Текст книги "Игра: Дочки-матери (СИ)"

Автор книги: Валентина Никитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Ей подражают подростки, побывавшие на вечерах в их доме. В семьях вспыхнула истерия любви к детским концертам.

Был в гостях у знакомых. Смешно было наблюдать, как старшая девочка ведёт вечер талантов приглашённых в гости детей, при этом старательно копируя манеру Анны представлять выступающих: «А теперь мы с терпением и любовью встретим самых младших участников нашего праздника» – передразнил он не то меня, не то эту подражательницу.

– Ну, всё, я жажду рассказа. Я долго ждал, чуть не лопнул от нетерпения! Давайте, давайте Анна, не томите!

Телевизора на вас нет, вздохнула я про себя.

Да, передо мною стояла нелёгкая задача – завоевать доверие гениального поэта. При его наблюдательности сфальшивить никак нельзя. Осторожно, чтобы он не принял мой рассказ за фантазию я начала.

– Только предупреждаю, то, что вы сегодня услышите, не должно выйти за пределы этой гостиной. Я даже матушке почти ничего не рассказываю. Да и вам сейчас, уж простите, всего не расскажу. А то начнут про меня городить невесть что. Одни примут за сумасшедшую, другие за святую ясновидицу. Я ни то и ни другое, поверьте.

Александр Сергеевич, я видела будущее. Не «вижу», а именно «видела» до того, как очнулась у Казанской иконы. Я не могу предсказывать события повседневной жизни. По крайней мере, не больше, чем вы. По принципу: если вы лишку выпили, то можете упасть!

Не смейтесь.

То, что я знаю, настолько фантастично, что для современного человека это похоже на бред. Мне открыты такие страшные тайны, о которых лучше молчать.

Вы, Александр Сергеевич, определили мою странность по стихам? Что необычное вы заметили?

– Да, они совершенно иного типа мышления, иной школы мастеров, чем существует в России. Но это именно русская традиция, хотя и не знакомая мне.

– Вот именно. Представьте себе, что прежде, чем начать писать свои стихи, я знала наизусть много стихов и песен русских поэтов ХХ века. И всё встанет на свои места.

– Шутите?.. – Пушкин заулыбался, но глядя на мою грустную физиономию, насторожился, – А доказать?

– Попробую. Это будут стихи и песни мужчин и женщин. Думаю, вы поймёте, что это не мои работы. Я прошу их не записывать и нигде не афишировать, чтобы однажды подлинных авторов не обвинили в плагиате, в подражании работам неизвестного автора 19 века.

Сначала я начала читать «Сжала руки под тёмной вуалью» А.Ахматовой, потом почитала С.Есенина и остановилась.

– Нет, эти работы вас не убедят. Такие стихи можно было бы написать и сегодня, в этом веке.

Я расскажу вам о страшной мировой войне середины ХХ века, унёсшей миллионы человеческих жизней в России и в Европе.

Я рассказывала им о самолётах, об оружии нового века, о печах Овенцима и сожжённой Хатыни, о Бабьем Яре и блокаде Ленинграда. А потом стала вспоминать любимые песни и стихи тех лет:.

У меня прежде был низкий тембр голоса, и ограниченные голосовые возможности. Это не позволяло мне петь так, как хотелось. Я намурлыкивала свои песни, сама не довольная результатом. А тут высокий детский голос слушался меня, выводя ноты, которые я тогда могла представлять только мысленно.

– А мои стихи будут помнить в то время? – смущённо спросил поэт. Я улыбнулась.

– Со школьных лет будут знать многие стихи наизусть, а строчки разойдутся как цитаты. Потому, что ваше творчество: и стихи и прозу будут изучать все – от маленьких детишек в школе до студентов в университетах. Будет множество филологических работ, докторских диссертаций по вашему творчеству.

Не знать, кто такой Александр Сергеевич Пушкин, в России будет считаться чуть ли не признаком идиотизма, – рассмеялась я – Я не стану цитировать вас, потому, что не знаю глубоко вашей биографии и вашего творчества, и потому могу прочесть что-то из того, что вы ещё не написали. А отнимать у вас муку и радость созидания собственной работы – не считаю себя вправе. Читать уже написанное – вы примете за шутку или сговор с кем-то из ваших близких.

