Текст книги "Ангелы времени"

Автор книги: Валерий Гаевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Никогда, кажется, Гильгамеш не говорил еще столь проникновенной речи, был ли он сейчас шутом, или ученым, или гением, или настоящим ангелом времени, а может, был всем одновременно…

Собрание штаба адмирала Оди завершилось. Победа над теократами, вырванная силами всего одного спецотряда, использовавшего нейрозамедлитель, с одной стороны, воспринималась как избавление, но с другой стороны, вызвало огромную моральную проблему.

Население города-притона, конечно, об этой проблеме ничего не знало. Население благословляло своих покровителей-ученых и самоотверженных пиратов. Узнав о потерях, которые понес флот адмирала Оди, инициативные притонщики организовали кампанию по набору добровольцев, их списки были доставлены бургомистру уже утром следующего дня. Гаргантюа, безмерно восхищенный таким обстоятельством, с гордостью передал эти списки адмиралу Оди. В то же утро пришло системное сообщение от Казенщика и гильдии утильщиков литейного анклава о том, что найден дракар Гулливера-Чекрепка и сам капитан-предводитель, которому оказана медицинская помощь. Благородный сын благородного родителя жив, хотя получил сотрясение мозга и множественные ушибы. Гильдия решила отметить смелость Гулливера, подарив в его владение одиннадцать новехоньких дракаров.

Утильщики также сообщали, что готовы и в дальнейшем возмещать все технические потери флота и что данный вопрос отдается в полное ведение мэтру Гомеру, чьи рекомендации признаются главенствующими для всех кораблестроительных анклавов.

Цезарь Шантеклер с делегацией покинул Вторую Луну на своей яхте в сопровождении четверки бригов, увозивших раненых и всех своих участников спецотряда. Большинство этих людей нуждались в безотлагательной психологической помощи.

Великий коллекционер увозил и в своей голове совершенно удивительные впечатления, привыкнуть к которым или хотя бы дать им определенную оценку он еще не был готов, ибо они, как ему справедливо казалось, затрагивали основы мировоззрения абсолютно на новом уровне.

Еще на подлете к летающему острову, Голиаф Саавердра скрепя сердце связался с Управляющим и Навигатором. Для монсеньора была неожиданная новость: его вот уже несколько часов кряду ожидал гость – бывший и ныне изгнанный ректор Королевской Академии Сулла Мануситха.

***

Гефестиан Кумар плеснул себе в кружку еще одну порцию того пойла, которое сам производил, приспособив для нехитрого перегона медоборудование из лазарета «Тифона». Свой обеденный набор на подносе он отодвинул в сторону, есть совсем не хотелось, зато почти с отеческим удовольствием наблюдал, как ели его гости, его находки, и какие! Если, конечно, поверить в то, что они рассказывали ему намедни…

Причин-то, собственно, не верить не было. Шутка сказать, он, Гефестиан Кумар, отловил в космосе и спас наследника правящего дома Поющей Нимфы, молодого князя Дереша, и его спутницу, дочь ректора Королевской Академии. – узников уже недействующей орбитальной тюрьмы, где он сам отсидел всего четыре года из назначенных семи лет. Спасибо в таком случае Великому Приговору. Хотя какое спасибо?! Теократы. Теократы…

Их, похоже, не остановил и Великий Приговор. Бывашие затворники монастырей на планетоидах Громоподобной Наковальни таки решили извлечь гром и выйти на арену, рукоположив на себя миссию предвестников божьего промысла.

Гефестиан залпом осушил кружку и подумал, что ненавидит лиловые тоги почти так же сильно, как и своих прошлых врагов.

– Значит, вы, князь, хотите разоблачить заговор и эту подмену вас, настоящих правителей Нимфы, андроидными марионетками? – Гефестиан икнул – пойло давно вызывало у него изжогу, но не пить на своей работе он не мог. – Иначе говоря, вы хотите организовать что-то вроде подпольной борьбы, что-то вроде сил сопротивления?

– Да, господин Кумар, – ответил Каспар, с аппетитом отправляя в рот последнюю ложку белкового мусса, четыре вкусовых разновидности которого составляли все разнообразие рациона кухни. – Я и Делия. Судьба свела нас в орбитальной тюрьме, судьба подарила нам спасение, значит, она поведет нас и дальше.

