Текст книги "Косьбище"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

– Дык.... Дык ему жешь всё равно! Он жешь не разумеет! Он жешь...

– Так и мне – всё равно. Но я ещё и разумею. Мужи мои! (Ну и обращеньеце – не то господин заговорил, не то жертва многомужества). Без моей команды не лезть. Ежели что – меж собой не свариться, поделить всё поровну. Сухана берегите. Ивашка – старший.

– Господине! Дык кто ж, кроме тебя, с Суханом сладит? Дык ему ж никто и слова...

– Значит, придётся возвращаться живым. Исключительно из-за Сухана. Слово сказать.

И я шагнул за линию калитки. Сзади ахнули, взвизгнули. Затихли. Намертво. А я сделал четыре своих коротеньких шажка и опустился на корточки у головы убитой женщины.

Острый запах крови и мочи. Вокруг ночная прохлада. Пожалуй – уже предутренняя. Ни мух, ни обычных сельских запахов. Сильный аромат каких-то ночных цветов и острая приторно-удушающая вонь свежей крови. Удар был очень сильным, голова женщины вывернулась, и её лицо смотрит в лицо мне. Глаза открыты. Выражение ужаса и спешки. Не то – ужасной спешки, не то – поспешного ужаса. Нормальное состояние многодетной матери-домохозяйки. Особенно, когда на неё падает кузнечный молот. Интересно, а ещё дети у них есть? Плоховато я осведомлён о гражданском состоянии местных жителей.

Ага, а вот и молотобоец двинулся. Кузнецу от крыльца меня видно плохо, вот он и затянул с отдачей команды. Или ошалел от моей наглости. Но теперь озвучил: "Бей его! Бей!". Малый пошёл на меня, улыбка на лице стала шире. На мне шапочка, под шапочкой косыночка, под косыночкой – косточки тоненькие. Под костями – я сам. И будет мне самому сейчас команда: "а ну-ка, разлетелся быстро во все четыре стороны!". И защититься мне нечем. Даже дрючок мой берёзовый где-то в лесу лежит. А малый уже и молот с плеча скидывает.

Молотобоец бьёт не так как воин, и даже не так как лесоруб. Молот сначала опускается к ноге. Затем двумя руками проводится за спиной полукругом вверх, и потом идет прямой удар сверху вниз прямо перед собой. Этот замах из-за плеча – уникальная часть кузнечного удара. Ещё так сваи забивают. Тоже молотом. Замах получается очень длинный, корпус долго открыт. Был бы у меня с собой дрючок или даже шашечка моя – я бы до его тела достал. А уж найти болевую точку... Испортил бы я ему замах. Но ничего нет. И, честно говоря, как-то вид этой кузнечно-прессовой махины меня несколько смутил. Проще – проспал я момент.

Молот – не сабля, и даже не топор. Косых ударов этим инструментом в природе не наблюдается. Молотобоец всегда бьёт прямо перед собой. Пятно вероятного удара – с локоть диаметром. Достаточно просто уйти из этого пятна. Что я и сделал – отскочил, прямо с корточек, чуть назад. Кузнец что-то орал с крыльца, молотобоец, уже выкинув молот над головой, сделал ещё шаг вперёд, радостно улыбаясь мне в лицо, и... полетел. Тоже вперёд. Носом, молотом, всем телом.

Между нами лежала убитая женщина. Только что родившая. Малый поставил ей ногу на подол. А под подолом оставался плод на пуповине. Мокрый, скользкий. Малый поскользнулся и упал. Вообще-то, если бы я заранее не убрался, молот всё равно достал бы до моей груди. Но меня там уже не было. Ещё вскакивая с корточек, я выдернул из сапога моё единственное оружие – Перемогов засапожник. Когда малый полетел вперёд, я чуть ушёл влево. И вперёд. Нож – обратным хватом. Почему говорят: "обратный хват"? Когда тянешь засапожник, он прямо так и берётся в руку – остриём вниз. Так что это – "прямой хват". Вот так я и ударил. Вправо от себя, через его плечо. Он как раз голову вверх тянуть начал. Типа: а где этот? А "этот" воткнул ножик в открывшуюся шею.

