Текст книги "Игра: Дочки-матери (СИ)"

Автор книги: Валентина Никитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Нам пытались подражать – но это было подражанием уже прошлым нарядам и не вызывало интереса у дам.

Поднявшись на возвышение, имитирующее сцену, поприветствовала гостей, особую благодарность выразила Александру Сергеевичу с друзьями.

–...Я обращаюсь к тем, чьи первые работы не будут участвовать в конкурсе. Задача наших вечеров – поднять вам настроение, усилить стремление отыскать свой, неповторимый талант. У меня нет желания посмеяться над чужими неудачами прилюдно. Возможно, чья-то слабая работа в дальнейшем подвигнет автора написать гениальное произведение. Такое случается, стоит автору влюбиться, – в зале рассмеялись, – А если у начинающего поэта случится конфуз, осадок, как говорится, останется надолго.

Потому сегодня я не вывешиваю «грязноё бельё» неудачи. Пусть в этот вечер демонстрируют свои таланты только те, у кого хоть что-то получилось.

А вечер этот вы запомните на всю жизнь, потому, что вашими судьями являются гениальный русский поэт Александр Сергеевич Пушкин и его не менее талантливые друзья. Через годы вы будете счастливы вспомнить слова, Александра Сергеевича, сказанные в ваш адрес. Встречайте аплодисментами наших гостей и судей!

Накануне я пригласила отобранных «поэтов» на репетицию и продумала их выступления. Романтические произведения уговорила читать, не глядя смущённо на паркет, а отважно адресуя их противоположному полу. Некоторые из тех, кто посвятил свои вирши героям войны с Наполеоном, и победе над ним, оды Императору-победителю, – а таких было большинство, получили своих адресатов.

Впереди на стулья усадили участвовавших в войне офицеров. Молодые, в основном, ветераны войны смущались не меньше самих «поэтов».

И конкурс превратился в поэтический концерт.

Пушкин весело и необидно обшучивал конкурсантов. Они с друзьями заранее решили, кто выйдет в победители, но на публике устраивали весёлые перепалки, «борясь» каждый за своего претендента на победу.

Наконец победители определены, получили памятные грамоты. И тут Александр Сергеевич посмотрел в мою сторону.

– Меня гложет любопытство: почему девочка, отыскавшая столько талантливых людей в Москве, никогда не говорит о собственных способностях? Вы, Анна, свои-то таланты обнаружили?

– Вы разве не видите: мой талант – отыскивать чужие дарования. А все остальные мои способности меркнут по сравнению с ним! – гости засмеялись и зааплодировали.

– Простите, не верю! Стиль вашей речи, чутье на чужие слабости в поэзии... Вы наверняка пишете сами. Я не рискую «вывесить грязное бельё неудачи», уверен, вы нас порадуете. На сцену, мадемуазель!

За те несколько секунд, пока я шла, промелькнуло: какая подстава!

Моё брезгливое отношение к тем персонажам из книжек про «попаданцев», которые без зазрения совести воруют чужие произведения...

Ну, да, конечно, Пушкин же! Хочется выглядеть получше, почитать что-нибудь из Ахматовой, например... А как потом Ахматова будет себя чувствовать, когда её неповторимый стиль будут считать подражательным... мне? Хорошо, если я попала в параллельный мир, в котором не родятся те поэты, стихи которых я украду, а если в реальное прошлое России?

Ну, уж, нет! Уж лучше почитать свои стихи, написанные в юности, чтобы не очень отличаться от остальных детей. «Пусть неровно легла кайма, зато сшила его сама!»

И я, набрав в грудь воздуха, как в воду бухнувшись, начала читать:

Снежинки летают

и тают летая.

Их плавит дыханьем у рта,

Мотает их пьяно

от края до края

Примерзшего к сваям моста.

Ресницы прохожих

ссыпают порошу

На щёки, усы, воротник...

Сугробик, спиной изогнувшись,

как кошка,

От ветра к перилам приник.

На волосы, шапки,

портфели и плечи

Крошится с небес высота!

И Ангел,

крылом осеняющий вечер,

Сметает осколки с моста.*

Читала я одно из своих первых стихов. Искала попроще, а это куда уж проще!

