Текст книги "Одуванчик (СИ)"
Автор книги: В. Бирюк
Жанр:
Прочая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Денюжки – капали, шелка – шелестели. Сходно с первыми Рюриковичами на Руси. Аналогичным образом начали играть в игры с Византией.
Сначала – как элемент Царьградской борьбы с Хазарским каганатом. С этого же начинал и Вещий Олег.
Константин Багрянородный отмечает в Алании эксусиократора, которому надо посылать грамоты с императорской печатью из золота весом в два солида, и архонтов Асии, чьи владения располагались возле Дарьяла. Затем «царь асов» попадает в вассальную зависимость от «царя алан», и арабские источники свидетельствуют об управляемой царем, «христианином в сердце», единой Аланией, начинавшейся сразу за Сериром.
Союзником византийцев был Константин Аланский. В 1045 г. участвовал в походе на Двин, император Константин IX Мономах (1042-1055 гг., дедушка нашего Володи) пожаловал ему чин протопроедра (с денежным вознаграждением) и экскусиакратора всей Алании.
Титул специально придуман в Византии, как цацка для правителей иноземных народов. В «Византийской стратегии» перечислены эксусиакратор, эксусиарх, эксусиаст. Для каждого нового иноземного вассала или союзника в императорской канцелярии придумывали специальный титул.
Преемник Константина Аланского – Дургулель Великий (выставлял 40 тыс. всадников), свою сестру Борену выдал замуж за грузинского царя Баграта IV. Дочь последних – Мария Аланская – стала женой византийского императора Михаила V Дуки.
В 1071 г. после женитьбы уже Михаила VII Дуки на Марии Аланской (дама то выходила замуж, то вдовела и возвращалась на Кавказ, то снова принимала брачные обеты и ввязывалась в заговоры) аланы в составе византийской армии участвовали в сражении с сельджукским султаном Алп-Арсланом при Манцикерте.
Разгром был страшный.
В Константинополе после Манцикертского разгрома власть переменилась – другая династия, военная знать, Комнины. Но у аланов хватает царевн.
Двоюродная сестра Марии, аланская царевна Ирина, стала женой родного брата Алексея I, Исаака Комнина. И родила Иоанна (Адриана) Комнина, первоиерарха Болгарии в 40-60 гг. 12 века (мой современник).
Никифор Василаки, прославляя Адриана, пишет:
«Что может заслуживать большего восхищения, величие ее народа или знатность ее происхождения? Ее народ – аланы; мать [Адриана] их царица; и как подобает аланам, древнего богатства. Там, у подножия высокого Кавказа, пасутся стада многих племен этого великого народа, который я бы назвал паствой Христовой, цветом скифов и первым плодом Кавказа. Они самый воинственный народ среди кавказцев; если ты посмотришь на их множество, то найдешь отвагу, которой нет нигде более; если ты заметишь их доблесть в бою, то ни во что не поставишь мириад врагов. Ибо иные народы выделяются множеством своих сил, а другие храбростью и воинским умением, но этот победил их всех и служит только Христу. Ибо они были пленены Его всесвятыми словами и ныне славятся среди нас соблюдением обрядов и своим христианством, и рады называться слугами Христа, друзьями и союзниками христиан».
Умеют, знаете ли, богословы своих начальников восхвалять. Даже – «по матери». Что не удивительно: им за это платят.
Родством аланы воспользовались: заимствовали византийские порядки. Включая и титулатуру царей.
В домонгольской Осетии две фамилии претендовали на роль правящей династии: Царазонта (от Цезарь) и Агузата (от Август). После татаро-монгольского нашествия, когда «народ вернулся в догосударственное состояние», эти фамилии утратили прежние привилегии и растворились в общей массе.
Две фамилии, восходящие к одному человеку – Ахсартагу. Который, как известно из легенд нартов, прямо с рождения занимался караульной службой: папа послал сторожить «яблоко нартов». И было это возле какого-то моря...
Типа: осетины в Осетии – набродь понаехавшая. Что не ново и повсеместно.
Я – про все народы Евразии, отличные от неандертальцев. А вы про что подумали?
Верховенство в нынешней Алании принадлежит Царазоновым.
