Текст книги "Одуванчик (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

   – Что?! Что всё это значит?!

   – Это? Наказание. За преступление. Торжество справедливости и восстановление законности. Придурки восстали против моей дочери. И понесли наказание.

   – Как?! Каким образом?! Что за колдовство, какую богомерзкую волшбу обрушила твоя дочь на головы, пусть и заблудших, но христианских рыцарей?!

   – Ах мой милый рыжебородый друг, – сказала скромная женщина, толкнув важного человека в грудь, так, что он вынуждено откинулся на спинку кресла, – у всех женщин есть свои маленькие женские секреты, – продолжила она отбирая двумя пальцами злополучное донесение из рук важного человека и расстёгивая на своей груди платье.

   – Ну, конечно, – всё ещё ворчливо произнёс важный человек, чувствуя, как завязки его гульфика обретают полную свободу, а бёдра его длинных и несколько тощих ног наоборот, принимают на себя тяжкий, но и приятный гнёт горячего женского тела, – вы там на Руси доите шерстяных слонов. О-о-ох...! А по дорогам у вас медведи бегают. Ваше основное ездовое животное...

   – Это... а-ах!.. глупые выдумки... а-ах!... у нас нет дорог... о, О, О!

   ...

   Поздним вечером важный человек, отходя ко сну и улыбаясь приятным воспоминаниям о событиях сегодняшнего дня, вдруг сообразил две вещи:

   – исчез пергамент с донесением. А там, кроме описания странного побоища, содержался и перечень главарей мятежников,

   – конечно, как же можно ездить на медведях по дорогам? У медведей же когти невтяжные! Любое дорожное покрытие быстро придёт в негодность.

   В другом доме в этом городе скромная женщина писала в письме:

   «Доченька, я очень рада, что тебе удалось собрать всех своих придурков в одно место. Но, прошу тебя, будь осторожнее. Шесть рукавных плевательниц – хорошо. Однако тебе вовсе не было необходимости самой этим заниматься».

   Она вложила письмо, вместе с прихваченным днём пергаментом, в тубу, запечатала и отдала гонцу со словами:

   – Шнеллер-шнеллер, лос.

   ***

   Ну вот. Нафигачил до фига. Ишь как резво разбежались. Значительно быстрее, чем приходили. «Кавырляют». Живенько так, с повизгиванием.

   Стыдно, нарушил правило офицера: последний патрон – оставить себе. Увлёкся.

   Надо бы послать Сухана добить ползающих. И собрать ценности. У этого Хасана – ножны красивые. Поди, и клинок из непростых.

   Фу, Ваня, фу. Главное – люди.

  – Достопочтенный хаджи Абдулла, я воистину рад видеть тебя. Оставим же сию юдоль печалей и средоточие горестей. Прошу тебя, не побрезгуй моим скромным гостеприимством.

   Абдуллу пришлось поднимать – сам встать не мог. Крепко поддерживая под ручку, спуститься к Волге. Рявкнул на молодёжь – прибежали «матерщинник» с «пикинёром». А что, сами помочь дедушке подняться на кораблик – сообразить не могли? Сухан внимательно прикрывал тыл, но желания присоединиться к нам у расползавшихся с места побоища «партнёров по переговорам» не наблюдалось. Погрузились, отскочили на пару сотен шагов, пришвартовались к расшиве.

   Я так понимаю, что все с нетерпением ждут подробного описания – как я ташдара... в смысле – как в прошлый раз... поминая, возвратно-поступательно, все имена Аллаха...?

   Вы мне льстите. Я, конечно, как пионер – «всегда!». Но не сейчас. Сейчас на кону под сотню голов моих людей. И две с половиной тысячи караванских. И моя личная! Между прочими.

   «Делу – время, потехе – час» – русская народная мудрость. А у нас тут... пол-одиннадцатого. До часа – время есть. Для «делов понаделать»

   Глава 500

   Абдулла был невысок, грузноват. И – потрясён. Стоило отпустить его, как он съехал на колени.

  – Многомудрый хаджи Абдулла, ташдар блистательнейшего и победоноснейшего эмира Ибрагима, да продолжаться его дни по воле Аллаха, судьба снова свела нас. Такова воля Всемогущего! И это – радует. Но я вижу печаль на твоём лице. Поделись же своими заботами, и, может быть, я помогу тебе. Кстати, как поживает твой внук Джафар?

