Текст книги "Одуванчик (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

   ***

   И хаджи увидел знакомые буквы, и сложил из них знакомые слова, и произнёс их, как и положено читать вслух согласно таджвиду.

   Ибо сказано:

   «таджвид – это не жевание языка, не гортанные звуки, не искривление челюсти, не содрогание голоса, не удлинение удвоения, не прерывание долготы, не звонкость чтения в нос и не сжатие буквы „ра“...».

   И махраж его был орфоэпичен и напевен. Куда приятнее, чем у моего муллы-алкоголика.

   Наконец, он взял лист двумя руками и приложил ко лбу своему, и к глазам своим. От волнения – прослезился, от радости – засмеялся. И тут же вопросительно уставился на меня.

  – Как ты знаешь, досточтимый хаджи, Пророк (Мир ему и благословение) не умел читать и писать. Поэтому, когда ангел Джабраил явился к пророку и сунул ему свиток, приказав – «Коран!» («Читай!») возникла проблема. Почему и трансляция текста продолжалась 22 года – передача откровений шла прямо в мозг Пророка, а это очень узкий канал. После смерти Мухамадда (Мир ему и благословение) калифы повелели, а писцы собрали все записи и воспоминания. И Зейд ибн Сабит – личный писец Пророка (Не – «песец», а – «писец»! Без "Д"! Факеншит! С этим русским языком...) свёл воедино пять разных редакций, а исходники уничтожил. Записи были сделаны на костях, камнях, коже, пальмовых листьях – на всем, что использовалось тогда для письма. Ибо, как ты знаешь, до захвата Хорасана арабы не знали бумаги. Даже в критические минуты своей жизни, во время переселения из Мекки в Медину, Пророк никогда не забывал брать с собой писаря с принадлежностями. Сам понимаешь, когда снова Джабраилом торканёт – непредсказуемо. Когда секретарь записывал откровение, Мухаммад приказывал прочитать. Если замечал ошибки, то сразу исправлял и только после этого распоряжался довести откровение до народа.

   Пожалуй, Мухаммад единственный из пророков, кто так озаботился помехоустойчивостью при передаче божественных слов. Он ввёл систему контроля: запись регулярно проверялась устным произношением, и наоборот, устное произношение проверялось записью, примером чего было повторение в месяце рамадан. Говорят, что у Мухаммада были специальные учителя Корана, которые шли к людям, обучали их и контролировали правильность записи и звучания Писания.

   Дальше должен быть контроль чётности, хеширование, цифровая подпись, сертификат подлинности и сигнатура гармоник. Но имея, преимущественно, только верблюдов и бедуинов – это затруднительно.

  – И вот я, малознающий и невкусивший, но стремящийся и алкающий, решился дополнить перечень материалов, на которых размещены ниспосланные слова. Ибо ныне они есть на золоте и серебре, на бронзе и меди, на железе и камне. Пусть же будут они и на моей жестяной бумаге. Я также дополнил перечень способов нанесения букв. Ведь и монеты – печатают, слова пророка на них – наносят чеканом. Но меня обуревают сомнения. Как я слышал, в тексте, собранном и пять раз переписанном Зейдом ибн Сабитом для рассылки в Мекку, Медину, Басру, Куфу и Дамаск, не было харакатов, не было чёрных и красных точек для обозначения звучания.

   У арабов семь племён – семь диалектов. И Пророк по одному выпрашивал у Аллаха разрешение читать Коран на каждом из них. Но халифат так разросся, включил в себя столько народов, языкам которых арабский не соответствовал в своей «музыке», что пришлось создавать дополнительные значки. Для правильной огласовки арабских букв в чуждых фонетических системах.

   Тогда диалектные варианты были уничтожены. Со времён халифа Усмана из семи вариантов чтения остался один – на диалекте Курейш.

  – Вот я сделал лист с Аль-Фатихой. Я готов сделать так все 114 сур, собрать воедино, в одну книгу, предвечное и несотворённое Слово Божье, свидетельство пророчества и последнее небесное откровение, которое подтвердило истинность всех предыдущих священных Писаний, отменило провозглашённые ими законы и утвердило последнее и самое совершенное небесное законодательство.

