Текст книги "Одуванчик (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

   Камбила не мог перестать быть князем – это его жизнь. Не мог распустить дружину – без неё он не князь. Для её содержания он должен собирать дань с купцов. Треть – отдай в Ромов. Отними у своих людей. Его люди – его сила.

   Хочешь быть слабым? – Почитай Криве. Придут датчане и всех вырежут. Так уже было. В Трусо и Каупе. Так будет и здесь через полвека. «Слабые – умерли».

   Хочешь стать сильным? – Не почитай. Тогда жрецы нашлют проклятия, болезни. Запретят крестьянам продавать тебе хлеб. Или – поднимут против тебя народ. И ты умрёшь. «Сильные – умерли».

   А кто ж остался? – Верные. Верные «божественным близнецам».

   Историческая закономерность требует выйти из-под власти жрецов.

   Вбитое с детства преклонение перед «божественными братьями» – поклониться очередному криву с кривулей.

   Княжеский статус – иметь сильную дружину, а значит – серебро.

   Преклонение – отдать «божественный металл» жрецам.

   И запомненные с детства рассказы выживших. О тогдашней гражданской войне. О священной, справедливой, народной, братоубийственной...

   Наследственный правитель может быть глупцом или слабаком. Но князья пруссов не защищены жёстким наследственным правом. Да, он должен быть из освящённого традицией рода Брутена и Видевута. А вот дальше... Чтобы захватить власть, ещё более – чтобы удержать её... Дуракам здесь не место.

   Камбила помнил проклятия родственников уничтоженных витингов, помнил попытки эмигрантов вернуться. Поиски «агентов» и «отступников», «зачистки», устраиваемые жрецами. Кривы забрали у него дочь. И выдали замуж куда-то... за тридевять земель. Забрали сына, сделав его вайделотом в Ромове, не смогли, или не захотели, вылечить его другого сына.

   Они принесли ему много зла. Но ответить им он не мог – нет сил.

   Личный интерес – месть, переплетался с интересом экономическим, со стремлением к собственному аллоду. К свободе. К самовластию.

   Нельзя. Убьют. Как было шестьдесят лет назад. Сами или подставят под датчан. Как было в Каупе и Труссо.

   И тут – «тёмная лошадка»!

   Кестут. Внук. Который – свой, но – чужак. И потому уже, просто по ксенофобии – враг всем местным. Которого можно использовать. «Втёмную» – пока он не разобрался в здешних подробностях. Поставить в условия, в которых ему будет некуда деваться.

   «Эффект первого взгляда»: первым показать – кто здесь друг, кто – враг.

   Применить. Как приманку, как провокатора, как отвлекающую цель, как союзника...

   Новая фигура на столетиями существующей «шахматной доске» прусского общества. Где дружины, «сила» – раз за разом проигрывают кривам, «слову». Пятый туз, джокер, второй ферзь...?

   Здесь нет точного расчёта – только чувство: можно чуть «покачать лодку». А там...

   Через столетие таким как Камбила, придётся выбирать между смертью и унижением, припаданием к сапогам чужеземцев. Для реализации давно вызревших собственных аллодных устремлений.

   Смерть... она всегда за плечами. А «припадание»... пусть уж лучше другие – к моим.

   Кастусь в таких играх... Даже не равный или младший партнёр – просто «заноза в заднице» служителей «божественных близнецов». Возможность хотя бы поторговаться с жрецами:

  – Ай-яй-яй! Какой он нехороший! Сходить-вырезать? Я – всегда! Всей душой! По первому же слову великого, мудрого и горячо любимого! Криве-Кривайто – отец! Кормилец, спаситель... И – светоч! Но... воинов у меня маловато. Вот бы мне года на три освобождение от налогов... Я бы сотню воинов нанял... И тогда! Малой кровью, могучим ударом...! Во славу Перуна!

   Камбила не просто сэкономил на прокормлении вадавасов – он создал предпосылки для изменения баланса сил на Самбии. Для появления союзника... или – «тральщика», «форпоста», «жертвуемой фигуры», «гуляльщика по граблям».