   Ну очевидно же! Вот я вогнал четыре десятка тяжёлых свинцовых шариков в сплошную стенку его сопровождающих, завалил мясом, мозгами и кровавыми ошмётками кусок песчаного холма. Там сейчас орут раненые, которых пытаются вытащить их соратники. Там на десятки шагов загажен пляж. Разными человеческими... субстанциями. Теперь самое время поговорить о погоде. Или об успехах подрастающего поколения.

   Тут Абдулла заплакал.

   Пришлось дать ему спирта.

   И – запить.

   И – закусить.

   И – продышаться.

  – Итак, о дорогой моему сердцу хаджи Абдулла, светоч мудрости и столп благочестия, я весь во внимании. Внимаю всей душой своей, душой, возликовавшей при виде столь дорогого мне хаджи Абдуллы, устремившейся к источнику мудрости и саду размышлений в твоём лице. Взор мой открыт и уши мои распахнуты. Сообщи же мне твою историю.

   Ташдар, как я помню, не отличался слезливостью, но тут его пробило из всех дыр. В смысле – насморк. Вытирая рукавом дорогого халата то пот, то сопли, то слёзы, всхлипывая и стеная, он поведал мне о своих неприятностях.

   ***

   Ткань мира – плотно сплетена. Потянув одну нить, вы сдвигаете многие. А то, что спустя столетия, вы не видите ни первой нитки, ни последующих... Что вам до того? Вы-то в полотне, которое возникло уже после. И не можете сравнить с тем, что было бы, если бы первую – не потянули, если бы последующие – не сдвинулись. Но для тех, кто живёт во время смещения нитей – это и есть жизнь.

   «Чтобы тебе жить в эпоху перемен!» – старинное китайское проклятие.

   Бряхимовский поход потряс эмират. Впервые со времён Святослава-Барса и Владимира-Крестителя «северные варвары» обрушились на внутренние земли «Серебряной Булгарии». Два века правоверные ходили к Мурому, Суздалю, Ярославлю... Иногда аллах даровал им победу и добычу, иногда нечестивым удавалось отбиться. Но два века благословенные берега Итиля не видели русских ратей, не слышали грубых и наглых голосов гяуров, звона их варварских мечей.

   Увы, аллах отвернул своё лицо от своих рабов. Гяуры разорили четыре города. Разорили Янин. Который лежит у верхнего края Камской Дельты. А у нижнего, как всем известно, лежит Ага-Базар. Главная торговая площадка всего Поволжья. И столица – Великий Булгар. Столица, основанная великим Аламушем.

   Здесь, на плато Трёх озёр – средоточие мудрости, источник благочестия, центр величия.

   Здесь – дом блистательнейшего эмира.

   Его разорение было бы величайшим несчастьем для всего народа. Конечно, Аллах не допустит такого унижения. И во всех мечетях зазвучали молитвы, призывающие на головы неверных самые страшные казни и беды.

   Всепобеждающий – всех победит. Аль-Матин (Могущественный) – всех отматерит, Аль-Хафид (Унижающий неверующих) – их всех унизит, а Ар-Рафи` (Возвышающий уверовавших) – нас всех возвысит.

   Это – несомненно. Ибо – очевидно.

   Но, кроме верующих, есть думающие.

   Способность русских придти сюда, к устью Камы, бывшая долго время только декорацией в народных песнях и преданиях о героических подвигах древних героев, захватить здесь город, чего прежде не бывало, заставила одних обратиться к молитвам, других – к размышлениям.

   До эмира дошло, что бешеные русские могут в любой момент свалиться многочисленным войском на Волжский берег. В четырёх километрах от Великого Булгара. И дальше вовсе не факт, что Аль-Матин, Аль-Хафид и Ар-Рафи`... даже вместе с Аль-Лятыф (Оказывающий милость рабам своим)...

   А вдруг «милость» будет в неожиданной, особо извращённой форме? – Пути господни неисповедимы.

   Ибрагим решил перенести столицу в Биляр.

   На Руси говорят: «от греха подальше».

