Текст книги "Приступ (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

   Грубо: рост «сил» в 0.01% в год – проходит, 0.02% – с напрягом, 0.03% – голову оторвут. А мне бы надо процентов 15. Как в СССР или КНР в лучшие годы.

   Можно, конечно, не спешить...

   Коллеги, как вляпнулись – сразу пишите подробное завещание. Пятилетки были, чем нам пятисотлетка не годится?

   Нахлебавшись в Пердуновке, я сбежал на Стрелку, где – пустое же место! – сам себе сделал приятные для меня «отношения» и принялся выёживаться с «силами». Потихоньку меняя «отношения», дабы не мешали.

   Теперь предстоит исполнить «смертельный трюк под куполом цирка» – «поставить телегу впереди лошади».

   У нормальных: сперва меняются «силы». Медленно и мучительно. Потом к ним, более-менее кроваво, подтягиваются «отношения».

   На Стрелке я делал наоборот.

   Пример: кожевенное производство. Сперва – люди, с требующимися мне «отношениями». Потом – мездрение с дублением, мануфактура с барабанами.

   На «Святой Руси»? – Великовата песочница.

   «Не сеяно – не растёт». Но есть надежда: кое-что уже «сеяно».

   Страна уже находится в «феодальной формации». Переходя, конкретно вот в эти десятилетия, из типичного периода «ранне-феодальная империя», в следующий типичный – «феодальная раздробленность».

   Бывает ещё третий этап: абсолютная или конституционная монархия.

   В 21 веке от половины до трети в десятке наиболее процветающих (по ВВП на душу населения) государств – такие.

   Если навязать чуть опережающую, следующую, в рамках одной формации, форму правления, раздвинуть, используя «унитаз» (гос-во), рамки «отношений», то, подгоняя, понукая и пришпоривая «силы»... можно ли их привести в соответствие? На следующем, более высоком уровне.

   Не надо рывков, скачков и «великих переломов».

   По Янки:

   «Я, так сказать, держал руку на выключателе, готовый в любое мгновение залить ночной мир потоками света. Впрочем, я не собирался включать свет внезапно. Внезапность – не моя политика. Народ не вынес бы внезапности; к тому же на меня тотчас же насела бы господствующая римско-католическая церковь».

   Моё отличие: церковь другая и «выключателя» нет.

   Хуже: в процессе создания такого «рубильника» в масштабе «Святой Руси» «засветка» будет... на пол-шарика. Так что: «Внезапность – не моя политика». Не только не хочу, но и не могу. Не сферический конь в вакууме.

   Для изменения формы правления много чего надо. Для монархии, прежде всего, надобен монарх. Без – не получится. Так финны в начале 1918 года провозгласили себя королевством. Но кандидат умер от испанки, и пришлось становиться республикой.

   Республику «Святая Русь» точно не потянет. Новгородские измены – тому свежий пример.

   «Может ли марксист быть монархистом?».

   Сам спросил – сам и отвечаю: может. Потому что должен. Если, конечно, он реалист, а не догматик типа блестящего богослова и полемиста Николая Мефонского.

   Итого цепочка: марксизм – прогресс – монархия.

   Факеншит уелбантуренный... Пар-р-радокс.

   Первый, что ли? Если я, сразу после вляпа, додумался, что «смерть значения не имеет», то... ещё один.

   Делаем.

   Монарх...? Куда этот Боголюбский подевался?! Вот так всегда: как он нужен – его нет.

   ***

   Детинец выглядел... как и положено выглядеть крепости после успешного приступа. В смысле: мусорно. Суздальские дружины, направляемые десятком попов, привезённых Боголюбским в обозе из Владимирского Успенского, последовательно грабили святыни и крали реликвии.

   В воротах пытались не пустить, но я показал ларец с Климентом, официально представил покойного, гридни дружно сказали «Ё!», принялись креститься и просить прикоснуться к ящичку. Антоний шипел:

  – Не давай! Поломают! Святотатство!

