Текст книги "Игра: Дочки-матери (СИ)"

Автор книги: Валентина Никитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

– Мама, ты что, не понимаешь? Этот путь буря загородила нам потому, что нам в Петербург надо ехать, а не в орловское поместье. Раненый офицер – это наверняка тот знак, которого мы ждали.

Матушка внимательно посмотрела на меня и понимающе кивнула.

– Господин офицер, мы едем в Петербург. Вы с нами? – улыбнулась она.

Мужчина огорошено оглядел нас и кивнул.

Наши мужчины похоронили его слуг. При свете, там же в кустах они нашли его кожаные торбы с вещами. Лошадей убийцы увели с собой.

Мундир Сергея Петровича был посечён и залит кровью. Его переодели в сухую дорожную одежду из его запасов.

Крытый возок приспособили под нужды раненого. Из кожаных мешков с нашими платьями, к которым добавились его вещи, соорудили что-то вроде дивана.

Зафиксировав раненую ногу холстами, наложив жёсткие повязки на грудь, перебинтовав руки, укрыли его пледами и тронулись в путь.

К вечеру у нашего спутника поднялась температура и он начал бредить. Разбинтовали его, проверили раны – может пошло заражение.

Но, раны, накануне промытые самогоном, и смазанные свежим мёдом были чистыми. Видно, ослабленный потерей крови и промокший, он подхватил воспаление лёгких. Вроде весна, и мужчине не пришло в голову ехать в пальто. Потому он под градом был, как под снежной порошей, в одном мокром насквозь мундире.

Останавливались теперь чаще, чтобы напоить раненого теплой водой с малиновым вареньем или с медом. А иногда и разбавленным вином. Меняли, пропитанные потом пледы и рубахи, одолженные ему нашей охраной.

Служанок Наталья в дорогу не брала – в имении другие есть. Потому за больным ухаживала сама.

Только на третьи сутки ночью произошёл перелом в болезни, и утром мужчина пришёл в себя.

Мы с Натальей, пристроились рядом с ним у костра.

Я обрадовано пичкала бледного попутчика горячей кашей, то поддерживая его дрожащую ослабевшую руку, то поднимая повыше миску. Я, с высоты своего прошлого возраста, ощущала молодого человека больным ребёнком, хоть и взрослым.

Поблагодарив, он улыбнулся и снисходительно принял мою помощь. Было видно, что он просто подыгрывает ребёнку. Смотрел на меня сдерживая улыбку, мол девочка просто изображает заботливость и ухаживает за ним, будто в куклы играет.

Наталья сидела притихшая, с опущенными глазами. Ухаживать за беспомощным чужим мужчиной, обтирать его вспотевшее тело полотенцем, смоченным в слабом растворе уксуса, ей было проще, пока он был без сознания. Но теперь его спокойный, внимательный взгляд вгонял молодую женщину в краску.

Интересненько, – подумала я и пригляделась к попутчику, – А мужчина-то, ничего-о!

Бывает разная мужская красота: слащавая или резкая, орлиная у восточных мужчин, большеглазая у евреев, суховатая у северных блондинов...

А это был простой крепкий парень лет тридцати с небольшим, я бы сказала «деревенского типа», хотя понимала, что это у него просто русский типаж внешности.

Несмотря на то, что он дворянин, никакой изысканности, как у московских красавчиков, в нём не было и тени. Но это была порода, которая читалась не в «чертах его благородного лица», как пишут в романах, а в спокойной властности. Той властности, что отличается от самодовольной наглости слабаков, как взгляд волкодава, от взгляда истеричной болонки. Даже исхудавший и бледный, он не вызывал жалости. Я вошла в лёгкое молитвенное состояние, чтобы внутренне почувствовать попутчика.

– Почему ты на меня смотришь так внимательно, Аня? Что, не красавец? – грустно усмехнулся он.

(Так-так... Видно какая-то пустоголовая красотка его обломала однажды... Не женат, иначе его не расстраивала бы внешность...)

– И слава Богу! – ответила я, – Насмотрелись мы на этих пустоголовых красавчиков на московских балах, аж тошнит!

