Текст книги "Ангелы времени"

Автор книги: Валерий Гаевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Все еще умная автоматика, не утратившая бдительности, отсоединила от корабля боевую палубу с кассетными установками термических ракет, снова задраила переборки. На самом подлете к атмосфере включились генераторы антигравитационного торможения.

Генераторы тянули и опускали корабль по убывающей экспоненте почти до самой поверхности…

Энергия иссякла полностью, и дракар рухнул на краю ночной долины, вблизи огромных складских ангаров, длинной вереницей тянущихся до ближайшего города гильдии утильщиков.

***

Делегация с Летающего острова прибыла на терминал города-притона в запланированное время. Ни Цезарь Шантеклер, ни Гаргантюа не могли упрекнуть себя в отсутствии готовности проявить свои лучшие дипломатические качества.

В последний момент Цезарь Шантеклер переиграл программу безопасности: решено было не заходить на близкую орбиту Второй Луны, а оставаться в космосе на расстоянии одного часа полета яхты.

Гильдия, впрочем, свои обязательства выполнила, точней, готова была выполнить: двадцать шесть дракаров капитана-предводителя Тесея Карбункула ожидали приказа под резервным куполом одного из кратеров Второй Луны в двух километров от посадочных шахт терминала.

В свое время гильдия позаботилась о создании таких куполов для расквартировки доблестных наследников костлявого пращура, на случай разных непредвиденных ситуаций, а их, понятное дело, всегда хватало.

Консульский пир на сей раз был перемещен в Джунгли Лаборатории, из существования которой уже никто не делал тайны.

Делегации были усажены за длинный стол друг против друга. Бургомистр Гаргантюа позаботился о самой шикарной сервировке, облуживании гостей и всех приглашенных. Кибер-официантки вперемешку с отмытыми и разодетыми красавицами из увеселительных домов города наперебой дефилировали по зеленой лужайке, разнося и унося гастрономическую экзотику всех времен и народов, реагируя на самый важный управляющий сигнал – щелчки пальцев господина бургомистра.

Раскрасневшийся и польщенный своей миссией Гаргантюа напоминал дирижера-виртуоза, у которого в арсенале средств было все: мимика, жесты, поклоны, притопывания ногами. «Оркестр» пира под его управлением был неподражаем.

Делегация Цезаря Шантеклера, расцвеченная представителями его Коллекции, вступила в очень оживленную беседу с делегацией Дамиана Гомера, доктора Гильгамеша и высшего совета гильдии, которую представляли мэтр Гаврас, мэтр Дидро и мэтр Флориан.

Мэтр Гаврас вручил верительные грамоты Гомеру о включении его в высший совет гильдии, что означало также полную поддержку его проекта. Таким образом, Гомер становился официальной политической фигурой.

В его распоряжение поступало пятнадцать тысяч технологических анклавов и две трети всего транспортного флота Пестрой Мары. Заявление мэтра Гавраса прозвучало полной неожиданностью не только для Гомера, но и для всех собравшихся и, естественно, не могло не впечатлить делегацию Шантеклера.

Это был прорыв, означавший, что у программы Спасения появился конкурирующий проект, и за его осуществление подписывалась целая планета. Ничего подобного со времен объявления Великого Приговора не происходило.

Видя охватившее обитателей Лаборатории и города-притона воодушевление, Цезарь Шантеклер провел короткое совещание с Проводником. После этого, произнеся тост за здоровье Гомера и всех господ ученых, объявил присутствующим о своем желании поддержать Парламент Объединенных Миров, взяв на себя дипломатическую миссию, для которой он готов лично и будет рад предоставить свой легендарный летающий остров в распоряжение миссии, если таковая будет создана в ближайшее время.

Мэтр Гаврас сказал, что миссия будет создана обязательно, и, продолжая удивлять обе делегации, дополнил список рекомендаций гильдии еще одним документом. Оригинальный текст этой рекомендации гласил: «Идя навстречу нашим давним союзникам и защитникам, чей беспримерный благородный дух снискал уважение многих поколений утильщиков, рекомендуем назначить адмиралом пиратского флота хитроумнейшего и удачливейшего капитана Одиссея-Киклопа, с уведомлением о праве всех пиратских команд, ставших под знамена адмирала, пользоваться полным обеспечением, довольствием и покровительством нашей гильдии на ближайшие двадцать лет, вне зависимости от исхода Великого Приговора».

