Текст книги "Одуванчик (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Зверь лютый

Книга 23. «Одуванчик»

Часть 89. «Балтийский берег – рыжая заря Упала в море, гроздья янтаря...»

   Глава 485

   "На Севере далёком жил когда-то

   Великий род – и в мире, и в войне.

   В нем не было рабов, господ суровых,

   Но каждый был хозяин сам себе.

   Свободный бонд владел мечом и плугом,

   Жил в мире с Богом и людьми вокруг

   Себе защита, мог помочь другому,

   И дети конунгов росли под этим кровом".

   «Отчий дом» (1811) Эрика Густава Гейера – классическое изображение древнего скандинавского общества в шведской поэзии. Идеализированная картина великодушных ётов – бондов и викингов. Руны, саги, эдды...

   На то он и поэт, чтобы идеальничать. В реале всё было значительно... забавнее.

   Историки свели героическую эпоху викингов к периоду, когда скандинавские хёвдинги копили богатства, торгуя рабами, шкурами и прочим товаром. А эпическое «ётское» творчество стало исключительно исландским или, в некоторых случаях, норвежским.

   «Вслед за Эсайасом Тегнером мы вынуждены признать, что в нашей истории имелись периоды, когда отечественным было лишь варварство».

   Пруссы, будучи народом готского корня (готы, гёты, ёты...) нашли себе собственную ловушку в историческом процессе. Хоть и не уникальную, но довольно редкую. Весьма эффективную: «отечественным было лишь варварство» – даже сказать некому.

   Впрочем, начнём с «кустоды». Так называется слово на новом листе, повторяющее последнее слова листа предыдущего. С кустодами писали на Руси пока не было нумерации страниц.

   "Наконец, обогнув Самбию, у прохода уже в Висленской косе, ушкуи расстались.

   Перегрузили личное имущество, пересадили людей, Сигурд и Беня пошли дальше на запад к Гданьску, а Кастусь, сильно волнуясь от предстоящей встречи с дедом, прошёл в залив и двинулся на северо-восток. К Тувангсте".

   Кто бывал в тех местах – представляет. Низкий плоский остров, на котором через столетия крестоносцы поставят готический Домский собор Богоматери и Святого Адальберта, довольно высокий, типичный для здешних балтийских мест, морской берег с устьем реки чуть правее. В версте – холм, который позднее назовут Замковым. Там чешский король Оттокар II Пржемысл сделает (в январе 1255 года) роскошный королевский (он же король!) подарок Великому магистру Тевтонского ордена Поппо фон Остерну – велит заложить и оплатит, отказавшись от своей доли в награбленном у пруссов, постройку крепости.

   Типа: «вот тебе, Поппо, десять баксов. И ни в чём себе не отказывай». Поппо... – не побрезговал.

   "Тот рыцарь был достойный человек.

   С тех пор как в первый он ушёл набег,

   Не посрамил он рыцарского рода;

   Любил он честь, учтивость и свободу;

   ...

   На орденских пирах он восседал

   Вверху стола, был гостем в замках прусских,

   Ходил он на Литву, ходил на русских...".

   Вот с этого холма, через два века, по-восседав на орденском пиру, Генри Болингброк, граф Дерби, позднее – король Английский Генрих IV, будет «ходить на русских». Чосер в «Кентерберийских рассказах» восхваляет своего покровителя, перечисляя эти подвиги в одном ряду с другими достоинствами:

   "Он помогал сирийским христианам

   Давать отпор насильникам-османам,

   И заслужил повсюду почесть он.

   Хотя был знатен, все ж он был умен".

   «Ходить на русских» и «помогать сирийским христианам» – исконно-посконное рыцарско-британское занятие. По крайней мере – в 14 веке. Даже для умных.

   Пока на этом холме – обычный готский «бург». Внутри – княжеские хоромы барачного типа. Амбары, длинные дружинные дома. Часть челяди и воинов живёт в замке. Остальные – в двух селениях рядом. Верстах в пяти – центр волости. Там – нормальные пруссы-общинники.

   Здесь – князь сембов Камбила. «Володеет и княжит». Несколько специфически – по-прусски. Как это? – Это надо объяснять издалека...