Он засмеялся, скривившись от боли.

– Зато они женщинам нравятся.

– Только таким же пустышкам, как и они сами, – махнула я рукой, – Моя матушка была на балах очаровательнее всех, а этих индюков интересовали только её имения. Вот мы и сбежали.

– Девушек тоже интересует положение будущего мужа и богатство. Куда же нам, мужчинам бежать?

– Искать ту, которая считает собственное богатство чрезмерным.

– А такие разве существуют? – поразился он.

– Знакома я с одной такой...

– Аннушка, это не так! – попалась в мою ловушку Наталья, – Я говорила об ответственности за землю и людей, которые поручены мне Господом. Представь, что с ними было бы, выйди я замуж за такого, как Залихватнов? А он не один такой, их множество. Другие могут оказаться не такими откровенными бездельниками. Сразу ведь не разглядишь, а не дай Бог ошибиться!

Сергей задавал вопросы, вроде из вежливости, но Наталья разговорилась и рассказала всё, что я вызнавала от неё и Даши по крохам в течение целого года. И о гибели близких, и о больной дочери, которую исцелила Матерь Божия. И о наших творческих вечерах. И о своих проблемах с имениями. Хорошо, что о залежах железа умолчала.

Я поражалась: как он ловко? Вроде ничего не выспрашивал, а все узнал. Где наводящим вопросом, где удивлённо поднятой бровью, где сочувственно нахмурившись, он подталкивал её к откровенности, сам продолжая сохранять инкогнито.

Берём! С улыбкой решила я.

Не только в дамских романах, но и в реальной жизни, люди, столкнувшиеся в трагической ситуации, сближаются быстрее. Дорога до Петербурга на лошадях долгая, успеют и познакомиться, и сблизиться. Не в развращённом смысле моего времени, конечно. Этот век, несмотря на цинизм высшего света, всё-таки более романтичен в отношениях. Да и строгость Натальи не даст мужчине относиться к ней легкомысленно.

А самое-то главное, размышляла я дальше – она молила привести её к «разумному и сильному» мужу, и первый, кого мы встретили, подходит под это определение на сто процентов. И кого-то смутно напоминает мне...

Ухаживая за ним, она впервые после смерти мужа, касалась обнажённого мужчины. Это интимное, в некотором смысле, событие тоже сближает.

Офицер, конечно, может оказаться бедным, но это не проблема, если он вхож к императору, то присмотреть за железными рудниками ему будет по силам.

– И всё-таки, Анна, – обернулся ко мне предмет моих размышлений, – почему ты меня разглядываешь, как будто мой портрет писать собралась и заранее прикидываешь: на какую стену его потом повесить?

– Вы кое на кого похожи, – буркнула я. (Нет, такие все проницательные, блин!)

– На кого, Аннушка? – удивилась Наталья, – я никого похожего не видела.

– На моего брата, который тоже офицером будет.

– На... – она осеклась, глянула на Сергея и залилась краской. Ужас и восторг сияли в её глазах. О, святая наивность! Что внутри, то и на лице...

– У вас есть сын? – обернулся тот к ней.

– Нет, только Аннушка. Не слушайте её, пожалуйста! Аня, умоляю... – сложила она руки, – не время!

– Какие-то тайны? Я не настаиваю на их раскрытии. Сам не всё могу о себе рассказать.

– В этой тайне нет ничего стыдного, но мама права. Вы не готовы к таким откровениям.

9 глава. Преследование

Часть 2

Преследование.

После Ржева подъезжая к какой-то деревне, мы были вынуждены посторониться. Нас обогнали десятка полтора всадников.

У деревенского трактира было не протолкнуться от лошадей, трактирных конюхов и наездников, поправляющих на конях потники и поклажу.

Мы сошли размять ноги и переждать этот базар. Судя по тому, как они спешили, не распрягая своих лошадей, скоро уедут.

Всадники нас окружили:

– Кто такие?

– А кто спрашивает? – спросил Антон, – мы сопровождаем дворянскую семью в Петербург. И отчёта никому давать не обязаны – не военное время.

Я стояла возле повозки с раненым и услышала его шёпот:

– Аня, это мои враги. А я ранен, я с ними не справлюсь.