Делия смотрела на Каспара, как-то по-особенному улыбаясь глазами.

– Судьба, говорите… – Гефестиан изо всех сил боролся с сарказмом, последний был неизменным спутником изжоги. – Красивое слово судьба! Знаете, какое-то время в жизни я тоже верил в судьбу, потом плюнул, потом опять поверил… Но что вы можете сделать для своей родной планеты, князь? Вы не построите больше ковчегов. А все, что остались… Их судьбой распоряжается сейчас этот демон теократов, ваш враг. Ответьте мне лучше на другой вопрос: почему я, по-вашему, торчу на этой клятой посудине и набиваю ее морозильные трюмы трупами?

– Вы меня ставите в тупик, господин Кумар… Вы исполняете свою работу, а что еще может стоять за этим… – честно ответил Каспар.

– И вы не догадываетесь? И вы тоже, Делия? У вас нет предположений?

– Боюсь, что нет, – Делия не выглядела растерянной, но вопрос оператора и ее поставил в тупик.

– Я вам отвечу, князь… – начал Кумар. – Но беру с вас слово…

– Вы нам спасли жизни, господин Кумар. Берите любое слово.

– Любое, говорите… – Гефестиан посмаковал момент, отослав улыбку каким-то своим глубоким мыслям. – Пожалуй, любого мне не нужно. Ваш отец подарил нам свободу, подписал амнистию. Он мог бы этого не делать, ведь так? В орбитальной тюрьме были преступники похлеще меня в сто раз. Я просто хотел отплатить одному сановному гаду, вот и покусился на его жизнь неудачно, за что и сел. Потом я узнал, что сановный гад собрал манатки и сделал ноги навсегда… А слово ваше будет простым, князь: вы не будете чинить мне никогда никаких препятствий, мне и тем, кто со мной.

– Даю слово! – сказал Каспар серьезно.

– Хорошо. Так вот, моя работа на этом труповозе простое прикрытие.

– Прикрытие? Что же вы прикрываете?

– Ну, прежде всего, это ведь транспортный корабль, так?

– Так…

– Да, так вот… Я человек не гордый, князь. Я, конечно, не строю таких планов, как вы. Здесь повсюду теократы, они рыщут по всему околопланетному пространству, они заменили собой всю военную охрану. Я сдаю им тела в орбитальный крематорий. Потом у меня появляется вакансия… Не все люди на верфях погибли. Есть еще и такие, с самой Нимфы, которым не светило попасть в число избранных счастливчиков. Я собираю этот народ и увожу их в сектор старых заброшенных доков. Там уже много хороших людей расквартировалось. У нас есть четыре ковчега. Два из них требуют ремонта и дооснащения. Мы собираем не только погибших от теракта, мы собираем все, что годится для кораблей, для перелета, для свободы, той, которую мы заслужили. У нас есть оружие. Немного, но есть. Его хватит, чтобы отшибить башки пяти-шести сотням лиловых тог, если они сунутся в наши квартиры и тайники…

– И что же? – Каспар заметил, как у Делии блеснули глаза. – Зачем вы мне все это рассказываете? Я дал слово не мешать вам воплощать свой план, и я его сдержу.

– Да не о том вы сейчас, князь! – Гефестиан снова наполнил свою металлическую кружку. – Вы хотите переворот, хотите вернуть себя власть. Воспользуйтесь моими людьми и моим оружием. Очистите орбиту от лиловой нечисти, объявите нынешних марионеток лжекнязьями. Установите контроль над всеми космопортами и терминалами Нимфы.

– И что потом, господин Кумар?