   Вот почему он отдал... или – навязал? – Кестуту ту округу. Наиболее удалена от Ромова, наиболее разнородно заселена. Там тлеют ещё угли разгромленного восстания, там есть люди, которые не думают: «Нами... повелевает общий закон и одинаковый образ мыслей...».

   «Кукушонок» ещё ничего не сделал, просто появился. А его уже превращают в знамя. В знамя социального, конфессионального, национального... протеста, в символ новых грядущих... нет, ещё не потрясений. Хотя бы возможности поговорить о них.

   Если бы Кастусь и его окружение были другими – их «съели» бы сразу. Но у них был опыт междоусобной, межконфессиональной войны на Поротве. Мои советы, моя помощь – мелочи. Полезные, но не более. Вот такая команда, с вот таким опытом, вот в этом месте-времени – могла изменить ситуацию. Смогла.

   Масса здоровых мужчин, пришедших к Кестуту на «женскую лотерею» представляла огромный резерв рабочей силы. Я, вспоминая своё первое лето на Стрелке, мог только завистливо вздыхать. Ещё у Кастуся была пара ребятишек из выучеников Фрица. Пошла, нет – понеслась вскачь стройка.

   Сам городок – отстраивается по полной «русской фортификации». Кастусь брал Москву, видел Рязань, побывал в Городце, усвоил «русскую триаду» – ров-вал-стена. Бурги традиционно используют только вал, иногда – с частоколами внутри него. В Ромове вал не ниже Киевского – пятнадцать метров в высоту, сорок – в ширину у основания. Это – при диаметре самой площадки более двухсот метров.

   В Каупе сразу стали ставить крепость по образцу Радила. Включая воротную башню, мост на режах, барбакан... Ну и что, что покойный Радил был враг? Построил-то хорошо? – Используем.

   Начинка города, планировка – от меня. «Белые» избы, просторные (менее пожароопасны) подворья, единый план. Сходно обустраивалась и округа. Ещё: кирпичный завод, лесопилка, кузнечный двор, мастерские, княжеские коптильни, пристани, верфь, склады, казармы...

   Из особенного – канал. Кастусь приказал вычистить и укрепить ту дырку в Куршской косе, на которой держалось благосостояние сожжённого полтора века назад Каупа.

  – Живо-живенько! Пока море тёплое.

   Помимо углубления дна и укрепления берегов, ребята вспомнили рассказы о частоколах на дне, которые когда-то использовали на Неро вблизи Ростова и Сарского городища для защиты от находников. И несколько их модифицировали.

   Талантливые ребята – у меня таких задач нет, решение – их собственное. Получился не традиционный для пруссов «мост из ящиков», а «всплывающая челюсть»: при опасности выдёргивались стопоры, передний конец изгороди всплывал, и перед гипотетическими ворогами появлялись из воды ряды чёрных от смолы заострённых концов брёвен. Такие... «акульи зубы». А притопить их... только из береговых башен.

   Сразу же поставили две церквушки. Одну внутри города – парадную, «княжескую». Другую чуть позже – на косе, за каналом. Где сразу же начали строить новое поселение.

   К Кестуту приходили разные люди. Некоторых было необходимо срочно убрать из поля зрения «общественности». Вот для таких и предназначалось отдалённое от городка проливом селище.

   Активность Кестута не могла быть тайной от кривов в Ромове. Оттуда вскоре прислали жрецов-инспекторов.

   Вайделоты пытались урезонить Кестута:

  – Ты же наш! Посвящённый воин Перуна! Как ты можешь ходить с крестом на шее?!

  – Вот именно. Как воин Перуна я имею право носить такие доспехи, которые мне удобны. Эта штука (Кастусь приподнял и внимательно посмотрел на здоровенный медный крест у себя на пузе) отлично защищает мой пуп. Который есть средоточие жизненных сил. Или вы хотите моей смерти?

  – Ты должен изгнать или убить всех христиан!

  – Кому должен? Мой долг – забота о процветании моего народа. Вот христианин. Он строит воротную башню. Для безопасности людей. Кнута Великого помните? Кто из вас может построить такую? Пока не построит – он единственный мастер. Он – под моей защитой.