У меня к вам просьба, – я затаила дыхание: «Вот сейчас... сейчас...» – Александр Сергеевич, никогда не соглашайтесь на дуэли. Пусть все ваши дуэли будут поэтическими. Ваше истинное оружие – слово! С ним вы непобедимы.

– Что, – нахмурился он, – погибну на дуэли?

– ...Будущее не предопределено. Но кто предупреждён, тот вооружён. Верьте своей любимой жене, и это может спасти вас.

– Жене? – резко и недоверчиво шатнулся поэт в мою сторону, – Да ещё «люби-имой»? – язвительно протянул он.

– Ну, я не могу читать мысли и чувства через время, – улыбнулась я, – но большая семья и много детей не признак ли удачного брака? А когда враги стараются опорочить жену – красавицу, разносят сплетни – не признак ли это пошлой зависти?

Если завистники провоцируют мужа красавицы и нагло оскорбляют его – они, скорее всего, неудачники и видят в нём настоящего соперника!

А муж, который идёт на дуэль, чтобы защитить честь жены... Не похоже чтобы он был к ней равнодушен, не так ли?

– Обычные интриги – игры скучающей знати, – пробурчал он, – А если жена у меня будет красавицей, как вы говорите, то меня ждут большие проблемы. Только последний горбун и калека не попытаются доказать всем, что я её не достоин. Что любой из них достойнее моей красавицы, чем я.

У меня и жена-красавица! – грустно хмыкнул он, – Это же вызов всему свету! Ещё и ей будут «сочувствовать» на ушко: «Ах, каково вам жить с этим уродцем арабских кровей?!» И в слове «арабских» постараются первую букву... проглотить или произнести так протяжно: «а-а-а», а потом «...рабских», будто она просто отдельный от этого слова звук!

Я мысленно ужаснулась: значит, я всё-таки была права в своём предположении, что поэта подвергали траве за происхождение!

– Я понимаю, вы ведь тоже играете в эти «игры скучающей знати»? И влюбляться в замужнюю женщину для вас не является преступлением.

Так будьте мудрее: когда ловеласы и интриганы приглашают вас на фехтовальный или пистолетный поединок, предлагайте им шахматную партию или поэтическую дуэль. После таких соревнований победителю хотя бы не достаётся вдова, в качестве приза!

Когда высокопоставленные блудники разрушают чужие жизни и чужие семьи, они не заботятся об участи детей. И если будете любить жену и своих детей, лучше выпорите её и простите. Чтобы ей вскоре не пришлось срочно искать нового мужа, стремясь прокормить ваших с нею детей, оставшихся сиротами!

– Но... как же честь? На оскорбление, брошенное мне лично, еще можно ответить язвительной, убийственной шуткой. Но если не ответить жёстко на оскорбление, направленное против жены... Неважно: виновна она или нет... Тогда позор ляжет и на общих с женой детей. И клевета о порядочности жены и трусоватости мужа тянуться будет долго, через внуков до праправнуков. Такое высший свет не забывает никогда.

В этой ситуации уклониться от дуэли – хуже, чем смерть. Если действительно любишь детей, вряд ли захочешь оставить им в наследство шлейф грязной сплетни о поведении их матери.

– Нужно попробовать поискать другие пути. Лучше разведитесь с женой, опозорьте её, если она, конечно, будет виновата. Но, даже разведясь, будьте к ней милосердны. Вы же понимаете ситуацию, в которой ей тоже придётся вести свою битву за семью. И за собственную честь.

Если она будет невиновна – опозорьте блудников и сплетников.

Заранее, пока не женаты ещё, напишите произведение, которое заклеймит не женщину, подвергнутую интригам, а мужчин-интриганов. Покажите чистоту, наивность и беззащитность женщины против подлостей высшего общества. Бессильную противостоять клевете, как Дездемона в «Отелло». Бессилие мужа перед клеветой на жену и его отчаянье. Гнусность светских интриганов... Хотя... – я вспомнила «Маскарад»* Лермонтова и внезапно поняла, что это не поможет, – Ваша гибель принесёт России, не одну, а две непоправимых трагедии.

