Текст книги "Одуванчик (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

   Марьяшка.

   Марьяна Акимовна.

   Историческая, безусловно, личность. Ключевой персонаж на пути прогресса и процветания всего человечества. С её помощью и при её участии я додумался до идеи внедрения в «Святую Русь» э... «русского поцелуя». У неё хорошо получалось. По нужде: нас тогда в любой момент мог засечь половецкий разъезд, было необходимо, чтобы рот у неё был занят.

   Отсюда пошла идея о тёплой воде, русских печках, белые избы и... и вот – Всеволжск мой. Со всяческими прогрессоидными прибамбасами.

   В основе «поступательного и неотвратимого движения к светлому будущему» – горячий ротик испуганной женщины и горячечный бред в мозгах паникующего мужчины. А не – «производительные силы» с их «производственными отношениями», как некоторые думают. «Силам» же тоже пинок нужен? «Волшебный пендель» для их развития.

   Много чего у нас с ней было. Как я её никакую через Десну вплавь переплавлял, как вытаскивал с «людоловского хутора», выхаживал по дороге вдоль Сожа, как она с Ивашкой и Николаем меня в Смоленске отпевали. Как она меня предала, сдала своему неупокоенному мужу. Которого мне же и пришлось упокаивать. Как, узнав про захваченное серебро волхвов, совращала меня. После чего мы с её сыном, Ольбегом, чуть не поубивали друг друга. А потом Аким меня... чуть-чуть не зарубил. Как крутила роман с Чарджи. После чего пришлось бить её плетьми, выбивая «плод любви»...

   Марьяша приняла моё молчание за... за приглашение? Сползла на пол и, выдернув из под коленок подол, поползла ко мне. Бормоча что-то неразборчивое под нос.

   Цель её коленопреклонённого марша обнаружилась быстро: добравшись до моих коленей, она, заискивающе поглядывая мне в лицо, принялась расстёгивать нижние пуговицы на кафтане. Потом принялась за штаны. Пришлось помочь даме, усесться по-удобнее. Она тяжко вздохнула успокаиваясь, и осторожно приступила.

   Я стащил с её головы платок, запустил руку в волосы и, чуть прижимая ладонью затылок, принялся регулировать частоту и амплитуду. Занявшись знакомым делом, Марьяша быстро успокоилась, едва пару раз негромко всхлипнув напоследок, и устроилась по-удобнее.

   В 90-х в России бытовало выражение: «Насосать на тачку». Здесь ставка куда выше – разрешение жить дальше. Соответственно, и трепет душевный – трепетнее и душевнее.

   У неё были мягкие волосы, приятные на ощупь, уже хорошо отросшие после прихода сюда, во Всеволжск. Хотя, конечно, впечатление от её мокрого, горячего рта, мягких губок и изобретательного язычка были куда сильнее. Я бы даже сказал – острее. Иной раз у меня, прямо сказать, и дух захватывало.

   Постепенно она входила в раж, движения становились всё более размашистыми, более резкими. Пришлось ей придерживать: мы же никуда не спешим. Точнее, спешим, конечно. Вся моя жизнь непрерывная спешка. Но не настолько, чтобы такое занятие наполнять суетой. Спокойнее, Марьяшка, размереннее. Глубже. Всем горлом. И... выразительнее. С чувством, с толком, с остановкой... И снова...

   Мда... По сравнению с тем, как я её на Черниговских болотах... Куда как лучше. Приятнее, разнообразнее. Чувствуется опыт, знаете ли.

   Вяло, на периферии сознания проскочила мысль:

  – Интересно, с кем же она так.. натренировалась?

   Не, не интересно. «Разве я сторож...».

   Насилие – глупость. Опилки вместо пирожных. Нужно – по согласию. И – стремление. Глубоко задушевное, хорошо обоснованное. Сердечное. Искреннее. Аж до нежной дрожи в дыхательных путях.

   Наконец, запустив ладонь под её нижнюю челюсть, чуть прижав пальцем небольшую выпуклость на горле, образовавшуюся от моих... м-м-м... трудов, внимательно вглядываясь в её широко распахнутые, взволнованные, ждущие глаза, я э... завершил процесс.

   А хорошо-то как!

