Текст книги "Одуванчик (СИ)"
Автор книги: В. Бирюк
Жанр:
Прочая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
Аким был в дорогой шубе, высокой шапке, расшитых сапогах... при параде. Гость наш тоже – кафтан шёлковый, пояс с самоцветами... А мы-то с Чарджи... «по-домашнему».
Видно было, что этот Урдур нашу «непарадность» заметил. Но не стал устраивать скандала по поводу статусности, типа: смертельное оскорбление высокого гостя видом неглаженных шнурков хозяина, а довольно спокойно принялся излагать суть дела.
Ну, как суть... Восток, однако. Хорошо, хоть, не стал пересказывать свою родословную от библейского колена Ефремова (Эфраимова).
Было такое племя у древних евреев. Постоянно скандалило с другими «коленами». В эту эпоху аланы постоянно называют именно этих древних евреев – потомков младшего сына Иосифа Прекрасного – своими предками.
Соответственно, грузинские летописи называют Сослана – «сыном Ефрема», а русские – ключника Боголюбского Амбала – Ефремом и иудеем.
Суть... княгиня Анна хочет денег. Типа: подарков по случаю рождения сына. И вообще... Намекает на возможную «любовь и благоволение».
«Любовь» – здесь имеет смысл не физиологический, а лоббирования моих интересов.
– Что ж, я благодарен тебе, Урдур, за сообщение мнения княгини. Спешу заверить, и надеюсь, что ты найдёшь способ довести до слуха княгини Анны, то глубочайшее уважение и почтение, которое царит в душе моей в отношении супруги князя Суздальского. Мысль о посылке подарков представляется мне весьма своевременной и привлекательной. Я обдумаю её.
Как говаривал генерал-лейтенант Леонид Шебаршин:
«Если государственное учреждение не поражено коррупцией, значит, оно никому не нужно».
Так зачем же мне княгиню – поражать и коррумпировать?
Пока Анна не станет мне явно полезной или опасной – обойдётся. Мой Лазарь напрямую работает с Боголюбским – этого достаточно.
Форма ответа – японская. Сказать «нет» – невежливо. Сказать «да» и не сделать – правдолюбие не велит. «Мы подумаем».
Оп-па... А Урдур это понял. И затосковал. Надеялся выцыганить мешок серебра? Вернуться в Боголюбово, получить признательность княгини, место при дворе...? Обломал мужику надежды. Но рогом не становится. Умный? – Имеет смысл поговорить.
– Не желает ли благородный Урдур выпить немного вина? Давай поговорим о тебе. Мне интересно – кто ты? Откуда? Каков жизненный путь довелось тебе пройти?
Да, бывалого человека издалека видно. Один из немногих, кто сумел выбраться, после разгрома десятилетней давности, из Южной Италии.
«Массагеты» (аланы) были посланы во главе с «известным своей многоопытностью в сражениях» Иоанникием Критоплом и «персом» Перамом завязать перестрелку с противником. Совершив рейд в тыл врага, отряд с трофеями вернулся к Бриндизи. Где и был разгромлен вместе с остальной армией.
– Тогда, десять лет назад, в один день погибли многие из моих родственников. Когда я вернулся в родное ущелье... женские вопли достигали ледяных вершин наших гор. Род ослабел, обеднел... тяжёлые были времена. Дети мои умерли, жена – тоже. Сейчас в ауле подросла молодёжь. Но мне там... Попросили присмотреть за юношами – поехал в Суздаль.
«Попросили»... тут оттенок... имущественный? Не – «своей волей». Дядя живёт у богатой родни в прихлебателях?
– Плохо присматриваешь, Урдур, один из твоих поднадзорных, Аслан, сидит сейчас у меня в зиндане.
Пауза. Встревоженный взгляд.
Опытен – никаких резких движений или звуков.
– В чём же вина его, алдар Иван? Не случилась ли в этом деле ошибки? Не было ли здесь клеветы и обмана?
– Твой э-э-э... родственник соблазнил мою сестру. Я сам застал их за этим... делом. Это – смерть. Ты меня понимаешь? Но я говорил с ним. Он юн и... понятлив. После беседы со мной, решился просить руки моей сестры. У нашего отца, у Акима Яновича.