   ***

   Подтвердило. Отменило. И утвердило. Самое-самое последнее.

   Мда... Почему люди так стремятся оказаться самыми последними? Чтобы некому было плевать им в спину?

   Как сказал Жванецкий: «Трудно быть последней сукой – вечно кто-то пристраивается сзади!».

   ***

  – И теперь, размышляя об этом, я спрашиваю себя – кошерно ли это?

   Абдулла снова чуть не захлебнулся. Я понимаю – мой чай ему понравился. Но вести серьёзные разговоры во время чаепития... обварит себе что-нибудь... нужное, а мне потом отвечать.

  – Э... Друг мой Иван, ты вновь удивляешь меня. Я не могу понять – зачем тебе это?

  – Хаджи! Ты – средоточие мудрости, кладезь знаний и фонтан благочестия! Как же ты не понимаешь?! Ведь сказано же: «Какое дело является наилучшим? – Борьба на пути Аллаха».

   Была такая толстая книга: «Битва в пути». Про тракторный завод, трещины при отливке цилиндров, секс на даче и конец Сталинской эпохи. Автор из мусульман?

   Ну-ну-ну. Дышать не забывай. И поставь чашку – оно ж горячее! Рублёвые глаза в таком исполнении... Сквозь них видно даже то место в затылке, которое скребут, пытаясь найти убежавшую мысль.

  – Что не понятного? Я решил вступить. В борьбу. На пути. Как бронепоезд. (Главное – успеть до советских партизан с их «рельсовой войной»). Что будет более очевидным свидетельством, о мой кампф-геноссе (товарищ по борьбе) Абдулла, нежели способствование и споспешествование? В смысле: распространению священных слов Пророка? Для чего слова – удешевить. Дешёвое откровение – доступное откровение. Чтобы правоверные имели возможность обратиться к священным словам, не ограничиваемые своим скромным доходом. Сколько ты заплатил за ту книгу, которую везёшь с собой?

  – Свой Коран я привёз из Дамаска! Его писал писец, сидя под сенью колоннады Большой Мечети аль-Валида!

  – И флаг им обоим в руки! Твоя книга написана сулюсом или древней куфи? В ней разбиение на 30 дней (джуз) для чтения в течении месяца, или на 7 равных частей-манзилей, для недельного чтения? Можешь ли ты дать мне твою книгу, чтобы я сделал множество новых по её образу и подобию? Ибо, как я уверен, достопочтенный и многомудрый хаджи не мог лопухнуться и купить не кошерное.

  – Э... Но... и как... это?

  – Абдулла, (итить тебя ять! Повторяю вопрос!) сколько ты заплатил за свой Коран?

  – О! Много! Три тысячи дирхемов! В книге более 62 сотен айятов, более 320 тысяч букв! Каждую из них писец аккуратно выводил каламом, в нужном месте, в правильной форме. Со всем тщанием и искренней молитвой. А любая помарка делает весь свиток непригодным! В моём – почти нет подчисток! Целый год писец создавал эту книгу! И каждое слово, каждая буква в ней была проверена муллой из мечети аль-Валида! И...

  – Я понял. Не волнуйся – я буду осторожен с твоей книжкой.

   ***

   Возмущённый клиент в библиотеке:

  – Дайте жалобную книгу!

  – Вам «Муму»?

   Конечно, я буду осторожен. Если что – где я ему тут «Муму» найду?

   Это же не «Марксистско-ленинская философия», которой можно и пробки из винных бутылок выбивать, и сковородку на неё ставить. Марксизм куда более устойчив к любым внешним воздействиям – сам проверял.

   ***

  – Теперь скажи: сколько стоит в халифате самый простой, дешёвенький Коран?

  – Э... Ну... я не знаю... Если самая простая бумага... обложка не сафьяновая... без украшений и драгоценностей в заглавных буквах... дешевле трёх сотен дирхемов не найти. Но зачем тебе это?

  – Я же сказал: битва в пути! Я хочу донести слова Пророка (мир ему и благоволение Аллаха) до множества правоверных. За совершенно смешные деньги.