   Однако я позволил воинам погладить красивую чеканку крышки. Отчего они умилились, прослезились и удобрились. И нас пропустили.

   Интересно выглядят Софийские ворота. Мало того, что их вынесли вместе с косяками, но и, похоже, погрызли. Андрей семейку боевых мега-бобров из Залесья притащил?

   Справа, на заснеженной земле возле стены Феодорова монастыря сидели рядами полуголые мужики, многие – в окровавленных повязках. «Краса и гордость», «соль земли Русской». Великокняжеские дружинники мрачно размышляли о своей дальнейшей судьбе и ближайшей кормёжке.

   С судьбой – понятно. На торг и к гречникам. «Был кощей по ногате...». Скот здоровый, тягловый, двуногий.

   Впереди у славных витязей русских – плети погонщиков, дерьмовая еда да галерные вёсла с видом на Александрийский маяк. Там сейчас греки с иерусалимцами пытаются урезонить Фатимидов.

   Землетрясения 1303 года ещё не случилось, но статую на вершине уже снесло. Можно полюбоваться заменившим его куполом в мусульманском стиле. Хотя вряд ли: галерникам во время военного похода отдыха не дают, да и из-под палубы не видно.

   Три-пять лет и выжатый, мгновенно состарившийся витязь идёт на корм рыбам. Если повезло не попасть раньше в пожар или утопление: галерников, при гибели корабля, не отстёгивают.

   Если с судьбой понятно, то насчёт кормёжки... неочевидно.

   Слева, чуть впереди, торчала Десятинная. Первый каменный храм на Святой Руси.

   Крепко построен: в начале 19 века её развалины ещё пугали местных. В 17 в. Боплан писал:

   «полуразрушенные стены храма вышиной от 5 до 6 футов покрыты греческими надписями...».

   Пока – вполне комплектна. Даже бронзовые кони, вывезенные Крестителем из Херсонеса, стоят на пилонах перед западным входом. Вокруг, в 50-70 метрах, четыре дворца. Вся площадка выложена каменной плиткой, как детинец в Боголюбово.

   В смысле: Андрей сделал у себя так, как увидел здесь.

   Переимчив. Наш будущий государь.

   Посмотрел на коней перед входом в храм. Мда... Греки-натуралы. В смысле: очень натурально изваяли. Жеребцов. Уверен, что прихожане, во главе с членами княжеской семьи, отдраивают этих бронзовых коней. К празднику Светлой Пасхи, например. До блеска в некоторых местах. Как наши мариманы – Медного Всадника.

   Всё меняется: страна, «способы производства», а шутки юмора при виде бронзовых жеребцов – остаются.

   Здоровенный пилон у юго-западного угла. Лет тридцать назад кусок крыши и стены обвалился – землетрясение. Вот, подпёрли.

   При взятии Киева Батыем жители соберутся на хоры этой церкви. И стены рухнут, погребая под собой людей. Возможно, из-за этого ослабленного куска. Выдернуть пилон снаружи... естественно.

   Подошёл к северной стене. Невысокий «домик с двускатной крышей из розового шифера».

   «Въ гробе, иде же лежитъ блаженое и честное тело блаженыя княгине Олгы, гробъ каменъ малъ въ церкви святыя Богородица, ту церковь созда блаженыи Володимиръ».

   В 1826 году здесь «найдены все сохранившиеся кости, на оных истлевшая женская одежда, парчевое покрывало и башмаки».

   Снял шлем, поклонился.

  – Ну здравствуй, бабушка Всея Руси, перевозчица псковская, киевская волчица, заря перед рассветом. Поклон тебе от дальнего потомка. Нет, не нынешнего, много дальше. Меж нами не пара веков – больше тысячи лет. Но оба имени твои звучали в моём доме, радовали и веселили, вкус и смысл жизни придавали. Пока вот сюда не вляпался. Теперь твоих внуков-правнуков учить уму-разуму приходится. Не тревожься, хозяюшка. Хозяйка земли Русской, королева руссов. Убивать-мучить деток твоих не буду. Сверх необходимого. Тобою поставленное – рушить не стану. А остальное... как судьба приведёт да господь дозволит. Может и проскочим мимо бед лютых, неминучих. Чтобы иных себе сыскать. Уж кому как не тебе норов наш знать. Сама ж такая была. Лежи отдыхай, не печалуйся.