Очень похоже на то, как я поганого с Марьяши снимал. Только тогда у меня лезвие было вниз развёрнуто, к кадыку терпилы. А здесь наоборот, здесь кадык в другой позиции. Так что завершающего дорезания не получилось. Пришлось сразу отскакивать за радиус вылета длани этого "самоходного пресса". Вместе со своим ножиком.

Малый свалился на убитую им женщину. Попытался одновременно и подняться, и зажать рану правой рукой, и поднять молот левой. Колени у него разъезжались на насквозь пропитанной кровью одежде убитой. Левой он подтягивал к себе молот, опёрся на локоть и вдруг провалился. В пробитое им же в скелете женщины отверстие. Ребра сдавленного его весом костяка разошлись, пропустили локоть и снова сжались. Малый поймался в ловушку. "Мёртвые хватают живых". Своими сломанными рёбрами. И держат. Крепко. Согласно законов механики. Несколько раз он удивлённо вякнул, подёргал застрявшую руку. Потом отнял правую от шеи. И оттуда ударил фонтан. Чёрное в темноте. Горячее. Отблескивающее в свете факелов. Остро пахнущее.

Малый постоял на четвереньках, качнулся и упал. Секунду спустя грохот падения донёсся и со стороны крыльца. Вставший на ноги кузнец пытался шагнуть, отпустил столб. И рухнул на первом же шаге. Малый пытался дёрнуться, как-то ползти. Он повернул голову в мою сторону. Впервые его младенческая улыбка дополнилась элементом недоумения и, кажется, какой-то капризности.

За заборчиком палисадника заорали. Что-то радостное. Типа: "Спартак – чемпион". Мои, нарушив чёткую команду, кинулись через калитку. Но указывать на неисполнение или накладывать дисциплинарное... Нет сил.

Впрочем, "рабочие сцены" хорошо знают своё дело. Малого попинали – не шевелится, не отзывается. Попинали кузнеца. Не шевелится, но отзывается. Повязали. Ивашко как-то уже очень отработано строит мужичков:

– Ты и ты – несите носилки, мёртвых – в баню.

– Дык тама ещё прежние...

– Прежних к стенке сдвинь. Теперь свежих обмыть надо.

Николай уже в избе шарит. Вот это, я понимаю, мастер – срочный вызов, среди ночи, по тревоге, на групповое убийство. А у него пустая сума при себе, и теперь он её затаривает. Пока Домана нет и некому всё затарить в господские закрома.

Возле меня – Ноготок и Сухан.

– Берёте кузнеца. Снова его на подвес. На перекладину, что у ворот. Ноготок, тебе 10 ударов хватит? Чтобы – насовсем? Кнут есть? Вот и хорошо. Вперёд.

Как всегда после таких... мероприятий несколько "ватное" состояние. Нет остроты восприятия, всё доходит медленно. Постоянно кажется, что что-то забыл. И куча идиотских дерганий от окружающих:

– А корову?

– Не понял.

– Ну, эта... корову по утру...

– Ну!

– Так как – выгонять? Со всеми? А доить кто будет? Опять же...

– К Доману.

– Ах горе-то какое, ах беда-то нежданная-негаданная. У меня кузнечиха крынку взаймы брала. А в прошлом годе...

– К Доману.

– Дык чего? Дык брала ж? А теперя ты забери.

– Я те дам "забери"! К Доману.

В избе крик начался. Николая головой вперёд вышибло из дверей. Прямо на связанного кузнеца. Я дёрнулся, было, но там Ивашка заскочил. Матюги, визг. Ещё один пейзанин вылетел. Теперь уже на Николая. Такой трёхслойный громко-говорящий пирог прямо перед крыльцом. Из калитки Чарджи появился. Ну очень довольный. А в стороне, на заднем плане Светана прорисовалась. Чуть не облизывается.

– Ну и чего тут?

– Тут было дело. У нас. А там была баба. У тебя.

– Ну и чего? Тебя тоже с бабы сняли.

– Меня сняли. Остальные сами пришли. А вот ты один... не у дел. Тут господина твоего чуть не убили, а лучший боец, единственный стрелок, не тетиву на луке натягивал, а бабёнку гулящую на...

– Ты меня ещё учить будешь! Как на баб лазить! На тебя ещё уд дрочили, а я уже сам...

