на нижней палубе он был уже через три минуты. Двое в скафандрах уже лежали на транспортере, выкатившемся из шлюзовой камеры, куда их втянули сети.

Четверых флегматичных, небритых, в замусоленных робах санитаров Гефестиан отогнал от находки. Программаторы скафандров мягко тлели синими индикаторными панелями. Неужели… Сколько же эти двое находились в космосе? Гефестиан быстро набрал несложную комбинацию. Сработали вакуумные разжимы шлемов. Оператор увидел бледные лица молодых людей: парня и девушки. То, что оба были еще живы, не вызывало сомнений: легкий парок подымался от их дыхания.

– Что стоите, рты раззявили! – прикрикнул он на своих горе-санитаров. – Разве я не приказал подогнать сюда биоактиваторы? Начальное общее обморожение в легкой стадии, вызвавшее потерю сознания и анемию! Уложите обоих в саркофаги и откатите в лазарет. Поаккуратнее с девушкой. И смотрите мне, никаких вольностей! Ребят надо откачать. Это мой приказ, ясно? Наконец-то хоть кто-то живой, за столько времени нашего лова! Порадовались бы, дурни… Ну да вам не понять меня…

– А этот парень, смотрите, шеф, похож на молодого князя Дереша! Прямо одно лицо… Бывают же такие сходства на свете!

– Тебе показалось, Квинт! – отмахнулся Гефестиан.

– А может, и показалось, – согласился Квинт. – Но эти, я так думаю, не с верфей. Интересно, откуда им быть, шеф?

– Да мало ли, – ответил оператор. – Так ли это важно? Ладно, хватит болтать, начинайте работу.

– А стимул, шеф?

– Стимул получите в обед. Успеете еще анестезировать остатки своих мозгов, работнички! – Гефестиан ушел из санблока. В голове его кружились самые разные и противоречивые мысли, а перед глазами все время маячило характерное клеймо в виде белой парящей птицы на фоне звезд…

***

К счастью, никто из десантировавшихся теократов не успел отследить маршрут и место посадки отступивших дракаров. Времени заниматься радиоперехватом у лиловых тог не было. Между тем приказ от Тесея-Карбункула «залечь в тень», покинуть боле боя и рассеяться прозвучал определенно.

Натан Муркок отправил короткое сообщение Приаму Пересвету и Альберто Карузо, которые до того момента вошли во вкус и хорошо потрепали ковчеги теократов, умудрившись «состричь» с их надстроек несколько гравипушек и лазерных зениток.

Карузо пришлось сбросить свою боевую палубу, поскольку его бригу достался огневой шквал сразу с трех модулей, которые, однако, раненые канониры успели-таки прожечь термитами. Палубой пришлось пожертвовать, но своих людей Карузо спас. В таком состоянии корабль капитана отчаянной чеверки уже не представлял собой боевого судна и не мог себя защищать.

Сообщение Муркока об отступлении пришлось как раз вовремя. Муркок передал код маяка, по которому его должны были найти бриги летающего острова. Уже через десять минут вся четверка бригов и дракар капитана-предводителя Тесея-Карбункула были спешно приняты в подземный терминал Лаборатории.

Все разведчики, в том числе и шесть раненых канониров, покинули бриги и были доставлены в наспех собранный штаб Одиссея-Киклопа, бургомистра Гаргантюа, доктора Гильгамеша и всех мэтров высшего совета гильдии утильщиков, включая Дамиана Гомера. Делегация Цезаря Шантеклера также вошла в состав штаба.

Убедившись в том, что монсеньор в полном порядке, Голиаф Сааведра принялся докладывать штабу ситуацию с осадой терминалов города-притона. Она, без всяких натяжек, оценивалась как критическая, несмотря на весомые потери, теократы не собирались прекращать сбрасывать свой десант и теперь, после отступления дракаров они наверняка воодушевятся и будут стермиться завершить свою операцию по захвату города.

Не исключено, что они вообще мыслят Вторую Луну как плацдарм для масштабной атаки на Пеструю Мару. В таком случае город им нужен в жилом состоянии. Никто бы из защитников не взялся предугадывать действия противника, но их упорство и фанатичная зацикленность производили гнетущее впечатление. У многих из братии, видавших виды наследников костлявого пращура, сдавали нервы.

Капитан-предводитель дракаров Тесей-Карбункул подтверждал эти слова Голиафа собственным рапортом.

