Текст книги "Приступ (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Зверь лютый

Книга 28. «Приступ»

Часть 109. «Мы коней собирали в...»

   Глава 545

   Вот, деточка, идёт войско. Топ-топ. Чувствуешь пальчики? – И приходит к... к крепости. Надо бы крепостицу взять. А как? – По-разному бывает. К примеру: окружают и... не ахай – это «кольцо окружения». Его сжимают. Сильно. Не ойкай. А потом – приступ. Приступило войско к стенам и... и отступило. Приступило... и отступило. Тебе нравится? Такой... приступ? – Во-от. Про приступы целая наука есть, так и называется: «приступизм».

   В последний день февраля 1169 года я остановил свой отряд на ночёвку в деревушке в верстах двадцати от Днепра к юго-востоку от Киева. Убийственный тысячевёрстный марш от Тулы к Киеву по заснеженной степи подходил к концу. Выйдя с тремя сотнями людей и тысячей лошадей, я потерял отставшими треть людского состава и две трети конского. Люди и лошади были совершенно измучены, на привале засыпали сразу.

   В таких ситуациях предпочитаю сам проверять посты. Сочетание «беломышести» с «маникальностью» дают силы держаться дольше. На въезде в селение услышал перебранку. Перед постом стояли несколько неожиданные в деревне щегольские санки с доброй тройкой. Кучер пытался повернуть назад, а из саней доносился знакомый женский хохот пересыпаемый сочными выражениям:

  – Штоб вам яйца ко льду приморозило! Вместе с языками! Ха-ха-ха...

   Воображаемая картинка получалась довольно забавной. К сожалению, форсированный марш напрочь отбил у моих людей чувство юмора, они уже тянули палаши. Пришлось вмешаться:

  – Агафья! Ты зачем людей такими страстями пугаешь?

  – А чего ты дурней себе в войско берёшь? Но я по делу. Катерина сказывала: Жиздор поутру на Белгород побежит. С семейством и с мордами клеймёными.

  – С чем?!

  – С этими... клеймёными мордами. Ой! Спутала я! С клейнодами! Ха-ха-ха...

   Через четверть часа десятники тычками заставляли воинов проснуться: парни засыпали прямо с сёдлами в руках. Ещё через четыре часа, броском преодолев последнюю часть пути до Днепра и обойдя город с юга, мы выскочили на Белгородскую дорогу.

   ...

   «Ничто так не ориентирует человека на местности, как поиски туалета» – народная мудрость. Увы, не мой случай: «для нас – везде». Поэтому и ориентиров нету.

  – Это дорога на Белгород?

  – Эта... ну... не...

  – Мать...! А куда?

  – Эта...? Ну... в Киев!

  – А откуда?

  – Эта? С откудава? А ты чё, не знаешь?

  – Яйца отрежу. И съесть заставлю. Тебе. Тебя.

  – Не! Эта... не надо! Эта... ну... дорога. Она... стал быть... с Чернушек. Во! В Киев! Ну! Точно! Истинный крест!

   Я не мог более смотреть на беднягу-селянина, коему суровый рок судил встретить на исходе ночи на лесной дороге моё войско. Хотелось рвать и метать. Всё, что попадало в поле зрения, а более всего вот этого... «доброго человека».

   Пейзанин учуял свою судьбу и, негромко завывая, съехал к копытам моего Сивки.

  – Г-Господине! Христа бога ради... Не губи...! Душу невинную... Детки малые... жена на сносях...

   Пейзанин отрешённо подвывал, вручив, видимо, свою судьбу ГБ. Вжимался лицом, головой без шапки, с реденькими светлыми волосами, в истоптанный конями снег, пытался поцеловать здоровенные копыта коня. Сивка прядал ушами, нервничал, но стоял как вкопанный. Переступит – раздавит дурня своими «тарелками».

   Врёт. Но это неважно. Важно, что мы заблудились.

   Перейдя Днепр по льду, мы ушли на запад, потом приняли к северу. Занесённые снегом поля и перелески, маленькие, похожие друг на друга, деревушки, ярочки, лесочки, стёжки, тропки...