– Что сам? Дрочил?

Вот тут он уже и за саблю схватился. И выхватил сгоряча. Стоим друг против друга. Он – с клинком, я – с пустыми руками. Дурак ломит пока не треснет. Что-нибудь у кого-нибудь. Умный останавливается первым. А я – умный? Мне что, обязательно быть умным в атмосфере всеобщей вятшести и гонористости?

– Я молотобойца без всякой сабли завалил. Вот он лежит. Главного волхва голядского – вообще связанным у столба стоял. А ты на меня с железкой. На меня. Ты ж мне присягал, клятву давал. А как господину твоему в смертный бой идти, так ты у давалки спрятался. Ты как в другой раз испугаешься – в нужник беги. При поносе – укоризны нет.

Как он взвился. Аж дрожит весь. И сабля в руке дрожит. Это тебе не молот, у которого замах – можно в магазин сбегать и вернуться. Это ударит быстро и наискосок. Сбоку негромко прозвучало:

– Кхе.

– Тебе чего, Ноготок?

– Вы бы подвинулись, кузнеца тащить неудобно.

– Ладно. Чарджи, хочешь служить – служи, не хочешь – уходи. А господскую жизнь да свою честь на бабскую потаёнку менять... Дождёшься, что тебя как кузнеца – под кнут подвесят. Пошли мужики.

...

У ворот в усадьбу, чуть сбоку, вкопаны два столба. Сверху перекладина. Конструкция используется обычно при разгрузочно-погрузочных работах. Про аналогичное изделие в русских народных песнях поётся:

" – Да и чем же ты меня, православный царь, припожалуешь?

– Припожалую я тебя, шельма-разбойничек,

Что ни лучшими хоромами высокими,

Что ни теми ли столбами с перекладиной"

Ласковые слова царя-батюшки. Конкретно, Алексея Михайловича Тишайшего к народному герою Степану Разину.

Как обычно в фольклоре – кое-что – "таки-да". Разина – казнили. Правда, четвертовали, а не повесили. А перед этим его несколько дней пытали. Причём все технические участники пыток были очень скоро лишены возможности осветить сказанное Степаном в своих мемуарах. Из-за потери головы, например. А фокус с протоколами допросов до сих пор отгадать не могут. Восстание, конечно, было народное. Но в первоисточнике – "кризис верхов". Боярский заговор. Как было почти во всех народных восстаниях. У Спартака, например, был заговор Каталины.

На этой "Святой Руси" людей ещё не вешают. Забивают, жгут, топят. Рубят, режут и колют. Живьём в землю закапывают. Деревьями пополам рвут. Но виселиц вдоль дорог или на плотах, как на Волге после Пугачева, ещё нет. Наверное, верёвки дороги. А вот подвесить болезного для порки – на это верёвки есть. В определённом смысле – лучше на перекладине, чем у столба. Древнегреческая техника наказания плетью как раз этот вариант и предусматривает. Иначе концами плети по груди наказуемого не попасть. Но есть тонкости. Нужно зафиксировать ноги объекта. И нужен мастер – створ таких ворот ограничивает кнутобойца в выборе позиции. При ударе по спине подвешенного за руки на столбе преступника, тело кнута вырывает полосы плоти "подобно вырезанию ремня из тела жертвы мало не до кости". Кто забыл – это штатная технология при исполнении наказания по множеству поводов. Например, за накопление мусора возле двора или за работу в выходные дни.

Когда комендант Варшавского гетто потребовал от еврея-портного сшить ему новый китель за субботу, тот пошёл к раввинам и те вынесли вердикт: "Ни один закон нашей веры не может препятствовать жизни верующего". Поскольку наказание за невыполнение заказа эсэсовца было одно – смерть. Так что: "чти день субботний", но не до смерти. И тот портной шил и кроил даже и в субботу. Аналогичные исключения есть и в православии. "В пост всем надо поститься!" Но: кроме беременных, болящих, по путям идущих... Светская власть, наследуя нормы религиозного права, не наследует исключений. Чиновник всегда "святее папы римского". Работал в воскресенье? – Под кнут. Который даёт эффект "подобно вырезанию ремня из тела жертвы мало не до кости".

