Текст книги "Одуванчик (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

   По заливу, а не морем.

   У туземцев, знаете ли, очередная глупость случилась: «акульи зубы» всплыли, а лебёдка, чтобы их назад, на дно утянуть – сломалась. Ну, тупые! Литвины, блин! Деревенщина-посельщина! Руки из задницы растут, а туда же!

   Через этот... пролив Brokist – не пройти? – Ну и плевать!

   Не увидели они и лодочку, которая на всех парусах побежала к северу с другой, морской стороны косы.

   Ушкуи не дошли пару десятков вёрст до северного окончания косы, когда с берега вдруг понеслись наперерез каравану лодки.

   Курши!

   Да откуда их столько?!

   ***

   Численность здешних племён колеблется от 10 до 40 тысяч человек. Курши могут выставить 4-5 тысяч бойцов. В условиях нашествия на свои земли, при тотальной мобилизации. Или сотни 4-5 – в набег. Собрать, а главное – держать в одном месте долгое время столько людей – тяжело. Нечем кормить, передерутся. Поэтому пиратские отряды много меньше, раз в десять-двадцать.

   Таким отрядом можно наскочить на соседских рыбаков. Но ведь следом ответка прилетит! Опять же – Криве-Кривайто пришлёт свою Кривулю. И будут зачинщики петь: «Утренняя звезда, утренняя звезда, освети мою раннюю смерть».

   Не привлекает.

   Можно напасть на одинокое торговое судно – кнорр, шнеку или ушкуй.

   Торгаши умные – по одному редко ходят.

   Вот и приходится «любителям морской охоты» долго-долго портить себе глаза, выглядывая, сквозь дымку над морем и солнечный блеск, добычу по размеру.

   По размеру своего «горла» – чтобы не подавиться.

   После пролитой на косе крови, курши были настроены к Кастусю враждебно. И он откупился дорогим подарком: сдал им хамов-новгородцев.

   Кестут выпустил караван из города, но не из залива. Ушкуи пошли вдоль косы к северному проливу. А предупрежденные курши – уже ждали. В полном личном составе всех племенных любителей чужого майна.

   Брать новгородцев на абордаж... даже при трёхкратном численном превосходстве... отвратительное занятие.

   Сначала – гонка. Теряющие ход в предзакатном штиле, гружёные по борта ушкуи проигрывали в гребной регате лёгким лодкам пиратов. Разделяться караванщики не стали – взаимовыручка.

   «Один за всех и все за одного».

   Так, в полном составе, их и прижали к мелководью.

   Ушкуи цепляли дно килями, застревали. Садились на мель. Поодиночке, парами... Вразброс. Купцы не хотели бросать товары. Так их и добивали. На разделённые кораблики наваливались толпой и давили числом.

   Потом ушкуйники попытались собраться вместе, выбраться на берег. Длинные русские рубахи, верхняя одежда – армяки и кафтаны – намокали, вода вокруг ног ограничивала подвижность. Топоры и ножи лодейщиков хороши в ближнем бою, «грудь в грудь». А полуголые босые курши прыгали вокруг в десятке шагов и кидали копья.

   Раненые с обеих сторон падали в воду. И захлёбывались на здешней полуаршинной глубине. Пленных не брала ни одна сторона.

   Часть новгородцев сумела пробиться на берег. Наступила ночь. Но стычки не прекращались. Курши окружили ушкуйников и продолжили метать из темноты копья. Наконец, когда встало солнце, нашли и добили последних.

   Утром к месту морской битвы подошли три ушкуя с вадавасами.

   Кестут ожидал от куршей каких-либо предъяв. Но... две сотни погибших, две сотни средне– и легкораненных. Тяжёлых нет – захлебнулись. При таких потерях «права качать»... Да и выдохлись все.

   Из новгородцев – оставалось человек пять относительно целых пленных. Кестут и не претендовал – их отведут в селища и замучают у пыточных столбов, сожгут в жертвенных ямах – принесут в дар Перуну и божественным близнецам.