   Зашёл внутрь. Антоний шипел и ругался. Церковь, конечно, обнесли.

  – Что, Антоний, заново освящать? Третий раз – не много ли?

   Десятинную освятили при Владимире Крестителе. И через лет сорок снова, при Ярославе Мудром. Почему – неизвестно.

   Вообще-то она – Успения Пресвятой Богородицы. Первый каменный храм на Святой Руси. Поставлен не Иисусу, не Пантократору, не Спасителю, не Пресвятой Троице, но земной женщине Марии Иоакимовне.

   Где-то в этих стенах лежит плинфа с отпечатком ножки маленького киевлянина. Я как-то цементную стяжку делал под окошком, тоже попросил маленькую дочку ручку приложить. Потом, через годы, когда приезжала – радовалась:

  – Вот, след мой, всегда под твоим окном.

   Церковь трёхпрестольная, два боковых: св.Николая и св.Климента. Здесь же княжеская усыпальница: византийская царевна, княгиня Анна, сам Владимир, его оба брата.

   В 1044 году Ярослав Мудрый раскопал курганы и «выгребоша два князя, Ярополка и Ольга (Олег Древлянский – авт.) сына Святославя, и крестиша кости ею, и положиша в церкви святыя Богородица».

   В православии посмертно не крестят, запрещено Карфагенским собором, но нашим... если очень хочется, то можно.

   Мой вестовой Пантелеймон, чуть поспавший после ночных событий с его участием, и снова переполняемый гордостью – дозволили ларец с мощами самого Святого Климента взять, несколько поднатужившись, установил святыню на положенное ей место, в нишу за престолом. Завозился там, вылез в пыли:

  – А тама чего?

   Ткнул пальцем в стоящий в соседней аркаде кипарисовый саркофаг. Антоний, что-то сосредоточенно считавший на пальцах, зло фыркнул:

  – Бестолочь. Мощи. Варвара-великомученица.

   Заметив моё недоумение, деловито объяснил:

  – К собору перенесли из Златоверхого. А назад вернуть... руки не дошли.

   Снова фыркнул, раздражённый необходимостью отвлекаться на всякие идиотские вопросы неучей, и убежал к главному алтарю.

   Пантелеймон обиделся от такого неуважительного к нему, герою взятия и вообще, отношения, когда Антоний отошёл, подёргал меня за рукав и тихонько спросил:

  – Эта... Господине. А чего у ей подол с гроба торчит?

  – Какой подол?

  – Ну, еёный. С отселя не видать, а ежели под престол слазить...

   Я сразу представил, какой хохот будет стоять во всех княжеских дружинах, когда узнают, что «Зверь Лютый» на карачках под престольную срачицу залез. И там застрял.

   Ваня, с каких пор тебя стало волновать мнение неизвестных тебе придурков? Ты что, политиком стал? – Да. Но привычек на потребу – менять не буду. А то ещё и крестным ходом ходить заставят.

   Скинул шлем, пояс с портупеей, стал на четвереньки и полез. Единственный глаз Охрима, стоявшего рядом, с моими вещами в руках, превысил по площади два обычных. Нет, пожалуй, три.

   Посмотрел. Вылез. Подумал. Одел железяки. Пантелеймошка аж подпрыгивает вокруг от нетерпения. Но молчит – выучка. Ещё подумал. Будет скандал. Возможно – с плахой. Но деваться некуда – иначе хуже. Со святынями как с брюшным тифом: лучше перебдеть, чем недоблюсть

  – Охрим, будь любезен, убеди присутствующих покинуть помещение храма.

  – Э... А куда?

