Текст книги "Одуванчик (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

   Напомню: основной источник жизни здешних князей, основа содержания княжеских дружин – таможенные платежи иностранных купцов. Связка железная: купцы-серебро-дружина-князь. Иначе не бывает. Столетиями! По всей Балтике! «Это ж все знают»!

   Кастусь добровольно(!) обрывает самое начало этой цепочки. Всевозможные вятшие – просто дуреют, не могут его понять.

   «Ё!», «бзды-ы-ынь!» и прочие междометия валом прокатываются по всему региону. Кажется, что и морская волна, накатывая на прибрежный песок недоверчиво шипит:

  – пишьтёшь, пишьтёшь...

   Дальше – по Жванецкому:

   «Если ты споришь с идиотом, то, вероятно, то же самое делает и он».

   Распространённейшая реакция на собственное непонимание собеседника – объявление его глупцом.

  – В Каупе – придурок! Простейшего – не понимает, мышей – не ловит, фишку – не просекает. Кретин!

   Всё местное княжьё, жрецьё и купцьё злорадно потирает руки: во сща-сща этот хрен московский загнётся!

   Немцы из Любека и с Готланда, которых это инновация более всего и подвинула, приходя в Тувангсте, с порога спрашивают:

  – Ну что? Сдох уже тот внучок психованный?

  – Не-а. Процветает, поганец.

   И тут выясняется, с некоторым запазданием для заинтересованных, что Кестут гоняет ушкуи с янтарём, пушниной и прочими традиционными товарами Самбии – в Гданьск. Где, под эгидой Сигурда и Самборины, через моих торговцев-"стрелочников" нарастает очень серьёзный торг. Формально – местный, кашубский. Хотя и прусским товаром. Гданьские торгаши спешно затариваются и умильно облизываются. В ожидании «снятия сливок». Туда же отправляются купцы со всей округи. Включая Гнёзно и Берестье, Волин и Славно, Роскилле и Сконию.

   Сработало то, что я многократно втолковывал во Всеволжске, рассуждая, например, о «Белой Ласточке»: нельзя сидеть на товаре, поджидая «гостей заморских», надо самому везти его к покупателю. Кастусь, наглядевшись на мои дела, ломает обычную для пруссов манеру, переходит от «налогов и сборов» к «гос.монополии внешней торговли».

   Понятно, что и в Любеке, и на Готланде об этом скоро узнали. «Скоро» – не «сразу». А там уже и зимние шторма пришли. Тема не исчезла, но отодвинулась. И отодвигалась с каждой очередной «новизной». Типа двух «демонстрационных» требушетов у канала или ушкуя с огнемётом. Про это я уже...

   При таком – монопольно-морском – подходе у Кастуся возникают проблемы по номенклатуре: что-то в избытке, что-то в дефиците. Не всё можно привести лодочкой. «Дальний торг – предметы роскоши». И он начинает приводить в порядок окрестности, занимает заброшенные городища линий сакральной и военной защиты вокруг Каупа, двигается дальше, ставя своих людей в протогородах Бледаве и Варгенаве.

   Народное собрание же! Демократия же!

   «Удивительная дама – демократия. Её насилуют, а она ещё кокетничает».

   Был бэр – ставленник кривов, стал – ставленник вадавасов. Часто – это один и тот же человек. Просто – после просвещения мозгов. Ну, по-кокетничал малость. И – вразумился.

   Так Кастусь «пробивает» сухопутную дорогу от Каупа к Тувангсте. Ещё не канал север-юг, который построят орденцы, на котором уже и в 21 веке будут стоять удивительно богатые травостои. Просто дорога. По которой в сухую погоду можно проехать на телеге. Которых здесь нет. Но у Касуся есть мастера, которые знают «как».

   Да не бывает такого!

   Ага. Но «дедушка» с радостью поддерживает: часть товаров пойдёт "в" или «через» Тувангсте – Камбиле прибыль.

   Между делом Кестут проводит окончательное замирение местных датчан. Что позволяет «дедушке» сократить группировку, прикрывающую Тувангсте с севера.

   Подобно мне, Кастусь и его команда наворачивают одну несуразность на другую, одно «не бывает», на другое. На этом существует и развивается.