   Абдулла смотрел на меня растерянно. Эти... истинно верующие временами так тупят! При совмещении благочестивости и доходности – особенно. И я начал вливать в ташдара «воду премудрости и нектар благопристойности»:

  – Давай прикинем. В исламском мире живёт... ну... триста – триста пятьдесят миллионов душ. Что составляет... э... пятьдесят – семьдесят миллионов семей. Возьмём нижнюю оценку. И в каждом доме хотят иметь священную книгу. И это правильно. Ибо Пророк Мухаммед разъяснил, что лучшим из людей является тот, кто изучает Коран и обучает других людей этому знанию. Ибо сказано: «Неужели они не размышляют над Кораном? Или же на их сердцах замки?». Давай же, веро-любивый и пророко-послушный хаджи, поможем правоверным снять замки с их сердец!

   Возражать против 47 суры невозможно. Однако Абдулла попытался:

  – Увы, друг мой Иван, множество людей пребывает в темноте невежества, в трясине бедности. Они не смогут прочитать книгу, они не смогут приобрести её в дом. Или ты собираешься просто раздавать им?

   Мда... Абдулла несколько... преувеличивает моё аллахо-любие.

   Я сделал отгоняющий мух жест:

  – Оставим на время невежественных и бедных. Ибо нельзя объять необъятное. По моему суждению, двадцатая часть из упомянутых достаточно состоятельна, чтобы владеть томиком. Итого – 2.5 миллиона экземпляров. Каждый день в подлунном мире случаются несчастия. Пожары и наводнения, землетрясения и войны. Гибнут люди, города... И – книги. Сколько?

  – Э... только Аллах ведает!

  – Не могу не согласиться с тобой, о благочестивейший и мудрейший Абдулла. Ведает – только Аллах. Я же могу лишь очень приблизительно оценить. Тысяч в сто. И сто тысяч писцов по всему миру, от Нишапура до Марракеша, сгибают спины в медресях и мечетях, дабы восполнить эту недостачу священного слова в нашем мире. Есть и ещё писцы, которые переписывают слова Пророка для новых семей. Ибо население приумножается, милостью Аллаха, правоверных становится всё больше. И в новые дома нужны новые книги. Я не знаю – сколько. Но, положим – ещё сто тысяч. Наконец, среди бедных, среди остатка, который мы с тобой положили равным всего-то сорока семи миллионам с копейками семей, есть такие, кто мечтает купить книгу. Но не может собрать три сотни дирхемов. А лишь – две. И назовём их число тоже в сто тысяч.

   Ташдар напряжённо мыслил. Судя по раскрывшемуся рту. Похоже, что-то складывал. Или умножал. Не скажу точно – что, но очень большое.

   Сразу видно – мудрец. Вместо того, чтобы, как и положено чиновнику, отнимать и делить.

  – Итак, представь. Вот я вступил. В смысле: в борьбу на конкретном путевом перегоне. Сделал много-много копий Корана. И решил продать их правоверным. Какие препятствия воздвигнут на моём пути глупые и алчные людишки? Учти, Абдулла, речь идёт о паре сотен. Сотен тысяч книг! Иные люди живут слишком далеко, и мне не отвезти туда. Другие же хотят книг изукрашенных. Я же – прост и не искусен в украшениях. Третьи ищут написанных рукой конкретного человека. Например, своего сына, обучающегося в медресе. Но пара сотен тысяч – возможно. И сотни тысяч писцов, их начальников, их семьи и родственники, все, кто имеет источник дохода в этом деле, завопят в злобности и восстанут в зависти. Что мне нужно сделать, чтобы обойти их ловчие ямы, избежать их капканов? И донести слово Пророка до множества страждущих?

  – Э...

  – Что переплёт не должен быть из свиной кожи, а в краске – свиного жира – мне понятно. Что должны быть произнесены молитвы и соблюдены посты и омовения – само собой. Что в конце каждой книги будет указано, что она создана милостью Аллаха и трудами хаджи Абдуллы...

  – К-каждой?! Две сотни тысяч раз?!

   Ме-е-едленно. По словам.

  – Две. Сотни. Тысяч. Каждый год.

  – О, Аллах!