Залп оваций со стороны делегации города-притона и всего обслуживающего персонала консульского пира спустя небольшую паузу был подхвачен также и гостями, а новоиспеченного адмирала поверг в невольное смущение: глаз Одиссея-Киклопа под моноклем вырос до угрожающих размеров. Мэтр Дидро и мэтр Флориан тут же поднесли прославленному пирату новый драгоценный камзол и шляпу, сшитые по спецзаказу лучшими портными Пестрой Мары.

Адмиральский жезл со словами: «Теперь, мой друг, никой торговли, спекуляций и пошлин на ближайшие двадцать лет» – вручил Одиссею-Киклопу его старый и верный протеже мэтр Флориан, заблаговременно снявший свое пенсне.

Растроганный донельзя пират поочередно обнял всех мэтров, поклонился публике и, подняв свой кубок над головой, изрек: «Разрази меня плазма, вы об этом не пожалеете! Старый Оди никогда не стар для хорошего куража!»

Крепкие выдержанные вина полились из бурдюков в бокалы и кубки, и очередной парад-эскорт блюд обновил пиршественный стол.

Вскоре Цезарь Шантеклер и доктор Гильгамеш нашли друг друга за приятельской беседой. Оторвавшись от застолья, они решили прогуляться в сторону джунглей.

С самого начала их официального знакомства на пиру монсеньор отказывался верить в то, что этот «юноша» – тот самый «наглец», который прикрывался его, Шантеклера, именем и персоной.

Получив по этому поводу извинительные объяснения, монсеньор не отказался от дальнейшего знакомства, и теперь, выслушивая рассказ из истории жизни Гильгамеша, его опалы при Королевском дворе как шута, наконец, историю потрясающего научного открытия, Цезарь Шантеклер подумал, что рядом достойнейший кандидат для его Коллекции, человек, которого он хоть сейчас бы выкрал из Лаборатории и города-притона.

Но, увы, теперь эта старая методика вряд ли была бы оправдана даже самыми лучшими соображениями. Шпион, конечно. все время был где-то рядом, с неусыпной незаметностью следил за всем, что творилось вокруг его патрона, но… Но время изменилось. И изменился, прежде всего, сам Шантеклер, а уж после того, как Проводник одобрил идею дипломатической миссии на Летающем острове…

Доктор Гильгамеш намеревался посвятить монсеньора в свою теорию нейроквантового поля уже завтра во время намеченной экскурсии по Лаборатории.

Консульский пир был в разгаре, и очередной щелчок дирижерских пальцев бургомистра явил новое чудо оживления: над джунглями на антигравитационных ранцах взлетели музыканты, облаченные в нарядные красные тоги, они принялись исполнять какую-то очень красивую танцевальную мелодию, сродни тем, что всегда украшали древние пиры. По этому случаю притихли даже крики «райских» попугаев в джунглях.

Мелодия посвящалась Нектарной звезде, об иссякающих лучах которой здесь на глубине пятисот метров никто не вспоминал. Мужская часть гостей и хозяев пира стали отыскивать себе пару для танцев из числа девушек города-притона.

Гомер пригласил жену.

– Где наш Моисей? – поинтересовался он ненароком, мягко обнимая Гелеспу.

– Гаргантюа послал его в город часа два назад с каким-то заданием. Странно, но он должен был давно вернуться.

– Вот и я так думаю. Обруч связи здесь бесполезен, а кабель… почему мы до сих пор не провели кабель к городу?

– Теперь, я так понимаю, тебе это ничего не будет стоить…

– Ты о моем новом статусе?

– Да, о нем, – кивнула Гелеспа, – но я знаю, что ты скажешь…

– Правильно, Геле, правильно, что ты это знаешь. И все-таки где Моисей?

