Текст книги "Приступ (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

   Перетянутая струна души – лопнула, слёзы – полились.

   Пошла исповедь. В смысле: метанойя.

   Антоний рассказывал, естественно, о себе, о своих чувствах. Позже, в наших беседах, мы неоднократно возвращались к упомянутым им событиям и людям. Но сразу «качать инфу до донышка» я не рисковал: он мог закрыться. Поэтому переключил внимание на другое, дал ему возможность выговориться, выращивая так доверие ко мне. «Говорить» – о волнующем его, о «споре о посте в середу и пяток».

   Идиотизм конфликта не укладывался в моём сознании. Я понимал, что не понимаю этих людей. Непонимание неизбежно ведёт к ошибкам, потерям, смертям.

   Глупость же! Но из-за этого убили кучу народа, Бешеный Федя добрался до своего противника в Болгарии и утопил того в Дунае, едва ли не на глазах императора и патриарха.

   Свифт в «Путешествиях Гуливера» описывает войну между «тупоконечниками» и «остроконечниками» – сторонниками выбора с какого конца разбивать яйцо. «Спор от посте», на мой взгляд, ещё бессмысленнее.

   Кстати о яйцах. Выражение «выеденного яйца не стоит» – здесь отсутствует. Антонию потребовалось осмыслить легко сорвавшийся у меня фразеологизм. Сходно с тем ступором, который возникал у меня в этой усадьбе на каждом шагу в первые месяцы после вляпа. Только я знал, что вляпнулся, был готов, хоть умозрительно, к состоянию собственной тупости. Для Антония же «выеденное яйцо» послужило указанием на мою «чужесть», «нездешнесть». Заставило искать лейбл для меня вне обычного круга типажей.

   ***

   Суть «спора о посте» в том, что это вообще не наша проблема. Таковой её сделали мы сами. Для греков это был мелкий, чисто рекомендательный вопрос на фоне куда более существенного богословского спора о шизофрении Христа. В смысле: о раздвоении ипостасей.

   Сюжет такой.

   В 1156 г. в Константинополе два философа (преподавателя) духовной школы, Михаил Солунский и Никифор Василаки, спели «Херувимскую песню» до последних слов:

   «Ты бо еси приносяй и приносимый, и приемляй и раздаваемый, Христе Боже наш».

   Спел и ладно. Просветлился? – Иди работай. Лет шестьсот песню пели и ничего. Но философы решили взпзд... Да, именно так.

   Услышав слова Василия, диакона храма апостола Иоанна Богослова, о том, что: «Один и Тот же Сын Божий и бывает Жертвой, и вместе с Отцом приемлет Жертву», философы обвинили Василия: вводит две ипостаси во Христе, ибо «принести жертву – значит одно, а принять её другое».

   Мне, как вы понимаете, без разницы. Их вообще – трое. Святая Троица, Рублёв же с натуры рисовал!

   Но, факеншит, верующие же! Богословский спор принял массовый характер.

   В умствование и пустословие (эпитеты – из решений собора) втянули уважаемого человека – Сотириха Пантевгена.

   Человеку за 60, диакон Святой Софии, наречённый Патриарх Антиохийский. В смысле: уже избранный, но пока не поставленный.

   Подозреваю, что он просто не хотел туда ехать: в Антиохии правили католики, видели в православных «пятую колонну императора» и периодически устраивали местным патриархам разные гадости, типа «посадить в тюрьму до выяснения».

   Вот Сотирих и вспзд... напоследок.

   Тут оказался ещё один иерарх, который тоже не хотел ехать к месту службы: Константин I, его только-только назначили в Киев.

  – Ехать чёрте куда, после ...дцати лет раскола, к диким... дикарям. Не могу!

  – Уважительная причина есть?

  – Само собой! Пока с правильным количеством ипостасей не определимся – раскольников в лоно возвращать некуда. Посему... А давайте-ка соберём Собор.

   Январский собор 1156 г. провёл патриарх Константин IV Хлиарин в триклинии Святого Фомы в патриарших палатах.