– Потом, князь, – Гефестиан выпил. После третьей кружки изжога прошла. – Потом вы отпустите мои четыре ковчега с миром, просто дадите нам уйти. Хотите называть это сделкой – называйте. Вы дадите мне капитанов, навигаторов и продовольствие…

Каспар задумался. Была ли надежда как-то перестроить этого человека? Поведать ему о проекте Дамиана Гомера? О Парламенте Объединенных миров Нектарной звезды? Но ведь еще два дня назад он, Каспар, и она, Делия, облачаясь в антигравитационные скафандры с запасом энергии на пятнадцать минут, думали только о свободе, просто о желании покинуть проклятый чертог. Разве кто-то рисовал им их будущее или подкупал доверием? Все может измениться через час, через день, через месяц. А через год может измениться сама жизнь, ее форма и энергия… Вот только сердце, радующееся сердце – оно бессмертно и, кажется, действительно творит чудеса. Делия… Делия…

– Делия, ты со мной? Что скажешь?

Каспар знал, что она ответит, но все же спрашивал, все же…

– Я с тобой. Но ты мне тоже пообещай одну вещь… Когда все закончится, я хочу найти моего отца и забрать его к нам.

– А где мы будем, Делия, где, ты знаешь?

– Все решит сердце, – ответила девушка. – Наше с тобой, одно на двоих.

– Хороший ответ, – сказал Гефестиан с чувством. – Так что же, князь, деремся? Вы за планету, я за свободный космос?

– Мне понадобятся союзники, господин Кумар.

– Союзники, говорите… И кто же, если не секрет?

– Не секрет. Утильщики и пираты.

– Ничего не имею против. Но о наших с вами условиях вы им ничего не расскажете. Я хочу, чтобы на мои четыре ковчега больше никто не зарился, ни ваша нимфейская элита, ни чужие акулы.

– Принято, господин Кумар, слово дома князей Дерешей!

***

В бывшем тронном зале дворца Их Королевских Величеств, бывший регент, а ныне самовозвеличенный правитель Королевского Двора Лобсанг Пуритрам получал посвящение в теократы по обряду самого многочисленного монастыря и Храма Лиловых Тог – «кровоподтечников».

Обряд, обычно скрытый от всех глаз, Самовозвеличенный, а именно так теперь должен был звучать его титул, пожелал превратить в помпезное шоу. Разумеется, для воплощения этой идеи пришлось задействовать немало церберов еще действующего Департамента защиты, агентов-надсмотрщиков, которых по отработанной спецтехнологии давно и небезрезультатно держали на психотропной цепи, заставляя выполнять всевозможные полицейские и сыскные функции.

На сей раз церберам вменялось в обязанности отыскать, «воскресить» и согнать во дворец остатки всего былого цвета Двора – вассалов, полувассалов, их родственников, завалявшихся опальных аристократов, отставных гвардейцев высших чинов, одним словом всех, кому отсутствующие величества по разным причинам отказали в праве сопровождать их в спасительном бегстве в разные годы.

Самовозвеличенный, кроме насильственной практики, в отдельных случаях разрешил церберам применять и «обещательную». И хотя обещательной мало кто верил, по причине самой личности Пуритрама, насильственной все же боялись.

Залы дворца, таким образом, были худо-бедно заполнены обладателями и полуобладателями дорогих гардеробов, вскрытых и щедро расфасованных по персонам все теми же агентами-надсмотрщиками Департамента. Последние, в свою очередь, сами побаивались теократов, чья отстраненная хладнокровная невозмутимость вызывала у большинства церберов какое-то внутреннее оцепенение, граничащее с подобострастием – смесь весьма гремучую. Эту особенность в поведении агентов не мог не заметить и Самовозвеличенный, поэтому первый слой своего ближайшего окружения был им полностью заменен теократами. Оставался последний шаг: самому надеть лиловую тогу.

И вот, наконец, на глазах у почти пятисот подневольных гостей Лобсанг Пуритрам принялся исполнять роль главного участника сакрального обряда посвящения.

Самовозвеличенного пригласили спуститься с трона, пройдя семь ступеней тронной пирамиды. Внизу посвящаемого ждал круглый стол с пятью ритуальными шкатулками разного размера, хрустальной чашей с водой, а также двумя полотенцами.

Вокруг стола расположились пятеро теократов-манипуляторов, и каждый из них придерживал руками свою шкатулку. Еще двое заняли места по бокам Самовозвеличенного, и, наконец, перед самым столом с противоположной от Пуритрама стороны возвышался монах-жрец, теократ высшего храмового сана. На головах у всех посвятителей были черные треугольные шапочки с золотыми плащиками, прикрывавшими затылки.