   Конфликт между владетелями, который должен был, на первый взгляд, возникнуть обязательно, сподвигнуть Камбилу на войну под «знаменем Видевута» во исполнение повеления «наместника божественных братьев на земле», несмотря на неожиданно быстрый подъём Каупа – не возник.

   Янтаря на продажу в Тувангсте стало меньше? – И чё?

   Владетель живёт не с янтаря, а с налогов. Реально – с единиц налогообложения. Каковыми являются не пуды, мешки или бочки, а лодии и головы.

   Прежде готландский купец менял шнеку полотна на шнеку янтаря. Янтарь подорожал. Теперь, чтобы купить в Тувангсте столько же «солнечного камня», нужно пригнать не одну лодейку с полотном, а две. И, соответственно, отдать Камбиле вдвое больше мыта.

  – Ах-ах! Да где ж мы столько денег возьмём?!

  – У своих свиней отберёте.

   Про поговорку средневековья: «В Висбю свиней из серебряных корыт кормят» – я уже...

   Норма прибыли снижается, купцы перекладывают расходы на покупателей – цены у конечных потребителей подскакивают. Но это же предмет роскоши! Чем дороже – тем роскошнее! Кто не может – тянется сильнее, досуха выжимая своих бондов, сервов и виланов.

   И чё? – это ж народ, податные, быдло.

   Главное для Камбилы – успехи внучка, не нанося существенного вреда, будят надежды, открывают «окно возможностей».

   «Лучше синица в руках, чем журавль на горизонте» – давняя русская мудрость.

   Если всю жизнь крутишься как пескарь на сковородке, когда от злости не можешь спать, когда вдруг замаячил аллод... Хотя бы намёк... Лучше «журавль».

   «Или – в стремя ногой, или – в пень головой» – другая русская истина.

   Действия внучка были восприняты Камбилой как мудрость. Как проявление уважения к нему, старшему. Как стремление к миру, к союзу. Добровольная и умная поддержка главы рода.

  – Не ошибся. Хоть и стар, а глаз остроту не утратил – разглядел толк в мальчишке.

   А коли так, чего ж не помочь внучку? Чай, своя кровь, родня.

   Камбила дал несколько полезных советов, потолковал с местными.

  – Князь! Эти иноземцы притащили на нашу землю своего бога! Нарушение священных заветов!

  – Ай-яй-яй! Как нехорошо! Так прямо на твою землю? Так поменяйся! Землёй. Найди общину, которая захочет перебраться сюда. Или просто переселись в Натангию. Там на юге есть свободные земли. И на твоей земле не будет никаких чужих богов.

   Понятно, что такие разговоры не успокаивали наиболее заинтересованных. Прибывший в Кауп в свите Камбилы крив высокого ранга прямо спросил на обратной дороге:

  – Когда ты выжжешь иноверцев?

  – Когда на то будет воля божественных близнецов. У Кестута сотня вадавасов. И крепость. Нужны три-четыре сотни бойцов. Нанять воинов – серебро. Когда решите – присылайте.

   Напомню: Владимир Креститель с помощью норвежского конунга Хакона нанял тысячу воинов. Вернулся в Новгород, взял Киев, угробил брата. Похоже, что деньги на это предприятие дал тогдашний Криве-Кривайто. Результат? – П-ш-ш...

   Прошло двести лет, но в Ромове помнят о той авантюре. И ещё очень не хотят усиления своих, «прусских» дружин.

  – Дашь Камбиле денег, а он выгонит всех наших ставленников из волостей в округе... Наймёт кучу этих противных еретиков-иноверцев. И сделает их владетелями. Всей Прегели. А то – и всей Самбии. Да не допустят всемогущие боги такой мерзости! Давайте лучше помолимся. «Божественные близнецы» помогут и устранят возмутителя спокойствия. Своим божественным промыслом.

   Камбила «перебросил мяч на ту сторону поля». И в Ромове, и Тувангсте – ждали. Когда Кестут сломает себе шею. В Ромове – молились, в Тувангсте...

   Дедушка крутил перед глазами единственный на всю Балтику калейдоскоп от внучека, выслушивал всевозможные жалобы, а потом спрашивал:

  – А хочешь – я тебе будущее покажу? Волшебная трубка. Хочешь?