   ***

   Дедушка Камбила был душевно рад много лет не виданному, выросшему, возмужавшему внучку, его умственно больной сынок – восторженно пускал пузыри, мычал и беспорядочно махал привязанной к руке тряпицей.

   А вот прочие родственники князя очень насторожились. Один из их лидеров – Дивон, тоже внучек, но двоюродный – попытался обидеть Кестута. Сразу. Просто по злобЕ.

   «Указать место»:

  – А чего это наш князь с каким-то заморским хреном обнимается?! Здесь земля сембов! Здесь сембоблямбские обнимашки! Хрену место – у параши!

   Обычная схема: большой пир, много выпивки, ссора...

   Коктейль из ксенофобии, глупости, зависти и слабого алкоголя.

   Пруссы не учли несколько мелочей. Что Кастусь – попандопуло, хоть и иного сорта, чем я – не сразу поняли.

   Когда его внезапно наградили оплеухой – он ответил апперкотом «по-ноготковски». С выкрошенными зубами собеседника. Кастусь, в этой части, выученик Ноготка. Я про манеры моего палача – уже...

   Когда Кастуся внезапно ударили ножом в спину – развернулся, перехватил руку нападавшего и воткнул тому в живот – его же нож.

   Покойник перед смертью очень потел. От удивления. Но это надо просто знать – мои панцири снаружи не видны, ножиком не пробиваются.

   Осмысление – процесс длительный. Пьянкой и дракой – замедляется.

   Поэтому осмысленных – не было.

   Когда толпа возбуждённых сотрапезников кинулась, вопя и размахивая железяками, убивать Кестута – некоторые умерли по дороге.

   Аборигены не учли присутствие Елицы. Их даже винить в этой глупости нельзя – стереотипы поведения, «с дедов-прадедов», «все так живут».

   Некоторые – перестали.

   ***

   «Священное царство» прусского перунизма, основанное «божественными братьями-близнецами» Брутеном и Видевутом, подобно множеству других религиозных систем, низводит положение женщины до уровня домашней скотины с функциями множительного аппарата.

   В этом ряду – веками существовавшее требование убивать родившихся девочек, нынешнее многоженство, право главы дома на убийство или продажу в рабство любого члена семьи. В здешних захоронениях женщины располагаются на дне ямы рядом с конями – сопровождают мужчину в мир иной.

   Так было не всегда: обилие инвентаря в женских погребениях отражает существовавшее в V-VII вв. равноправное. Находки указывают на высокое социальное положение погребённых женщин, сопровождаемых в посмертие зависимыми членами родового коллектива.

   Ситуация кардинально меняется к началу VIII в. К началу XI в. большинство погребений воинов содержат останки кремированной женщины.

   Душили ли этих женщин перед сожжением, резали ли, поили и трахали до бесчувствия, как описывает арабский путешественник похороны знатного русса в низовьях Волги... не знаю. Смысл – один:

  – Ты будешь прислуживать своему господину на том свете. Вместе с прочим скотом.

   Вера в вечную небесную жизнь как обоснование ранней насильственной земной смерти? – Очень не ново.

   Домашние дела исполняются женскими руками – от керамического производства до приготовления пищи. Но сесть за один стол с хозяином – нельзя.

   Приготовление пищи, состоявшей в первую очередь из рыбы, мяса домашних и диких животных, далее – из хлеба, крупяных каш, молока и мёда – зависит от женщин. Они пекут хлебы, приготовляют меды и, позднее, пиво. Мукомольный процесс в V-VII вв. – зернотерками, в XI-XII вв. – ручные каменные жернова.

   Напомню: скандинавы считали это занятие особо тяжёлым, поручали его рабам. Римляне – аналогично. Или ставили крутить жернова ослов. Здесь в роли ишаков – матери, сёстры и жёны истинных воинов Перуна.

   Огонь в очаге кресалом разжигает только мужчина, однако угли часто сохранялись с вечера, накрытые широко распространенным среди западных балтов сосудом с отверстиями.