Поняв, что действовать надо быстро, пока его не обнаружили, я вошла в состояние молитвенного транса – так интуиция лучше работает.

– Замотайте лицо бинтами, – прошептала я ему.

– Мы ловим вора и мошенника, сбежавшего из тюрьмы. Нам нужно обыскать ваши повозки, – говорил, между тем, предводитель всадников.

– О, ужас! Господа, ловите вашего мошенника поскорее, а то моего папа во время бури сильно поранило и он не сможет нас защитить! – нырнула я в гущу противников нашего спутника.

– Как поранило? Чем?

– А вы не видели, во время бури деревья вот так, мотало ветром? – я подняла руки вверх и закачалась из стороны в сторону, как фанатка на концерте кумира, – Мы укрылись от града в лесу. И вдруг: трах, тарарах! Молния! Громадный кусок дерева падает и прямо на папа! Ему всю голову разбило, ногу сломало и всего, всего поранило! – возбуждённо жестикулируя и наседая на окружающих, я то тыкала рукой в голову одного, то хваталась за ногу другого... Они раздражённо пятились, – Бедный папа, он всю дорогу бредит, видно сильно повредило голову! – сокрушённо, по-старушечьи покивала я, подперев голову рукой.

– Посмотри! – приказал один из них молодому товарищу. Тот заглянул в повозку и попытался снять повязку с лица раненого, который застонал.

– Вы чего творите! – завизжала я, – матушка, они папа мучают! – Артур зарычал из-под повозки – парень отшатнулся и отскочил в сторону.

– Господа! Соблаговолите оставить в покое моего раненого мужа! Я Государю пожалуюсь! – подбежала к повозке и, раскинув руки, загородила её Наталья.

Главарь по-французски выругался.

– Это не русские люди, это французы, они русского дворянина мучают! – вовсю эксплуатировала я возможности детских голосовых связок. Прекрасно зная, что вся знать говорит по-французски, я нарочно визжала про французов, ведь у народа ещё была свежа память о недавней войне с ними. Артур помогал мне устраивать суматоху яростным лаем. Он кидался на одних чужаков, отскакивал и набрасывался на других...

Наши охранники и деревенские конюхи угрожающе подступили к наездникам. Наши с оружием, те с вилами.

– Вот истеричка, б...! – резко вспомнил русский язык главный, и обратился к подчинённому – кто там лежит? Он?

– Нет вроде. Бородатый. А тот бритый был, с усами, – ответил молодой.

(Да, не брился Сергей в дороге. До того ли было?)

Я зажала уши руками и перешла на сплошной детский визг, на грани ультразвука. Поворачиваясь вокруг себя, представила энергетическую воронку и топнула «капризно» ногой. Выброс энергии из слабого ещё детского тела заставил меня пошатнуться. Уши заложило так, что пришлось сглотнуть.

Поставив себя в центре этого катаклизма, я отвлекала внимание от раненого, да и ментальный удар я им устроила не хилый. Даже пес замолк и замотал головой.

– Поехали! – морщась, рявкнул главарь. Выглядел он оглоушенным. Выплеск энергетики видно был не слабым. Или у меня прибавилось ментальных способностей или у девочки Ани они были сильными от рождения. Видимо в матушку Наташу.

Они вскочили на коней и помчались вдоль деревни в сторону Осташкова.

Наши мужики набрали в трактире свежих продуктов с запасом, наполнили котелки вареной кашей с мясом и тоже тронулись. Останавливаться в трактире не стали, чтобы не расшифровывать, что наш раненый, на самом деле не так плох, как я говорила.

К вечеру остановились на ночёвку на лесной полянке с родником./////раньше поблагодарил?

– Ну, вы и молодцы, дамы! – восхищённо проговорил, вытащенный мужиками к костру, Сергей.

– Рассказывайте, давайте! – сурово заявила Наталья, – вы уже поняли, что мы вас не выдадим, ведь мы даже на «вора» не попались. Слушаем.