Древнейшая и благороднейшая фамилия. Владеет южной частью Уалладжыра: Нузал, Назигин, Амасин, Бад, Кора, Мизур, Цей, Згид и Зарамаг (хотя он относится уже к Туалгому). Им принадлежат внушительные крепости и укреплённые заставы.
Два комплекса святилищ – Сидан и Реком.
Сидан – «комплекс святилищ, объединенных одной священной поляной, являвшейся в то же время местом родового военного совета колена Царазон-та. Отсюда отправлялись на войну, предварительно умилостивит богов».
Патроном Царазоновых считался Мыкалгабырта (производное от архангелов Михаила и Гавриила). Это противоречит военной и «царской» специализации – у Мыкалгабырта просили богатый урожай, большой приплод... Но Царазоновы воспринимались как носители политической власти, объединявшей народ.
Реком, с комплексом тяготеющих к нему святилищ в Цейском ущелье, был общей для всех колен Уалладжыра святыней. Сам Реком считался главным святилищем покровителя мужчин, воинов и путников Уастырджи.
«Будучи вначале родовым святым колена Царазоновых, Реком позже приобрел характер общеосетинского божества».
Род почти полностью выбьют в последующих катастрофах. Но и в самом конце 20 века ещё живы потомки этих «цезарей Алании».
Аланы активно нанимаются в Византийскую армию. Весной 1156 года (десять лет назад) император Мануил Комнин «прислал в Италию флот вместе с аланскими, ромейскими и германскими всадниками». Это – последняя попытка Византии возвратить себе итальянские владения. Накануне сражения 28 мая 1156 г. ивиры (иверы) и аланы отправились в рейд в тыл врага. Отряд вернулся успешно, с трофеями. Затем последовал полный разгром всего войска.
После Дургулеля Великого происходит штатный процесс – нарастание феодальной раздробленности. Осложнённый у алан многочисленными архаическими пережитками. Как родового строя, так и не изжитого язычества. Что и даст (через 70 лет) ту ужасающе демократическую картинку:
«сколько местечек, столько князей, из которых никто не считает себя подчиненным другому. Здесь постоянная война князя с князем, местечка с местечком...».
Не смотря на все потрясения (или благодаря им) многочисленное княжьё воспроизводилось веками. Уже во второй половине 19 века российские императорские чиновники отмечают:
«на Кавказе князей и дворян разных степеней такое множество, что в этом отношении с Кавказом не может сравниться ни одна страна в мире».
Ещё бы! В некоторых местностях всё мужское население поголовно подало бумаги на зачисление себя в князья!
Ибн-Руста сообщает: «Царь аланов носит название багаир. Это название принадлежит всякому, кто у них царем».
Багаиров у алан много. Типа: на встречу с царём Грузии приехали многие овские (овсы – грузинское название алан) цари и князья.
Сейчас главный царь овсов – Джадарон. Его сын Сослан (ещё не родившийся) будет воспитываться при грузинском дворе и станет (через 22 года) вторым мужем знаменитой царицы Тамары.
Мхитар Гоша (1188 г.) в приписке к своему завещанию сообщает:
«Тамара, дочь царя Георгия, разошлась с первым мужем, русским царевичем, и вышла замуж за человека из Аланского царства, ее родственника по матери, по имени Сослан, которого после воцарения назвали Давидом».
Под руководством Сослана-Давида будут одержаны замечательные победы: разгром в 1195 г. в Шамхорской битве сельджуков во главе с Абубекром, взятие турецкой твердыни Карса, разгром в Басианском сражении 1205 г. турок султана Рума Рукн-ад-Дина.
"Божеству грузин Давиду, что грядет путем светила,
Чья с восхода до заката на земле известна сила,
Кто для преданных – опора, для изменников – могила,
Написал я эту повесть, чтоб досуг его делила".
Шота Руставели не знал, сочиняя эти стихи, что потомки скажут:
«А назавтра, сразу после появления этой книги, Грузия была оторвана от внешнего мира и на протяжении веков оставалась похожей на закрытый концентрационный лагерь».
Сослан странно умрёт. Вскоре после победы.