   Не хотели. Скорость, с которой Камбила перерезал горло своим собеседникам в молодости, вошла в поговорку и упускать из виду его руки... было бы непростительной глупостью.

   Камбила радовался. Себе, своей прозорливости. Стремительному взлёту «своего кукушонка». Потери? – Да мелочи это! А вот как внучек... вставляет «людям в белом»! Верно говорят: «отольются кошке – мышкины слёзы»!

   Виноват: кобыльи.

   В Каупе начало происходить то, о чём я предупреждал ребят во Всеволжске – к ним стали приходить люди. Со всей Самбии.

   Особенно – христиане. Особенно – женщины. Именно среди них доля крещённых от рождения выше. Можно сравнить с тайными крещениями при коммунистах в СССР – матери чаще крестят дочек. Да и вообще: Перун – мужской бог, женщине – нужен свой.

   Кстати: Владимир Креститель это понимал. И устанавливая на Киевской горе идолов начиная с Перуна, не забыл и Макошь, богиню-пряху.

   В «священном царстве» все были лишены возможности принимать причастие, исполнять другие христианские обряды. Но память – была. А жизнь... Жизнь «котёнков» в здешнем обществе мало для кого хороша. Некоторые, осмелев, бежали в Кауп.

   Дальше работала племенная система: на моей земле – мой закон. То, что мне, в рамках русско-булгарского феодализма, пришлось забивать в «Устав об основании...» – у Кастуся пошло изначально как норма.

   Ни одно племя, ни один род не выдаёт человека по основанию: он где-то совершил преступление. В каждом случае нужно особое решение народного собрания. Примерно так, как выдают Кору гуронам делавары в «Последнем из могикан».

   А конкретно? – Высшая судебная власть – у Криве-Кривайто.

   У тебя наложница убежала? – Съезди в Ромов, поклонись, заплати. Хорошо заплати – чтобы Криве, ради твоей мелкой заботы, которая и яйца выеденного не стоит, оторвался от самого главного дела, от молитв девяти богам о процветании всего народа. И отправляйся, в сопровождении «судебного исполнителя» – крива с кривулей и несколькими воинами из храмовой стражи – в Кауп.

   Где на границе округи вас остановят.

  – Вон – охранное святилище. Дальше вам хода нет. Ибо так установили ещё два века назад наши почтенные предки. Такова была воля святого и вознесшегося в пожаре священного Ромова, во время разгрома, учинённого проклятым польским королём Болеславом, Криве-Кривайто по имени Ливойлес. Почтим же память мучеников за наших богов: Ockopirmus (главный бог неба и звезд), Swayxtix (яркий свет), Auschauts (бог больных), Autrimpus (бог моря), Potrimpus (бог воды), Bardoayts (бог лодок), Pergrubrius (бог растений), Pilnitis (бог изобилия), Parkuns (бог грома и дождя), Peckols (бог ада и тьмы), Pockols (летающий дух или дьявол), Puschkayts (бог земли) и его слуги Barstucke и Markopole.

   Посчитали богов? Число не сходится? А как старый мудрый Вяйнемёйнен в Калевале идентифицирует себя во времени-пространстве: «а на третий день, на четвёртую ночь...»? – Здесь ещё по-божески – различают кто за что отвечает.

   Изложи свои проблемы вадавасу князя Кестута. Который твою «мову» воспринимает – «наречие пруссов сходно с литовским». Но – через раз и только когда хочет. А когда не хочет...

  – Ты чего-нибудь вкусненького принёс? А блестящего? Нет? – Моя твоя не понимай!

   И сиди в заброшенном полтора века назад святилище до «белых мух». А вдруг князь решит отдать тебе – твою бабу?

   «С Каупа выдачи нет» – естественное состояние. Для Кестута – другое просто непонятно. Он так жил на Поротве, он посмотрел на это у меня. Разного сорта бюрократические уловки, затягивание дел, переключение внимания, «вязкость» – ему не свойственны. Ему бы – «гавкнуть» да «стукнуть». Но есть советник. Точнее – советница. Которая этими приёмами владеет. И, следуя женской солидарности, «котёнков» не отдаёт, виртуозно тянет время. Не доводя до лобового конфликта, как хотелось бы князю.

