Текст книги "Игра: Дочки-матери (СИ)"

Автор книги: Валентина Никитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)

– Но почему вы не можете подчинить меня или... того, кто вас допрашивал? Если у вас такой талант?

– Тот помощник капитана – слабовольный парень, бывший юнга. Он вышел из бедной среды и привык подчиняться.

Человека волевого не подчинить. По крайней мере, не с моими способностями.

Посетитель заглотнул лесть в свой адрес, даже не сморгнув. Поза его изменилась, выказав самодовольство – он вольготнее откинулся на спинку кресла.

Как же – волевой! Сытенький, подленький дворянчик и только! Да я уже нащупала в его душе несколько комплексов и лазеек для внушения. Надо только продумать стратегию подчинения. Но если судить по тому, что меня перестали пытать – они надеются выведать информацию постепенно и мирным путём, «выторговать». Значит – встреча эта не последняя и надо будет не упустить шанс.

А стратегия подчинения – это своего рода, шахматная партия. Каждый ход, каждое слово надо продумать. Тем более этот политический хитрован может насторожиться, заподозрить что-то неладное. Знаний и опыта подчинения я всё-таки не имею – запросто проколюсь.

Тут не обойдешься, как с помощником капитана, примитивным повторением: «...Ты слушаешься того, кто приказывает... Ты не виноват... Виноват тот, кто приказывает тебе... Те, кто тебе приказывают очень плохие и страшные люди, потому ты их слушаешься...»

Любитель маскарадов ушёл задумчивый.

А я его узнала почти сразу, ещё в начале разговора. Не по внешности или фигуре. Просто особый ментальный сигнал, своего рода, слепок личности не спрячешь под маской. Ну, ещё, конечно, специфическая гундосость.

Интересное сочетание: дипломат английский, а палач иезуитский. Хотя понятно – все подлянки против России Англия делает чужими руками. Но обдумать это стоит.

29 глава. Обмен

Часть 8

Обмен.

Видно, не сегодня мне

Допоётся эта быль.

Может быть другой дана...

Толи снега, толи пыли

Закружила пелена,

Только не в моём окне...

Кто-то тронет лоб рукой,

Не поймёт, откуда это:

Что за странный непокой,

Чья-то песня, чьё-то лето...

Ты ждала себя – такой?

Не тебе ль, мала планета,

Мало песен, снов и книг?

Может, ты совсем другая,

Или... Кто ты? Не такой?

Я совсем тебя не знаю,

Всё равно ты мой двойник.

Как от боли, до поэта

До тебя – подать рукой!

Восемнадцатилетняя девушка замерзала. Привязанная кнутами к дереву в лесу, она уже начинала засыпать, обессиленная долгими криками и скованная морозом. Казалось – ей стало теплей, она уже не чувствовала холода. С усилием помотав головой, она попыталась стряхнуть дурман смерти, окутавший её сознание.

– Господи, не дай душе моей погибнуть без покаяния! Не дай вору остаться безнаказанным за убийство моей матушки и моё... – шептала она сиплым голосом, потом все душой, всем своим существом закричала, – Спаситель, пошли мне помощь! Спаси душу мою, безвинно погубленную злодеем! – и снова впала в забытьё.

Она увидела комнату... или камеру? В общем, полуподвальную комнату с нищенской кроватью и решёткой на окне. На кровати лежала девочка на вид лет тринадцати – четырнадцати в дорогой, но сильно повреждённой, потрёпанной одежде.

«Ты кто?» – мысленно спросила её девочка.

«Алёна – купеческая дочь!» – ответила девушка.

«Ты как в мои мысли проникла, Алёна? Ты где находишься?»

«Не знаю, где-то в лесу. Я весь вчерашний день и вторую ночь зову, прошу о помощи. Я умираю, привязанная к дереву, замерзаю...»

«Рассказывай, девочка!» – встревожено вскочила я, и села на кровати.

«Сама ты... девочка! Мне уже восемнадцать, я взрослая!»