«Нагрянуло горе, умер Давид-Сослан, человек, исполненный всякого добра, божеского и человеческого, прекрасный на вид, в сражениях и на войне храбрый и мужественный, щедрый, смиренный и превознесенный в добродетелях. Он оставил двух детей: сына Георгия и дочь Русудан. Плакали, рыдали и повергли в печаль всю вселенную».
Нет ни причины смерти, ни места его погребения. «Божество грузин» – вот так просто взял и «дуба дал»? При всенародном оплакивании? Эта загадка была решена археологами только в 60-х годах 20 века.
Сослана убили свои. Сзади. Ударом чекана по затылку.
«... Пострадавший, по всей вероятности, находился в движении, будучи верхом на коне. В удобный момент противник нанес ему удар (удары) в голову твердым тупым предметом с ограниченной ударной поверхностью. После этого пострадавший потерял сознание. Во время падения тело всадника повернулось вокруг своей оси по ходу часовой стрелки при фиксированном состоянии стоп. В результате этого одномоментно образовались винтообразные переломы обеих большеберцовых костей на уровне верхней трети диафиза. В дальнейшем, когда его верхние конечности достигли поверхности земли, наступил перелом костей правого плеча и предплечья...».
Убийцы были из высшей знати – победоносный царь был им опасен.
Слишком могущественные кланы были замазаны в заговоре. Ни церковь, ни жена – не рискнули ни наказать убийц, ни сделать из царя-осетина символ героя-мученика, павшего за Благословенную Грузию. Даже память о нём была опасна: нет ему места в некрополе грузинских царей.
Тамаре пришлось отправить тело супруга тайно в Аланию. Сослан-Давид принял смерть по дороге от Карса в Тбилиси. Тело везли из г. Гори через Никози (Южная Осетия), через перевал Зикара в Северную Осетию, через Касарское ущелье (Уаллаг-Ир) в Нузал, где расположено родовое кладбище Царазонов.
Параллельно в Алании существуют и другие «багаиры и алданы». Летопись упоминает двоих – соискателей руки Тамары при выходе ее замуж в первый раз. Не имев успеха, они впали в уныние и уехали из Тбилиси, но один из них в дороге от горя (или – от винопития с горя?) умер и был похоронен в Никозской церкви св. Раждепа.
***
– Так ты, значит, Аслан. Из Царазонты.
Я задумчиво разглядывал посаженного в «русскую» дыбу молодого парня. Вот как я выглядел со стороны в Московском застенке... Голый, раскаряченый, беспомощный... Этот – ещё не поротый. Ну, это-то поправимо.
Парень задёргался. Попытался как-то извернуться, что-то завопил обиженно на своём наречии.
Я с интересом рассматривал собранную Ноготком коллекцию инструментов.
"В ресторане по стенкам висят тут и там
«Три медведя», «Заколотый витязь», -
За столом одиноко сидит капитан..."
Не в ресторане, а в застенке, не за столом, а в дыбе, не капитан, а идиот... Но по стенкам – висят. Инструментарий. Ох, и нагляделся же я на эти штуки в «Святой Руси»! Больше скажу – напробовался.
Кнут со сверхзвуковым веером конских волос на конце. Не развернуться им тут. Две гладких плети. С двойными и тройными коготками. Я как-то о тройниках московских Ноготку рассказывал.
– Чего он бормочет?
– Ругается. Говорит э... месть будет страшна. Великое и могучее племя Царазон-та придёт сюда и не останется ни живого, ни целого, ни...
– Ноготок, а вот эта плеть рабочая?
– Да.
Проверяем.
– А-а-а!
Работает. Хотя, конечно, навыки утрачиваются. Угол атаки надо бы... ортогональнее. Потолки тут низкие – неудобно.
– Ноготок, объясни придурку. Царазон-та не пойдёт за тысячи вёрст проливать кровь за поротого пащенка ничтожного раба и шелудивой верблюдицы. Тебя ждёт долгая и разнообразная смерть. Меня не зря зовут «Зверь Лютый» – твоя смерть будет э... продолжительной. И – впечатляющей. Понимаешь, парень, ко мне приходит множество людей. Их приходиться воспитывать. Убеждать в необходимости следования порядку. Ты хорошо подойдёшь. На роль наглядного пособия. Молодой, красивый, здоровый... Ты будешь вопить долго и громко. А в конце мы отрубим тебе голову. Машиной. Видел уже? Уникальная вещь, тебе будет интересно. Потом посадим голову в стеклянную банку. У меня уже собирается приличная коллекция. А вот царазонтовских пока...