   Вот так бы – всю жизнь! Без перерывов на сон, отдых и прочую... тряхомудрию.

   Сразу полегчало. И на душе – тоже. А то с этими булгарами, интригами, политикой, торговлей... Разве это жизнь? Жизнь – вот она! На коленях передо мной стоит, отдышаться пытается, сглатывает нервно, спрашивает в волнении:

  – Хорошо ли тебе, Ванечка? Ублажила ли, свет мой ясный?

  – Да. Сумела.

  – Во-от! А ты меня уж убивать-казнить собирался! А я ж ведь для тебя...! Всегда! Во всяк день, в любую ночь! Ведь я ж тебе...! Как пожелаешь! Лишь бы тебе, яхонтовому, хорошо было. Сла-а-денько...

   Её лицо приняло довольное, уверенное выражение.

   Теперь следовало ожидать потока лести, переходящего в град упрёков и завершающегося волной выпрашиваний. В моём нынешнем расслабленном удовлетворённом состоянии говорить «нет»... Но – надо.

  – Что за чудак на тебе качался да так резво спрыгнул?

  – Ой, да ты его не знаешь! Третьего дня лодейкой пришёл. Ваня, я ж всё понимаю! Я ж с местными ни-ни! А тут человек прохожий. Побывал да убежал. Чужого рода-племени. По нашему – ни бельмеса. Уйдёт – и никто даже и словечка не болтанёт. А мне ж... Ваня! Я ж живой человек! Я ж баба! Как же мне-то...? Ведь плохо-то не обнятой, не полюбленной жить! Ведь холодно! Тошно, тоскливо...

   ***

   "И на тропинке, и на тропиночке

   Не повстречаемся мы больше никогда".

   Иногда уверенность в «никогда» – бывает важным преимуществом.

   ***

  – Ну и как? Повеселело?

   Она скромно пожала плечиком, опустив лицо, тайком улыбнулась. Загадочно. Удовлетворенно. Да, ей эти «натропинычные» приключения – в радость. Вон как потягивается. Будто кошка после сметаны.

  – А если понесёшь?

   Характерное скорбно-пренебрежительное движение бровями в сторону...

  – А... Скину. Да и по дням, вроде, не...

  – Ты хоть имя-то его знаешь?

  – Ну ты меня вовсе за... считаешь! Имя у него красивое – Аслан. И сам он... молодой, горячий... ла-а-асковый... И не жадный! Он мне очелье, золотом шитое, обещал!

   ***

   О-ох... женщина.

   " – Ты на мне жениться обещал!

   – Мало ли чего я на тебе обещал".

   Хотя, конечно, бывает...

   ***

   Вспомнив, наконец, о «предмете страсти», попросила, умильно улыбаясь:

  – Ванечка! Ты не вели его в дыбе сильно плетями бить. Он – из ихних князей, из благородных. Не снесёт кнутобития, помрёт. Вели его так... малость, для острастки. А то он меня за грудь укусил. Во, видишь – синяк будет.

   Характерное кольцевое синеющее образование. Хорошо видно на молочно-белой коже. Цапнул. Крепко. «В порыве страсти».

   Я пристально разглядывал эту женщину. Ротиком она хорошо отработала: настроение у меня переменилось. Острое желание убить на месте – прошло. Но терпеть эту... с-сестрицу названную рядом с собой – просто опасно.

   ***

   Следует, вероятно, объяснить мои переживания.

   Я, как уже не раз было сказано, отличаюсь предельной толеристнотостью и беспредельной либероидностью. Ещё: я – дерьмократ, свободогей и фридомазер. А, ещё – гумнонист. И мне, честно говоря, глубоко фиолетово – кто с кем спит. Или – не спит. А пыхтит на тропинке ночью.

   «Есть женщины, которые могут дать только по шее».

   Она может дать «не только»? – Ну и флаг ей в руки! Или в какое другое место...

   Марьяша – взрослая свободная одинокая женщина. И как она решает свои... физиологические проблемы... «свобода личности», «хай живе хто с кем хоче!»... Мне, лично, от того, что она с кем-то там перепихнулась... Наши с ней «отношения», если и были, то специфические и давно. Не волнует совершенно. «Большая девочка», «своя голова на плечах». Гражданские права, юридическая состоятельность, свободный и полноправный член общества. Сама – дала, сама – ответила. Фемина – тоже человек. Пострадавших нет? В кож.вен. никто не побежал? Так о чем толковать?