   Тоже выучка. Не идиотское «почему», а – укажите направление.

  – К... к едрене фене! Вякающим – в морду.

   Пошёл хай. Антоний кинулся спросить – я вежливо принёс извинения за доставленные временные неудобства. Два Владимирских попа извинений не приняли – их вынесли за шиворот. Пантелей смотрел на меня умоляющими глазами: «не прогоняй!». Но когда я велел ему срочно притащить сюда князя Андрея, снова напыжился: да такое только услышать – «в жизни раз бывает».

   До Западного дворца – 60 метров, через пять минут – «гром гремит, земля трясётся». Ещё – орёт благим, и не только, матом мой вестовой. Которому будущий государь Всея Святыя Руси собственноручно выкручивает ухо.

   «Шаркающей кавалерийской походкой...».

   В смысле: вприпрыжку, спотыкаясь, скособочившись, пылая злобой и негромко матерясь...

"Тут в светлицу входит царь.

Стороны той государь".

   Но он про это ещё не знает.

  – Здрав будь, княже. Отпусти мальчонку. И людей своих отпусти.

   Андрей зыркнул. Фыркнул. Шикнул:

  – Пшшли.

   Я не стал испытывать терпение будущего благоверного и, возможно, святомучениского:

  – Мальчонка, которому ты только что чуть ухо не оторвал, полез возвращать на место мощи Святого Климента...

  – А! Так вот кто...!

  – Погоди. И увидел из-под престола край ткани под крышкой того гроба.

   Андрей оглянулся.

  – Там – мощи Варвары-великомученицы. Если торчит край пелены – значит его недавно вскрывали. И неаккуратно закрыли. Ткань – белая, не пожелтевшая. На свету долго не была.

  – Наш-ши?

   М-мать. Когда Андрей шипит... мне тревожно.

  – Не знаю. Потому тебя и позвал. Откроем и посмотрим. Сухан, за тот край возьмись.

   Мы с Суханом осторожно приподняли крышку, сдвинули её на угол саркофага.

   И оба, мы с Андреем... зашипели. Я – на вдохе, типа: «Уёх...!», он – на выдохе, «Схрш...».

   В гробу лежала молодая девушка, со свежим беленьким личиком, маленькими ручками и ножками, белой, не сморщившейся, не потемневшей, как у Климента, кожей. Голая. Вообще. Исключение: на голове белая повязка с золотым шитьём. Покрывала, которые должны были закрывать её в несколько слоёв, были сбиты в ком к краю, к ногам.

   Без грудей. Обе – отрезаны.

   Я несколько оху... мда... сильно удивился.

   Понимаю: для истинно верующего христианина, православного или католического толка, такая... «резьба по трупам» – привычная, надоевшая уже, картинка. Как крестился, так и приложился. К какому-нибудь продукту «фрезеровщика по костям». Но я – атеист и меня такая... истовая паталогоанатомия... несколько напрягает.

   Нет-нет-нет! Вы не подумайте! Людей резать у меня уже хорошо получается! Живых. Мужиков. А вот разделывать молоденьких девушек... Но, я уверен, «Святая Русь» и этому научит.

   Говорят, отрезанными головами принято играть в футбол. А отрезанными сиськами? – В крокет? Жаль, у нас эти игры не распространены. Может, городки на что сгодятся? – Методички спортивные придумаем. Собрав лучшее из многовекового опыта выдающихся отечественных палко-кидателей. Типа: берёшь за сосок большим и указательным пальцами правой рукой, раскручиваешь над головой и, на выдохе, с подшагом...

   ***

   Бедная восьмивековая девушка. Ей здорово не повезло при жизни. Сразу умерла мать. Отец, императорский аристократ, в дочурке души не чаял. И, желая уберечь, посадил в заточение. Специально замок построил. Увы, если уж кое-какой языческий Зевс смог пролиться золотым дождём в башню к Данае и оплодотворить её, то чего ждать от предвечной и единосущей Троицы?