   Понятно – вот-вот это кончится. Криво топнет ножкой, стукнет кривулей... А пока – крепость уже готова, растёт запас стрел и смолы на случай осады. Восстанавливаются городища по периметру территории, ведётся разведка и пропаганда в соседних округах, среди тысячи «лотерейщиков» нашлась сотня довольно надёжных и годных в копейщики. Их гоняют на плацу, заставляя держать «правильную» стену щитов...

   Команда-навыки-ресурсы. Главнейший ресурс – время. Новосёлы «пудрили мозги», отсылали к «славному прошлому», что чрезвычайно важно для сообщества, построенного на вековых священных традициях.

   Кестут принимал беглецов, применял их на своих кораблях, в различных работах. Или расселял на косе, куда доступ посторонним был затруднён. А женщин – выдавал замуж по христианскому обряду. Что привлекало к нему всё новых и новых «женихов».

   Когда осенью у Сигурда в Гданьске возникли кое-какие... негоразды, Кастусь отправил к нему полсотни пруссо-датчан и крещённых сембов под командой Харальда Чернозубого. Чисто по городку погулять, «себя показать, на людей посмотреть». Весной они вернулись. С беременными жёнами. И отбоя от желающих поступить в службу к князю Кестуту – уже не было.

   Другим источником влияния Кестута (кроме женщин и Христа) были мои товары. Значительная часть которых не продавалась, а дарилась. Беня, вернувшийся из Гданьска, рвал на себе волосы от такой расточительности.

   И – зря.

   Как я говорил, у пруссов, как и у руссов, принято отдариваться. Родовые вожди всех прусских племен – не только Камбила у сембов, но и натанги, вармы, погуды, помеды, кульмы, сассы, барты, надрувы – получили редкие подарки от нового князя Каупа. Не были забыты и иные балтские племена, живущие под властью Криве-Кривайто: Голинды, Ятвяги, Скальвы, Жмудь, Курши, Аукшайты, Литва. Со временем Кастусь добрался до более отдалённых Селов, Земгалов, Латгалов, Ливов и Эстов. Даже до потомков поселившихся в землях Ятвягов, бежавших от крещения, славянских язычников.

   Про «Пургасову Русь» – я уже... Здесь – сходная «Ятвяжская Русь».

   Племенные князья, потомки Видевута, радовались появлению нового родственника, восхищались подарками, отдаривались. Князь скальвов, «державший» устье Немана, отчаянно завидовал Камбиле, сидевшему в устье Прегели.

  – Неман – больше! Я тоже хочу!

   В смысле: иметь сильную дружину, построить большой бург, брать много пошлины... и чтобы кривы – с уважением.

   Кастусь сочувствовал, поддерживал... но ничего не обещал. А когда обязывающие слова уже были готовы сорваться с его уст, Елица, изображавшая молчаливую служанку в ходе княжеской встречи тет-а-тет – уронила горшок с горячим бульоном из конины. Кастусь малость обварился, пару дней хромал. Но желания давать опасные обещания – у него пропало напрочь.

   С лидерами светской, родовой знати – Кастусь договаривался. Главный из них – Камбила – его поддерживал. А вот со знатью жреческой, с «вершинами духа и столпами веры» – с кривами и вайделотами... никак. Но «предводитель команчей» – действующий Криве-Кривайто – вдруг оказался благосклонен.

   Ещё в начале своего укоренения в Каупе, упоив вторую «инспекцию», Кестут «перехватил инициативу» – съездил в Ромов. Где его приняли... неоднозначно.

   ***

   Ромов довольно далеко от Каупа – через всю Самбию. И ещё чуть дальше.

   В среднем течении Прегели, верстах в пяти уже за нею, в Натангии, в излучине реки, которую много позднее назовут Голубой, стоит, омываемое с трёх сторон, огромное городище. Там никто не живёт. Кроме Священного Дуба, растущего из трёх разных корней и срастающегося в один ствол на уровне человеческого лица. В которое смотрят девять ликов богов, проявившихся в теле дерева по воле высших сил.

