Текст книги "Игра: Дочки-матери (СИ)"
Автор книги: Валентина Никитина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
– Да я уже понял, как лечить раны людям. Мы с Настенькой теперь и сухожилия сошьём, – бодро сообщил подвыпивший Никон. Он всё-таки использовал остатки самогона.
– Если Никон пьянствовать будет, то вы и ему не доверяйте своё здоровье. А то руки у него так дрожать будут, что он пятку к носу пришьёт.
Люди заухмылялись, Никон спрятался за них.
– Я предлагаю вам разоблачить мошенника. Устроим ему представление. Я возьму в рот кусочек мыла и пену изо рта пущу, будто бесноватая. А вы изобразите скорбь, будто родная бабушка помирает. Если он старец, зрячий духом, то он поймёт, что я притворяюсь. А если нет, то он в вашем распоряжении.
Все оживились, загомонили, довольные предстоящим развлечением.
Князь с сомнением смотрел, как я набелила лицо, оделась понебрежней.
– Эх, вспомним юные года! – он сам слегка набелил лицо, мазнул помадой по векам. Я расхохоталась. Он хотел изобразить скорбного, наплакавшегося отца, а получился киношный вампир! Затёрла ему веки, оставив только тень помады.
– Поехали, актриса! – он ловко скрутил меня, закутав в простыню, – Так больше будет похоже, не брыкайся! Брыкаться начнёшь у пещеры.
Я звонко расхохоталась. Князь куклой закинул меня на плечо и вышел на крыльцо.
– Ну, что, народ? Поехали «старца» об исцелении нашей Аннушки молить? – подмигнул он. Усадил меня в коляску и сам рядом сел.
Крестьяне, как галки усеяли две телеги. Увязались несколько мальчишек. Их предупредили, что если они не будут плакать, а будут смеяться, то их дома выпорют.
– Я могу плакать, и я тоже! – взмолились девочки, – можно мы тоже поедем?
– Нет, нам потом ещё «святого» учить. Незачем вам на это смотреть!
– Убивать его не надо – не берите греха на душу! – попросила я, – Мы лучше сделаем. Напишем у него на лбу «мошенник» иголкой. У меня в кармане чернила. Смажем эти ранки, и он навсегда с этим клеймом останется.
Князь Сергей уточнил.
– «Мошенник» – это длинное слово, нужно написать «вор» или «тать», а то мелко будет написано, не разобрать.
Крестьяне засмеялись.
– Так и будет до смерти с клеймом «вор»?
– Да, если только кожу не сдерёт, или ожогом не выжжет.
– А мы всем расскажем: если ожог на лбу, может нашим «святым» оказаться.
Перед тем, как подъехали к пещере, князь положил мне в рот маленький обмылок.
Фу, какая гадость! Даже запаха цветочного никакого. Гадость! Гадость!
Возле пещеры нас ждал мужчина лет сорока с длинной седоватой бородой и распущенными по плечам волосами.
Я пускала слюни пузырями и, от отвращения мычала ругательства.
Ты погляди-ка, какой у нас отшельник! Рубаха льняная, но целая и чистая. Волосы и борода вымыты явно с мылом... Тьфу, тьфу!
Это что у него опрятность – признак святости? А что, работало же! Небось бабы умилялись: в пещере грязной живёт, а какой весь... святой.
– Говорят, что ты старец святой? – грустным голосом вопросил князь, – У меня дочка больна, а врачи бесноватых не лечат. Вот, люди надоумили, направили сюда. Говорят: святой отшельник точно от беснования исцелит!
– Оставьте её мне на три ночи, вымаливать буду! – плотоядно оглядел тот моё, совсем детское и не соблазнительное тельце. Бли-ин! Педофил! Я забилась и замычала сквозь остаток обмылка: «Нет!»
– Вишь, как святость-то моя корёжит её, болезную! – скорбно покачал головой «отшельник», – оставьте и через три ночи приходите. Её Господь по молитве моей очистит. Только не знаю, оставит ли душу её чистую, в этом, осквернённом бесами теле или к себе заберёт.
– То есть, через три ночи мы можем найти вместо живой девочки её хладный труп?
– А что вы хотите? Чтобы её мучили бесы до конца дней? Лучше чистая душа у престола Божия будет пребывать, чем годами муку такую терпеть!