   Философы повыпендривались, покидались силлогизмами. Но быстро поняли перспективу. И признали правоту Василия. А вот Сотирих закусил. В смысле: удила. Решения собора не признал, в опровержение – написал сочинение.

  – Да нафиг мне та Антиохия?! Давайте здесь доругаемся!

   Константин Киевский подтвердил:

  – А давайте.

   Сочинение Сотириха получило известность. Император Мануил Комнин собрать новый собор (12 мая 1157 г.) под председательством нового Патриарха Луки Хрисоверга.

   Вот куда уходят силы и время! У Мануила куча военных дел, Луку только что избрали. Но без подсчёта ипостасей – жить невозможно.

   Лука сразу показал административный навык: в тот же день был составлен проект соборного томоса, в поддержку выступил сам император. Тему, после лёгкого трепыхания, закрыли. Четыре анафематизма против ереси Сотириха включили во Вселенский синодик. Их, вместе с прочими анафемами, вырезали на мраморе и выставляли в храмах. В Русской церкви эти анафематизмы провозглашали до 1766 г., когда синодик малость урезали.

   Миллионы людей ежегодно столетиями выслушивали этот... текст, вскипали праведным гневом на престарелого, давно почившего, Сотириха. Благоговели, молились и припадали. Потерянного времени только на Руси... Десяток московских кремлей можно построить.

   Оба собора прошли при большом стечении народа. Император, пара патриархов, три десятка архиереев, сотни пресвитеров и диаконов. Все – богато одеты, сладко кормлены и мягко выспаты. Тратят несколько дней, чтобы принять мнение Киевского Константина:

   «Животворящая Жертва, как первоначально, когда она была совершена Спасителем Христом, так и после и доныне, принесена и приносится не только одному Безначальному Отцу Единородного, но и Самому Вочеловечившемуся Слову; точно так же не лишен этой богоприличной чести и Святой Дух. Приношение же Тайн произошло и происходит повсеместно Единому Триипостасному Божеству...».

   И объявить ересью:

   ...спасительная крестная жертва совершена Иисусом Христом однажды одним приношением. Из чего рационалистически следует, что ежедневно совершаемая Евхаристическая жертва не то же, что Крестная Жертва и не есть действительная жертва, но является лишь воспоминанием, возобновляющим прошлое «мечтательно и образно». Если литургийная жертва есть только воспоминание, то и прорекаемые слова «Приносяй и Приносимый...» теряют свой великий смысл.

   Сотириха убеждал сам император. Указывал на то, что если Жертва принесена только Одному из Лиц Святой Троицы, именно Отцу, то этим будут недовольны остальные Два Лица, спрославляемые, совечные и сопрестольные с Ним.

   Когда император рассуждает об ущемлении чести сопрестольных... Сотирах извинился, отрёкся и покаялся. В чём и подписался.

   Раскаявшихся еретиков обычно принимали в церковное общение. Однако с Сотирихом поступили необычно строго. Собор признал, что Сотирих недостоин никакого священного сана, «и все двери оправдания закрылись для него». Протокол подписан 35 архиереями.

   Вот с таким багажом Константин I приехал на Русь. Где обнаружил... недовольство Ростика:

  – Ещё таких без спроса пришлют – вышибу. А митрополита в Киеве сам изберу с епископами.

   Посмотрел на живого Смолятича, которого не только не заточили, но и партия его, партия раскольников – весьма активна и к властям приближена.

   Главное: все эти богословские силлогизмы, эфмеризмы и анафематизмы на Руси – неинтересны. От слова: «пшёлты».

  – Ипостаси? Троица? – Знаем! Три мужика за одним стаканом! Конечно, неделима.

   Тяжелейший труд подбора святоотеческих аргументов, изнурительное построение логических суждений острейшими умами современности, изысканные сочинения Николая Мефонского. «обнаруживающие его большой и разносторонний богословский и полемический талант, который в связи с глубокой эрудицией и неразрывной связью со святоотеческим преданием ставит его на первое место среди богословов XII века»...

   Дикие русские даже не понимают об чём это!