  – Друг мой Абдулла, ты был добр ко мне, ты поддерживал меня в годину невзгод. Как же я могу не отблагодарить тебя? Не восславить твоё имя? Имя твоё прославится на всю умму. Тебя будут почитать в одном ряду с Зейдом ибн Сабитом, Абу Рувайм Нафи` ибн `Абдуррахман аль-Ляйси, Абу-ль-Хасан Али ибн Хаамза аль-Кисаи, создавшим куфийскую школу арабской грамматики, Абу Джафаар Мухаммад ибн Джарир ат-Табари, написавшего ещё «Историю пророков и царей»...

  – О, Аллах! Милостивый и Милосердный!

  – Ты ведь встречался с аль-Гарнати? Он проехал пол-мира, долго жил в Булгаре, лет пятнадцать тому бывал в Киеве, проповедовал у мадьяр, совершил хадж, вернулся в Багдад к тогдашнему визирю.

  – Да, я помню этого андалузца, мы встречались с ним в доме моего друга, кади Якуба бин Ногмана. Аль-Гарнати был очарован сочинённой бин Ногманом «Историей булгар». Как мне говорили, вернувшись в Багдад, аль-Гарнати включил в свою книгу о путешествии большой отрывок из этого труда.

  – Отлично! Сейчас на престоле халифов сидит Юсуф ибн Мухаммад аль-Мустанджид Биллах. Говорят – добродетельный, справедливый и образованный человек. Пишет стихи, изучает астрономию. Уменьшает налоги и таможенные пошлины.

  – Да, я слышал о нынешнем халифе многие добрые слова.

  – Тогда почему бы не найти уважаемых людей, которые донесут до ушей халифа добрую весть о дешёвом Коране? Этот... Якуб бин... ещё живой? Можно его подрядить на поездку ко двору повелителя правоверных?

  – З-зачем?

  – Чтобы получить благословение наместника пророка! Чтобы все правоверные узнали, что читать эту книгу, молиться и размышлять о ней – угодно самому Аллаху!

   Абдулла загрузился. И снизошёл на него свет сути, и ударила его молния смысла... В смысле – попытался встать и чуть не упал. Пришлось ловить, шлёпать по щекам. Наконец, слегка нетвёрдо держась на ногах, он отправился к своему шатру, чуть слышно бормоча:

  – Охренеть... ля илля... инклюзивно...

   Ваня! Факеншит! Сколько раз повторял себе: придержи язык! Ну вот – испортил ташдара. Ежели теперь он такое вместо икамы провозгласит... скандал может получиться.

   Но времени стыдиться не было: я развернулся к просидевшему весь этот диалог с разинутым ртом Николаю.

  – Ну? Что ты так уставился? Сквозняк в желудке устроил. Рот закрой. Ничего нового. Мы так в Смоленске колёсную мазь продавали. Помнишь? Знакомый, в принципе, товар. Чуть другая форма. Массово. Дёшево. При поддержке туземного начальства. В халифате нынче... не славно. Халифу деньги всегда нужны. А он налоги снижает. И вот – и дело благое, и поделиться я готов. От него – благословение и фетву какую-нибудь. Типа: «и это – правильно».

  – В-Ваня... Это ж... сколько будет?

  – Фиг его знает. Если по две сотни дирхемов... На наши деньги... Дирхем раза в полтора тяжелее ногаты. Пятнадцать гривен – штука. Двести тысяч штук – три лимона. Кунских гривен.

  – Ё...!

  – Каждый год.

  – Мать...!

  – Уймись, Николай. Это всё – вилами по воде. Расходы кое-какие... бумага, краска, работа... Доставка. Хорошо бы только до Табаристана, а дальше пусть сами растаскивают. Делиться придётся. Однозначно. И, главное – как оно там пойдёт... Да закрой ты рот! Ещё нет ничего! Только разговоры да прикидки! Дурень думкой богатеет.

  – В-Ваня...! Господин мой...! Вот же сподобился...! Пресвятая Богородица! Факеншит уелбатуренный! Силы святые небесные! Ваня, я ж никогда... да что – я! Никто! Никогда! Во всём мире божьем! Гривны – лимонами не считал! У нас же до тебя и слов-то таких не было!

   Потрясённый Николай сполз на пол, и попытался облобызать мои сапоги. Я немножко от него побегал, пытаясь урезонить своего купца. Но:

   "Он то плакал, то смеялся.