Я плюнула обмылок в сторону:
– Ах, ты, сволочь! Три ночи насиловать ребёнка, до смерти довести – это, по-твоему, не мука?
Крестьяне и мальчишки, недавно бывшие свидетелями подобных оргий Залихватнова с приятелями, загудели. Они уже давно забыли изображать скорбь. На лицах даже у мальчишек читалась угрюмая ярость. Но «отшельник» не видел этой угрозы за спиной. Он настолько уверился в своей неуязвимости, умении играть словами, что продолжал сладким голосом:
– Вот что бесы творят: молитву святую насилием считают! Да, им нелегко придется в эти ночи, зато душу одержимой Господу вернём!
– А как вы «отче святый» определяете бесноватых? – наивным голосом спросил князь, – может она просто сумасшедшая? Может быть, она умом больна и её врачи могут вылечить?
– Я духом Божиим просвещён! Что я, телесно больную от бесноватой не отличу? Она только телом дитя, а внутри неё бес сидит в виде изъеденной червями старухи!
Я мысленно охнула – как?!
Крестьяне заворчали, он оглянулся и вжал голову в плечи:
– Вы не понимаете, её душа уже мёртвая! А то, что внутри неё, не принадлежит этому миру!
– То ты говоришь: Господу душу чистой вернёшь, а то душа уже мёртвая...Так когда ты правду сказал? – угрожающе спросил Сергей Петрович.
– Я не очень силён, не сразу распознаю истину! Эту тварь убить надо, а то она этот мир вверх ногами перевернёт! Всё переменится – Россия превратится в сильного монстра, которого весь мир бояться будет! Народы преклонятся перед этой страной, а руководить всем будет исподтишка Антихрист, в теле этой девочки!
– Совсем заврался: То старуха, то антихрист...
– Говоришь меня надо убить, я Антихрист? – остановила я князя, – А деревенского мальчика зачем убить решил, запачкав его рану землёй? Он что – тоже Антихрист?
– Что крестьянин, – брезгливо скривился «отшельник», – ничтожество, грязь под ногами! Зато на него, как на живца, зверя из логова выманил – ты пришла!
– Вот и попался! Православный старец никогда бы так не сказал! Для него погубить чистую христианскую душу, невинного отрока убить просто невозможно! Ты черный колдун, а не монах! – соскочив с коляски, достав из деревянного ящичка пистолет, угрожающе наступал на него князь.
«Отшельник» оглянулся, сзади к нему подступали угрюмые крестьяне.
– Пся крев! – выругался он и попятился...
– Поляк? – тихо проговорил Сергей Петрович, жестом останавливая мужиков, – Ты что здесь делаешь? Почему под видом отшельника прячешься?
Сильная Россия тебе не нравится? Если она сильней станет, мы это уж точно, переживём!
– Да чтоб вы сдохли, вместе со своей Россией! – прокричал поляк и нырнул в пещеру.
– Там ещё два выхода! Мы ещё до того, как он поселился, туда лазили, – закричал мальчик постарше.
– Быстро, к тем выходам! И чтобы поймали его живым и почти целым! Его тайная канцелярия Государя рада будет и видеть, и слышать! – приказал князь Сергей.
Мужики быстро разделились на три группы: одна осталась с нами, а две побежали за мальчишками в разные стороны.
– Сергей Петрович, а он совсем не так прост, как я думала вначале. Конечно, то, что для России благо, для её врагов – зло. Тогда я для него и точно, Антихрист, воплощение зла для «просвещённой Европы».
– Я тоже это понял, – кивнул он, – Среди шпионов, вражьих агентов встречаются люди с разными талантами. Но шпиона с задатками ясновидения я встретил впервые. Нельзя его упускать, он много бед может принести России и нашим начинаниям.
– Как хоть он назвался? – спросила я крестьян.
– Монах Авель.
Из зева пещеры вышла сначала одна группа, ушедшая с мальчишками, затем другая.
– Сбежал, а как, не понятно.
– Возможно, там ещё один ход есть, более скрытый. Или он там схрон вырыл. Но найти в темноте не возможно, а факелов мы не захватили. Не думали, что он в бега бросится.
– Господин, а кто он такой?