   Митрополит выбирает из решений соборов понятное для «духовных бородатых детей» – решение об отказе от «поста в середу и пяток», если день приходится на некоторые праздники. Объясняет правильность патриарших установлений даже не «на пальцах» – на желудках.

  – Это ж хорошо! Кушать можно!

   Предполагая, что такая «либерастия» вызовет в пастве доброжелательное отношение и к прочим постановлениям собора. «Не читали, но одобряем». И нарывается на вспышку враждебности, на осознание своего полного бессилия. Плюнув на Киев, бежит в тоске в Чернигов, к Антонию.

   Почему именно в Чернигов?

   Напомню: возле Киева, в круге, менее полутораста вёрст радиусом, четыре епархии. Черниговская, Переяславльская, Белгородская, Поросьская (Юрьевская, Каневская).

   ***

   Это даёт представление о плотности населения. Епископы сидят там, где больше приходов. Приходы нарезают там, где больше населения. Пять (включая саму метрополию) русских епархий в пятнышке вокруг Киева. Люди и деньги – здесь. Во всей остальной Руси, на огромной площади Русской равнины – семь.

   Времена меняются, «становой хребет», «путь из варяг в греки» – рассыпается. Деньги и люди уходят, административное деление отстаёт. Тренд вполне виден: тридцать лет назад создана Смоленская епархия, пятнадцать – Галицкая, ещё через тридцать – возникнет Рязанско-Муромская.

   ***

   Почему Чернигов? – Белгород ближе, Переяславль – дальше. И ближе к Константинополю.

   Все южные епископы – сторонники Смолятича, Антоний – первейший среди них. Его предшественник, Онуфрий – создатель и вдохновитель раскола, он же – учитель и благодетель Антония. Антоний и сам – создан и возвышен расколом. Константину разумно было бы бежать к тем иереям, которые остались сторонниками Патриархии.

   Если только между Константином и Антонием не существовали иные, помимо служебных, помимо «спора о посте», отношения.

   Друзья детства?

   Константин I бежит не в Чернигов, а к Антонию. Где вскоре умирает:

   «...яко умираючи ему, призва к собе епископа черниговьского Антонья, заклятъ и глаголя сице: „Яко по умерьтвии моем не погребешь тела моего, но ужемь (веревкой – авт.) поверзше за нозе мои, извлечете мя из града и поверзете мя псомъ на расхытанье“».

   Антоний исполнил требуемое, и тело митрополита, к изумлению народа, брошено на съедением псам.

   В тот же день грянула буря, в Чернигове и Киеве ураган сносил крыши. На следующий день черниговский князь Святослав Ольгович (Свояк), «здумавъ с мужи своими и съ епископомь, вземше тело его и похорониша в церкви у Святаго Спаса Чернигове».

   Антония проняло. Бурей и завещанием.

   Один из двух самых ярких лидеров «партии раскола», самый высокопоставленный, он переходит в стан «соглашателей» – сторонников соглашения с Патриархией. И принимает на себя груз «спора о посте».

   На «Святой Руси» есть весьма искушённые в книжной премудрости иереи, способные понять важность числа ипостасей. Таких – с десяток. Антоний – из их числа. Но объяснять подробности догматики русскому причту и прихожанам... И епископ, продолжая дело умершего у него на руках друга-митрополита, проповедует то, что люди в состоянии понять: о посте. А на Руси это не воспринимают напрочь.

   Антоний нарывается на совершенно безобразную ссору со своим князем, Свояком. По смерти его, опасаясь сына князя Олега (Матаса) и следуя «Закону Русскому», даёт ложную клятву и приманивает в Чернигов Гамзилу возможностью пограбить имение безутешной вдовы.

   Гамзила опаздывает. Но Олегу приходится уйти в Новгород-Северский. Антоний остаётся нос к носу с возмущённым его клятвопреступлением народом, с взбешённым проповедуемым «послаблением» причтом. И с весьма прагматическим Гамзилой. Который чётко следует правилу: «лучшие друзья девушек – бриллианты».