– Призови к себе Гаргантюа, пусть ответит.

Гомер поцеловал ее в висок.

– Я тебя оставлю ненадолго…

Гомер подошел к бургомистру, отвлекая его от беседы с мэтром Дидро. Гаргантюа стал что-то извинительно объяснять, оглядываясь по сторонам. Гелеспа отвлеклась от этой сцены и, обходя танцующие пары, направилась к столу, за которым еще продолжали сидеть несколько человек из числа обеих делегаций. Она заметила Жермена Дэваля. Бывший историк-республиканец, выпивоха и бузотер города-притона, сидел уединенно, попивал вино из кубка и затягивался из чубука небольшого кальяна, стоявшего перед ним на золотом подносе.

– Жермен, – обратилась Гелеспа, – можно с вами посидеть?

– О да, госпожа Гомер! – Жермен Дэваль встал, чтобы предложить стул своей неожиданной визави.

– Не беспокойтесь, Жермен! Впрочем, спасибо! Вы сегодня очень серьезны, Жермен… Скажите, а доктор Гильгамеш… Его не беспокоит судьба Терцинии и Дария Скилура? Их нет уже третьи сутки…

– Очень беспокоит, госпожа Гомер. Без их возвращения доктор не сможет детально продвинуть свою теорию.

– И только-то?! – Гелеспа не верила своим ушам. – А разве просто жизни этих людей не важней теорий?

– Госпожа Гомер, – Дэваль как-то неумело затянулся, закашлялся. – Простите… Я, может быть, не так выразился. Вас не раздражает этот пир? Эти нелепые летающие музыканты? Сейчас, когда все висит на волоске?

– Раздражает, Жермен, – честно ответила Гелеспа.

В этот момент публика, скопившаяся у одного из секторов джунглей, стремительно разбежалась в стороны. На пиршественную лужайку на большой скорости въехал миникар Моисея. Кибер выскочил из машины, споткнулся и упал. Поднялся… Вращая головой, стал искать бургомистра. Увидел и побежал, размахивая руками.

Гелеспа заметила то, что нельзя было не заметить: одна из рук преданного друга Молисея была перебита выше локтя, а синтетический ежик волос на голове сгорел, по плечам и по лицу размазалась копоть. Гаргантюа, Гомер, мэтр Дидро, мэтр Флориан, Одиссей-Киклоп шли навстречу киберу. Гелеспа тоже побежала к нему.

– Теократы!!! – выкрикнул Моисей, останавливаясь перед обступившими его людьми. – Хозяин Гомер, хозяин Гаргантюа, Моисей привез вам плохую новость… Моисей мог погибнуть, потому что поднялся на поверхность Луны к терминалам… Теократы на орбите, сбрасывают десант. Если они прорвутся к шахтам… Моисей волнуется, весь город волнуется… На орбите идет бой… Дракары капитана Карбункула против всех тяжелых каравелл. Пять часов назад теократы зашли на ночную сторону Мары. Ваш сын, хозяин Оди, принял бой. Его дракар был подбит. Моисей не знает точных координат… Моисей растерян… Моисей спешил… Война! Теократы… Они обстреливают терминалы города и все вокруг в радиусе, в радиусе… Моисей не помнит цифр… Кибейроны Моисея не в порядке… Спешите… – кибер судорожно задрожал, опустился на колени и замер…

***

Все закончилось в один момент: «беспросветная» белизна исчезла с обзорных экранов. Дарий и Терциния вышли из нейроквантового поля. Время снова включило все привычные ощущения. Корабль ожил. Задвигались колонки цифр на контрольных дисплеях, загудели протонные двигнатели, бортовой кибертер обрел слух. Но звезды!..

Звезды за бортом фрегата были совсем другие.

Первым очнулся Дарий. Терциния еще спала в своем пилотском кресле.

Когда они заснули? Он не мог вспомнить. Вероятно, это произошло не более часа назад. Просто их усыпило волнение. Так бывает. Ожидание кошмара! Да, они поклялись друг другу не убояться кошмара пробуждения.

– Корабль, назови точное время в полете, – обратился Дарий Скилур к бортовику.