– Колдун, как и сказала Аннушка. А ещё – поляк, похоже, из тех, кто служил Наполеону. Из тех, кто недоволен тем, что Россия победила и взяла польские земли под своё управление.
Меня, наконец, развязали. Назад в имение я ехала расстроенная. Нет, ну надо так опростоволоситься? Чего мне стоило войти в состояние молитвенного транса, вместо того, чтобы отплевываться и ругаться? Прочитала бы его духом – раньше бы спохватилась. Сказано – не считай своего врага глупее себя!
«Монах Авель» – ну и ну! А может «монах Авель» это вообще не один человек, а что-то вроде шпионской легенды? И прятаться легко – кто в этом веке в России монахов отшельников считает?
«Не просто шпион – иезуит, инквизитор!» – услышала я в духе.
«Батюшка Серафим?»
«Не кори себя, это было не в твоих силах. Ты вообще бы не поняла, кто он. Отлупили бы крестьяне, сделали татуировку на лоб... И что? Он бы её свел, ещё до того, как царапины заживут и татуировка проявится. Промыл особым составом из трав и всё. И сам, как призрак растворился в России. Приметы? Подстриг волосы, сбрил бороду – поди узнай!
И вы бы о нём забыли через неделю. Ну, сейчас хотя бы дать его описание в тайную канцелярию – можно попытаться».
«Это вы его заставили по-польски ляпнуть, разозлившись?»
«Я помолился, чтобы Господь о нём истину приоткрыл».
– Сергей Петрович, – тронула я задумавшегося отчима, – старец Серафим сказал, что это не простой шпион – иезуит. Что надо его описание в тайную канцелярию послать.
– Да, конечно, пошлём.
Вся эта история, как-то не хорошо выглядит. Обычный шпион тоже мог бы меня ждать тут, зная, что я на твоей матушке женат и когда-нибудь приеду сюда.
А иезуит, тем более, ясновидящий, скорее всего, ждал тебя, Аннушка. Может и Залихватнова с придурками приятелями кто-то надоумил, тебя с матушкой сюда заманить, пока я в отъезде.
Мне рассказали в столице о твоих приключениях на яхте. Тебя пытались уже украсть, сейчас подослали ясновидящего шпиона, чтобы он разобрался: кто ты и что из себя представляешь.
Больше нельзя быть такой беспечной – о тебе он точно доложит своему начальству. А иезуиты в каждую дыру свой нос суют. Тем более, не пропустят тебя – слишком много нового и необычного от тебя исходит.
Значит, на тебя продолжится охота.
Дельтапланы разобрали и сложили в два возка для отправки в Петербург. Ивана Летуна управляющий отпустил с ними.
– Теперь с него в работе мало толку будет. Только и будет о полётах мечтать. А там он вам пригодится – Государю крылья показать. Вон как у вас красиво получалось вместе-то.
Возки с дельтапланами отправили вперёд. Я хотела подождать князя и поехать вместе с ним, но приехали химики... И он остался подождать результатов обследования болот.
А мне «подарил» своего бывшего денщика Егора, дал полтора десятка охраны и отправил домой.
***
Я устало ехала в Петербург на своей Златовласке. Она тоже утомилась и капризничала. Путешествие далось намного тяжелей, чем когда ехали в поместье. Зарядили осенние дожди и дороги развезло.
Тоскливо вспоминала шоссейные дороги и мчащиеся по ним машины. А больше всего мечталось: распаковать бы из целлофана простыни, да залечь бы в купе поезда! Слушать вопящих детишек пассажиров и, потихоньку покачиваясь вместе с вагоном, засыпать...
Богатая, блин, невеста! Наследница железных рудников и «нефтяной магнат», а не могу позволить себе комфорта, который доступен простому студенту моего времени.
В сапоги давно налилось воды, под носом тоже хлюпало. Так жалко было себя!
Я понимала умом, что это несправедливое нытьё: могла ведь умереть безвозвратно, могла вселиться в крепостную девочку или послевоенного калеку на паперти... Но что-то расклеилось внутри, давило душу тоской. Не предчувствие ли неприятностей? Вернулось чувство одиночества, неприкаянности, утраты близких...
Сергей Петрович остался там, с химиками. От меня там толку было мало – не больше, чем от обычного обывателя, со школьной скамьи выкинувшего из головы учебники химии.