Адмирал Оди, как просил себя называть Одиссей-Киклоп, чей глаз под моноклем вырос до зловещих размеров, блистая яростью и потрясая жезлом, намеревался немедленно и лично отправиться за подкреплением. Но для этого понадобилось бы несколько часов, если не целые сутки. Все поняли, что такого времени у защитников не было.

Наконец Тесей-Карбункул, остановив и без того короткие прения, обратился к Гильгамешу:

– Доктор, простите мне мою неосведомленность в тонкостях вашей науки… Мне она кажется фантастической, но то, что я видел тогда, на площади в городе, меня потрясло. Сейчас дорога каждая минута. Мои дракары потрепаны, много раненых. Нам нужно кардинальное решение. Я подумал, если вы останавливаете время для одного человека, делая его притом невидимым и неуязвимым, то вы можете остановить его и для сорока-пятидесяти человек… У моего старого друга Голиафа хорошая и еще свежая команда, я также подберу с пару десятков крепких ребят. Давайте выпустим их на десантные модули теократов, вооруженных резаками, вскроем все их посудины за считанные секунды. Вот, собственно, моя идея…

Гильгамеш, на которого уставились все участники штабного совещания, выдержал минутную паузу, мысленно проигрывая весь будущий сценарий вылазки людей под воздействием нейрозамедлителя. Картина в его воображении разыгралась впечатляющая.

То же самое поняли и другие.

Гильгамеш посмотрел на адмирала Оди: старый вояка протирал стекло своего запотевшего монокля полой адмиральского плаща. Гильгамеш посмотрел на Цезаря Шантеклера: великий коллекционер сосредоточенно подкручивал спираль своего правого уса. Для него прозвучавшее предложение Тесея-Карбункула выглядело пока лишь чистой абстракцией. Дамиан и Гелеспа казались настороженными. Совет гильдии внимал паузе и общему настроению окружающих.

Молодое лицо Гильгамеша просияло.

– Капитан-предводитель наших доблестных дракаров прав, – сказал он. – Совершенно прав. Теперь я знаю, как мы будем выигрывать эту войну и все остальные войны. Собирайте всех солдат, господин Голиаф, мы начнем операцию через десять минут. Но для начала я должен проинструктировать всех относительно нейроквантового поля и его эффектов. Первое и главное: в нейроквантовом поле любое огнестрельное оружие бесполезно, также бесполезны лазерные пушки и гранаты. Только ручные резаки, ножи и ваши руки. Сила любого, даже слабого, удара в поле увеличивается в тысячи раз. Я не преувеличиваю. Ударом кулака в нейроквантовом поле можно пробить обшивку корабля.

………………………………………………………………………………………………

Когда через два часа после этого события фрегат Терцинии Вальехо достиг восемнадцатого орбитального меридиана Второй Луны, а бортовик сообщил, что «не видит» в эфире ни одного радиобакена, Терциния подумала, что кибертер заштормило очередной порцией фантазий. Но такая информация касалась вполне реальных вещей и вряд ли была следствием постсиндромов нейроквантового поля.

Снизив скорость до одной десятой крейсерской, Терциния отменила команду посадки, взяла полное маневровое управление на себя и, проскочив против вращения спутника его еще несколько меридиональных градусов, нырнула в «поднебесье» города-притона…

Картина отыгравшей здесь битвы выглядела ошеломляюще и как-то по-настоящему нереально: шестнадцать огромных каравелл были полностью разгерметизированы, взломаны их шлюзовые люки, модульные отсеки. Корабли на орбите выглядели так, словно их кто-то выпотрошил до основания, рассеяв в космосе все их содержимое, и живое и мертвое, но теперь уже все мертвое…

Лиловые тоги… Теократы… Наверное, их были сотни вперемешку с оружием и возами всякой бытовой дребедени… Они плавали вокруг каравелл точно в остывшем адском бульоне…

Еще ужасней выглядело пространство на поверхности вокруг куполов терминалов. Десятки искореженных посадочных модулей, обломков их же и пиратских дракаров, люди в штурмовых скафандрах и без них…

Визоры и сканеры бортовика материализовали жуткую картину фрагмент за фрагментом на экранах в пилотской рубке Терцинии. Ничего подобного она не видела в своей жизни.