   Так – в 21 веке, в моём мире – «мире старта».

   Здесь – «Святая Русь».

   Вокруг – патриархальность. Где женщина не является «свободным и полноправным членом». Хоть чего. И общества – тоже. И дело не в имуществе, не в праве владении землёй или конём. Дело в том, что мужчина, глава семьи, к которой принадлежит женщина, несёт за неё ответственность. И плевать, что писаные законы имеют специальные статьи именно для женщин, за «покражу портов», например. Дело в общепринятом «святорусском» моральном законе: твоя баба – ты с ней и разбирайся. А не можешь – не мужик.

   Ещё одна форма проявления общего правила: «они там все...». Коллективная ответственность, круговая порука, «крепкая семья», «славный род»... И, соответственно – коллективная «утрата чести» при выходе «члена» за границы «пристойности».

   На подозрении в сходном «нарушении» я поймал Гороха Пребычестовича в Гороховце. Теперь вот сам...

   Не этот ли мотив – неспособность, нежелание брать на себя ответственность за других, хоть бы и членов собственной семьи – лежит в основе многих историй ухода в монастыри? Не стремление к богу, а бегство? Бегство от ответственности.

   Есть известная свадебная песня. Радостная, влюблённая. У которой я однажды услышал другое окончание:

   "Вывели ему, ой, вывели ему,

   Вывели ему Свет-Настасьюшку.

   – Это не моё, ой, это не моё,

   Это не моё, это – друга моего.

Вынесли ему, ой, вынесли ему

   Вынесли ему посох и суму.

   – Это вот моё, ой, это вот моё,

   Это вот моё, Богом даденоё".

Жених отказывается от невесты. От семьи, от детей. От жизни. За своих ответ держать – страшно? «Уж лучше посох и сума».

   ***

   Люди скажут:

  – Сестрица у Воеводы – курва. Перед всяким прохожим-проезжим – ноги раздвигает.

  – А что ж Воевода ей укорот не даст?

  – А, видать, слабоват.

   Само предположение о том, что мне просто наплевать, что Марьяша – «свободный член» – отсутствует напрочь. Ощущение слабости власти в моём лице, обнаруженное в части «общественной нравственности», будет распространено и на другие области жизни.

  – Надо дерева валять. Воевода велел.

  – Да ну его. Он вон сестрице своей велел пристойной вдовицей быть, а та... говорят – всех лодейщиков... по три раза... ха-ха-ха... и – ничего. Ну их. Дерева эти. Отбрешемся.

   Утрата «морального авторитета». В рамках местного общества. В рамках туземной, идиотской, средневековой, «святорусской» морали. Чисто в между-ушии. Отдача от «между-ушия» – в реале, в «физике», в эффективности общественно-полезной деятельности.

   Понятно, что я такие случаи не спущу. Сколько поротых спин добавится во Всеволжске?

   Понятно, что придётся увеличивать число надзирающих. На содержание которых пойдёт хлеб, ресурсы. Скольких сирот я не смогу принять в приюты из-за этого?

   Баланс между принуждением и добровольностью, солидарностью, единством, соборностью... имеет вполне измеряемую цену. В производительности труда, в пудах и кубометрах, в человеческих жизнях. Идеал – когда все добровольны и со мной солидарны. Недостижим, конечно.

   Теперь этот баланс сдвинется. В сторону принуждения.

   Из-за этой... с-сестрицы.

   «Одно из фундаментальных прав человека – плевать в колодец». Что она и сделала.

   Понятно, что она ни в чём не виновата. Она ж никому никакого вреда-ущерба...! Кроме одного: нарушения общественных представлений о пристойном поведении «вдовицы честнОй».

   Которое (представление) – маразм! Которое – средневековое! Не либерастическое, не дерьмократичное... Исконно-посконное, святорусское.

   Ну зачесалось у неё там! Ну, естественный же процесс! Господь так создал!

   В Завете, когда ГБ Адама с Евой из райских кущ экстрадировал, после проклятия «рожать – в муках», прямо сказано: «И к мужу своему иметь влечение»! Божья воля! А что «своего мужа» нынче нет... так и другой э... заменитель сгодится. «Обогреватель типа „джигит-МГ“». «Молодой, горячий...».