   К XII в. в Пруссии распространены круговые (с гончарного круга) горшки вытянутых очертаний, пригодные для хранения жидкостей (форма существовала на Самбии до середины XX в.), и крупные горшки для зерна.

   ***

   Елица, в общем ряду здешних женщин, таскала эти горшки с пивом, «вытянутых очертаний», на потребу постепенно надирающейся мужской толпе. В начале драки, вместо того, чтобы убежать, вопия и стеная, как и положено «настоящей кобылке истинного прусса», она зашибла беднягу – попавшегося на пути витинга – носимой посудой, вскочила на стол и устроила стриптиз: задрала подол и, пока ошалевшие от зрелища такой бабской наглости, осовевшие от пива аборигены пытались вспомнить подходящие для столь редкого случая слова и жесты, стала кидать штычки в спины придуркам, собравшимся обидеть её Кастуся.

   Женские бёдра, если кто забыл, не только пристанище и вместилище, но ещё и хранилище. Типа арсенала – местное платье даёт достаточно места для скрытного ношения метательных ножей.

   Танцы на столе с задранным подолом для туземцев оказались потрясением. Визуальным. Ещё – тактильным: она успела угомонить семерых (первого – «банкой с пивом»), прежде чем «славные жеребцы святых близнецов» собрались сдёрнуть её на землю.

   Тут Фанг напомнил присутствующим, что он волхв Велеса. А не жрец Перуна. Ему не нужны сверкание оружия и боевые крики по пути следования – достаточно тихого побулькивания вытекающей крови противников. Он, конечно, «лесной убийца», но навык резать сотрапезников в помещении у него выработался на Поротве.

   Затем, как обычно – с опозданием, в пиршественную залу ввалились охранники. «Хоробрая дружина».

   Две. Дедушки Камбилы и внучка Кастуся.

  – Во бл... Ну сща они друг друга... все... всех... нах...

   Отнюдь.

   Воины враждебных отрядов почему-то не стали резаться, а взялись разглядывать друг друга. С некоторой приязнью.

   Идущая десятилетиями династически-гражданская война в Норвегии постоянно выталкивает нурманов в окружающие страны. В Исландию, Гренландию, Сицилию, Константинополь, Русь... Прусская дружина в Тувангсте – интернациональная, нурманы есть и здесь. Вадавасы Кестута за время подготовки к походу и самого плавания набрались от своих капитанов – нурманов Сигурда – разных словечек. Матерно-мореплавательных.

   Как восторженно реагирует человек на звуки родной речи на чужбине...

  – О! Сво ерту аз тала виз оккур?! (О! Так вы по-нашему размовляете?!)

  – Ог ба! Снузу бер рамма! (А то! Едрить тебя шпангоутом!)

   Возникшая пауза позволила «дедушке Камбиле» взять бразды правления в свои руки. Дедушка-то он дедушка, но кулачище у него... Не, не как у бабушки. Как у лошади. Копыто.

   Были произнесены уместные слова и поднесены дорогие подарки. Сервиз из «золотого дерева» смягчил сердце дедушки. А здоровенная хрусталина с изображением скачущего коня, убедила «явить милость».

   ***

   Пруссы поклоняются коню. До такой степени, что дедушкин тёзка, тоже Камбила, но столетием позже, выехав на Русь, получит там прозвище – Кобыла. Отчего заведутся на Руси многие боярские роды. Романовы – из их числа.

   ***

   Ссора с кровью, погибшие, просто численность и боеспособность отряда Кестута – создавали проблемы. Внучатый племянник, «особа, приближенная к императору» – Дивон – выплёвывал выбитые зубы и требовал крови. Хотя у него и своя перемазала всю физиономию.

   Дедушка задумчиво посмотрел сквозь хрустальную подвеску с вырезанным силуэтом коня на свет, велел убрать покойников и замыть пятна крови, подумал... и нашёл мудрое решение:

  – А не пошёл бы ты, внучек, с отсюдова?

   Классика. Скандинавские тинги постоянно изгоняют виновных в совершении убийства. Наказание считается столь же тяжёлым как смертная казнь, но не провоцирует кровную месть. После пары таких вердиктов – и Гренландию открыли.