Пушкин смотрел на меня, как щенок Артур перед прыжком.

В зале стояла тишина.

– А еще что-нибудь почитаете? – спросил он. Я хотела отшутиться, но поэт смотрел на меня так, будто пытался прочесть мои мысли. Небольшой ростом и быстрый, внешне он не производил серьезного впечатления. Только глаза, которые на портретах которые как я помнила, льстивые художники изображали возвышенно– задумчивыми, были не таковыми. Взгляд его был яростный и колючий.

«Мини – орёл»... подумала я.

Панически старалась вспомнить ещё что-то достаточно простое, без атрибутов моего времени: троллейбусов, электричек, например...

– Я пишу осенний натюрморт.

Пол усыпан первыми набросками.

Полотенца лёгкий поворот,

Новый стол, с не струганными досками,

Яблоки рассыпаны и лук

Рядом с опрокинутой корзинкой,

Скатерти зелёный уголок

Мягко обнял бок у тёплой крынки.

Каждый цвет поёт глубоким голосом:

В крынке бархатистость молока,

Яблокам гранатовые полосы

Солнце наложило на бока...

На просвет простое волокно

Тоньше паутинки, самой тоненькой.

Дальний план: раскрытое окно,

Ветка яблони, уснув на подоконнике...*

– А что-то не о природе, о людях пишете? – спросил он, вглядываясь в меня с недоумением.

– Я не участвую в конкурсе, Александр Сергеевич, потому не хотела бы долго отнимать внимание гостей. О людях мне сейчас ничего не приходит в голову. Но ради вас я прочитаю ещё одно.

– Девичий портрет в интерьере.

Лениво проёмом маня,

Настежь распахнуты двери

В недвижность июньского дня.

Котёнок скатерку простую

Играя, стянул со стола.

Отцовское кресло пустует...

Я с полу кувшин подняла.

И замерла, будто в раме.

Таинственным взглядом маня,

То сердце врачуя, то раня,

Трельяж отражает меня.*

– Интересно, – на фоне глухой тишины, произнёс поэт,– есть что-то непонятное во всём этом.

– В стихах?

– В вас мадемуазель. Как будто взрослый человек надел детское платьице и даже не притворяется ребёнком, а продолжает жить, действовать и мыслить, как взрослый. Есть в этом что-то пугающее, как в лилипутах и карликах: тело детское, а глаза... старые.

– И это вы поняли по моим стихам? – продрало меня морозом по коже.

– И стихи ваши тоже простые только на первый взгляд. Но они совершенно иного типа мышления, иной школы мастеров, чем существует в России сегодня. Похоже, что у вас именно русская традиция, но она не знакома мне. А это практически невозможно.

Хотелось бы пообщаться с вами, но вы не свободны, вы... ребёнок.

– Приходите к нам в гости, Александр Сергеевич, мы всегда с радостью и почтением примем вас. Или приглашайте матушку, а я при ней буду. Но она пойдёт только в общество приличных женщин.

Друзья Пушкина зафыркали в кулак. Он с шутливой свирепостью на них оглянулся. А мне обозначил добродушный поклон и так же предложил нам с матушкой приезжать к нему в гости.

Я поразилась такой наблюдательности. Ну, ладно, мать девочки! Но Пушкин-то увидел меня впервые! И стихи... Как разглядел, что у меня другой опыт стихосложения, иные знания о поэзии? Стихи-то я подбирала простые, из первых.

Вглядевшись в него духом, я обнаружила неожиданное: боль. Острое страдание, застарелое и привычное. Откуда? Почему?!

Ну, дворянин ведь, известный и талантливый поэт... При его искромётном юморе, множестве любовных стихов... Хотя в эти годы от пика своей славы он ещё далёк...

Почему-то внутренне он напомнил мне поэта-калеку из моей молодости. У того многолетнее одиночество и безысходность выливались в язвительность, и, по видимости, в весёлую браваду...

Но Пушкин же не калека... Или...

Ну, да! Внук «арапа Петра Великого»! А по сути – полукровка в дворянской среде! Или... как там... квартерон? Это даже не выходец из бедной, незнатной семьи... Это потомок черного раба по мужской линии! Для этого времени – нонсенс!