   Сумасшедший – что возьмёшь".

   Пришлось выскочить на воздух и погулять с Куртом. Пока мужик в себя придёт.

   ***

   «Лимон»... – моя ошибка. Мой длинный, беспрестанно молотящий воздух, язык. На «Святой Руси» есть числительные: штука, пара, тройка, пяток, десяток, сорок, сотня, тысяча, тьма. Понятно, что я своим людям о десятичной системе рассказывал – они-то и так знают. Но ограниченно. Даже показательную форму показывал. Слова: «миллион», «миллиард» – произносил. Но чисто в силу моих личных вульгарных привычек, дурного влияния улицы и «тяжелого детства» – постоянно заменял в своей речи «миллион» – «лимоном». До лимонардов, ярдов, лярдов дело пока не доходило. Просто считать так, кроме комаров, некого. Да и «миллион»... нечто вроде «тьмы». Абстракция. Как и лимон – на «Святой Руси» такие фрукты не растут. Но вот же – дожили.

   Николай несколько... мало знает. Через полтора века оборот Генуэзского порта составит примерно такую же сумму. А ведь Генуя лишь один из полудюжины средиземноморских портов такого уровня. Я уже вспоминал Марко Поло и его оценки оборачиваемых сумм в Монгольской империи.

   Короче: деньги в мире есть. Просто их мало здесь – на «Святой Руси» и в окрестностях.

   Дальше – по товарищу Бендеру: «Если в стране ходят какие-то денежные знаки, то у кого-то их должно быть много».

   Нужно найти этих «кого-то». Что совсем не проблема: они уже несколько веков торчат своими куполами и минаретами в Месопотамии. И в округе на несколько тысяч вёрст. И... переместить эти «какие-то» в подходящее место. К себе в карман. Лучше – по согласию. Например – торговлей. Для чего – актуальный товар.

   «Книга – лучший подарок»! Это ж все знают!

   За совершенно смешные деньги! Дешевле вашего дешёвого!

   И чего тут нового? Коран – самый тиражируемый текст современности. Конечно, до тиражей цитатника Мао ему далеко. Так ведь и эпоха другая.

   Ещё зимой Прокуй освоил резьбовые соединения. Меня заколебало отсутствие суппортов на моих станках! Вот и пришлось выучиться делать спиральную резьбу на длинных стержнях. Поставили такие стержни вертикально – пошли пресса. Вино давить мне не из чего, а вот масло – временами приходиться. Дальше, чисто чтобы не простаивало – ручной печатный станок Гутенберга.

   Нужда печатать пришла. У меня идут «Типовые уложения» для новосёлов, азбуки, таблицы для сигнальщиков... Пока тексты нужны были в нескольких экземплярах – шла «эксплуатация детского труда». Трифа, в порядке научения каллиграфии, раздавала задания переписать правильно бумажку. До десятков экземпляров это проходило. Если больше... их же все надо заново проверить!

   Если у меня заработала типография с кириллическим шрифтом, то в чём вопрос сделать шрифт куфический? А главное... Слава Мухаммеду! Он толкнул в массы ислам, он заставил их всех читать одну книгу, он, и праведные халифы, старательно выдерживали единообразие. Ну как этим не воспользоваться?!

   Для сравнения. Христиан – миллионов пятьдесят, канонических Евангелий – четыре, допустимых языков – три. Древнееврейский, греческий и латынь. Не считая книг на национальных языках, вроде тех, которые запустили Солунские братья Кирилл и Мефодий или Евангелия от Ульфилы.

   На «Святой Руси» примерно 90 тысяч экземпляров книг. Сотни наименований. Только запрещённых около 120! Какие тут могут быть тиражи? Пять тысяч требников – запредельный максимум. Вообще, а не ежегодно.

   А в исламе – стандарт, единообразие. Благодатнейшее поле деятельности для попаданца со склонностью к индустриализации и массовому производству.

   Ух, как я тут развернусь!

   Значится так... Ротационная машина, ксилография, высокая печать...

   Сам принцип печати известен давно. Китайцы применяли ещё во втором веке. В девятом – полностью печатная книга «Алмазная сутра». Римляне вполне штатно печатали географические карты в четвёртом.