   В оглашённом приговоре нет важной части. Которая в русском языке выражается союзами «в...», «на...», «к...» или «до...».

   «Пшёлты...» – а куда? «До не видать вовсе»? Нет точки конечной дислокации. «Файнэл дистинейшен» – не указан.

   Дивон преисполнился злорадства, а Кастусь возмутился:

  – Ты меня выгоняешь?! Ты?! Отец моей матери?! Меня?! Кровь от крови и плоть от плоти?!

   Наивные дети. Настоящий правитель использует законы и традиции для достижения своих собственных целей. А не «во исполнение воли богов» или абстрактной справедливости.

   «Закон – что дышло. Куда повернул – туда и вышло» – русское народное юридически-гужевое наблюдение.

   В этот раз «дышло вышло»... забавно.

  – Как можно?! Я чту законы кровного родства! Мда... Я дам тебе место! Где ты сможешь прыгать в белых одеждах на полный желудок и идиотски хохотать подобно малому дитяте! Как в нашем раю. Я отдаю тебе Кауп.

   Камбила решил, в форме озвученного благодеяния, кучу собственных проблем. Глубину мудрости «дедушки» Кастусь и Елица поняли много позднее. Но сразу было понятно: убрал из поля зрения местных жителей мощный раздражитель. Заодно – избавился от необходимости кормить сотню здоровенных проглотов-вадавасов.

   Кастусь должен был возмутиться, «понести по пням и кочкам»: он же не виноват, они же сами...!

   О Каупе мы с ним говорили, это место – не новость, не «места незнаемые». И Кастусь спокойно кивнул. Чем вызвал напряжённо-уважительный взгляд «дедушки».

  – А внучек-то... хорошо владеет собой... или – что-то знает...

   Кестуту пришлось возвращаться вокруг полуострова назад. И утвердиться в этом странном регионе. Где поселения датчан, которые помнят о том, что они потомки воинов Кнута Великого, не смотря на полтора прошедших столетия, соседствуют с поселениями куршей, бежавших из северной части залива после кое-каких внутри-племенных разборок. С посёлком ублюдков новгородских купцов, с датчанами из потомков ещё одного набега, на пол-столетия раньше Кнута, с готландцами, называющих себя «братским народом», «родственниками жён» важных людей пруссов (готландцы постоянно продают сюда своих женщин), городищами сембов, которые через одного возводят свою родословную к Германариху или к сподвижникам Атиллы.

   Ещё тут видны бодричи, вагры, руяне и поморяне из разных волн иммигрантов. Светят своими огненными кельтскими головами потомки моряков галло-римлян и ветеранов «Самбийской алы», ковыряют мотыгами огороды наследники Фродо и других чудаков, бежавших от Хлодвига, вместе с «чудесным народом», на Запад, но оказавшихся на Востоке.

   Все враждебны всем. За столетия существования между общинами неоднократно проливалась кровь. Только верховная власть Криве-Кривайто удерживает их от свары, которая могла бы стремительно перерасти в резню. В месть за старинные обиды «дедам и прадедам».

   Сотня хорошо вооружённых «московских литовцев», выдающих залпы морских ругательств на том, что позднее назовут древнеисландском языком, выглядела настолько индифферентно к местным разборкам с их многовековой историей, что аборигены довольно спокойно приняли власть пришельцев.

   Сходно с призывом Рюрика в Новгород: порядок наведёт, от соседей защитит, не предвзят. В наших делах нефига не понимает – полный придурок. Но – с большим топором.

   Едва начав обустраиваться на месте, Кастусь погнал пару своих ушкуев в Гданьск.

   Конечно, от устья Прегели путь короче, но разница невелика. А вот цены на янтарное сырьё здесь, куда купцы теперь ходят редко, да ещё князю...

   Наличие среди местных полу-датчан, где-то готландцев и четверть-русских позволило пополнить ими команды ушкуев из свеже-крещёных вадавасов. Язычников-сембов католики-кашубы в Гданьске... не переварили бы.

   Морской переход от Каупа до Гданьска укладывается в два дня, ушкуи вернулись через две недели. Все четыре – Сигурд добавил свои. Под чутким Бениным руководством. С кашубскими товарами, посланием Самборины, наилучшими пожеланиями Сигурда... И с песнями Харальда Чернозубого.