Я киваю на Акима. Урдур ошарашенно переводит взгляд с меня на Акима и обратно.
Он же, наверняка уже слышал об этом! Но не понял, не поверил. И теперь снова «зависает».
***
Так не бывает! Старший в роде – старший в иерархии! Не может отец быть слугой у сына! В роду, будь то кудо или аул, глава рода остаётся на своей «должности» до смерти или утраты дееспособности. А здесь... Родитель подчиняется своему отпрыску? Голова Посольского Приказа служит Воеводе Всеволжскому – понятно. Но отец – сыну?!
Разницу между подчинённым и прислугой... «Служить бы рад, прислуживаться тошно»... Приходите веков через семь. И то: не везде и со скандалом. Да и потом-то...
***
Пока он встряхивает головой, чтобы уложить там картинку извращённых обычаев этого странного народа – «стрелочников», я пытаюсь найти ответ на встревоживший меня вопрос.
– Скажи Урдур, как Аслана с молодой женой примут в ваших ущельях?
– Ха! Никак! Выгонят. Твою сестру вернут тебе. Если Аслан будет упираться – выгонят и его. Станет изгоем. Нищим. Как может юнец жениться без согласия рода? Без благословения отца?! Скорее небо упадёт на землю! Наступит конец света и кровавые реки зальют горы!
– А если за невестой будут дорогие подарки?
– Э... Нет. Я знаю его отца – он... нет. У Аслана есть старший брат, тоже не женат. Нельзя младшему идти впереди старшего. Я, конечно, могу попытаться поговорить. Но...
***
Ситуация – типовая.
«Не велел ему батя жениться... И заплакал тогда Андрияшка. А за ним зарыдала Парашка»" – наполняет народные песни столетиями.
Подобно женщине, юноша не является «полноправным членом». Архаика, типа древнеримского права или нынешних «святорусских» обычаев, позволяет главе дома законно убить или продать в рабство своего сына.
Даниил Заточник описывает случай, в этом времени, в этой (Суздальщина) местности. Овдовевший мужчина выводит на продажу своих детей:
"Не у кого же умре жена; он же по матерных днех нача дети продавати. И люди реша ему: «Чему дети продаешь?» Он же рече: «Аще будуть родилися в матерь, то, возрошьши, мене продадут».
Даниил рассуждает о погибелях, происходящих от «худых жён». Но описываемый способ борьбы – вызывает сомнение в разумности и мужей.
Юноша – существо неполноправное. Даже и в своей личной жизни. Просто нет тут «личной жизни» – есть род.
Плач. «Плач Андрияшки». В мужском и женском вариантах. Тысячелетний вой в фольке множества народов. «Исконная посконность» почти забытая в «золотом миллиарде» в 21 веке. Увы... Или к счастью? – Зависит от успешности конкретного случая. От совмещения в одном месте-времени-человеке «трёх разных задач».
Здесь, в средневековье, самое главное – «четвёртая задача» – «что ты жрать будешь?». Основные средства производства принадлежат роду. «Колхоз – коллективное хозяйство». Которым управляют старейшины. Они обеспечивают «оперативное управление материальными ценностями». Как деды скажут – так и будет. И ты – исполнишь их решение. Иначе ты, с молодой женой, сдохнешь с голоду.
В аланских условиях, при постоянной работорговле и «...в малом числе не могут никак выйти безопасно из своих местечек» – сдохнуть – не самое скверное.
На это накладываются прелести личных психик конкретных «аксакалов и саксаулов». Среди которых встречаются и патологические. И – стереотипов, культурной традиции: «чти отца своего». – Ах, не чтиться? Ну и пшёл ты. Голый и босый, бесправный и беззащитный.
***
Честный ответ. Умный. Для умного человека.
Урдур разрушил мои планы: Марьяну за Аслана не выдать. Или – выдать, мне ж деваться некуда! – но потребуются дополнительные, специфические, дорогостоящие усилия компетентных экспертов...
Урдур, по моему мнению, просто себе цену набивает: «Нет! Нельзя! Ай-яй-яй! Но вот если я замолвлю словечко... приложу усилия... пользуясь своим авторитетом обращусь к старейшинам колена, а те потолкуют с потенциальным тестем...».