Он вздохнул, помялся и выдал:

– Я князь К-ский Сергей Петрович. Везу из Женевы документы, компрометирующие важных чиновников России, в основном немецкого происхождения. Имена и предательские письма у меня в бауле. Я отбросил его в кусты подальше во время нападения. За ливнем они не заметили.

Я предполагаю, дальше события развивались так.

Меня, потерявшего сознание от ран и убитых спутников обыскали сразу, бумаг не нашли. Лошадей с перемётными сумами забрали и уехали. Сумы и седла видимо обыскивали внимательно при свете утра, после бури. Когда и в них документов не нашли, вернулись. Меня на прежнем месте тоже не оказалось, только две свежие могилы. Решили, что я не так уж сильно ранен, добыл лошадь и скачу в столицу.

Если со мной что-нибудь случится, бумаги закопайте в приметном месте, а с собой не везите. В них – ваша смерть. Возникнет возможность – передайте эти события его Величеству лично. Никому из приближённых не верьте. Любой может быть подкуплен или запуган предателями.

Он притянул меня к себе и троекратно расцеловал в щёки.

– Было забавно, но и приятно, когда вы называли меня «папа», Аннушка. От такой геройской дочери я бы не отказался.

– Вот и не отказывайтесь, – хмыкнула я, – дорога впереди длинная. Вам ещё долго роль моего «папа» изображать. Привыкайте.

Они с Натальей рассмеялись. Они что, не помнят, как матушка попутчика мужем называла? Хм.

– Я никогда не слышала такого звонкого визга. А уж от тебя точно не ожидала. Ты обычно такая взрослая, серьёзная. А тут – оглушила всех!

– Так надо было. Редкий мужчина способен вынести женский визг, а уж детский, так особенно. В Китае есть воины, которые во время схватки визгом «кия!» ошеломляют противника. Говорят, что это они так духом воздействуют, а я думаю, на самом деле нормальному мужчине на долю секунды кажется, что перед ним женщина или ребёнок и он слегка тормозит. Этого мгновения визгуну хватает, чтобы поразить противника.

– Я слышал о таком. Но тебе – то откуда это известно? – удивился князь.

– У меня много чего найдётся, чтобы вас удивить. Не обращайте внимания.

Это хорошо, что мужики не стали меня останавливать, когда я вас защищала. У нас был уговор: не мешать мне, если я знаю, что делать. И матушка им это подтвердила. И удачно, что они сказали, что сопровождают «семью», а не «вдову».

А то может случиться так, что они скажут одно, а мы другое. Согласовать надо.

Пока Наталья с князем разговаривали с крепостными, я с одним из наших людей собрала пропотевшие вещи раненого и рубахи, одолженные у охранников, наши с Натальей промокшие и запачканные вещи и отправила своего помощника замочить всё это ниже по течению родника, в криничке.

Он полоскал и выжимал мокрое бельё, а я уединилась. Моя душа наполнялась покоем. Помню, у меня была кассета со звуками леса, журчащей воды и птичьего щебета. Как менялось состояние зимними вечерами в одиночестве, в комнате общежития, когда я включала эту природную музыку – музыку жизни!

Распогодилось. Место было уютное, и старшие решили дать раненому денёк отдохнуть от тряски и окрепнуть.

Они обустраивали лагерь, готовили пищу, а я нарвала ландышей, поклевала, появившиеся кое-где ягоды земляники и, упав в траву, блаженно отдалась жизни леса. Подбежал пёс и лёг неподалёку. Охраняет...

«Господи, это моя Родина, Россия. Но в этом времени моя душа – иностранка. Благослови, чтобы этот мир принял меня, не отторгнул, причинив боль моим новым родственникам. Направь и мой путь. Веди путем тобою мне назначенным, Отче!..»

Лес на секунду замер. Затихло всё: от дыхания ветра в траве, до птичьего гомона. Потом ожил снова.

Молитва услышана, почувствовала я, и полностью растворившись в этой благодати, заснула.

***

На следующее утро после стоянки мужчины быстро собрали наш дорожный скарб. Навесы из жердей и веток оставили нетронутыми – вдруг кому-то пригодится укрыться от дождя.

Как-то незаметно лесные звуки, дорога, лошадиное пофыркивание и перестук копыт стали для меня привычным фоном.