   Мало кто из людей смотрел в глаза этим ликам: вокруг дуба в трёх шагах воткнуты шесты, на которых натянуты священные завесы. Одно из полотнищ – трёхметровое «знамя Видевута», с вышитыми портретами Патолса, Потримпса и Перкунса.

   Трогать полотно руками нельзя. Но можно поцеловать землю перед ним. Это довольно... гигиенично – «культурного слоя» в городище практически нет.

   Чуть ниже по реке – ещё одно городище. Там живут высшие жрецы. С семьями и прислужниками.

   ***

   Там были живы люди, которые помнили визит отца и матери Кестута, его собственное посвящение в воины Перуна.

   Ностальгические воспоминания, друзья детских игр...

   "Простите, верные дубравы!

   Прости, беспечный мир полей,

   И легкокрылые забавы

   Столь быстро улетевших дней!".

   Кестут пристойно помянул свою матушку, служившую здесь некогда вайделоткой, и так нехорошо почившую у меня в Пердуновке, был любезен с её давними «сослуживицами». Поклонился «знамени Видевута», растянутого на шестах перед Священным Дубом, съездил к Священной Липе и покормил гномов, живущих у её корней – барздуков и маркополей.

   ***

   Барздуки – маленькие мужчины. В лунную ночь они посещают больных. Приносят своим почитателям хлеб в закрома. В домах расторопные духи выполняют для своих друзей всякую работу.

   На Руси о таких говорят: «семеро с-под печки», или «два молодца, одинаковых с торца». Правда, у нас помощи от них не ждут – лишь бы не мешали: «Чур, Чур, поиграй и нам отдай».

   В Пруссии люди ложатся спать, покрывая стол чистой скатертью, на которую ставят хлеб, сыр, масло, пиво, и приглашают барздуков поесть. Если на следующее утро на столах ничего нет – хороший признак. Ежели пища остаётся нетронутой, то боги удалились из твоего дома и тебя они больше не любят.

   Священная Липа простоит очень долго. Когда мечи крестоносцев покорили этот край и старая вера была запрещена, на липе объявилась чудотворная икона Божьей Матери. Рассказывают, что люди, ожидая для себя много добра от этой иконы, старались непременно вынести ее из бывшего языческого святилища, но она по-прежнему возвращалась. Тогда здесь возвели часовню, которая широко прославилась по всей округе.

   ***

   Сыр барздуки съели. Оставив кучки мышиного помёта. После такого благословения можно перейти к следующей стадии – тайному обряду козло-жрания и человеко-покаяния.

   "Жители собрались в сарае... Мужчины привели козла, а женщины принесли специально приготовленное тесто. Жрец занял возвышенное место и повествовал о древних народах, их героических делах и добродетели, о богах и об их благости...

   На середину сарая вывели козла. Жрец возложил на него руку и обратился к богам, поименно перечисляя их, дабы все они милостиво снизошли к жертвователям. Собравшиеся пали подле жреца на колени и громко каялись в грехах, которыми они за истекший год прогневали богов.

   После исповеди все вместе пели богам славословия, высоко поднимали на руках козла и носили его по кругу. Затем песнь смолкла, козла опустили на земляной пол. Жрец призвал людей искренне смириться и осуществить жертвоприношение, как исполняли этот ритуал предки и заповедали детям своих детей.

   Козла закололи, кровь его собрали в углубление в полу, окропили кровью сарай, дали каждому из присутствующих малую толику той крови и посудину, чтобы дома дать ее животным, ибо это средство предохраняет от всех болезней.

   Козла разрубили на части, женщины зажарили мясо. Когда козла испекли, все упали на пол, а жрец ударял их. И люди краснели до корней волос за грехи, в которых они покаялись. После все набросились на самого жреца, все присутствующие дергали и колотили его за совершенные им грехи.

   Покаяние закончилось приготовлением пирогов, но не в печи: женщины подавали мужчинам затвердевшее тесто, которое те кидали через огонь до тех пор, пока оно не испеклось.