Сумма оплаты таких услуг не называется, она только-только начинает прикидываться.
– Та-ак...
Я смотрю на Акима. А вот Аким, похоже, этот «торговый» оттенок не уловил. Он человек воинский, прямой. Что сказали, то и услышал. Ну и? Как будем выкручиваться, «добер батюшка»?
Столько сегодняшних страстей, испорченный ковёр (персидский!), а всё впустую. Что, Аким Янович, будет плетями дуру забивать? Или в Волгу кинем? Причём – одну. Парня-то наказывать уже не с чего – он-то с моей идеей согласился. А за его папашку... «Сын за отца не отвечает», сынишка-то – всей душой «за». После осознания перспективы кастрации.
– А скажи-ка мне, достославный Урдур, а не хочешь ли ты сам ожениться? А? Не хотишь ли взять за себя мою доченьку?
Во! Гениально! Аким сообразил, а я нет. Молоток, батяня!
Ага, понятно. Для меня Урдур – взрослый, даже – пожилой мужчина. Как-то... не брачного возраста. Для Акима – юнец. Примерно такие же постоянно под венец лазают.
При таком подходе тема уговоров... где-то там... кого-то из тех... способствования, споспешествования и «личного авторитета искусного применения»... – полностью отпадает! Комиссионные – обнуляются! Похоже – можно серьёзно сэкономить.
Решать – здесь, сейчас, тебе. Решайся, дядя.
Урдур... крутится. Пытается аккуратно уклониться. Сказать просто «нет» – нарваться. «А, так ты родством со мной брезгуешь!». Последствия могут быть... разнообразно неприятные.
– Благородныя господа! Мне лестно ваше предложение. Однако, как вы видите, я уже немолод и давно перешёл перевал своей жизни. Дни, отведённые мне Создателем на грешной земле, стремятся к концу, и вскоре, по воле Всевышнего, придёт мне время накрыться сырой землёй. Хорошо ли оставлять твою дочь, о благородный Аким, неутешной и беззащитной вдовицей?
– На всё воля господня.
А кавказское долголетие в тех местах отмечали ещё античные авторы.
– Давай подумаем вместе, достославный Урдур. После случившегося возможны два исхода. Или сестра моя Марьяна выходит за тебя замуж. Или Аслан умирает. За посягательство на честь нашего рода. Юноша будет умирать долго и показательно. Потом ты вернёшься в своё Алагирское ущелье. Встретишь там отца Аслана. Что ты ему скажешь? Что мог спасти его сына, но поленился? Испугался?
Третий вариант – брак с Асланом – отпадает. Ты же сам всё только что чётко объяснил! Про «конец света» и «кровавые реки». А мы – поверили.
Крепкий мужик. Я слушаю перевод Чарджи и вижу, что Урдур не вскидывается на обидные предположения в конце. Новая попытка уклониться:
– Такое событие... смерть под русским кнутом славного отпрыска от семени Ахсартага... Гнев охватит всех мужчин в колене Царазон-та. И во всех других племенах алан. Ибо мы все потомки Оса-богатыря.
Не люблю говорить «нет». Но порадует ли тебя моё «да»?
– Конечно. И немалая часть этого всенародного гнева обрушится на твою голову. На голову человека, который мог спасти отпрыска от семени, но не захотел.
Урдур крутит головой – довод убедительный. Я вновь выставляю его соучастником возможной смерти Аслана. Но он продолжает юлить:
– Ану... э... Княгиня Суждальская Анна была благосклонна к юному Аслану. Несчастье с ним... вызовет её неудовольствие.
– Что ж, мы изложим обстоятельства дела. И княгиня, коль она следует древним обычаем твоего народа, поймёт и одобрит наше решение. В смысле: мучительную смерть совратителя, соблазнителя и традиций нарушителя.
***
Если мальчик
любит баб,
тычет
в бабу
«пальчик»,
про такого
говорят:
шаловливый мальчик".
И предпринимают меры для исключения возможности шалостей в будущем. Окончательные. Недавняя (всего полвека) история Элоизы и Абеляра – мягкий вариант – все живы. Хотя и не вполне целы.
***
Давай, дядя, решайся. Венчание – не отпевание, возможны варианты. В отличии от «жизни после смерти», «жизнь после свадьбы» – есть! Точно!