   В смысле: «лучший друг русского князя – киса с кунами». Епископ, как всем понятно, не монах нищенствующий. Если потрясти – звенит.

   В РИ в этом, 1169 году, Гамзила выгонит Антония из города, которому тот отдал тридцать лет жизни.

   Антоний «и князю черниговьскому многажды браняшеть ести мясъ въ Господьскые праздьникы; князю же Святославу... не хотящю ему [и] изверже и [его] изъ епископьи».

   Из Чернигова Антоний «иде къ Констянтину митрополиту въ Киевъ и пребываше тамо и съ сущими его».

   Мне эти церковные игры... «спор о посте», которым, как паровозом, тянут на Русь более общее, все-православное «решение об ипостасях»... сама Святая Троица... Не интересно. Но анафематизмы как-то попали в руки, Трифа перевела, я сунул нос... Для меня, атеиста и пофигиста... как бы это помягче...

   Тут глаза упираются в последнюю фразу последней анафемы в серии:

   «... как изобретателем новых и иноплеменных учений, анафема трижды».

   И вспоминается, уже из 20 века:

   «Собор 1157 г. показывает, как следует критически отнестись к „иноплеменным учениям“ и к их „изобретателям“ в догматике».

   «Показывает» – проклясть. А, поскольку во всяком истово верующем обществе, догматика есть доминирующая форма идеологии, а также культуры, образования, политики... то и вообще.

   Типа: Пифагор, Архимед и Ньютон, поскольку их «учения» были, в момент появления, «новыми и иноплеменными» – запрещены.

   Чёт вас, ребятки-патриархатки, не туда занесло.

   Специфический термин: «латиномудрствующие». У Патриарха Сергия звучит (по сходному поводу 15 в.): «Собор... признал правильной борьбу... за церковное предание против рационализма...».

   ***

   Глава 566

   Понятно? – Тертулиан прав: «Верую! Потому что абсурдно».

   Искать рациональность в христианстве нельзя. «Отеческое Предание» и «рацио» (разум, интеллект) – несовместимы. Л.И.Брежнев по другому поводу, но очень по-христиански формулирует: «Коля, логхики не ищи».

   Пройдясь «изнутри» по ступеням догматического спора, я могу обозреть эту «матрёшку идиотизма» снаружи. А смысл-то в ней есть! Очень даже «рацио».

   1. «Великая схизма» прошла столетие назад. Следом – катастрофа Манцикерта. Римско-католическая церковь расширяет зону влияния. Военным путём – Первый Крестовый поход; политическим – проповеди Бернара Клервосского; догматически – предлагая логические методы для исследования объекта, по определению неразумного – веры христианской.

   Патриархат отбивается как умеет – анафемой.

   2. Для греков эта ересь важна: они на «линии фронта». Католики – в Палестине, сицилийцы громят Корфу, утрачена Южная Италия, католические хорваты и мадьяры объединяются, итальянцы перехватывают левантийский трафик, в самом Константинополе многотысячные колонии генуэзцев, пизанцев и венецианцев.

   Военные и экономические провалы пытаются компенсировать идеологически.

  – Остановим коллективный Запад! Убьём их словом правды!

   В смысле: силлогизмами соборных решений.

   3. Вздрюченные Собором, «двумя ипостасями», архиереи являются на Русь, дабы с пеной у рта отстаивать «целость северного фланга» православия. И, само собой, Святой Троицы. А тут... пофиг. В Новгороде – немецкий двор, в Смоленске – немецкая церковь, Нифонт выговаривает: не ходите к немцам детей крестить – они обманщики. Нет чтобы: «зажарьте и съешьте!».

   Византия, теряя Палестину, Армению, Италию, Малую Азию... стремится к усилению супрематии над церковью Руси. «Ну хоть что-то доится будет?!». И натыкается на «пшёл ты», как основной аргумент в любом богословском диспуте.

   Из всего мощного оружия, выкованного мудрейшими епископами на Соборе, от «кувалды» Святоотеческого Предания остаётся только случайно, чисто хронологически в один протокол попавший, прилипший хвостик – решение «о посте в середу и пяток».