   Собравшиеся ели и пили весь день и всю ночь. То, что оставалось от жертвенной трапезы, тщательно собрали и зарыли в заветном месте, дабы птицы и звери не осквернили священную пищу: мясо жертвенного животного – приносит богам силу. За это люди получают милость богов. И хлеб, освящённый огнём, имеет священную силу против всего вредного".

   Почему богов кормят объедками – понятно. Людям самим кушать хочется, а богам и кости с требухой сойдут. Чай, не дворяне.

   Кестут привёз с собой качественного козла – дар был принят, дарителя допустили к обряду – не чужак.

   Глава 489

   Это – здорово. Потому что в валах святилищ есть специальные ямы для жертвоприношений. В провинциальных – жгут янтарь. А вот в Ромове...

   "Юные прусские пастухи пели песню:

   "Утренняя звезда, утренняя звезда,

   освети мою раннюю смерть.

   Скоро зазвучат трубы,

   должен я оставить свою жизнь,

   я и другой парень".

   Захваченные в плен враги под звуки труб типа трембит сжигались на жертвенном костре верхом на конях, в полном боевом снаряжении".

   Обошлось. Не пастушок. И – не враг.

   Кестут поднёс жрецам богатые и невиданные здесь подарки. Отчего те сильно взволновались.

   А что по поводу глицеринового светильника скажут «божественные близнецы»? Можно ли заточать «священный огонь» в стеклянную посуду? Кошерно ли это? С точки зрения «17 заповедей»? А что по этому поводу говорил третий Криво – Брудон? Или – Напейлес, второй этого имени и семнадцатый по общему счёту?

   В общем угаре теологии Кестут напрочь обрубил попытки убедить его уничтожить христиан на своей территории:

  – Я не создаю нового – я восстанавливаю прежнее. Или служители Священного Дуба заодно с проклятым датчанином Кнутом?

   Столетиями разные язычники бежали в эти места, спасая себя и своих богов от тотальной проповеди христианства. Но бежали-то они со своими, очень разными богами! Святовит и Чернобог, Таранис и Тор...

   «Запрет Видевута» – конечно, верен. Потому что – истинен. Но в некоторых местах, на окраинах земель... «Если кто-то кое-где у нас порою...». Как в погибшем когда-то Каупе... в процветающем ныне Тувангсте... Ведь можно же!

   ***

   13 апреля 997 г. пересекший территорию заповедного леса Кунтер и могильник Ирзекапинис («могилы гребцов») св. Адальберт (Войцех) был убит пруссами. В 1981 г. вблизи леса Кунтер, в урочище Охсендреш, Балтийская экспедиция исследовала открытое святилище поперечником 16 м. Были обнаружены каменные вымостки, жертвенник и две ямы. Этот комплекс... однозначно связывается с последними часами жизни Адальберта. Миссионера, видимо, принесли в жертву духам, обитавшим в священном лесу Кунтер, причём ритуальный костёр здесь не применялся. В связи с осквернением, причиненным ногами христианина Адальберта, была приостановлена деятельность святилища, расположенного рядом с Кунтером, у могильника Ирзекапинис, который был перепланирован и просуществовал до XI-XII вв.

   Вот этого – не надо. Да и с чего бы? Кестут ничего не осквернял, креста в Ромове не носил, «возлюби ближнего» не проповедовал. А какого козла он притащил! – Прямо эталон, всем козлам козёл!

   ***

   Криве-Кривайто не стал настаивать – уж очень понравилось собирать подношения на поднос из хохломы – дают много больше.

   «Вялость реакции» языческого первосвященника – от богатых подарков «на самый верх»? «Отдаривание» в форме ничегонеделанья?

   «Чем глупее начальство, тем меньше оно сомневается в своей мудрости».

   По крайней мере, некоторые в Ромове говорили именно так.

  – Наш-то... продался. Бельма «золотым деревом» замылил.

  – Не, просто стар стал. Пора его на костёр уже...

  – Т-ш-ш...

   Как часто бывает при дворах владык, в Ромове быстренько сформировались две партии – «войны» и «мира». Которые яростно вели пропагандистскую войну, обращаясь к своему «электорату». Который здесь – в единственном лице.