   И это правильно: с этих времён русские летописи называют Биляр – «Великий Город».

   Там, «в затишке», удалившись от опасного, торного, Волжского пути, расцветёт новая столица эмирата.

   Не связанная уже со степными маршрутами. А ведь было время, когда караваны верблюдов ходили от Булгара до Киева.

   «От Булгара до границы Руси – 10 остановок, от Булгара до Куябе (Киев – авт.) – 20».

   Так описывают Джайхани и Идриси этот маршрут, протянувшийся по водоразделам Волги и Суры, Оки и Дона на 1500-1600 км. Путь торговые караваны проходили за 60 дней, делая через каждые три дня (70-80 км) – периодические остановки в специальных пунктах-манзилях.

   Новая столица означает пренебрежение русским и варяжским транзитом. Бобров нет, торг падает, прибыль уменьшается... а риски – растут.

   Булгария выросла: Йуру и Вису дают достаточно «северных товаров». Остальное – булгары делают сами. Так к чему же рисковать, сидя на рельсах перед разгоняющимся «русским паровозом»?

   Биляр – тупик. Не «проходной двор», как Ага-Базар, Итиль, Новгород, Киев... Как множество других городов мира.

   Перенос столицы из транспортного узла в центр довольно богатой, густонаселённой области? Это означает, например, изменение налоговой политики, перенос тяжести с «чужих», «прохожих», на «своих», оседлых. На ремесленников и земледельцев. Наличие выросшей за два века после Аламуша, достаточно стабильной, эффективной собственной экономики.

   На мой взгляд – очень разумное решение. Я – «за». Для меня Волга, прежде всего – транспортная артерия. Дорога, которую нужно пробить насквозь. Чем меньше разных «чудаков» сидит на путях – тем лучше.

   Переезд правителя затронул всё его окружение. Одни вельможи были приближены к престолу, другие же наоборот – утратили своё влияние.

   В числе первых был шихна Биляра. Эмир, столкнувшийся из-за переезда со множеством бытовых и организационных проблем, благосклонно заметил административные успехи «директора рынка» и приблизил шихну к себе. Уже и другие сановники, почуяв возвышение шихны, поспешили засвидетельствовать ему свою почтение. Даже и визирь кинулся искать дружбы восходящей звезды эмирского дивана.

   Тандем шихны и визиря стал весьма влиятелен. Шихна опирался на купеческую верхушку, а, значит, имел деньги. Визирь – на родовую аристократию, выставляющую вооружённые отряды.

   В Биляре стремительно складывалась новая камарилья. Ташдар же, оставленный для присмотра за прежней столицей, оказался лишён милости благороднейшего и счастья лицезреть его ежедневно.

   Абдулла был богат, занимал высокую и доходную должность. Но всё это – не более чем придорожный прах без благоволения блистательнейшего.

   Едва положение ташдара покачнулось, как придворные шакалы накинулись на него. Ни многолетняя служба и дружба с Ибрагимом, ни высокая должность не могли защитить его. Эмир был занят новой игрушкой – обустройством столицы и не находил времени для бесед со своим старым слугой.

   Среди множества прегрешений, которые ставили злопыхатели в вину ташдару, было и заключение мира в Янине. В частности – поставки различных ресурсов во Всеволжск согласно «Меморандума». Это представлялось как злонамеренный обман блистательнейшего с привкусом казнокрадства «в тяжёлую годину бедствий народных».

   С другой стороны, эмир «блюл честь» и просто отказаться от подписанного им обязательства – не мог.

   «Ты всё испортил – ты и исправляй». И Абдуллу отправили послом на Русь.

   ***

  – И вот, друг мой Иван, мне было велено договориться об изменениях в твоём соглашении с блистательнейшим. И проследить, чтобы купцы из числа подданных благороднейшего могли беспрепятственно пройти через твои земли. А также сообщить Суздальскому князю слова мира и дружбы и убедиться, что все правоверные свободно покинули его владения. И присмотреть за обустройством нескольких святых людей, мулл и баб, которые будут жить в твоём городе и принесут свет истинного учения в здешние лесные чащобы. Такова воля эмира Ибрагима, да пребудет с ним милость Аллаха.