Мышление тут отличается кардинально от мышления моего времени. В Европе ещё до начала ХХ века будут показывать пигмеев, негритянские и индейские семьи в зоопарках, не считая их за людей.

Видимо поэтому и малый чин, который ему дадут при дворе – придворная знать бы не поняла, если бы нечистокровный дворянин, а тем более нечистокровный потомок «цивилизованных» людей вдруг поднялся над ними в должностях.

Тут будь хоть семи пядей во лбу, а до Барака Обамы человечеству ещё целых два века!

Вот откуда это страдание и комплексы. Как могут без слов, одним взглядом уязвить власть имущие – понятно. А как на него реагируют женщины дворянки? А сколько скрытых и явных шуточек он пережил в лицее по поводу своего происхождения и внешности? Дети бывают очень жестокими. Деликатности ещё не нажив, они устанавливают в своей среде собственную иерархию...

Натали он еще не встретил, счастья взаимной любви не испытал... А может быть и не надеется?

Каково ему досталось?

Наверное, только талант поэта даёт ему возможность сохранить достоинство и выстоять?

7 глава. Первый бал.

Часть 7

Первый бал.

Всю прошедшую осень от дел меня отвлекали утренние приглашения. Наносить визиты оказалось самым тягостным. Чопорность и пустословие светских дам вынуждали стиснуть зубы, и изображать пай-девочку.

А самый ужас начинался, когда меня отправляли в детскую! Какое счастье, что у меня не было таких злобных, шипящих, будто гусыни, гувернанток! Бедные дети сидели, как деревянные куклы, не смея помять ни складки на платье, ни локона в причёске.

Наталья тоже была к этому не привычна. Старалась чаще выезжать в имения, чтобы секретарь отвечал: Госпожа Н-ская в отъезде.

Осенние работы завершились, урожай частично собран в закрома, частично продан. Наступило затишье и ей волей-неволей пришлось таскаться по салонам и гостиным дам, которые посещали наши вечера и считали своим долгом сделать ответное приглашение. Но какая гнетущая скука ожидала нас в их гостиных!

Эти приглашения позволили выйти ей из своего узкого окружения, но не решали проблемы с поисками супруга. Дамы ревниво не выпускали её за пределы своего женского круга. При этом тешили свои комплексы, старались продемонстрировать ей превосходство своего положения, вели себя высокомерно и покровительственно.

Даже равные ей по положению и достатку считали своим долгом говорить с нею покровительственным тоном. Будто вдовство и вообще, отсутствие мужа, ставило её на ступень ниже в дворянской иерархии. По сути, всей своей когортой они «ставили на место» вдову, приобретшую такую внезапную популярность.

При этом, никому из них даже не приходило в голову сосватать ей кого-будь их холостых или вдовых родственников. Они даже представить не могли, что такая «старуха» имеет шанс выйти замуж. А на меня некоторые мамаши, имеющие сыночков, поглядывали в некоторой задумчивости и, видимо на всякий случай, говорили с Натальей с неким намёком на доброжелательность.

На эти утренние визиты мы старались подобрать наиболее неприметный, стандартный вариант одежды, чтобы не вызывать их ревность и раздражение. Но и это не очень помогало.

Первым, действительно значимым событием сезона, стало приглашение на Крещенский «детский бал» у Московского губернатора.

Губернатор встретил нас с улыбкой.

– Госпожа Н-ская, наслышан о вас. Ваши детские вечера оживили нашу культурную жизнь. Вашими трудами в Москве получили известность много новых имён. Не посоветуете мне художника, чтобы написал парадный портрет?

Наталья Алексеевна назвала имя художника, наиболее строгого в манере письма и, поклонившись, мы прошли в бальный зал.

На этот бал я уговорила матушку одеть первое придуманною мною платье – колокольчик. Эффект превзошёл даже мои ожидания. Она выглядела в этом зале, среди широких платьев дам, как изящная рюмочка среди пивных кружек. Все танцы её тут же были расписаны.