   Старенький Криве по имени Помолойс тяжело вздыхал, поглаживал неестественно яркие цветы в золоте, изображённые на деревянном подносе и приговаривал:

  – Какая красота! Какие краски! Да что вы...? Хороший мальчик. Не выдумывайте – он не изменит. На его душе – метка богов. Когда боги призовут – придёт. Пусть работает, строит. Пусть богатеет. Наступит время – боги явят свою волю.

  – Так может – повелеть людям, чтобы спешно восстановили цепь военных и священных городищ возле Каупа?

  – Пустые хлопоты. Оно и так всё наше. Священных близнецов.

   Окружающие кривы и вайделоты переглядывались, полагая, что старик совсем выжил из ума.

   Нет, Помолойс просто знал чуть больше своего окружения. Есть тайны, которые не следует доверять даже этим... высокого ранга.

   Я тоже не понимал. То, что доходило до меня в самбийских донесениях – выглядело бредом. Я был слишком реалистичен, слишком материален. Почитал христианство с язычеством – маразмом, напрочь, как вредный мусор, выбрасывал мистицизм. И забывал, что в одежды суеверий, временами, одеваются вполне реальные явления. Соответствующие законам того самого Исаака.

   Глупый гонор «вульгарного материалиста». Слышащего слова, видящего одежды и ритуалы. Не замечающего под ними фактов. За что мы и поплатились.

   Об этом... о-хо-хо... позже.

   Впрочем, и арсенал средств кривов был ограничен. Главная военная сила Самбии – Камбила – начинал разговоры по теме с вопроса о привезённом серебре. Местные витинги были немногочисленны и ненадёжны – сказывались последствия гражданской войны шестидесятилетней давности и последующих неоднократных «зачисток территории».

   Ярлык «тайный иноверец» десятилетиями убивал здесь не хуже, чем «социально чуждый» – в других местах и временах. Естественным образом сочетаясь с повсеместным «враг народа».

   Поднять народное ополчение... Пруссы не умеют штурмовать такие крепости как отстраиваемый Кауп. Это неумение послужит одной из причин поражений всех трёх восстаний против Ордена.

   Но главное: «папа язычников» – не велел. Почему-то.

   Все группы местной элиты: князья, дружины, витинги, бэры, кривы... «зависли». Стараясь избегать «первого удара» – пролить кровь первыми. Не из опасения противника – от непонимания властей.

   Два местных лидера, два конкретных человека – князь Камбила и первосвященник Помолойс, каждый из которых что-то терял при возвышении Кестута – почему-то относились к новосёлу благожелательно.

   «Без команды – не стрелять».

   «Паралич власти».

   Все ждали. Кроме самого Кестута, который активно строился. И очень встревоженных местных кривов – фактических правителей соседних с Каупом волостей.

   «Занимая место под солнцем, ты загораживаешь кому-то свет».

   Кастусь – «место под солнцем» занял. Разным «комутым» – «свет загородил».

   Воевать они не могли – «сам» не велел. Вести активную контрпропаганду – разучились за столетия «монополии на истину». Гадили потихоньку. Настраивали население, препятствовали торговле. Фактически устроили продовольственную блокаду.

   Понятно, что балтийская селёдка, которую «лотерейщики» Кестута ловили у косы, никаких команд от жрецов не воспринимает. А вот скот и хлеб... общинники не продают. Мнутся, жмутся и по секрету сообщают:

  – Мне ж с этими... ну... жить. Не. Сам съем.

   У Кестута тысяча «лотерейщиков», полторы сотни людей, пришедших с ним из Всеволжска, каждый день приходят ещё. Иные – просто наняться, иные... их не принять – обречь на смерть. Чем их всех кормить? Местные пруссо-датчане живут бедно. Хохмочки с «объеданием» соседей уже не повторить. Нужно продовольствие. Много. Где взять?

   Жизнь, как известно, состоит из неожиданностей и неприятностей. Выбери из них подходящие и примени с пользой. Всего-то...

   Беня, потолкавшись по новостройке, поболтав с разными местными, собрался, наконец, домой – во Всеволжск. Набил три ушкуя «сырым янтарём» и отправился восвояси.

   Под охраной куршей.

   Чего вообще – не бывает.

   Про вопли «Ё...!» – я уже...? – Здесь – аналогично.