Но я велел подвесить кузнеца не на столбе, а в воротах. А вот при подвесе в воротах положить так кнут на спину несколько затруднительно. Работать приходиться больше хвостом. Вот и посмотрим – насколько Ноготок этой наукой владеет. И сам поучусь. Потому что предоставлять персонажу типа нашего кузнеца, возможность быстрой смерти... Стилистически неправильно.

Ну как можно описать это действо людям, которых не только самих ничем похожим не били, но и возле не стояли? Как слепому – восход солнца. Нет слов, к словам нет ассоциаций из личного опыта. Ощущений. Вид, вкус, запах, звук. Я уж про тактильные не говорю.

Заплечных дел мастер при работе кнутом одевает на левую руку кожаную рукавицу. И после удара протягивает кнут, весь – включая хвост, через ладонь этой рукавицы. После второго-третьего удара этот процесс сопровождается хлюпающими звуками – и рукавица, и сам кнут мокрые от крови. Да, хвост в самом деле разгоняется выше звуковой скорости. И, как истребитель при преодолении звукового барьера, издаёт щелчок. В этот момент, а не когда ложиться на спину жертвы. А при соприкосновении со спиной он издаёт совсем другой звук – чавкающий. Будто тот же истребитель влетает в болото. Потому что поротая спина очень напоминает болотную трясину по консистенции. И брызги так же летят во все стороны. Брызги крови. И кусочки мяса. Я стоял довольно близко, так что про "вкус" – не преувеличение.

Когда хвост первый раз ложится на спину – он её рассекает. Такая веерообразная насечка получается. На глубину "до кости". Следующий удар ложится под углом и смещением к предыдущему. С небольшим. И превращает незамкнутые "перья" предыдущего веера во множество замкнутых многоугольников различной площади и угольности. В стереометрии – конусообразные призмы. А как ещё назвать такую нарезку человеческого тела? Самые маленькие кусочки теряют связь с основным массивом и отлетают в стороны. Либо в момент насечки, когда по наказуемому идет мышечное сокращение и гидравлический удар, либо при вытягивании кнута, когда волосы хвоста трением вытягивают их за собой.

Очень... интересная цветовая гамма: белая кожа, под ней, тоже белого цвета, но другого оттенка, желтоватого, человеческое сало. Потом красное мясо. Иногда с сахарным кусочком отколотой кости. И все это обильно покрыто кровью. Тоже красной, но более тёмного, чем мясо, оттенка.

Вроде бы закрепили мужика жёстко – в натяг. Но после каждого удара он вытягивается. Как-то сам по себе длиннее становится. И прогибается вглубь этой конструкции. Под таким углом нормальный потяг с использованием узелков на теле кнута – не получается. Столбы мешают. Но Ноготку и хвоста хватало.

Что хорошо – кузнец заткнулся сразу после первого удара. А на девятом Ноготок как-то хитро подкрутил кнут в воздухе. Получилась что-то вроде жгута. Я такую функцию в некоторых графических редакторах видел. Но там-то виртуал – что хочешь нарисовать можно. А здесь реальный конский хвост – из веера свернулся в жгут и этим лёг на поясницу. Со сверхзвуковым щелчком. Какого-то сильного хруста не было. Так... ветка сосновая. И особенных каких-то криков или там дерганий. Как висел на руках в раскорячку, так и остался.

А Ноготок вытер, точнее – отжал кнут рукавицей, собрал его и встал передо мной на колени, кнут мне подаёт на вытянутых руках:

– Прости, господине. Моя вина, моя ошибка. Ты велел мне кузнеца наказать, кнутом посечь. Я же, по неразумности да бездельности своей, с кнутом не совладал и забил кузнеца до смерти. Прости меня, господине. Вот кнут мой, секи меня, как на то воля твоя будет.