Вот бы, как в книжках внука, обрести память обо всём, что когда-то читала, а?
А фиг тебе, старушка! – ответила золотая рыбка. Остались к старости в основном житейский опыт, общая начитанность, да духовные знания, вбитые уроками наставника.
О, ещё бы ноутбук с собой прихватить, а в нём все знания, которые могут пригодиться в 19 веке!
Я хмыкнула: раскатала губу! Тебе мало «роялей» в виде залежей во всех землях, принадлежащих здешней матери? А самый большой концертный рояль в том, что память и сознание сохранились – прав отец Серафим.
Вот мне бы сегодняшние мозги в мою реальную молодость – скольких ошибок удалось бы избежать!
Я заворачивала Златовласку к придорожному постоялому двору, да она заартачилась и развернулась к навесу с копёнкой сена. Я наклонилась к ней, приласкать – очень не хотелось шлепать набрякшими от воды юбками по грязи, заполонившей раскисшую землю во дворе.
В этот момент ощутила, как рвануло плащ, будто веткой по спине хлестнуло. Следом прогремел выстрел. Я кулем кувыркнулась с лошади, шлёпнувшись, таки, юбками в грязь.
Второй выстрел. Златовласка храпнула и повалилась на подломившиеся передние ноги рядом со мной.
Я торопилась отползти на четвереньках в сторону, но набухшие водой и грязью юбки, обмотавшись вокруг ног, буквально спеленали их. Загребая скрюченными пальцами грязь, я старалась подтянуть себя в сторону от раненой лошади. Та жалобно заржала и попыталась вновь подняться. Но стала обессилено заваливаться набок – на меня.
Тут сильные руки Егора подхватили меня и буквально зашвырнули под навес. Не размышляя, не оглядываясь, как собачонка на четырёх костях, я заползла за поленницу дров и упала ничком. Только тут меня заколотило.
Вот чего в моём прежнем опыте не было – в меня никогда не стреляли!
Я нащупала за поясом небольшой пистолет, которым вооружил меня князь после встречи с иезуитом. Скользкими от грязи пальцами обхватила его, с трудом щёлкнув предохранителем. Несколько уроков, которые мне дали в нашей поездке с цыганами, меткости не научат. Но хотя бы в упор стрельну.
Я вытерла о себя сначала одну руку, потом другую и вцепилась в пистолет. Колотун не проходил. Тут смешалось всё: и мокрые, замёрзшие ноги, и страх, и подступающие слезы жалости к лошадке, которая невольно защитила меня, прикрыв собой от второго выстрела. Да и от первого спасла своим упрямством.
Когда стало немного отпускать, я услышала выстрелы и крики моих людей. Только тут до меня дошло, что после первого выстрела прошло всего несколько секунд. Когда в кино такие события показывали в замедленном темпе, казалось, что это для красоты момента. А теперь поняла, что время замедляется на самом деле, а точнее реакции ускоряются.
Чмокающие шлепки лошадиных копыт по няше, крики «Уходит, гад! Стреляйте!», ржание Златовласки, выстрелы...
Я приходила в себя.
Ведь тогда, в московском пожаре пятилетней Аннушке пришлось намного хуже. Я ещё снисходительно относилась к маленькому ребёнку – слабая душа! А сама впала в ступор, и это с опытом-то пожилой женщины. Стало неловко и стыдно.
Поднялась из-за поленницы, распутала юбки. Сжимая в одной руке пистолет, вышла к людям.
– Разглядели, кто стрелял? – на меня обернулись.
– Нет, мадемуазель Анна. Лицо закутано, шляпа опущена на глаза. Все под дождём такие. Лошадь тут стояла осёдланная – вскочил и за лесок!
Догнать можно было днём, сейчас вечереет и дождь. Он среди деревьев станет и стрелять будет. Мы у него, как на ладони.
– Не надо погони. Незачем людей губить понапрасну. К тому же – он может быть не один, может быть там засада. Располагаемся на ночлег, сушим одежду, ужинаем. Выставьте охрану.
Удивлённо поглядев на меня, охранники послушались.
Не желая залезать в клоповник постоялого двора, я переоделась в сухое за поленницей и подошла к Златовласке.
– Есть надежда её вылечить? – тихо спросила я Егора.