   «Тарш» (ксилография) нынче весьма распространена в Египте. Преимущественно печатают на разном текстиле. Обычно – с деревянных форм. Ну, гравюры – это ж все знают!

   Понятно, что у себя я воспроизвёл хохмочку Гутенберга – наборный шрифт. Но вот здесь... при таком тираже и вечной продолжительности... Похоже, шаг назад – к гравюре – будет эффективен. Сделать сотню форм... металлических... по количеству сур... собрать на барабан и крути себе, не забывая смазывать... И чего они сами не додумались? – А фиг его знает. Тут как с карманами: до 17 века – нигде нету. С подворотничками – ещё хуже.

   ***

   Бедный Абдулла отлежался и вспомнил, в конце концов, с чего начался наш разговор. Но тональность новой попытки обсуждения – была уже другой:

  – Дорогой друг Иван, я понимаю всю мелочность вопроса, но... как же всё-таки... с этими... эмир Ибрагим велел... баб и мулл...

  – Достопочтенный Абдулла! Взгляни – у меня только две руки. Я не могу одновременно нести в мир великое множество свитков с божественным словом, снимающим замки с сердец сотен тысяч правоверных, и защищать этих, безусловно достойнейших и благочестивейших людей, от злобы язычников, кои прямо роятся в моих землях. Посмотри – даже ваши суваши, уже столетиями живущие под сенью мудрости, под знаменем аллаха в руках великих правителей эмирата, осмеливаются обижать ваших баб. Э... бабов. А уж мои-то... только из леса, прямо с ёлки... Прольётся кровь правоверных. Эмир разгневается и будет прав. Следует ли нам расстраивать блистательнейшего и наполнять сердце победительнейшего – печалью? Давайте вы сперва приведёте в истинную веру сувашей. Я же, внимательно посмотрев и тщательно восприняв ваши, столь успешные и безусловно благонамеренные способы и методы, попытаюсь применить их и к своим неверным. Пока же я пребываю в глубоких сомнениях и в тяжких раздумиях. Посему стремлюсь делать то благое дело, которое мне понятно – Коран. С твоим именем на первом листе. Так не отвлекай же меня от борьбы на пути Аллаха, о мудрейший ходжа!

   Якуб бин Ногман оказался сварливым стариком. Достаточно крепким, чтобы перенести путешествие до Багдада, достаточно пронырливым, чтобы добраться до уха халифа. Впрочем, работа кади (судьи), помимо книжной премудрости и благочестия, требует живучести и изворотливости.

   Аль-Мустанджид Биллах и в самом деле был добрым человеком. Войны он возложил на атабека Нур ад-Дина Махмуда Занги. Тот воевал, с переменным успехом, то с крестоносцами, то с фатимидами и не ждал денег из Багдада. Так что халиф мог сочинять стихи и беседовать с умными людьми. Своё благословение, посоветовавшись с улемами, он дал даром, и оно было озвучено во всех мечетях мусульманского мира. «Ибо сиё – угодно Аллаху».

   Ещё он собственноручно написал благочестивое пожелание на титульных листах того десятка экземпляров, которые мы ему подарили. И бесплатно раздал их нуждающимся. Мои гравёры воспроизвели этот автограф, и десятки тысяч книг «с личной пометой Наместника Пророка» уходили за тройную цену.

   Увы, это не избавило нас ни от проблем с местными правителями, ни от возмущения «широких народных масс». Когда в какой-нибудь Герат приходил караван с томиками Корана, местные писцы и примкнувшие к ним «блюстители истинного благочестия» кидались громить, рвать, топтать и жечь священную книгу.

   Шариат указывает, что «следует держать Коран на высоких местах. Нельзя класть Коран на пол». А они – клали. А некоторые – даже ложили. Погромщиков – наказывали.

   Для минимизации убытков, снижения рисков, наказания анти-коранщиков было создано «Общество багдадских книголюбов». Его транспортно-сбытовая сеть оказалась весьма полезной и при продвижении других наших товаров.

   На озвученные в устье Аиши тиражи мы вышли не сразу. Но из года в год поток отдаваемых нам ценностей, обоснованный, по сути, лишь верой в Пророка, нарастал.