Вот так-то. Смертная казнь "Правдой" не предусмотрена. Головы рубить мятежникам – нормально, утопить человека в ходе судебного процесса – нормально, зарезать в порядке кровной мести – законно. Но смертной казни – нет. Забить до смерти – только по ошибке, только несчастный случай. И исполнитель приговора является виноватым в... "в неполном служебном соответствии". Подлежит наказанию. Ну и чего делать? Хорошо, всунулся Николай. Губа разбита, но говорит внятно:

– Ты кнут-то возьми. Да легонько по спине ударь. Чуть-чуть, для вида. И скажи вроде: "На все воля божья, грех свой отмоли, ошибку прощаю. Иди с богом"

Кого мы там ругаем за двойную мораль?! "Святая Русь" – страна лицемеров! Ритуальные тексты, ритуальные пляски, ритуальные запреты. И очень реальные казни. Не исполнил ритуал, и все вокруг начинают дёргаться: "А чего это он имел в виду?". А я что имею, то и введу. Это был мой приказ и ругать мастера, за то, что он моё решение правильно исполнил – не буду. Прятаться за чужую спину... мерзковато это как-то. Взвалить свою вину, тяжесть уголовного деяния на подневольного, на подчинённого... Подленькие здесь обычаи... На этой... "Святой Руси".

И не только вину переложить, но и тяжесть греха. Смертного греха. Первая заповедь: "Не убий". Господин сам велел убить и тут же – "стрелки перевёл"? Они что, бога за фраера держат?! За лоха слепо-глухого?! Или в "Преступлении и наказании" надо топор в каторгу сажать? А Раскольников – так, рядом постоял, за рукоять подержался? Предки...

– Ты своё дело сделал, Ноготок. Иди с миром.

Носилок нет, кузнеца тащить в баню не на чем. Ну и ладно – пусть повесит, "завтра докуём". Уже светает, народ начинает расходиться. Завтра уже настало, вроде бы пора на покос. Можно было бы и выходить. Но – куда? Места я здесь знаю плохо. С какого места лучше начать – не понятно.

– Глава 71

Но ночь ещё не кончилась, приключения продолжаются: со стороны женской половины – крик.

"Маразм крепчает", "шизуха косит наши ряды": на крыльцо женской половины вылетает Марьяша. Мало того, что в одной своей короткой сорочке, так ещё простоволосая и коса распущена. В таком виде и перед всей дворней усадебной... Полный позор, распутство и утрата уважения общества. Вопит в совершенно животном ужасе, бежит к воротам, придерживая обеими руками свои, столь живописные и столь недавно и хорошо мне знакомые, груди. И спотыкается. Лицом в землю, задница кверху, рубашонка задирается – от света двух хорошеньких белых ягодиц во дворе становиться светлее. Следом из дверей выскакивает Ольбег. С моей шашкой наперевес. Тоже воет. Судя по тексту – что-то матерное, судя по тональности – плач сильно обиженного ребёнка. Подбегает к Марьяше и... останавливается. А та как страус – в землю лицо спрятала и скулит. Ольбег постоял пару секунд, поглядел на эту... белую дрожащую задницу своей матери, потом начал шашку для удара поднимать.

Как только начался крик, я инстинктивно сделал несколько шагов к Марьяше навстречу. Когда Ольбег выскочил – ещё пару. И ещё несколько он сам сделал – как-то рубить задницу... да ещё вдоль... Когда он возле её головы встал и снова начал шашку подымать... У меня в руках кнут остался – вот я им и махнул. Навыка у меня никакого нет – ни палаческого, ни просто пастушеского. Но попал – кнут обернулся вокруг руки этого юного шашиста. Ну а уж дёрнуть... На моей шашке нет петли, чтобы на кисть одеть – поленился я, не успел сделать. А на шашках вообще – нет гарды. Так что удержать её не просто. Ольбег не удержал. И она полетела. Как поётся в советских "Трёх мушкетёрах":

"В грудь влетающий металл".

Конкретно: в мою единственную и любимую грудь. Но не шпага, а такой... хорошо точеный кусок стали подросткового размера. Чисто автоматом успел уклониться, присесть.

– Ты чего? Cдурел?!

Ольбег смотрит на меня и будто не узнает. Потом выражение лица меняется. Узнал. Продолжает смотреть, но уже как на врага.

– Ты! Ты её... Ты с ней... Я сам видел! Ты... ты мне не вуй!

Тут Марьяша начинает шевелиться. Ползёт к сыночку на коленях, руки свои белые, голые тянет:

– Сыночек! Ольбежка, кровинушка...