– Два часа двадцать три минуты шесть секунд, – последовал ответ.

– Идентификация пространства? – сказал Дарий, не веря в такую необычную формулировку.

Кажется, бортовик фрегата задумался. В кибейронах его логических цепей явно присутствовал какой-то провал. Бортовик подбирал подходящее слово для ответа.

– Утрачена!

– Что значит утрачена? – Дарий почувствовал, как вспыхнуло его лицо и по спине побежали холодные колючие иголки. – Причина отсутствия?

– Я не уверен в правильности формулировок, – начал объяснения бортовик, – флюктуация неизвестной мне природы… Моя навигационная практика не рассчитана на идентификацию вне пределов системы Нектарной звезды…

– Ты способен анализировать окружающее пространство? – вопрос для задававшего его звучал очередным верхом идиотизма.

– Еще нет, – последовал ответ.

– Уменьши скорость до двух третей крейсерской. Тормози, железо!

– Зачем так грубо! – посетовал бортовик.

– Ты фрегат или что?

– Я транспорт малого каботажного флота Их Величеств Королевского Двора!

– Так действуй, транспорт! Милая, проснись! – Дарий принялся тормошить Терцинию.

Терциния открыла глаза, потянулась в кресле, разводя руки и сводя плечи. Затем вздрогнула, сбрасывая остатки короткого сна. Глаза ее вперились в обзорные витражи рубки.

– Где мы, Дарий?! – она отстегнула ремни безопасности и встала. Неторопливо прошлась по рубке.

– Предположительно в нескольких десятках световых часов от нашей системы. Хотя это лично мое мнение. Наш кибертер может с ним не согласиться. У него проблемы с навигацией. Я, кстати, приказал ему сбросить скорость.

Терциния, как завороженная, стояла у обзорных витражей.

– Чужой космос! – тихо произнесла она, растягивая слова. – Неужели это стало возможно? Ты понимаешь, что произошло! Доктор Гильгамеш и его фантастический препарат! Это двери в будущее. Наши миры больше не заложники Великого Приговора… Спасти можно всех, всех, Дарий, на обычных кораблях… Не нужны больше никакие ковчеги. Даже самый захудалый дракар в нейроквантовом поле превращается в звездолет… Ты можешь в это поверить?

– Еще нет, – Дарий повторил интонацию бортовика и тоже отстегнулся от кресла. Поднялся, сделал несколько неуверенных шагов, словно проверяя себя и палубу на прочность.

Терциния засмеялась тем самым девчоночьим смехом, который он так любил и всегда узнавал, еще двадцать лет назад.

– Тебе помочь?

– Ну конечно, мне помочь, – пошутил он.

Ей ничего не стоило состроить из себя хищницу: озорную и игривую пантеру в беспроигрышном желании заполучить ласку. Стройная, гибкая и сильная, она обвила его руками, телом, дыханием. Шансы на сопротивление равнялись нулю.

– Ты хочешь сделать это здесь на полу, на глазах у нашего и без того шокированного друга?

– Если то, чем мы займемся, у него вызовет еще один шок, тогда да!

– А ты, выходит, так борешься со своим?

– Ну, мое состояние шоком трудно назвать, как ты считаешь?

Дарий Скилур, разумеется, так не считал. Любовь к контрастам ее натуры была записана у него на подкорке. В конце концов, он столько лет прививал себе именно эту память. Именно эта память превращала его чувства во что-то яркое, несколько даже надмирное. Шутя, он подумал, что только такие психи, как они с Терцинией, могли бы себе позволить заниматься сексом на корабле, который летит в безвестную бездну, в самый неподходящий момент, после того, как оба только что вышли из сомнамбулического состояния, переступили черту страха и риска оказаться в ловушке небывалой иллюзии.