   Парень-мастеровой перепугался и позже прямо спросил:

  – Э... княже... А – потом? Ну... как я построю? Ты меня им выдашь?

  – Как построишь эту – будешь строить следующую. А там... глядишь – они и сами сдохнут. Давай-давай! Меньше болтать – больше делать!

   «К тому времени кто-то умрёт: или – шах, или – осёл, или – ходжа».

   Я рассказывал Кастусю эту притчу. Фактор времени – нужно учитывать.

   Увы, на «просто поговорить» – разойтись не удалось. Вайделоты не отставали, нудели, натравливали сембов на пришлых и местных христиан, пытались побить попа. Кастусь терпением не отличается – должен был... эскалировать ситуацию. Тут Елица вспомнила эпизоды времён разборок на Поротве. И убедила послать к жрецам Перуна – боевого волхва Фанга.

   Надо понимать, что отношение между Перуном и Велесом в здешнем пантеоне сравнимо с отношением Иисуса и Сатаны – полная вражда и отрицание.

   Беседа служителей Перуна с боевым волхвом... увлекательнейшее зрелище. Вайделоты – тоже люди. Одно дело – погонять привычных, неоднократно битых христиан, другое – «наехать» на живое воплощение подземного мира. Который пообещал всем присутствующим «гнев носителей калины». И – исчез. Доложил об «особом мнении» чернокожей богини из Калькутты с поясом из человеческих черепов. И – исчез. Сообщил собеседникам «свежие новости с того света» об их скорой болезненной смерти.

  – Вас там уже ждут. С нетерпением и инструментами.

   И – исчез.

   Боевой волхв эта такая сущность... Его видно только тогда, когда он этого сам хочет.

   Был бы на его месте какой-нибудь сатанист – и наплевать! Сатана – из христианского пантеона, который весь – глупость и выдумки. Но Велес... Сам Перун с ним сражался! Победил, наказал. Даже скотинку свою вернул! Но истребить – не смог. А уж простой мирный вайделот... Который обычно по плодородию и гармонии...

   Елица взволнованно уговаривала мужчин обойтись «без пролития крови». Кастусь кричал:

  – Я никого не боюсь! Меня никто не остановит! Поубиваю всех нафиг!

   ***

   На предложение: «пора валить!», пессимист спрашивает – «Куда?», оптимист – «Кого?», а реалист – «Когда?»

   Князь Кестут был закоренелым оптимистом.

   ***

   По счастью, рядом сыскался не менее закоренелый реалист. Фанг выслушал спор князя с его наложницей, покивал, уточнил:

  – Без пролития?

   И – исчез.

   Утром одного «инспектора» выловили возле пляжа. Утонул, бедняга. Запутался в рыбацких сетях. И чего он среди ночи в море полез? Рыбку воровать?

   Ещё большее недоумение вызвал труп второго. Сунулся, невдалый, с чего-то, в недостроенную башню. Может, хотел призвать небесный огонь снизойти на головы и имущество иноверцев?

   Огонь – не огонь, а вот бревно, представьте себе, снизошло. Прямо так... по загривку. Перелом основания черепа. Воля, знаете ли, богов. Всех девяти. Или только трёх самых главных?

   Ни свидетелей, ни следов... «Аллах акбар», несчастный случай. Два. Несчастных.

   Тела с почестями доставили на святилище соседней волости за 15 вёрст. Где они и были, согласно обряду, преданы огненному погребению. Как достойнейшие служители «божественных близнецов».

   Отличия: присутствие попа и волхва. Которые, как и положено по ритуалу похорон вайделотов, смеялись, прыгали и хлопали в ладоши. Как в здешнем раю. Куда, несомненно, и направляются души свеже-упокоенных.

   Так не бывает! Это невозможно!

   Но Кастусь сходные хохмочки устраивал у себя на Поротве. В ходе «принуждения к миру» своих разно-верующих «московских литовцев». А чужое мнение о границах возможного... давится видом сотни вооружённых вадавасов. При оружии и в глубокой скорби. По нынешним и грядущим покойникам.

   И почти тысяча сопровождавших. Которые объели всю округу.

   Концентрация «жрунов» достигла уровня стихийного бедствия. Но традиции надо блюсть.