– Пуля в лёгкое попала. Не жилец.
– Давай попробуем, Егор. Снотворное есть?
– Откуда? Спрошу у трактирщика. Да он если и есть – откажется. Вдруг подумают господа, что он постояльцев усыпляет, убивает и грабит. Нет, не признается.
– Тогда привяжите её, чтобы не билась. Самогону покрепче и ножи поострее. Что-нибудь тонкое и острое, как шило. И большую иголку с шёлковыми нитками.
Связанная кнутами Златовласка косила на меня глазом и тоненько жалобно ржала. Я посмотрела в её глаза и настроилась, как на Артура: «Я помогу. Ты будешь жить. Доверяй мне... СПАТЬ!»
Раненая лошадь заснула, я, помолясь, приступила.
Когда закончила, было совсем темно, лампы не давали нужного света. Но я успела. Хотя операцию сама проводила впервые, постаралась всё делать быстро и решительно, чтобы не мучить свою любимицу.
Вынув пулю, как смогла, зашила лёгкое, заштопала шкуру. Из тряпицы сделала дренаж и оставила в ране, чтобы кровь не скапливалась в лёгком. Лошадь напоили парным молоком, которое служанка постоялого двора принесла в ведре из коровника.
Утром попрощалась с нею, сама накормила смоченным в молоке хлебом, напоила молоком. С раненой лошадью оставили одного из охранников. Дала ему денег и велела ухаживать. Как рана кровить перестанет, дренаж приказала вытянуть.
***
По дороге, окружённая охраной, ехала, ощущая себя под прицелом. Вчерашние впечатления не оставляли меня. Каждый куст у дороги казался укрытием для стрелков. Тут уж невольно пожалеешь, что попала не в рыцарские времена – тогда охрана меня щитами бы загородила.
Со вчерашнего вечера сохранилось ощущение, будто я до сих пор ковыряюсь ножиком и шилом в ране живого существа. Что за гадство! То раненые дети, то лошадь... Как будто нарочно, чтобы я из жалости стала хирургом!
Никола с зажившими ранами тоже ехал с нами в столицу, чтобы к следующему году подготовиться к поступлению в университет.
А что, может и мне поступить на медицинский факультет? Буду редкой птахой – женщиной-доктором в России 19 века!
Бр-р-р! Нет уж, хватит с меня и того, что на мою голову валится. Всю оставшуюся вторую жизнь оперировать больных? Это не моё. Вот как я себя чувствую после операции лошади? А почти как мясник...
В висках застучало. Внутри нарастало напряжение. Ехать вперёд совсем расхотелось.
– Егор, – тихо сказала я, – впереди засада!
Тот перекинулся с товарищами несколькими фразами, подал знаки остальным. Меня с Николой оттеснили в конец отряда.
Хорошо, что князь рассказал Егору о моих способностях. В этом веке к «чутью» относятся серьёзно.
Пара всадников с левой стороны дороги, пришпорила коней, другая пара – с правой.
Вырвавшись вперёд с оружием наизготовку, они вынудили засадников раньше времени проявить себя. Защелкали, забабахали выстрелы впереди, потянуло порохом.
Я, спрыгнув с лошади, стянула Николку и вынудила его залечь рядом со мной, за кусты на обочине. На мужском костюме для себя я настояла после вчерашнего конфуза со спутанными юбками.
Он порывался вперёд, шальной от любопытства и мальчишеской бравады. Я представила, как мы с ним догоняем наших парней, и они сбиваются в кучу, не зная: толи нас защищать, толи врагов преследовать...
– Не мешай мужикам выполнять свою работу! – жёстко приказала я.
– Но... Там... – размахивал он руками, не в силах справиться с эмоциями.
– Они сейчас заняты врагами. Хочешь, чтобы их ранили или убили, потому, что любопытный мальчишка отвлёк их в минуту опасности?
Он покраснел и пригнулся.
– Я бы хотел помочь!
– В нашем случае, лучшая помощь называется: «Не мешай!» – пробурчала я.
В голливудских фильмах меня раздражали визжащие дуры, которые всегда совались под руку мужчинам в самый неподходящий момент.