   Зацепившись одной рукой за носовую растяжку мачты, почти полностью свесившись за борт, он радостно вопил свои «висы» при приближении эскадры к толпе встречающих на берегу.

   Одна из его любимых частушек звучала так:

   "Птица кормится разбойником,

   Я вижу, как раздуло кукушку трупа".

   «Кукушка трупа» – распространённый у скандинавов образ ворона, обожравшегося падали.

   Следует ли «вести себя плохо», если он уже «видит» раздувшуюся «кукушку»?

   Появление Харальда окончательно склонило на сторону Кестута сердца осевших здесь скандинавов.

   Другим козырем явился привезённый Беней товар. Самый ходовой товар в Самбии – полячки.

  – Ё...!

   сказали все. Из тех, кто не сразу слюной захлебнулся.

   ***

   Лежат два тракториста в поле, перекусывают. Один читает газетку, на которой тормозки разложены.

  – Во! Слышь, Иван, тут пишут, что за всю жизнь, при интенсивном сексе, влагалище у женщин стирается на одну тысячную миллиметра!

  – Э-эх... нам бы такие подшипники...

   На Самбии в эту эпоху дело даже не в интенсивном сексе. И подшипников – ещё нет. Дело в том, что дом без женщины невозможен.

   Есть перечень «женских дел». И никто, кроме женщины, их делать не может – жёсткое «гендерное разделение труда».

   Ты вырастил пшеницу, собрал добрый урожай. Жернова эти каменные – в чулане стоят. Но смолоть зерно – нельзя. «Не мужское это дело!». Будешь сырое зерно горстями в грызло своё закидывать? Или пойдёшь к соседу просить:

  – Соседушка! Яви милость! Вели бабе своей смолоть мне мучицы чуток!

   Сосед – добрый человек – не откажет, велит. И возьмёт «дольку». Женщина, в таких условиях, превращается в «средство производство». Да не народа! – это-то само собой и везде – в «средство производства прибавочной стоимости».

   Экая хрень! Да что, я сам не могу?! – Не можешь. Не по «физике» – это ж не рожать да выкармливать, по социуму – нельзя, табу. Преступление. Против богов, властей и Родины. «Враг народа».

   Холостой, неженатый – как крестьянин безлошадный. Вроде и с руками-ногами, а жизни нет, одно мучение.

   Рубаху зашил – соседи насмехаться начали. Как в малой общине насмешки стремительно превращаются в издевательства, в ущемления, во «втаптывание в омеги»...

   А уйти некуда – родо-племенное общество. И ответить, даже и пудовым кулаком... Власть. Власть сакральная. Табу освящены волей «священных братьев». Блаженнейший Криве-Кривайто пришлёт из Ромова крива с кривулей. Который соберёт десяток... или сотню общинников. И тебя... затопчут. Помирать с перебитыми дубьём рёбрами, ногами-руками, позвоночником... лучше сразу на костёр.

   Перунисты – певцы храбрости и провозвестники героизма – вбили женщин на дно социума. На уровень домашнего скота. И тем поставили мужчин в полную зависимость, превратили славный, храбрый, унаследовавший множество разных культур народ – в состояние отары баранов. Просто жёсткой стандартизацией повседневной жизни. Регламентацией быта.

  – Такова божественная воля. Кто ты такой, чтобы спорить с высшими силами?

   Да ну, фигня! Как он может увидеть?!

   «Он» – Криве-Кривайто? Он – не увидит. Увидят твои соседи. Односельчане, одно-общинники. Помните крестьянку у Некрасова, которую соседи забили насмерть за то, что она надела на Новый Год чистую рубаху? – Увидели.

   «Личное пространство» – выдумки противных англосаксов. Причём – много столетий спустя. Даже «сидя на толчке» – ты не одинок, ты – «в гуще народной». И она – эта «гуща» – всё видит, всё слышит, обо всём судит. Будет повод – осудит и тебя. Вплоть до «высшей меры». По своему, глубоко народному мнению – по «Семнадцати Заповедям Видевута».