   Добычу делили «по справедливости»: Кастусю досталось ненужное – 6 оставшихся на плаву ушкуев – а куда они куршам? Товары, купленные покойными на Самбии – аналогично. Курши забрали «особо ценное» – вещи новогородского происхождения. И заключили с Каупом «вечный братский союз».

   По сути, Кастусь исполнил мой вариант «накопления стартового капитала» – грабёж проходящего каравана.

   Не ново: как начинал Аламуш – я уже...

   Мелкая подробность: количество «вымпелов» у Кастуся враз удвоилось. Так это уже серьёзная эскадра! Можно что-нибудь объёмное возить...

   Четыре тонны янтаря, захваченные в караване, не имели особой ценности для местных. Но даже часть этого – очень хорошо пошла в Гданьске. Торг там вели мои приказчики. Которые с этих, самбийских, товаров, отдавали Сигурду десятую часть. Как с моих собственных.

   Князь Кестут не возражал. А ярл Сигурд и его люди решительно пресекали попытки «наехать» на торговцев.

   Самборина любила придти на службу к св. Николаю (в княжескую церковь Гданьска) в шубе из соболя и янтарном ожерелье в три нитки. На попытки местного ксендза пристыдить:

  – Сиё есть добыча мерзких язычников! Привезённая мерзкими схизматами!

   Отвечала резко, тыча пальчиком:

  – Да у тебя у самого, святой отец, крест святой – янтарём изукрашен!

   Ксёндз не угомонился, произнёс жаркую проповедь. «Против янтаря и прочего поганства». Восхищённые ораторским искусством прихожане аплодировали.

   Увы, идучи с вечери домой, оратор упал в лужу. Где и захлебнулся – головёнкой об камушек стукнулся.

   Князь Собеслав, когда ему доложили об этом несчастном случае, посмотрел на сложившуюся на доске позицию, потёр о свою меховую накидку перстень с изумрудом из подарков зятя и партнёра по шахматам, и сообщил ему:

  – Шах. И мат. Ну? Проиграл – плати. Заснул, что ли?

   ***

   Совершенно очевидная для меня вещь, понятная (насмотрелся во Всеволжске) Кестуту. Непредставимая для почти всех здешних владетелей в эту эпоху – прямое участие государя в торговле.

   Нормально: сходить на войну, пограбить соседа, сбросить хабар и полон купчишкам. А дальше – пусть сами.

   Посредники – необходимы.

   Вот кто бы спорил! Необходимы. Там, где без них не обойтись. В остальных случаях – работают «свои».

   Столетия спустя, Генрих Штаден пишет:

   "Его римско-кесарскому величеству королю венгерскому и чешскому, нашему всемилостивейшему государю всеподданнейшее и всепокорнейшее прошение от меня, Генриха Штадена...

   Покорнейшая моя просьба: оставить это мое послание при вашем римско-кесарском величестве, а мой проект хорошо обдумать и выполнить его, не упустив благоприятных обстоятельств. Но только – чтобы это мое описание не переписывалось и не стало общеизвестным! Причина: великий князь не жалеет денег, чтобы узнавать, что творится в иных королевствах и землях. И все это делается в глубокой тайне: наверное, у него есть связи при импepaтopcкoм, королeвcкиx и княжеских дворах через купцов, которые туда приезжают; он хорошо снабжает их деньгами для подкупа, чтобы предвидеть все обстоятельства и предотвратить опасность".

   Иван Грозный – активный шпионаж выстрадал. Прокол русской разведки в части Позвольского ливонско-литовского договора в начале Ливонской войны был очень обиден и опасен. Пришлось создавать систему.

   Он не только использовал купцов в качестве секретных агентов. Не только «снабжал их деньгами». До такой степени, что имперский двор был прозрачен для его разведки. Он и сам, товарами и людьми из своих царских поместий, активно участвовал в международной торговле.

   А уж как отработали «сурожане» (русские купцы из Сурожа) в деле «Дмитрий Донской против Мамая поганого»! Точно, за недели, если за не за месяцы, определить путь татарского войска, найти место в степи, мимо которого Мамай не пройдёт... Очень высокий уровень, будто в голове у тёмника сидели. А так-то... просто торг вели.