   Меня душила ярость. Злоба. На собственную глупость. Устроить такой поход! Столько времени готовиться, столько сил вложить и всё... под хвост. Просто потому, что мы не можем выйти в нужную точку в нужное время. Потому, что из трёх человек, которых имел в списке местных проводников Точильщик, один лежит больной, другой уехал на крестины в Триполье, третий «мотнулся на минуточку» в Белгород. Карты, составленные Драгуном по «сказкам» проходившего здесь в августе Акима Яновича и других путешественников, хорошо показывали Днепр, но уже на пяток вёрст от берега...

   Попытки взять проводников из местных... Очередная заканчивалась сейчас жалобным воем от копыт коня.

  – Минйи виреби. Тс'авидет тс'. (Тупые ослы. Надо идти вперёд)

  – Спасибо за совет, Чарджи. Только «тс'ин» – сад? («вперёд» – куда?)

  – Сад гамойк'уреба тквени тшехинис сакхе (куда смотрит лицо твоего коня).

   «Лицо коня»? А! Понял! У лошади лицо называется морда. Конская морда, а не «твоё рыло».

   Жеребячий мудрец. Предвосхищатель ковбоев Дикого Запада: «Если сомневаешься, пускай думает твоя лошадь».

  – Сад – сакхе или сад – зад?

   Как ты мне надоел со своим грузинским! Вот мне только сейчас этим и заниматься.

   Чарджи фыркнул. Его конь фыркнул похоже, сделал два шага в сторону. То ли по своему конячьему разумению, то ли выражая сокровенное желание своего наездника.

   Вот так всегда. Как только дело серьёзное – все советники... даже кони их – уходят в сторону.

   Факеншит! На то ты, Ваня, и «Зверь Лютый». Чтобы решать когда все остальные... сдриснули.

  – Поднимите придурка.

   Мужик взвыл, обхватил копыто обеими руками. Сивко дёрнулся. Мать...! Так же и шею сломать можно. Или – авторитет уронить. Над выпавшим из седла Воеводой гридни в голос смеяться не будут. Но наухмыляются в волюшку.

  – Умойте. Сопли висят.

   Двое парней Охрима подняли беднягу, протёрли лицо снегом. Потом один из них, посмотрев с сомнением на страдальца, набрал ком снега и, оттянув воротник драного армяка, сунул бедолаге на спину.

  – А-А-А! Ап.

   Тычок по рёбрам мгновенно прервал рефлекторное акустическое выражение термического удара по позвоночнику.

   Гридень наклонился к лицу мужичка и негромко увещевал:

  – Когда «Зверь Лютый» спрашивает – отвечать надо ясно, кратко и честно.

  – К-кх-то-о?

  – Вот он.

   Гридень сдвинулся и я снова оказался перед «путеводителем по несчастью».

   «По несчастью» – в трёх смыслах. Его «несчастью», моему и... и этому всему. Вокруг. «Святая Русь» называется.

  – Чернушки?

  – Ась? Ну... Эта...

  – А дальше?

  – Чего? Где? Ай!

   Стражник несильно приложил беднягу по почкам. То снова попытался встать на колени, «пасть на лицо своё», но его вздёрнули на ноги.

  – Из Чернушек дороги есть?

  – У-у-у... Е-е-е-сть.

  – Куда?

  – О-о-о... В Киев. Я ж те уже... О-о-о...

  – А ещё есть?

  – Хто? Ой-ёй-ё-ё...

  – Ещё дороги из Чернушек есть?

  – Е-е-есть. Эта вот. Мы ж на ей... у-у-у...

   Кретин. То «эта дорога» в Киев, то «ещё», туда же. Или «эта» у него междометие, слово-паразит? Мать их! Склонять и падежировать!

  – Погоди (это гридню). А ещё есть?

  – У-у-у... есть. В Ви-и-ишенки-и-и...

   Врёт. Мы, конечно, заблудились, но не до такой степени: селение с таким названием мы проскочили ещё в полночь на той стороне Днепра.

   А зачем ему врать, если он не враг? О его мотивациях... ничего не скажу, но результат вижу. Вердикт: прирезать. Не следует оставлять врагов за спиной.

   Автоматизм выстраданных, проверенных опытом правил позволял мысли быстро проскочить по рельсам накатанного, чтобы заняться главным – поиском цели.

   Цейтнот. Не найду Жиздора на дороге – он ещё много гадостей сотворит. Ему (по РИ) 19 августа следующего года помирать. Но – успеет.