Дорога выматывала меня и физически, и морально. Нетренированное детское тело страдало от тряски так, что постоянно хотелось скулить от боли. Я, то сидела в коляске, то сворачивалась калачиком на сиденье, положив голову на колени Наталье.

В начале путешествия во время стоянок, разминая усталые мышцы, я делала почти гимнастическую разминку. Теперь, сходя на деревянных ногах, едва углядев полянку травы, падала и засыпала.

Князь, увидев моё состояние, предложил Наталье:

– Пусть ко мне под бочок ложится. Тяжело ребёнку.

Потом я блаженствовала в возке: то, осторожно, чтобы не толкнуть раненого, дремала под его боком, то болтала. Я, как озоном дышала силой мужского тела, стараясь не подпитываться от него нечаянно – сила ему самому нужна была для выздоровления. Но ощущение маленького котёнка под боком у кого-то большого и сильного, чуть ли не заставляло меня мурлыкать.

В своей прежней жизни я была лишена возможности притулиться к любящему отцу, но что-то похожее я испытала, когда к нам из армии приехал мой старший двоюродный брат. Чувство душевного тепла, надёжности и защищенности, которое испытала рядом с ним, запомнилось навсегда.

Задумавшись, я начала подозревать: может быть это мне своего рода компенсация от Господа? То есть сейчас я дополучаю то, чего не получила в своём реальном детстве?

Сначала появления тут, в новой жизни, мне была подарена самоотверженная, любящая и по своей сути, идеальная мать. Сейчас у меня появилась возможность получить идеального, сильного, благородного отчима – абсолютную противоположность тому, который был в моём настоящем детстве?

Я грустно улыбнулась.

Точно также можно объяснить и мою новую жизнь в дворянской семье, взамен моего нищего деревенского детства. А в чём тут урок? Понятней было бы за грехи в прошлой жизни получить наказание нищетой, страданиями и бедами, как говорится в различных религиях.

Но, скорее всего, происходит что-то не доступное моему пониманию. Потому – об этом я подумаю позже, как говорила одна кино-героиня.

В очередной раз проснувшись, я решилась заинтересовать, похоже, не случайного попутчика. Наталья боялась рассказать о железных залежах подлым мужчинам, чтобы те не позарились на такое богатство и не причинили нам вреда. Но, князь, возможно, не беден. Для него наше тайное богатство вряд ли является большим соблазном. А его сильная, без гнильцы натура не позволит нам навредить.

Даже если он не женится на матушке, сильный друг при дворе нам не повредит.

Пристроившись поудобнее для серьёзной беседы, я сказала ему шёпотом о том, что мне открыты большие тайны, которые я ему сейчас расскажу. Он, умилившись, улыбнулся, конечно же, восприняв это как детские забавы. Ну, какие такие великие тайны могут быть у ребёнка?

– Я видела много разных тайн до того, как меня Богородица исцелила.

Если бы император меня послушал, Россия могла бы стать самой сильной державой мира.

Мне известно, что в Сибири, как и на Аляске, будут добывать много золота и алмазов. Железные руды залегают в Орловской, Курской и Белгородской губерниях. Это самое большое в Мире месторождение железа.

Я рассказываю это вам, потому, что мама боится открыть секрет нашего имения в Орловской губернии. Там, в её поместье, молнии бьют в землю, а это признак того, что в земле залегает много железа. Ещё в прошлом веке какой-то русский учёный изучал ту местность. Его заинтересовало, что там компасы не работают. Это тоже говорит о больших залежах железных, магнитных руд.

Но этот секрет можно только государю сказать. Железо – это же оружие для России. И располагается оно не на окраинах государства, а в её центральных областях. Это удобно для строительства рудников и заводов по переработке металла. Потому эта тайна опасна для нас с мамой.

– Аннушка, а это не твои фантазии?

– Нет, – вздохнула я, – Это легко проверить – послать рудокопов с учёными. Пусть с компасом ищут. Он на железных рудах на север не показывает.

Только не выдавайте нас, пожалуйста. Нас могут убить, чтобы скрыть этот секрет от императора. Ведь другим державам вовсе не нужно, чтобы Россия стала сильней.