Обряд начался с раздевания Самовозвеличенного. Его светский камзол и черную рубаху просто сбросили на пол. Обнаженного до пояса коротышку подвели к чаше с водой. Первый страж шкатулки попросил Пуритрама наклониться и окунуть голову в воду, затем из шкатулки было извлечено священное мыло, и теократ-манипулятор принялся аккуратно намыливать голову посвящаемого, при этом он дул на пену, и та, отрываясь от волос, летела в зал легким вихриком светящихся лиловых пузырей.

Далее к процедуре приступил теократ с бритвой, которую он также извлек из своей шкатулки. Постепенно перед завороженными зрелищем зрителями стал обнажаться рябой веснушчатый череп Самовозвеличенного. Ловкий теократ-брадобрей, казалось, одним своим указательным пальцем, упершимся в макушку Пуритрама, поворачивал его голову вслед за каждым движением священной бритвы. Еще несколько секунд, и в руки манипулятора взлетело полотенце. Свежеобритый, обсушенный и «шлифанутый» Пуритрам слегка пошатывался с закрытыми глазами.

Третий теократ извлек из шкатулки бутылек со священным ароматическим маслом. Плеснув на ладонь этой жидкости, теократ удостоил голову посвящаемого массажем под распевание молитвы.

Но вот и этот манипулятор отступил от стола, уступая место двум последним. Из недр большей шкатулки был извлечен… нет, это был не аппарат для нанесения татуировки… это были живые жалящие улитки – генетический изыск монахов Храма Лиловых Тог… Пуритрам отшатнулся и хотел что-то произнести, но в этот момент подал голос монах-жрец. Его металлический вибрирующий баритон оглушил Самовозвеличенного и поверг в сомнамбулическое оцепенение. Теократы-манипуляторы принялись облеплять голову Пуритрама священными улитками, и, пока звучал голос сановного посвятителя, улитки, впившиеся в кожу головы Пуритрама, безотрывно и довольно быстро ползали по ней, а также по лицу, оставляя красные, похожие на капельки крови следы…

– Посвящаю тебя, Лобсанг Пуритрам, в послушники Храма Лиловых Тог! – произнес жрец торжественно. – Меты этих священных улиток останутся на твоей голове на всю жизнь, на все время служения Господу. Прими свой долг и веру! Облачите его…

Теократы-манипуляторы сняли с головы Пуритрама улиток, и еще двое отворили последнюю, самую крупную из щкатулок, почти ларец, благоговейно извлекли из нее традиционное одеяние Храма – легкую лиловую тогу. Доселе безмолвствующий зал начал хлопать в ладоши сначала робко, а потом, по мере раздачи гостям подзатыльников и пинков агентами-надсмотрщиками, все сильнее и сильнее. Спектакль продолжался…

Вспыхнула и залучилась узорчатая иллюминация стен и сводов дворца. Публика колыхнулась: по периметру тронного зала раздвинулись плиты пола и из образовавшихся квадратных шахт выросли громадные цветки-фонтаны. Зазвучала тихая музыка…

Самовозвеличенный уже поднимался на тронную пирамиду со своей страшноватой татуировкой на голове и в лиловом облачении, когда раздался какой-то посторонний шум со стороны высокой ажурной аркады дверей, позади толпы.

Самовозвеличенный подозвал пальчиком одного из знакомых агентов, чью примелькавшуюся физиономию он запомнил.

– Что там происходит, быстро узнай!

Агент испарился и через минуту уже был подле Самовозвеличенного.

– К вам гость, господин, в сопровождении наших генералов Грифона и Пегаса, а также своей свиты, – доложил агент.

– Имя гостя?

– Мне не сообщили.

– Идиот! – рявкнул Самовозвеличенный.

– Служу господину! – ответил трудновменяемый агент.

Тем временем толпа стала раздвигаться по сторонам, образовав живой коридор. Распахнулись высокие двери. Процессия вошла в зал. Впереди, зыркая глазами по сторонам и шикая на всех без разбору, шагала неразлучная парочка братьев-генералов.