   ***

   Обустроив и перекрыв южный выход из залива, договорившись с куршами, которые перекрыли северный выход, Кестут заставил всех транзитёров с Немана, продавать свои товары ему. А собранная эскадра, наличие уже прошедших минимальную морскую практику вадавасов и местных свеже-крещённых рыбаков, позволили формировать собственный торговый караван.

   Сводная эскадра – двенадцать корабликов – пошла в Гданьск. И привезла оттуда двенадцать тонн хлеба.

   Напомню: норма – 7 пудов на человека. В год.

   Расчётный период – зиму бы пережить. Здесь хлебом не избалованы, едят его меньше – большая доля охоты и рыбалки. Всё равно – всех не накормить. Но караван, хоть и с потерями, успел ещё раза три обернуться.

   Эффект: в соседних волостях поняли, что безмозглый бешеный литовский князь – вовсе не безмозглый.

   "Каравай, каравай

   Кого хочешь – выбирай.

   – Я люблю, конечно, всех.

   Но князь Кестут – лучше всех".

   Не полями и амбарами, не пахарями и сеятелями, но гаванями и кораблями Кестут решил «хлебный вопрос». И кривы вынужденно уступили:

  – Блокада – бесполезна. Эдак мы и сами скоро – «зубки на полку» – налог собирать не с чего.

   Сембы начали продавать в Кауп хлеб. Следом пошёл ещё более важный торг – скотом. Коров стадами и коней табунами – из Гданьска в ушкуе не привезёшь.

   Я переживал за своих ребят. Радовался, когда до меня доходили сведения об их успехах. И особенно – тщеславие мне не чуждо – об успешном повторении моих находок.

   Кестут, по сути, реализовал мою схему: привлечение сторонних ресурсов, форсирование городского развития, кого-нибудь ограбить и купить хлеба, а не ждать пока свой вырастет. Отказ от налогов, «гос.торговля», привлечение «изгоев», балансирование на интересах соседних правителей...

   Его собственный «фигурный болт» – прямой караван между Каупом и Гданьском, фактически навязанный женщинами – Елицей и Самбориной, позволил «подвинуть» и местные власти, и внешних традиционных партнёров.

   Этого до него не было никогда. Невозможно. Не по «физической географии», а по между-ушию. Очень элегантное решение. Они сами додумались, даже завидно.

   Ему, однако, не были свойственны две важных для меня особенности: «форсированная педагогика» и «гейзер инноваций». Я подкидывал ему разные «ништяки», но разворачивать массовое производство «по образу и подобию»... А уж тем более – генерировать свои собственные... – не его. Нормальный... э... образчик.

   Кауп, бурно стартовавший на полученной от меня базе, начал терять темп, менять вектор развития с интенсивного на привычный для средневековья экстенсивный. Так бы он и трансформировался в нормальное средневековое владение с керлами, виланами, коттариями и бордариями. Феодальный аллод. Под эгидой датчан или «священного царства».

   Дело не в материальных прибамбасах, не в сумме навыков и знаний – в целях. Которые формируются эмоциями. Не в «мозге обезьяны», но в «мозге крокодила».

   Для Кастуся этот мир – родной. Нормальный, единственный. Он хотел отвоевать в нём свой кусок, чуть подправить... Меня от средневековья – от всего – тошнило.

   Кауп, приподнявшийся при Кестуте, через несколько десятилетий повторил бы судьбу других прусских городков.

   «На смену юношескому романтизму неизменно приходит старческий ревматизм».

   Однако поток изменений, вызываемых мною в этом мире, несколько лет продолжал струиться ручейком в эти места. Пока снова не захлестнул их.

   Беня пережил кучу приключений, а ещё больше – страхов, на обратном пути. У него был минимум людей, многим из которых он не мог доверять, часть – просто не понимала русского языка. Он пугался всякого шороха, тучки на горизонте, лодки на воде. Но сумел пройти без потерь и море, и озеро, и пороги.