   Чисто автоматически, просто не зная ещё чего спросить, спросил:

  – А из твоих Вишенок дороги есть?

   Мужичок, уж снова заплаканный, с снова висящей соплёй под носом (и когда только успел?), начал всхрапывать, не имея сил вдохнуть воздуха. Гридень собрался снова приложить «сопляка великовозрастного», но я остановил. «Сопляк» ещё не продышался, а уже начал трясти головой:

  – Е-е... Есть. Там же жь... эта... речка. Ни... ой... Нивка. Ну. О... одесу-у-у...

   Чего?! Какая Одесса?!

  – О... одесную... эта... в Киев. А по этой... о... ош...

   Что за бред?! Какой Ош возле Киева?!

  – Ош... ошую... туды... ой... в Белгород. Ой-ёй-ей...

   И уже не поддерживаемый гридням, снова съехал на перекопыченный снег дороги, свернулся младенцем и завыл. Уже не ожидая милости, не надеясь на благоприятный исход. Хоть какой-то. Один страх неизбежной близкой смерти, ужас без мыслей.

   Я обернулся к сидящему на коне в трёх шагах Чарджи.

  – Рас ам боб? (Что скажешь?)

  – Шейдзлеба (Возможно)

  – Ты же там бывал!

  – Бывал. На дороге. Там – знаю. Здесь... ар витси адгили (не узнаю места).

   После возвращения Акима Яновича из похода по Кавказу некоторые его спутники начали использовать, для демонстрации своей статусности и эксклюзивности, особенно перед девками, разные иноземные словечки. Типа:

  – Ты чё, кхой (баран)?

   Собеседник понимает по интонации, что его чем-то... поименовали. Но чем – непонятно. Впадает в растерянность или «теряет лицо», переходя на следующий уровень эскалации противостояния.

   Глуп. Конфликтен. Кулак без мозгов.

   Присутствующие девицы хихикают и смотрят на «говоруна» с восхищением. А «кулачника» наказывают за попытку нанесения телесных повреждений разных степеней тяжести и нарушение общественного порядка. Поутру «кулачник» чистит сортир, а «говорун» прогуливает «полураспустившийся бутон», опыляя нежно алеющие ушки путевыми рассказами.

"Так прыщавой курсистке

Длинноволосый урод

Говорит о мирах,

Половой истекая истомою".

   Не – «длинноволосый», не – «урод», а так-то... Обычные молодёжные игры.

   Чарджи услышал от участников похода музыку родного языка и прямо-таки вцепился.

   Во многих культурах есть разделение, отсутствующее в русской. Земля – отца (напр. в финском: isanmaa), а язык – матери (aidinkieli). Уловив «язык матери», Чарджи наслаждался общением на нём с нашей «восходящей лингво-звездой» Долбонлавом.

   Пришлось и мне загрузить мозги.

   Ванька-лысый – полиглот? – Да, я не переборчив в еде. В смысле: глотаю всё, что дают. А вот с языками...

   Не хочу терять давнего товарища.

   Моё изучение грузинского потребовало нашего с Чарджи плотного общения. Создавало приятный для него повод. Он выступал в роли учителя, поправлял меня. Возникшее, было, охлаждение и отдаление между нами, удалось погасить.

   Проблема проста: Чарджи вырос. Не в смысле длины или веса, а душой. Представлениями о себе и о мире. Девять лет назад он был молодым парнем, простым наёмником в микросвите служилого боярина невысокого полёта. Степным изгоем, преследуемым за какие-то нелегитимные любовные похождения.

   «Сам – никто, и звать – никак». Всей цены – добрая сабля. Вышибало-порубало на ножках. Остальное – невнятный гонор.

  – Я – инал!

  – И чё? Нам что инал, что подмётка – на дороге разный мусор валяется.

   Эти годы он рос, умнел, матерел. Смотрел, думал, делал.

   Недавний Сухонский поход заставил его ощутить себя государем, хозяином. Вкус власти, вкус ответственности в боевых условиях. Когда от тебя зависит не только движение сабли, но и движение войска. Жизнь и смерть не одного твоего противника в быстротечной конной сшибке, а сотен разных людей на огромном пространстве месяцами.