  – Друг мой Абдулла, ты сообщил мне важные вести. Но прежде всего – вознесём же молитву Всевышнему. Бисмил-ляяхь. Аллаахумма джаннибнаш-шайтаанэ ва джаннибиш-шайтаана маа разактанаа. (Начинаю с именем Господа. О Всевышний, удали нас от Сатаны и удали Сатану от того, чем Ты наделишь нас).

   Хорошая молитва. Вообще-то, читается перед супружеской близостью. Но, по-моему, хорошо подходит к любому групповому занятию. Как в УК РФ: «два и более лиц». Здесь у нас – дипломатические переговоры. Чем не секс? Хорошо бы, чтобы обе стороны ушли... удовлетворёнными.

  – Хвала Аллаху – Господу миров, мир и благословение Аллаха пророку Мухаммаду, членам его семьи и всем его сподвижникам! Аллах в Священном Коране говорит: «Берите же то, что дал вам Посланник, и сторонитесь того, что он запретил вам. Бойтесь Аллаха, ведь Аллах суров в наказании». Так испугаемся же Аллаха! Задрожим, побледнеем и обделаемся от страха. И возьмём, наконец, то, что дал нам Пророк.

  – Э... А что именно? Ну... в смысле... Пророк дал...

  – Мир. Мир, Абдулла. Ибо когда пророка Мухаммеда спросили: – Какое дело является наилучшим? – Он ответил: – Вера в Аллаха и Его посланника. – И ещё Его спросили: – А после этого? – И Он ответил: – Борьба на пути Аллаха. И вот, пойдём же по этому пути. И поборемся. Там же. Ты объясни по простому: с какого хрена вы погост мой разнесли?

  – Мы... эта вот...

  – Достопочтенный хаджи. Не надо вилять. Ты знаешь как я отношусь к тебе. Как к мудрецу и учителю! Ты! Только ты можешь дать мне свет просвещения и воду премудрости! Ибо ты – хаджи! Первый хаджи на моём пути! Ибо хадж – из наилучших деяний для правоверного! Каково же будет оскорбление Пророку, если из-под твоей зелёной чалмы, из уст, припадавших к Чёрному камню Каабы, вкушавших хрустальную чистоту источника Зем-Зем, вдруг польётся муть недомолвок и яд обмана? Изложи же мне правду, бисмиллахир-рахманир-рахим (Во имя Аллаха, Милостивого ко всем на этом свете и лишь для верующих в День Суда).

   Правду... Правда выглядела так, что у Абдуллы снова потекли слёзы. Хорошо, что Николай уже раскочегарил свой самовар.

   Николай у нас путешествует с самоваром. Любит, знаете ли, мой главный купец «чай от пуза» погонять. С полотенечком на шее. А нынче мотивировал самоварничение повышением боеспособности. Типа: а вдруг нехристи на приступ пойдут? – А тут я, уже с кипяточком наготове.

   Ташдар, «отполировав» травяным отваром принятое «на грудь» прежде, окончательно успокоился и, несколько осовев, честно изложил подробности:

   "Судьба приголубит тебя, обоймет,

   Твой слух обласкает речами, как мед,

   И, мнится, к тебе благосклонна она,

   И щедрой любви, и заботы полна,

   И счастлив ее благосклонностью ты,

   И ей поверяешь ты сердца мечты,

   – А то вдруг такую игру заведет,

   Что кровью все сердце твое изойдет.

   Устал я от этой юдоли скорбей.

   Дай, Боже, от мук избавленье скорей!".

   Убедительно. Исчерпывающе.

  – Достопочтенный ташдар цитирует еретика-исмаилита Фирдоуси?

  – Х-ха... Я был на его могиле в Тусе. Это был великий человек. Не оценённый правителем, но восхваляемый потомками.

  – Да, Махмуд Газневи был возмущён упрёками в стихах по поводу ненаследственности его власти.

   ***

   Был такой... Махмуд. Вёл завоевательные походы в Северную Индию под лозунгом «священной войны» мусульман с «идолопоклонниками-индусами». В результате только одного такого похода, – а всех походов было 17, – вывез из Индии 57 тыс. рабов, денег и ценностей на 20 млн. дирхемов и 350 слонов. В это время в его собственном Хорасане свирепствовал такой голод, что только в округе Нишапура погибло свыше 100 тыс. человек.