Ваш восторженный почитатель, гениальный юноша с пророческим даром будет так потрясён вашей гибелью, что уедет воевать на Кавказ, непроизвольно ища себе трагической кончины, в подражание вам. Он мог бы написать произведения мирового уровня, будут считать многие критики, талант его мог ещё развернуться в полную силу. Но он будет убит на дуэли в двадцать четыре года.

Не ищите себе трагической кончины и вы, не попадайтесь на уловки ваших врагов, и не убьёте двух гениев, так необходимых России.

– Вы можете почитать что-то из его работ? – тихо попросил Пушкин.

– Ну, держитесь! Это стихотворение сделало его впервые известным в России. Оно переписывалось тайно, ходило в списках... «На смерть поэта»*...

Когда я закончила читать, в гостиной долго царила тишина.

– Стихотворение действительно очень сильное. Это не только талантливо – это очень и очень смело, – произнёс поэт.

– Самое главное: последние строки окажутся пророческими. В начале ХХ века в России произойдёт кровавая революция. Многие дворяне погибнут, сражаясь, большинство уедет за границу, где, в основном, будет прозябать в бедности. Часть пропадёт в лагерях Сибири или будет замучена в застенках новой власти. Вот и сбудется:

«И вы не смоете всей вашей чёрной кровью

Поэта праведную кровь!»

– А император?

– ...Надо изменить будущее.

Все помолчали, поняв недосказанное.

– А что он там писал про убийцу:

«Смеясь, он дерзко презирал

Земли чужой язык и нравы...»

Иностранец, что ли? – бросил в мою сторону поэт острый взгляд. Я кивнула, – Ну, хоть какое-то утешение – буду знать, что с иностранцем связываться не стоит. И на дуэль не стоит с ним соглашаться.

– Не обольщайтесь – вы же понимаете, что он на эту роль будет ангажирован кем-то! К тому времени вы будете очень знамениты, и не каждый русский решится прослыть вашим наёмным убийцей. Но если вы станете уклоняться от дуэлей именно с иностранцами, то могут найти и своего, русского подонка.

– Понятно. Говорите революция? Может быть в государстве давно назрела потребность очищения. Вы считаете – революция это зло?

– Важно то, что Россия долго, с трудом будет оправляться от кровавых событий революции, гражданской войны и последующих бедствий становления новой власти.

Когда придут немецкие нацисты с армадой войск всей Европы, даже офицеры, служившие новой власти, будут находиться в лагерях или расстреляны. Потому первые два года немцы будут наступать, дойдут до Москвы, захватив Украину, часть Белоруссии, Крым...

Надо чтобы лучшие люди России не участвовали в бунтах против царской власти. В декабре 25-года многие офицеры, герои гражданской войны 1812 года, в их числе будут некоторые ваши лицейские друзья, выйдут на сенатскую площадь.

Бунт будет подавлен, часть бунтовщиков повешена, многие будут отправлены на каторгу в Сибирь на рудники.

Враги России воспользуются этой трагедией, чтобы романтично настроенную молодёжь вовлекать в кружки террористов, так называемых бомбистов. Молодые люди станут устраивать взрывы царской семье. Иногда успешно.

Будет страшное шатание умов.

В начале века начнётся война с Германией.

Пропагандисты будут разлагать войска, настраивая солдат против войны.

Эта война будет проиграна не войсками, а политиками. Те не придумают ничего умнее, чем во время войны, которая ведётся на территории России, свергнуть царя, устроив всеобщую растерянность и разброд в армии. Царь, якобы сам откажется от престола.

Назначат Временное правительство. Другие предатели, на германские деньги устроят контрреволюцию, свергнув и это Временное правительство.

Конечно, всё намного сложнее и страшнее, чем я могу рассказать. Я не учёный историк, в конце концов. Важно понять только одно – уничтожение самодержавия в России не принесёт счастья народам.

– Как об этом рассказать... Предупредить? – спросил князь Сергей Петрович.