А вдруг им действительно не выбраться из этой иллюзии, вдруг их уже никогда не выпустит ни искаженное пространство, ни, тем более, время… Ангелы Времени! Да, они где-то рядом! Возможно, ангелы времени просто воплотились в их с Терцинией телах и душах и теперь просто наблюдают над тем, как действует их прививка…

Корабль сбрасывал скорость в несколько ступеней. Визоры его развернулись в круговой обзор. Бортовой кибертер пытался сравнить свое зрение с тем, что знал об этой способности у людей. Эмоции были ему чужды. Вариативная гармонизация памяти подсказывала лишь некоторые сравнения. Одна из них подходила больше всех: «напряженное чутье». Он пытался напряженно чувствовать то, что его окружало. Страх не идентифицировался в кибейронах как состояние технического организма. И все же там, два с половиной часа назад, в состоянии своего организма кибертер зафиксировал определенный качественный сбой.

Два человека, которых он перевозил через пространство, что-то сделав с собой, навели на него, на его стабильные функции и логические связи некое бесформенное регрессивное поле. В пределах этого поля он мог работать и фиксировать параметры того, что касалось энергетики корабля. Никакой связи с самим пространством кибертер при этом не имел, он, говоря языком людей, ослеп и оглох. И в таком ослепшем и оглохшем состоянии он использовал единственный и последний понятый им приказ – двигаться с крейсерской скоростью.

После этого приказа люди внутри корабля исчезли. Внутренние визоры перестали воспринимать их физическое существование, исчезли их гравитационные массы. Как такое могло произойти, кибертер не понимал. Страх не идентифицировался в его кибейронах как состояние. Поэтому он просто продолжал следить за энергетикой. Программа самоблокировки в логике технического организма отсутствовала.

Он продолжал полет и продолжал бы его до конца, до исхода всех ресурсов, всех резервов. Кокон бесформенного поля продержал бортовика в белом вакууме два часа.

Люди появились в рубке корабля так же внезапно, как и исчезли. Вместе с ними вернулась картина физического пространства. Но, в ту же секунду, кибертер понял, что это пространство в его навигационные схемы не укладывается. Один из людей отдал приказ снизить скорость на две трети. Еще через несколько минут люди занялись спонтанным биологическим совокуплением на полу рубки. Этот процесс кибертера не заинтересовал, поскольку не имел аналогий в его техническом организме…

Все же, выражаясь языком людей, кибертер испытал нечто вроде чувства облегчения, когда люди вернулись из поглотившего их и сам корабль поля.

На третьем пороге торможения визоры корабля заметили впереди несколько десятков сверкающих точек. Еще через несколько секунд система распознавания дала точный ответ о приближающихся объектах. Попарно и резко включая маневровые двигатели, корабль проскочил мимо десятка специальных посадочных модулей, которыми оснащались Ковчеги Спасения. Откуда здесь, в неизвестном пространстве, взялись модули, притом кассетно рассеянные? Кораблю пришлось сделать еще два довольно ощутимых рывка по синусоиде, избегая столкновения. Пора было предупредить людей о появлении неожиданных «гостей».

Когда Терциния голышом бросилась к пилотскому пульту, на обзорных витражах рубки прямо по курсу стремительно вырастали сразу три модуля…

– Черт нас побери! – только и успела выкрикнуть она. – Корабль, немедленно передай мне управление. Энергию тяговых двигателей на ноль. Торможение в противофазе. Левый маневр – тридцать градусов! Дарий, держись за что-нибудь!

Сама она еле успела пристегнуться в кресле. Дарий, едва успев вскочить на ноги, оторвался от пола, почувствовал себя кеглей, которого сбила инерция. Перелетев через стойку пульта, он припечатал всем телом правую опорную переборку рубки. Вторым телом, а лучше сказать предметом, оказался контейнер с инъекциями нейрозамедлителя…

Маневр в тридцать градусов уклонения даже на одной четверти крейсерской скорости, перед опасностью столкновения с тремя спаянными в синхронный треугольник модулями – боевой прием из практики высшего пилотажа. Как это похоже на Терцинию, на ее непредсказуемые порывы…

– Ты жив, дорогой? – этот вопрос он услышал после того, как открыл глаза. Она сидела рядом, все еще обнаженная и прекрасная, и гладила его по щекам и лбу. В глазах ее стояли слезы.