Ух как он ей врезал! Как в футболе. Пыром. В подбородок. С разворотом и плачем. А потом просто кинулся и начал её молотить кулаками. По голове, по плечам, по... куда попало. И орёт. Все слова, которые знает на эту тему. Словарный запас у ребёночка – обширный. По части описания женщин свободного поведения – в частности.

Но что интересно, "блядка" или производные – не звучит. Ну понятно, вплоть до протопопа Авакума, до его обличительных писем, слово не имело смысла оскорбительного. Только нейтрально-описательный. Скорее даже с позитивным оттенком, типа "вертихвостка". Но и без Авакума этого... мальчик много чего знает. "Сучка в течке" – так, проходной момент.

Я тут с этим своим недо-русским языком – как грузин в полях Заполярья: понимает всё дословно. Если посылают по матери, то представляет свою родную "софико чаурели" и обижается отнюдь не как на фигурку речи. Так что моё чувство приличия (это у меня-то!) несколько взволновалось.

– Ольбег! Остановись!

Мальчик не слышит. Воет и молотит. Подошёл, рванул Ольбега за плечо. У парня зрачки на всю радужницу, лицо синее. Он явно задыхается. Я его за руки ухватил, так он начал головой биться. Сперва об меня, потом Марьяшу начал бодать. Пришлось отшвырнуть его в сторону. Он и на траве выгибается, воет. Марьяша – к нему, Ползёт, скулит: "сыночек миленький, кровинушка родненькая". Цапнул её за волосы – потащил к крыльцу. Тоже причитает в голос. Только вы, мальчики-девочки, несколько ошиблись. Мне что детские, что женские истерики... Я этого в прошлой жизни нахлебался в волюшку. "Характерными чертами истерической личности являются крайняя впечатлительность и инфантилизм". А лечится это холодной водой. В идеале – каждое утро – ведро. Можно – внутрь. Хотя и снаружи тоже помогает. Не могу вспомнить ни у одного... или – ни у одной – ни одной истерики пока не обсохнет.

Тут за спиной чей-то "ах!". Народу во дворе достаточно, кто ахнул – непонятно. Но я обернулся. Вовремя. Ольбег подобрал шашку, уставил на меня как копьё и идёт. Идёт и воет.

"Детская истерика несовершеннолетнего племянника безвременно и скоропостижно оборвала короткую, но яркую...".

Попаданцы – дураки. Если средний возраст населения "Святой Руси" в полтора раза меньше, чем в Свазиленде, который в последней, 192-строке, ООНовского списка по этому критерию в начале третьего тысячелетия, и составляет здесь где-то – 20-22 года, то и ёжику понятно: основная масса населения – дети. Большая часть действующих лиц даже в историческом процессе – подростки и юношество. Поэтому, кстати, такое количество всяких романтических историй – у сопливых корольков гормоны играют. "Я убил одного человека и сделал другого в 16 лет". Это Стендаль. Легендарный король Артур – тоже самое, но на два года раньше.

Это в американской Конституции президент – только старше сорока лет. А здесь... Сюда лезть без диплома детского психолога... лучше – психиатра... Как на артиллерийский полигон во время стрельб новобранцев. Может и пронесёт. Может – только желудочно-кишечный...

Ну-ка, что я тогда сказанул, когда моя дочка на меня с теннисной ракеткой в атаку пошла?

– Ты! Дурень! Как инструмент взял? Почему вверх ногами? Где мизинец должен быть? А ну переверни! Я тебя как учил?

Сработало, остановился. Смотрит тупо на свою руку. Э, а у парня-то истеризм уже зашкаливает. Горло судорогой сводит. "У-у-у!". И руками голову сжал. Сжал обеими, но в одной руке – по любой классификации – "очень опасный предмет". В непосредственной близости от жизненно важных... Нехорошо он голову свою ухватил – порезался по виску. Кровь течёт, а он не замечает. И подойти вынуть... А ну как он отмахнётся. Даже не желая, а просто так...

Ольбег сполз на коленки, потом свернулся в позу плода. "Мне так плохо – мама, роди меня обратно". Завалился на правый бок. Это хорошо, что на правый. Он воет, держится за голову, но клинок уже на земле. Я только собрался к ребёнку подойти – тут эта дура, тоже завывая, кинулась. "Сыночек! Миленький! Кровиночка моя....".