– Это что же выходит – я боялся втянуть вас с матерью в политику, а вы и сами... Почему письмо императору не напишете?

– Мы дуры, что ли? Вот вы можете свои бумаги письмом послать? Их что, до императора никто не читает?

– Да, ты права – не подумал. Так вам, поэтому, в Петербург надо?

– Поэтому тоже. Но не только. Надо было найти надёжных и сильных людей, которые способны помочь России и нам с матушкой. Мне показалось – вы такой человек.

Мы когда ехали в поместье, матушка помолилась, чтобы Господь нас направил, или знак подал – что нам делать. У матушки Натальи сильная молитва.

И тут – буря навстречу, и мы в лесу чудом находим вас. Когда вы про Петербург, Государя и политику сказали, я и напомнила ей про знак, которого она просила.

– А если ты во мне ошибаешься, малышка? Разве можно быть такой беспечной и рассказывать настолько опасные вещи первому встречному?

– Нет. Не ошибаюсь, князь. Вам матушка Наталья рассказывала о моей судьбе и чудесном исцелении. Вы должны были понять, что я не обычный ребёнок.

Я, правда, не ясновидица, но близка к этому. Я предчувствую беду. Ощущаю душу человека. Для меня подлый человек будто окутан черной, невидимой обычным глазом, дымкой. А его гнусные мысли для меня, как не воспринимаемая обонянием, духовная вонь.

Вот вы тогда удивлялись, что я в вас пристально вглядываюсь, будто собираюсь писать портрет. Я вглядывалась в вашу душу. Она наполнена светлой силой, честью и достоинством, без грязи и лукавства.

С неё вполне можно написать прекрасный портрет и поместить в достойную князя раму, – улыбнулась я.

Он, ошеломлённый, смотрел на меня. Потом утвердительно кивнул и произнёс:

– Дорога впереди долгая. Я подумаю.

В очередной деревеньке я вышла размяться. Вот никогда раньше не задумывалась и представить не могла, что большое число крестьян в это время жили в таких убогих землянках. Партизанские землянки в наше время и то были приличнее.

Впервые поняла декабристов, которые ратовали за освобождение крестьян. Правда, они революцию, по типу французской, хотели устроить.

Проезжали мимо одних деревень – если хозяева разумные, то и крестьяне крепкие, и хозяйство налаженное. Домишки, хоть и убогие по меркам моего времени, но хотя бы целые. Пара лошадок для нужд крестьян, коровки, овцы, гуси...

Проехали несколько километров – совсем другая картина. Сначала думала – древний старик или старуха, а присмотрелась – высохшие от голода, как из фашистского концлагеря молодые люди!

Наши бомжи, которые одевались в обноски из мусорных баков – были просто богачами, по сравнению с этими тенями, оставшимися от людей.

Голая малышня и мальчики чуть постарше, лет семи, в рваных обносках рубах, но без штанишек. У девочек почти такие же рубахи, но чуть длиннее. И тоже – как из концлагеря. Или как те, из нашего времени, иссохшие без воды африканские дети, что из грязной лужи воду пили.

У нас старину в кино все время показывали в вышитых рубахах и сарафанах. Любо-дорого глянуть!

А тут только те, кто побогаче, могли такое носить. Да и то эти вещи в сундуках хранились, передавались от прабабушек правнучкам. Надевались в основном на свадьбу и по большим праздникам. Потому и сохранились для музеев.

Антон вынес из убогой лачуги, которая тут была корчмой, свежеиспечённый хлеб. Руки конюха с трудом обхватили несколько круглых караваев.

Полуголые, скелето-подобные малыши стояли в сторонке и смотрели не на богатых барынь, не на коляску.

Они смотрели на хлеб. Не жадно, не завистливо – тоскливо, как бродячие псы.

Я сошла с коляски взяла у Андрея и подала старшей девочке один каравай:

– На всех детей!////реакция детей на бог. Девочку////

Детвора чинно встала полукругом около неё, и молча ждала. Она расстелила на траве застиранный до ветхости платок и стала на нём ломать хлеб на кусочки. Осторожно добавляла крошки в ладонь ребёнку, если ей казалось, что его кусочек меньше.