   Функционал «государя» куда шире функционала «воина». Уже для «полководца» фехтовальные навыки становятся малонужными. А «нужное» становится более разнообразным. К пониманию тактики должно добавить логистику, географию, фортификацию... «Государю», кроме того, следует серьёзно разбираться в дипломатии, юриспруденции, экономике... В психологии, в людях – вовсе запредельно.

   Накопленный опыт думанья, чувствования, деланья... И случился с ним «переход количества в качество».

   «Полководец» из него получился неплохой. Были в том походе ошибки. Или моменты, которые к ошибкам можно отнести. «Задним-то умом все крепки». Этот уровень он, в целом, осилил. К следующему, к «государю» – пока не готов.

   Умом он понимает. Но... хочет воли, самостоятельности. А я, одним фактом своего существования, мешаю.

   Дальше – одно из трёх.

   Или он смирит себя, останется в моей службе. И будет грызть себя поедом до язвы желудка, геморроя, инсульта. «Талант – искра божья». Затоптать в себе «искру»...? – Можно. Разрушив самого себя.

   Или взбунтуется, поднимет мятеж, устроит заговор. Просто для того, чтобы получить уровень свободы, который он хочет. Хотя, на мой взгляд, ещё не тянет.

   Или уйдёт «искать доли». Где-нибудь в других землях. Возможно, уйдёт так далеко, что врагом мне быть не сможет. Но друга-то я потеряю. Потеряю часть себя, своей души. Потеряю важное колёсико в моей гос.машине.

   Потеря – неизбежна. Иначе ему будет плохо. Но дружбу-то рушить – зачем?

   ***

   Очередной случай проявления Аксиомы Эскобара:

   «Каждый дождевой червяк выбирает для себя сам: либо мокнуть под дождём на оживлённом тротуаре, либо прятаться возле пруда с лягушками».

   В смысле: при выборе из двух противоположных сущностей обе являют собой исключительную хрень.

   Решение: не выбирай из двух, найди третью. Возможно, эта сущность будет хуже, чем любая из исходных. Но – своя.

   ***

   Пришлось напрячься, найти приятную ему тему для общения: грузинский язык. Тормозя одной частью его души – любовью к «языку матери», другую – прорезающееся «вольнолюбие». Выделить его, приблизить, «возвысить», придать особенность, «сокровенность» нашим беседам. Одновременно показывая ему его неготовность. Мягонько.

   Как-то упросил перевести на грузинский «Русскую правду».

  – Зачем?! Воевать Кавказ собрался?

  – Подарок будет. Потом перепишут красиво, переплёт богатый сделают. Книга – лучший подарок. А умная книга – особенно.

   По ходу перевода разыграл с ним несколько неочевидных, но юридически корректных, ситуаций. Дошло: уметь воевать мало. Надо уметь мирить.

   Царь Соломон говорил, что лучше судить споры между своими врагами, чем между друзьями. Ибо из друзей один станет врагом, а из врагов один – другом. Как сделать так, чтобы все стали «друзьями»? Или, хотя бы, дать им такую возможность.

   Попутно образовался «закрытый канал передачи информации»: это наречие в здешних краях понимают очень немногие. Чем мы и пользуемся. Не слишком качественно: тысяча выученных мною слов не позволяет строить фразы так, как я думаю на русском. Чувствую себя «людоедом из племени Мумбо-Юмбо» грузинского происхождения. Проще: тупею. Но ему нравится музыка языка. Прежний уровень доверия, взаимопонимания удалось восстановить.

   Ну... я так думаю.

   Чарджи бывал в этих местах. Давно. Я надеялся на него, как на своё последнее средство против «географического идиотизма».

   Увы, воины ходят по дорогам, как охотники по охотничьим маршрутам. Восприятие территории – удел землепашца. Или людей, много натоптавших. Были бы Аким или Ивашко – они бы местность узнали и нас точно вывели. Но Ивашко нынче с Ростиславой Андреевной, герцогиней Саксонской, а Аким во Всеволжске: лечит сорванную в аланском «брачном» походе спину. Чарджи не узнаёт места, три «запланированных» проводника от Точильщика... выпали. И вот, история «Святой Руси» и успех моего предприятия зависит от хнычущего в снегу мужикашки.

   Не ново: Гюго отмечает роль «плохого проводника» в гибели значительной части французских кирасир при Ватерлоо.

   Если я ошибся, то... будет стыдно.