Конечно, он был жив, черт возьми! Но контейнер… Контейнер с инъекторными пистолетами лежал у нее на коленях. Терциния подобрала его раньше и принесла сюда. Он был открыт, и в нем находилась всего одна целая ампула. Нужно ли было что-то спрашивать, чтобы понять всю ситуацию до конца?

Дарий поцеловал ее ладонь, приподнявшись на локтях, заставил себя сесть, опершись на панель переборки.

– Хочешь, я сам все объясню… Я же ученый, – начал он с улыбкой. – Если инъекцию сделает только один из нас – второй может не долететь… Нет уверенности, что он останется в живых. Нейроквантовое поле меняет структуру времени, а значит, и физические параметры полета. Возникают перегрузки, которые человек в обычном состоянии может не выдержать. Я прав? Скорей всего, да, я прав… Нам неизвестно, как будет себя вести поле, если в корабле полетит всего один человек, а не два… Думаю, нужно будет максимально увеличить скорость. Это быстро спалит ресурсы двигателей, но все же… Лететь нужно. Нужно возвращаться в систему, иначе все, что мы открыли, бесполезно. Доктор Гильгамеш должен знать результаты. Послушай, мы ведь обещали друг другу, что не расстанемся… Придется нарушить обещание. Ты оставишь меня в одном из этих модулей. Я буду надеяться, что они пусты, что какой-то из ковчегов Спасения просто выбросил их в космос, что это не часть чьего-то страшного умысла… Я все вижу по твоим глазам… Не спорь со мной, Бога ради! Я выживу, я продержусь, Терциния! Модулями можно управлять. Если понадобится, я буду переходить из одного в другой, менять «квартиры»… Я дождусь тебя. Ты ведь сама уже прокрутила этот сценарий в голове, правда?

– Да, – сказала она дрогнувшим голосом. – Но я хотела, чтобы полетел ты…

– Нет, нет… – поспешил он с возражением. – Я плохой пилот. Я чертовски плохой пилот! Но я… но я все еще хороший любовник… И я не могу видеть твои слезы… Раньше мог, а теперь…

– Ты глупый! – она обняла его и продолжала шептать ему в ухо: – Глупый Дарий… Но ты самое лучшее, что было в моей жизни.

– Странно, – проронил он.

– Что странно?

– Странно, но я хотел сказать тебе то же самое, только раньше…

– Ты думаешь… Ты считаешь, я не могу потеряться в космосе?

– Я думаю, что нейроквантовое поле – это еще и наши мысли, наши желания, а может быть, и в первую очередь они.

– Моим желанием не было разбить вторую ампулу, Дарий.

– Я знаю, милая. Но съехидничай, скажи лучше что-нибудь колючее. Мне так будет легче понимать, что ты скоро уйдешь…

Весь разговор людей бортовой кибертер прослушал, но, вопреки протоколу программы, он его не записал. Когда-нибудь в будущем он обязательно хотел попросить людей переместить его память в чип настоящего кибера с руками и ногами…

Воображение технического организма прокручивало в цепях кибейронов странную картину: он сидит с приятелями в диагностическом салоне, вынимает поочередно свои внутренние блоки, сдувает с них несуществующую пыль, обмахивает мягкой щеточкой, вставляет на место и говорит следующую фразу: «В ту пору, когда я еще служил простым фрегатом малого каботажного флота Их Величеств Королевского Двора, произошел со мной один удивительный случай…»

***

На летающем острове Цезаря Шантеклера объявили тревогу. Сообщение о нападении теократов на терминалы города-притона послал дежурный консул. Управляющий немедленно вызвал к себе Навигатора и назначенного начальником охраны острова Голиафа Сааведру.

– Произошло самое худшее из того, что мы предполагали: наша делегация на Второй Луне Пестрой Мары и сам монсеньор в опасности. Теократы начали войну с утильщиками. По-видимому, это начало их кампании. Наши действия не требуют долгих дебатов. Предлагаю немедленно снарядить четыре-пять вооруженных бригов и отправляться к терминалам притона, любым способом вызволить монсеньора Шантеклера и всех, кто с ним. Установим контакт с пиратами, попросим их о поддержке. Мы не сильны в военных операциях, хотя события на Чистилище, кажется, показали обратное. Господин Сааведра, предлагайте ваш уточненный план. На что мы можем рассчитывать?