   Тризна – это святое.

   Что гости рассказывали местным слушателям... про отсутствие у вадавасов рогов и копыт, как внушал местный крив (ваш-то? – бестолочь законченная!)... про восстановление ставшего уже легендой Каупа (то был золотой век!)... где благоденствовали и процветали предки (а мы чем хуже?)... про отказ князя от сбора податей (без налогов?! – охренеть!)... про раздачу женщин (даром?!!! – Ё! Ё-ё-ё)...

   Слова-слова... Что жители Варгенавы и Бледавы получили своё, личное представление о пришельцах, о новых порядках, о том, что христиане – вполне нормальные люди... Чисто вопрос между-ушия.

   Деталь мелкая: если к тебе пришёл гость – ты должен его накормить. Если ты придёшь к нему – он обязан ответить взаимностью. Так не сходить ли нам в тот город, где должны «отоварить наши талоны на питание»? Заодно и поглядим на новизны. А то и подзаработать удастся...

   Это не решало проблему. Из Ромова должны прислать следующую, более серьёзную команду. Но Кастусь выигрывал время.

   Месяц – большой срок. Если жизнь бьёт ключом и каждый день что-то новенькое.

   Кастусь вполне уловил мою манеру: в технологиях – повторяемость, в конфликтах – неожиданность.

   К следующей группе вайделотов, более многочисленной и лучше оснащённой, в теологическом и оружейном смысле, он вышел только на минуточку, а Фанга даже и показывать не стал – выслал попа и трёх вадавасов. Из особо проверенных.

   Да не идеологически проверенных – пищеварительно!

   Теологический диспут начался напряжённо. Тут Елица, на правах хозяйки дома, позвала всех к столу.

   Через полчаса все начали петь священные песни. Зрелище православного попа в шитом золотом облачении, в обнимку с истовым вайделотом в белом и бесформенном, пытающегося подпевать на неизвестном ему языке древний гимн Перуну – произвело впечатление на сторонних наблюдателей.

   А рассказы пьяненького вадаваса о битве на Земляничном ручье потрясли сопровождавших «инспекторов» витингов:

  – Там вот такие тарпаны! Вот такого роста! И все скачут! Тысячи! Сорок тысяч одних тарпанов!

   Тарпанов такого роста, как он показывал, не бывает даже в Степи. Здешние – ещё меньше.

  – Это ж сколько на них мяса...

   завистливо прошептал один из витингов, и вцепился зубами в жеребячью ногу.

   ***

   Охота и рыбная ловля, вследствие выгодных природных условий, являлись уже с эпохи мезолита минимум по VII в. н. э. ведущими промыслами местного населения. К 12 веку доля дичи в пропитании постепенно снижается, но ещё очень высока. Древние обитатели прусских лесов – тарпаны, олени, косули, туры, кабаны – в изобилии на всем протяжении первой половины II тысячелетия н.э. В отличие от «Святой Руси», лошадей здесь едят. Молоко и мясо тарпанов употреблялось пруссами в пищу и в XVI в.

   ***

   Спирт здесь пить не умеют, стопка меркой не считается. Через три часа вся «инспекция», проблевавшись на заднем дворе, нервно спала, постанывая и подёргивая ножками. А «проверенные на пищеварение» вадавасы бурно храпели, выдыхая отравленный алкоголем балтийский воздух.

   Пробуждение было тяжёлым. Естественно: «полечить голову».

   Многодневные пьянки – повсеместный атрибут средневековья. Про «вечный запой» в небесных хоромах Тора – см. викингов. «Нажраться до поросячьего визга» – цель, мечта. «Загробное блаженство».

   Тут «царство божье» – наступило прямо в избе. С вариациями.

   Поскольку концентрация пойла непривычна – употребитель легко «переходит границы» и «теряет края». Дошло до того, что уже поп начал обучать собутыльников пению псалмов. Ответственный мужчина: «идеологию – в массы!». По любому поводу. Но слушателям не понравилось – заунывно. И все перешли к хоровому исполнению древних скандинавских песен. В исполнении Харальда Чернозубого – Кастусь даже им пожертвовал ради такого дела.