   Проводника увязали и вкинули на спину заводной лошади.

  – Если соврал – выпотрошу. Если правда – дам гривну. Ничего сказать не хочешь?

  – Я... эта... как на духу...

  – Чарджи, разведку вперёд. Тронулись.

   Моё, измученное и порядком поредевшее воинство, подтянувшееся за время остановки, потрюхало рысцой следом. Оставили за спиной солидное, по здешним временам (в пять изб) селение Чернушки, где уже шёл дымок из-под стрех. Толпа коней и людей прокатилась по селению «незаметно»: на единственной улочке и во дворах не было никого. Даже собаки не лаяли. Хотя, думаю, все всё видят. Попрятались, собакам пасти позатыкали. В надежде: а вдруг пронесёт.

   ***

   На «Святой Руси» – война. Усобица. «Человек с ружьём», с мечом, копьём... – источник неприятностей. Возможно – смертельных. Лучше, чтобы «и не видать вовсе». Чернушинцам повезло: нынче пронесло мимо.

   На востоке начинало сереть небо. «Небо славян». Рассвет будет... мерзкий. Серый, тусклый. Как девять лет назад на Волчанке, когда русские витязи рубили русским мужикам головы. И сталкивали тела в прорубь.

"След оленя лижет мороз,

Гонит добычу весь день,

Но стужу держит в узде дым деревень".

   Оленей здесь выбили ещё до славян. А дым деревень – будет. Грязными пятнами по небосклону. Вёрст на сорок в округе. Война. Рюриковичи промеж себя «правду» ищут. Всё выжгут. Если я проваландаюсь.

   ***

   Дорога пошла в горку, я оглядывал свою, вновь растягивающуюся на марше команду. Отмечая спавших с тела коней, осунувшиеся, с провалившимися глазами, лица моих людей. Уши шлемов-ушанок у большинства были подняты вверх, «по походному», и из множества воротников торчали отощавшие юношеские шейки.

   О походе Боголюбского на Киев в 1169 г. я знал давно. Пророк-предсказатель. «Иезикииля плешивая», извините за выражение. Нормальное состояние попандопулы в прошлое. Типа: да я всё знаю! Чего тут у вас будет.

   «Всё» – не знает никто. Только некоторые «реперные точки». Частичное знание хуже, чем полное незнание: создаёт ложную уверенность в своей правоте. Например, я не знал, что эта зима будет настолько снежной.

   Это важно? – Да. Я планировал выйти к Днепру дня три назад с куда менее замученным войском.

   Хуже: как оказалось, изначально я знал правильно только одно: что-то, вот так названное – будет. Успешно-катастрофическое. А теперь пересчитайте такие исходные данные в пуды овса, которые нужно завести в конкретную точку для обеспечения прохода конного отряда. Попутно определившись и с отрядом, и с точкой, и вообще – на кой чёрт это нужно. В подробностях.

   «Человек – предполагает, бог – располагает» – мудрость христианская.

   «Домашняя дума в дорогу не годится» – мудрость народная.

   Пробиваться тысячей коней через глубокие снега – изнурительно, медленно.

   Воевать я не люблю. Есть куда более полезные и приятные занятия. А уж участвовать в русской «братоубийственной» смуте...

   Причин пересидеть дома, во Всеволжске, это кровавое безобразие я находил множество. Без меня справятся. Зачем мне в «чужом пиру похмелье»? – А оно будет обязательно.

   ***

   На «Святой Руси» битвы часто сравнивают с пиром.

"тут кровавого вина недостало;

тут пир закончили храбрые русичи:

сватов напоили,

а сами полегли за землю Русскую".

   «Сядем усе» – совейская комедия.

   «Лежу тихонько я в стороне» – народная песня.

   «Полягут все» – национальный эпос.

   «Храбрые русичи» с обоих сторон. Все – «за землю Русскую». С различным пониманием оттенков этого слова. В смысле: кому на столе сидеть.

"Вот это стол. На нём сидят.

Вот это стул. Его...".

   Спасибо, но ваше меню... не привлекает.

   Какие-то сплошь «обеденные» понятия. Пир, стол, напоить... Нет уж, пусть я буду «чужим на вашем празднике жизни». Издалека посмотрю, победителю поаплодирую.