   Потом-то он отправил 60 тыс дирхемов, по монетке за каждый стих, поэту. Но того уже вынесли вперёд ногами.

   ***

  – Но ты не ответил: так с какого хрена вы погост мой разнесли? Ты отдал такой приказ?

  – Нет!

  – Ты позволил другому отдать такой приказ?

  – Н-нет...

  – Когда это злодеяние случилось – ты наказал виновных?

  – Н-н-нет...

  – Почему?

  – Э...

   "Доколе рассудок во мраке, вовек

   Отрады душе не найдет человек".

  – Так освети! Освети мрак рассудка и обрети отраду душе!

   Ещё при встрече в Янине я понял, что ташдар временами «тормозит». Это – не глупость, он умный человек. Но столкнувшись с новым, неожиданным...

   «Если не знаешь что делать – не делай ничего» – вот он и отбивается от меня стихотворной классикой.

  – Друг мой Абдулла, я в восторге от твоей премудрости, от блаженных звуков величайшего творения на фарси – «Шахнаме». Но там шестьдесят тысяч стихов! Она вдвое больше «Иллиады» и «Одиссеи» Гомера, вместе взятых! В десять раз длиннее Корана! Я готов слушать тебя с утра до вечера и с ночи до утра! Но подумай о твоих спутниках по каравану! Они же просто умрут с голоду, пока я буду вкушать восхитительную «Книгу Царей» в твоём исполнении. Ибо, не закончив дела, я не выпущу их отсюда. Вспомни же о своём человеколюбии, досточтимый.

   Абдулла помялся, дёрнул ещё чуток спиртяшки и поделился деталями.

   ***

   Яниновский мир многих не устраивал. Особенно тех, кого не били в Бряхимовском походе. Булгарскую знать, в частности. Их стыдили за то, что они не приняли участие в изгнании полчищ гяуров. И прижимали имущественно, указывая на бесполезность в «деле обороны отечества и веры». Эти люди хотели реванша, и визирь стал их знаменем.

   Моя манера останавливать караваны на Волге и поход Сигурда, спустившегося по Каме, взволновали купцов. Но если дальние торгаши («гости») из Ага-Базара, пообщавшись со мной, хоть и зудели недовольно, но понимали неизбежность и находили в ней выгоды, то лавочники из Биляра, на которых «гости» и переложили снижение прибыли, были уверены в возможности легко получить огромные доходы.

   Городские лавочники всегда завидовали байкам о сверх-прибыльности дальнего торга. Но, привыкшие к довольно мирному, безопасному существованию под властью эмира – не оценивали адекватно риски.

   «Клонд-а-а-айк!» – вопила их жадность. Достаточно лишь сковырнуть Всеволжск.

   «За морем телушка – полушка. Да рупь – перевоз» – второй части этой мудрости они не чувствовали.

   Шихна Биляра не препятствовал «стремлению народных масс». Наоборот – возглавил.

   Вот эта парочка (шихна и визирь) провела миленькую интригу. Вызвали раздражение эмира против ташдара, добились его отправки послом. И – «подложили свинью». На роль хряка был назначен брат шихны сотник Хасан. Который, опираясь на многочисленность и вооружённость своих людей, а более – на высоких покровителей, практически подмял под себя караван, при первой же возможности устроил провокацию в Усть-Илети.

   Теперь я должен был отомстить, «казус белли», повод для войны. С учётом понимаемого в Биляре соотношения сил, неспособности княжеств Залесья выставить прямо сейчас серьёзные войска, война вполне могла бы быть успешной. Аристократы пожали бы лавры, а купцы – прибыль.

   Однако не всё прошло планово. Мои люди в Усть-Илети – разбежались. А я сам – «затормозил».

   Не было боя. Не пролилась кровь правоверных. Не случилось «разбойное нападение злобных иноверцев на мирных торговцев, пытавшихся лишь прикупить пару овец для пропитания страдающих от худого корма караванщиков».

   Ситуация оказалась неопределённой. «Казус белли» не вытанцовывался.