«Давай не будем мериться годами. Ты очень удивишься, если правду узнаешь... Говори!»

«Мама вдовой осталась. У отца дело было доходное – он с севера пушнину возил от охотников. После торговал в своих лавках шубами, шапками и горжетками из соболя, что его же работники шили.

Больше года назад его в дороге разбойники ограбили и убили. Помощника, тяжело раненного, нашли и выходили охотники. Он и рассказал о судьбе отца.

Через год мама вышла замуж за Димитрия. Красавчик такой, что тот ангелочек: кудри белые по плечам, глаза голубые, голос тихий, да ласковый... После замужества, с самой весны мама стала странной: одурелой какой-то, вялой и сонной. Я однажды подглядела, как Димитрий ей что-то в питье подмешивает.

Я слугам стала рассказывать о том, что он маму со свету сживает, а они не верили «Ты Алёна не наговаривай на хозяина – он человек добрый, напрасно и мухи не обидит. А вы с матерью и правда странные стали после смерти твоего отца!»

Взяли и рассказали ему. А отчим меня в комнате запер. Говорил: «Видно, и она на голову заболела, как её матушка. Ох, и горе! Наказание мне за грехи – двух дур на шее содержать!»

А какое там «на шее»? Он когда на наше богатство пришёл – только голубые глазки свои да кудри золотые матушке принёс! Вот и всё его имение.

Я несколько раз пыталась к тётушке сбежать, да пожаловаться, но меня ловили, и домой под замок возвращали. Слуги, те, что меня жалели и отпускали, исчезли куда-то.

Матушку на той неделе выловили в проруби, говорят – утопилась. Меня даже на кладбище не взяли, с мамой проститься, взаперти оставили. Сказали слугам: «Она не в себе, как бы тоже, что с собой не учинила с горя!»

А вчера вечером отчим со своими слугами, меня связанную выволокли тайком с заднего крыльца, в телегу, да в лес! Одели меня тепло, как я и раньше на улицу ходила. Привязали к дереву в одежде...

Слуга один хотел раздетой меня привязать, чтобы быстрее замёрзла, не мучилась напрасно, да Димитрий сказал: «А как ты её потом, окоченевшую одевать будешь? А так мы скажем, что она опять головой плоха стала, из дому сбежала, заблудилась, да замёрзла в лесу. А если она раздетой замёрзнет – кто поверит?»

Я целый день кричала, звала на помощь. Думала – может дровосек или охотник услышит. А никого не было...»

«А чего же они тебе рот не завязали?»

«Хотели завязать, да передумали – лицо, говорят, не так перекошено будет, как если сама замёрзла!

Вот ты меня расспрашиваешь, а лучше бы отправила кого, меня в лесу найти! Ты даже и не спрашиваешь – где я!»

«Незачем, Алёна, мне это знать! Я сама в плену, взаперти у врагов. Потому не в силах тебя спасти!»

«А я уже даже заплакать не могу, – помолчав, сказала девушка, – Зачем тогда я тебя слышу? Я думала, мне Господь так помощь посылает. Ты услышишь меня и помощников пошлёшь... А если не найдешь живой, то хотя бы расскажешь обо мне правду, чтобы им эти злодейства с рук не сошли!»

«Зачем меня слышишь? Не знаю, Алёнушка. Может тебе предстоит переселение души, и я должна тебя подготовить?»

Остаток ночи я блоками предавала свои знания умирающей в лесу девушке. А то и правда, очнётся в чужом теле и начнёт рассказывать о себе и своей страшной участи. Её или в психушку упекут, или бесноватой объявят.

Рассказала коротко и свою прежнюю жизнь и приключения в этой. Рассказывать было удобно – мысленно передавались не только события, но и лица людей. Особенно её впечатлили картинки моих полётов на дельтаплане.

«Какая ты счастливая, Анна-Люба! – выдохнула она, столько увлекательных приключений в твоих жизнях было! А у меня ничего интересного. Дом, слуги, няньки, потом замужество мамы... и то, что я рассказала. Ну, ещё – книги. Читать я люблю... Любила».