   ***

   Аргументы «за» сводились к трём:

   – отношения с Боголюбским. Я «в пасах» – и он ко мне... «Если ты ко мне по-людски, то и я к тебе по-человечески». А если – «нет», то – «нет». Что плохо и опасно.

   – экстенсивный путь. В форме возможности «половить рыбку в мутной воде» момента перемены власти.

   – любопытство. Сразу после «вляпа» я попал в Киев. Но видел город мельком – когда въезжали с Юлькой-лекаркой. А так-то... «Новогодний подарок», которого в парандже выгуливают по двору для поддержания мышечного тонуса в предожидании случки с хозяином, не имеет возможности восхититься местными достопримечательностями и образцами архитектуры. Стремление к выживанию пересиливает стремление к прекрасному. Вплоть до полного отшибания.

   Из «квартета» базовых инстинктов, пожалуй, только «архитектурное любопытство» легонько подталкивало меня к походу. Самосохранение, саморазмножение, социализация... мимо. Этого у меня и на Стрелке аж по ноздри.

   Главное: толкал в поход «пятый инстинкт», стыд. Явный, конкретный. Персонифицированный.

   Я – обещал.

   Последним доводом явилось сообщение о нахождении Катеньки, Катерины, дочери покойного Вержавского посадника в Вышгородском монастыре под Киевом.

   Я ей обещал, я ей должен.

   Обычные для зоны военных действий несуразности и жестокости, её известная связь со мной и мои враждебные отношения с участвующими в походе смоленскими князьями, делали моё присутствие на месте обязательным.

   Я – решил.

   И мы побежали.

   На Руси конями «бегают». Кликнул клич, собрал по-быстрому конный отряд и скок-поскок, аллюр три креста, аля-улю...

   Ага. Две тыщи вёрст «в одну харю», по морозу, разгильдяйству и бездорожью... Риторический вопрос о завязках на пупке – пропускаю.

   Русь очень «анизотропна». Есть местности просто непроходимые. Я об этом уже... Двигаться по обжитой долине Оки, где на каждом переходе – мои стоянки, фактории... Просто: селения, городки... Где можно заранее завезти и сохранять припасы, запасных коней, где люди и кони смогут отогреться в тепле... или ломиться лишние сотни вёрст по заметённой снегами голой степи...

   Однако, и идти вместе с суздальскими и рязанскими ратями по Оке-Десне, через новгород-северские и черниговские земли, я не хотел: медленно, конфликтно.

   Не с врагами – с соратниками. Моих ребят я обижать не позволю, а наезды неизбежны. Уж больно мы... не такие.

   Имея два отвратительных варианта, вполне по Аксиоме Эскобара: через Степь и через Русь, я выбрал третий – по краюшку.

   Тогда, как стартовая точка, возникла Тула. И естественно, Курск, как промежуточный пункт. Марш Степью, вблизи порубежья. Не сильно напрягая ни русские селения, ни становища половецкие.

   ...

   Едва встал зимний путь, как мы погнали обозы со снаряжением и продовольствием по Оке. Чуть раньше факторам была дана команда накапливать запасы для прохождения войска. Шума мы старались не поднимать, но спрятать такие приготовления от местных... Живчик взволновался, пришлось объясняться.

   Классная вещь телеграф:

  – Воевода, ты чего задумал?!

  – Поход. Мачечич у тебя? Поедете к Андрею?

  – Э... Ну... Не решил ещё.

  – Поедешь. Потом – поход. На Киев. Сам поймёшь. Ты бы своих подтянул.

   К Рождеству во Владимире-на-Клязьме собралась толпа вятшего народу. Кроме Живчика и Мачечича к Боголюбскому приехал битый Ропак, «соломенный князь» Новгородский. Не было (как в РИ) четвёртого «обкорзнённого просителя» – Глеба Рязанского (Калауза). А вот делегации от пятидесяти городов явились в полном составе.

   Все дружно требовали от Андрея «принять шапку деда твово Манамаха, сесть на стол отца твово Горгия, возложить на ся бармы великокняжеские». А главное, «взять сабельку острую, вскочить на коня резвого» и избавить, наконец, матушку Русь Святую от «хищника киевского».