– Если же ты опасаешься, что окажешься несостоятелен... м-м-м... на супружеском ложе в силу количества прожитых лет... То, сообщу тебе, что моя сестра не только страстна, но и искусна.
Тема... скользкая. Но в сватовстве – допустима. Даже в письменном виде. Есть грамотка новгородской свахи этой эпохи своей нанимательнице с таким радостным завершением:
«И пусть пенис с вагиной повеселятся!».
Выражено, естественно, не в медицинско-латинских, а в исконно-посконных, средневеково-новгородских анатомических терминах.
Урдур несколько ошарашенно смотрит на меня. Я многозначительно подмигиваю ему. Он изумлённо переводит глаза на Чарджи. Тот авторитетно подтверждает:
– Это правда. Страстна и искусна.
Аким злится: чёт многовато «экспертов по страстности и искусности» объявилось, Урдур – ошалевает, а я продолжаю:
– Ещё мы дадим тебе настойку... которая позволит убедить в твоих э... мужских талантах, не только жену, но всех женщин, встреченных тобою в Алагирском ущелье. И – по дороге к нему.
О! У мужика в глазах интерес появился. Чуть разовьём тему:
– Хорошо, что ты не юнец, вроде Аслана, а взрослый, бывалый муж. Ты – вдовец. Она – вдова. У вас обоих есть опыт семейный жизни. Который может способствовать вашему счастью. У тебя нет детей, сын Марьяны, Ольбег, останется у меня. У вас не будет этой причины для разногласий. И, наконец, ты получишь богатые подарки. Которые позволят тебе вести достойное существование. Достойное такого славного героя. И помогать своим менее успешным родственникам.
Последнее – не только о человеколюбии, но и напоминание тщеславию. Любовь родни... можно купить.
Две основные причины для ссор в семьях: воспитание детей и деньги. Здесь... конечно возможны! Но я пытаюсь смягчить.
Увы, «круг ассоциаций» вытаскивает ещё одну тему – «любовный треугольник».
– Ты сказал, достопочтенный воевода Иван, что застал молодого Аслана и свою сестру за... э-э-э... непристойном занятием. Если она... когда-нибудь... с кем-нибудь... с тем же Асланом...
А вот сейчас Аким кинется и перегрызёт алану горло. Высказать предположение, что дочь – «нечестная», «блудливая» – прямое оскорбление отцу. Перехватываю инициативу. Пока не началось. В смысле – кровопролитие.
– Х-ха! Посмотри на себя, Урдур. Что есть у Аслана, лучшее, чем у тебя? Ты умнее, храбрее, богаче, опытнее. Ты – алдар, он – так, алдарик, третий сын в бедной семье. Моя сестра не отличается особым умом, но всякой женщине понятна разница между быть «третьей невесткой» у нищих или «главной хозяйкой» в доме уважаемого воина.
– Он – моложе.
– Этот недостаток быстро проходит. А моя сестра не глупый ребёнок. Она уже похоронила первого мужа и будет держаться за тебя.
Мужчина не может признать превосходство другого. Точнее: может. В чём-то. Во взятии интегралов или в рубке с коня. Но не «по жизни». А уж взрослый воин в отношении юноши... «Хороший мальчик. Ему есть куда расти и чему учиться».
Урдур всё-таки пытается отказаться от предложенной чести.
– Если я возьму её в жёны – люди будут говорить...
Ну, это вообще лепет.
– Славный алдар не может заткнуть вонючие пасти сплетников? Тебе показать, как нужно отрезать грязные языки? У меня есть для этого очень хорошие инструменты – могу подарить.
Если мужчина не может защитить свою честь и свою женщину, то чего ради мы тут время переводим? «Ты – никто. И звать – никак».
– Э... ты говорил о свадебных подарках. И каковы же они?
Ну вот! Конструктивный подход. А то ломается...
– Достойные. Тебя и моей сестры. Иди, готовься. Бракосочетание – в полдень.
– Э... Но нельзя же так! Мне надо подумать, посоветоваться...
– Думай, советуйся. В полдень – в церкви.
– А Аслан?
– Отыграем свадебку – тогда и выпущу. Иди.