   Тихохонько походил по Новгороду. Спокойно, не надувая щёк, не стуча себя пяткой в грудь:

  – Да я! Да мы...! «Зверь Лютый» – всех съест!

   Не надо этого!

   Старательно уходил от возможных конфликтов. Платил, кланялся, извинялся. Даже не пытался вынести свои товары на торг. Так – чисто глянуть, чисто прицениться. «Пощупать воз».

   Сделанный им «мгновенный портрет» состояния Новгородского рынка, заставил меня чуть скорректировать «восточную политику». Он начал интересные разговоры с торговцами среднего уровня. Насчёт продвижения моих товаров. Его должны были представить кое-кому из вятших. Нет, не из «Совета господ», но близко, «второй эшелон».

   Он бы задержался, но у него украли гребца. Парень пошёл город посмотреть и пропал. Беня начал спрашивать – ему ответили. Доходчиво.

   Выглядел бы он «серьёзным человеком» – прирезали бы сразу. А так – «младший помощник третьего дворника по женской линии» – чего мараться? Приложили по сусалам, дали пенделя, кинули в сточную канаву.

   Он бы утёрся и сразу отчалил. Но опыт «командования» ярлом и князем – не прошёл даром.

   Беня истово перекрестился на икону, помянул, для верности, Адоная, поднял своих гребцов-сембов, нашёл тот притон, где напоили и похолопили его человека... И разнёс оную халабуду пополам в щепочки. С упокоением нескольких возражавших... посаков. И – сбежал. Как и естественно для «мелкого торговца с рук». Но не – «до», а – «после».

   Так не бывает! Не может прохожий иудей-выкрест устроить погром новогородам прямо в Господине Великом Новгороде!

   Этот – может.

   Я же предупреждал: нормальность вокруг «Зверя Лютого» – ненормальна.

   Подгоняемый собственным страхом от вдруг прорезавшейся «воинской доблести», Беня бегом проскочил волоки, перевалил в Волгу и пришёл ко мне.

   Он привёз кое-какие интересные штучки. Но главное – информацию. О людях. О сообществах по пути. О том, как они думают и что делают. Его яркие, эмоциональные рассказы позволили мне представлять тамошние места, тамошних жителей. Понимать их.

   Одним из следствий этих «путевых заметок» явилось для меня осознание... ненужности Новгорода.

   Глава 490

   ***

   Тут сразу все знатоки, ценители и любители возопят: как же так?! Символ Святой Руси! Свет свободы, костёр демократии!

   Увы, господа. Кострище. С характерным неприятным запахом. Олигархия с бандитами. Купеческая успешность переходящая во всеобщую продажность и сволочизм.

   Для любого русского человека очевидно: Новгород – «торговые ворота Святой Руси», «окно в Европу». Северная столица, богатейший и славнейший город. Уникальное место, самим богом данное. «Ныне и присно».

   Уверенность в единственности для «Святой Руси» Новгородского пути – Ильмень-Волхов-Ладога-Нева – является идеей почти вечной, сомнению не подлежащей.

   Аксиома.

   Для всех.

   Не для меня.

   Я чуть иначе вижу географию, знаю времена, когда Советский Союз или Российская империя имели и другие выходы на Балтийское море. Куда более удобные по навигации – не замерзают.

   «Окно в Европу» прорубали по «старому проёму». От слабости государства Российского – в другом месте «стенку» было не пробить. Но у меня тут – пока есть и другие возможности.

   Теперь выяснилось, что «Повесть Временных Лет», описывающая «путь из варяг в греки» через Новгород... э... не вполне исчерпывающая. Существование Труссо, Каупа, Тувангсте показывают физическую возможность других дорог между Балтикой и Русью.

   Становление древней русской государственности впрямую видно на могильниках в Каупе. Связка Неман-Днепр вполне работала при Владимире Крестителе. Потом случились всякие... неприятности: Кауп два раза сожгли датчане, ляхи грохнули кривов, кривы вырезали витингов, у арабов кончилось серебро... Пути сместились. Но русла-то рек – остались!