– Не знаю. В Древней Греции была поговорка «пифию побей камнями».*

Есть только одна мысль: надо начать с положительных предсказаний, которые можно проверить ещё в этом веке. Чтобы приучить дворян доверять моим словам. Тогда можно будет предупредить и об опасностях.

– Действительно, всё, что вы рассказываете, настолько фантастично и нереально, что с трудом в голове укладывается. Но при всей жути такого будущего – это безумно интересно! – задумчиво произнёс поэт, – А почему нельзя устроить революцию сейчас? Может быть, удастся исправить те ошибки, которые допустят русские офицеры в 1825 году?

– Я не пророчица на самом деле. Я только видела будущее. А делать выводы из этих знаний может каждый.

Исправить ошибки? Я ведь не помню мелких деталей декабрьского восстания, не знаю событий, предшествовавших ему, тайных действий революционеров, скрытых для взгляда со стороны – что я могу рассказать?

Я помню результат восстания больше потому, что в конце этого века один поэт напишет прекрасную поэму «Русские женщины»*, в которой опишет, как жены декабристов, среди которых – княгиня Трубецкая, княгиня Волконская, жена полковника Нарышкина и другие жены добровольно поедут за мужьями в Сибирь, на каторгу.

Услышав фамилии, Пушкин охнул и закрыл лицо ладонями.

– Таких на каторгу... А ведь будут ещё те, кого повесят? Но как можно повесить дворян?

– Вначале все они: и повешенные и каторжане, будут судом лишены дворянских титулов и чинов. Одним из главных пунктов обвинения будет: «Умышлял на Цареубийство и истребление всей Императорской Фамилии». И повешение то будет определено, как смягчение наказания, вместо мучительной смертной казни четвертованием.

Поэт долго стоял у окна, повернувшись к нам спиной. Князь тоже сидел бледный. Наталья, опустив голову, не решалась глянуть в мою сторону.

В этой тишине за окнами постепенно разгоралось утро. Розовые облака на горизонте придавали общей картине яркий и одновременно трагический оттенок.

Пушкин повернулся к нам посеревшим лицом и хрипло спросил:

– Анна, я готов услышать – кто? Кто из моих друзей лицеистов?

– Я помню фамилии Пущина и Кюхельбекера. Были ли вашими друзьями или близкими знакомыми только они или другие декабристы: Рылеев, братья Бестужевы, Оболенский я не знаю. Я помню о ваших друзьях – декабристах только потому, что вы им на каторгу напишете стихотворение начинающееся словами: «Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье»...

– Казнены?

– Среди казненных, кажется, были ваши знакомые. Но никто из них не учился в лицее.

– Этими словами вы меня убедили, Анна, больше всего.

– Какими? – удивилась я.

– Тем, что вы не знаете, кто на самом деле были моими друзьями, кто просто знакомыми. Но назвали имена тех, кто действительно может участвовать в бунте. Узнать имена моих друзей в обществе намного проще, чем опасные воззрения перечисленных вами людей. Их вы знать никак не могли. О таком не болтают во всеуслышание.

– В любом случае, если у вас есть возможность – предупредите ваших друзей или знакомых. Уже в середине этого века крестьянство освободят императорской реформой. Может быть, декабристы поспешили и опередили время, может, своей трагедией ускорили этот указ.

Не знаю.

***

Перед сном, мы всё же, рассказали Александру Сергеевичу о кордонах на дорогах, о письмах предателей, служащих за деньги враждебным России странам.

– Отдохните тут несколько дней с дороги. Подлечите князя. Вам здорово досталось, особенно князю и Аннушке, – улыбнулся Пушкин, – а потом придумаем что-нибудь.

Ваш маскарад с мужской одеждой, может обмануть только издали. Если Аню ещё можно принять за очень хрупкого мальчишку, то Наталья Алексеевна слишком нежна и хороша для юноши. Правда, в среде знати есть такие гм... юноши, но тогда нужен соответствующий спутник, чтобы отвлечь внимание.

– А что, в дворянском обществе России уже есть эти смертники – самоубийцы? – спросила я.