Ее прежняя работа в Департаменте защиты была для нее шалостью, игрой в шпионов: полигоны, рукопашные бои с киберкуклами, интеллектуальные ребусы, тренировки памяти и выносливости… Но и вся эта отлаженная система под тенью Великого Приговора пришла в упадок. Никто не верил и не хотел верить, что она кому-нибудь понадобится всерьез. Были подразделения, где все еще действовали правила секретности и жесткой дисциплины, но всех таких агентов держали на психотропе, а в качестве награды за стойкость обещали Спасение. Что же еще! Кого-то обманывали, а кто-то угодил в счастливцы.

И вот война, вернее, ее плоды, вернее – разоблачение… Разоблачение обмана одних другими. Искореженный металл, десятки тысяч тонн искореженного металла в оправе крови и смерти!

Разве не свершился Великий Приговор для этих несчастных? Что заставило их отдавать себя как материал для будущего разоблачения, неужели вера в то, что они будут оправданы и спасены? Не так, как к этому стремится обреченное большинство, а по-другому… По замыслу их замысловатого Бога…

Их остановили здесь. Их разоблачили до черты, которую они сами выбрали, хотя вернее сказать – под ними эту черту подвели – жестоко, почти одномоментно, вполне под стать апокалипсическому сценарию. И подвели эту черту люди, уверовавшие в возможность отвращения Великого Приговора. Значит, последние невольно разоблачили и себя. Невольно… В этом весь страшный парадокс войны: победитель невольно разоблачает и себя также!

Терциния, стиснув зубы и преодолев шок, вышла на код системной связи.

– Диспетчер посадочных терминалов! Лаборатория! Город! Кто-нибудь слышит меня? Ответьте. Королевский фрегат с пилотом Вальехо на борту успешно вернулся из Белого вакуума. Прошу подтвердить связь и открыть терминал для посадки.

– Терциния, это Гелеспа! Как я рада тебя слышать! С возвращением. Где доктор Скилур? Почему ты одна?

– Дарий, он там… Он остался, потому что у нас была всего одна ампула препарата. Геле, ты поможешь мне вернуться туда и найти его, Геле… – Нервный срыв продолжался, несмотря на все усилия взять себя в руки.

– Терциния, милая, лети спокойно. Терминал открыт, тебе ничто не угрожает. Все страшное уже прошло. Пусть твой бортовик сам посадит корабль. Доверь ему управление. Ты очень нужна нам всем, слышишь меня?

Терциния слышала, но ничего не могла поделать с собой. Закрыв лицо руками, беззвучно сотрясалась. Казалось, какая-то из мыслей-энергий, настигнув ее из нейроквантовой бесконечности, так обжигающе больно хлестнула все внутри, что не было, не хватало никаких сил ни бороться, ни стоять, ни выживать, ни дышать, ни жить…

***

Цезарь Шантеклер покинул Лабораторию спустя сутки после разгрома осаждавших город-притон теократов.

Выслушав все рапорты всех выбранных в спецотряд нейроквантового удара, а таковых было ровным счетом пятьдесят человек, Шантеклер, да и весь оперативный штаб адмирала Оди, признал результат беспрецедентным, если не сказать пугающе беспрецедентным.

Внешнее время операции заняло чуть более десяти минут, и то по причине неодномоментности действий и использования кораблей для доставки спецштурмовиков на орбиту с последующим инъекцированием их прямо в шлюзовых камерах перед самой высадкой на ковчеги.

Наземная операция проводилась от силовых терминалов, где инъекцирование провели значительно быстрей. Шестьдесят два приземлившихся после отступления дракаров модуля были уничтожены за двенадцать секунд группой из пятнадцати человек…

Последний из группы, получив инъекцию, уйдя на задание, вернулся спустя три секунды после укола, сообщив при этом, что провел в вылазке два часа и посвятил себя тому, что сломал десять лазерных зениток и лично вскрыл восемь модулей. Теократов из штурмовых отрядов он не убивал, а просто отбирал у них все действующее оружие, которое сложил в каком-то мелком кратере и заминировал. Со всеми своими товарищами по вылазке он держал надежную связь, но не все из спецотряда проявляли гуманизм в отношении противника. Некоторые, обходя «манекены» бегущих и ползущих послушников, подходили к ним и просто перерезали дыхательные трубки оксигенераторов. Разумеется, большинство теократов погибли просто во время разгерметизации модулей. То же самое касалось и ковчегов.