Глава 506
Пока Ноготок размеренно переводил, я подобрался к терпиле поближе и потрепал его волосы.
– Хороший цвет. Рухсас. Рядом с полу-лысой головой епископа – очень гармонично смотреться будешь.
Алан часто называли «светлоголовыми». Ибн-Руста подразделял алан на 4 племени, и отмечал:
«Почет и власть принадлежит племени, называемому Дахсас».
Это от иранского «рухсас» – «светлые (белые) асы».
Интересно: я уже достаточно наманьячил? Ну, типа страшный взбесившийся лютый зверь с позывами к кнутобойству, людоедству и садизму.
– Он говорит, что не сделал ничего плохого.
Хорошо: пациент от угроз отмщения перешёл к оправданиям.
– Ты сделал достаточно. Для самой лютой смерти. Ты, Аслан, соблазнил мою сестру. И тем унизил меня и весь мой род. Даже если я скормлю тебя живьём здешним бешеным рыжим лесным муравьям – это будет лишь слабая тень того наказания, которое ты заслужил.
Парень замер, вслушиваясь в равнодушный голос Ноготка. Потом до него дошло. И он панически забился в колодке.
***
В родовом обществе «честь рода» ещё большая ценность, чем даже в феодальном. По «Русской Правде» и «Уставу церковному» за подобные игры можно откупиться золотом-серебром. В родовом – только смерть. Желательно – максимально мучительная и изощрённая. Удовлетворяющее чувство мести сородичей и тягу к просвещению соседей: «чтоб неповадно было».
Род должен защищать своих членов. Например – видом потрошённого трупа обидчика. Или его обглоданным скелетом.
***
– Он говорит – она, де, сама. На тряпку золочённую польстилась. Он и заплатить хотел, да не успел. В вещах его, говорит, гляньте. Он, де, не знал. Что она сестра воеводы. Что нельзя. Девки-то да бабы русские по всей дороге – завсегда.
– Незнание не освобождает от ответственности. А к чему ты привык... твои заботы. Для начала мы тебя...
Я снял со стены железные клещи. Похожи на те, которыми меня когда-то в Киеве Саввушка... Подёргал ручки. Не смазаны. Скрипят. Выразительно.
– Мы тебя охолостим. Чтобы не только не повадно, но и нечем. И станешь ты, Аслан из Царазонты, аки голубь божий. Чист и безгрешен. И хочешь – без, и не хочешь – без. Без греха.
Ноготок перевёл, а я, тем временем, взял следующий образец пыточной механики.
– Спроси у него: ему как милее – чтобы откусили? Или чтобы раздавили? Тут вот губки острые. А тут вот тупые.
И я вежливо показал собеседнику оба инструмента, чуть пощёлкав ими, дабы подчеркнуть различие.
Парень... одурел. Панически забился в дыбе, заелозил голым задом по земле. Как я помню по Кучковским застенкам, это... не самое приятное занятие.
Я, пребывая в сомнении, тяжело вздохнул, никак не решаясь сделать выбор между клещами, сочувственно спросил:
– Ты-то сам как? Дети-то хоть есть? А то младую ветвь знатного и славного рода...
Парень, уловив перевод Ноготка, понёс что-то жалостливое скороговоркой. Пытался быть убедительным, но не выдержал. Постепенно повышая тональность, перейдя в конце в визг и... и всхлип.
– Говорит, нет. Детей у него нет. Неженат ещё. Молодой-де, осьмнадцати ещё нету. Пошёл в Суздаль – денег подзаработать. На свадьбу. А Боголюбский их всех выгнал.
Естественно: семейному человеку искать удачи в чужих землях – не с руки. В такие авантюры ввязываются бобыли да сопляки. Им-то кажется, что за морями, за долами и мёд слаще, и вода мокрее. И бабы – все, как на подбор, красавицы. Только и ждут. Его одного, лихого-удалого.