– Почему самоубийцы? – удивился князь Сергей.

– Жизнь каждого человека продолжается в его потомстве. Не продолжится она только у тех, кто был бесплоден, рано умер или не родил детей по собственной лени и эгоизму. Тот, кто добровольно отказался от естественной любви, и есть настоящий самоубийца – убийца своего рода.

– Но, может быть, это просто особенные люди? Ведь никто не знает причину их странности, – хмыкнула Наталья Сергеевна.

– Почему никто? Я знаю. У чувственных отношений подобного рода есть несколько причин.

Первая – это вырождение. У выродка стоит запрет свыше на продолжение его рода. Чтобы от него больные дети и уроды не рождались. Вот он и удовлетворяется, как может.

Вторая – это заслуженное проклятие. Если один из его рода совершил тяжкое преступление, то его жертва могла произнести предсмертное проклятие или молитву ко Всевышнему. Представляете, умирающий в муках человек прокричал: «Господи, сотри с лица Земли весь род этой подлой твари!» И Господь исполнил последнюю просьбу невинной жертвы – запретил преступному роду потомство.

Третья – это насилие или совращение.

И четвёртая – добровольное соблазнение, людей, находящихся в порочной извращённой среде...

– Это знание не решает проблемы, как попасть в столицу. Изображать извращенцев вам всё – равно не придется, – остановил меня поэт, – эти птахи всё же редки в России, потому привлекут внимание. А вам не стоит обращать на себя внимание, вы должны быть обыкновенными и неприметными.

– Где нужно прятать лист? – согласилась я, – В лесу. Вот если бы группа дворян ехала в столицу, то матушку и князя легко было бы спрятать в большой кампании со слугами.

– Свяжусь с соседями, – кивнул он, – спрошу: не нужно ли кому в Петербург.

Спали мы до вечера, потом поужинали и опять уснули.

11 глава. Циганы.

Часть 4

Цыганы

На следующее «утро», которое было за полдень, мы с Натальей оделись в облегченные летние платья и спустились в гостиную. Рядом с Пушкиным за журнальным столиком сидели два молодых дворянина. Они смотрели на Наталью, как коты на бантик.

– Вы простите, Наталья Алексеевна, но я позволил себе рассказать о вашей ситуации в дороге. Только для того, чтобы вам не пришлось повторять, – поспешно уточнил он, – это мои приятели, и они приняли горячее участие в вашем приключении. Они не только не выдадут вас, но и помогут всеми возможными способами.

Мужчины встали и приложились к нашим рукам. Александр Сергеевич представил:

– Мои приятели Илья и Анатолий. Они заехали ко мне, чтобы повеселиться. Тут рядом, на луговине расположился цыганский табор. Говорят: поедем, послушаем их песни и пляски.

– А цыган пускают в столицу? – спросила я.

– Нет. Они же воруют. Обычно цыгане останавливаются в пригородах.

– А если поговорить с ними, уговорить их поехать в столицу, а самим в их таборе спрятаться?

– Табор едет медленно. Останавливается часто. Но можно подумать.

– Маскарад?! – восторженно откликнулись представленные нам мужчины, – мы тоже хотим!

– Нет, вам переодеваться не стоит, вам придется играть роль гуляк, что едут к друзьям в Гатчину, чтобы развлечься песнями и плясками цыганок, – стала фантазировать я, – Отобрать самых наглых, молодых и голосистых цыганок, цыган – музыкантов, и других, что за лошадями ухаживать будут в дороге. С ними взять с собой цыганят моего возраста и младше, чтобы меня спрятать.

Князь – охранником, как и прежде. В случае чего, отдохнёт в кибитке. Матушку оденем полегкомысленней, и она поедет в качестве вашей подруги.

– Я не могу легкомысленно, – раскраснелась Наталья, – я не такая... девица!

– Матушка, мужское платье вы уже освоили и мужчиной от этого не стали. Освоите и легкомысленное. А господа будут относиться к вам со всем должным уважением, – свирепо посмотрела я на них, те очень старательно закивали, – ну и играть придется. Но только когда кордоны врагов рядом будут.