   "В златые кости, молодец,

   Играть со мною сядь!"

   – "Мне золота червонного

   Для ставки негде взять!"

   "Ты шапку с головы поставь, -

   И серая сойдет!

   Я снизку жемчуга отдам,

   Коли твоя возьмет".

   Игральная златая кость

   Катится по доске.

   Возрадовалась дева,

   А молодец в тоске.

   "Рубаху серую поставь, -

   Посконная сойдет!

   Отдам я золотой венец,

   Коли твоя возьмет.

   ...

   Поставить можешь ты чулки,

   К ним башмаки причесть,

   А я поставлю верность

   И к ней прибавлю честь".

   Что здесь называют «чулками» и «башмаками», какой смысл вкладывают в понятия «верность» и «честь» – не существенно. Главное: игра идёт на раздевание. Исполняется – «в лицах».

   У Харальда песни... специфические, с подробными описаниями. Будто сам «свечку держал»... особенно под водочку...

   Расползаясь на четвёртый день, вайделоты могли вспомнить только одну фразу:

  – Это – Кауп. Здесь так – с дедов-прадедов. Смеем ли мы нарушать древние законы? И-ик...

   Средневековые общества обращены в прошло. «Золотой век» – там, сзади. Там было хорошо, там жили мудрые правители, могучие герои. Там была мокрее вода и голубее небо. «Жить по старине» – счастье.

   Именно эту идею втолковывал опухшим от запоя «инспекторам» Кастусь.

  – Я не – строю, я – восстанавливаю. Делаю так, как было в прекрасные времена наших великих предков. До нашествий мерзких датчан. Разве это не исполнение заветов «божественных близнецов»? Разве вы против возвращения «золотого века»?

   Этот технологический приём – отсылки к прошлому, обоснование новизны возвращением к старине – мне запомнился. Позже, на Святой Руси, я часто обосновывал свои действия не необходимостью «построения светлого будущего», но возвращением к «прекрасному прошлому». К «делам давно минувших дней, к преданьям старины глубокой».

   Былое... оно разное. Если присмотреться – всегда можно найти изначальный «источник», к которому следует припасть. Предварительно продезинфицировав, конечно. Древнюю «скрепу», которую только помыть, надраить и она так заблистает...

   Такие аргументы не решали реальных проблем, но вносили смятение, разнобой в ряды противников. А вот это – изменение поведения конкретных личностей – уже решало проблемы.

   Кастусь тянул время, «заправлял дурочку». И – менял ситуацию. Выбивая Перуна, а главное – власть кривов, из мозгов туземцев – Христом.

   Нет, не у всех! Только у желающих!

   Отнюдь не принуждая – просто давая возможность выбора. Но масса людей именно в этом регионе вдруг вспоминала веру дедов и прадедов, откапывала на задах дворов спрятанные там крестики и, отмыв и освятив их в городской церкви, гордо заявлялась к соседям:

  – Мы с князем – одной веры!

   Какой-то ободранный семб кидался на грудь Харальду с воплем:

  – Мой дедушка – такой же как ты! Он был викингом! Я тоже хочу! Возьми меня! В пенители волн и буревестники морей!

   Что между датскими и норвежскими ярлами давняя столетняя вражда... какие мелочи!

   Появление креста разрушало не только собственно религию – сыпались политика, построенная на Перуне, расползалась экономика. Сбор податей, «полюдье с крестным ходом», ежегодно устраиваемое вайделотами, теряло смысл:

  – А за что им платить? «Священный царь... магическими действиями... сообщал плодородие...». А оно надо? Поп – крестный ход проведёт. И – «сообщит». Своими... «магическими действиями». Но – значительно дешевле.

   Крестьяне это чувствовали. Умные люди – понимали следствия. Самым умным оказался Кестут – он форсировал строительство крепости.

   Дедушка Камбила приехал разбираться. На него сильно надавили с двух сторон: из Ромова и с Готланда. Готландские купцы, которых не пустила в обустраиваемый пролив «понтонная запруда», пожаловались «самому главному князю Великой Самбии и Янтарного берега».