   Стоит взять контурную карту региона, как становится понятно: Новгородский путь – наихудший из возможных для связи Балтийского и Чёрного или Каспийского морей.

   Хуже... Только вокруг Нордкина в Архангельск.

   Кроме Невы на Балтику выходят Западная Двина, Неман, Прегель, Висла... Все они сходятся своими истоками-притоками с реками Днепровской системы. Про Касплянский и Вержавский пути между Двиной и Днепром я уже...

   Можно вспомнить канал Огинского (Днепровско-Неманский канал). В 18 веке соединил р. Ясельда (бассейн Припяти) и Щара (бассейн Немана). При длине в 55 км, длина прокопа – 2.5. Остальное – углубление русл рек, озера.

   Ну раздолбали ему, в двух мировых войнах, гидротехнические сооружения. Но пока-то советских партизан с гитлеровскими карателями в тех местах не предвидится. И так – ещё веков 7-8.

   Почему Новгород?

   Что «путь из варяг в греки» явился «становым хребтом Русской государственности» – понятно. Трафик даёт «прибавочный продукт», который государство «отчуждает». Это основа возвышения Киева: все товары, ввозимые или производимые на берегах Днепровской системы естественным образом скатывались вниз. Киев – «горло», где всех... мытарят. Почему и хазары с Кием и Хоривом, и варяги с Аскольдом и Диром, и вещий Олег с младенцем Игорем сюда лезли – подержаться за русское горло. И нет разницы откуда плывёт очередной купец – с Десны или Сожа, с Припяти или самого Днепра.

   Но Новгород-то здесь причём?

   «Физическая география» не даёт объяснения преимущества транзита через Финский залив.

   Единственной возможная причина – «география политическая». Какой-то фактор, который резко противопоставил довольно сходные, близкие по обычаям и языкам балтские, славянские и скандинавские племена. Создал труднопреодолимую грань в низовьях рек Восточной Балтики.

   Судя по тому, что в 10 в. Рогволд и Тур смогли пройти от Балтийского моря вверх по рекам (по Западной Двине...) и сесть князьями в Турове и Полоцке, препятствие возникло не раньше конца 10 в.

   Почему? Почему Рогволд пошёл за сотни вёрст вверх по Западной Двине к Полоцку, а не уселся в устье, или, на худой конец, на Гедиминовой горке? Чем ливы или жмудь страшнее кривичей? Организованностью? Враждебностью? Материальные-то культуры – довольно сходны. Почему легендарный Тур полез в болота основывать Туров, а не остановился где-то на Буге? Их что-то манило? Или – гнало? Морских жителей в непроходимые лесные чащобы? «Земля под ногами горела»?

   У Рюрика ситуация другая: он приходит в Старую Ладогу. В известный порт на побережье огромного озера. Подобно Одиссею, знающему о предсказании смерти первому, кто ступит на землю у Трои, и прыгающему с корабля на собственный, предварительно брошенный на берег, щит.

   Забавное «препятствие». Сначала пропускает пришельцев. Но не даёт им остановиться на этой территории. Выталкивает дальше, вглубь. На земли других племён, других вер. Потом вообще – закрывает проход.

   В 1103 г. король Дании Эйрик I Добрый через Русь дошёл до Константинополя, переправился морем на Кипр, где и умер.

   Хотя его отряд не был многочислен, но это – крестоносцы, рыцари. Куда боеспособнее охраны обычного купеческого каравана. Однако, и они шли более длинным и тяжёлым путём через Новгород, а не коротким и «тёплым» через Вислу, Неман или Двину.

   «Препятствие», накрывшее регион, мешающее славянам и скандинавам проходить здешними путями, запрещающее местным балтским вождям богатеть на транзите, поднимающее худовооружённых туземцев фанатично умирать под мечами профессиональных воинов-пришельцев – «священное царство божественных близнецов»? Страх местных жителей перед «кривом с кривулей» сильнее страха смерти под топором викинга? Самоизоляция с отдельными «особыми зонами» типа Тувангсте?