   Из-за роста тиражей типографию и бумагоделательную фабрику пришлось, со временем, переместить в Саксин. Прибрав его под свою руку. «Русская Хазария»... об этом позже.

   Камыш Волжской Дельты оказался, после доработки технологии, вполне приемлемым сырьём для бумаги. А транспортные и эксплуатационные издержки существенно снизились. Рост прорезавшихся потребностей правоверных позволил дополнить Коран хадисами и некоторыми другими текстами. Явно выявленная полезность гравюр, в частности – с использованием торцевых досок, активно применялась и в других направлениях: при изготовлении карт, лубков, денег, бланков...

   Да брось ты, девочка, глупости сочинять. Новых-то тут уж и не придумать. Я всякое об этом злобствование слышал.

   Одни сказывали что я, де, веру басурманскую укрепил и распространил.

   Фигня. Покупали-то мой Коран люди уже верующие, в наречии курейшитском, в учении Пророка – уже сведующие.

   Другие вопили, что веру магометову своими книжками унизил. Ибо показал, что правоверные даже и самую свою священную книгу делать хорошо не могут. Мои-то все – один в один, без клякс да подчисток. Даже буковки во всех книгах – точь-в-точь одинаковые. Как Пророк и велел.

   Само собой – с одних матриц печатали.

   Так ведь и вправду – не умели. Кому правда – унижение, того лечить надобно.

   Третьи злобствовали, что я у людей грамотных, в Писании сведущих, кусок хлеба отобрал. А я-то причём? Писание – ваше. Не даёт хлеба – меняйте. Или Писание, или себя, или кусок хлеба на попроще.

   А были такие, что в крик кричали что я, де, правоверных ограбил-обездолил. Сами такие! Я торг веду! Не хочешь – не бери, силком тебе Коран никто впихивать не будет. Что я, баб какой? Или там, халиф праведный с дубиной типа джизьи?

   Ерунда это всё. Брёх завистников да лай неудачников. А вот почему коллеги мои, попандопулы разных времён и народов, такую массовую книгу не печатают, доходов с неё не получают... Не знаю.

   Глава 503

   Разгруженную расшиву стянули с мели и под завязку забили её булгарским товаром.

   Сюда она шла полупустая. У нас-то товар или очень деньго-ёмкий, типа «деревянного золота», или малые партии, вроде бусин хрустальных, или просто сигнальные образцы для тестирования рынка. А вот «в обратку»... цены-то на булгарский экспорт мы хорошо провалили.

   Из рабов, освобождённых эмиром, и других, из каравана, кто надумал ко мне перейти, сформировали команды бурлаков, которые потащили, под присмотром и охраной моих людей, расшиву и «чёрную барку» вверх «по бережку Волги-матушки».

   Билярские «лавочники» были очень... фраппированы необходимостью освободить своих рабов.

   Всё просто: Кавырля уже принёс мне присягу. Следовательно, земля, на которой мы стоим – моя. А у меня рабства нет.

   Муса на возмущённые вопли ответил несколько злорадно:

  – А я вам говорил! Я вас предупреждал! «Зверь Лютый» – это вам не фунт изюма, кулёк инжира.

   Кучка ветеранов-"дальнобойщиков" радостно подтвердила:

  – Точно-точно! Было-было! Мамой клянусь!

   Бурлаки – необходимы. Надо обязательно пройти этот путь ножками – с лодки многие вещи видятся иначе. А так мы поймём – что надо на берегу подправить, чтобы ходить свободно.

   Другой, чем бурлаки, тягловой силы – у меня нет.

   Тогда... надо браться за дело всерьёз, восстанавливать технологии, найденные ещё при разгроме банды Толстого Очепа в Смоленске: широкие лямки «лифчиком», трёхсменка, освещение... И то, чего тогда не было: фарватер, вешки у мелей, вычистить пляж от плавника и бурелома, переходы через притоки, выбить зверьё...

   Говорят, что выражение: «дело – табак» происходит от манеры бурлаков вешать кисеты с табаком себе на шею. В пути им приходилось входить в воду довольно глубоко – «под табак». А вот глубже – совсем плохо. Этого – не надо.