– Да, да! Мы не оскорбим вас неуважением! – подтвердил Анатолий, глядя на женщину лукавыми, масляными глазами. Ну, конечно, за связь с дворянской девушкой в этом времени мужчин ждали серьёзные проблемы или срочная женитьба. А вдову каждый мужчина считал естественным предметом для «охоты» и, в случае удачи, своей законной добычей.

– А я прослежу, чтобы господа сдержали своё слово, – спускаясь по лестнице, произнёс Сергей Петрович, и взгляд его холодом придавил мужчин, тяжелый и неодолимый, как айсберг, надвигающийся на Титаник, – Наталья Алексеевна с Аннушкой мне жизнь спасли. Я в долгу перед ними и прошу этого не забывать, – сказал он, глядя в их глаза. Те прониклись.

– А вы не скажете, князь, почему это поездкой распоряжается ребёнок, а не вы?

– Этот ребёнок, спасённый Богородицей, и разум не детский имеет, и знания, превышающие обычные представления. Вам ещё предстоит в этом убедиться, я уверен.

– А к цыганам-то поедем? – заторопила я взрослых, – Нам же договориться нужно. Часть наших коней закамуфлировать под цыганских. Одежду у них для меня подобрать: юбки, платки, мониста... – я, мурлыкая: «Ай, на-нэ...» изобразила танец «цыганочка», чисто условно, конечно. Видимо это смотрелось несколько неожиданно после слов князя. Все с недоумением уставились на меня, потом на Наталью.

– Я сама с трудом её понимаю: когда Аня совсем взрослая, а когда вот так, превращается в сущего ребёнка! – пожала она плечами, в ответ на их вопросительные взгляды.

– Ну, что вы такие зануды? Даже взрослые иногда должны дурачиться. А то жизнь слишком скучной покажется! – пританцовывая и размахивая своей длинной юбкой, возмутилась я, – А как, по вашему, мне ещё в роль цыганского ребёнка вживаться?

– К цыганам? – ехидно спросил Александр Сергеевич, – А кто говорил, что ваша матушка «пойдёт только в общество приличных женщин»?

– Она будет в сопровождении приличного мужчины – князя Сергея! А неприличным цыганкам мы вас оставим! – также ехидно ответила я, – Напишете поэму «Цыганы» и тем оправдаетесь за свое неприличное поведение.

Они рассмеялись и быстро стали собираться. Все ценные вещи оставили в доме, набрали мелочи для цыганят. Приказали слугам принести вина, продуктов... Положили в коляску новую сбрую для коня и отрез ткани поярче на подарки.

Когда подъехали к табору, Пушкин, как местный хозяин спросил:

– Где ваш цыганский вожак? Мы к нему.

Из шатра вышел маленького роста, весь пегий от седины цыган.

– Хозяин, мы не станем воровать на вашей земле! – заранее затараторил он, – Мы знаем, что если кто из наших начудит, в другой раз крестьяне нас встретят вилами. Нам самим это не нужно.

– И когда это вас останавливало? – засмеялся Александр Сергеевич, – У нас к вашему табору дело. Если договоримся, в накладе не останетесь.

– Нет, нет! – запротестовал цыганский вожак, – мы незаконными сделками не занимаемся!

Мы дружно рассмеялись – настолько неискренне и лукаво это прозвучало! Он, и сам это понимая, присоединился к нашему смеху.

Князь с матушкой и Пушкиным вошли в шатер цыгана, чтобы обсудить наше дело. Друзья поэта пошли к костру, где звучала гитара.

А меня, ещё сидящую в коляске, окружили цыганские ребятишки всех возрастов. Они загомонили, засовывая любопытные вороватые мордашки в баулы с вещами и продуктами.

– Всё, что мы привезли с собой, принадлежит вашему вожаку. Это для него подарки! – ехидно сообщила я. Они разочарованно отступили.

– А тебя они тоже нашему вожаку привезли? – не менее ехидно, спросила вертлявая малышка. Я, конечно, не заблуждалась – роста этот народ всегда был небольшого, да и взрослеют эти «дети природы» намного быстрее. Она вполне могла быть прославленной воровкой, иметь мужа, а то и ребёнка.