Аким провожает Урдура за порог. И немедленно вскакивает назад. Прямо светится от радости:
– Так чего?! Сдыхались?!
– Погоди. Не кажи «гоп» пока не перескочишь. Мда... Приступаем к оптимизация динамики работы тяглового средства передвижения, сопряжённой с устранением изначально деструктивной транспортной единицы.
– Ч-чего??! Эт ты по каковски сказал?
– Наречие такое. «Заумь» называется. Перевожу: «баба с возу – кобыле легче». Приведи себя... в соответствующий вид. Скажи Гапе, чтобы Марьяну... ну... подготовила. Одежда там, наряд подвенечный... Да! И самой – скажи! А то как-то... тут свадьба – а невеста не в курсе.
Аким, радостно подскакивая на ходу, убегает.
***
"Отдавали молодУ на чужую сторонУ.
Ой, лышеньки-лихо, на чужую сторонУ".
Ну, типа – «да». Сдыхались.
***
Чарджи сидит, мрачно уставившись в пол. В мой, безвозвратно испорченный персидский ковёр. Крутит в руках палочку «для ковыряния в левом ухе». «Шофёрская привычка» – я стащил у Ноготка, даже не заметил как.
– Почему ты выдаёшь её за неизвестного человека? За старика? В дальние края?
Вона чего. «Старая любовь не ржавеет». Вроде, и отгорело всё, а снова... беспокоит и потягивает.
– Потому, что её надо выдавать замуж. «За неизвестного»... А за кого «известного»?! – За тебя, что ли? Ты же мне сам говорил: «Я инал, наследник ябгу! Даже сестра твоя – мне не ровня».
– А ты... ты бы отдал?
– А ты спросил? Ничего не изменилось. Ты – инал. Марьяша – дочь Акима. Ольбег вот только вырос. Чужие дети быстро растут. Не твои. И не мои.
Чарджи продолжал крутить палочку. Потом вдруг взорвался, отшвырнул прутик в стенку, вскочил на ноги, зашипел мне в лицо:
– Почему?! Почему мне нравятся те же женщины, что и тебе?! Почему они с тобой, а не со мной?! Почему ты всегда опережаешь?!
О-ох... вот только этого... а вы говорите пневмат... тут и кулаком мозги вынесут... просто от полноты чувств.
– Уймись. Сядь. «Почему такие же»... Мы с тобой одной крови. Разной, но одной. Хуже – одной души. Почему я первый? – Потому что я – не инал. Я вижу человека, ты – обёртки. Титулы, родословные, имения... Как ты оцениваешь воина в бою? По его движениям? Или по размеру родового кладбища? А женщину? – По высоте шапки её родителя? В глаза смотри людям. Истина там. Иногда её можно разглядеть. Жизнь – бой. В котором женщина – «товарищ по борьбе». А не лялька, цацка, мамка или ломовая лошадь. «И вечный бой. Покой нам только снится». Вечный. До гробовой доски.
Помолчал. Мрачно как-то получается. Безысходно. Перестать быть иналом – он не может.
– Да и «всегда»... всего пару раз и было. А так-то... Где уж мне. С плешью против тебя, красавчика. Бабы-то через одну за тобой умирают...
– То-то и оно. Что через одну. Через ту, которую надобно.
Ну вот, накал озлобления спал. А вот начал бы я... вести себя неправильно, насмехаться, к примеру... В рубке Чарджи лучше меня.
– Хочешь, я за тебя какую-нибудь королевишну высватаю? Или, там, султанку падишахнутую?
Ишь как зашипел... Чего-то он такое себе под нос сказал... нелицеприятное. На непонятном языке. И только двери – грюк-грюк.
Интересно: он теперь меня зарежет? Или поймёт, что сам дурак? Или, поняв, всё равно зарежет? Просто с досады на себя.
Та-ак... Надо проверить, как Горшеня кирпичи с металлургическим шлаком делает – говорят, грызуны запаха не выносят. Если правда – во всех мельницах, молотилках, ссыпных ямах надо сделать вставки из такого кирпича... Попробовать растяжку коровьих шкур на стекле с приклеиванием крахмалом... Модификация двоильного станка у меня сообразилась... Ковёр сменить...