   Цепочка... гадская.

   Реализуем женскую естественность – ослабляем создаваемый социум – платим своими жизнями. И её... «лав стори» превращается в разновидность «подрывной деятельности».

   Она же никому вреда...! Но – «подрывник», «враг народа».

   «Жена Цезаря должна быть выше подозрений». А – «сестра Воеводы»?

   Сохранить историю в тайне не удастся: наверняка люди видели как она с этим Асланом... «лабунилась». Должна последовать моя реакция. Чтобы всем было понятно: так делать нельзя. Воевода силён, могуч и злопамятен, за всякие... помилки взыскивает беспощадно. Даже и со своих родных.

   «Бей своих, чтобы чужие боялись» – русская народная, исконно-посконная.

   "Меня маменька ругает,

   Тятя пуще бережёт

   Как приду с гулянки поздно -

   Он с поленом стережёт...".

   Вот нечем отцу семейства после трудового дня заняться! Кроме как с дровенякой на плече – до утра в засаде сидеть.

   Марьяна – не «своя»! Она мне – никто! Но, выворачиваясь и ужом завиваясь в этом родовом сословном обществе, я был вынужден заставить боярина Акима Яновича Рябину назвать меня своим ублюдком.

   Сословность же! Прирождённое определение социального статуса! А в смерды... очень хреново.

   Аким, под давлением обстоятельств, практически – под угрозой мучительной смерти себя и всего семейства от побоев взбесившегося зятя, согласился на роль родителя-блудодея.

   И Марьяна стала моей сводной сестрой. Роднёй.

   Факеншит! На кой чёрт мне эта дура?!

   А что, с настоящей роднёй этот вопрос не возникает?

   И вот, она где-то там... ублажается, а мне отзвуки долетают! В форме мнения насельников о моей дееспособности.

   Ну нету же никакой корреляции между её вагинальной активностью и моей мозговой деятельностью! Но... Усомнившихся придурков придётся пачками пороть. А то – и казнить.

   А вы говорите – коллаген недоваривать, ремнистость появляется... От ремнистости головы рубить не надо, а вот от сестрицы...

   И чего делать?

   Вариантов у меня два: убить и выдать замуж.

   Убить – в двух подвариантах.

   Убить сразу. Можно – ножиком ткнуть, можно – голову срубить. Можно, как той боярыне, которую я как-то в Бряхимовском походе на Верхней Волге нашёл: забить кол берёзовый во влагалище и утопить в Волге в связке с полюбовником.

   Забить плетьми. Публично или келейно. В обоих случаях народ узнает и будет промеж себя нахваливать:

  – А Воевода-то у нас того... Орёл! За-ради истинного благочестия, закона нашего Русскаго, порядка, стал быть, и греховности пресечения – даже и сестрицу не пожалел! Помолимся же братия! Ибо сказано: «не введи нас в искушение и избавь от лукавого». Истина! Святая! А кто ввёлся, искусился и не избавился – казнить! И Воевода той святой православной истине следует!

   Есть медленный вариант. Постриг. Келья монастырская. Неподъемная работа, холодные сырые стены, «хлеб да вода»... Зиму не переживёт.

  – Прими, господи, душу рабы твоей. Раскаявшейся и отмучившейся.

   А вот выдать замуж...

   Глава 505

   Что Марьяна второй раз замуж не вышла – моя вина. Ну, не вина, а так – личная катастрофа как следствие существования попандопулы поблизости.

   Я уже объяснял: попандопуло всегда – «глаз урагана». Любая «лайба» с попаданцем на борту работает как приманка для «торнадо». В любых широтах и климатических зонах. Единственный способ как-то защититься от такого «счастья» – размазать сей «дар божий» как можно шире, тонким блином. Никакой своей женщины рядом, никаких своих детей.

   Куча людей. Много. Народ.

   Целый народ – это такая «лайба», которую и «попаданский торнадо» не в раз перевернёт.

   Увы, как я ни пытался следовать «правилу тонкого блина» – всегда есть люди, которые ближе ко мне, чем остальные. В судьбах которых изменения, мною вызываемые, дают особенно неприятные следствия. В силу их слабости, или зависимости, или просто неудачливости.