– Нет, они хотят купить для меня несколько цыганят! – продолжила я ехидную пикировку. Они ахнули и громко возмутились:

– Цыгане детьми не торгуют... Своими, – уточнила моя противница, – вот купить и продать белого ребёнка – это бывает.

Князь выглянул из шатра и подозвал нашего кучера. Тот метнулся к нему, а потом вернулся к коляске и стал таскать в шатёр цыгана всё, что мы привезли. Видимо переговоры идут успешно.

– Я хочу купить себе полный костюм цыганки. Чтобы было точь-в-точь, как у вас!

– А тебе зачем?

– Для маскарада.

– Для маскарада барышни шьют себе вещи только похожие на нашу одежду. Намного богаче и наряднее, чем бывает у нас.

– А я хочу настоящие!

– А дорого заплатишь?

– Новыми песнями!

– У-у-у! – разочарованно простонали они, – Песен мы и сами много знаем!

Ребятишки, как галчата расселись по всей коляске, хотя я их, вроде бы не приглашала.

– А я знаю такие которые никому в этом мире не известны!

– А как ты заплатишь? Сначала споёшь, а потом выберешь одежду? – лукаво спросила моя собеседница. Надумала песню запомнить, а потом не расплачиваться?

– Одну песню я только спою, а разучивать её с вами не буду. Если вам понравится – вы принесёте мне вещи. А потом мы с некоторыми из вас вместе будем путешествовать до самой столицы. Об этом сейчас старшие договариваются. И я в дороге научу их своим песням.

– А не обманешь?

– А разве можно надурить цыган? – они ехидно переглядывались и ухмылялись.

– Ну, спой!

Я настроилась и стала вспоминать хоть что-то по тематике подходящее для цыган. В голову лезла песня Геннадия Жукова «Пыль в полстепи – это видимо я, женщина плачет – то видимо Анна...» Нет, я её наизусть не помню, да если бы и помнила, не спела бы. Хотя песня, конечно, волшебная и совсем цыганская.

И я начала:

– Эх, дороги! Пыль да туман...

Холода, тревоги. Да степной бурьян.

Выстрел грянет. Ворон кружит.

Твой дружок в бурьяне неживой лежит...*

Пока я пела, к повозке подтянулись другие цыгане. Некоторые покачивались в такт песне. Подошёл парнишка с гитарой и тут же сначала тихонько, потом всё уверенней стал аккомпанировать.

Когда песня закончилась, все помолчали.

– Хорошая песня. И правда – неизвестная. Учи, – приказала малышка.

– Уговор был другой. Этой песне я не могу вас научить. Я обещала её только спеть. Я другим песням вас научу.

– Почему не можешь? Песня хорошая, учи! – присоединился и гитарист.

– Она русская. Она воровать не может, – вмешалась, подходя, старая цыганка,– греха боится! Она не хочет украсть песню у того, кто ещё не родился.

Все, кто стоял тут, обернулись на неё со страхом. Понятно, – подумала я, – ведьма при таборе.

– Как можно украсть у того, кто ещё не родился? – удивилась малявка у меня под боком. Я и не заметила, как во время песни малышня облепила меня со всех сторон.

– Она, хоть и русская, но чем-то похожа на меня и других цыганок-знахарок. Её душа одновременно в разных временах живёт. Эта её песня из будущего времени. Услышали, потешили душу и забудьте. Она права. Свои песни сложите, не ленитесь – этой время ещё не пришло.

– Ты, старуха, всякую чепуху несёшь! – возмутился молодой гитарист, – Шамань в своём шатре! Девчонка обещала песням научить – пусть учит!

– Я обещала научить другим песням. Этих песен я не украду. Они мои.

– Не обманывай себя, – возразила старуха, – ты своруешь у себя будущей. Если научишь, то я всё равно прикажу петь их только у себя в таборе. Чтобы однажды той тебе, которая их напишет, не сказали: Это не твоя песня. Это старинная цыганская песня! Напиши новые песни, тогда и дари!