   Не ново: сходные стратегии реализовывали китайцы династии Цин и японцы эпохи Эдо. Китайцы нарвались на «опиумные войны» и грабёж колониальных держав, японцев спасли «Пять пунктов клятвы императора Мэйдзи». У пруссов такого императора не нашлось.

   В основе «закрытости» – политическое решение? Возмездие? Торговая блокада, сходная с тридцатилетней блокадой, устроенной Вещему Олегу хазарами?

   Союзник, клиент, наёмник – Владимир Красно Солнышко – получил денег, нанял войско, подчинил Русь, установил в Киеве и Новгороде идолов Перуна. И вдруг начал свою игру – сговорился с греками, принял христианство, нанимателей побил, выгнал.

   Злоба «кинутых» кредиторов превратилась в вечный обычай?

   Самоконсервирование народа проистекало из власти жрецов, из бесконечного и неизменного повторения одних и тех же текстов, следования древним законам, восхваления великих предков, «верности традиционным ценностям»...

   «Раньше – было лучше».

   Это привело «священное царство» к гибели. К гибели и царства, и народа.

   Но «семена перунистов» продолжали давать всходы: в форме языческого княжества Литовского, в форме Тевтонского и Ливонского орденов, в форме ряда иных иноверных государственных образований, несущих в себе прежний, от «братьев-близнецов», посыл: противопоставление жителей этих мест соседям.

  – Мы – дети Перуна! Мы следуем заповедям Видевута! Мы – люди, вы – быдло иноверное.

   Обоснования менялись, сохранялась уже не вера в обладание собственной, отличной от соседской, религиозной истины, но инстинктивное, вбитое столетиям власти теократии, отвращение к чужакам.

   Естественная племенная ксенофобия, взращиваемая и усиливаемая столетиями религиозной пропаганды, проповедями десятков поколений Криве-Кривайтов, вываренная в закрытом котле «священного царства», стала элементом «национального характера», вернулась, многократно усиленной, на уровень базового инстинкта.

   Менялись государства и веры, но пути оставались закрытыми. При литовцах, ливонцах, поляках, немцах, датчанах, шведах... В основе – слова Видевута:

   «Все соседи, которые почитают наших богов и приносят им жертвы, должны быть нами любимы и почитаемы. Если же они отвергнут (наших богов), должны быть (уничтожены) при помощи огня или дубинами».

   Поверху плескались польское шляхетство или немецкий «орднунг», а в глубине народного подсознания продолжало бродить древнее чувство: «соседи... должны быть уничтожены...».

   «Не судите о господах по слугам их».

   Увы. Именно со слов «слуг» – «судят» «господа», именно «слуги» исполняют «господские» решения. Выкармливают будущих хозяев своим молоком, поют им свои колыбельные, рассказывают свои сказки. Они – тот воздух, та среда обитания, в которой вырастает элита. Снаружи – какой-нибудь грозный ландмейстер. А внутри у него – барздуки с маркополями.

   «Культурная традиция». Воспроизводимая в здешних местах столетиями. Не следуя ли этой логике испанский король Филип II приказывает включить в состав «Великой Армады» тысячи кормилиц? Дабы выкормить будущих сирот английских еретиков – «католическим молоком»? Дабы те «впитали истинную веру с молоком матери».

   Характерной чертой земландца было неприятие нового и чужого, верность старым обычаям и сильная склонность к простоте. Как говорил, спустя столетия, князь Радзивилл, «в этой стороне никто не страдает от того, что кто-то что-то понимает лучше, чем они сами».

   «Понимать лучше»... А зачем? – Истина – у нас.

   «Наука – это знание основанное на сомнении».

   Нет «сомнений» – не будет и «знаний». Не только о свойствах какого-нибудь «электрона», но и о «добре и зле».

   Не отголоски ли этих «перунических» проповедей привели тысячи литовцев, преимущественно – молодых парней из сельской местности с парой классов образования, потомков племён, веками живших под властью Криве-Кривайтов, не «испорченных» на своих хуторах духом «либерастии и гумнонизма», к добровольному участию в уничтожении двухсот тысяч местных евреев во время Второй мировой войны? Геноцид за жрачку и шмотки.