***
Аслан неточен. Насчёт – «всех выгнал».
Ясс Амбал, что по-аллански означает «сотоварищ», «соратник» останется в Боголюбово, примет участие в убийстве князя Андрея. Потом Всеволод отрубит ему голову.
Почему? Почему все заговорщики, не только привязанные к своим вотчинам Кучковичи, но и вот, человек иноземный, который мог уйти с заработанным-награбленным в родные пенаты – остался на месте преступления? Была какая-то надёжная гарантия прощения, амнистии? От кого?
***
Парень – то плакал, то пытался угрожать. Вспоминал родной аул, родовую башню, орлов над пастбищами...
Ноготок переводил, я изредка уточнял. Марьяша была права – парень и вправду не из простых. Седьмая вода на киселе нынешнему царю Джадарону. Называет себя князем, алдаром. Но... У его отца – аул в тридцать семей, каменная трёхэтажная башня и три сына. Этот – младший. Таких... алдариков в Алании – тысяч несколько.
Чисто для очищения души спросил:
– Сестру мою в жёны возьмёшь?
Сперва он не понял. Потом снова начал елозить... гениталиями по полу:
– Да! Да! Конечно! Хоть сейчас! Только отпустите и сразу...
Мда... И на кой чёрт мне такой зять?
А с другой стороны – и куда ту дуру девать?
– Ноготок, этого... умыть. И в одиночку, на второй уровень.
«Насчёт колхоза я договорился. Высылайте колхозников».
В смысле: жених согласен. Теперь осталось уговорить невесту. И папашку еёную. О-хо-хо... Ну и занятие. Пирит искать – легче. Теперь понимаю – почему свахам на Руси хорошо платили.
"Слышишь песню бубенцов, красавица?
За твоею за красою тройка мчится.
Надевай скорей сережки, доставай наряды -
Сваты едут, сваты едут, сваты едут, едут сваты!
А жених наш работящий, да пригожий -
Он бедняк, зато душою он богатый.
Хлеб посеять, дом построить -
Все он сделать сможет.
Сваты едут, сваты едут, сваты едут, едут сваты!".
«Хлеб посеять, дом построить»... как это примитивно! И, пожалуй – вульгарно и низкопробно! У блягородных – всё изысканнее. «Сорок тысяч джигитов! И все скачут!». Жаль – не наш случай.
...
В балагане меня встретило рычание князь-волка.
Панорама... Мамай прошёл. Туда и обратно. И неоднократно. В моём кабинете.
Факеншит! Здесь же средоточие государственной деятельности и иновременной мудрости! Всё перевернули! И разнесли в кусочки.
Да, Курт, да. Эти голозадые обезьяны... они такие... разрушительные и переворачивательные.
Какой я умный! Что сообразил убраться отсюда...
Нетрудно представить – Аким прибежал, завопил:
– А? Что?! Где горит?!
Наехал на Марьяшу. Та по-отпиралась и созналась. Во всём. Частично.
Дальше пошло углубление. В смысле – до подноготной. И не только сестрицы.
Похоже, в моё отсутствие родственники интенсивно общнулись: в одном углу свернувшись в клубочек и закрыв голову руками выла Марьяша. В другом, глупо уставившись в пространство, сидел Ольбег, периодически механически вытирая струйку крови из носа. В середине помещения, на персидском (между прочим!) ковре, скульптурная группа из двух мужчин изображала скачку на аргамаке по степи.
Ковёр в качестве Степи... могу представить. Яков верхом... ничего. Но аргамак из Акима... никакой. Седобородый старый мерин.
"Опять, как в годы золотые
Друг с другом спорят старики
И давят чувства молодые
Отеческие тумаки...".
В смысле: как в Пердуновке бывало. Наркоман психа успокаивает.
Слева от входа равнодушно взирал на происходящее Сухан.
А чё? – Приказа – не было, прямой и явной угрозы объекту охраны – нет. Ввиду отсутствия самого объекта.
Справа нервничал Курт. Беда же! Свои же! Дерутся-убивают! Но даже в его крокодилячью башку дошла мысль: лезть между двумя сцепившимися русскими бывалыми воинами... побьют оба.