   Здесь «торнадо» снесло её мечты о нормальной семье, о втором браке.

   Мда... поломал бабе счастье. Не желая. Просто – «мимо проходил».

   Аким собирался выдать её замуж, в Смоленск возил, жениха присмотрел. Но я, к тому времени, будучи в «прыщах» смоленских, успел и начадить, и начудить. Чем вызвал княжескую... немилость. Которая, как здесь принято – налагается на всю семью. Женишок присмотренный сбежал: Аким попал в опалу – какие уж тут свадебки.

   Потом Аким пришёл сюда, на Стрелку. Я, было, собрался Марьяшу выдать замуж за какого-нибудь кугурака. А что? – Очень приличные мужики есть. Опять же: усиление влияния, укрепление дружественности. Найду какого-нибудь князьца из удмуртов или самоедов... Викинговские конунги не брезговали выдавать своих дочерей за племенных вождей в Биармию – чем я хуже? Или – лучше?

   Но Акиму любой жених ниже столбового боярина – нож в сердце и плевок в физиономию. А я как-то боярский уровень проскочил: мне ровня – князь да эмир.

   С Муромским Живчиком да с Боголюбским дела веду, вровень разговариваю. Ну... типа. На что мне их подручные? К тамошним боярам в родню набиваться? – Да пошли они!

   Их к себе в родню брать? – Как гиря на ноге будут. А Всеволжск – «взлетает ракетой».

   Аким это дело усёк. Надулся, как павлин перед курицами.

  – Марьяшку только за княжича выдам!

   Сдурел старый. Таких случаев на всю «Святую Русь» – три. Вторая жена у Мстислава Великого, вторая жена у Свояка Черниговского. А третья – Софочка Кучковна. Тётушка... Причём две первые – дочери новогородских посадников! И там за ними такая родословная...! Сплошь нурманы в основателях, и как бы не постарше рюриковичей. Есть и сваты Святой Ирины – супруги Святого Ярослава Хромого. Который – «Мудрый».

   Я бы Акима уломал. Но...

   У феодальной знати брачный союз – имущественно-политический. Должны быть примерно равные стороны. А мне ровню найти...

   Да я не про попандопулолупизм свой! – Всеволжск мой растёт быстро. В прошлом годе мне эрзянский инязор... снизу вверх смотреть. А через год... Может статься – эмиру Булгарскому буду пальчиком указывать.

   В дальние края выдавать? – Там про меня ещё не слышали, мой статус со своим сравнить не могут.

   Типа: придут сваты к мадьярскому королю. А там удивляются:

  – Чё эт Пердуновский боярин дочку за Арпадов выдавать надумал? Вовсе с глузда съехал? Гнать послов плетями!

   Международный конфликт, однако.

   Факеншит! Девку замуж выдать – и то забота. А уж боярыню, да не первой свежести, да из-под руки «Зверя Лютого»...

   А время – идёт. Её, Марьяны, личная жизнь – проходит, утекает песчинками дней меж пальцами.

   "Тик-так ходики

   Пролетают годики.

   Жизнь не сахар и не мед

   Никто замуж не берет"

   Здесь пока – ни ходиков, ни сахара. А так – всё точно.

   «Женщина начинает стареть в 23» – так это в 19 веке во Франции! «Старухе-процентщице», которую Раскольников топором... – сорок два. А уж «здесь и сейчас»... Чуть заневестилась – уже состарилась.

   У нас с Акимом какие-то глупости: честь там, прогресс с технологиями, уровень шапки да родословной... А ей-то...

   Хорошо Камбурова поёт:

   "Говорят, бабий век – сорок лет.

   Вот и осень – оранжевый сад.

   В этот день я сняла свой веселый берет

   И забыла его телефон".

   «Оранжевый зад»? – Не встречал. Ещё: здесь нет телефонов. И женщины не носят «весёлых беретов». Да и «бабий век» здесь – не сорок, а тридцать. А вот чувства – сходные.

"Вот и кончился мой бабий век.

   Как нежданно, как все же нежданно.

   Но вчера вдруг один человек

   Посмотрел на меня, ах, как странно".