   ***

   Абдулла постоянно возвращался к «Устал я от этой юдоли скорбей» – для него произошедшее явилось крахом всего жизненного пути.

   Он прожил довольно успешную, благополучную жизнь. Судьба была к нему благосклонна. С самого детства он служил эмиру. Служил верой и правдой. Ибрагим был для него не только грозным хозяином, не только единственным законным, данным богом, государем, но и любимым «младшим братом». Нуждающимся в постоянной, хоть и неявной, опеке, помощи, защите.

   Отношения формальные – сословные, иерархические – за десятилетия жизни бок о бок трансформировались в отношения личностные, межчеловеческие. Ритуалы и одежды, титулы и клятвы утрачивали своё значение, оставались лишь внешней оболочкой, скорлупой, внутри которой существовали две просто человеческих души, с их взаимным притяжением или отталкиванием.

   Абдулла обладал умом, энергией, храбростью. Но не хвастал этим, предпочитая оставаться в тени, «не дразнить гусей».

   В Янине, и во время переговоров, и позднее, провожая нас, ташдар рисковал жизнью. Так думал он сам, так думали многие в эмирате: что придёт в головы бешеным русским гяурам – непредсказуемо. Они же неверные! Не чтут Пророка, не следуют шариату! Звери дикие...

   Ташдар проявил несколько неожиданные, для придворного, стойкость, самообладание. И снова попытался уйти в тень. Не хвастал своими подвигами, не требовал наград. Это вызывало подозрения – люди судят по себе.

   "И на груди его широкой,

   Одна, но в несколько рядов,

   Его медаль висела кучей.

   И та – «за выслугу летов».

   А здесь-то – можно и за дело получить!

   Его участие в заключении мира выглядело, для некоторых, как государственная измена. Это – типичная оценка деятельности переговорщика, которому приходиться вытаскивать страну из дерьма.

  – Вот если бы меня послали – я бы их всех... в бараний рог, на колени...

   Из числа «диванных стратегов» в эту эпоху есть не только те, которые «на диване», но и которые – «в диване». В смысле: в совете при эмире.

   Поток слухов и кривотолков, вливающихся в уши правителя, произвёл эффект. Измена – нашлась.

   Правда – с другой стороны.

   Конечно, эмир не может изменить ташдару. Но человек по имени Ибрагим изменил человеку по имени Абдулла. Изменил не телом, но душой. Лишив внимания, заботы, доверия. Пренебрёг и оттолкнул.

   Именно об этом, о боли душевной, плакался мне Абдулла, размазывая слёзы по лицу, мешая русские, тюркские и арабские слова.

   Столетие назад бывший раб и «мойдодыр» сельджукского султана основал род хорезмшахов. Абдулла не был столь честолюбив. Не потеря возможных титулов шихны и мукты, мутассарифа или вали в каком-нибудь, пусть бы и богатом городе «Серебряной Булгарии», мучило душу, но потеря давнего друга, предательство его.

   Наконец, силы его, истощённые событиями сего дня, включая противоестественные, свойственные лишь дэвам, вырвавшимся в божий мир из пекла, и, в безумии своём, рвущих на части всё живое, ослабленные спиртом и чаем, оставили ташдара.

   «И Шахразада прекратила дозволенные речи».

   В смысле – Абдулла задремал, глупо приоткрыв рот и привалившись к какому-то тюку на дне расшивы.

  – Разъедрить тя по кумполу! Э... Господине... Не-не-не! Не надо за ухи! Тама... эта... вчерашний пришёл. Ну, курке мар с Веткень мастор. Мать его... Ухи-ухи-ухи...!

   Ну и как в таких условиях работать? Ведь сказал же чудаку! Не понимает. Хотя прогресс имеется – словарный запас расширился.

   Стоило подняться над бортом расшивы, как стала видна причина. Причина пылания левого уха моего вестового: метрах в двадцати на бережку стоял нервно дёргающийся вчерашний суваш. В чёрных портянках и испуганном выражении на лице.

   В мордве сувашей называет видками, а черемисы – курке марами. Сувашия – Ветькень мастор, «Сувашская земля». Мой вестовой наслушался разного и теперь безбожно смешивает этнические названия из разных фольков.