– На Чистилище нам повезло. С теократами разобралось несколько смельчаков из экипажей ковчегов, бывших офицеров Королевского флота. Я могу перечислить их по пальцам. К счастью, или к сожалению, монсеньор никогда не культивировал на острове военные спецподразделения. В нашем арсенале девять дракаров и семь тактических бригов. Экипажи для этих кораблей сформированы стараниями одного человека. Вы его знаете. Это Приам Пересвет. Он человек чести и мой ближайший друг. Мое предложение однозначно: операцию по вызволению монсеньора и делегации острова доверить ему. Капитан Натан Муркок, которого, как я знаю, наши врачи полностью поставили на ноги, также готов разделить с нами любой риск…

– Вы сказали «с нами»? – переспросил Управляющий.

Голиаф понял намек и, похлопав по эфесу неразлучной шпаги, ответил:

– Как доверенное лицо монсеньора, его телохранитель я надеюсь, у вас не вызывает никаких возражений и мое участие в операции?

– Голиаф! – Навигатор вступил в разговор. – Я понимаю твое отношение к вопросу, однако монсеньор доверил охрану острова именно тебе, не кому-то из нас, а тебе! Ты сочтешь возможным оставить свой пост?

– Вся ошибка, Леонил, уже в том, что я сейчас не рядом с монсеньором. Кто ее автор, мы выяснять не будем. Что же до поста, то за безопасность острова сейчас отвечает все его население. Займитесь техническими службами. Безопасность острова не упирается лично в меня, а вот безопасность Цезаря Шантеклера – это действительно моя задача. Одним словом, Леонил, не лезьте в мою компетенцию. Я лечу вместе с группой разведки. Надеюсь, это все? Обсуждать больше нечего. Вы хотели план. Таков мой план! – заключил Голиаф и демонстративно, не добавив больше ни слова, покинул лоснящийся стерильной чистотой кабинет Управляющего.

По совести говоря, он недолюбливал этих двух господ. Первого потому, что тот был отпетым чиновником, а второго за панибратство и узколобость. Не все в Коллекции монсеньора было так идеально, как могло показаться. Однако вопросы предпочтения и выбора своего патрона Сааведра никогда не оспаривал, даже теоретически.

Ровно через час четыре усиленно вооруженных тактических брига покинули летающий остров с десантными командами по восемь человек на каждый корабль.

Натан Муркок, выживший после ранения в подземелье Чистилища, ставший первым героем летающего острова, отмеченный особым вниманием Цезаря Шантеклера и, по сути, спасший если не от гибели, то от медленной смерти более восьмисот человек, высаженных с каравелл во время пресловутого лжекарантина, размышлял о действиях и планах теократов.

Ни Голиаф, ни Приам Пересвет, да и никто из бойцов разведгрупп не мог знать военной тактики обитателей планетоидов Громоподобной Наковальни. Как и чему научились эти затворники монастырей? Кто был их консультантами? Где они прятали свой флот? Как и чем оснащали и переоснащали Ковчеги Спасения?

Без малого два столетия они строили свою систему жизни и утверждали свои ценности, оберегая их и храня свои секреты от глаз цивилизации. Возможно, они были на пути к совершенному познанию Бога и в результате нескольких поколений своей объединенности создали нечто единое, нечто высоко духовное…

Но где же тогда плоды их поисков? Так или иначе, их учения, их поиски и труды должны были просочиться в миры системы. Однако то, что просочилось сейчас, то, что было проповедано Муркоку Мехди Калиаббатом, нельзя было назвать духовными ценностями. Если фраза о человечестве, которое само себя обрекло на Великий Приговор, – суть их эсхатологии, то насколько велик дух теократов? Он только злорадствует, только выпячивает свою ненависть к людям.