Отдышавшись, разгорячённая и счастливая после очередного танца, она подошла ко мне, для лучшего обзора, сидящей на высоком детском стуле. Василиса с успехом исполняла роль моей гувернантки. Брать с собой француженку или англичанку, учивших меня своим языкам, я категорически отказалась. Жеманство одной и деревянная чопорность другой утомляли меня и дома. А Вася, как звала её Наталья, была похожа скорее на пожилую дворянку, чем на крепостную.

Стоявшая рядом упитанная матрона, весь вечер «сторожила» троих пухленьких, как кустодиевские* купчихи, дочек. Они люто завидовали Наталье, бросая на неё «уничтожающие» взгляды.

– Что это вы, милая, развращаете невинных дев? Разве можно подавать дурной пример, так подчеркивая платьем талию? – громко, с визгливыми интонациями вопросила мамаша этих самоварных кукол.

– Не волнуйтесь, мадам, ваших дочерей этот пример не испортит, – вмешалась я, – Они не смогут подражать моей матушке, как бы сильно ни желали.

Засмеялись даже те из дам, что и сами ревниво наблюдали за Натальей весь вечер. Мужчины, усмехаясь, прислушивались.

– Но у неё же есть ты! Разве можно доверять воспитание дочери такой... вдовушке?

– Можно и даже нужно! Её благочестие подтверждено самой Богородицей. Ведь именно по молитвам моей матушки Она исцелила меня от болезни, когда все врачи развели руками.

– Но ты дерзко отвечаешь старшим, как она тебя воспитала?

– Если бы не духовные подвиги моей матушки, я сейчас была бы безгласной, как кукла. А теперь вы и сами отмечаете, как бойко я отвечаю вам.

Ваши дочери не могут следовать моей матушке внешне, но если будут подражать её трудолюбию, порядочности и духовному совершенству, то станут дамами, достойными всяческого восхищения.

– А что, любящая дочь и должна защищать свою мать от несправедливых нападок! – сказала, оказавшись рядом супруга губернатора, – Муж Натальи Алексеевны погиб во славу Отечества. Она лишилась своего мужчины заступника, а значит, как вдова погибшего воина, также принесла свою жертву на алтарь общей победы над врагом. Тем более, я слышала, её девочка сама помогает другим детям определить и развить их таланты. Если с этих лет отроковица служит пользе Отечества и его дворянства – лучшего воспитания и пожелать трудно.

Наталья тихо поблагодарила супругу губернатора. Та отошла к другим гостям.

– А говорят, твоя матушка проклята, – произнёс красивый, как манекен мужчина, – кто на ней женится, тот и года не проживёт! – ага, это, видать интерпретация моих слов бездельнику Залихватному. Это он так пытается отомстить, или оправдывает перед приятелями свой страх и нежелание жениться на Наталье?

Этот красавчик, что ждёт моих оправданий? Мол, нет-нет! Никакого проклятья! Клевета и оговор!

Не хватало ещё оказаться в слабой позиции!

– Это полезное «проклятие», – ехидным голосом ответила я, – оно действует только против мотов, бездельников, игроманов, наркоманов и пьяниц.

Тут уж оживились и рассмеялись все, кто слышал этот разговор.

– И потом – всякое проклятие и волшебство легко снять, – продолжила я.

– Как? Вам известен способ?

– Да, конечно! Он всем известен. Вы что, сказок не читали? Любое колдовство может исцелить поцелуй истинной любви, – назидательным тоном пояснила я.

Матушка звонко расхохоталась, её поддержали остальные. Наверное, это звучало забавно в устах девочки-подростка.

– Вы всех очаровали, мадемуазель, позволите пригласить вас на вальс?

Я обернулась. Передо мной стоял мужчина, ну просто копия – молодой Олег Табаков*, со своей ехидной улыбочкой. Я спрыгнула со стула и, присев, подала ему кончики пальцев. Изображать детскую неловкость не хотелось – люблю вальс. Танцевала с наслаждением – вот ещё одно преимущество молодого тела.

– Я слышал, у вашей матушки два больших имения?

Вот, гад, испортил всё удовольствие от танца! Он оказывается в разведку вышел, информацию собирает...

– Да, потому за ней бегают слепые охотники.

– Какие охотники и почему – слепые? – опешил партнёр.