Они, сложив ладони лодочками, разбирали свои кусочки и чинно кланялись мне:

– Благодарствую!

Старшие наклоняли головки не говорящих малышей своей рукой, и говорили «благодарствую» за них.

У меня слёзы закипали в глазах, обжигали сердце стыдом. «Сейчас мне их всех не спасти, Господи! Но помоги мне сделать всё возможное и не возможное, чтобы облегчить участь этих и других детей России. Помоги!»

Девочка свернула платок и, кланяясь, подошла ко мне. Поблагодарив, она тихонько проговорила:

– Вас ищут, добрая барышня! Спрашивали: не проезжала ли барыня с дочкой в коляске и с раненым в повозке. Злые были. Заплатили корчмарю – он, когда вы приехали, работника вперёд по дороге послал, пока вы выпечки хлеба ждали. Видно – гонца.

Наверное, эти разбойники засаду на дороге устроили.

– Дай Бог тебе счастья, сестра! – проговорила я, из наших запасов вытащила мешочек с пшеном, кисет с солью и кусок сала, – Накорми кашей малышей.

Дёрнувшись удивленно от слова «сестра», она бросилась с продуктами от дороги, позвав детей за собою.

А мне невольно вспомнились народные сказки: поделился добрый молодец, или красна девица хлебушком со старичком или старушкой в дороге... А тот старичок или старушка оказались добрыми, мудрыми волшебниками и дали они путешественнику полезный совет...

Мы выехали за околицу. Я остановила всех для совещания.

– Если нас ищут по приметам, то приметы надо изменить. Матушка, нам надо переодеться – у нас есть мужские костюмы...

– Что ты задумала, Анна?

– Нам надо ехать верхом. Князь, вы сможете держаться в седле? Если нет, нам придется разделиться.

– Полдня пути, может быть, выдержу. Лишь бы раны не открылись.

– Тогда надо решить – что делать с повозкой и коляской. Оставить нельзя – найдут, поймут, что мы верхом, будут верховых искать. И спрятать негде: ни лесочка, ни оврага поблизости.

– Можно повозку освободить – мешки к запасным коням приторочить, – начали торопливо обсуждать мужики с князем и матушкой, – коляску немного разобрать. Снять колеса, откидной верх и плотнее погрузить на повозку. Сеном укрыть и сверху затянуть верёвками с дерюгой, будто крестьянин сено продавать везёт.

Решили, что кучер Андрей оденется проще, и поедет назад в Москву с возом «сена». Матушка написала ему подорожную.

А остальным надо крюк сделать, отъехать в сторону от основной дороги, потом вернуться.

– В города не въезжай, – инструктировала Наталья Андрея, – Перед Москвой сено убери. Разобранную коляску везешь для хозяйки. Почему сам не едешь в коляске – так велели, чтобы коляску по дорогам не бить.

Князя перебинтовали. Раненые ногу, предплечья и грудь буквально укутали в тряпки. Одели в одежду охранника покрупнее, и засмеялись. Худой от болезни и стройный Сергей стал похож на полноватого, неуклюжего крестьянина. Отросшие бородка и усы окончательно меняли его прежний облик. Он, на первый взгляд, совершенно перестал отличаться от мужиков.

– Сергей Петрович, вам надо научиться глаза опускать при посторонних, – сказала я.

– Зачем?

– Вы на людей смотрите не так, как крепостные. Вас, как ни одень, а в глаза посмотришь, и коленки задрожат.

Он рассмеялся и, сведя глаза к переносице, изобразил небольшое косоглазие.

– Не-е, так не пойдёт! – оценила я, – Мы в дорогу придурков не берём!

Мужики заржали.

На нас, с Натальей, переодевшихся в мужские костюмы, наши крепостные смотрели осуждающе. Ну, да, понятно, что необходимость. Но госпожам не положено в мужском обличье щеголять!