Самовозвеличенный прищурился…

Следом за генералами, в драгоценном камзоле, в шляпе с высокой тульей, шествовал не кто иной как Цезарь Шантеклер, легендарный правитель летающего острова. Не узнать этого человека Лобсанг Пуритрам не мог, так же как и большинство агентов-надсмотрщиков. Кто же, как не знаменитый Шантеклер, числился в вечной картотеке департамента в числе самых непредсказуемых политических игроков последних тридцати лет, чья же мифическая биография составляла предмет многочисленных практикумов спецслужб?!

В свите великого коллекционера шагало четверо одетых в одинаковые черные комбифренчи, с черными банданами на головах и в черных очках людей со шпагами, в эфесах которых красовались дивной красоты карбункулы. Узнать в троих из четверки бывших капитанов каравелл Лобсанг Пуритрам вряд ли смог бы, тем более ему совсем уж не пришло бы на ум, что именно так воплотилась мечта одного из телохранителей Шантеклера, бывшего пирата по имени Голиаф Сааведра.

Самовозвеличенный, свежепосвященный в высший монашеский сан Храма Лиловых Тог, нынешний диктатор Королевского Двора, коротышка Лобсанг Пуритрам подавил в себе нервное возбуждение, с утешением сообразив, что теперь на его «окровавленной» следами улиток голове и лице не будет видна ни бледность, ни алость, никакие другие признаки, выдающие беспокойство. Удивительно, но яд улиток лишил мышцы лица привычной мимической подвижности. По этой причине Самовозвеличенный решил взять изначально надменный с властными оттенками тон:

– Цезарь, ты пришел присягнуть мне на верность? Наконец-то! Насколько помню, ты всегда успевал в лучший момент. Воспользуйся им! Клянусь, это будет красивым продолжением моего праздника!

– Скорей, мой дорогой Лобсанг, я пришел, чтобы оказать тебе неоценимую услугу, – ответил Шантеклер со светской непринужденностью и жестом останавливая свою свиту.

– Не соблаговолишь ли снять шляпу?

– Ах да! – Шантеклер снял шляпу и небрежно бросил ее на пол. – Надеюсь, до моего скальпа дело не дойдет?.. Ты принял посвящение, Лобсанг, это мило. Надеюсь, тебе понравится лиловая тога, она ведь приподнимает человека над всем мирским и успокаивает разум, не так ли?

– Я думаю, Цезарь, что судить о том, что делает эта тога с человеком, будет тот, кто в нее облачен.

– Не сомневаюсь. Я просто хотел отметить, что она тебе очень к лицу. Мой камзол просто маскарадный костюм по сравнению с величием твоего парада! Прими мои поздравления!

– Наш разговор становится мне неприятен, Цезарь. Времена изменились, если ты заметил… Здесь больше нет Их Величеств королевских особ, а светский прием может легко обратиться в хорошую и крепкую мышеловку для неосторожных гостей… Так в чем же будет состоять твоя неоценимая услуга, если я не ослышался?

– Ты не ослышался, – сказал Шантеклер. – И конечно, у меня нет причины превращать наш разговор в тайное совещание, вокруг ведь только твои сподвижники…

Самовозвеличенный попытался наморщить лоб, сощурить глаза, но гримаса не прошла. Вся кожа на его посвященной физиономии была натянута как барабан.

– Ты совершенно прав, Цезарь, – Пуритрам решил наконец-то подняться на тронную пирамиду. – Продолжай…

– Ты, конечно, знаешь о провале десантной операции на Пестрой Маре и Второй Луне? И ты знаешь о том, какие потери понесли Лиловые Тоги, и ты, конечно, знаешь, благодаря чему утильщики и пираты одержали столь ошеломительную победу?

Пуритрам воссел на трон.

– Я знаю все, кроме последнего. Просвети нас… – Пуритрам чувствовал, как комок подступил к горлу.

– Все дело в этом… нейрозамедлителе времени, препарате, который изобрел Гильгамеш, нейрохимик, ваш бывший шут…

Лобсанг чувствовал страшное жжение во всем теле. Лиловая тога… Она убивала его. Она не давала ему дышать. Лобсанг сполз на троне почти на спину, вжался в сиденье как в спасительные носилки.