   Нет, вы неправильно поняли: внезапной беременности не было.

   У папаши – служба, командировки, цесарь Галерий срочно набирает легионы взамен разбитых Сасанидами.

   Домашний ребёнок, из богатеньких, попала в поле зрения вербовщиков. Повстречалась «плохая компания» – местные христианки. Рассказали о Триедином Боге, о неизреченном Божестве Иисуса Христа, о Его воплощении от Пречистой Девы и о Его вольном страдании и Воскресении.

   Тут, чисто проездом, на минуточку из Александрии, является священник, принявший вид купца. Попо-купец изложил ребёнку основы святой веры и крестил во имя Отца и Сына и Святого Духа. Времена буколические, полевой женой в лагерь моджахедов не позвали.

   Первое, что сделала девочка – испортила фасад каменной башни: велела пробить третье окно.

   «Три лучше чем два, – говорила Варвара, – ибо у неприступного, неизреченного Света Троичного Три Окна (Ипостаси)».

   Архитектуре учат. Сопромат, эпюры сил... Но что это для балованной аристократки, куда-то вдруг уверовавшей?

   Затем она нарушила одну из десяти заповедей – «Чти отца своего»: довела родителя до того, что он гонялся за ней с колюще-режущем.

   Тут, прикинь, война. Новые легионы из Иллирии даже говорить по-русски, в смысле: по-латински, не умеют. Какие-то выверты с провиантом: козу – буду, овцу – нет. Вернулся из имперского бардака домой, а тут... христиане родную дочь в своё стойло увели!

   Отвёл к градоначальнику, тот, пожилой уже мужчина, пытался сопливицу уговорить, но «святая мудрою речью обличала заблуждения идолопоклонников и исповедала Иисуса Христа Богом».

   Выпороли. Но явился мед.ангел и залечил раны.

   Не ново: позже одному из византийских императоров вообще выжгли глаза. А потом он оказался чудесным образом зрячим. Пришлось и его, и палача взяточника-чудодея, ловить и казнить отдельно.

   «Видя такое чудо, одна христианка, по имени Иулиания, открыто исповедала свою веру и объявила желание пострадать за Христа. Обеих водили обнаженными по городу, а затем повесили на дереве. Их тела терзали крючьями, жгли свечами, били по голове молотком. Мученицы были обезглавлены. Варвару казнил отец. Вскоре его поразила молния, превратив в пепел».

   Тяжела и опасна судьба родителя, пытающегося защитить дитя своё от ОПГ. "П" здесь означает «православная», а не то, что вы подумали.

   Покоя мученицы не обрели и посмертно. Сначала их похоронили в Пафлагонии. Где на их мощах заработала проказо-лечебница. В 6 в. вдова императора Льва Великого построила храм во имя великомученницы. Там хранилась окаменевшая грудь девушки, из которой по праздникам сочились молоко и кровь.

   Часть мощей Варвары была подарена венецианскому дожу по случаю бракосочетания его сына Джованни Орсеола с Марией Агрипулиной, родственницей императора Василия II Болгаробойца (1005 г.). Нетленное тело Св.Варвары без головы было положено в храме Иоанна Евангелиста на острове Торчелло близ Венеции. Описано суздальским книжником около 1440 г. Другая часть мощей привезена в Венецию (1258 г.) в Санта Мария дель Кроче.

   Оставшуюся в Константинополе главу великомученицы видел в 1349 г. Стефан Новгородец.

   Но это всё неправда.

   «Как ты можешь верить своим лживым глазам, и не верить своей честной жене?».

   Мощи привезены в Киев Варварой Комниной, дочерью императора Алексея I, отданной около 1103 г. замуж за князя Святополка II (крещён Михаилом). Положены в Киевском Михайловском Златоверхом монастыре (построен в 1108 г.).

   Имя «Варвара» у Комниных не встречается, Анна Комнина, которая, вроде бы, должна быть принцессе Варваре сестрой, про такую не вспоминает. Но это неважно.