Какой бы заблудшей ни была цивилизация, как бы ни перемалывала себя в жерновах бездушных технологий, как бы ни расчленяла свой подвижный или инертный социум на кланы и даже касты, все равно она подвластна знакам и замыслам высшего творения. Разве что как раз-таки теократам пришло на ум искать способы опровержения этих замыслов и, более того, приняв все грешные плоды цивилизации, усилить их, развить до постулатов кары…

И тогда Великий Приговор, это сочтенное время Догорающей звезды, они восприняли и трактовали как изощренный призыв свести счеты с божественным замыслом. С тем, что, по их разумению, не состоялось…

Много дней и ночей Натан Муркок размышлял об этих вопросах в госпитале летающего острова. Но он не знал главного, не предполагал, что последнюю войну в системе развяжут именно теократы. Там, на Чистилище, он мог понять их желание спастись, он не мог им простить желания спастись за счет других, ни в чем не повинных пассажиров Ковчегов, не мог простить всей этой циничной театрализации, навеявшей ему картины из истории концлагерей… Но вдруг своей теперешней агрессией теократы прикрывают нечто большее? Прикрывают или же пытаются продемонстрировать всем обреченным мирам это «большее»?

Так, вероятно, поступал Мехди Калиаббат, так, вероятно, поступал и регент Королевского Двора Лобсанг Пуритрам. Там, в городе-притоне, Цезарь Шантеклер должен был впервые заявить о связи регента с теократами, хотя не исключено, что монсеньор мог знать об этом и раньше, до событий на Чистилище. Если так, то Лобсангу несдобровать.

Население Королевского Двора сотрет его в порошок, уничтожит как плешивого пса. Но есть и другое развитие сюжета: Лобсанг знал, на что идет. Лобсанг рассчитывал на теократов и мог давно впустить их на Королевский Двор. Тогда очень скоро он будет готов объявить диктатуру и начнет масштабную войну. Опять же для чего? Для того, чтобы продемонстрировать мирам то самое «нечто большее»?..

Очевидно только одно: на Второй Луне Пестрой Мары, на ее орбите, на подступах к городу-притону сейчас идет сражение и защищают этот город и гибнут в атаках своих дракаров – пираты, союзники утильщиков и, что самое невероятное, союзники Цезаря Шантеклера.

– Натан, ты слышишь меня? Натан! Это Пересвет. Да очнись ты, наконец! Что с тобой? Ты уверен, что правильно сделал, полетев с нами?

Муркок вздрогнул, поправил обруч связи на голове, быстро оценил ситуацию. Каким образом он вырвался вперед, уйдя от остальных бригов, нарушив оговоренное правило не отдаляться, сохранять визуальный контроль друг друга?

– Ребята, я зависаю и жду вас.

– Это правильно. На какой ты высоте?

– Пятьдесят пять километров от поверхности. Восемнадцатый лунный меридиан, сорок пятая лунная широта.

– Мы тебя уже видим, – голос Голиафа прорезался в один момент с появлением его брига на обзорном экране слева. Еще две ярких точки, вспыхнув справа, стремительно преобразились в выросшие зачехленные бронированными жалюзи носы кораблей.

– Заходим с «подветренной» стороны, Натан. Дождемся, пока «вертушка» повернется на десять градусов.

– «Вертушка»? Первый раз слышу. Откуда жаргон, Голиаф? Я вроде бы не замечал за тобой таких выражений… Приам, может, ты объяснишь тайну нашего друга?

Приам откашлялся.

– Ну, уж поскольку нас сейчас слышат только капитаны… Голиаф был пиратом, Натан, много лет, а если быть точным, то с рождения. Ты знаешь, пираты носят двойные имена, верней, второе имя, как правило, прозвище. Прозвище нашего друга в его атрибутике – Шпажист. Такие-то вот дела… Монсеньор Шантеклер не для всей Коллекции обнародовал этот факт. Что скажешь, Натан?

– Я впечатлен. Даже нет слов. Хотя, признаюсь, нечто подобное я ожидал. Но тем лучше. Значит, Голиаф может оказаться хорошим связным с братией, ведь они теперь наши союзники. Что прикажешь, Голиаф-Шпажист?