   Мой посол Лазарь в Боголюбово ходил каждый день пьяный: толпы высокородных гостей ежедневно являлись к нему на подворье. Не принять, не усадить за стол... не по чести. Закидывали удочки насчёт Всеволжска: то насчёт торговли, то насчёт выдачи беглых холопов. Но главное: пытались вызнать мнение князя Андрея – «ты ж вхож!», и вообще – «а каковы ныне веяния в сферах?».

   Лазарь молчал, как партизан, хлопал глазами, затыкая себе рот кружкой с бражкой. Каждый вечер его «под руки» уводили слуги.

   Общественная деятельность на Руси всегда требует хорошей закуски и крепкой печени.

   Дело дошло до того, что его жена-"разлучница" просила меня повлиять на супруга.

  – Господине! Помрёт же! Я ж мужа, богом данного, потеряю! Да и ты слуги верного лишишься.

   Я гаркнул. По телеграфу.

   Увы, количество буковок «р-р» обозначает эмоцию. Но не передаёт её глубины. Тогда велел Лазарю немедля идти к Боголюбскому. Дабы дать совет. Непрошенный.

   На Руси говорят: «Совет хорош, когда его спрашивают».

   Но тут следую туркменскому: «Камень, брошенный по совету, летит дальше».

   Пришло время «разбрасывать камни». «Камнеметание», как и всякое дело, следует делать хорошо: надобно заелдырить посильнее.

   Лазарь от такого поручения враз протрезвел. Он, как и множество бояр возле князя Андрея, его просто боится. Виноват: не просто. А очень сильно.

   Совет – добрый, простой, обоснованный:

  – Княже, сделай так, как сделал предшественник твой, князь Ростислав Смоленский (Ростик). (Ничего нового – вот прецедент). Возьми клятву с просителей, что они гонят тебя в Киев, дабы ты «правил на всей своей воле». «Правил» – в Киеве, в их городках и во всей Святой Руси.

   ***

   Мономах управлял «тройственным согласием»: дружины, народа и «чёрных клобуков». «Тренога Мономахова». Закона такого не было, но была «практика народной демократии». Точнее: олигархии, учитывая состав каждой из «ножек» той «табуретки».

   «Ножки» постоянно хотели «ещё раз и лучше». В смысле: больше. Больше – «демократии».

   Получалось по-разному. Мономах – балансировал, Долгорукий – укорачивал, Изя Блескучий – поблёскивал и подкармливал, Изя Давайдович – плодил «должников», из полона выкупал.

   Десять лет назад киевляне призывали Ростика в Киев, предлагая ему «править по обычаю и согласию мужей киевских». Имея в виду «мономахов табурет с расширениями». В свою пользу, конечно.

   Ростик тогда высказался резко и киевлян послал. Те подумали, поняли в какую задницу они влетают, и согласились на его формулу. Формулу самодержца, абсолютного монарха. Но Ростик не посчитал и такое достаточным основанием. Он потребовал согласия не только киевлян, не только своих смоленских «лутших людей», но и новгородских. Авторитет его был столь велик, что все три города просили его принять великокняжеский стол на его условиях.

   Эта же формула («на всей его воле») была вбита в ряд с Новгородом, заключённый при повторном вокняжении там Святослава Ростиславича (Ропака).

   Теперь я (ничего нового!) советовал Андрею использовать ту же формулу. С одной мелкой подробностью: «править на всей своей воле» не в одном городе (в Киеве – у Ростика, в Новгороде – у Ропака), а во всех городах-просителях.

   А «нет» – так «нет». Ежели им их нынешние власти дороже, то пусть они их и защищают. От «хищника», что на той горке сидит, откуда апостол Андрей проповедовал.

   ***

   Лазарь сходил, слова донёс. Доложил, что Боголюбский в ответ фыркнул зло, велел проспаться. Чем Лазарь и занялся.

   Ну и ладно: «не любо – не слушай». У меня и иных забот по темечко.

   Боголюбский молился-молился своей чудотворной, да и выкатил эту идею «плакальщикам».

   Рисково. – Но прецедент на слуху.

   А вдруг откажутся? – А и хорошо!

   Боголюбский в эти месяцы рвался между разумом и душой. Между необходимостью идти в Киев, выгонять «хищника киевского», обезопасить своё Залесье, и крайним нежеланием лезть в ту трясину, «что у нас Русью зовётся».