   Святыня – есть. И её режут на части.

   В 1644 г. Киев посетил канцлер польский Георгий Осолинский:

   «Я был в Риме и в западных странах и везде спрашивал, где находятся мощи святой великомученицы Варвары... Мне сказали, что на Западе не обретается мощей святой Великомученицы, нет их также и на Востоке..., но что они пребывают в здешних странах. Ныне верую, что именно здесь в Киеве находятся истинные мощи святой великомученицы Варвары».

   Ради его великой веры, ему дана часть перста правой руки Великомученицы, которую он принял с великою благодарностью.

   В 1651 г. Киев берёт литовский гетман Януш Радзивил. Кроме города им взяты частицы от грудей и ребра святой.

   В 1656 году киевский митрополит Сильвестр передал часть мощей антиохийскому патриарху Макарию:

   «Во вторник утром мы... отправились в монастырь св. Михаила, который известен своим золоченым куполом. Здесь мы присутствовали при обедне в приделе св. Варвары Баальбекськой (Илиопольськой), потому что они празднуют ей в этот день 9 (8) июля память о перенесении ее мощей из Константинополя в этот город (Киев), когда царь Василий Македонянин прислал их со своей сестрой в дар Владимиру, царю Киева и русских... Мы снова прикладывались к ее телу, которое является телом молодой девы с маленькими ножками и ручками... По просьбе... патриарха архимандрит дал ему частичку от ребра ее...».

   Левая рука Великомученицы в 17 в. украдена Александром Музелем, привезена на Западную Украину. Где снова украдена иудеями, раздроблена и сожжена. Странно, что не съедена. Пепел и коралловый перстень перенесены в Святую Софию Киевскую, откуда похищены липковцами и вывезены в Эдмонтон, Канада.

   Там же – левая стопа. Вывезена из Киева в 1943 году епископом Пантелеимоном (Рудыком).

   Воровать Варвару частями – исконно-посконное христианское занятие.

   О руке (другой?) в монастыре Святого Креста в Иерусалиме упоминает «Хожение» гостя Василия 1465-1466 г. Часть её мощей в Хальберштадте. Часть главы находится в Трикале, Фессалия. Есть кусочки на Афоне, в нескольких церквях Греции и Кипра. В Москве, в храме Иоанна Воина – часть перста с перстнем. Который иудеи не съели?

   Католики приписывают св.Варваре, кроме спасения от внезапной и насильственной смерти, дар спасать от бури на море и от огня на суше; покровительница артиллерии, видимо, от первых артиллеристов Италии. Русские бомбардиры унаследовали традицию её особого почитания.

   В 1995 году св.Варвара была объявлена небесной покровительницей РВСН – образованы 17 декабря 1959 года, в день празднования Варвары в православии. Икона Варвары есть на каждом командном пункте ракетных дивизий. Варвара покровительствует ракетчикам, артиллеристам, миномётчикам и другим видам и родам войск России. А также: пожарным, горнякам, альпинистам и садоводам.

   Короче: девушку и разобрали, и нагрузили. Нагрузили без всякого сексизма – весьма мужскими делами. И разобрали на мелкие части. Что не удивительно.

   Иоанн Златоуст:

   «Святые мощи – неисчерпаемые сокровища и несравненно выше земных сокровищ именно потому, что сии разделяются на многие части и чрез разделение уменьшаются; а те от разделения на части не только не уменьшаются, но ещё более являют своё богатство: таково свойство вещей духовных, что чрез раздаяние они возрастают и чрез разделение умножаются».

   В информационных технологиях ещё круче: даже кусочка «сокровища» не требуется. Перепостил лажу – духовное умножилось.

   ***

   Я – человек практический. Ежели, к примеру, отрубить у девушки ножку... Не-не-не! Не высоко, по колено. Снять кожу, разобрать мясо, типа – на холодец, до волконц, косточки раздробить... кусочки по миллиметру – хватит? И всё: тема по новым церквям в моих землях закрыта! Конечно, храмы ещё построить надо, попов поставить, но это-то – понятно. А вот то, что в каждом алтаре должна быть частица святомученика... отделить голяшку, вывезти по холодку... Интересно: а ногти у неё растут? – Тогда вообще непрерывное производство... камень с плеч, забота с сердца.