   Камбила старательно изображал выжившего из ума старого пердуна – «вот-вот рассыпется». Но ход строительства, в котором принимали активное участие мои мастера и сотни «лотерейщиков», ров с заострёнными кольями на дне, чуть наклонёнными в напольную сторону, городни по верху нового вала, башни, воротная и глухие угловые, первые две сигнальные вышки – в городке и над проливом, котлован под фундамент маяка на косе, игры в канале, где вдруг всплыли «акульи зубы»...

   Камбила уловил уровень. Во внешний мир шёл уместный акустический мусор:

  – О-хо-хо... кхе-кхе... старость – не радость...

   Внутри – крутились мысли:

  – Дивон – тупой брехливый козёл. Налез без понятий. А я – просёк. За Кастусем – не только сотня мужиков с топорами, но и мастера с мозгами. Моя дружина – хоть и меньше, да лучше. А вот мастеров... Если здесь получится хорошо – надо этих умельцев и в Тувангсте...

   И – поддержал. Настоятельно посоветовал бэрам – главам окружающих селений – не ссориться с его «родной кровью». А то ведь... дедушка за внучка может вступиться. Болезненно для не-уразумевших.

   Поддержка кровных родственников вплоть до вендетты – обязательный атрибут родо-племенного общества.

   Кестута это устраивало: «лишь бы не было войны». «Войны» – с ближними соседями. А когда дело дойдёт до «дальних»... Притчу про ходжу, который на деньги шаха учил ишака читать Коран – я уже...

   Глава 488

   Кауп на северо-западе полуострова, Тувангсте – на юго-востоке. По интересам «на земле» – почти не пересекаются. Новый Кауп не составлял прямой конкуренции Тувангсте и «на море».

   В то лето князь Кестут сделал выбор, который во многом предопределил мою дальнейшую политику на Балтике. Выбор достаточно случайный, основанный на совершенно мелкой, в масштабах региона, но важной для него, мелочи: вокруг его городка жило множество пруссо-датчан.

   Он строился, ему была нужна поддержка туземцев. Они были, в немалой части, христианами. Кое-какими – открытое исполнение обрядов не происходило здесь уже несколько десятилетий. Они были «людьми второго сорта» – чужаки, «не наши». И их тянуло к «исторической родине». Точнее: к сложившимся в этой общности мифам об «Утраченной Дании». Где «реки текут млеком и мёдом».

   Кестут, вопреки традиционному «готскому братству» Самбии и Готланда, вопреки историческому опыту сембов, пострадавших от разгрома Труссо и Каупа именно датчанами, выбрал их в качестве основных торговых партнёров. Просто потому, что приходившие к нему соседи-туземцы – этого хотели.

   Выбрал – наряду с поляками. Которые нормальному пруссу – вечный враг и постоянная добыча.

   Такого – никто в Пруссии не хотел. И даже представить не мог.

   Так нельзя! Висбю – да! Гданьск и Роскилле – нет! Это ж все знают! Так – столетиями! Пролитая кровь, давние обиды, традиционная вражда...

   У «Московской Литвы» нет таких «предустановок». Кастусь не понимал и не хотел понимать этой традиции. А его собственный жизненный путь, когда его сводные братья, разные «родные вадавасы» были несколько лет врагами более опасными, чем любые иноземцы-иноверцы, когда одни русские христиане почти истребили его народ, а другие, во Всеволжске, спасли, учили, лечили и помогали – давал ему опыт понимания... ограниченности правоты традиции. Пусть бы и освящённой проповедями десятков Криве-Кривайтов за столетия существования пруссов.

   Эта новизна убрала почву для одного из возможных конфликтов с дедушкой.

   Вообще, Кастусь, отчасти просто из-за максимализма, стремления показать свою уникальность, свойственному множеству юношей в его возрасте, старательно уходил от подобия Камбилы. В разумных пределах.

   Кестут не был, как я, увлечён техническим прогрессом:

  – Есть мастера – пусть они делают.

   Не был, подобно мне, озабочен воспитанием нового поколения:

  – Детишки? Пусть растут.

   Что оставляло ему больше сил и времени на собственно политические игры.

   «Политика – концентрированное выражение экономики».