– Ну, это образно говоря. Просто такие, как вы: разглядеть душу в человеке не способны, потому и не пытаются даже. Смотрят на что-нибудь покрупнее – имения, например!

– Вы считаете меня охотником за приданным?

– Ну, это же очевидно. Если бы первыми вопросами были, например: «а какие цветы любит ваша матушка»; или: «ваша матушка любит украшения»? Тогда я бы подумала, что она вам понравилась, и что вы влюбленный поклонник, который пытается выведать у меня способы её очаровать. Но ваш вопрос говорит сам за себя.

– Может быть, я и есть – влюбленный поклонник. Ведь очароваться вашей матушкой не трудно – она такая прелестная дама. Но для серьёзных намерений интересуются не цветами и украшениями, мадемуазель. Для этого смотрят на доходы и владения. Я сам не беден и женщину ищу по себе. Разве это плохо?

– Это не серьезно. Женщина, которая слишком любит украшения, например, может разорить самого богатого мужа, а равнодушная к ним – сделать богатым даже бедного.

– А к которым из них относится Наталья Алексеевна?

– Ко вторым, разумеется! Вдовствуя, она не только не разорилась, а увеличила доходы с имений. Притом, что занималась поместьями одна, без поддержки отца или мужа. А вы же понимаете, как женщине в этом веке трудно одной, без мужской поддержки.

– И что же, я вижу, ваша матушка, всё же любит украшения? Они ей очень к лицу, – кивнул он в сторону Натальи.

– Моя матушка любит украшения, только подаренные любимым и любящим мужем, – ответила я под последние аккорды вальса.

Поклон, книксен. И иронический смешок бывшего партнёра.

Возникла среди дам курьёзная ситуация.

Милую худенькую дамочку оккупировала целая стая кошек и котят. Они мурчали и подвывали... Обнюхивали её и цепляли лапами шёлковое платье. Наиболее наглые из котят карабкались по кружевам юбки на её колени и крутились там, пробуя когтями на прочность её крохотную сумочку.

Вначале дама изображала умиление таким необычным вниманием. Потом пыталась из-подтишка раздражённо оттолкнуть их от себя.

Но в конце уже обессилела и только истерично повизгивала.

Гости только потешались, радуясь такому забавному, если глядеть со стороны, развлечению.

Я подошла к ней и тихонько спросила:

– Простите, у вас наверное в сумочке была настойка валерианы?

– Ну, да! Я дама деликатная а валериана хорошо успокаивает нервы!! – раздражённо ответила она, с трудом удерживая слезы. Такой непонятный скандал надолго обеспечивал ей курьёзную славу в городе.

– Видно настойка разлилась у вас в сумочке. Кошки просто обожают её! – улыбнулась я.

– И что же мне делать? – трагическим шёпотом спросила она меня.

– Передайте сумочку слугам губернатора и попросите прислать её к вам завтра домой. Иначе эти бандиты от вас не отстанут!

А главное: сами расскажите всем причину этого кошачьего восторга и посмейтесь со всеми вместе. Если вы будете стоять с таким трагическим выражением лица, над вами долго будут злорадствовать ваши приятельницы, а особенно неприятельницы. Вас спасёт только легкое чувство юмора и смелость.

Она благодарно мне кивнула и облегчённо воспользовалась моей подсказкой. Немало дам были явно разочарованы тем, как она выкрутилась из анекдотической ситуации.

Приглашения на балы после этого следовали один за другим и очень быстро стали похожи друг на друга, изрядно утомив Наталью. Хорошо, что я с лета корпела с портнихами над её гардеробом. Повторяться не стоило – тут это сразу заметят.

А к весне я уже готовила для нас летние платья.

Избавилась от корсажей – мы и так стройные. И дышать легче. Уменьшила количество нижних юбок, замаскировав это кружевами и оборками. Избавилась от поясов и подтяжек для чулок. Подсказала нашим портнихам идею колготок, назвав их уютками, соединив шёлковые чулки, с такими же трусиками. Вязальщицы тут же подхватили эту идею – с осени вязали такие же, но шерстяные.

Заказала пошить нам с матерью мужские костюмы для путешествия.