   Если бы кто-нибудь сказал «нет», «мы и без тебя справимся», он бы выдохнул и перекрестился облегчённо:

  – Моей вины нет, бог не судил.

   В РИ он нашёл «третье решение», потрясшее своей новизной летописцев и ставшее позднее основанием российской государственности. В моей АИ я, со своим «психиатризмом» и собственными представлениями о целях и путях к ним... Впрочем, об этом позднее.

   Едва пропозиция была озвучена, как во Владимире густо «запахло жареным».

   Вот сидят три боярина из Елно. У них есть князь – Роман Ростиславович (Благочестник) Смоленский. Великий Князь Киевский им... никто. «Вассал моего вассала не мой вассал». Принять Боголюбского в качестве своего прямого государя... вместо Благочестника?! Измена!

  – Не. Мы – не.

  – А «хищник киевский»?

  – И чё? Эт пусть князь...

  – А кто вас сюда послал?

  – Эта... ну... обчество... стал быть.

  – И Благочестник про то не знает?

   Молчат. Думают. Потеют. Затыкают в рты бороды и жуют. Попали. Как кур в ощип. Такого в вечевых наказах нет, надо самим решать. Принимая на себя ответственность. Спросить? При здешних путях сообщения, наших расстояниях, через заметённые снегом леса... Как здесь гоньба идёт – я уже... А времени-то нет! Совсем.

   Чего хочет князь? И чего хочет народ? Надо угадать. Потому что и тот, и другой могут послу так жизнь испортить... Вплоть до отрывания головы.

   ***

   Все городские «выборные люди» прибыли во Владимир с согласия, а то и по прямому приказу, своих господ. Если Жиздор побьёт князей, то рюриковичи потеряют всё. А прочие... кто как.

   На «Святой Руси» миллион взрослых мужчин. Будет большая усобица – тысяч пять побьют. Один на двести. А вот если Жиздор победит, то как бы не треть рюриковичей поедет у чужого порога горбушку выпрашивать. Это – из выживших.

   Ещё: «столичные города», прося себе князя, делают это и за «пригороды». Новгородцы, приглашая Ропака или недавно Волынского Романа (Подкидыша), игнорировали псковитян и ладожан. Пренебрежение мнением «провинциалов» было важным аспектом «новгородской боярской революции» 1137 г. Тогда псковитяне и ладожане поддерживали князя. Но на общем вече «столичные хлыщи» «дярёвню неумытую» побили.

   На «Святой Руси» нарастает «сепаратизм». В форме феодальной раздробленности. Каждая земля всё более считает себя не частью Руси, а «пупком глобуса». А каждый «светлый князь» – суверенным клопом на том пупке. Обще-святорусское доминирующее ощущение.

   ***

   Глава 546

   Я уже говорил, что не люблю возражать? – Вот и не возражаю. Наоборот поддерживаю и развиваю.

  – Почему у нас только Новгород суверенный? «Господин Великий Новгород». Одному только Великому Князю кланяется. А давайте все! Вот кто пришёл к Андрею – все города великокняжеские.

   Принося присягу Андрею от имени своего невеликого городка, выборные возвышали статус общины до «столиц светлокняжеских». «Господин Великий Велиж»... звучит?

   Каковы будут от этого выгоды и убытки, что перевесит... непонятно, но люди надеются на лучшее.

   Конечно, Елно со Смоленском не сравняется, но нельзя ли будет ту ежегодную лисицу, что в «Уставной грамотке» прописана, из подати выкинуть?

  – Прежде Торопец четыре ста гривен в Смоленск платил. А теперя пожгли нас. Вчистую. Как думаешь: даст нам Боголюбский послабление? Лет на пять?

  – Думаю, даст. У него-то ваших денег прежде не было.

  – Да-а... А Благочестник год-два – не более. Да и то – недоимкой посчитает.

   «Депутаты» мыкали, хмыкали, протирали задницами лавки, жадно пили квас и покрепче, снимали и надевали меховые шапки, утирали вспотевшие лысины, собирали в горсти бороды и дёргали их...

   Короче: пребывали в недоумении.

   Что есть «измена»? – Призвать Боголюбского в государи? – Так то «родной» князь велел! И обчество наказ давало. Не призвать? – А «хищник» уже пол-полоцкой земли разорил, смоленских пожёг. И своему родному «миру» – тако же?