   На «Святой Руси» ситуация сходная, но мягче. Нет (после введения христианства) официального многоженства, нет традиции убивать родившихся девочек. Власть (князья), идеология (церковь), традиция (община) – чуть различаются между собой. Есть «щели», в которые можно проскользнуть. Огромный массив свободных земель, куда можно просто уйти с концами. Непрерывное движение переселяющихся общин, разных, но – своих, славянских, к которым можно примкнуть. Разложение племенных сообществ, рост городов, формирующийся феодализм...

   Свобода «послать» (свобода слова) – важная часть демократии. Но свобода «быть посланным» (уйти самому) – её основа.

   Здесь – «как вчера», как полтысячи лет назад. Единение. Единство власти, веры и народа. «Самодержавие, православие, народность» в прусском варианте. «Соборность». Незамутнённые истоки, нерушимые скрепы.

   Тоталитаризм.

   «Клетка Перуна» для целого народа. Удерживаемая властью Криве-Кривайто и «волей широких трудящихся масс».

   Двойные стандарты, ханжество, двуличие, интриги, пропаганда, лесть, лукавство распространены не только в политике. Социум устойчив, если все его элементы нашли общий язык – язык, на котором удобно лгать. Не только другим, но и себе.

   Язык лжи соткан из иносказаний, недосказанностей, эвфемизмов, метафор, магических формул, приёмов табуирования и словоблудия, клише, слоганов, двусмысленностей и ярлыков. Служит материалом для законов, заповедей и проповедей, для общения на бытовом уровне, даже – для молчания.

   Говорить одно, думать другое, делать третье – нехорошо. Но по-другому не получается.

   Сама структура связной, «разумной» речи, слишком линейна, слишком формальна, чтобы полноценно отражать реальность.

   По Гегелю: «непротиворечивое высказывание не может быть истинным».

   Даже во время редких приступов правдивости люди говорят не совсем то, что есть на самом деле – «мысль изречённая есть ложь».

   Вторая причина глубже. Притвориться тем, кем ты не являешься, скрыть свои намерения – важнейшая технология биологического выживания. Без этого в дикой природе нельзя ни напасть, ни спрятаться. Люди унаследовали инстинкт притворства от диких предков. И сильно развили его.

   Третья причина – половой отбор. Не только выживание, но и размножение.

   "Как рано мог он лицемерить,

   Таить надежду, ревновать,

   Разуверять, заставить верить,

   Казаться мрачным, изнывать,

   Являться гордым и послушным,

   Внимательным иль равнодушным!

   Как томно был он молчалив,

   Как пламенно красноречив,

   В сердечных письмах как небрежен!

   Одним дыша, одно любя,

   Как он умел забыть себя!

   Как взор его был быстр и нежен,

   Стыдлив и дерзок, а порой

   Блистал послушною слезой!".

   «Женщины любят ушами» – давно известная мудрость. Как же этим свойством – и не воспользоваться?! «Не соврёшь – не расскажешь». А главное – не размножишься.

   Правдорубы – тоже размножаются. Но менее успешно.

   Лицемерие отвратительно.

   Ещё: эффективно и неизбежно.

   Языки, на которых лгут, метафоры лицемерия периодически устаревают. От частого повторения маскировочные фразы обесцениваются, несоответствия и нестыковки начинают выпирать.

   На сохранение статус-кво расходуется всё больше оговорок, оправданий, объяснений, длиннот и пауз. Система достигает предела сложности, превращается в путаницу. Возникает надобность в упрощении.

   Монотеизм – проще язычества, христианство – отбрасывало сложности иудаизма, протестантизм – католичества.

   Лицемерие переполняет каналы связи. Приводит к абсурду.

   «Абсурд – это реальность, доведённая до отчаяния».

   «Смена веры» – попытка снижения уровня концентрации вранья? Необходимый повторяющийся этап развития всякого социума?

   Вы верите? Хоть во что? – Ваша вера – станет ложью, ваши потомки выкинут её на помойку. Будут смеяться, плеваться и пинать. И создавать собственную систему формул и образов обмана.