   Русским другое не интересно. Но и в этом они плюют на Собор «с высокой колокольни».

  – Им соборное решение – не указ? А если они завтра в латинянскую ересь впадут?!

   ***

  – Рядовой Иванов! Застебнись!

  – Зачем? Я ж ворога застрелить должен, а не пуговкой испугать.

  – Застебнись! Бо вдарю.

   Косвенный индикатор боеспособности. Очень косвенный.

   ***

   С прибытием в Киев митрополита Константина II война вокруг «масла по пятницам», вспыхнула с новой силой.

   Его положение было куда прочнее, чем Константина I.

   Вокруг Ростика было множество сторонников раскола. Поликарп, игумен Печерский, еженедельно завтракал у князя. Призывал вернуть Смолятича и «гнать греков в три шеи».

   Жиздор же сам с войском ходил к Днепровским порогам встречать митрополичий караван.

  – Да мы...! Да за тебя...! За веру христову...! Поганых рубаем кучами!

   За прошедшее десятилетие неприязнь, возникшая во времена раскола, ослабела. Но отдельные персонажи продолжали функционировать.

   «В 1168 г. Печерский архимандрит Поликарп разрешил в обители своей пост среды и пятка для всех праздников Господских, Богородичных и нарочитых святых и в продолжении всей Пятидесятницы, ссылаясь на устав Студийский, введённый в обители ещё преподобным Феодосием. Митрополит Константин согласно утверждению Цареградского Патриаршего Престола утверждал, что не должно разрешать этого поста ни для каких праздников, кроме Рождества и Богоявления и порицал Поликарпа. Для прекращения возникших споров князь киевский Мстислав (Жиздор – авт.) созвал в Киеве собор епископов и священнослужителей. На Собор явилось до ста пятидесяти лиц».

   Для точности: архимандритов на Руси ещё нет. В первый раз это наименование встречается у нас под 1174 г. в приложении именно к Поликарпу, и притом в соединении с общим названием – игумен: «печерский игумен архимандрит».

   В стране – голод и война. В Новгороде – жито побил град. Полоцкие земли разорены Подкидышем, Торопец и Луки выжжены подчистую. Боголюбский вводит блокаду. Зимой бродячие псы будут обгладывать детские трупики на улицах городов. Всё это – наперёд видно и слышно. Только ухо от подушки оторви, глаз свой из жирных щей вынь. А тут...

   Масса хорошо жрущих голов и не менее, не жрущих, а совсем наоборот, задниц, занимается хренью!

   Уточняю: «Хрень» исключительно моя личная оценка, а не призыв к оскорблению чьих-то чувств и ущемлению чьих-то прав.

   Чисто мелочь: «Константин... утверждал, что не должно разрешать этого поста ни для каких праздников, кроме Рождества...». Но наказывает Поликарпа за пост в среду именно на Рождество. Игумен настолько достал митрополита, что тот цепляется ко всему, противореча уже самому себе.

   Поликарп был, видимо, чрезвычайно неприятным человеком. В РИ его посадили в поруб в январе этого, 1169 года. А выпустили только в 1171. Прикиньте: город «взят на щит», разграблен. Князья переменились, митрополит уехал. Но никто не рискует выпускать «сильно постного» игумена. Похоже, что Ростик постоянно приглашал Поликарпа на завтрак не для удовольствия беседы, а чтобы контролировать состояние потенциально опасного человека. Жиздор и этим пренебрёг.

   «Присутствующие разделились на три партии: одни держались мнения митрополита, в их числе два епископа Антоний Черниговский и Антоний Переяславльский. Другие держались мнения Поликарпа. В их числе три епископа: Смоленский, Владимирский и Галицкий. Третьи не объявляли своего мнения, выжидая соборного решения и предлагая отослать дело на суд патриарший. Когда защитники Поликарпа Смоленский, Владимирский и Галицкий епископы, удалились с Собора в свои епархии, митрополит с единомысленными ему Антониями, осудил Поликарпа на заточение».