  – Эй! Русски! Моя говорить! Секир-башка нет! Кышыл – жок, сез – ие! Ташдар беруге! (Сабля – нет, слово – да. Отдай ташдара.)

   По выражению лица – не сам пришёл. С таким свежим фингалом... откомандировали и настоятельно посоветовали. Ага, а вон дальше на бережку группа посылальщиков. Присматривают за своим гонцом, брошенным на съедение красно-халатному лысому пулемёту.

  – Ну, что смотришь? Дранноухий грязнояз. Переводи.

   «Матерщинник», придерживая опухающее ухо, приступил к беседе со своим вчерашним недобитым знакомым. А я автоматом поймал взглядом «пикинёра».

   Точно: Кавырля прижался к борту с пикой в руках. Аж дрожит от злобы, от надежды запулить этой палкой в своего вчерашнего обидчика, в убийцу своего отца.

   Тяжко мне с ними будет. Когда придётся здесь мир устанавливать.

   Парень почувствовал мой взгляд, оглянулся. Погрозил ему пальчиком. А что ещё делать? Промывка мозгов хотя бы до уровня апостола Павла – «нет ни еллина, ни иудея» – времени требует.

   Молодёжные вопли переговорщиков далеко разносились над речной гладью и несколько нервировали. Хотя суть понятна: из трёх лидеров в караване – ташдара, сотника и караван-баши – остался последний, Муса. Мы с ним знакомы, и оба убедились во вменяемости друг друга.

   Будь расклад чуть другой – огромная толпа испуганных мужчин, вереща и вопя от страха, кинулась бы на прорыв. И по озеру, и по берегу. Вот бы мы их тут штабелями набили!

   Мечта идиота. В смысле – героя-попандопулы.

   Но Муса уже знает, по прошлым встречам, что у меня каждый раз появляются какие-нибудь новизны. Такого... боеспособного сорта. «Чайники» из Билярских лавочников, может, и полезли бы, но «ветераны» видят синепарусного монстра, поломанные и порванные тела своих попутчиков на берегу после... непонятно чего. И разумно предполагают, что у меня ещё какая-то убийственная хрень найдётся.

   Пришлось позвать переговорщика на расшиву, показать ему спящего ташдара. Который при пытке разбудить, обругал всех как-то... изощрённо. Похоже – цитатой из «Шахнаме» на языке оригинала. И снова спать завалился.

   Только часа через три, когда ташдар проснулся, умылся, опохмелился – я смог продолжить.

  – О многомудрый хаджи Абдулла, пока ты вкушал послеобеденный сон и набирался сил, я прикладывал свои скромные умственные возможности, для разрешения возникшей проблемы. Готов ли ты выслушать? – Итак, корень всех бед лежит в отношении блистательнейшего и победительнейшего эмира Ибрагима к тебе. Молва связывает тебя с мной. Если эмир недружествен тебе, то он враждебен и мне. Утрата дружбы благороднейшего – великое несчастие для нас обоих.

   Не надо мании величия. Конфликт Булгар-Всеволжск – из мелких «отходов производства». Главное для всякого человека – он сам. Так поговорим же о страданиях «оси мира» – о муках души почтеннейшего хаджи.

   Абдулла тяжко вздохнул. И горестно запил осознание этой мировой трагедии чаем с мелиссой.

  – Но обратим же пытливый взгляд разума ещё глубже – в корень корня. И что же откроется там, о благочестивейший? – Мерзость. Увы, низкие душонки, переполненные алчностью и глупостью, пустейшим тщеславием и себялюбием, наполнили взор победительнейшего и заполонили слух благороднейшего! Подобно мерзким мошкам мельтешат они перед его ясными очами, подобно навозным мухам наполняют своим жужжанием его чуткие уши.

   Абдулла сокрушенно согласился со мной, покивал головой и произнёс подходящий случаю аят.