   У князей «Святой Руси» три основных источника дохода: от трафика («пути из варяг в греки и в хазары»), лесной товар (пушнина, мёд, воск...), работорговля. У пруссов – сходно.

   Трафик.

   Купец, который идёт по Прегели и платит пошлину в Тувангсте, не может одновременно идти и по Неману. И соответственно, платить в Каупе.

   Трассы физически разделены, между дедушкой и внуком нет оснований для конфликтов.

   Пушнина.

   Пруссы активно промышляют пушного зверя (бобры, куницы, ласки).

   Адам Бременский (для третьей четверти XI в.) пишет:

   «Они (пруссы) в изобилии имеют неизвестные (нам) меха, которые разливают в нашем мире смертельный яд гордости. И при этом ценят они эти меха не выше всякой дряни и при этом, думаю, произносят нам приговор, ибо мы всеми путями стремимся к обладанию меховыми одеждами, как к величайшему счастью. Поэтому каждый (прусс) за полотняную рубаху, называемую у нас „фальдоне“, приносит драгоценные меховые шкурки».

   На самой Самбии, в значительной мере, пушного зверя уже выбили, а вот по Неману и Прегели – ещё нет.

   Снова – из-за географии, из-за разделённой системы основных здешних рек – нет почвы для конфликта.

   Реки? – Экая мелочь!

   Да. Для жителя 21 века, привыкшего к автострадам и электричкам. Не здесь.

   Здесь река – всё. Дорога. Часто – единственная. Источник пропитания. Часто – основной. Зона расселения почти всей массы населения. Кто владеет рекой – владеет всем. «Русь» – от русла?

   Третий источник дохода русской знати – работорговля. Рабов пруссы не продают. Это место занимает янтарь.

   Местные князья и бэры – сами янтарь не собирают. И, как и множество вятших по всему миру, даже не торгуют. Они – дозволяют. Одним – собирать, другим – торговать.

   Тема – болезненная. Настолько, что уже столетия спустя, в орденские времена, Великие магистры будут следовать налоговым нормативам «божественных близнецов» (одна треть), наглядно поддерживая закон виселицами по побережью. Будут вешать людей за кусочек найденного у них янтаря.

   Вот сеть «осетровых изб», фактическая монополия на вылов осетра – это их собственное, христианское, изобретение.

   В эту, устоявшуюся уже после Кнута Великого, систему, влезает Кастусь. У которого сотня бойцов-литвинов и пара десятков мастеров. Разных специальностей, включая торговцев.

   Люди Кестута ходят по Янтарному берегу, скупают эти кусочки окаменевшей смолы. И предлагают креститься.

   Для собирателей янтаря это... Бздынь!

   Ладно – мальчишка, который после очередного шторма бредёт вдоль невысокой стенки берега, внимательно разглядывая песок пляжа в поисках этих невзрачных грязно-зелёно-серо-коричнево-чёрных кусочков. Сырой янтарь и вправду выглядит мусором.

   Ладно – его папаша, который вечером перебирает «улов» сына, выбрасывает мелкие и самые корявые куски, и тяжко вздыхает: на новые штаны не набирается.

   Но заволновались и бэры. Они же «дольку» получают:

  – Это... это ж можно будет... Доброго коня купить! Или – голубую рубаху.

   ***

   Сембы – голубые. Не в смысле ориентации, а по предпочитаемому в одежде цвету. Красный используют мало – только ниткой в редкой вышивке. «В красной рубашоночке, хорошенький такой» – русское понятие. Красная рубаха – символ здоровья и богатства на Руси. У пруссов этот смысл имеет голубой цвет.

   ***

   Бочку поташа я Кастусю дал, кровь из забитого скота он сам добывает. Получаемая от этого «берлинская лазурь» позволяет привезённому от меня мастеру-красильщику красить привезённое из Гданьска полотно в устойчивый синий цвет. Отчего его цена подскакивает впятеро.

   Напомню: натуральные синие красители по ткани – редкость. Это не яйца к Пасхе луковой шелухой красить. А уж устойчивый, насыщенный, не линяющий... Есть, конечно, кое-где «синие монголы». Но краску оттуда тащить...