   Андрей, как и я, несколько мгновений пребывал в ступоре. Но вышел первым. Метнулся ко мне, схватил за грудки.

  – Ты...! Твои...!

   Пришлось нагнуться – я за эти годы как-то его перерос. Заглянуть в запрокинутое лицо, в бешеные глаза.

  – Ты чего, сдурел?

   Как-то этикетность моя... неглубока оказалась.

   Очевидная потрясённость остановила Боголюбского. Отпустил, собранное в кулак сукно на моём горле, разгладил... И снова вцепился:

  – Кто? Кто это сделал?!

  – А я почём знаю? Вот пришёл место посмотреть. Для венчания тебя. Епископа привёз, глянуть как тут...

   Мой растерянный лепет вызвал новую вспышку раздражения:

  – Ты...! Какое, нахрен, венчание!

  – Дык... ну... в государи... всея Святая Руси... шапка там, бармы... инсигнии... сейчас привезут...

   В ответ – различные повествования из профессионального жаргона табунщиков. Кратковременная истерика мгновенно перешла в конструктив, в назначение ответственного:

  – Ванька! Найди! Найди воров! Они у меня! Из под носа! Сиськи режут!

   Убьёт. Как пить дать. Потом будет жалеть. В поминальник впишет, сорокоуст закажет. Но сейчас – убьёт. Просто... от полноты чувств.

  – Можно попробовать. Но сперва – под венец.

   Что-то я его как девушка... «до свадьбы – нельзя». Тут головой работать надо. А то, после его шипения, ноги как-то... не очень.

   Присел на угол гроба, снял бандану, вытер мгновенно вспотевшую голову.

  – Такая... святыня на всей Руси по зубам троим. Тебе. Но ты не брал. Евфросинии Полоцкой. Твоя двоюродная сестра с тобой схожа. Вам обоим на людей плевать. Есть святыня – в храм на главное место. А кто спросит: откуда? – в морду. Ты – мечом, она – словом. Так ты икону и меч из Вышгорода утащил. Не рычи на меня. Конечно, икона чудотворная по храму летала, к тебе в сундук просилась. Теперь все снова на тебя подумают. Но ты – не брал.

  – Полоцкие?! Но их здесь не было...

  – Нет. И главное: Евфросинии тайком воровать... не её. Ты так можешь, она – нет. Ещё раз – не рычи.

  – Гхр! Третий?! Кто?!

  – Благочестник. Он по характеру сохранитель. Схватит цацку и спрячет. Будет по ночам доставать, под одеялом любоваться. Возвеличивать сам себе, что у него есть.

  – Клепаешь на недруга своего?! Не было смоленских здесь!

  – Есть ещё две версии. Э... возможности. Был же бой. Кого-то ранили. Варвара – целительница. Вот и откочерыжили кусок для излечения.

   Вспомнилась история одного из перстов Иоанна Предтечи. Ему приписывали способность исцелять от яда. Какой-то средневековый серб прибежал в монастырь, приложился к святыни, откусил у пальца фалангу и так, во рту, принёс домой – змея укусила его маленькую дочку. Может, здесь сходно?

  – Глупости говоришь! У ей более всего мужика просят!

   Варвара – как СУ-34. В смысле: многофункциональная. Ей молятся об удачном и скором замужестве; о женском счастье, о беременности, и не только ракетчики с миномётчиками; об исцелении от болезней, о здоровье ребёнка.

  – Последнее, что в голову приходит: на экспорт.

  – Ч-чего?!