– С тобой все в порядке, Лобсанг? Мне продолжать?

– Продолжай, но без свидетелей… Всем, всем покинуть тронный зал! Пусть останутся только мои посвятители и генералы Грифон и Пегас. Агентам Департамента – всех гостей вон, без промедления! Цезарь, подожди… Я твой должник, клянусь господом! Кстати, кстати, попроси своих людей сдать шпаги. Мне неловко тебя об этом просить… Откуда ты появился, Цезарь?

– Из воздуха, Лобсанг, откуда же еще!

– Черт возьми, почему я до сих пор окружен идиотами! Почему меня не предупредили…

– Прости, Лобсанг, но твои сподвижники в лиловых одеяниях крайне плохо справляются с обязанностями офицеров космической службы, – Шантеклер продолжал нажимать на все больные места психики Самовозвеличенного, который уже таковым не казался. Наверное, это начинали понимать и другие, кто находился в зале.

Агенты-надсмотрщики выпроваживали гостей из зала с той же ретивостью, с какой загоняли сюда, хотя для первого все-таки больших усилий не требовалось. Шантеклер и его свита замечали откровенные усмешки на лицах людей.

Но вот зал опустел. Генералы Пегас и Грифон отобрали шпаги у Голиафа, Муркока, Карузо и Приама Пересвета и пристроились к нижнему ярусу тронной пирамиды, потешно изображая собой стражей Самовозвеличенного. Монахи-посвятители, следуя какому-то утвержденному регламенту, также взошли на иерархическую лестницу. Ближе всех и на ступеньку ниже трона расположился монах-жрец Храма Лиловых Тог. Вдохновившись такой расстановкой фигур, Лобсанг Пуритрам воспрял духом, неврастенический приступ Самовозвеличенного получил «законное» окончание и оформление.

– Мы готовы слушать тебя дальше, любезный Цезарь.

– Если так, тогда ты должен знать, любезный Лобсанг, что, применив нейрозамедлитель в контратаке защитников города-притона, Гильгамеш одержал беспримерную победу. Шестнадцать боевых каравелл возле Второй Луны и шестьдесят два десантных модуля господ теократов были раскурочены, опустошены и выведены из строя за двадцать секунд реального времени…

Самовозвеличенный, кажется, начинал понимать, с чем к нему пожаловал Шантеклер.

– Если это правда, Цезарь… – начал Пуритрам, запинаясь. – Что скажет Преосвященный Калидаггар?

Тот, кого Пуритрам назвал Преосвященным Калидаггаром, монах-жрец ритуала посвящения, впервые за время всего разговора одарил Шантеклера и его свиту прямым взглядом, от которого у всех пятерых кольнуло в межбровье.

– Следует быть осторожным, монсеньор, – шепнул Голиаф. – У этого меченого какие-то сверхспособности…

– Может, он ходячий детектор лжи, – предположил Приам Пересвет.

– А кто здесь лжет?! – с напускным негодованием спросил Муркок.

– Жаль, что у нас шпаги отобрали, – тихо вздохнул Альберт Карузо.

– Пусть попробует не вернуть, – процедил Голиаф.

– Будет гораздо хуже, если нас отсюда не выпустят, – заметил Приам.

Калидаггар, молча, стал спускаться по тронной пирамиде. Его длинная лиловая тога отличалась-таки своими свойствами от одеяний других теократов: она начала светиться, создавая эффект некой ауры. Это могло производить впечатление, однако не на Шантеклера, хотя монсеньор и отступил назад под защиту своей неразлучной четверки.

– Правда такова, какой ее хотят видеть люди, – изрек Калидаггар, остановившись. – Истина – совсем другое. Ее изрекает нам Господь. Этот мир не спасут ученые, ибо гордыня их слишком велика. Этот мир будет очищен нами и приготовлен к новому творению. Этот мир всего лишь глина в руках Творца. Да будет тебе известно, что Творец не лекарь, но своих лекарей он назначает сам, через откровения и глубину их молитвы. Я смотрю в твои глаза, Цезарь Шантеклер… Ты светский человек, который сам не может постичь замысел Творца. Но ты внедрился в ход его истории и не знаешь, что с этим делать… Скажи нам ясно: ты привез нам этот препарат? Ты перехватил его образец, не так ли? Ты хочешь заключить сделку с Творцом? Мы его слуги, и мы истинные лекари, и мы одни можем знать, как применить лекарство, и мы одни можем дать тебе моральное освобождение. Отвечай, Цезарь Шантеклер!