– Об чём веселье, люди добрые?
Ответ был неразборчив. Яков отвлёкся на моё появление, и Аким ухитрился очень прилично лягнуть его по копчику. Копчик у славного «Чёрного гридня»... чугунный. Не пострадал. Но передал ощущения в ЦНС. Отчего Яков... поморщился.
– Эй, слуги! Ведро воды колодезной!
– Уже! Вот! Мы по ведру на каждого запасли! Ну... ежели вдруг... И лекарку позвали!
– Молодцы! Хвалю за службу!
Хорошие у меня мальки в вестовых. Сообразительные. Не одни матерщинники попадаются.
Я подхватил ведро и выплеснул на Акима. Яков сумел, как-то хитро изогнувшись, отскочить в последний момент. А вот родименький батюшка... умылся по полной. Аж до исподнего.
Ковру, конечно, хана... Ну и фиг с ним. И я повторил со вторым ведром. Аким Янович – человек бывалый, много чего переживший. «Старикам – везде у нас почёт». И – по нечёт. Ему – двойную дозу. Остальным?
– Вот ещё ведро. Советую самим умыться. А то выглядите... некошерно.
Забавные у меня вестовые – и на мою долю ведро принесли. Предусмотрительны до противности.
Аким сидел в луже, шипел и выжимал воду из бороды.
– Убить! Убить гадину! Паскуда! Где она?! Сбежала, падлюка?!
– Аким! Не пори чушь! Чушь и так тебя боится. А падлюка – сзади, за спиной твоей. Убить...? Можно. А можно – замуж выдать.
– Чего?! Да кто эту... прости господи... старую драную облезлую...?!
«Кто нам мешает – тот нам и поможет».
– Жениха я нашёл. В застенке сидит. Он согласился.
– Хто?! Какой жених?!
– Аслан. Тот самый с которым она...
Господи! Да что ж они так орут.
Разобрав в общем оре ломкий басок Ольбега, я повернулся к нему и посмотрел укоризненно. Парень устыдился и замолчал. Но эта парочка... папашка с дочуркой... Хорошо видно генетическое родство. И общая культурная традиция.
Аким добрался до Марьяши, ухватил её за волосы и принялся таскать в разные стороны. Сестрица истошно визжала и царапалась, батюшка рычал и плевался.
Факеншит, облысеет бабу! У неё же такие мягкие приятные волосы...
– Хорош орать! Сейчас ещё воды плескану!
Возникшая после моей угрозы пауза позволила поинтересоваться:
– Так ты что, Марьяша, замуж не хочешь? То говорила: молодой, горячий, красивый. Ла-а-асковый. Не жадный. Обещанное тебе очелье, золотом шитое, сам видел. А то вдруг не люб стал.
Марьяша завыла снова:
– А-а-а! Не хочу! Не пойду за него! Молодой, чужой... на чужбину... Ы-ы-ы.
***
Женщины, как и феодальные роды, только более инстинктивно, ищут в брачном союзе материальной выгоды. Надёжных гарантий обеспеченности себя и своего потомства. Выйти замуж в чужой народ, далёкое место... страшновато.
Три разных задачи: брак – обряд, традиция общины, которая зависит от принятых в ней законов. Любовь – влечение, привязанность к кому-то, явление психологическое и неизученное. Оргазм – обычная реакция здорового тела на определённое воздействие.
Могут дополнять друг друга, сочетаться в разных вариантах, но не являются гарантированной причиной либо следствием друг друга. Отчего и возникают коллизии, составляющие, в значительно мере, историю человечества и многих его культур.
Всё это, конечно, важно и интересно. Если у вас есть что есть и куча свободного времени.
На «Святой Руси» – обычно нет. Поэтому... «Стерпится – слюбится» – русская народная.
***
Аким, уловив негативную реакцию дочери на моё предложение, немедленно «попёр в перекор»:
– Чего?! Ты ещё кобениться будешь?! Как блудить – так согласная? А как под венец, так кочевряжешься?