   Тут надо чуть вернуться назад.

   У куршей – устойчивая слава самых страшных морских разбойников. Эпоха викингов – уже закончилась, эпоха «виталийского братства» – ещё не началась.

   «Страшнее курша – зверя нет».

   Во время прохождения каравана Сигурда и Кестута мимо косы – курши пытались напасть. Были биты. Озлобились. Узнав о восстановлении Каупа, собрались, было, всё там сжечь-разграбить.

   Самбийские курши, которые поколение назад осели у Каупа – предупредили. Что на той стороне залива – жгут костры, «откапывают томагавки», пляшут и поют. Нехорошую песню:

   "Вот мы все пойдём.

   Всё сожжём огнём!".

   Кестут сразу возбудился, за меч схватился... Потом подумал. И послал из некрещёных ещё местных куршей – послов. На их историческую родину.

   С другими бы, с пришлыми... А уж с христианами...! Даже и на берег бы не пустили! Так бы и покрасили полосу прибоя вражьей кровушкой.

   Но соплеменников резать...

   «Мы с тобой одной крови. Ты и я».

   Лихость Кестута, проявленная им в стычках на косе, плотики с гирляндами отрезанных ушей, плывущие по заливу, дополненные богатыми, главное – невиданными здесь, подарками, привели к взаимному уважению.

   Нет, нет! Не к приязни, дружбе, союзу. Только к готовности выслушать.

   Остальное, как и положено у настоящих мужчин в эту эпоху, было основано на пролитой крови и совместном успешном грабеже.

   Чисто обычный, рутинный, для здешних мест, эпизод. Чуть в новой аранжировке.

   В Кауп пришёл обратный, из Тувангсте, новгородский караван. Десять ушкуев, набитых местными товарами. Купцы услышали об обновке – о новом князе в Каупе, места им знакомые – пришли глянуть.

  – А, Литва Московская! Эт которых суздальские вышибли? Которых рязанские за покражу куриц пороли? Думаешь, на чужой стороне – хлеб слаще? Дурковат ты, князёк. Камбила своего не упустит. Чуть подымешься – выкрутит досуха. Ну, лады, покажь – что за барахло на продажу задумал.

   Новгородцы вели себя хамски. А чего ж нет? – Товар они взяли в Тувангсте, тут – только чуть дополнить, если по дешёвке. С князем сембов Камбилой – отношения дружеские, своя сила немалая, местный князёк против не поскачет. Да он вообще – слаб на голову, мыто не берёт!

   Места тут кое-кому знакомые. А то и родственники есть:

  – Батяня мой тут зимовал не единожды, трёх ублюдков понаделал. Ты, слышь, князёк, возьми-ка их себе в ближники. Два сапога – пара. Га-га-га...

   Кастусь краснел и бледнел. Хватался за меч, но вечером Елица устроила «мозговой штурм». С утра к новогородцам пошёл разговаривать Беня. Он хоть и отвечает вежливо, но устойчивое ощущение – «сам дурак» – у собеседника не проходит. А в драку... только начни.

   Морской ушкуй несколько больше речного. А вот команда у него меньше. Речникам приходиться иметь две смены гребцов. Иначе выгрести против течения... можно. Но очень долго. Моряки больше идут под парусом. Гребля – в штиль или при манёвре. На десятке ушкуев нет и двух сотен человек. Обычно – и этого много.

   Разнести-разграбить? – Да запросто! Только свистни. Но... вот было бы нормальное селище, а то...

   Новгородцев в крепость не пускают. Пруссы против ушкуйников – не вояки, но уж больно их много. Караванщики с тысячными толпами на берегу не воюют – не викинги в набеге. Не Курт Великий, не Хакон Синезубыч.

   Ещё – вадавасы. Которых меньше, чем новгородцев, победить они не смогут, но положить половину своих... А с кем ты к дальше к Новгороду пойдёшь?

   Беня к этому времени уже осознал мою классификацию товаров – у новгородцев ничего необходимого не было. Постояв три дня, по-хамив, по-буянив, вновь ощутив себя хозяевами мира и окрестностей, господами среди тупых и нищих дикарей, новгородцы двинулись дальше, к Святой Софии, на северо-восток.