А, блин! Свадьба! Парадный кафтан! Подарки...
Факеншит уелбантуренный!
– Вестовой! Трифу ко мне! Срочно!
Трифена влетела в комнату со связкой каких-то цветных верёвочек в руке.
– Господине! Что случилось?!
– Бумагу, чернила, перо. Садись. Пиши...
– Но... Там бабы к свадьбе наряжаются... Я вот... На твой взгляд: какой поясок к этому платью пойдёт? Ну, не к этому, конечно, но примерно такого цвета. Только темнее, тут – рукав широкий, тут сборочки...
– Пиши. На греческом.
Она тяжко вздохнула, с трудом выпустила из рук пук поясков, присела за стол и взяла письменные принадлежности. А я, сплетая пальцы – «сношая ёжиков», принялся диктовать.
– Царю Аслании Джадарону от Воеводы Всеволжского Ивана привет.
– Вот так прямо? У него ж, наверное, титулы всякие, род его надо... сыну такого-то...
***
Я не Сигизмунд, а Джадарон – не Лжедимитрий. И нефиг забивать каналы связи этикетным лепетом:
"По совершении поклонов, от его королевской милости говорил пан Малогощский такие слова:
«Наияснейший и великий государь Сигизмунд Третий, Божьей милостью король польский, великий князь литовский, прусский, жмудский, мазовецкий, киевский, волынский, подольский, подляский, инфляндский, эстонский и других, наследный король шведский, готский, вандальский и князь финляндский и других, послал нас, Николая Олесницкого из Олесниц, каштеляна малогощского, и пана Александра Корвин-Гонсевского, секретаря и дворянина своего, старосту велижского, державца конюховского, чтобы мы именем его королевской милости, всемилостивейшего государя нашего вашей государской милости наияснейшему, Божьей милостью государю, великому князю Дмитрию Ивановичу всей России, володимерскому, московскому, новгородскому, казанскому, астраханскому, псковскому, тверскому, югорскому, пермскому, вятскому, болгарскому и иных многих государств царю, поклон братский отдали, узнали и справились о здоровье вашей милости и поздравили с счастливым воцарением в столице предков его и сообщили о желании братской дружбы его королевской милости, государя нашего, вашей государской милости».
Вот такую хрень надо сперва узнать, потом вбить в текст. А потом нарваться на ответ:
«Наияснейшему и непобедимому самодержцу великому от наияснейшего Сигизмунда польского и великого князя литовского вы отдали письмо, на котором нет титула цесарского величества, но обращено оно к некоему князю всей Руси. Дмитрий Иванович – цесарь в своих преславных государствах. И вы это письмо возьмите обратно к себе и отвезите его своему государю».
И пошла раздача. С обидами и оскорблениями.
«Несвойственно и непривычно монархам, на троне сидящим, с послами договариваться. Но нас к тому принудило умаление титулов наших. Объявляли мы королю польскому через послов наших и через старосту велижского, который в недавнее время от короля польского посланцем у нас был, и теперь посол, с которым такие же имели мы разногласия перед этим об умалении титулов наших, как и с вами теперь. Не только князем, не только государем, не только царем, но мы являемся также императором в своих обширных государствах! И миропомазаны мы тем титулом, который имеем от самого Бога, и пользуемся тем титулом не на словах, но по самой справедливости: ни ассирийские, ни лидийские монархи, ни даже цесарь римский с большим правом и справедливостью тем титулом не пользовались, чем мы. Разве остаемся мы только князем или государем, когда, по милости Божьей, не одних князей или государей, но и королей под собою имеем, которые нам служат, и никого себе в царствовании равного в тех полуночных краях не имеем, и никто здесь не повелевает, кроме как сначала Господь Бог, а после него мы сами. Вот почему все монархи нас тем титулом императорским величают, один король польский чинит нам в этом умаление».
Так это – польско-литовский ставленник Лжедимитрий Первый королю польскому по поводу приезда Марины Мнишек. Почти сразу как в Москву въехал и на столе уселся. А эти-то «рухсастые» ребята – прямиком от Цезаря. Или – от Эфраима?
Не зная как сделать хорошо, я вообще ничего в этой части делать не буду. Перевожу текст из разряда «официальное межгосударственное послание» в совершенно иной класс. Из «дипломатии» – в «пророчества».