   «Владимирская» епархия здесь – древнейшая на Руси епархия во Владимире-Волынском. Во Владимире-на-Клязьме епископа ещё нет. Ростовский епископ Феодор (Бешеный Федя – авт.) ярый фанат насчёт «запретить! жрать и вообще», в смысле: «разрешить пост всем и всегда под страхом прибивания живьём к воротам и выкалывания глаз», в епархию не вернулся – осуждён митрополичьим судом. За ересь, хуление, поношение и недостойное поведение – к отрубанию правой руки и головы.

   Митрополит воспользовался поводом – жалобой Боголюбского, чтобы уменьшить количество своих противников на соборе?

   Хотя лично я в декапитацию не верю. Скорее, просто забили кнутом.

   А вот Мануил Кастрат Смоленский вернулся домой, узнал как его «кинули» – мнением его пренебрегли. Зимой он помер. Но перед смертью высказал. Всё, что думает о таком митрополите.

   Константин II повторил ошибку Антония: «солгал во благо». Собрав собор, но не получив желаемого решения, он распустил клир и принялся делать так, как собором одобрено не было. Это возмутило священников. А чего собирали-дергали? Попы донесли свои чувства до мирян.

   Я не знаю сколько бойцов не пришло в Киев защищать его, сколько из пришедших, разбежались при первых признаках опасности, но «неправда митрополичья» укреплению боевого духа защитников города отнюдь не способствовала.

   Вот сидит передо мной старый человек. Который пошёл против общественно-политической тенденции. И проиграл. Следовал решениям «важнейшего для православной догматики Патриаршего Собора». И проиграл. Пытался укрепить «Закон Русский». И проиграл.

   Я знаю, что Гамзила его выгонит, Антоний – предчувствует.

   Пытался поддержать своего прямого начальника и единомысленника – того убили. Пытался спрятать от вероятных раскольников наисвятейшую русскую реликвию – попался.

   Вот уж точно: убили бы – легче было. Взамен счастья мученской смерти с последующим вознесением – странный плешивый молодец с бредовым вопросом: «венчать будешь?».

  – А... а инсигнии? Князь же увёз...

  – Я Жиздора убил, барахло взял. Уже послал – скоро подвезут.

  – А... Вы ж Софию разграбили, опоганили. Её ж сперва святить надо!

  – В Десятинной. Возвращаемся к истокам и скрепам. К самым-самым. Владимира Крестителя в Софии не венчали – её ещё не было. Ныряем глубже! В глубь времён! Прям к робичу!

   Я уже объяснял, что в средневековье представление о времени иное. Былое не сзади, а впереди, мечтой. Но нырять – можно.

  – А... А Андрей знает?

  – Мда... Хороший вопрос. Поехали скорее. Мне ещё Бешеного Катая уговаривать.

   Антонию дали, всё-таки, подобрать более целую одежду, взамен порванной. Усадил в санки, сам – снова на Сивку и, с малым конвоем, в Град Владимиров.

   Аля-улю! Боголюбского венчать едем!

   Отворяйте ворота! Едет к князю гопота!

   «Без меня меня женили».

   Да ладно б если на бабе! А то – на Руси Святой.

   Факеншит! Трижды уелбантуренный православно.

   ***

   «Может ли марксист быть монархистом?».

   Ответ очевиден: не может – должен.

   Просто не надо смешивать «ипостаси».

   1. Государственное устройство.

   Аристотель описывал шесть форм. Три «хороших»: демократия, аристократия, монархия. И три парных к ним, «плохих»: охлократия, олигархия, тирания. Все в рамках одной общественно-экономической формации – «рабовладельческого строя».

   Вывод? – Как у атеиста по поводу «спора о посте»: государство – фигня.

   Витте не только ввёл на российских железных дорогах металлические подстаканники. Но и охарактеризовал:

   «Государство как общественный институт абсолютной ценностью не обладает, его главная функция служебная: обеспечение „моральных и реальных жизненных благ“. Что касается конкретных форм государственного устройства – абсолютных либо конституционных монархий и республик, то они носят преходящий, исторический характер».