   «Одного человека», как выяснилось, зовут Асланом. Насчёт «посмотрел странно»... Я, в силу своего цинизма, предполагаю, что взгляд был... типичным. Для молодого мужчины. С нормальным гормональным фоном. После воздержания в походе...

"Сердца бешеный стук не унять,

   Но в душе нет ни капли тревоги.

   Никогда никому не узнать,

   Где кончаются наши дороги".

   С этим – не поспоришь. «Где кончаются» – не знаю. Тут бы хоть сообразить – где начинаются. Куда ей лучше с этого «жизненного перекрёстка»? В Волгу с берёзовым колом промеж ног?

А что говорит классика? – А она вздыхает:

   "Что за комиссия, создатель,

   Быть взрослой дочери отцом".

   Комиссия, очевидно, чрезвычайная. ЧК. А товарища Дзержинского – у меня...

   А! «Отцом»! Я ж ей не отец! А кто у нас отец еёный? А позвать-ка сюда ляпкина-тяпкина!

   ***

  – Вестовой! Срочно сюда Акима Яновича. С Яковом. И... Ольбега. Бегом.

   Пригревшаяся у стенки, мечтательно улыбающаяся куда-то в сторону, Марьяша взволновалась:

  – Ваня, ты чего задумал? Не надо батюшку звать! Не надо! Он кричать-ругаться будет! И сыночка не надо!

  – Да ну? Как блудить – сладко, а как ответ держать – страшно? Будет семейный совет. Аким – тебе отец. Ольбег – сын. Вырос уже. Они – твои кровные. Вот пусть и решают.

   Марьяша взвыла, вцепилась в волосы на висках. Снова сползла на землю и, подвывая, поползла к моим ногам. Но не так, как прежде.

   Не стал дожидаться. Выскочил в прихожую, велел стражникам не выпускать бабу-дуру и отправился к Ноготку. Не люблю, знаете ли, женских слёз. Так что – бежал с «поля брани». Пока брань не началась. А уж в исполнении Акима... лучше я в застенке перекантуюсь.

   У Ноготка в подземелье было хорошо. Тихо, спокойно. Ноготок сидел за столом в своём закутке и задумчиво крутил в руках тоненькую палочку.

  – Привет. Думаешь как щепки под ногти нынешнему клиенту загонять?

  – А, здрав будь, Воевода. Не, думаю ковырялку сделать. Для ковыряния в левом ухе. А этот-то... он и так всё рассказал. Дальше спрашивать надо. А про что – я не знаю.

   «Для ковыряния в левом ухе...». Это он какую-то новую пытку придумал?

   Тьфу, блин! Я ж сюда не за этим...

  – Как «рассказал»?! Он, чего, по-русски понимает?

   Марьяша же говорила, что «ни бельмеса»...

  – Не, по-русски – пару слов. Мы с ним по-кипчакски.

  – Ну и кто он?

  – Он-то... Аслан. Из Царазонтов.

   Ноготок вздохнул, отложил в сторону палочку и принялся монотонно излагать выжимку из допрашиваемого. Точнее – из сообщённой им информации.

   ***

   Аслан из яссов. Яссы – одно из четырёх племён алан. Аланы – это болото. В смысле достоверности их истории. Собственных источников мало, а сторонние... «врут как очевидцы».

   Аммиан Марцеллин в конце 4-го века:

   «Почти все аланы – красивые люди высокого роста; их светлые волосы имеют желтоватый оттенок, а глаза их ужасно свирепы; легкость их оружия делает их быстрыми в своих движениях; и они во всех отношениях равны гуннам, только более цивилизованы в своей еде и манере жизни. Они занимаются грабежом и охотой вплоть до Азовского моря и Киммерийского Босфора, опустошают также Армению и Мидию».

   Аланы появились в Европе в первом веке от РХ. После ссоры с аорсами – лидерами северокаспийского союза сарматских племён.

   В 372 г. их разбили гунны. После чего часть побежала на запад, аж до Карфагена. Где, в 442 году, было создано «Королевство вандалов и аланов».

   «Великое переселение народов» – наполнено многими странными событиями. Аланы – тоже отметились. Разнообразно и разноместно.