   А чего ж нет? Власть-то разрешает – теперь можно. Можно то, что осталось «нормальным» в неосознаваемой памяти народной – убивать и грабить соседей.

   «Все соседи... должны быть уничтожены при помощи огня или дубинами». В середине 20 века – годится и карабин с пулемётом.

   Интересно сравнить с, например, Данией. Тоже «держат важные торговые пути» – проливы. На уровне 5-7 веков – сходные с пруссами обычаи, образ жизни. Правда, вместо добычи бобров – разводят на мех кошек, но эта разница несущественна. Интенсивная экспансия в «эпоху викингов» и позднее. Сложные политические перипетии, когда бывало одновременно по два-три конунга, когда епископов то убивали, то восхваляли как спасителей. Но – светское государство.

   Датчане постоянно перекрывали Зунды. Сначала: «отдай всё, что у тебя есть» – морской разбой, потом: «отдай сколько я сказал». На этом, на противодействии датским «налогам и сбором» возникла основа Великой Ганзы – союз Гамбурга и Любека.

   Но эти войны крутились вокруг «бабла». Люди веками тонули в холодном море, резались на плоских берегах «за дольку» – не «за идею». У викингов нет «идеологической подкладки». И когда нацисты, оккупировав Данию, требует, чтобы евреи носили жёлтую звезду на одежде, первым с такой нашивкой на улицы Копенгагена выходит король Дании.

   Кривы жили с «идеи», они стали «властью». И не давали никому права ни на другую «идею», ни на «власть», ни на «бабло». Пути – закрылись. «Железный занавес». Священный.

   Россия не воюет за земли – не немцы с их «проблемой жизненного пространства». Не воюет «за веру», насаждая собственное представление о боге, как испанцы или португальцы. Не сражается «за доходы» от богатых провинций, подобно англичанам или голландцам.

   «У кого что болит – тот про то и говорит». Или – воюет.

   Хотя, конечно, от новых доходов не отказывается, миссионерством занимается, владения на новых землях раздаёт.

   Два главных мотива: устранение опасности и свобода прохода. Сплошные пацифизм с глобализмом. Исконно-посконные.

   Военной опасности «священное царство» после Крестителя не представляло. Ятвягов побили сразу, остальные – поняли. А вот «закрытие путей» предопределило на столетия войну в этом регионе.

   Заложенное длинным рядом Криве-Кривайтов отторжение соседей, прикрываемое разнообразными сиюминутными текущими политическими или идеологическими лозунгами, развернулось в самую длинную в европейской истории войну – от Миндовга до Екатерины Великой. Литовско-польско-ливонско-шведско-немецкую... войну против России.

   Странно: во всём мире племена или государства, владеющие верховьями рек, подчиняют себе устья. Так – со времён объединения Верхнего и Нижнего Египта. Просто потому, что лодки с воинами в набег – по течению идут быстрее, река сама несёт. Или «низовым людям» нужно иметь существенное численное, технологическое и организационное превосходство. Как было у хань на Хуанхе или у шумеров в Месопотамии.

   Здесь – редкий случай – на столетия установился барьер. Непреодолимый барьер в между-ушиях.

   ***

   "Весьма порой мешает мне заснуть

   волнующая, как ни поверни,

   открывшаяся мне внезапно суть

   какой-нибудь немыслимой херни".

   Вот, додумался. Ну и чего мне с этим делать?

   Брутен и Видевут – конкретные люди. Со своими конкретными «тараканами в головах». Судя по их, вставших дыбом, причёскам на «Знамени Видевута», «тараканы» – сильно буйные. Но не страшнее моих собственных.

   Они приняли вот такое решение. Могли принять другое. Но им понравилось вот так. И они взошли на костёр. В соответствии со своим мировоззрением.

   Уважаю, вера – сильная. Но это характеристика веры, а не качества решения.

   Так что, «спокойного вам лежания». Или, там, «дымления». А я прикину как переделать вашу «немыслимую хрень» – в свою. В свою систему транспортных путей. Соблюдая законы того самого Исаака, а не ваши «Заповеди», которые мне, честно говоря... представляют чисто исторический интерес.