   Понятно, что Николай II обрадованно выдохнул:

   «Смерть графа Витте была для меня глубоким облегчением. Я увидел в ней также знак Божий».

   Вывод? – Вопли дерьмократов, либерастов, просриотов, pro– и contra– государственников, не имеют смысла ни для кого, кроме вопияющих.

   Любое государство сродни унитазу. Основной вопрос: оно работает? Если засор – прочистить. Сантехническое выражение древнегреческой максимы: «Пребыв в город, не спрашивай: хороши ли здесь законы? Спрашивай: исполняются ли они?».

   Главное – чтобы дерьмо не всплывало.

   2. Коммунизм.

   Коммунизмы бывают: первобытный, военный, муравьиный, сенегальский сентиментальный, с китайской спецификой, красно-кхмерский, утопический по Оуэну, по Сен-Симону, по Фурье, анабаптистский, молоканский, кумранский, кибутцевый, шведско-семейный...

   Суть такого «коммунизма» – в распределении. Не в производстве. В нормировании, в регламентировании всякого шага. Идеал – Угрюм-Бурчеев: «бывалый прохвост, чистейший тип идиота, принявшего какое-то мрачное решение и давшего себе клятву привести его в исполнение...».

   Ф.Энгельс называл «утопический социализм» реакционным. Подобные социализмы отвлекают людей от «как сделать». Предлагая «как поделить».

   Большевики стремились не «отнять и поделить», а – «отнять и переделать». Отсюда «Очередные задачи советской власти», «План ГОЭРЛО». Пролетарий вовсе не мечтает о личной паре шестерёнок из токарного станка. Однако, страна крестьянская – крестьяне понимают только «делить». И большевики берут аграрную программу эсеров. Там, где «делёжки» нет или мало, как в Венгрии, крестьяне воевать не идут, красных бьют.

   Фурманов в «Чапаеве» уточняет, что ему, «настоящему большевику», удалось, выступая после Чапаева перед крестьянами, «почти полностью вывести тот душок уравниловки», который звучал в речах легендарного комдива.

   Основной принцип вульгарного коммунизма: «каждому по потребностям».

   А если ресурсов мало? – Урезать потребности. А если новые возникают? – Запретить!

   Адам и Ева пребывали в Эдемском саду во вполне коммунистичковом обществе, полном всевозможного изобилия. До тех пор пока змий-искуситель не указал им на новую потребность: съесть яблочко. Чем дело кончилось? Ставить стоглазого херувима с мечом огненным на ворота? – Не поможет. Проходили при сотворении мира.

   3. Третья «ипостась» – марксизм.

   К коммунизму и к государству имеет отношение... косвенное.

   Маркс: «единственное что мы сделали нового – внесли в историю материализм». Затем они применили полученный метод для анализа их ситуации.

   Метод – есть. Ситуации – разные. Один и тот же метод, применённый к разным ситуациям, даст разные выводы.

   Марксизм – не наука. «Наука начинается там, где начинают измерять». Пожалуй, дальше всего в «обнаучивании» продвинулся В.И.Ленин в «Развитии капитализма в России». Последователи же останавливались на одном из двух: либо утверждения качественные (пропаганда), либо чисто цифровые (статистика). Совместить количественный анализ и качественные выводы... или мозгов не хватало, или их поотбивали.

   Результат известен: «легальные» (совейские) марксисты проспали вторую индустриальную революцию. Их последователи – просыпают третью.

   «Протонауке» не дали развиться, превратив её в догму, подобную обсуждаемой на Царьградском Соборе при Луке Хрисоверге.

   Не став наукой, подобной астрономии, выросшей из не-науки астрологии, марксизм, однако, даёт несколько общих идей, которыми можно пользоваться, безотносительно к последующей, производимой из них, схоластики.

   Цель развития общества (в марксизме): снять противоречие между «общественным характером производства и частной формой присвоения».

   А его здесь, в 12 веке – нет.

   Нет противоречия между А и Б. Поскольку нет и самих А и Б.