  – Украсть и продать гречникам. Или самому в Царьград сбегать. Товар не портится, нетленный. Русь-то так, нищета. Деньги – там. Там можно настоящую цену взять. Ты прикинь: первый монастырь во имя её – с 6 века. А тут – раз!, в каком рядом – такая же сиська. А крове– и млеко-точение... сделают. Большие бабки поднять можно. После шести ста лет раскручивания бренда...

   Андрей морщился от моего лексикона. Слова понимает или догадывается. Это требует напряжения, он тормозит. Что даёт мне время додумать мыслишку:

  – Вот тебе ещё причина. Почему надлежит принять «шапку» и сесть государем.

  – Хр-р?

  – Великим Князем ты не можешь даже толком расспрос вести. Своих людей – пожалуйста. Маноха твой любую подноготную вынет. А вот смоленских или полоцких... «Вассал моего вассала не мой вассал». Не может Маноха, по воле твоей, кое-какому смоленскому конюху пятки прижечь – только с согласия князя его. А тому своих людей сдавать... Надобны однозначные и неопровержимые доказательства. Чтобы ты мог человечка расспросить. А пока ты не спросил – ты правды не знаешь и розыск вести не можешь. Замкнутый круг, однако.

   Такое не было абсолютной новизной. В нашей переписке я подобные мысли высказывал. Отказ от феодальной пирамиды, переход к прямому правлению. Андрей или отмалчивался, или порыкивал.

   Вообще, чем более грандиозную идею я подсовывал Боголюбскому, тем чаще получал в ответ «фигуру умолчания». Энтузиазмом по моим делам он не страдал вовсе.

  – Великий Князь – голова только своим подручным князьям да светлым. А уже подручным светлого... Так, месяц ясный по-над лесом. Хочешь знать кто у Варвары грудь отсёк – стань государем.

  – Хгр...

  – Ежели ты государь, то можешь ставить заставы. На всех путях. И твои люди всякого купчишку... сквозь пальцы пропускают. Ежели у торгаша ларчик, а там краса девичья нетленная, то... А вот ежели ты Великий Князь, то всей власти твоей – земли Киевские. В Путивле или в Вышгороде... твоя стража... гуляет по бережку где дозволили. А уж про Волынь или Галич – и говорить нечего.

   Андрей зло смотрел в пол. Потом вскинул глаза на меня, собираясь, кажется, послать. Не то – «до не видать вовсе», не то поближе – на плаху. И остановился. Упёрся взором. В распахнутый гроб за моей спиной, в белое изувеченное тело юной девушки. Ничем, в нынешние беззаконные времена, не защищаемой. Наоборот, святостью, славой своей приманивающей татей да воров.

   Дёргал меч, дёргал губами. В бессилии злобствования. Глубоко выдохнул, успокаиваясь, потряс головой, будто смаргивая с глаз пелену гнева. Обвёл взглядом Десятинную, все три престола, иконы, круги цветной мозаики на полу в центре, под которыми похоронены Владимир Креститель и жена его, царевна Анна.

   Глядя на икону Богородицы у дальнего алтаря, в конце почти тридцатиметрового зала, перекрестился. Деловито потребовал:

  – Помогай, Господи. Смилуйся, Царица Небесная.

   Повернулся ко мне и сухо скомандовал:

  – Быть посему. Делай.

   Размер? У тебя, девочка – больше. И красивее. И обе. И – живые. Ты ж не мученица! И не святая.

   Тут случай, когда размер значения не имеет. Важен – факт. Точнее: вера в него. И, по вере – оценка. В твоих грудях, девочка, великая сила: всё человечество такими вскормлено. Для всякого человека – изначально, ещё до осознания самого себя, место сокровенное. Тёплое, сытное, уютное, безопасное, родное. Радость.

   Вот так, половинкой бюста умершей восемь с половиной веков назад левантийской девочки, точнее: её отсутствием, Святой Русью обретён был государь. И Русь этого не хотела, и Боголюбский кочевряжился. Но против женских грудей – разве ж сборешься? Пришлось общественно-политической тенденции... того, малость поподпрыгивать.

Конец сто двенадцатой части