   Конечно, и в других вариантах транспортных схем существуют во множестве проблемы: чьи-то чужие княжества, враждебные племена... Это темы политические: «есть человеки – нет человеков». «Человеки» – с вот таким набором «тараканов в голове». Поменяй «тараканов»... или – головы.

   Есть «физика» – необустроенные «дикие» волоки, мели и перекаты... Но монополия «дикого» Новгорода с его бешеными ушкуйниками, жадными боярами, Гостиннопольскими порогами и штормовой Ладогой выглядит, на мой взгляд, хуже.

   Из указа от 18 ноября 1718 года Петра I:

   «...какой великий убыток на вся годы чинится на Ладожском озере от худых судов, и что одним сим летом с тысячу судов пропало...».

   По тысяче кораблей терять в год?! Эдак я корабельщиков не напасусь. А ведь Ладога – только одно из нескольких «приключений» на этом маршруте.

   И зачем нам этот «смех»?

   Господин Великий Новгород, как главный держатель транс-русского, транс-континентального транзита – Руси не нужен. Он нужен Европе.

   Это стало видно после Батыя: южные «хвосты» путей были выжжены. А город продолжал процветать. На посредничестве между Готландом, Ганзой и «Биармией» – Русским Севером.

   Стратегическое значение Новгорода для Руси – «отрыжка» многовекового фанатического маразма кривов?

   За прошедшие со времён Крестителя два века – весьма иной вид принял «путь из варяг в хазары». Теперь-то, выйдя, например – по Припяти или по Березине, в Днепровскую систему, можно нормально, в рамках одного государства, одной веры, закона и языка, перейти в Волжскую. Разными вариантами. Верхним, через Вязьму-Зубец, как я из Смоленска бегал, средним – через Елно-Угру, как я хаживал, нижним, через Чернигов-Десну... И другие есть. В Волгу или Оку. Что важно для меня, поскольку я вцепился в Стрелку, в важный кусочек этой трассы.

   «Дайте мне метр рельса магистрального пути и ни я, ни мои дети и внуки никогда ни в чём не будут себе отказывать».

   «Метр» у меня уже есть. Теперь на концах некоторых вариантов пути появились знакомые мне, понятные люди.

   А не вернуться ли нам, господа-товарищи, к нашей, знаете ли, исконно-посконной «старине глубокой»? Сильно глубокой. Когда в Киеве правил «Красно Солнышко», Илья Муромец – Соловью Разбойнику глазёнки стрелами вышибал. Чтобы шкурку не попортить. А на Самбии процветал Кауп. И между ними всеми шла интенсивная торговля.

   Петербург жалко. Не нужен. Таллин, Хельсинки... тоже жалко. Но если Финский залив теряет статус «главного торгового горла России»...

   Тут есть забавное развитие.

   «Святая Русь» – порождение «пути из варяг в греки». Связка Новгород-Смоленск-Киев – «становой хребет древнерусской государственности». Потому что даёт «прибавочный продукт». С чего государство и живёт. «Труба» с «трафиком». На которую «мужик с топором» (или с мечом) может усесться и «крутить вентиль». Конфликт Крестителя и Криве – эту «трубу» укрепил: стало меньше «подтекать» через Полоцк или Берестье. «Святая Русь» имела стабильный источник дохода. Что позволило государству возникнуть и сохранять относительную централизацию, единство. Денюжки – из одной трубы.

   Тут труба «потекла». В самом начале.

   Через столетие после Крестителя крестоносцы взяли Иерусалим. И замкнули товарные потоки из Леванта на Северную Италию. «Труба» Яффа-Боспор-Днепр-Волхов – опустела. Нет товаров – нет доходов – великий князь не нужен – феодальная раздробленность. «Пряник», которым делилась с местными властями власть общегосударственная – исчез.

   «Кнут», в форме «половецкой угрозы», позволил Мономаху на несколько десятилетий снова объединить страну. Уровень угрозы снизился – «скрепа» рассосалась.