   «Частная форма присвоения» – слабо выражена.

   Например, распространены общие трапезы. Князь кормит дружину за своим столом, священники вместе разговляются на Пасху. В городках еженедельно идут поминки, гуляют на свадьбах и заручинах, других престольных и частных праздниках. Важнейший продукт общества – еда – «присваивается» общественно. Усваивается, правда, «частно» – кишечники у всех свои.

   Аналог известен со времён Ликурга.

   Для сплочения спартанцев им придуманы совместные обеды, сисситии. Существовали в Спарте и в дорийских критских полисах. На Крите сисситии – за счет податей. Как пьянки с гриднями у русских князей. В Спарте – за счет взноса каждого гражданина. Должно упрочивать равенство. Приводит к расслоению – не все в состоянии внести взнос. Такие теряют право участвовать в общей трапезе и в политической жизни, становятся гипомейонами.

   Пример ближе: русская крестьянская община 12 в. Живёт по-коммунистически: «От каждого по способностям, каждому по потребностям».

   Способности оценивает ГБ. Куда уж объективнее!

   Пахал на холме? – Не угадал! Высохло. Пахал в низине? – Опять пролетел: вымокло. Способности развернуть сеть метеостанций по шарику нет? – Получи ГБшную оценку: в десятилетие – три года голодных, один моровой. «Кто не помер – я не виноват!».

   Исполняется и «каждому по потребностям».

   Потребность: очень кушать хочется.

   Так иди! В кусочники. Постой у порога, поумывайся соком желудочным. Пока хозяева откушают. А то – на паперть. Там тебе и обноски кинут, и серебрушку подадут.

   Богатая милостыня – мечта коммуниста?

   Нет и другой половинки условия: «общественный характер производства».

   Общинный – есть, общественного – нет.

   Хуже: общины сжимаются. Если прежде «производство», сезонная поколка, например, было делом всего охотничье-собирательского племени, то у земледельцев идёт дробление. Чем лучше орудия труда, чем меньше корчёвки, тем более племя разделяется на рода, на отдельные, вроде «задруги» или «кудо», патриархальные семьи. Переходя к семье малой, нуклеарной, хотя и многочисленной. Несколько иначе, но сходный процесс идёт у скотоводов.

   Общечеловеческий тренд.

   Я, конечно, мальчишечка нагловатенький, но ломать всё человечество об коленку... Синяк будет. На всю голову.

   Всякое попандопуло должно быть марксистом. Иначе – «мордой об забор». Прижизненно или посмертно – как повезёт.

   Для «снятия противоречия», необходимо сперва его создать. В обеих частях: и – «общественное производство», и – «частное присвоение».

   Деятельность, которая этому способствует – прогресс. Иное... аналог попыток удержать латинян схоластикой Патриарших Соборов. Интересно, умно, красиво. Итог: над Святой Софией Константинопольской – полумесяц.

   Необходима замена общинного, святорусского, натурального хозяйства – общественным.

   Марксизм ничего не говорит о размере такого производства. Сколько должно быть производителей? Сто? Миллион? Нет оценок степени связности и вовлечённости. 90% производителей – достаточно? «Характер производства» уже общественный? Или – 5%? Нет пороговых уровней по отраслям и объёмам...

   Это – только по объектам «общественного производства». Ни объекты «частного потребления», ни субъекты, в обеих частях, с их личными «тараканами в голове», не рассматриваются. Некоторые «нобелевки» в этом поле появились только в 21 в.

   Для «продвижения по пути прогресса» к «разрешению» ещё не возникшего «противоречия», необходимо изменение «производительных сил» и «производственных отношений».

   Парные сущности.

"Пара гнедых, запряженных с зарею,

Тощих, голодных и грустных на вид,

Вечно бредете вы мелкой рысцою,

Вечно куда-то ваш кучер спешит".

   «Кучер» называется – история.

   Я эту тему, на примере «белой избы», жевал и пережёвывал, головой об неё бился. Не лизе! Не лезут в реал «силы» без «отношений».