Перестрелка отдалялась вперёд по дороге, а на меня опять накатило чувство опасности. Стараясь не делать заметных со стороны движений, я вытащила из-за пояса пистолет и взвела курок. Никола завистливо глядел на оружие. Лицо его так и кричало: Вот бы мне бы, да я бы...
С другой стороны дороги зашуршали кусты. Оттуда, пригнувшись, выскочил человек и сиганул в нашу сторону.
Позже я пыталась объяснить себе: почему я сразу приняла его за врага, а не за одного из парней нашей охраны. Мол, он пистолет держал перед собой. Наш бы не собирался в своих стрелять. Но умозрительно это ничего не объясняло.
На самом деле, чувство опасности стегануло по нервам, и я, не успев подумать, выстрелила ему навстречу.
Он упал в кусты, почти рядом с нами, и забился, выгибаясь дугой, как живая рыба на столе.
Ну, конечно, попасть с трёх метров, меткости не требуется. Мне стало дурно, но, сглотнув так, что уши заложило, одолела тошноту. Кинула мальчишке пистолет и мешочек с припасами для зарядки.
– Заряжай! – а сама поползла к подранку, стараясь не думать о том, что он убит. С трудом вывернула из сведённой судорогой руки его оружие – заряжено же, он выстрелить не успел! Нащупала на его поясе шпагу и потянула на себя из ножен.
Николка приглушённо вскрикнул. Я замерла, не поднимая головы из-за тела, свесившегося с куста, и прислушалась.
– Не она, какой-то парнишка! – тихо произнёс мужской голос.
– Ещё и стреляет, говнюк! – сплюнул другой.
– Оставь его, она где-то с охраной.
– Но лошади-то две!
– Видно, другая запасная.
Кусты зашуршали в сторону от дороги.
Я подползла к Николе, нащупала пульс и облегчённо вздохнула – оглушили. Сняла с его пояса фляжку с водой и плеснула в лицо. Он застонал.
– Тихо, враги ещё близко, – прошептала я, – давай пистолет, сама заряжу!
Отдала ему трофейное оружие и занялась своим.
Вот же, зараза! В кино стреляют и стреляют... Ещё и обоймы запасные у всех в карманах: и у самих героев, и у застреленных ими трупов. А тут после одного выстрела, оружие хоть выбрасывай. Выбросить по любому проще, чем зарядить, – вздохнула я, ковыряясь с пыжом. Мужики – попаданцы вон в книгах, в первую очередь оружие усовершенствовать стараются. А я из оружия вблизи видела только охотничье ружьё отчима в своём детстве, да в старших классах советской школы винтовку разбирала на начальной военной подготовке.
Хихикнула про себя: усовершенствовать пистолет я могу, только если узорчики на рукоятке нарисовать.
Да, я на той военной подготовке один раз в «десятку» попала!
Учитель не верил, говорил, что это случайно. Что впервые в жизни взяв оружие в руки, имея всего три патрона, одну пулю из трёх послать в «десятку»!.. Нереально!
Но он был не прав! Я же рисовала с детства – у меня глаз-алмаз! Думаю, я бы все три раза правильно попала.
Просто я из трех выстрелов только один раз... нужный глаз зажмурила!
Мальчишка расстроено сопел рядом. Я попыталась представить себя с его точки зрения. Смешно получилось: ну, прямо Убивашка из фильма «Пипец».
Какая-то мысль свербела внутри. Я расслабилась, помолилась...
Первое: Они думали на Николу, что это я, но не убили, а оглушили.
Второе: Убить меня могли и просто из засады, но они отвлекли, увели за собой мою охрану, чтобы захватить меня. То есть я нужна им живая...
Третье: Эти из той же компании, что в меня вчера стрелял, или из другой?
Четвёртое: Этим приказывали те же, что и пиратскому капитану?
Подъехали охранники, привезли двоих раненых. Стали из жердей сооружать носилки, привязывая между парами лошадей.
Егор спрыгнул с коня.
– Странная засада. Дёрнули сразу вперёд, отстреливались вяло... Мы троих подстрелили, они за ними даже не вернулись, у нас их не отбивали.
– Они вас уводили за собой, а другие напали на нас из засады, – сказала я.
– Что? – побледнел он. Я махнула рукой на кусты. Он подскочил, перевернул тело мужчины, тот застонал. Живой? Я вздохнула облегчённо. Убийство человека угнетало меня, давило.