   «Сле-е-едующий придурок».

   Если это не проходит эволюционно – революция, взрыв. Костры, резня, расстрелы. Или – гибель народа, как случилось с пруссами.

   Реальность Самбии уже «дошла до отчаяния».

   ***

   Тут Беня, похлопывая по попкам, выводит на берег табунок невольниц из Гданьска.

   Как я уже сказал – Ё...! – кричали все.

   "В каждой строчке

   Только точки

   После буквы Ё!..."

   По всей Самбии от Каупа до Тувангсте.

   Два десятка молодых женщин вознесли авторитет Кестута среди местных племён на недосягаемую высоту.

   Не надо думать, что подобные партии подобного товара в здешних краях нечто совершенно невиданное. Не часто, но бывает. Удачный набег или редкий торг. «Конечные пользователи» раскупают «кобылок».

   Покупают.

   Товар-деньги.

   Товар – дорогой, доступен только богатым, большинству – нет.

   Так – обычно. А вот как бы это поменять? Уелбантурить к пользе дела?

   Кестут уловил во Всеволжске моё неприятие работорговли. Может, он бы и пошёл традиционным путём. Но Елица сказала... «гав». И ряд других доходчивых выражений.

   Поэтому он не продавал женщин – дарил.

   Про вопль – Ё...! – я уже.

   Если кто не понял, это – не эхо, это – рефрен.

   Дарил – на своих условиях: крестись, венчайся. Служи.

   Манера «отработки за жену» – не нова. Про праотца Иакова с его пёстрыми овцами и подсунутыми жёнами-сёстрами, про русское вечное «в робу – холоп» – я уже...

   Введённое Криве-Кривайто, после поражений пруссов прошлого столетия, правило расширенного воспроизводства человеческого стада: «По три кобылы на одного жеребца», лишало множество молодых людей в здешней местности надежд на свою женщину. На аналогичной «безнадёге» ас-Саббах в Аламуте набирал себе террористов.

   Западные хронисты, осуждая диких язычников-пруссов, толкуют об обычае, согласно которому очередная рабыня-христианка сначала обслуживает отца семейства – главу дома, потом дарится им в жёны сыну.

   «Омерзительные кровосмесительные нравы богопротивного племени».

   Князь Кестут – дарил. Как «родной отец». Но без предварительного «обслуживания». Поскольку в таком процессе... придёт Елица и так ряшку покарябает... А от её слов... уши сгорят.

   И не сильно переживал по поводу «упущенной прибыли». Поскольку вместо денег и «моментов» он получал куда более важное – людей.

   Я уже говорил, что в здешних краях и эпохах «дарение» накладывает на получателя обязательства, куда более сильные, нежели найм за плату. Поэтому-то так долго держится в русском языке «жалование». А отнюдь не «справедливая оплата труда».

   Напомню: «почитать в отца место» – формула вассальной клятвы в раннем средневековье, заимствованная из более древних, патриархальных времён. Вот из этих.

   Дал жену? – «Отец». Почитай.

   Кастусь сперва хотел одарить жёнами своих вадавасов. Это ещё более привязало бы к нему воинов. Но хитромудрая Елица сообразила, что вадавасам и так деваться некуда – они здесь всем чужие, будут верны. Не теряя чувства меры, вспоминая кое-какие мои суждения, она предложила перейти от «мажоритарной» системы к «смешанной».

   Половину женщин Кастусь отдал своим «мажорам» – наиболее проявившим себя в походе вадавасам. А вторую – разыграл по жребию. Среди принявших его присягу и христианство местных.

   Типа: выиграй «грин кард» и будет тебе счастье.

   Бзды-ынь...!

   Аж до визга.

   Лотерея, кредит, смена веры, личная клятва верности, переселение, свой дом, земельный надел, новые задачи, инструменты, способы, вещи, слова, массовые общественные работы... Всё это... где-то как-то... по отдельности... единичные случаи...

   Здесь – разом. Каждый день. Долго. Для сотен и тысяч людей. «Букет инновушек».

   Реакция туземцев... «звезда в шоке» – повсеместно.