***
– Пиши. 1) В скором времени у тебя родиться сын. И ты назовёшь его Сосланом. 2) В скором времени твоя жена умрёт. И ты возьмёшь себе новую. 3) Приедет к тебе Русудан, сестра первой твоей жены, и увезёт мальчика в Грузию, в дом царя, где будет его воспитывать. 4) Через время царь грузин умрёт. И царём станет его старший сын. И тот тоже умрёт вскоре. И царём станет младший сын Георгий. 5) Его племянник Димитрий восстанет, многие вельможи его поддержат. Но Георгий победит и отрубит племяннику голову. 6) Царь Георгий назовёт наследником свою дочь Тамар. Это непривычно, но так будет. Ибо у царя не будет сыновей. 7) Царица Тамар через двадцать два года выйдет замуж за твоего Сослана. 8) Твой сын вырастет в красивого, доброго, храброго, умного юношу. Он станет великим воином и мудрым государем. 9) И убьют его вельможи из лучших родов Грузии в зените славы, в сиянии победы.
Вроде – всё. Главное сказано, достаточно туманно. Есть близкие точки проверки, что заставит относиться к пророчеству внимательно. А к самому пророку... аккуратно. И к членам его семьи – тоже.
Теперь завершающую фразу:
– Вот, Джада-богатырь, ты узнал. Обрати же знание на пользу. Себе и своему народу. Да поможет тебе господь.
Я не ищу здесь каких-то политических выгод. Не из щедрости, а просто не вижу внятных целей. Просто – благодеяние. В форме умножения познаний. Которые, как известно, «умножают печали». Думай, Джада-богатырь. Становись умнее. А там...
Трифа, застыв, смотрела на меня. Они тут как-то подзабыли. Что прозвание моё – «Зверь Лютый». Что я – иновременная сущность. Что «гляжусь из времени в вечность».
Бегает-подпрыгивает тут какой-то лысый придурок. Хлебает щи, трескает кашу, в сортире зависает... Ну, начальник, ну, странный. Да мало ли на Руси странных людей? А уж среди начальных – через одного.
Только мой уровень «странности» выше. Иггдрасильнутее.
– Текст – никому. Завтра на русском запишешь в «Книгу пророчеств». Беги, собирайся-наряжайся.
Через четверть часа в балагане опять «дым коромыслом»: Аким сообразил, что на свадьбе, за столом, нужно жениху подарки отдать.
Я по подаркам... не очень.
Ну... конверт. Толстый.
Мало?! – Блин! Два толстых конверта!
Анахронизм! Товарно-денежные – в зачаточном! Только – натурой!
А какой? – А тут каждый «фигурный болт» имеет глубокий символический смысл. Сразу три. Русский – для дарителя, аланский – для получателя, половецкий -... потому что соседи.
Классический набор: конь, бурка, кинжал... отпадает сразу.
Коня в лодейке везти тяжело, бурки у меня нет, ножи на Руси не дарят.
– Ну... сто серпов стальных. Они ж там жнут? На пользу...
– Ты с ума сошёл! В лицо плюнуть! Обида вечная! Он – воин! Он – алдар! А ты ему серпы. Как смерду какому!
– Ну, знаешь, Аким Яныч, по пристойностям – ты знаток. Второй такой – Чарджи. Инал торканутый да боярин обшапкнутый... вот и решайте.
Э-эх, Николашки нет. Он бы сообразил – как и достойно, и подешевле.
Добавил пару ребятишек из Торгового приказа, для освещения текущего состояния складов, и пошёл к Домне.
Сообразить свадебный пир вот так сходу – задача практически неразрешимая. «Царской ухи» – точно не будет. Домна сейчас... поварню разносит, поварятам головы отрывает. Надо принять участие.
Сам процесс... Вопрос: «Есть ли жизнь после свадьбы?» возникает в голове каждого серьёзного мужчины, которому довелось выдавать женщину замуж. Мне это по первой жизни знакомо, но здесь легче. В смысле – быстрее. Вопросами типа: а вот я мамашкину фату изнутри к подолу подошью – «на счастье». С какой стороны? – Не донимают.