Дальше пошла непереводимая (с русского на русский) игра слов, густо насыщенная негативными этическими оценками и разнообразными животноводческими терминами. Когда дыхание у Акима закончилось, и поток пожеланий и характеристик на короткое время прервался, я влез с уточнениями. По поводу «трёх разных задач»:
– Значится так. Аслан – христианин. Неженат. Так что брачный обряд – вполне. Тебе с ним... сладко. Тоже – подходит. А любовь... «Любовь зла. Полюбишь и козла». Своего.
– Не-е-е-т! Не хочу! Не пойду-у-у...!
– Цыц! Дура! Плетьми запорю! Волосья выдерну! Зубы выкрошу! С-с-учка...
Это – не моя реплика, это Аким «власть отеческую» восстанавливает.
***
Штатная, вплоть до обязательности, сценка. «Молодая» обязана, по традиции, рыдать, вопить и биться в истерике, выражая достоверно своё «в замуж не пойду!». Родитель – рявкать и мордовать. Но не сильно – красу несказанную попортишь.
Надо, наверное, заметить, что «вой невесты» – явление закономерное. У парней – сходно. Только менее выражено в акустике.
Дело в том, что «хомнутые сапиенсом» не приспособлены, как ни странно, к самостоятельному выбору брачного партнёра.
«Свобода брачного выбора» – новодел пары последних столетий. Даже и в 21 веке «примерно каждый второй человек испытывает трудности в личной жизни и в деле продолжения рода».
Уточню: я про психологию и выбор, а не про то, про что вы подумали.
Трудности на первых свиданиях или с поддержанием уже существующих отношений возникают у половины людей. Это характерно в равной степени, как для девушек, так и для парней. Причина кроется не во внешности, характерах или половых органах. Все обусловлено глубинными эволюционными и социальными причинами.
Половым поведением человека во многом управляют инстинкты, заложенные на уровне генов и приспособленные для жизни в той обстановке, в которой эволюционировали его предки.
«...большая часть таких инстинктов возникла в то время, когда у человека почти не было выбора в отношениях с противоположным полом: в большинстве случаев невесту или жениха за него выбирали родители. Эти обстоятельства изменились недавно, и у нас просто не было времени к ним приспособиться. В прошлом интроверсия не была проблемой для людей, так как задачу поиска подходящей пары решали за него».
Всё естественно, инстинктивно и эволюционно: мокрый и встопорщенный Аким с лысым «братиком» делают «выбор брачного партнёра» за Марьяшу. Так – везде. Особенность «русскости» – в демонстративной повойности «осчастливленной выборами».
«Устав церковный» предусматривает виру с родителей ребёнка, совершившего самоубийство из-за неисполнения родителями их обязанностей – «выбора». Но не из-за «мнения о качестве» выбора.
***
– Что ж вы бедняжку так мучаете? Что она вам плохого сделала?
– Она родилась. Бабой. Теперь мы её замуж выдаём. Забери дуру. И дай Акиму Яновичу что-нибудь сухое одеть.
– Что, правда замуж? Ой как интересно! Пойдём-пойдем, моя хорошая, ты мне всё расскажешь, на плечике поплачешься, я тебя утешу, слёзоньки вытру. Не плачь, не плачь, золотце, все через это проходят. А уж тебе – и вовсе стыдно. Чай не в новость, чай не девка сопливая, глупая...
Гапа – умница. Появилась только тогда, когда все утомились. А истерика Марьяши стала неуправляемой. В смысле – бессмысленной. Сейчас шиповничком-пустырничком отпоит, медком сладким покормит, словами мягкими успокоит. И будет моя сестрица, как и положено доброй христианке – тихой и покорной. «Что воля, что неволя – всё равно». И примет крест свой со смирением. С надеждой. Не то – на жизнь счастливую, не то – на посмертие светлое. «Выигрыш» – гарантирован в любом случае.
– Ты чего делаешь?
Я загибаю пальцы, считаю, не поднимая глаз на Акима:
– Жених – согласен. Невеста – согласна. Отец невесты – согласен. А вот...
Я машу оставшимися пальцами:
– А вот сторона жениха... Аким, ты, случаем не знаешь – что это за яссы к нам забрели?
– Как не знаю?! Да я сам их сюда зазвал!
Оп-па...