Что вы ей обещали – дайте! Нельзя её обманывать. Над ней защита свыше – не выполните обещанное, от Бога наказание получите! – уже отвернувшись от меня, произнесла уходящая к своему шатру цыганка. Остальные оторопело уставились на меня.

– Я просто пошутила, – грустно улыбнулась я, – я цыган обманывать тоже не могу. Мои песни не такие сильные, как та, что я спела. Я в дороге их спою вам задаром. А за цыганские вещи, возьмите вот, – протянула я немного серебра на ладони.

Ладошка моя волшебным образом опустела, а цыганята разлетелись в стороны и растворились среди шатров.

Потом на сиденье пролётки стали появляться детали цыганского одеяния. Все вещи были новыми – видимо их достали из сундуков.

К вечеру мы все вернулись в усадьбу.

Несколько дней мы отдыхали, гуляли по окрестностям, вечерами ходили в табор.

Девчонки учили меня движениям цыганских танцев и потешались над моей неуклюжестью. Учили меня пользоваться вещами: сочетать по цветам в одежде то, что у меня в мозгах совершенно не сочеталось, правильно повязывать платки на голове и вокруг бёдер...

Оказалось, что браслеты и мониста не простые украшения – на монетки и камушки в них были наложены особые заговоры: на здоровье, женское счастье, хорошее потомство... Дальше девчонки начинали хихикать, не выдавая секреты остальных амулетов. Я догадалась, что там могли быть заговоры на воровское счастье или что-то в этом роде.

– Дайте мне чистые украшения, без заговоров, – попросила я, – мне колдовские амулеты носить нельзя.

– Не «чистые», а «пустые»! – поправили они меня, смеясь. Но украшения принесли другие, по моим ощущениям, действительно «чистые» – без особого душка, которым несло от прежних.

Поэт переходил от костра к костру и слушал песни и легенды.

Меня удивило то, что нам потребовались переводчики. Оказалось, что в этом веке далеко не все цыгане знают русский язык. Многие даже не покидали табора, воспринимая его как собственную передвижную деревню.

Тот лукавый мужичонка, который представился главным и решал вопросы с матушкой и князем, оказалось, был чем-то вроде дипломата или торгового представителя от табора.

Кто на самом деле был цыганским бароном мы так и не поняли. Но было заметно, что этот местный «менеджер» не пользуется таким авторитетом, как старики и старухи с лицами, напоминавшими кору деревьев.

Часть наших коней и поклажу распределили между кибитками, которые приготовили для путешествия с нами в столицу. На остальных сели наши спутники, князь с матушкой и охрана.

– А как вы кибитки будете назад вести, без наших коней? – поинтересовалась я.

– А что, возле столицы все кони передохли? – засмеялась одна из девушек, – Украсть нечего стало? ...Или купить негде? – поправилась она после того, как её тайком одёрнули.

Меня засунули в кибитку с цыганятами, а мою Златовласку привязали к повозке в хвосте каравана.

Мы душевно попрощались с Александром Сергеевичем и тронулись в путь.

***

До Луги ехали почти без остановок. Цыганские дети, привычные к дороге, быстро освоились со мной.

Я, чтобы не раскрывать песен моего времени, несмотря на предупреждение старой ведьмы, пела им свои песни: «Дорога к дому», «Меня пальчиком ткнула ведьма» «Моя мама молится не умела» и другие. Дети быстро заучивали и уже пели:

Моя мама молиться не умела

И меня молиться не учила,

А душа то плакала, то пела,

Онемелая, о чем-то молила!

Я молю тебя, Пречистый, прости,

Немоту моей души отпусти!

Пусть летит она в иные края!

Пусть и плачет и поёт душа моя...

Но пели таким заунывным, жалобным тоном, что я невольно начинала хохотать – с такой песней теперь можно только подаяние просить.

Одетая в цветные цыганские одежды, с лихо завязанным на макушке платком, я с удовольствием позвякивала монистами.

Кожа за время путешествия у меня загорела. До цыганят явно не дотягивала, но это никого не удивит. Цыгане часто покупали белокожих детей у бедных родителей, а то и воровали.