   Кавырля, получив выживших людей своего рода и компенсацию за погибших, оказался вдруг самым богатым кугураком из всех черемис. Ещё мы оставляли здесь, под его присмотром, кучу купленного барахла, которое не влезло за один раз. Он выпросил у меня «матерщинника» в помощники – они подружились за эти дни, и получил инструкции.

  – Кавырля, ты стал взрослым. Азором. Самым главным в роду, самым богатым в народе. Тысяч десять душ, полсотни кудо... Твоё – самое богатое. Вещами. И самое бедное. Воинами. Тебя... заставят делиться. Это неизбежно – таков закон твоего племени. Другой закон – отдариваться. Делись вещами с теми, кто отдаст тебе в дар свою свободу.

  – Э... но как...

  – Ты уже начал. Присягнул. Принял мой закон. Предложи это остальным. Это сразу разделит народ. На своих и чужих, на тех, кто, как ты, будет под моей волей. И под моей защитой. И прочих. Первые тебе – братья, вторые – только соседи. Слух о твоём богатстве распространится по реке. Я не думаю, что твои соплеменники придут убивать тебя, чтобы взять эти тряпки и блестяшки. Придут другие. Удмурты, суваши, булгары, буртасы... На Волге есть много людей, которым понравится твоё богатство. И твоя слабость. А соседи... доберут оставшееся на пепелище твоего дома.

   Очевидные перспективы доходили до «матерщинника» с «пикинёром» медленно. Ребята так радовались спасению людей из рода «Берш», богатому выкупу...

   Богатство – смертельно. Если ты не можешь его защитить.

   Через день они снова пришли ко мне. Кавырля не только публично подтвердил клятву верности вместе со своим родом. Мы договорились о множестве важных мелочей: о размещении моего гарнизона, о строительстве на Криушинском острове и здесь, в устье Аиши, погостов. О заготовке леса и снабжении новосёлов провиантом, о мерах, предпринимаемых Кавырлей для склонения остальных родов этого племени к переходу под мою руку.

   Парень пребывал в очень сильном сомнении. Но присутствие при моей беседе с давешним сувашом подтолкнуло к принятию решения.

   Я позвал к себе чёрно-портяночного бывшего пленника, и попросил его донести до старейшин его народа простую новость:

  – По воле блистательнейшего эмира мне надлежит выбить всех шишей на Волге. Род «берш» – под моей защитой. Того, кто нападёт на них – я буду считать разбойником. За которым я, по воле победоноснейшего, должен последовать столь далеко, сколь это необходимо. И сделать так, чтобы оный тать никогда не смог повторить свою татьбу.

   Дождался окончания перевода. И уточнил:

  – Проще: перебить и выжечь. Татя и всех э... сопричастных.

   Кажется, до обоих парней дошло. На смену «вечной» вялотекущей межплеменной «забаве» приходит война международная. Не ежегодные взаимные молодецкие набеги «за девкой или коровой», а война на уничтожение.

   «Вас – не будет».

   Война, в которой у черемис может появиться мощный союзник. Хорошо, если кугырза обоих племён это поймёт. «Каловая комбинаторика» действует для всех. Кто успел с ней ознакомиться.

   Парень-суваш ещё просто хлопал глазами, а Кавырля уже уловил. Что мир изменился. И сразу стал называть себя человеком «Лютого Зверя».

   Пришлось намекнуть на некоторые возможные негоразды и в прощальном разговоре с Абдуллой.

  – Дорогой ташдар, ты весь горишь от нетерпения. От страстного желания разоблачить злобные козни изменников, приближенных к трону. Я рад, что мы смогли вытащить этих ядовитых змей на свет правды. У тебя ныне есть множество достоверных свидетельств. Но будь осторожен: раненная змея кусает смертельно.

  – Я открою глаза Ибрагиму, и он раздавит гадюк!

  – Они попытаются тебя ужалить. Конечно, трусливые гиены не посмеют сойтись с тобой лицом к лицу. Но... Что, если они ужалят твоего внука Джафара? Сердце твоё будет смертельно ранено и душа упадёт в ущелье печали. То, что тебе дорого, следует хранить или глубоко внутри, подобно твоей любви к Аллаху, или далеко. Куда гиены и шакалы не смогут дотянуться.