Берём два простеньких древних кремниевых транзистора типа КТ 315. Включаем их крест-накрест. И получаем простейший автоколебательный контур. Колеблется, пока есть приток энергии. У истериков – аналогично. Два истерирующих субъекта могут генерировать своё состояния, глядя друг на друга, вплоть до полной потери сознания. Обезьянничание у человека в крови. Это если человек произошёл от обезьяны. Или в душе – если создан богом. Который тоже... подражатель. Поскольку – человек и "создан по образу и подобию". Вроде автопортрета через зеркало. Съобезьянничен. Или это бог от обезьяны произошёл?

Снова Марьяшу за волосы, на дыбы. Воет и к сыну рвётся. Развернул к себе лицом, дал пощёчину. Замолкла на мгновение. Рванул сорочку у неё на груди, выдернул сосок наружу, крутанул больно:

– Дура! Опять на народ сиськами машешь! Марш в дом – оденься.

Она пару секунд тупо смотрела на своё хозяйство. Потом дошло – ойкнула, ладошкой прикрылась. Всё-таки хорошо, что стыдливость здесь в женщин крепко вбивают. Хоть какую. Немку, для которой топлесс – пол-года нормальная форма одежды, так не развернёшь. Правда, они и в истерику не так впадают, по другим поводам: "Даёшь ей сто баксов – она твоя. Отнимаешь – она в экстазе".

Вернулся к Ольбегу, отобрал клинок. А парня-то уже судороги трясут по-настоящему. Из кисти ребёнка рукоять шашки пришлось выворачивать – сам разжать не может. Дышать толком не может – только всхлипывает и пытается заглотнуть воздух. Обнял дитё, по головке, по спинке поглаживаю, на ухо всякие ласковые успокаивающие... Теперь парня срочно в тёплое и питье – тёплое и обильное. И мордочку умыть – он где-то успел ещё и носом стукнуться и ещё кровь себе пустить. Мальчишку надо на поварню – там вода должна быть тёплая.

А где народ? А народ делает своё народное дело – безмолвствует. Почти все усадебные на дворе стоят. Кто у изб, кто от ворот ещё не отошёл. От забитого насмерть по моему приказу кузнеца. И никто даже шага ко мне не сделал.

Уровень деликатности у этих пейзан... просто зашкаливает: они – простолюдины, мы – бояре. Они в наши дела не лезут. Наблюдают. Потом будут обсуждать, анализировать и оценивать. Называется: "сплетничать о господах своих".

Ну, в этой части нам до испанцев далеко: у них просто прикосновение к особе королевской крови наказывается смертной казнью. Известен случай, когда на охоте испанский король вылетел из седла и застрял ногой в стремени. Один гранд сумел коня остановить и спасти короля от верной смерти – вынул его застрявшую ногу. Но после этого пришлось "спасателю" самому немедленно спасаться. Из пределов королевства. За нарушение закона. А то пока короля под брюхом коня болтало – остальные, законопослушные – наблюдали, анализировали и оценивали. Шансы наследников.

Вообщем, если бы меня здесь не было, то никто и не вздумал бы даже помешать мальчонке зарезать собственную матушку. Чисто семейные дела благородного, типа, семейства. Хотя... если бы меня не было, то и постельной картинки, столь повлиявшей на детскую психику – не наблюдалось бы. С другой стороны, учитывая темперамент Марьяши, на моем месте вполне мог оказаться Ивашко или тот же Чарджи... Сложно это. Эй, кто-нибудь, ну-ка взяли мальчика и пойдём на поварню.

...

Ночь генитально-оральных приключений, начавшаяся с порки тогда ещё живого кузнеца – закончилась. Наступило утро. Такое же. "Оральных" – не в том смысле, о котором вы подумали. И не в местном древнерусском смысле – "пахать землю". В самом прямом смысле – когда орут, криком кричат.

Из дверей поварни нам навстречу вылетает Светана и орёт. Гениально орёт – шёпотом.

– Тама! Домна! Хохрякович!