– Совершенно так, Преосвященный Калидаггар! – ответил Шантеклер твердым уверенным голосом. – Я привез вам этот препарат. Вначале я сомневался, но теперь, после ваших слов, Преосвященный, я уверен, что поступил правильно, и я буду надеяться, что Господь зачтет мне этот выбор воли.

– Господь зачтет, – Калидаггар закрыл глаза и поднял руки в жреческом обращении к небу. – Господь простит тебе даже то, что ты окружил себя учеными слепцами, которых переселил на свой летающий остров. Мы будем просить Творца помиловать твой остров, но, когда придет время, мы придем и на него, и ты будешь готов!

– Я буду готов, Преосвященный Калидаггар! – в голосе Шантеклера звучала самоотверженность.

Он справился со своей ролью. Он внушил доверие страшным татуированным жалящими улитками и облаченным в флюоресцентные тоги, светящимся от изменений влажности тела уродам.

Да будет так. Он, и его остров, и все другие острова жизни будут готовы. Но истина в том, по-видимому, что теократы – люди, а люди, которые придут в «нейроквантовое посвящение» с оружием, изменятся навсегда, даже в лиловых тогах, даже с кровоподтеками страдания на лицах…

– Я буду готов! – повторил Цезарь Шантеклер.

***

Двое абсолютно счастливых людей летели, а лучше сказать – плыли в пространстве «белого вакуума».

Их объятия, их радость от встречи, их упоение друг другом не прекращалось ни на минуту.

Они учились видеть мысли друг друга, ощущать одновременно все свои сплетения, переводы узоров-энергий, становящихся обьемными, вырастающими в какие-то небывалые растения, в нейроквантовых слепках, в сердцевинах которых они, двое, перемещались, словно танцевали, и с каждым движением облачали на себя легчайшие покровы. Их тела могли становиться громадными, как звезды, и, наплывая друг на друга, проникая друг в друга, изливать мегасферы своей плазмы в неутомимые, неиссякаемые недра друг друга…

Так они плыли, восторгаясь волнами страсти и бесконечной любви, которая, в сплаве их сознаний, сама принимала все мыслимые формы, ароматы, звучала аккордами бесконечности.

Они шутили, они называли друг друга «нейроквантовыми любовниками», «гомункулюсами белого вакуума». Они просто учились быть ангелами времени…

Они возвращались в обреченные миры Нектарной звезды, до ожидаемого коллапса которой оставалось еще пятнадцать месяцев.

Они ни о чем не жалели, радостно плывя на своем чудесном каботажном фрегате.

Терциния и Дарий.

Часть третья

В родовом замке князей Дерешей закончился день посещений – старинная традиция раз в месяц устраивать открытый прием для всех граждан Поющей Нимфы, пожелавших прийти, приехать или прилететь сюда, в Озерный край, для беседы и разрешения любых вопросов, спорных притязаний, получения новых княжеских вердиктов или отмены старых.

Династия Дерешей правила на планете уже девяносто лет и от своих предшественников отличалась умеренным либерализмом, верностью моральному принципу: «Устойчивость для всего стойкого».

Балансируя между всеми родовыми кланами, Дереши создали уникальную планету-государство – Союз Вотчин Поющей Нимфы. Правящая династия имела право обосновывать столицу на своей территории, заниматься устроительством всех государственных служб, утверждать политический курс, вести торговлю. Династия Дерешей была третьей, за время которой завершилась полная терраформация Поющей Нимфы.

Конечно, не знать историю этого мира, не знать все ключевые события прошлого нынешний советник правящего рода не мог – другое дело, какую цену он видел во всем этом старании, стремлении и величии… Теократ Мехди Гийяз Калиаббат такой цены не видел, более того, он ее мировоззренчески отрицал, отрицал вслед за Богом, чье отрицание было куда как более всеохватывающим, куда как более всесильным.