   Я не понял. Поэтому просто сделал умное выражение лица, сочувственно вздохнул, издал, подобно Чичикову, «несколько звуков отчасти похожих на французский», здесь – арабский, и продолжил:

  – Ты спросишь меня, о достопочтенный хаджи, есть ли способ освободить взор и очистить слух владыки? И я отвечу тебе – есть! Надлежит лишь изгнать источники жужжания и причины мельтешения. И вновь ты спросишь меня – каковы же средства для такого изгнания? И вновь отвечу тебе, о дорогой моему сердцу хаджи Абдулла. Надлежит дать блистательнейшему неопровержимые доказательства и очевидные свидетельства. Их мельтишёльности и жужжальности, их лживости и алчности. И опять задашь ты вопрос: где же взять такие доказательства и свидетельства? И опять я отвечу тебе, о мудрейший и правовернейший – они перед тобой.

   Абдулла размеренно кивавший в такт моему, несколько заунывному повествованию, прихлёбывая чай, поперхнулся, расплескал пол-чашки, ошарашенно посмотрел на меня, заглянул в свою посуду. Изумление его было непередаваемо. Но я держал паузу. Не по театральности. А по необходимости – мне тоже надо отхлебнуть. А то совсем чай остынет.

   Далее я изложил версию и предоставил улики. Начиная с товара, купленного в прошлом году у купца Мустафы.

   ***

   Напомню: запрет на продажу длинного клинкового оружия племенам действует в этих местах уже давно, с полвека – точно. Но в прошлом году торговец Мустафа привёз в Усть-Ветлугу несколько реэспортных западноевропейских мечей с пышно орнаментированными рукоятями и клеймом ULFBERHT на клинке. И свеженький Gizelin.

   Если бы суздальцы наскочили на эти клинки потом, то винили бы в вооружении лесовиков новгородцев. Но я взял их «у источника» – купил у булгарского купца.

   Мустафа посчитал меня разновидностью местной кугырзы, а я, уловив ситуацию, начал «копать». У меня-то возможностей побольше, чем у местного она или панка.

   Понятно, что это контрабанда. Понятно, что прикрытая с самого верха. Тащить в караване что-то тайное...? – Можно. Если ты можешь спрятать эту «тайну» в рукаве. Что-то габаритное...? – Конечно. Если есть кто-то, кто сможет заткнуть рты десяткам купцов, приказчиков, слуг – «умников» и сплетников.

   Я прижимал лесные племена, вытряхивая из них боевое оружие. Попадавшиеся образцы и рассказы о них, позволяли построить довольно объёмную картинку. А рассказы Полонеи о её многолетних блужданиях по рынку Биляра, добавили «мазки с той стороны». Просто надо было конкретно спросить. Она вспомнила и Мустафу, среди сотни других дальних купцов, и некоторых его собеседников. Среди которых были и люди шихны, что естественно – дела проходили на рынке Биляра, и человек визиря. Что уже не столь очевидно.

   Я выложил перед Абдуллой ULFBERHT и Gizelin – наглядное подтверждение моих слов. И построил цепочку:

   – преступление (продажа оружия, нарушение воли эмира)

   – преступник (Мустафа)

   – соучастники (люди шихны и визиря)

   – инициаторы (сами вельможи).

   Понятно, что третий и четвёртый уровень описывались мною предположительно. Но ведь Мустафа идёт в караване? А ташдар – самый главный. Что ж не допросить контрабандиста?

   ***

  – Э... ты хочешь пытать булгарского купца?

  – Абдулла! Как можно?! Я не херувим, но я чту законы блистательнейшего! Ты! Ты пойдёшь к караванщикам, ты возьмёшь власть в свои руки, как и положено одному из высочайших вельмож и мудрейших советников победоноснейшего! Успокоишь взволнованных. И укротишь злонамеренных. Ты расспросишь купца и установишь истину. И тогда мы решим – что делать с караваном. И... и вообще.

  – Ты... ты отпускаешь меня?! Просто так?! Без выкупа? Без обязательств? Без награды за свою... э... победу, там, на холме?

  – Есть ли в мире для меня большее приобретение, нежели доброе отношение благочестивейшего хаджи? Прикосновение к источнику мудрости дороже сундука с золотом. Эй, парни, помогите достопочтенному ташдару спуститься на берег.

   Абдуллу со всем почтением переместили на берег, чуток проводили, как раз до того места, где следы устроенного мною побоища произвели инстинктивное впечатление на пищеварительный тракт вельможи. Тут и его слуги прибежали. Сдали с рук на руки и стали ждать продолжения.