А я ещё думала, что просто так, для удобства переодеться придётся в мужское. Съели бы нас своим ворчанием. Да и Наталья чувствовала себя в таком облике крайне неловко. Раздвинуть ноги, и сесть верхом на коня по-мужски, стоило ей немалых усилий. Смущалась, почти до слёз.

Только увидев меня, весело скачущую на Златовласке, начала успокаиваться. А когда заметила, что Сергей Петрович тайком восхищенно поглядывает на её фигурку, совсем осмелела.

Вперед кавалькады отправили двух охранников на разведку. Они, не подъезжая к основному тракту, ехали в ту же сторону целиной. Вернулись на вторые сутки.

– Заставы повсюду. Видимо ждут на пути в Петербург по всем проезжим дорогам. То, что мы теперь верхом не знают. Осматривают все коляски и повозки. Но и на конях сейчас ехать опасно. Нас допрашивали: кто, куда, зачем... Могут узнать вас, ваши милости, заглянув в лица.

– Значит, надо где-то переждать. У вас есть знакомые, где-нибудь поблизости, князь? – спросила Наталья.

– Увы, нет! Вся моя жизнь в столице, или с дипломатическими миссиями за границей.

– У меня есть! – вспомнила я, – правда не очень близко, но зато в стороне от дорог на Петербург.

– Какие у тебя знакомые здесь могут быть? – поразилась Наталья Алексеевна.

– Да Пушкин же нас в гости приглашал! Я слышала, что он сейчас не в Москве, а в Михайловском. Это хоть и сильно в сторону, но подойдёт. И не надо будет глаза врагам мозолить.

В ближайшей деревне мужики поговорили с местными, разобрались в дорогах, и мы поехали в Михайловское.

***

На стоянках мы по вечерам устраивали маленькие импровизированные концерты. Явно не хватало гитары, потому что князь Сергей замечательно пел романсы.

Глуховатый бархатный голос его в тишине ночи завораживал. Наталья смотрела на мужчину, как кролик на удава. Когда он поворачивался в её сторону, глаза её испуганно метались и находили успокоение, спрятавшись за опущенными ресницами. Он и сам был опьянён романтичной обстановкой, восторженно глядящей на него хорошенькой молодой женщиной, дымом костра и пляшущими языками пламени.

Включались крепостные с протяжными народными песнопениями, князь замолкал, медлительными, как во сне, движениями подкидывал ветки в огонь и прятал глаза, не решаясь смотреть на Наталью прямо через костёр.

Так не глядя друг на друга, они поднимались и стояли парной тенью на границе ночи и освещенного круга, задумчиво уставившись на огонь. Князь опирался на палку, наскоро вытесанную одним из мужчин, стараясь не напрягать раненую ногу.

Материнским взглядом замечая, что смущение молодых людей, прикрывает зарождающиеся светлые чувства, я потихоньку «подливала масла в огонь» напевая что-нибудь вроде: «Милая моя, солнышко лесное, где в каких краях встретимся с тобою...»*

10 глава. В гостях у поэта

Часть 3

В гостях у поэта

– Вы приглашали, Александр Сергеевич. Мы долго были в пути – устали. К тому же с нами раненый князь К-ский. Разбойники напали, убили его слуг. Сам он чудом остался жив.

– А, мой странный взрослый ребёнок! От души рад вам и вашим спутникам – не часто у меня тут гости бывают. Располагайтесь.

Я так и не разгадал вашу загадку Анна.

– Какую загадку? – с интересом спросил Сергей Петрович.

– Загадку таинственной девочки, которую исцелила Богородица. Ум старушки и таланты врушки, – засмеялся он.

– Я вообще не вру, между прочим! Просто многое умалчиваю, – обиженно протянула я. Все рассмеялись.

Мы отдыхали, блаженствуя в тишине и покое. К вечеру была истоплена баня. Там мы совсем расслабились, и чистые до скрипа, спустились в столовую к ужину.

Александру Сергеевичу рассказали версию с разбойниками, почти ничего не меняя в истории о нападении.

Пушкин поведал Сергею Петровичу о том, какой фурор произвели в московской публике наши вечера творчества.

– Наряды Натальи Алексеевны занимают умы дам, а Аня пользуется поклонением всей московской богемы.