Глаза у Светаны демонстративно закатываются, и она по столбику сползает на ступеньку крыльца. Мои действия? – Полный аларм! Ольбег у Сухана на руках. Услышал ор – вцепился в моего зомби намертво. Этому – стоять, Ивашко с Ноготком, железо обнажить – побежали. Стук-грюк, одна дверь, вторая. Дверь в каморку Домны заперта. Ивашко матюкнулся и плечом. Влетаем, сзади Николай с огарком свечи в руках.

Картина... помесь Рубенса с Босхом. В постели – голая Домна с голым же Хохряковичем подмышкой. Понятно почему Светанка так орала. То её одну, "беленькую и пушистенькую", по усадьбе всякими словами называют, а тут... И понятно почему шёпотом – чтобы не разбудить. А то бы мы не смогли насладиться всей полнотой и экспрессивностью сего скандального зрелища.

Утром, когда я обнаружил брошенную всеми Домну, и Светанке "ума вложили" путём "окормления" кормовой части "берёзовой кашей", кто-то обмолвился насчёт того, что пленника тоже, поди, не кормили. А в пленниках у нас вот это голое... недоразумение. Сын "хряка", носившего кличку "дядюшка Хо". Носившего, пока не вздумал меня убивать. "Вот сабля просвистела. И – ага". Третий сын. Старшего, который меня под волхвов подвёл – медведь задрал. Второго – я сам зарезал. Самого Хохряка – только Ивашкина гурда остановила. Семейство...

Но я – гумнонист и дерьмократ. "Сын за отца...". Бить-убивать не буду. Сидит – и пусть сидит. Раз сидит – надо кормить. Я тогда выразился по-боярски: в смысле – выявленные недочёты исправить. Не исправившим – "берёзовой каши" без ограничений. Эти лентяи, Светанка с Хотеном, вместо того, чтобы отнести пленнику еду в погреб, притащили его самого на кухню. И приспособили на роль посудомойки и "прислуги за всё". Оголодавший и запуганный парень с восторгом вкусил наших объедков и безропотно принялся исполнять все поручения из набора "злая мачеха для Золушки".

Последнее в сказке пожелание мачехи, обращённое к падчерице, при убытии хозяйки дома на королевский бал, есть, как известно, глубоко экзистенциалистская формула: "И познай самое себя". Ну, до таких вершин философии Светанка не взлетает, поэтому нашла более уместный отечественный аналог – послала беднягу помыть Домну. Два, впервые нормально поевших за три дня, персонажа, достаточно синхронно впали в сонливость, усиленную затухающим светом туманного заката, с трудом пробивающегося через давно немытое волоконное окошечко.

Домна сначала перестала изображать стыдливость. А чего стыдится уважаемой свободной женщине перед сопливым новоявленным господским холопом? Потом вообще начала похрапывать. Парень, дорвавшийся до тёплой воды после отсидки в подземелье, немедленно воспользовался остатками. И пока обсыхал – полотенец же для него нет – как-то случайно, как-то прилёг на краешек, как-то задремал... Во сне как-то закатился под одеяло, под одеялом – под горячий бок Домны...

– А я не понял спросонок. А она меня на себя затащила. Затащила! Вот те крест! Силой! А я чё? Да я же против неё... Да вы гляньте – какая она здоровая. А я ни чё. Она сама всё! И своей рукой запихнула. Всё – сама! А я сплю – ничего не понимаю. Господине! Не виноват я, она сама меня затащила! Господине! Прости Христа ради! Не буду я больше! И не подойду к коровище этой! Смил-у-уйся!

Библейская классика – дочери праотца Ноя напоили батюшку виноградным вином до бесчувствия и совокупились с ним, дабы понести от него и приумножить народы земные. Ибо род людской сильно приуменьшился в ходе нештатной ситуации при эксплуатации божественной канализации. "Всемирный потоп" – называется. У сантехника – приступ раздражения, у выживших – приступ размножения. Ни сам акт кровосмешения, ни факт достижения предполагаемых девушками результатов в части "приумножения" – сомнений не вызывает. Но уже несколько тысячелетий богословы всего мира спорят: можно ли провести неоднократную дефлорацию, будучи в состоянии тяжёлого алкогольного опьянения, или девушки были, всё-таки, не девушками.

Здесь ни вина, ни потопа – просто плотно поели с голодухи.