Вообще, психологическое состояние большинства участников спецотряда после выполнения боевого задания в режиме нейроквантового поля на поверку оказалось очень скверным и даже тяжелым, подавленным. И причина таких настроений была как раз в том, что невыносимо трудно уничтожать обездвиженного противника, не успевающего, а точней, неспособного даже помыслить о сопротивлении.

Парадокс нейрокванта, возможно, один из самых фундаментальных, состоял в отсутствии выраженной ненависти, сознательной агрессии. В конечном итоге рапорты всех участников контрудара вели именно к этой проблеме. Сорок пять из пятидесяти инъекцированных нейрозамедлителем признались в том, что никогда больше не хотели бы повторять такой эксперимент. Тридцать из пятидесяти сообщили, что никогда в жизни не хотели бы браться за оружие, даже если бы им пытались объяснить и доказать всю справедливость какой-либо войны и какого-либо возмездия.

Терциния, которая, до этих выступлений, прочитала свой отчет о полете в режиме нейроквантового поля, слушая рассказы очевидцев-исполнителей, вздрагивала и бледнела. Она, вернувшаяся из белого вакуума, привезла совсем иные ощущения, находившиеся в другом ряду сравнений и открытий, которые, по ее мнению, переворачивали всю картину мира. Ее страхи и беспокойство за жизнь одного человека теперь усилились страхом за людей, что вынуждены были испытать и узреть в себе другую сторону «медали» нейроквантовых эффектов. И эта сторона имела определенный моральный смысл, научный же интерес к таким «открытиям» выглядел кощунством. Как уравновесить эти чаши весов? Кто бы мог взяться за подобную задачу? Терциния надеялась, что только сам гениальный изобретатель нейрозамедлителя может справиться с противоречиями своего открытия, но слово на собрании взял не Гильгамеш, а Дамиан Гомер.

– Я не могу ответить за всю цивилизацию Нектарной звезды, и вряд ли это вообще возможно. Нечто или Некто, именуемый гением нашей цивилизации, решил провести нас по краю жизни и смерти. Мы восприняли это испытание как высший предел, и мы стали искать ответ. Мы стали сопротивляться, поняв, что не заслуживаем смерти, да и как могло возникнуть другое мнение! И в то же время, часть из нас, именуемая теократами, ответила на этот вопрос по-другому. Убедить их в обратном невозможно. Сами переговоры с ними невозможны, ибо, прежде всего, отвергаемы ими. Они не встраиваются в наши планы, в наш поиск Спасения. Мы увидели, что их план ужасен в основе, потому что подобен вирусу, пытающемуся защитить себя, переходя на все, что способно его удержать. Они фанатики, скрытые или явные, но они таковы, и они доказывают нам это. Как вирус они проникли в программу Спасения, и как вирус, который убивает, замещая собой здоровые клетки, они заполнили не один десяток ковчегов, покинувших систему… Рано или поздно вирус проснется и станет действовать и попытается по новой поработить тот организм, который его перенес, или же тот, который будет поблизости. Он может не затронуть носителя, но наверняка затронет его соседа. Доктор Гильгамеш изобрел что-то вроде вакцины. Мы знаем, как эта вакцина работает. Эффективно. Она убивает вирус. Против нее он бессилен. Но действие этой вакцины обладает и другими последствиями.

Она изменяет волю того, кто ее хотя бы один раз применил… Эта воля в принципе отрицает насилие, отрицает даже в отношении к вирусу. Вы считаете это неразрешимым пардоксом. Я так не думаю. Все изменится, если мы решимся на радикальный шаг: мы дадим теократам отпробовать нашу вакцину на себе… Теперь уже очевидно, что нейроквантовое поле, кроме воздействия на время и пространство, меняет самого человека, его психику, его сознание, причем изменяет в таких пределах, о которых мы еще не подозреваем. Я предвижу ваши споры и ваши сомнения, но я также предвижу и ваш будущий ответ. Гильдия передала мне права координатора над тысячами технологических анклавов. Вы утвердили меня в роли руководителя нового плана Спасения наших миров, но сейчас я готов предложить вам еще один. Уверен, что даже уважаемый доктор Гильгамеш не подозревает о таком повороте…

Гильгамеш, сидевший в первом ряду, рядом с Цезарем Шантеклером, насторожился, хотя и видно было, что эта его реакция выглядела вполне дружелюбно.