Я рассказала, что тут происходило в их отсутствие.
– Надо, чтобы с детьми всегда кто-то оставался, – с досадой крякнул Егор, – а то помчались все, как собачья свора за лисой.
– Вы привыкли только с воинами дело иметь, а охранять, тут особая наука нужна.
Моего раненого пытались привести в чувство и допросить, но было уже поздно, он все-таки скончался.
25 глава. Ангелы над Петербургом
Часть 4
Ангелы над Петербургом.
По улицам Петербурга я ехала под жёстким контролем охраны. Большую часть дороги Егор вез меня, усадив перед собой на коня. Его здорово напугали нападение на постоялом дворе и подстроенная засада.
Особняк князя К-ского был освещён, как люстра. Подъезд запрудили чужие коляски и кареты. Мы просочились между ними, осторожно проводя в поводу лошадей с ранеными.
На конюшне остановились, позвали на помощь людей, чтобы раненых отнести в людскую. Велела позвать для них доктора.
Мои дорожные сумки и баулы подхватили Егор и Никола. Зашли с чёрного хода, я побежала впереди них в свою комнату. То и дело натыкалась на наряженных гостей.
– Что тут за праздник, – остановила я служанку, бегущую со стопкой полотенец.
– Отстань, мальчик... Ой, барышня! – расплылась она в улыбке, – Ведь у Натальи Алексеевны день Ангела. Приём у нас, Государыня будет... Ох, вас же одеть надо! Побегу за девушками...
Я застонала: Приём-м-х... Сил нет с дороги. Хотела в ванну и спа-ать! Оказывается, какое это ужасное испытание: «С корабля – на бал!»
В моей комнате сидела незнакомая молодая дама. Ей укладывали причёску перед моим зеркалом. Копна её золотисто-каштановых локонов устилала всю спину
– Простите, вас поселили в этой комнате? – гася раздражение, вежливо спросила я.
– Выйди вон! – не оборачиваясь, видя только моё отражение в зеркале, процедила она сквозь зубы.
Незнакомые служанки вытолкнули меня за дверь. М-да-а!
Егор дотащил сумки до комнаты.
– Вы чего здесь стоите?
– Меня из моей комнаты выгнали, – устало вздохнула я. Описала ему ситуацию.
– Сейчас! – он побежал куда-то. Я села на баул и прислонилась к стенке, закрыв глаза. Вернулся он с Артемием Никаноровичем.
– Графиня Елена Николаевна, – удивлённо проговорил тот, входя в комнату, – вам были выделены апартаменты в левом крыле.
– Мне там не понравились обои, – капризным тоном избалованной девочки, произнесла та, обернувшись, – а эта комната была ещё не занята!
– Эта комната не для гостей, она принадлежит княжне Анне. Княжна только что прибыла из поместья и нуждается в отдыхе, – сухо произнес управляющий, – мне сообщили, что вы крайне оскорбительно обошлись с приёмной дочерью князя.
– Я её даже не видела, – кокетливо улыбнулась та, уже поняв, что где-то напортачила. Она «изумлённо» таращила огромные кошачьи глазки с золотистым ободком на радужке,– и никого не оскорбляла.
– В нашем доме так по-хамски не разговаривают даже со слугами, -вышла я из-за спины Артемия Никаноровича и прошла в ванную, предоставив мужчинам выдворять нахалку.
Долго нежиться в воде мне не дали. Помыв мою голову, долго сушили полотенцами, потом стали завивать горячими щипцами. Я шипела, когда горячим паром обдавало кожу, но постепенно расслабилась под ловкими руками девушек и начала подрёмывать.
– Барышня Анна, – встряхнули меня, какое платье будете одевать?
Я оглядела наряды и засмеялась.
– Не быть мне сегодня на балу! Я за эти месяцы вытянулась и окрепла, ни одно из платьев мне не подойдёт.
– Княгиня расстроится, ей доложили о вашем приезде. Она занята, принимает гостей. Государыня прибыли. Она так ждала вас, Аннушка!
– Ладно, пошлите за Инной Константиновной и портнихами. Пусть принесут ткани, что-нибудь придумаем.
Пока ждала портних, опять задремала. Ну, хоть на мину-уточку!