«Дай Бог тебе в будущей жизни узнать настоящее счастье доченька, а не такие горькие и зачастую очень мучительные “увлекательные приключения”, как у меня!» – от всей души пожелала я. Потом со всей материнской любовью и болью за одинокую, по сути, уже умершую девушку, мысленно обняла её...

Наши души сплелись, моё тело – тело Аннушки выгнуло дугой на кровати, и сознание моё померкло.

***

Алёна очнулась в относительно тёплом помещении. Всё тело болело. Особенно невыносимой была боль в ногах... Она оглянулась вокруг – узнавая «камеру», в которой прежде лежала Анна-Люба, девочка, которая умеет летать под небесами.

«Как я сюда попала?» – она оглядела себя и замерла – это было тело девочки Аннушки, с перебинтованными нечистыми тряпками ногами. Девочки, с которой она разговаривала в бреду.

Девушка заплакала: Получается, что меня будут пытать, как Аннушку, а я ведь не знаю ничего, кроме тех приключений, что она рассказала! Меня снова убьют! За что же, Господи, ты продлил мои муки? Лучше бы я сейчас уснула в том лесу навсегда!

Поплакав, она задремала. Слишком много всего произошло за эти дни. Измученная её душа и это чужое израненное тело жаждали покоя.

Прибежал в столовую Артур и показал князю Сергею «стойку». Тот иронично приподнял брови:

– Ты нашёл дичь? Какую? Где?

– Сережа, он Аню нашёл! Да, Артур? Где Аннушка? – в предчувствии сжала руки Наталья.

Пёс повернулся к двери, и, ожидающе оглянувшись на князя, гавкнул.

Сергей, ошалев от внезапно свалившейся надежды, сорвался из-за стола:

– Натали, жди дома! Пошли в полицию сообщение...

Позвав с собой Егора и других охранников, князь вскочил на коня. Через весь город мчались за псом, который звал куда-то к порту, в сторону складов.

Люди шарахались в сторону, дворники громко возмущались нарушителям порядка в городе, встречные коляски притормаживали лошадей, но Артур вел их, не сворачивая с намеченного пути.

Возле старого купеческого дома он остановился. Охранники, было, кинулись к воротам, но он рыкнул и повёл их в сторону кустарника у забора. Раздвинув кусты, князь Сергей увидел, что пёс, тихо поскуливая, скребётся в небольшую калитку, явно специально закамуфлированную кустарником. Видимо, у этого купеческого дома возле порта уже давно были свои секреты, скорее всего, контрабандные. Толкнув её, они просочились во двор. Пес подбежал и уткнулся носом в разбитое окно. Оглянувшись, всем своим видом, явно сообщил: тут!

Мужчины побежали в привратницкую – охранники, скорее всего, сидели в ней. А князь с Егором проникли через чёрный ход в здание и стали искать дверь в полуподвальное помещение.

Открыв её, Сергей Петрович замер, задохнувшись от ярости. На топчане лежала тень от Аннушки, ноги её были забинтованы полосами ткани, которые явно использовались не впервые, и были в засохших пятнах крови.

Девочка смотрела на него с недоумением и отчуждённо, будто не узнавая. Он про себя выругался.

– Аннушка, родная, ты меня узнаёшь? Скажи – кто я?

– Вы – отчим Аннушки князь Сергей... – потом она что-то вспомнила и с усилием улыбнулась, – «папа»...

Князь осторожно взял руками её голову, поцеловал девочку в лоб и, вздрагивая плечами, по-мужски глухо, заплакал.

Алёна поражённо смотрела на мужчину с седыми висками – и это отчим? Счастливая эта Анна-Люба!

Но, вроде бы в посылаемых ею образах отчим не был седым...

Поседел, пока падчерицу искал?!

Все мысли о том, чтобы честно признаться, кто она на самом деле, вылетели у неё из головы. Позволить этому мужчине и матери Аннушки, и без того настрадавшимся, потерять родного человека ещё раз? Чтобы страдали, но терпели чужую девушку в теле их ребёнка? За что им такое?