   Линда Малькор объясняет имя Ланцелота, одного из рыцарей короля Артура как «(A)lan(u)s Ю Lot» (алан из Лота, района в Южной Галлии, где одно время концентрировались аланы).

   Говорят – лучший из рыцарей «Круглого стола», любовник королевы. «Молодой, горячий»... Рыжий алан среди рыжих кельтов... приняли как родного?

   Флавий Аэций, известный своей победой на Каталаунских полях в 451 году, незадолго перед этим передал во владение аланскому королю Гоару, территорию Арморики (северо-запад Франции). Известно, что Гоар с частью алан не последовал за царем Респендиалом в Испанию, а остался в Центральной Франции.

   В графстве Оксфордшир на холме близ городка Уффингтон изображена фигура коня длиной 110 м. Фигура выполнена методом заполнения рвов битым мелом. Предполагают, что фигура имеет кельтское происхождение. Однако, при внимательном изучении, видно, что имеет место наложение двух разных фигур – коня и дракона или змеи. Возможно, что первоначальная фигура дракона (кельтского) была позднее превращена в фигуру коня. Фигура могла быть модернизована аланами, для которых лошадь была символом поклонения, позаимствованным от иранцев, входивших в многонациональный сарматский союз.

   Несколько раньше император Марк Аврелий принял на службу 8 000 опытных всадников – аланов и сарматов. Большая часть из них была послана на Адрианов вал в Британии. Они сражались под знамёнами в виде драконов.

   Так что и дракон – возможно, аланский.

   И вообще, гипотеза о связи англов и аланов, имеет множество лингвистических и топонимических подтверждений. Вроде бы...

   Короче: если парни из Владикавказа потребуют вернуть им их исконно-посконный Оксфорд с таковым же Тунисом – обоснования найдутся.

   Часть же народа отошла в предгорья Кавказа и перешла к оседлости.

   Походили под хазарами, когда Святослав-Барс каганат раскатал – стали строить собственное царство. Приняли христианство по Византийскому образцу, чуть раньше Руси.

   Монах Юлиан в 1235 году (до татаро-монгол) посетил Аланию в поисках древних венгров.

   Это такое регламентное мадьярское развлечение вплоть до 20 века. После «Обретения Родины» хочется найти «Прародину». И чего-нибудь там подправить.

   "Найдено было в истории венгров христиан, что есть будто бы другая Венгрия, старейшая (Maior), из которой вышло когда-то семь вождей со своими народами искать себе место для жительства...

   ...пожалели, что венгры от которых, как они знали, сами они произошли, все еще остаются в заблуждении неверия, и послали четверых из братьев искать их повсюду, где, с помощью господа, сумеют их найти. Ибо по писаниям древних они знали, что те находятся на востоке, но, где находятся, вовсе не знали".

   Пернатый кошмар (птица турул), который приснился семи мадьярским вождям и погнал их, в холодном поту, бегом в Паннонию (в русских летописях: «Бежали угры мимо Киева»), можно и в 21 веке увидеть на горе над дорогой между Будапештом и Веной. По счастью – птичка бронзовая, не чирикает. В отличие от кошмаров Арпада.

   По дороге Юлиан описал и алан:

   «... жители (этой страны) представляют смесь христиан и язычников: сколько местечек, столько князей, из которых никто не считает себя подчиненным другому. Здесь постоянная война князя с князем, местечка с местечком: во время пахания все люди одного местечка вооруженные вместе отправляются на поле, вместе косят, и то на смежном пространстве, и вообще выходя за пределы своего местечка, для рубки дров, или для какой бы то ни было работы, идут все вместе и вооруженные, а в малом числе не могут никак выйти безопасно из своих местечек».

   Понятно, что с такой организацией противостоять монголом аланы... могли. Долго.

   Сначала, к концу 1230-х годов, пришли монголы. И загнали всех в горы. «Всех» из немногих выживших и непойманных. «Пойманные» во множестве оказались снова в Африке. Но не в Карфагене, а в Каире, на невольничьих рынках. Там их покупали в мамлюки. Они составили немалую часть гвардии последних султанов Египта из династии Айюбидов. И очень старательно резали снова добравшихся до них монгол в Сирии.

   В 1238-1239 гг. равнинная Алания была разорена, сама Алания, как политическое образование, перестала существовать. Крупнейшая для средневекового Северного Кавказа катастрофа, резко изменившая соотношение сил в регионе.