– Мало ли что в дороге может быть – уговаривала я их,– коляска сломается, например. А путешествовать в дамском седле долгое время мы не сможем.

Они смотрели на меня с большим сомнением, но пошили, ворча про себя:

– Придумает тоже! Ребёнок, ребенок и есть! Это какая же нормальная дама согласится усесться на седло, раскорячившись, как... продажная девка в борделе?

Я не спешила дарить миру изобретения будущего, но улучшить свой дом старалась, с тех пор, как дала себе обещание.

Ещё летом уговорила Наталью построить отдельное здание для кухни, прачечной и других подсобных служб. Теперь поварихи радовались просторной, проветриваемой кухне. Рядом, в соседнем помещении, находилась отдельная котельная, где в больших котлах кипятилась вода и поступала по трубам на кухню и в прачечную. Слив воды был тоже проведён по трубам. Помои стекали в большие бочки на колёсах, из которых их выливали в ближайший овраг.

Прежнюю кухню, находящуюся в доме, выскребли, отчистили. Плотники изготовили новые шкафы для посуды, просторные столы, чтобы было, куда ставить приготовленные блюда во время приёмов. Оставили пару плит – разогревать пищу.

Освободившиеся подсобные помещения в основном доме превратили в семейные комнаты для прислуги и дополнительные гостевые.

8 глава. Буря

Глава II

Часть 1

Буря

Оставив дом на Василису и дворню, мы в начале мая, поехали с матушкой, в орловское имение.

В этот раз мы с нею путешествовали не так скромно, как из Казани. Сзади коляски трясся крытый возок с летними нарядами и продуктами. Там же свёрнутыми лежали попоны для лошадей и холсты для навесов и палаток на стоянках.

К нему были привязаны наши с матушкой верховые лошадки. Взяли с собой охрану из десятка человек с оружием и двух кучеров.

И Артура.

Он настолько привык ходить за мной следом, что ждать соглашался, только если точно знал, что я в чужом доме и туда нельзя заходить с собаками. Терпеливо ждал вместе со Златовлаской, или лошадьми той коляски, на которой мы приехали. Он подрос. Года ещё не было, а он, несмотря на юность, выглядел взрослой собакой. Щенки его выводка были мельче и выглядели, как им и положено, подростками.

Домашние шутили:

– Смотри, Аннушка, Артур, и правда вырастет с лошадь!

Я бурчала:

– Самовнушение – это сила!

Артур, впервые попавший в лес, был счастлив. Его охотничьи инстинкты получили то, что звало изнутри, не находя воплощения. Он восторженно носился по лесу вокруг нас.

Так, с эскортом, Наталья ездила постоянно – после войны в России осталось много оружия и людей, им владеющих. На дорогах разбойничали.

Выехали перед рассветом, чтобы дольше ехать по дневному времени.

Природа расцветала. Май радовал нежной зеленью, птичьим гомоном и расслабляющим теплом.

Мы с удовольствием вспоминали прошедшую зиму, смеялись забавным историям. И хоть балы оказались плодотворными на знакомства и повышение статуса нашей маленькой семьи, но человека, который пришёлся бы Наталье Алексеевне по душе, не нашлось.

Она не любила говорить об ушедших родных, но я постепенно выпытала из Даши о том, что родители Натальи умерли от инфлюэнцы – гриппа по-нашему, еще в первый год её замужества. У её мужа, отца Аннушки мать умерла, когда ему было десять лет, а отец погиб под Бородино.

Оставшись одна с больным ребёнком, она вся ушла в поддержание обеих имений.

В этот год Наталья впервые вынырнула из забот в мирную жизнь света. Разочарование было сильным. Пустота и роскошь, как – будто не было недавно войны, как – будто не голодают крестьяне и не мрут от голода и болезней городские жители.

– Пустоголовый праздник какой-то, или вечный праздник пустоголовых, – вздохнула она, – не стоит там мужа искать... А где?

– А ты помолись, матушка, – серьёзно предложила я, – у тебя очень сильная молитва. Ты даже не задумываешься, какое на самом деле чудо ты вымолила! Могло ведь быть так, что дочь твоя пришла в себя, но при этом абсолютная дурочка. Тогда даже с имениями хорошего мужа было бы не найти. Все бы думали, что у тебя порода дурная, что от тебя безумцы рождаются. Представляешь?