– Поясните, мэтр Гомер, – попросил Гильгамеш, окинув взглядом сидевших сзади, и, подавшись вперед, уперся локтями в колени. – Вы хотите отказаться от идеи строительства силового барьера во время пресловутого парада планет?

– Ответить не просто… Строительство барьера было бы возможно, если бы к нашему плану присоединился Королевский Двор и Республика астероидов. Но если в републике я еще могу быть уверен, то Королевский Двор большая политическая проблема, и вы знаете почему… Нет, моя идея превосходит все мыслимое, и вы, доктор, точней ваш бесценный препарат, ее движитель. Все последнее время я занимался детальным изучением Базиса Великого Приговора. Наш гениальный Звездный Архитектор позаботился о том, чтобы этот Базис, как вы знаете, был распространен десятимиллиардным тиражом, но есть еще один тираж Базиса, он гораздо скромней – всего несколько тысяч томов, и вот в нем-то Рамзес Имраэль опубликовал свои дневники. Меня захватила одна деталь в этих трудах. Всего несколько строк. Я выучил текст и могу процитировать его вам… Вот что там сказано, послушайте: «…я обнаружил, что гравитационная постоянная в нашей звездной системе нестабильна. Отклонения составили всего три процента на каждую тысячу измерений. Этого хватило, чтобы признать тот факт, что материя нашей системы, образно говоря, заражена неким вирусом…» Наводит ли вас это на какие-нибудь размышления? Если напряжение нейроквантового поля одного человека достаточно, чтобы обычный космический корабль, оказавшись в так называемом «белом вакууме», увеличил свою скорость в пятьдесят пять тысяч раз, а это значит превысил скорость света почти в два раза… Теперь представьте, каким напряжением будет обладать поле, если все население наших миров одномоментно использует нейроквантовый замедлитель! Мы вытащим систему из «больного» пространства, заставим двигаться сам космос и вылечим нашу звезду!

Зал безмолствовал. Молчал и Гильгамеш. На юном лице (или маске) на несколько секунд нарисовались глубокие морщины. Кажется, этого никто не заметил, никто, кроме Гомера, стоявшего перед собранием у маленькой трибуны. Но вот Гильгамеш собрался внутренне, вернул себе молодость. Встал с кресла и подошел к Гомеру, внимательно заглянул ему в глаза и так же развернулся к залу.

– Когда-то, еще до того как мы вместе с мэтром Гомером открыли вход в нашу засекреченную Лабораторию и начали свои эксперименты, так вот тогда, я помню, мэтр Гомер сказал мне, что у каждого из нас свой план действий, но мы при этом заключили партнерство. Вы удивительный человек, Дамиан, и знаете почему? Вы опять построили свою идею на вере. Но сейчас вы подкрепили веру всем тем, что нам постепенно становится известно о нейрокванте. Да, мой препарат изменяет и время, и пространство, и, вероятней всего, сознание также… Люди, которые выступали здесь, перед нами, потерявшиеся в сомнениях по поводу правильности своих действий, все они требуют нашей психологической помощи. Посмотрите друг на друга, посмотрите на меня, на мэтра Гомера, на адмирала Оди, посмотрите на Терцинию, вспомните каждый внутри себя, что вас делает людьми? Ответ будет простым и точным – вера. Какова она в сути? Можете ли вы утверждать, что те тысячи теократов, которые погибли сегодня и лежат мертвыми в кратерах Второй Луны, не имели внутри себя веры? Мой ответ – имели. Но наши две веры не совпадают. Мэтр Гомер прав – мы должны дать возможность лиловым тогам испытать нашу «вакцину», и мы будем предлагать им ее с большим риском для себя. Но такова неизбежность – рисковать тем, кто испытывает веру друг друга… У вас, Дамиан, есть одно удивительное качество – вы провидец. Я поражен вашим провидением относительно излечения нашей Догорающей звезды. Я бы просил вас, как своего друга и партнера, и я надеюсь, со мной согласится все собрание: выйдите в системный эфир. Пусть вас услышит и Королевский Двор, и Республика, пусть вас услышат и теократы. Расскажите им о событиях на Второй Луне, расскажите о тех, кто прошел нейроквант с оружием, расскажите обо всем, что мы испытали, и что открыли, и во что верим!