Ему, Калиаббату, требовались средства и исполнители этого слабого человеческого отрицания. Богу же… Мехди тешил себя надеждой, что Богу требовался он, по сути, также исполнитель. Но Бога Мехди не слышал никогда. Ни до своего посвящения, ни после. Задавать такой вопрос другим теократам, младшим или старшим по сану, Мехди не решался, боясь быть уличенным в неготовности до конца принадлежать и отдаваться сакральным замыслам.

Понятней было другое – служение Храму. Здесь все вроде бы не вызывало никаких сомнений. Храм говорил: «Укротите зло через укрощение зла циничных гордынею своей. Используйте для этого все средства, также и средства тех, против кого идете!» Ясная формула. Понятная идея. Что ж, значит, так перевели слова Бога те, кто его слышал в Храме. Надо ли спорить? Нет. Все просто. Но исполнять эту с виду простую формулу приходилось сложными комбинациями, а сложность, она, как известно, от ума. А ум от гордыни. Или наоборот?

Но чем больше сейчас советник-теократ продолжал крутить в голове эти ускользающие понятия, тем тяжелей, чугунней становилась его татуированная «кровоподтеками» голова.

Вот эти дураки-андроиды, изображающие князей Дерешей – трюк, вроде бы, бессмысленный, но получалось так, что необходимый. Так спокойнее для кланового союза. Даже теперь, когда их клановые надежды катятся под жернова Великого Приговора. Но посвящены в трюк только некоторые представители кланов Кромвелей, Гойя и Далилов, для всех остальных отец и сын Дереши – все те же живые фигуры привычного порядка. С одной поправкой. Дереши-андроиды «заключили» договор с теократами – Дереши-люди такого бы не допустили. Сложная комбинация? Достаточно сложная.

Но кто знает о том, как она сложна? Это знает советник и все заговорщики, от которых правильнее всего было бы уже начинать избавляться, так же как поступили с князьями. Что же касается «укрощения зла» открытым способом… Да, теократы понесли потери. Зло нашло в своих арсеналах такое средство, против которого никто не устоял и ничто не устояло. Теперь это средство оказалось в руках теократов и нужно научиться его воссоздавать и потом применять. Невозможно не применить. Иначе рано или поздно будет разрушен Храм. Древние мудрые теократы утверждали, что Храм нужно носить в себе. Наверное, это так, потому что как же тогда слышать Бога?

Все! Все! Все! Больше ни одной мысли. Долой все это уродство…

Мехди Калиаббат потер обруч связи, не надевая на голову.

– Системное собощение для Лобсанга Пуритрама. Код доступа ноль три, пароль «Очищение». Обруч, записывай текст… Лобсанг, моя просьба остается в силе: когда прибудет основная партия препарата Гильгамеша? Положение на Нимфе осложняется с каждым днем. Повстанцы на орбите заметно оживились. С ними этот лженаследник, который выдает себя за молодого князя Каспара. Если окажется, что он не «лже», а настоящий, я сожалею о своей ошибке… Если мальчишке удалось бежать из заброшенной тюрьмы… Конечно, нужно все проверить. Но повстанцы пока используют его как свое знамя, или он их, как свои силы. Наши патрули уже сталкивались с пиратскими дракарами. Это явно старания утильщиков и тех, кто называет себя Парламентом Объединенных миров. Орбита кипит, гибнут послушники Храма. Кланы начинают задавать любопытсные вопросы моим подопечным «правителям». Не вижу никакого смысла держать более этих кукол. Если не поспешить, то «свергать» их будем не мы, а какие-нибудь оголтелые краснобаи, оппозиционные Далилы. Мы вычислили многие гнезда повстанцев на орбите, но эффективно бороться с ними не можем. Местная нимфианская полиция – полная гниль, а послушников слишком мало. Почему не приходят каравеллы с планетоидов или от вас? Как далеко продвинулись испытания препарата? Ответь мне, может, Храм передумал воплощать свою великую Миссию? Что говорят Преосвященные? Как видишь, очень много вопросов и совершенно никаких действий. По этой причине я начинаю действовать сам и первым делом прекращу спектакль с куклами…