Аким улавливает моё недоумение. С э... негативным оттенком. Пытается вспетушиться. Но мокрая борода... и вообще... Мокрая курица – знакомо? – Не кукарекает. Отступать и прятаться старому воеводе...? – Да. Умеет и легко делает. В бою. В разговоре – прёт напролом.
– Я! Пришла сигналка! С рубежа! Гапа говорит – не пущать. Пока Воевода не вернётся – пусть там, в Гороховце на Клязьме сидят. А я глянул – мои. Иноземцы. Род-то царский! От самой княгини Суждальской! Гапка-то – нет. А я – кулаком по столу! Службу править мешаешь! Ужо я тебя!
– Погоди, Аким Янович. А что ж ты сам к ним не сбегал?
– Хто?! Я?! Буду я ко всякой наброди безродной бечь?! Не велик чин – сами добрели.
– Не пойму я. То ты говоришь – царский род, то – набродь безродная. Ладно. Почему по телеграфу не переговорил прежде? Не вызнал: с чем идут, чего хотят.
– Хрень это! Как я по буковкам в сигналке пойму – что за люди? Чего те скажут, то твои блымкальщики и отблымкают. Да ещё и переврут, поди. А в глаза глядя – видать. Врёт тот, аль нет.
Смысл понятен – Аким Янович заскучавши. Опять и сызнова.
Дальше – по стереотипам. Идти навстречу – нет. Младший идёт к старшему. Старше Акима... Рюриковичи. Всё.
Телеграфа он не понимает, форма деятельности «работа с документами» – с души воротит, «доверенных лиц» – нет. И – скучно ему. Очень. А тут... на голов приказных топнул, кулаком грюкнул, вятшизм свой выказал. Пришли пришлые – снова: гонор почесал, уважение получил, слов наговорил... При деле.
В бумагу, в которой глупость написана, хоть плюй, хоть нет – бестолку. А в морду, которая глупость сказала – с удовольствием. Азартно, весело.
Итого.
Помнится, я собирался наказывать за ошибку, за допуск посторонних в город – Агафью. Типа: «ближники не должны ошибаться». А тут выясняется, что виновник Аким. Ошибка – следствие глупого гонора, неспособности воспринимать новые технологии, служебных упущений.
Негоден. Жаль.
Надо его как-то... снять с места.
Прежде – обдумать. Потом.
– Та-ак... Ну и что за люди пришли – выяснил?
Аким, то недовольно фыркая, то ругаясь вполголоса, переодеваясь в присланное Гапой сухое платье, сообщил подробности.
Почти три десятка алан. Основная часть – младшие отпрыски младших родов из Царазон-та. Дальняя родня царю Джадарону. Мужик, говорят, здоровущий, прозвище – Джада-богатырь. Ходили в Боголюбово наниматься к княгине в «слуги верные». Но у той бюджет ограничен – нескольких взяла, остальных, зиму отгостевавши, с терема попросили.
– Тута вот какое дело, Иване... окромя сопляков этих, джигитов со стояками, мать их... Мда... есть промеж них пара-тройка людей... умудрённых. И один их них, именем Урдур, сильно хотел с тобой потолковать.
– Об чём?
– А не говорит. Так... петляет. Будто заяц от борзых. Я так понимаю, что есть у него к тебе тайное дело. От княгини Анны. А может, и от самого...
– Солнце встало. Тут – прибрать, завтракать, через час – приведи этого... Урдура. Под рукой.
Суетня последующего часа совершенно не дала времени для обдумывания ситуации. Когда у дверей моей приёмной раздалось покашливание Акима, я не сразу вспомнил – о чём это он.
Бывший у меня с докладом Чарджи собрался уходить, но я притормозил:
– Аким, на каком наречии говорить будем? На кыпчакском? Чарджи, будь любезен, поработай толмачом.
Аким и Чарджи... очень насторожены друг с другом. И это хорошо: дело выглядит серьёзным. Мне нужны разные точки зрения. И важна точная передача смыслов. А Аким, как всякий русский военный человек, кыпчакский понимает, но... «Слезь с коня, хвост кобылячий! Руки в гору, паскуда косомордая!»... ограничено.