   Но сопротивление продолжалось. 15 декабря 1254 г. на обратном пути из Монголии в Европу Рубрук добрался до аланских гор.

   «Аланы на этих горах все ещё не покорены, так что из каждого десятка людей Сартаха (Сартак, сын Бату-хана – авт.) двоим надлежало караулить горные ущелья, чтобы эти аланы не выходили из гор для похищения их стад на равнине...».

   Затем началась свара между чингизидами. В которой аланы сделали неверный выбор: поддержали ильхана Хулагу, а не «своего законного государя» Берке.

   Берке «сделал воззвание к войску своему, чтобы садился на коня всякий, кому 10 лет (и более) от роду. Село народу столько, что не видно было ни начала, ни конца».

   13 января 1263 г. хулагидов разбили на берегу Терека. Аланским сторонникам ильханов пришлось бежать в Грузию.

   Многие тогда ушли за хребет, в регион Шида-Картли. Где некоторые прославились своей храбростью, воинскими успехами, стали владетелями.

   Едва Алания начала восстанавливаться, как Тохтамыш сцепился с Тамерланом. Аланы отправили двадцать тысяч всадников на помощь Тохтамышу. Очередная катастрофическая ошибка. Ибо Тамерлан не только победил, но взялся уничтожать сторонников Тохтамыша с удивительной, даже для той эпохи, последовательностью и жестокостью. Его войска вторглись в земли аланов, вырезая всех на своём пути.

   Выступив из Азова осенью 1395 г., Тамерлан напал на черкесов в низовьях Кубани, потом двинулся вверх по реке.

   Затем он вторгся в ущелья. В песне это звучит так:

   "Кровавый дождь, кровавый дождь над Тапан-Дигорией,

   над Тапан-Дигорией.

   От волков Ахсак-Тимура с железными пастями

   почернели их зеленые поля".

   Разорение было полнейшим.

   Конкретные ошибки конкретных людей. Какие-то предводители приняли вот такие решения. Выбирая сторону, на которой будут сражаться и погибать аланские всадники. Могли решить – так, могли – иначе.

   Уверен, что это были вполне разумные, честные, опытные люди. Что у них были аргументы для такого решения. Ошибочного. Катастрофического. Потом-то... исторические закономерности. Народ умножается, разрастается... Потом.

   На Кавказ всерьёз приходит ислам. Уже не халифатского, а османского толка. Выбить чужую веру, чужие власти...? Отбиться – с трудом, кроваво... да. Победить? – Не успевает сил вырасти. Из-за прежних национальных катастроф, из-за ошибок славных предков.

   Однажды Александр Невский решил: «С Ордой – дружить, немцев – бить». Его соседи-современники – Даниил Галицкий, или вот – вожди алан, решили иначе: «Орду – бить». В конкретных головах – так сложилось, конкретными языками – так сказалось.

   Для всех – обошлось: все три общности – «потомство оставили». Хотя и по разному. Десятки других племён... – поленьями в топку этногенеза.

   Эти дела для меня здесь – либо давно прошедшие, либо ещё не случившиеся – переживать об этом бессмысленно.

   Нынче Алания раз в десять больше по территории, чем Северная Осетия 21 века. На востоке начинается в трёх днях пути от Дербента, на границе аварского царства Сарир, на западе – до касогов (адыги, кашаки) Средней Кубани на Большой Лабе и балкарцев (остатков «чёрных булгар» середины предыдущего тысячелетия), на севере – до Кумы. Большое, рыхлое ранне-феодальное государственное образование.

   «племенной союз аланов в 10-12 веках приобрел черты примитивного государства с выделением царей-»багатаров". Возникли крупные поселения городского типа... зародилась письменность на греческом алфавите".

   Есть «города» (Дедяков, Магас...), огражденные стенами, сложенными насухо из каменных тёсаных плит.

   Аланы получают немалую прибыль от функционирования на их территории участка «Великого Шёлкового Пути». Контроль двух перевалов в бассейне Верхней Кубани позволяет брать немалую пошлину. Основное – шёлк. Археология показывает образцы китайского, византийского и среднеазиатского происхождения, 50% – согдийского.