Она вспомнила ту невыносимую тоску по отцу и матери, когда она выла, запертая в комнате, не имея возможности даже похоронить убитую матушку...

Нет, пусть их Аннушка останется живой. Изменившейся после пережитого, но всё-таки живой!

Что я буду делать? – думала она.

Потом собралась: что в видении объясняла Анна-Люба? Она сказала: «Если не знаешь, что говорить, притворись, что ударилась и потеряла память. Частично. Скорее всего, ты вселишься в человека, который или болен или сильно травмирован...»

Ну, да! Аннушку же пытали! И хоть сама она память не теряла, зато я могу сказать, что многое не помню. Я ведь действительно не помню! Мол, очень больно было! Старалась всё забыть, чтобы не проговориться, вот и забыла...

Связанных приспешников иезуита передали тайной полиции. Самого шпиона в доме не было.

Плотно, как в кокон, укутав девочку в покрывала и одеяла, найденные на втором этаже, её погрузили в пролётку. Алёне ещё предстояло познакомиться с новой мамой. Слёзы катились по её щекам.

В пролётку заскочил пес Аннушки, Артур. Он нюхнул её, завилял было хвостом... Но вдруг оскалил зубы и тихо, угрожающе, зарычал.

«Да, Артур, я не совсем та Аннушка, – мысленно проговорила Алёна, – прости! Я не причиню вреда её родным, обещаю. Я не виновата, я сама не ожидала, что стану ею».

Артур угрюмо встопорщив шерсть на загривке, обнюхивал её. Лизнул щеку, попробовав её слёзы.

Мысленно передал образы: «Вкус... запах... тело – дом, а внутри дома – дырка, в которой сидит чужая».

«Да, – согласилась, Алена, – Аннушка мой друг, она пустила меня в свой дом-тело. А сама куда-то ушла. Я уже тоже её люблю... И буду скучать по ней».

Пес фыркнул и выскочил из пролётки.

Аннотация второй книги.

Книга II

Игра: «Дама бубен в рукаве»

Глава I

Часть I

Я очнулась на земле от резкой боли в ноге. Голова гудела, как колокол, правая нога была неловко вывернута – толи перелом, толи вывих.

На мне были одеты шикарные тряпки, какие я бы в жизни на себя не надела! Сочетание: модное на модном, и модой погоняет. На безымянном пальце правой... о ужас, сверкал массивный золотой перстень с черно-красным камнем – рубином, похоже.

Не люблю крайностей, хороший вкус, он всегда где-то посередине.

Рядом стояла белая лошадь под дамским седлом.

Это что, я, как неуклюжая корова, свалилась с лошади?!

И почему это я упала с чужой лошади?..

Второй раз я пришла в себя в просторной, но душной комнате. Густые ароматы лекарств и духов тягуче вливались в лёгкие, как кисель.

До чего же образна русская речь! Мы говорим: «Пришла в себя!» И даже не задумываемся о самой фразе. О человеке, который обезумел, говорим: «Он не в себе!» или «Он вне себя!» Видимо, издревле путешествие души за пределы своего тела были более понятны и известны людям, чем Человечеству моего века. Потому и остались в речи такие точные определения состояния души не на своём месте.

Ну, вот ещё одна фраза: «Душа не на месте!»

А как быть с реальным ощущением, которое можно произнести так: «Пришла... не в себя»?

Оглядевшись, я убедилась, что переселилась в другое тело. Ухоженные руки, точёные ноготочки, стройные ножки... Тело было взрослым и сладко-милым, как тело Анжелики из одноимённого фильма. Я хмыкнула: вот еще один образ из моей молодости. «Анжелика – маркиза ангелов» вспомнила я старый французский фильм. Что-то у меня всё с ангелами связано? Они что шутят так?..

Получается, что среди всех «наполеонов», сидящих в психушках по всему миру, стоит присмотреться к тому, кто не зная итальянского и французского языков, внезапно начал на них свободно разговаривать?..