– Ужас! – прошептала женщина.

– Тогда вышла бы за Залихватнова, или подобного ему, а он бы попрекал тебя дурной породой, да разорял имения.

Помолись от души, как прежде. Увидишь, может вскоре знак будет явлен.

Та кивнула, откинулась на спинку сиденья и стала молиться вслух.

– Господи Иисусе Христе и Пресвятая Матерь Богородица! Только по слову дочери Анны обращаюсь к вам. Не смела я у вас ничего просить, после чуда исцеления дочери. Только благодарила. Слишком много просить – наглость! Когда столько людей терпит нищету, скорби, болезни и унижения. Когда плачет столько сирот, стонет вдов и калек. Я безмерно счастлива против них: я богата и здорова, у меня теперь здоровая и разумная дочь, даже более разумная, чем мечталось. Думалось: просить чего-то ещё – страшно, как бы ни навлечь на себя гнева твоего, Господи!

Но кроме моих нужд, есть ещё на моей ответственности земли и люди на них. Я могла бы всё продать и проживать с дочерью без бед и обязанностей. Но я не могу покинуть тех, за кого в ответе, как госпожа. Самой мне справляться трудно, нужен муж в помощь. Дочь говорила: волей Твоей у меня ещё должны родиться дети и послужить славе Твоей и России.

Направь меня, Господи, путём праведным, не дай погубить земли и людей, Тобою мне доверенных. Веди намеченным Тобою путём, приведи к мужу разумному и сильному, тому, которого Ты уготовил для меня!

Пресвятая Богородица, умоли Сына Твоего, чтобы не прогневался, если что неправильно сотворила, или в молитве в чём ошиблась. Аминь.

В конце её молитвы сдвинулось нечто вокруг, в энергетике можно было захлебнуться и утонуть, как в бурном потоке... Я, ошалев, смотрела на неё: вот это вера! Недаром меня к ней послали, нельзя было такую веру порушить, такую душу сломить горем.

А молитва-то какая!

– Ну, будем знака свыше ожидать, дочь? – улыбнулась Наталья.

– Будем. Главное – не проглядеть! – задумчиво отозвалась я.

***

К вечеру нагнало тучи. Потемнело, будто гроза начинается.

– Андрей, близко ли жильё? Нехорошо в грозу под открытым небом оказаться, – спросила Наталья.

– Нет тут жилья поблизости. После Калуги леса одни.

Вскоре разразился ливень с градом. Верховые и оба кучера укрывались лошадиными попонами, да без толку. Артур запрыгнул в крытый возок. Буря загудела такая, что коней заворачивало ветром, вырывало попоны из рук.

Нам подняли откидной верх и застегнули его кожаным пологом, но ветер был встречный, и воду просто процеживало внутрь коляски во все щели, под сильным напором, как в лейку душа.

– Ищите укрытие! – крикнула Наталья.

Я, укутанная в плотный плащ, почувствовала, как коляска съезжает с дороги в лес.

– Плохой знак! – с тоской произнесла матушка, – Я просила Господа направить на путь, а Он послал встречный ветер и бурю.

– Не надо заранее отчаиваться. Может впереди разбойники и Господь спасает нас от них. Не знаю, куда Он нас ведёт, но это не случайно.

Град прекратился, и дождь стал ровнее. Вверху деревья шатались и трещали от ветра, а внизу было затишье.

– Устраивайтесь на ночлег. Пока буря, вперед нам дороги нет,– устало произнесла Наталья.

Мужчины достали топоры, и пошли нарубить жердей. Построили укрытие, как палатку занавесили его со всех сторон просмоленными холстинами, накидали внутрь еловых веток. Нам с матушкой постелили в крытой повозке.

На пригорке под сооружённым наскоро навесом, выкопали ямку и в ней развели небольшой костер. Вскоре в котелке закипела вода, мне намешали в кружке варенья с кипятком. Стали налаживать для мужчин лежанки под навесом.

Лошади, прикрытые попонами, стояли под деревьями.