Они прибежали, принесли ворох тканей и неоконченных заготовок к платьям.
Я остановила суету, которую они подняли вокруг меня.
– Снимите с меня новые мерки. Добавьте к одному из прежних платьев оборку понизу, поменяйте мне корсаж и сделайте пелеринку из того же материала, что и оборка. Лишь бы ткани сочетались, – командовала я, применяя опыт небогатой матери моего времени. Когда дочка подрастала, так же приходилось изобретать фасоны из серии «голь на выдумку хитра»!
Из скрытого в стене спальни сейфа достала диадему и украшения.
– Ах, как ужасно вы загорели, княжна, – стонали девушки, стараясь запудрить моё похорошевшее на свежем воздухе личико.
– Не надо делать из меня привидение, пусть будет видно, что я из поместья. Бледность идёт только брюнеткам – они с нею загадочно выглядят. А девочка-шатенка с пудрой на щеках, это ужасно!
– Но, Аннушка, у вас на носу даже конопушки появились!
– Очень милые конопушки, – покрутила я носом у зеркала, – ребёнок без конопушек, что блондинка без кудряшек!
Они засмеялись.
– Вы княжна, как всегда, всё с ног на голову перевернёте!
Оглядев себя в большом зеркале, я осталась довольна. Голубое платье подчёркивало слегка загоревшую кожу. Я вытянулась вверх, окрепла, но, несмотря на тринадцатилетний возраст, «гадким утёнком» не выглядела. Так в моё время смотрелись девочки, занимающиеся бальными танцами.
Поблагодарив всех своих помощниц, пообещала вскоре навестить их в салоне, и чинно пошла в гостиную.
Матушка Наталья терпеливо встречала гостей. Подойдя к ней со спины, я прислонилась к её плечу.
Несколько месяцев беременности совсем не сказались на её внешности. Она даже фасон «аля Наташа Ростова» не одела. Скрывать фигуру не требовалось – легкая полнота ей шла. Она расцвела, как всякая счастливая женщина.
Вспыхнув от радости, она обняла меня.
– Позвольте представить, дамы и господа: кто не знаком – это моя дочь Анна. Она только что вернулась из поместья.
– Знакомы, знакомы, – услышала я голос Государыни, – она сегодня главный подарок княгине Натали. Княгиня не привыкла к отсутствию дочери, которая внезапно стала такой самостоятельной. Только о ней и говорила.
– Нет, Ваше Величество, я привезла к дню Ангела матушке настоящий подарок, – решилась я на демонстрацию дельтапланов, – приглашаю завтра вас, государыня, вашу семью, гостей и всех желающих на представление, которое понравится вам не меньше, а то и больше, чем фейерверки. Мой подарок более, чем уместен на день Ангела.
Особенно приглашаю детей всех возрастов от трёхлетних малышей и до подростков. Они никогда не забудут этого зрелища!
– Приглашение принимаю от себя и от имени своих детей, – ответила Императрица, – зная ваше оригинальное мышление, уверена, что зрелище будет интересным.
– Государыня, может мне кто-то подсказать удобную для зрелища и расположения зрителей горку или косогор? А то я не знаю пригородов Петербурга, как и самого города. Надо бы ещё сегодня сообщить место развлечения гостям.
Посоветовавшись с фрейлинами и слугами, мне назвали место выпаса лошадей драгунского полка. С моей подачи, служанки тут же обошли гостей, и с поклоном от имени княгини и княжны К-ских пригласили на 6 часов вечера следующего дня, при хорошей погоде, на указанный луг. Но на случай внезапного дождя, рекомендовали взять плащи, зонты и вообще, лучше приехать в крытых колясках – осень, господа.
К приёму Наталья Николаевна подготовилась просто замечательно! Пригласила из Москвы наших знакомых актёров, певцов, музыкантов.
И они, как и на прошлый приём, с радостью приняли приглашение.
Вечер удался. Танцы перемежались концертными номерами.
Пьяного застолья не было. Матушка использовала мои московские варианты аля-фуршета.
Милые девушки мелькали с подносами сладостей, стройные парни в русских рубашках с рюмками вина и бокалами с шампанским. Желающим поплотнее поужинать предложили пройти в столовую, где слуги усадили гостей по рангам. В присутствии Государыни гости вели себя чинно.