   Эффект? – На полуострове две сотни «городов»-общин, в каждой свой «король»-бэр. И каждый хочет голубую рубаху. «Чтоб не хуже как у людей». Так сильно хочет, что готов отдать за неё и доброго коня, и молодую наложницу, и мешки янтаря, и небольшое стадо коров...

   Дорого? – Нет, дешевле обычной голубизны.

   Две сотни рубах продали, два десятка невольниц, вместе с разным прочим, купили.

  – Эй, мужики! Кто ещё жениться не передумал? Выходи на лотерею!

  – Ё...! Опять... Не соврал московит. Насчёт «следующего раза».

   Обещанное – надо выполнять. И лучше – чуть раньше предполагаемого. Тогда «долг» воспринимается как «дар».

   Разыграли, повенчали, отселили... А оставшаяся почти тысяча «неудачников» смотрит на Кестута влюблёнными глазами:

  – Ну, княже, ну когда же?! Следующий раз...

   Почему «дешевле обычной голубизны»? Всё просто: треть всего нужно отдавать кривам. А Кестут – податей не берёт.

  – Надень крест. И ты стал в полтора раза богаче.

   Традиционно торг идёт на ярмарках. В центрах волостей. Где кривы просто сразу отделяют в свою пользу... э... в пользу «Брутен, Видевут энд Ко» – третью часть любого товара. Где местные купцы, плотненько сотрудничающие со жрецами и вятшими, сбивают цены на янтарь и взвинчивают – на ввозимый в Тувангсте импорт. Типа – на «полотняную рубаху, называемую у нас фальдоне».

   А тут... идёт мимо берега ушкуй, сидит на борту босой семб и, завидя людей на берегу, орёт:

  – Эй, братья, топоры не нужны?

   Свой – не чужой. Родной язык, родной обычай. И удивительные стальные топоры. Из непроданных в Новгороде. И такие же серпы. И хрустальные бусины, и синее льняное полотно, и...

   Главное – ты можешь высыпать этим ребятам свой мешок с янтарём так, что ни один крив не увидит. То есть – в полтора раза больше.

   Свои стуканут? – Обязательно. Только и свои такие же, им тоже охота «в полтора раза больше». А «стукачей»...

  – А не пошёл бы ты, соседушка, в... в Ромов?

   Крив с кривулей и стражей прибежит? – Так ведь и ушкуй с вадавасами подойдёт. А топоры-то у литвинов – точены, брони – справные... Будем резаться, кровь проливать? Мы-то ныне – Христовы. Мы-то уже – не ваши, не Перунистические...

   Янтарь с середины лета стал уходить в Кауп мимо властей, мимо ярмарок, мимо купцов.

   По янтарю Кестут и Камбила – конкуренты? – Нет, они не соперники и в этом: разные экономические модели поведения выводят их в «разные плоскости».

   Конкуренция есть. Но не по янтарю. А по пошлинам с торговцев, торгующих янтарём на вывоз.

   Разницу между товаром и налогом с него – понимаете? Несущественные подробности, мелочь мелкая? – «Дьявол кроется в мелочах».

   Торговцы приходят к Камбиле, жалуются. Дедушка шлёт внучку укоризну.

  – Ай-яй-яй. Я тебя пустил... а ты... Нехорошо, внучок.

   И тут Кестут делает «финт ушами» – выгоняет из своих земель всех торговцев и запрещает им приходить в Кауп.

   Вообще. Всем.

  – Ап-ап... А как же...?! А с чего он жить собирается?!

   Всё торговое сообщество, радостно ожидавшее ссоры между Каупом и Тувангсте, возможности, из-за образовавшегося выбора, получить преференции, снизить уровень обязательных платежей, «льготы и привилегии», «скидки и вычеты»...

   «Торговая блокада»? – Да. Но – сам!

   Самоубийца? – Нет. Живой пока.

   Кастусь чётко уходит от возможного конфликта с Камбилой вокруг пошлин, вокруг заморских караванов.

  – Я не буду сбивать уровень мыта! Я не буду приманивать к себе купцов! Я не буду мешать дедушке! Потому что он старший в роду.

   Вся Пруссия – одуревает и ошалевает.