Донимают другим.
– Вот! Горшок с дырой! А красное вино где?
– Горшеня! На кой чёрт на свадьбе дырявый горшок?!
– А ты не знаешь?! Я ж специально сделал! С дыркой под палец! Экий ты, Воевода... необразованный. Значится так. Утром мать жениха, в смысле – свекруха, осматривает постель молодых. Ежели невеста – не того... В смысле – не девственница, то наливает горшок вином, затыкает пальцем и ждёт. Кого-кого! Тёщу! И говорит той: «А дочка твоя – горшок дырявый!». Выдёргивает палец и поливает сватью красным вином. Засим семейство мужа гнобит молодую как захочет. А община тамошняя – всю родню невесты. По обычаю! Закон у них такой! Старинный красивый горский обычай!
– Горшеня! Этнограф хренов! Очнись – Марьяна вдова! У неё уже сын большой!
– Эта... Дык, выходит, я зря старался... Жаль. И обычай такой красивый... Эта приходит, а та ей – плесь в морду...
Факеншит! Как всегда! Невеста опаздывает. Заявляются в суете. Марьяна зарёванно-восторженная, Аким – багрово-озлобленный.
Несколько поздновато, но надо исполнить стандартные «метания». В смысле: обряды и приговорки. Лучше поздно, чем... чем очень поздно. Как же оно там... А!
– У вас – купец, у нас – абзац!
Э... Чего-то неправильно? А как надо? Капец? Писец? Да что ты на меня цыкаешь?!
Не-не-не! Я в церковь не пойду – у меня епитимья! Слава тебе, господи! Я снаружи постою, сквозь ворота погляжу. Да там и не протолкнуться – церковка у нас маленькая, народ более снаружи во дворе стоит.
Подпихнул батюшку с сестрицей внутрь. И пошёл ритуал...
– Венчается раб божий Урдур и страх божий Марьяна...
Итить ять! Кто это сказал?! – Извиняюсь, навеяло.
Венцы над головами... Держать! На подол – не наступать! К алтарю сводили. Для Марьяши – второй раз в жизни. Женщин за царские ворота не пускают. Как в мужской туалет.
Вокруг аналоя – походили, слов обязательных – наговорили, поклоны – били, к чему принято – поприкладовались. Как и положено, молодых при выходе закидали зерном. Потом они его из разных мест до утра выковыривали. Невеста рыдала. Надеюсь – от счастья. Жених выглядел дураком. Надеюсь – от того же.
Тут же, без роздыху, прямо на церковном дворе – по аперитивчику.
– Мы ж христиане? Наш пророк нам не запрещал? Тогда выпьем!
«Люди готовы испить любую чашу. Была бы закуска».
Сказано про русских, но чем аланы хуже? Или – лучше? Пил я с их потомками, главное – одиноких женщин вовремя убрать.
«Чашу испили»? Закуска где? – Прошу дорогих гостей на почестный пир. Не обессудьте – чем богаты, тем и рады. Пожарные водовозки зачем? – А вдруг кому помыться захочется? Не отходя от стола.
Ну, Домнушка, давай. Всё что есть в печи – всё на стол мечи. Народ – ночь неспавши, с утра не евши – всё сметут аж до дров жаренных. И ещё попросят.
Недостаток разнообразия угощения гасится частотой выпивания. Запомнили? – Уточняю: поддерживаемой скоростью тостирования и градустностью потребляемого.
Дорогие друзья, уважаемые гости! Сегодня, в столь радостный и солнечный день мы являемся свидетелями... Кто-нибудь! Переведите меня. Да не через дорогу! – На аланский... Тогда – на кипчакский... Соединение двух славных родов... Сила любви, преодолев тысячи вёрст от снежных вершин гор до зелёных вершин лесов... Так выпьем же за то, чтобы даже высоко-высоко в горах, среди каменных... э... камней и ледяных э... ледников... Короче: здоровье молодых! Хми!
«Хми!» – по-армянски, по-алански – не помню. Но меня поняли. Дёрнули. Занюхали. Пошли дальше. Тост со стороны жениха... О как! С родословной от Ефрема. Оказывается, Царазон-та – не прямо от Цезаря, а от его сына от Клеопатры – Цезариона.