Мы с матушкой ужинали импровизированными бутербродами и запивали горячим напитком.

Вдруг пёс тоскливо завыл, потом подбежал к нам и стал беспокойно носиться: то направлялся в лес, то возвращался назад, зовя меня. В чувствах его было столько эмоций, что я ничего не могла разобрать.

Мы с матушкой и парой охранников пошли следом, недовольно бурча: нашёл время для охоты.

Он привёл нас к трупам двух человек.

– Похоже, ты права, Аня, впереди были разбойники.

Но, Артур метался и звал нас дальше.

Мы подошли с охранниками к месту трагедии.

– Тут трава примята, будто волокли что-то.

– Может один живой остался, ранен и пытается ползти?

Все пошли по следу. Даже если и была тут кровь, её давно смыло ливнем. Но пес что-то чуял и звал нас вперёд.

– Стоять на месте, сволочи! Стрелять буду! – послышалось из кустов. Все замерли.

– Дяденька, это мы, а не те сволочи!

– Кто это «мы»?

– Я с мамой и слугами из Москвы в поместье еду, да нас буря застала. Мы там ночлег устроили недалеко. А пес ваших убитых случайно нашёл. Мы примятый след разглядели, подумали, может раненый, в помощи нуждается.

– Я вам не верю.

– Мама, прикажи нашим слушать меня! Я знаю, что делать, – тихо попросила я Наталью.

Она кивнула мужчинам.

– А можно я к вам подойду, – вновь обратилась я к мужчине в кустарнике, – Остальные подождут.

– Ну, подойди, мальчик.

– Я не мальчик.

– А, ну, конечно, ты мужчина, – с иронией произнес незнакомец.

– Нет, – засмеялась я, подходя к нему, – я девочка.

Артур подскочил к раненому и, поскуливая, стал вертеться вокруг. Мужчина по-хозяйски положил ему руку на загривок, и тот присмирел, виновато кося на меня глазом. Предатель.

У вооружённого собеседника был опасный и жесткий взгляд. Крепкую фигуру, он скрывал за стволом дерева. Держался уверенно, несмотря на то, что сам был бледен до синюшности.

– Девочка? – удивился он, – А почему же ты разговариваешь со мной, а не мама? Я думал мальчик с матерью. Тогда было бы понятно, что он, как «мужчина» переговоры ведет.

– Женщине вы бы не поверили. А ребенок вряд ли с разбойниками заодно.

– И ты меня не боишься? – успокаиваясь, спросил он, разглядев девочку в очень приличной одежде.

– Нет, меня Богородица хранит. Дайте я ваши раны посмотрю.

– Незачем такое ребёнку видеть.

Он повернулся, и я разглядела мундир.

– Мама, это раненый офицер, как были мои дедушка и папа! – крикнула я.

– Господин офицер, позвольте дворянке исполнить долг милосердия и оказать вам помощь, – откликнулась издали Наталья.

– Хорошо, – сделав паузу и обдумав предложение, ответил он, – приму с благодарностью.

Матушка с охранниками подошли. Мужчины переговорили с офицером и понесли его к нашей стоянке.

К утру дождь почти прекратился. Слегка моросил, но из-за ветра от этой влажной взвеси в воздухе, было очень зябко.

Офицеру ещё вечером обработали, зашили шёлковыми нитками и забинтовали раны. Икра на правой ноге была разрублена саблей. Более мелкие порезы были на груди и предплечьях. Раненый явно потерял много крови и самостоятельно передвигаться не мог. Он представился, как Сергей Петрович.

– Вам не нужно обо мне много знать. У вас дитя, а политика – дело опасное.

Я потерял сознание, и меня сочли мертвым, или просто оставили умирать в лесу.

– Мы можем доставить вас в ближайший город и найти врача. Если вас ограбили, мы оплатим лечение. Там в полиции и расскажете о банде грабителей, – сказала Наталья.

– Это были не грабители. Это были... В общем, я не могу лежать, я должен быть, как можно скорее, в Петербурге у Государя. Меня постарались задержать или убить, чтобы я не исполнил свой долг. Если бы я мог сесть в седло, я попросил бы у вас в долг коня.