   ***

   Сембы – самое богатое и многочисленное племя пруссов. Тысяч сорок душ. Семьи у них ближе к мордовским, чем к русским – земледелие не играет столь важной роли. Больше охоты, рыболовства. Оседлое скотоводство – климат и почвы этому способствуют.

   Семей – тысяч четыре-пять. Доля бобылей в населении – выше русской. Отчасти – из-за распространяемого кривами многоженства, отчасти – из-за отсутствия массовых походов и гибели там мужчин. Как было в 5 веке, когда доля женских и детских захоронений на этой территории было много больше – мужчины погибали вдалеке от родины.

   На Руси бобыльские хозяйства составляют от четверти до трети. Здесь – половина. Четыре тысячи мужчин – «груши околачивают». Это ж не Европа высокого средневековья, когда треть мужиков в монастырях сидит!

   Кто-то подался в вайделоты. В обслугу при святилищах. Кто-то трётся вокруг вятших – князей и витингов.

   «Витинги» – окрестьянившиеся гибриды викингов и витязей (в местной элите – duces et capitanei – вторая часть). Приблизительные аналоги «чингачгуков» – военных вождей североамериканских индейцев. В мирное время ходят на охоту, ловят рыбку, пашут земельку, сидят в своих «вигвамах». Во время войны назначаются «вождём мира» (у делаваров – матриархом, здесь – Криве-Кривайто) предводителями. Собирают племенные ополчения в специально построенных на границах городищах и командуют. Под присмотром политруков-кривов.

   Кто-то из бобылей помоложе ходит с соседними племенами в набеги на ляхов. В надежде притащить оттуда жену.

   Снова – «наше всё»:

   "Три у Будрыса сына, как и он, три литвина.

   ...

   Нет на свете царицы краше польской девицы.

   Весела – что котенок у печки -

   И как роза румяна, а бела, что сметана;

   Очи светятся будто две свечки!

   Был я, дети, моложе, в Польшу съездил я тоже

   И оттуда привёз себе жёнку;

   Вот и век доживаю, а всегда вспоминаю

   Про неё, как гляжу в ту сторонку.

   ...

   Снег на землю валится, третий с ношею мчится,

   Чёрной буркой ее прикрывает.

   Старый Будрыс хлопочет и спросить уж не хочет,

   А гостей на три свадьбы сзывает".

   Пушкин – поэт. Где-то – романтик. Да и пишет о чуть других временах. Но традиция – давняя. «Острая фаза становления» – вот как раз сейчас. Литовские племена, за последние столетия попавшие под сакральную власть Криве-Кривайто, многие традиции унаследовали от пруссов.

   Уточню: по Видевуту первая (старшая) жена должна быть из местных. А эти... «котёнки» – вторая-третья. Они-то и крутят мельничные жернова. Что «румянец» с «весельем» у полонянок проходит ещё по дороге...

   Мда... Реал как-то... не по Пушкину.

   ***

   Глава 486

   Четыре тысячи мужчин со всей Самбии кинулись в Кауп. Принять участие в лотерее.

   Кого отвратило крещение, кого – присяга, иных – гигиенические процедуры. Но около тысячи лбов мылись-брились-крестились, присягнули, тянули жребий... И остались у Кестута. В работниках. Согласно принесённой присяге.

   Кастусь разыграл в лотерею десяток женщин, получил тысячу работников. Уровень рентабельности... как у Кортеса с Писарро.

   Обиженные? – Конечно! Почти все. Но... это ж не воля князя, вообще – человека. Жребий. Воля богов. Будешь обижаться на свою судьбу?

  – Ой, я хилый! Ой, я невдалый! Ой, меня боженьки не люблять!

   Или понадеешься на удачу, на благосклонность высших сил? Вдруг выиграешь «котёнка с двумя свечками»? В следующий раз?

   Кастусь сразу сказал:

  – Караваны до Гданьска будут ходить регулярно. У нас там – друзья.

   Снова – «бзды-ы-ынь!».

   Здесь «бздынь» – не эхо. И – не рефрен. Это – хор. Который зазвучал со всех балтийских берегов.

   Какие «друзья» могут быть у прусса в Польше?! Так не бывает!